Свингер

Тигрятам Жеке и Деньке посвящается 

 
 
СВИНГЕР

 
Или долгая прогулка с облаками. 


 
 
Глава первая. Преамбула.

«Краеугольный камень, на котором покоятся все силы мира и причины всех событий, это жажда власти. Любой из людей стремиться получить власть над остальными. Возможность управлять кем угодно в собственных целях, моментально удовлетворять любые свои прихоти или просто развлекаться по своему желанию. Кто возразит? Ну, реальную власть, политическую, думаю, обсуждать не стоит. Есть ещё власть денег. Здесь тоже всё понятно. Власть рассудка и логики над умами других так же не подлежит сомнению. Власть авторитета, власть традиций, власть религии и власть общего мнения. Любовь тоже относится к одной из форм власти. Ведь её можно рассматривать, как управление чужой похотью и желанием обладать. Однако, большинство людей либо ленивы, либо глупы, либо не располагают достаточным упорством и количеством времени для достижения вершин власти. Поэтому чаще всего выбирают власть страха над другими. А, получив даже малую толику одной из форм власти, ты постепенно приобретёшь все остальные. Но помни, что не для всех равны шансы в погоне за властью. Есть избранные, рождённые повелевать, и есть серая толпа, рождённая подчиняться. Тебе дано быть над всеми. Как высоко и долго? Покажет время».
Я вспоминал его серые глаза с лёгкой зеленью, и тупо смотрел на такую же серо-зелёную воду неприветливого сегодня моря. Гондон! Так подло бросить меня в самой середине каникул! Ведь всё было просто замечательно. Мы приехали в Крым на его машине вдвоём, как он и хотел. Сняли небольшой домик на тихой улочке, ни с кем старались не знакомиться, чтобы принадлежать только друг другу в любое время, то есть постоянно. Ничего не понимаю! Вернувшись в обед с пляжа, он остался дома, сказав, что немного поспит сегодня, я полчаса стучал в странно запертую калитку. Пока хозяйка не вынесла мои вещи, запиханные, как попало, в небольшой рюкзачок, который он же мне и подарил на шестнадцатилетие. Она сообщила, что мой дядя, или кто он там мне, ещё утром уехал на нашей «Волге» с каким-то парнем. Просил передать, чтобы я добирался домой сам, а мы заплатили только за десять дней, которые сегодня утром и закончились. Как сам? У меня же нет денег! В смысле, нет на поезд. Всей наличности едва хватит на три раза пожрать и всё! Это что, очередная проверка в его фашистском духе, или тупая шутка в стиле организации, где он официально служил? Дрянь паршивая! Надо было тебя не ласкать всю прошлую ночь, а яростно разорвать твой ненасытный зад на обожаемую тобой же свастику! Сволочь, урод, придурок!!!
Выступившие от бессильной злости, слёзы катились по щекам, мешая целиться в грязные волны довольно увесистыми камнями. Я сидел на краешке неширокого карниза, чуть выдававшегося над водой. Где-то внизу ухал прибой, но брызги не долетали до моего насеста. И что мне теперь делать? Звонить родителям? Куда? Мать и отец разругались и разъехались каждый на свою родину. Из-за меня разругались, вообще-то. Я отказался от той самой власти, которую проповедовал мой любовник. Даже от двух властей, принадлежащих мне по праву рождения, политической и денежной. Мама психанула, батька встал на мою сторону, и понеслось. Перед вылетом маман надменно обронила, что, раз я решил быть русским, то, заслуженные отличной учёбой, каникулы должен проводить не с ней за границей, а в папиной глухой деревне, накручивая сраные хвосты облезлым коровам. На что пахан моментально проехался по битве под Полтавой, чего мамина шведская кровь не выносила. Итальянская склока, исполненная русским матом и немецкими проклятиями, потрясающе грохотала в просторном зале аэропорта Пулково. А мне было весело. Я сознательно отказался от всего, что сделало бы мою жизнь сплошной мукой из церемоний, обязанностей и фальшивых масок, скрывающих истинные чувства. Я стал свободен. Значит, не так сильна жажда власти, как это преподносит Ванечка? Козёл оттраханный! А теперь я абсолютно свободен. Потому что и козла рядом нет. Тьфу!
-


Мы были вместе почти год. В сентябре познакомились. Прогуливаясь солнечным деньком по Невскому, я привлёк внимание группы более старших парней. Тогда в моде были чёрные тесёмки на шее, крепящиеся какой-либо пряжкой на манер галстука. Я отыскал в матушкином рукоделии хреновину, которой подшивают штанины изнутри, стальную пряжечку в виде щита спорол с собственных фирменных плавок, и, довольный собой, щеголял очень модный и гордый. Ну, откуда же мне, витающему в облаках школьных симпатий и антипатий, было знать, что эта ленточка знак неонацистов? Узнал. Опасные мальчики, резво затащившие меня в какой-то подвал недалеко от Казанского собора, просветили. Морду набили, деньги отобрали, ещё и угрожали пытками и убийством. Ага, так я и поверил. Пусть им по шестнадцать – семнадцать лет. На бандитов не тянут, так, пассажиры левые на дешёвых понтах, шушера. Как выглядят настоящие опасные урки я знал превосходно. Мой батька работал с заключёнными. Их привозили к нему на завод. Естественно, когда срок заканчивался, многие оставались там работать и дальше. Папу уважали, да и он с ними общался на равных. Так что, многие бывали у нас дома. Ну, и я с интересом прислушивался к взрослым разговорам. Правда, когда на столе появлялась третья бутылка водки, батька выпроваживал меня спать, подальше от, становившихся сальными, взглядов и некоторых скользких тем разговоров. Но бывшие зеки, частенько встречали меня на улице, угощали мороженным, просили сбегать за пивком и задушевно травили байки про зону. Конечно, врали безбожно. И порой доставали всякими глупостями на сексуальную тему. Пхе, не на того напали. Свою сексуальную жизнь я начал в двенадцать, а к пятнадцати уже всё знал и всё умел, как с одноклассницами, так и с одноклассниками. Мама знала, папашка, думаю, догадывался. То есть, неуклюжие попытки даже просто помацать, я прекращал моментально, как и всякие задушевные разводы на разговоры про девочек. И как может быть взаимно хорошо сейчас. Ага, отсосите не нагибаясь.
Был ещё один источник знаний в криминальной области, мой двоюродный брат Шурка. Симпатичный, яркий блондин с голубыми глазами, старше меня на восемь лет. Ох, и влюблён же я в него был! Да и он невероятно тепло ко мне относился. Эй, ничего такого. Просто меня к нему чертовски тянуло, как сейчас Грузию к НАТО. А вот та самая любовь и кое-что ближе к телу, было с его старшим братом, тоже моим кузеном. Ну, да ни о том речь. Так вот, Шурка покинул деревню в пятнадцать, когда поехал учиться в районный центр. В тот же год загремел по хулиганке на трояк. Откинулся, но не прошло и полгода, загремел снова к хозяину, и понеслась. То, что мой кумир, мой любимый двоюродный брат, катавший меня на себе, баловавший и учивший матерным частушкам, такой весёлый и родной стал весомым авторитетом, я узнал не сразу. Но, впитывал все его истины моментально и навечно. Таким образом, в моём лексиконе было два русских языка. Один литературный, выученный по книгам, другой, настоящий тюремный жаргон, присыпанный матом. Последнее приобреталось в балетной школе само собой, параллельно с мускулатурой и осанкой. Обоими языками я владел в совершенстве. Впрочем, как и собственным телом.
Конечно, разбитая нациками физиономия настроения не повышала, но терпеливо ждать окончания любых неприятностей, я всегда умел. И не страдал от этого. Главное для меня было не разозлиться. Если планка падала, то последствия могли произойти самые непредсказуемые. Да, отпустили бы они меня и быстро. Скучно же измываться над человеком, который молчит и равнодушно всё воспринимает. Но тут появились бабы. Три препоганейших размалёванных тёлки, крутые, оттого что парни не раз пускали их по кругу. И чем-то моя мордочка им не понравилась. Может излишней смазливостью, может, мелькнувшим в глазах, пониманием кто и что они есть. А, может, у них, всех троих, одновременно наступили похмелье и месячные. Не знаю. Только веселье гоп-компании перетекло в опасное русло. По предложению одной из шмар, меня привязали обрывками проволоки за запястья и щиколотки к, поставленной вертикально, раме от панцирной кровати. Уй, и в рожу харкали, и по яицам били, и штаны, вместе с трусами стащили до колен. Потом, живописно обсудив мои серьги и причиндалы, закурили, пуская мне дым в лицо, решая, как бы ещё развлечься. Я тогда не курил, да и сейчас не выношу, когда кто угодно в меня дым пускает. Разумеется, плотину прорвало! Да еще, с какой злостью. Мучителей просто отшатнуло от плотнейшего потока виртуозной фени, заправленного отборным матом. По-моему, они даже не сразу разобрали, какие кары я им сулил, угрожая несуществующими связями в блатном мире Питера. М-да, недаром многие говорят, что во мне пропадает великий оратор. Недоделанные наци обделались не на шутку. Плеснув в меня какой-то затхлой водой из мятого ведра, от чего я моментально заткнулся, они отошли к дверям и зашушукались. Бросая в мою сторону опасливые взгляды.
Вот тут-то и возник в дверном проёме Ванечка. Это он говорит, что влюбился сразу. Видимо, поэтому и затушил окурок о моё левое запястье, шрам до сих пор виден. А я так и не знаю, что меня к нему влекло. Не любовь, это точно. Вот возможность власти над людьми, скорее всего. Белёсый, чуть выше среднего, глаза, как выцветшие стёклышки. Фигурка, правда, что надо, Ванечка был офицером. Служил на Литейном четыре, в комитете по делам молодёжи. А в свободное время руководил нацистской организацией города на Неве. И папашка Ванечкин в то время в Москве сидел, на весьма высоком партийном кресле. Видимо, спровадил сынка от чужих глаз подальше, но не так, что бы очень далеко от собственных. Явлению тогда было двадцать восемь. Женат, сыну года четыре исполнилось. Вот ведь, как интересно судьба иногда шутит. Я с его сыном потом познакомился. Даже влюбился в Ваньку младшего, причём, взаимно. Эта история описана в рассказе «Кто назвал это отпуском». Но до того времени было ещё далеко, как Эстонии до Европы в плане разума, чести и совести.
Что он главный, я понял сразу. Если объяснять всё Ванечкиной теорией власти, то из всех форм её проявления, я чаще всего пользовался умением вызывать симпатию и физическое желание. Точнее, мне это всегда удавалось без особого труда. А уж приложив труд, как два пальца об асфальт. Вперив в змеиные буркалки будущего любовника немигающий взор, я старался вложить в него всё презрение аристократии к плебеям. Ну, и восхищение с неприкрытым желанием до кучи. Сработало. Фашистская сволочь прониклась жаждой обладания телом юного комсомольца. А в её сердце, как я думал, запылал неугасимый пламень любви. Ха-ха. Правильно говорят, что плохое мы воображаем о людях только по себе. Так ведь и хорошее, тоже по себе! По кому ещё? С жаждой обладания, я угадал, а вот с пламенем любви промахнулся, как Украина с собственным языком. Говорить не умеют, а пыжатся. Во, балбес! Ванька приказал меня отвязать, отчитал свою свору для проформы, а мне велел следовать за ним в кабинет. Да нет, уламывать в том закутке, тем более при всех, он меня не стал. Зато прочитал целую лекцию о расовой теории фашизма, путая, однако, цитаты Ницше и Шопенгауэра. Я по этой байде целый реферат накатал в своё время в школе. Только его зарубили, потому, как там вывод был дикий по тем временам. Что фашизм, сионизм и коммунизм одна и та же дрянь, основанная на подавлении личности, ради приведения всех к общему стандарту и беспрекословному подчинению. Ну, и папочке на работу стуканули, он в коммунистах числился. Батяня меня тогда здорово ремнём отделал. Чтоб не умничал где не надо. Не помогло. До сих пор сначала ляпаю, потом думаю.
Я слушал Ваньку в пол уха, мечтая выбраться из этой передряги поскорее и без последствий. Впрочем, тогда тем дело и закончилось. Он нашёл меня через два дня. Подрулил к школе на чёрной «Волге» весь такой нарядный, сияющий, как начищенный сапог. Что я терял, согласившись посетить кафе-мороженое с любопытным кадром за его бабки? Ничего. Кроме спокойной жизни на несколько лет. А Ванечка в тот раз был само очарование. Сыпал историями из жизни разведки и контр разведки, намекал на свои невероятные связи и невообразимые возможности, сорил деньгами. Пошлый набор бездарного хахаля. Но я, весь такой умный и независимый, клюнул. Хотя, приятнее думать, что мне просто стало любопытно, чем всё закончится. Конечно, немного напрягала связь Ваньки с органами, всё-таки, мама была иностранной подданной. Но, случись что, она бы меня и вытащила из любой передряги. Короче, вечер мы с Ванюшей провели на его квартире, благо жена с сыном умотали в Москву.
-


Он ни разу не дал мне повода заподозрить собственный интерес к нашей близости. Испытанная тактика, когда бабочка сама захочет влезть в паутину. Главное только ей постоянно показывать, что она не прекрасное творение, а простая навозница, каких тысячи. Ванька переоделся в спортивный костюм, предложив мне снять форму и воспользоваться халатом его жены. Пхе. Вот уж хрен! Такое распределение ролей меня не устраивало. Скроив недовольную рожу, я ответствовал, что, конечно же, не откажусь от душа, так как сегодня была физкультура, но женский халат не надену ни за что. Пусть отдаст мне костюм, а сам хоть голый ходит. Усмехнувшись, Иван лукаво спросил, а не смутит ли меня его нагота. Чего я не видел в голом мужике? Тогда он перед душем предложил скрепить знакомство глотком вина. Я первый раз спиртное попробовал лишь на свои восемнадцать лет, и от вина тогда отказался, прямо заявив, что нам и без вина будет нормально. Как надо нам будет.
Ополоснувшись, мы попивали кофеёк, сидя перед теликом, болтали о всякой ерунде, смешили друг друга. Я первым обнял его за шею и тихо поцеловал.
- Ты зачем это сделал? – Тон был строгий, но Ванечка перешёл на шёпот, поэтому я поцеловал его гораздо крепче и длительнее.
- Если ты скажешь, что тебе не понравилось, я выпрыгну в окно.
- Не надо в окно. – Он придвинулся ближе. – Костюм новый испачкаешь. Жалко.
- Так я костюм могу снять. – И я с серьёзным видом быстренько разделся до гола.
Сидя на диване, Ванечка пожирал глазами мою промежность с уже стоявшим членом. Вдруг, его руки сильно подхватили меня под зад, и его нос упёрся куда-то в пупок. Отчего горячее дыхание обдавало низ живота. Я, боясь вспугнуть момент, осторожно коснулся его головы ладонями. Погладил мягкие волосы, и чуть надавил.
- Что ты со мною делаешь? – Прохрипел будущий любовник, и принялся покрывать мой член жадными поцелуями. – Что ты со мной делаешь, Дениска?
- Вань, это ты со мной что-то делаешь. – Стараясь не улыбаться, я тихонько снимал с него аляповатый женский халат. Это потом, пообщавшись со мной подольше, Ванечка научился делать миньет. А в первый раз это было ужасно. Он с такой силой всасывал в себя мой нежный орган, так грубо теребил его языком, прихватывая зубами, что мне моментально сделалось скучно. – Привстань. Я тоже хочу тебя.

- Денис, у меня такого ещё никогда не было. – Тихо сообщил Иван. – Ты отдаёшь себе отчёт в том, что только что произошло? Учти, тебе никто не поверит.
- А я должен буду кому-то это рассказать? – Встав с дивана, я потянулся. Чёрт, мой-то стоит! – Ты не будешь возмущаться, если я подрочу при тебе? Только, мне бы хотелось лечь на спину. Так привычней.
- Я у тебя не первый? – Иван сел. – Или вы все теперь такие свободные?
- Не первый. – Очень невежливо подвинув мужика, я лёг и занялся своим членом.
- Денисочка, - почти жалобно начал он. - А ты не хочешь, что бы я тебе помог? Ну, так же. Ртом, если хочешь.
- Лучше не надо, Ваня. – Сыто зажмурился я с милой улыбкой. – Мне не особо нравится, когда у меня берут. Да и не кончу я так никогда. Пробовали уже.
- Да ты развратник! – Он принялся меня всего гладить, чем только отвлекал.
- Какой ты болтун, - остановился я. – У вас там все такие, в вашей конторе? Учат, наверное, мозги пудрить. – Но, увидев его моментально сузившиеся глаза, осёкся. – Ладно, хочешь помочь, полижи мне яица, пока дрочу. Только поцелуй сначала. Да в губы, дурак! Там ещё успеешь.
- А по тебе так не скажешь сразу, что ты можешь быть таким резковатым. – От его поцелуя во мне вновь проснулось сильнейшее желание кончить. – Хотя глазки ещё те. Бл*дские. Да и походон у тебя, народ оглядывается. Не каждой телке повторить под силу.
- Я танцами с детства занимаюсь. – И мои глаза вновь закрылись.
- Постой, Денис.
- Что ещё? – Первым желанием было молча одеться и сдриснуть отсюда. Блин, сам кончил, а мне мешает, мудак. – Может, мы потом поговорим?
- Я не о разговорах. – Лицо Ивана выдавало некоторое напряжение. – А ты трахался с кем-нибудь по настоящему? Ну, не рукой или ртом.
- Нет, гражданин начальник! – Вскипел я. – П**ду лишь на картинках видел, а слово жопа слышу первый раз! Конечно, трахался. Но меня никто ни разу. И тебе не светит. Помнишь, сколько мне лет? Всё, кончен бал, цветы помяты, жульен прокис, и я спешу.
- Да погоди ты! – Его рука сильно сдавила мои запястья. – Я и не думал предлагать трахнуть в попу тебя. А ты бы меня смог?
Некоторое время я раздумывал. Кино, конечно, ещё то. Взрослый дядька, спустивший в рот пацану, хочет быть этим же пацаном трахнутым. Необычный расклад. Хм, меня то многие хотели в своё время после отсоса. А вдруг потом он потребует ответного Алаверды? Да пошёл ты, нацист с партийным билетом! Наконец, я решился.
- Вань, только честно, тебя уже туда имели?
- Нет. – Неубедительно соврал он. Но, посмотрев на мою хитрющую рожу, рассмеялся. – Было, в училище. Только давно.
- Понятно. Тащи крем какой-нибудь.
- Зачем крем? У меня вазелин есть.
- С вазелином сам себя трахай. Терпеть не могу его запаха мерзкого. Будто кто в душу нагадил. Или ещё хуже.
- Ишь, командир. – Развернувшись в дверях, Ванечка с каким-то восторгом внимательно меня разглядывал. – Хотя, мне нравится тебе подчиняться. Но не злоупотребляй. Понял? Игра игрой, а ездить на себе я не позволю.
- Посмотрим. – Ответив ему высокомерным взглядом, я вяло махнул кистью. - Что застыл? Могу и передумать. Живо.
- Ты мне положительно нравишься всё больше.
- Много текста, любовничек. – Зевнул я, заваливаясь на диван обратно.
Долго ждать не пришлось. Жирный крем позволил мне вставить в его дырку сразу два пальца. Стоящий раком Ванечка даже не ойкнул. Ещё раз, помяв его мальчишеские ягодицы, я развел их и начал растягивать очко большими пальцами.
- Мне так не нравится. – Пробурчал он. – Может, я лучше на спину лягу?
- Не бубни. Сейчас всё будет. – Приблизившись, я начал тереться членом между половинок, лаская руками его причиндалы. Довольно быстро, его член окреп и, при каждом моём толчке, шлёпал Ваньку по животу, издавая смешные звуки. Я прыснул.
- Денис, - оборвав стоны, Иван строго обернулся ко мне. – Что тебе показалось таким смешным? Стоящий перед тобой раком взрослый мужчина? Заканчивай.
- Не так сразу. – Ехидно произнёс я свистящим шёпотом. – Учти, я кончаю с криком. А вот соображуху теряю напрочь. Могу пальцами больно вцепиться. Или зубами. – И мой верный корешок, плавно нырнул в жаркое отверстие. Пхе, если у него было всего один раз, тогда я Надежда Крупская. Или это крем так помог? Да ну его! Делая широкий размах гибкой поясницей, я сильно долбил мужика, старше себя на целых тринадцать лет, не испытывая к нему абсолютно никаких чувств. Даже благодарности или вожделения. Мне просто нравилось трахаться вообще в то время. А с кем, разницы не было никакой. Хотя, крепко запомнилась первая любовь, Славик, мой самый-самый первый. Был очаровательный по всем статьям, невероятно дальний родственник Джонни, с которым мы неплохо развлекались неделю. Я считал, что влюблён в одного из одноклассников и, точно также в парочку одноклассниц. Ванечка никаких таких мыслей не вызывал. Он просто был. Был рядом в жизни, старший, со связями и деньгами, и он был в любой момент на моём х*ю. Зачем выдумывать себе проблемы?
 
 
Глава вторая. Если конь не ползёт к борозде.
К вечеру море успокоилось, и отдыхающие понемногу начали заполнять небольшой пляж, располагавшийся ниже и левее моего утёса. Вытерев рыло от никчемных слёз, я решил искупаться, успокоиться, а там всё само собой решится как-нибудь. Может, он уже вернулся и ждёт меня дома? Ох, и огребёт любимый по первое число! Ладно, в воду, так в воду. Прикосновение к вечности всегда успокаивало. Резво сбежав босиком по острому гребню скалы на пляж, я немного прошёл вдоль берега к своему любимому местечку. Там и заходить в воду было лучше всего, да и каменюка здоровенная из моря не так далеко торчала. Мне нравилось на ней нежиться, разглядывая людей. Переживая больше, что потом некуда деть мокрые плавки, чем о том, что кто-нибудь подумает, я скинул с себя всё и врезался в первую же волну, стараясь проплыть как можно дальше. Не холодная, но мутная вода, покорно приняла моё тело с отстранённой лаской. Вынырнув довольно далеко, я откинул с лица волосы, совершенно выгоревшие в то лето. Обычная тогда причёска доходила мне до плеч, а прямая чёлка закрывала брови. В, едва видимых из-под каскада волос, мочках ушей поблёскивали серьги, совсем не принятые среди парней Союза того времени. Так что меня частенько принимали за девушку, обманутые плавными жестами и походкой. Плечистая девица с яйцами и мускулистыми ногами. Скандинавская фрёкен в период возмужания. Это не забавляло, но и не напрягало. А солёная вода, которую я никогда не смывал после купания, позволяла зачёсывать волосы назад. Мне нравилось. Ваньке тоже. Странно, но никогда не было мысли, что, загнав серьги, я спокойно могу улететь домой и на самолёте. И ещё останется с избытком.
-


Работая руками только под водой, я направился в сторону Турции быстрыми толчками. Вскоре вода стала не такой мутной, а волны не такими крутыми, как у берега. Но желудок неприятно напомнил о своём существовании. Дьявол. А, ладно, денег один хрен мало. Значит, смело можно их потратить на жратву. Остановившись, я дал себе передышку, поддерживая тело в воде слабым шевелением рук и ног. Неожиданно с высоты очередной волны почти на меня свалился местный мужик, прозванный нами с Ванькой апостолом, за горбатый нос и почти чёрное иссушенное тело. Апостол спокойно лежал на спине, закрыв глаза, нисколько не заботясь, куда его несут волны.
- Эй, дядя! – Увернувшись от розовых удивительно гладких пяток, гаркнул я. – Море, конечно, большое. Но тут и другие люди плавают. – Он шевельнул бровями, открыл один глаз и ничего не сказал. - Если вы умерли, можете не извиняться.
- А ты не умеешь лежать на воде? – Низкий спокойный голос охладил моё желание выплеснуть на первого попавшегося все свои неприятности.
- Не умею, – буркнул я, набычившись. – Ноги сразу тонут.
- Странно, - он перевернулся на живот, и теперь плавал рядом со мной. – А я думал, боги умеют всё. Ведь ты молодой бог. Или демон?
- Очень поэтично. – Набрав в рот воды, я далеко выплюнул её толстой струйкой.
- Ты сегодня один? А где твой, - мне показалось, или во время паузы в его глазах вспыхнула лукавая искорка? – Твой обычный спутник. Я видел, как ты долго сидел на скале, вон там. – Апостол указал подбородком на берег.
- Мой обычный спутник меня совсем необычно бросил. – Зло информировал я, сузив глаза. – И вот теперь я плаваю в этом дерьме, раздумывая, утопиться сейчас или ещё побарахтаться.
- Поплыли к берегу, у тебя губы синие. – Спокойно, как будто не расслышав мой ответ, мужчина поплыл на спине, не сводя с меня взгляда тёмных глаз.
Я тоже люблю на спинке плавать, только без рук. Во-первых, они мне здорово при этом мешают, а, во-вторых, одними ногами гораздо быстрее и голову не надо в воду погружать. Набрав темп, чтобы не отставать от нового знакомого, я развеселился, наблюдая, как, сморщенная от воды собственная писька, смешно телепается в завихрениях воды. До берега мы добрались в один присест. Он стоял, уперев руки в бёдра, и с интересом наблюдал мой выход из моря.
- В тебе нет ни капли ложной стыдливости. Впрочем, такую красоту незачем прятать.
- Спасибо. – Криво улыбнулся я. – Просто не хочу мочить вещи, неизвестно, когда удастся их потом высушить. Да и чего скрывать? У других всё то же самое.
- Похожее, но не тоже. – Он величественно задрал подбородок. – Ты не откажешься разделить со мной ужин? Мне давно хотелось поговорить с тобой.
- Не откажусь. – Взяв кончиками пальцев воображаемую юбочку, я сделал маленький реверанс. – Мне и переночевать то не где, собственно. – Но тут мозги, наконец, заработали. – А вы что, давно за мной наблюдаете?
- С первого твоего появления в нашем посёлке. – Мужик церемонно склонил голову, опустив глаза. Хм, прямо лорд Байрон в полосатых плавках. – Я скульптор, пропустить прекрасную модель было бы глупо. А здесь меня все знают, потому как преподаю историю в местной школе. Можешь поинтересоваться у любого прохожего. – Он слегка улыбнулся. – Это я к тому, что б ты чувствовал себя в полной безопасности и не боялся.
- А кто боится? – Я пожал плечами. – Это вас должна беспокоить перспектива, быть обворованным неизвестно кем. Разве можно первого встречного приглашать сразу в дом?
- Ты не первый встречный, и ни кто попало. – Веско произнёс он. – Высох? Тогда пошли, тут не далеко.
- Как вас хоть зовут? – Нацепив длинную футболку, закрывшую меня ниже колен, я сунул ноги в сандалеты и поспешил за ним. По правде, это была мамина ночная рубашка, но я её экспроприировал, соблазнившись мягкостью хлопка, расцветкой Шведского флага и гербом с тремя коронами на груди. Невольно приноравливаясь к широкому шагу мужчины, возвышавшегося надо мной почти на две головы, я решил, что ничего не теряю. К слову сказать, рост у меня средний, как вырос в пятнадцать, таким и остался до сих пор.
- Можешь называть меня Давид без отчества, но только на вы. А как твоё имя? Я слышал пару раз, как твой друг звал тебя котёнок, лапушка или заяц. Но не думаю, что это подходящие имена для мальчика.
- Денис моё имя. – Усмехнулся я. Эта встреча вернула хорошее настроение и надежду, что всё не так уж плохо в этом мире. – И вы можете меня называть, как хотите.
- Н-да? Я бы звал тебя по-другому. Пока не пойму как, но по-другому. – Остановившись, он внимательно изучал моё лицо. – Ты напоминаешь мне какую-то статую, пока не вспомнил. А, потом посмотрю дома в книгах. Ты никогда не работал моделью для скульптора?
- Нет. – Я слегка опешил. – Вы хотите меня лепить?
- Глупыш, - Давид раскатисто хохотнул, показав довольно хорошие для такого старика зубы. – Тебя природа уже вылепила. А я хочу изваять с тебя нечто прекрасное.
Так и получилось, что у Давида я завис на неделю. Он жил один в небольшом чистом доме, набитом книгами и статуэтками до потолка. Как-то само сбой я взял на себя уборку и готовку, что не вызвало никаких возражений хозяина. Мастерская находилась во дворе, где мы работали либо рано утром, либо перед закатом, и разговаривали. Мы всё время разговаривали. Господи, как мне было интересно с этим человеком! Тогда казалось, что знания его безграничны во всех областях, что он знает ответы на любые вопросы, и даже, что он не совсем человек, а некое древнее мудрое существо, просто задержавшееся в этом месте. На самом деле ему было тогда всего около полтинника. Но я считал Давида дряхлым старцем. Мне он мало мог помочь чем-либо. Правда, денег обещал дать немного, чтобы я хоть до Харькова доехал поездом. Именно он подал идею, добираться до Питера автостопом, рассказав, как они колесили по стране студентами.
- Ты любишь велосипедные прогулки? – Как-то спросил он, наблюдая мою борьбу, с килограммом свежей рыбы. – Тут есть очень необычные места в горах.
- Не знаю. – Честно ответил я. – Велосипед забросил ещё в шестом классе. Надоело. Да и машину тогда отец купил. Может, я уже разучился на нём ездить?
- Раз умел, разучиться невозможно.
- Это как с сексом? – Защищаясь от брызжущего масла большой крышкой, я швырял на сковороду, вывалянную в муке, рыбу. – Один раз попробуешь, потом не оторваться.
- Мне трудно с тобой спорить. – Давид заложил руки за голову и потянулся. – Я уже забыл, что это такое. Так давно было.
- У вас нет женщины? – Нож стремительно превращал огурцы и помидоры в тонкие колечки. – В смысле, с которой вы встречаетесь.
- Нет.
- И мужчины тоже нет? – Зелень превращалась в мелкое крошево, источая невероятные ароматы. Так-с, я ничего не забыл?
- Мужчины тем более. – Он тихонько фыркнул, но я ощутил спиной немигающий взгляд, прожегший меня насквозь.
- А, понятно! Вы свободный охотник. Это мне знакомо.
- Не угадал, мой юный и бесстыжий демон Дэнис. – Его грустный вздох заставил всё моё тело покрыться мурашками. – Я был когда-то вольный ветер, пока любовь не поймала и не сломала мой крылья навсегда. Ты знаешь такое понятие, верность?
- Любовь знаю, верность нет. Где будем обедать? В доме или на улице? – Бросив в салат тёртого сыра, я щедро полил всё маслом, и начал перемешивать странной деревянной ложкой на длинной ручке. – Мне иногда кажется, я ни к кому не смогу привязаться навсегда. Зачем? Ведь интересен процесс соблазнения, а когда добьёшься и поймёшь про человека всё, становится скучно.
- Э-э-э, знакомые речи. – Он тепло улыбнулся, от чего возле глаз собрались лукавые морщинки. – Есть такой древний бог Эрот, который летал по миру, соблазнял всех и вся, оставаясь сам равнодушным. Пока не полюбил Психею, душу. Без которой он не смог существовать. Хочешь, расскажу эту легенду?
- Нет, не сейчас. – Задумчиво засунув в рот ложку, я смотрел не на него, а чуть выше его глаз. – А, может, он до сих пор летает и соблазняет? Хотел бы я его встретить. Померяться, кто кого соблазнит и поставит раком.
- Денис! – Строгий окрик вернул меня обратно. – Брось свои штучки с призывными взглядами и вынь ложку изо рта! Думаешь, я не знаю, зачем ты её так старательно вылизываешь? Я люблю человека. Люблю очень давно. – Он весь как-то обмяк, от чего сделался намного старше. – Но мы никогда не сможем быть вместе.
- Это был парень. – Догадался я. – И я на него похож.
- Хватит! Разговор окончен, тема навсегда закрыта.
Мы пообедали в полном молчании, потом я вымыл посуду, немного полистал какую-то книгу, пытался загорать, но быстро спёкся и вошёл в дом. Давид не ругал меня за привычку шастать по дому нагишом, говорил, что так ему удобнее понимать особенности моего скелета и крепления мышц. Успокоенный ветерком и тенью, я задремал на своей кровати.
Разбудили меня комары. Ночь принесла дождь, и теперь стало немного зябко. Завернувшись в старое одеяло, я пошлёпал искать Давида. Из-под двери его комнаты пробивался неяркий свет. Я постучал и, не дожидаясь разрешения, просунул голову в приоткрытую створку.
- Вы не спите?
- Нет, - он поднял глаза от толстенного тома с фотографиями античных статуй. – Читаю. Проходи. – В два прыжка я оказался на его кровати, забрался на неё с ногами и сжался в уголке, стреляя глазами по сторонам. – О чём будем говорить?
- О вас.
- Лучше о тебе. – Он приподнялся выше и сел, облокотившись на подушки. Книга безвольно сползла на пол. – Ты, на мой взгляд, фигура совершенно удивительная и загадочная. Ничего о себе не рассказываешь, хотя всё время меня удивляешь глубокими порой познаниями человеческой натуры, интуицией и довольно зрелыми суждениями для юноши. Я постоянно наблюдаю за тобой, но так и не понял, кто ты и что.
- А я не наблюдаю за вами. – Мои веки прикрыли озорной блеск глаз. – Я вами любуюсь. Иногда такое ощущение, что вы не от мира сего, и гораздо его старше.
- Ну, это тебе только кажется! – Рассмеялся Давид. – Просто я знаю немного больше, чем ты сейчас. Однако, мы в чём-то похожи. Оба не боимся смерти. Ведь, правда?
- А чего её бояться? – Я передёрнул плечами. – Только я ещё не боюсь и собственной памяти. А почему у вас в доме нет фотографий?
- Каких фотографий? – Он замотал головой, забыв мою первую реплику.
- Ну, ваших в молодости, родственников там, друзей. Обычных фотографий.
- Мне это не нужно. Знаешь, я спокойно могу вызвать в памяти любое лицо и событие, с ним связанное. Так удобнее, чем листать пожелтевшее прошлое. Да и никто посторонний не заглянет в твою память случайно.
- Там так много неприличного, в вашей памяти? – Лукаво улыбнулся я.
- Достаточно. – Давид вздохнул. - Знаешь, а я бы выпил чего-нибудь.
- Лежите, я принесу. – Нагой молнией я сорвался с места и приволок початую бутылку конька и его любимую зелёную рюмку. Поставив всё это на тумбочку возле кровати, и не потрудившись спросить разрешения, я юркнул между Давидом и стеной под одеяло, по-хозяйски положив на него руку и ногу.
- Однако, - он наполнил широкую рюмку. – Не помню, что бы я говорил, будто хочу лежать с тобой в кровати и обниматься.
- Мне холодно. – Капризно прохныкал я в его горячий бок. Тело на ощупь было действительно таким же сухим, как и выглядело. – Поболтаем, и я уйду. Вам что, жалко?
- Не жалко, - он пригубил коньяк. – Только не надо так сильно прижиматься, я чувствую твой стоящий член возле ноги. Переляг головой в другую сторону, пожалуйста.
- Пожалуйста. – Недовольно передразнил я, приподнимаясь на руке до уровня его лица. – Можно подумать, вас это как-то беспокоит.
- Не беспокоит, но, - его тёмные глаза оказались в невероятной близости от моего лица. – В этом есть не совсем пристойные моменты.




- Ты сейчас похож на пьяного контрабасиста, забывшего ноты. – Сообщил я, и, приподняв тело, провел по его губам пальцами вытянутой руки.
- А ты похож на беспринципного совратителя. – Прошептал он, гладя мой живот и грудь. – Причём всегда. У тебя соски необычные и красивые. Знаешь? Впрочем, кого я спрашиваю. Всё ты прекрасно знаешь и нагло пользуешься этим.
- Только соски? – Я капризно оттопырил нижнюю губу, сделав при этом невинно-удивлённый взгляд. – Мне никогда не научится пользоваться ничем, как это умеешь ты.
- Ты не котёнок. – Он покачал головой. – Пусть ты ещё очень юн, но я почувствовал твою необузданную силу. Было такое ощущение, что я борюсь с мифическим змеем.
- Спасибо большое. – Всерьёз обиделся я. – Всегда мечтал услышать, как меня называют тупой холодной рептилией. Удав Вася в своей ипостаси.
- Не с удавом, - Давид не улыбнулся. – Со змеем. Это древний могучий символ природы, мудрости и силы. Видел когда-нибудь изображение змея, кусающего свой хвост? Кольцо, круг, вечное повторение.
- Мы продолжим, или мне укусить твой хвост? – Невинно поинтересовался я, теребя его не опавший член. – Сильно укусить. Неужели тебе не хочется кончить?
- Продолжим. – Мужчина серьёзно посмотрел мне в глаза. – Но этого больше никогда не повторится. Я и так начинаю привязываться к тебе. А вот тебя привязать невозможно. Ты же это знаешь? Впрочем, ты всё прекрасно знаешь. – Его палец надавил мне прямо на очко. – Здесь ещё никого не было?
- Нет, - спокойно сказал я. – Но я очень хочу, что бы ты побывал там.
- Такое доверие? – Кривовато усмехнулся учитель. – Смогу ли я оправдать?
- Сможешь. – Невольно в моём голосе появились властные нотки. – Я полностью тебе доверяю во всех вопросах. Ну?
- Тогда постарайся не мешать мне. И не разговаривай, пожалуйста.
Он наклонился, опустив мои ноги рядом с собой, и припал к моим губам с требовательной жадностью. В этот раз поцелуи были более жёсткими. У меня аж губы заболели. Но возбуждение только усилилось. Мужчина довёл меня своими ласками до полного исступления. Кажется, я даже кричал и плакал, умоляя его взять меня немедленно. Однако всё вышло по-другому. Сильно сдавив мои запястья, и разведя руки в стороны, Давид сам наделся на мой гудящий от напряжения член. Было несколько сухо, сообразив, что может порвать мне уздечку, он сбавил темп. Постепенно мы привыкли друг к другу, и мой член свободно заскользил внутри него. Я кусал губы, выворачивался и требовал его прекратить. Но более сильный противник, прижимая меня к кровати и, умудряясь при этом вращать бёдрами, упорно шёл к цели.
- Когда ты внутри, это нечто, - прохрипел мужчина, обхватывая весь мой орган нежным жаром своей плоти. – Он у тебя загнут. Как специально для удобства партнёра.
- Да хватит лекций!!! – Закричал я. – Почему ты меня не взял?!! Я что, настолько тебе неприятен? Глуп?! Или слишком маленький? Так ведь я сам хочу этого!!!
- Тихо, тихо, - его раскрытые губы порой касались моего лица. – Всё будет хорошо.
Я издал стон, больше похожий на львиный рык, и приподнялся вместе с ним. Но сил не хватило, пришлось бухнуться обратно, расслабившись.
- Невероятная у тебя силища. – Восторженно прошептал мой учитель. – Ты готов?
Внутри меня родилось цунами. Сметая на своём пути всё, гигантская волна вырвалась наружу, затопляя вселенную. Давид закусил губу, и из его члена белой кометой вылетели горячие капли. Наши стоны слились в гимн торжества, а мокрые тела, продолжая вздрагивать от затухающих спазмов удовольствия, понемногу обмякли. Перед глазами проплыли видения ушедших времён и неведомых миров, голова кружилась отдельно от тела, а каждое прикосновение вызывало блаженную дрожь. Несколько сжатий моего члена сфинктером, заставили вернуться в реальность. Он смотрел на меня с какой-то отеческой, отстранённой и всепрощающей улыбкой. И не думал выпускать из себя.
- Сам ты демон. – Отчего-то сердито буркнул я. – Демон и колдун. – Но улыбка невольно расползалась по моему лицу. – Надо бы помыться. Выпусти меня.
- Я знал, что ты придёшь сегодня, и подготовился. – Просто сообщил он. – Там всё должно быть чисто. Не переживай. Спать не хочешь?
- Я хочу ещё. – Твёрдо заявил я, не сильно проведя по его груди ногтями. – Раз этот раз единственный, пусть он продлится подольше. Пока сил хватит.
Но мы оба не угадали. Было ещё несколько раз. Давид так и не решился проникнуть в меня своим прямым членом. Но он был неистощим на выдумки. В последнюю ночь я испытал невероятное блаженство, когда он, доводя ртом, засунул свой длинный палец в моё очко и заставил кончить ему в горло, только лаская простату. Однако и я не остался в долгу. Неожиданно перехватив инициативу, сменял миньет трахом и обратно, не позволяя кончать ни ему, ни себе, довёл-таки удивительного мужчину до полного изнеможения.

 
Глава третья. Весёлые и расписные.  
Я не поехал поездом до Харькова. Решил сэкономить деньги на всякий пожарный. Добравшись до Симферополя, попытал счастье на трассе. Разумеется, про все встречи рассказывать ни к чему. Меня подвозили семейства на «Жигулях» и «Запорожцах», туристы и просто, спешащие куда-то люди. Я рассчитывался болтовнёй, песнями и анекдотами. Были и молчуны, пожалевшие одинокого паренька. Серьги я снял от греха подальше, и запрятал их в неприметный шов. Только зная, что ищешь, их можно было обнаружить. Сексуальные происшествия были, конечно. Но какие-то блёклые. Разве можно назвать приключением отсос за проезд нескольким придуркам? Что скрывать, бывало и такое. Просишь подвезти, уведомляя, что денег у тебя нет. Водила прямо спрашивает, чем рассчитаешься. Когда его не устраивают песни и разговоры, можешь сам миньет предложить. Если, конечно, он не особо противный. А чаще тебя в лоб спрашивают, возьмёшь в рот или нет. Я полностью доверял своей интуиции, и ни разу не нарвался на грубое предложение трахнуть меня в задницу. Конечно, после отсоса была пара, тройка робких намёков. Но категоричное враньё, что мне вот-вот только пятнадцать должно исполниться, остужало любого. Самое интересное, что даже очень грубые и злые дядьки ни когда не отказывались меня бесплатно накормить. Причём, вовсе не важно было, сосал я у них, или изображал из себя недотрогу. Народ, что ни говори, у нас замечательный и добрый.
Где-то в Белгородской области я заблудился, прозевав нужный поворот. Вскоре широкое шоссе плавно превратилось в узкое, а потом и в не асфальтированное. Тупые деревья шелестели листвой по июльской жаре. Донимали оводы с мухами, хотелось пить, спать, жрать и умереть. Зараза! Как не хочется терять время, но возвращаться придётся. Решив покемарить где-нибудь в тенёчке, я свернул на первый попавшийся просёлок. Извилистая дорога довольно быстро вывела к неширокой спокойной реке с пологими берегами. Прекрасно. Опять вода приходит на выручку. Искупаюсь, погрызу кое-что из запасов и вздремну часок другой. А там решу, куда дальше. Где-то недалеко прогрохотал поезд. Это вообще замечательно! Значит, не заплутаю. Выбрав подходящее местечко, я разделся и осторожно влез в, показавшуюся очень холодной, воду. Сильное течение и незнакомое место заставили не отплывать далеко от берега. Вволю поплескавшись и вымыв голову, припасённым ещё в Крыму, мылом, я перекусил черствым шматом хлеба и куском колбасы неизвестной породы. О, у меня ещё и конфеты есть! Прекрасно. Всё это запивалось речной водой. Батька навсегда отучил меня привередничать и довольствоваться тем, что есть. Как и не мучаться отсутствием чего-либо. Мама не то с удивлением, не то с восхищением, комментировала эту нашу с ним особенность одним словом. Колхозники. Соорудив себе некое подобие гнезда из высокой травы под ближайшим кустарником, я положил рюкзачок под голову и задремал.
Интересно, что сейчас Ванечка делает? Конечно, он будет просить прощения. Но в мои штаны никогда больше не проберётся. Хрен ему. А если не будет? Ну, это мы ещё посмотрим. Я же не успокоюсь, обязательно устрою ему спектакль. Да такой, чтоб от ревности все кишки скрутило. Вот только, кого из наших нациков на роль соперника выбрать? Димка самый симпатичный конечно, но дуб дубом. Володька- Геббельс точно на парней засматривается. Но от него блевать тянет. Юрка – Фриц, слишком болтлив. Придётся, видимо, как ни противно, Эдика окучивать. Самый жестокий мудак изо всей нашей гоп-компании. Ну, не с кобылами же нашими возиться, в конце концов? Этим тварям, что поссать, что потрахаться, один хрен. Фу. А ведь у Ванечки наверняка с кем-то из ребят что-то было. Не мог он возле воды ходить и не напиться. Слаба на предок, наша фрау Гитлер. Блин! Я перестану его вспоминать постоянно или нет?! Лучше считать баранов. Вернее, количество обработанных членов за весь путь. Поехали. Один… два… три… четыре… этот не считается, он сам у меня сосал… пять…
-


Проснулся я резко, потревоженный громким смехом, плеском и воплями десятка молодых голосов. Чуть выше по течению от того места, где я купался, резвилась ватага парней приблизительно одного возраста, в облепивших ноги одинаковых семейных трусах. Солдаты что ли? Ну, да. Вон и офицерик сидит, веточкой мух отгоняет. А занятно за ними подсматривать. Все такие привлекательные, мускулистые, и хохочут так заразительно. Неожиданно накатила жалость к себе и обида на вынужденное одиночество. Вспугнув, готовую выкатиться, слезу скрипом зубов, я осторожно поднялся. С военными до этого раза дела мне иметь не приходилось. Даже не общался ни с кем по-человечески. Прапорщики в военкомате и школьный военрук больше подпадали под графу «досадные помехи, облачённые в мундир», чем военные. Правда, батька и отслуживший на флоте старший двоюродный брат много рассказывали о воинской дружбе. Но, кто их знает, что там правда. Люди же так романтизируют собственное прошлое.
Стараясь не шуметь, я осторожно попятился через кусты подальше от неведомого общества. Когда за мной сомкнулись ветки, развернулся и шустро полез дальше, сохраняя при этом тишину. Блин, разрослись тут! Порядочной бляди пройти негде! А я вот возьму и начну вас ломать. Ой, солдаты хоть и шумят, а треск вполне могут засечь. Поймают, начнутся вопросы, потом милиция. На фиг, на фиг. Пусть медленно, зато тихо. Кусты как-то резко закончились, и я почти выпал на небольшую полянку, которую, видимо, недавно косили. Вместо травы торчал ёршик, а в дальнем конце живописно расположился миленький стожок. Или это копной называется? Вот где спать надо было, олух! Я пересёк поляну широким шагом, и резко завалился спиной на сено.
- Ты слышал? – Чей-то вопрос пригвоздил меня к месту.
- Тебе показалось, малыш. – Приглушённый смешок из-за стога заставил меня не дышать. – И когда ты перестанешь всего шугаться? Не отвлекайся.
- Тебе легко говорить, ты скоро демобилизуешься. А вдруг кто из наших узнает?
- Ну, узнает, что с того? Думаешь, мы одни такие умные, что любим друг друга? Да у каждого, наверняка, есть свой дролечка. Просто молчат об этом.
- Ещё бы. Ведь за такое статья полагается. Да и стыдно то как.
- Угу, трахаться не стыдно. В рот брать и давать тоже не стыдно. Ох, до чего ты у меня всё-таки смешной, Коленка. Иди ко мне.
Закусив собственный кулак до боли, чтобы не заржать в голос, я трясся почти в истерике. А вот про такие армейские отношения мне папка не рассказывал. Да и брательник молчал, хотя мог бы. Мы же с ним тоже баловались в рот друг другу. Раздававшиеся с той стороны не двусмысленные звуки, заставили мой член шевельнуться. Начав теребить его свободной рукой, я вновь зашёлся в приступе хохота, вообразив, что будет, если мне обойти этот стог. Картина маслом, голые солдаты, почему-то в пилотках со звёздочками и кирзачах, лежат друг на дружке. И тут перед ними возникаю я с деловой миной. Что бы такое отмочить? Здравия желаю, товарищи бойцы?! Или спросить где линия фронта и как попасть к партизанам? Нет, ну нафиг. Они мне тогда морду точно набьют. Пусть кончат, тогда вылезу. Однако хоть парни и завершили своё дело достаточно быстро, у них начался тихий разговор, перемежающийся довольно затяжными паузами и чмоканием. Сосутся, черти, от чего-то разозлился я. Член давно упал, так и не выстрелив. Долетавшие обрывки разговора вскоре выдали имя второго солдата. Он был разговорчивее пугливого Коленьки, и тот называл его Черныш, либо Уголёк. Но один раз произнёс Андрюшенька.
Подчинившись непонятно каким соображениям, я вернулся на берег. Офицер заинтересованно рассматривал меня, ожидая, когда подойду ближе. Из-под сдвинутой на затылок фуражки торчала упрямая чёлка, а в карих глазах плескались такое озорство и бесшабашность, что я очень сильно захотел узнать его поближе.
- Здрасьте, - глупо произнёс я, засунув руки в карманы брюк. – Сын полка не требуется? А то я так жрать хочу, что и переночевать негде.
- Ух, ты? – Лейтенант беспечно заржал. – Пока ты шёл, я всё надеялся, что это дочь.
Солдаты подхватили смех, и потихоньку начали выбираться на берег, кроме двоих, заплывших почти на ту сторону. Они с интересом разглядывали меня, отжимая трусы и не проявляя никакой агрессивности. Милый арсенал давно нетронутых ракет.
- А кроме шуток, ты кто такой, и чего надо? – Он сунул в рот длинную травинку, зажав её красивыми зубами. – Б**дь! Где Ермолаев с Прокопенко лазят? Я тоже искупаться хочу. Звонцов, куда твои сержанты с****ли?
- Не знаю, товарищ лейтенант. – Конопатый детина с полуоткрытым ртом никак не мог попасть ногой во вторую штанину галифе. – Они мне не докладывают.
- А не е*** ни разу. Пойди и роди. Видишь, твой командир плавиться начал?
- Есть. - Однако конопатый Звонцов продолжал скакать на одной ноге.
Офицер вновь вопросительно посмотрел на меня своими красивыми глазами. Присев возле него на корточки, я постарался изобразить максимальную наивность, как её себе представлял. Ну, просто телок, которого слишком рано от сиськи отняли.
- Вы ведь на машине? – Он утвердительно кивнул. – Я не местный и заблудился. Не подбросите до ближайшего города?
- Подбросить можно. А что нам за корысть? – Сучка какая! Был бы ты тут один, я б тебе такую корысть устроил, ползать бы не смог. – Может, ты засланный казачок.
- У вас учения что ли?
- О! Вот уже вопросы всякие начались. – Но его бесшабашный взгляд говорил, что солдаты спокойненько подвезут меня куда надо. – Тебе лет то сколько?
- Шестнадцать. – Не стал я врать. – Могу показать паспорт.
- Потом. Искупаешься с нами? А ребята пока сухой паёк разогреют. По глазам вижу, что голодный. – Голодный, угадал, симпатяга. Только не до еды, а до твоего тела, бестолочь. В воду мне не хотелось ужасно, но вдруг удастся прикоснуться к нему невзначай в реке? – Звонцов! Кто у нас в наряде? Пусть костер разведут. Где эти пи***ы, младшие командиры? Их за смертью, а не за пайком посылать.
- Да вон они. – Один из солдат махнул рукой в сторону дороги. – Идут, не торопятся.
- Прокопенко, дед хренов! – Гаркнул летёха так, что у меня в ушах зазвенело. – Е** твою мать, где ты лазишь? Назначь наряд по кухне, а сами разделись и марш в воду! Я уже все обмундирование промочил потом, вас ожидаючи! Звонцов и Лялин в караул, остальным отдыхать. – Выкрикивая эти команды, парень быстро скидывал с себя одежду.
Сказочный мужик. Пожалуй, Давид его бы с удовольствием изваял. А, может, и нас вместе. Увлечённый разглядыванием лейтенантских прелестей, я чуть не забыл оценить Коленьку с Андрюшенькой, пока на меня не упала их тень. Повернул голову и застыл. Оба черноволосые, один чуть ниже и смуглый. Красивые невероятно. У смуглого не глаза, а две тёмно-синих бездны, черты тонкие, правильные, и офигенно соблазнительные губы. Его улыбка сверкнула на миг, а быстрый взгляд, брошенный на товарища, выдал кличку. Уголёк, по-другому не скажешь. Второй зеленоглаз. Зато ликом на древнего витязя похож. Ну, ни дать не взять, Илья Муромец в молодые годы. М-да, это я погорячился. Тут и дать, и взять не грех. И не по одному разу.
- Чего сидишь? – Оставшись в одних семейных трусах, лейтенант толкнул меня в плечо. – Тебя как зовут, кстати?
- Фон, - чуть не выпалил я фамилию, от которой отказался не так давно. Поперхнулся, за что заработал два увесистых хлопка Коленькиной ладони по спине. У, медведь! – Спасибо. Фролов. – Непривычная по отношению к себе фамилия отца прозвучала немного дико. – Фролов Денис.
- Дениска, значит. – Лейтенант подтянул трусы, невольно привлекая мой внимание к обозначившемуся богатству. – А я Женька, лейтенант. Но, зови, как хочешь. Ещё успеешь званиями объесться, когда служить пойдёшь. Айда за мной! – И он прыгнул в речку головой прямо с берега, подняв тучу брызг.
Ух, и весело же нам было плескаться вчетвером в замечательной июльской речушке. Парни, сцепив руки, подкидывали меня и друг друга высоко в воздух, соревнуясь, кто поднимет больший столб воды, падая «бомбочкой». Мы играли в пятнашки и дурачились. Конечно, я не упустил случая прижаться несколько раз к Женьке. Да и он, похоже, был рад меня потискать. Один раз получилось так, что я сел верхом к нему на пояс. Его руки под водой подхватили меня под задницу, а я обнял его за шею. Наши глаза встретились, и мы замерли, как показалось, навечно. Он не улыбался. Просто смотрел. И я не мог оторвать взгляда от его глаз.
- Что, товарищ лейтенант, - оборвал сказку Уголёк. – Приобняли пацана и невеста вспомнилась? – Его ехидную улыбку заткнули брызги, поднятые бдительным Николаем.
- Вы бы потерли друг другу спинки, Коленька с Андрюшенькой. – Прошипел я. – А то сено нельзя смыть так просто одной лишь водичкой.
- Какое сено? – Не понял лейтенант, и отпустил меня. Уголёк выпучил глаза, а я показал ему язык. Выпрыгнув из воды, опёрся на Женькины плечи и ушёл вместе с ним под воду. Там мне, наконец, удалось, как бы в борьбе, накрыть его хозяйство ладонью. У, вещь! Ладно, будем трусы выжимать, обязательно рассмотрю. А, пожалуй, вынужденное купание того стоило. До сих пор вспоминаю тех троих солдат голыми, как будто это вчера было. Воистину, нет ничего прекраснее на земле, чем любить таких парней. Только, разве что сравнимо, быть любимым ими. Но тогда я мало задумывался над смыслом и последствиями собственных поступков. После сытной еды и небольшого отдыха, Женька приказал залить костёр, собрать посуду и грузиться в машину.
- Со мной в кабине поедешь? – Тихо спросил он, глядя в сторону.
- Не, душно там. Да и тесно. Я с ребятами в кузове лучше.
- Воля твоя.
Забравшись в кузов военного грузовика, я нагло уселся между любовниками Колькой и Андреем. Не захотев возмущаться при ребятах, они стерпели. А я, положив голову одному на колени, и придвинув другого к бортику задницей, провалился в спокойный сон. Машина мягко пружинила на ухабах, совсем не тревожа. Андрюшкино бедро под щекой убаюкивающе грело, а Колькина нога, упиравшаяся мне точнёхонько между половинок, навевала жаркие мысли о возможном и не очень.
Разбудил меня Уголёк, вернее, его вставший член, который чуть ли не в глаз упёрся сквозь брюки. Я приподнялся, непонимающе разглядывая лица солдат.
- Минут через двадцать приедем, можешь ещё поспать, - шёпотом информировал Андрей, притягивая меня обратно.
- Поспишь на твоей палке, как же. – Недовольно и тихо буркнул я. – Куда приедем?
- В лагерь, куда же ещё. – Он положил руку мне на плечо и зашептал в ухо. – Я все вспоминал, как ты кашу ел. Аккуратненько так, чистой воды котёнок сметанку лакает. А когда ты мне на яйца дышать начал, сразу всё поднялось.
- Дурак. – Изобразив оскорблённую невинность, я скинул его руку с плеча и придвинулся ближе к Николаю. Тот, как будто этого и ждал, моментально положил мне ладонь на бедро в опасной близости от члена. У меня же после сна ещё тот стояк был!
- В офицерскую палатку тебе нельзя. – Не менее возбуждающий, чем предыдущий, шёпот заструился в моё второе ухо. – Значит, спать у нас будешь. Ночью и поговорим.
- Договорились, солдатики. – Громко брякнул я, хлопнув обоих солдат по коленям со всей силы. – Мне терять нечего, да и скрывать, впрочем, тоже.
Так и оказалось. Извинившись, что не может меня взять к себе в офицерскую палатку, дабы избежать ненужных вопросов, Женька приказал взводу, спрятать сына полка у себя в палатке. А чтоб мне было, где спать, определил Андрея в ночной караул. Мол, сменится, разбудит следующего, а сам на его постель ляжет. Более спокойный Николай, вряд ли стал бы со мной разговаривать без любовника. Проверив перед отбоем, как меня устроили, Женька предложил немного погулять перед сном.
- Смотри, какие звёзды, Дениска. – Едва мы вышли из расположения лагеря, как он ласково обнял меня за плечи. – Любишь на звёзды смотреть?
- Угу, - я тихо млел от его близости. – И мечтать люблю очень.
- О любви, наверно? – Женька тихо рассмеялся. – Я в твоём возрасте постоянно о любви мечтал. Представлял себе, какой она красивой будет. А в жизни так обжёгся, не приведи Господи. У тебя девчонка есть?
- Есть, - я обхватил рукой его талию и прижался сильнее. – Только не любовь это. Так, трахаемся иногда ради удовольствия.
- Вот те на! – Присвистнул он. – А я первый раз переспал только в девятнадцать.
Мы остановились и повернулись лицом друг к другу. Он был выше, поэтому мне пришлось поднять лицо. Так даже удобнее. Приоткрыв рот, я преданно заглядывал ему в глаза. Однако пауза затянулась. Что он возбуждён не меньше моего, красноречиво заявлял стоящий член офицера, уткнувшийся мне в живот. Вот только Женька моментом решительно отодвинулся и первым поцеловать меня не решался.
- Ты откуда родом, Денис?
- Из далека. – Ну, не выкладывать же парню, пусть и очень желанному, сразу все подробности? Ещё перепугается. – А живу постоянно в Питере.
- А я из-под Полтавы. Знаешь такой город?
- Ещё бы не знать! – Я едва удержался, чтоб громким ржанием не вспугнуть и так шаткую романтику момента. Н-да, своеобразную месть за поругание предков выбрали боги. Что ж, маму бы эта ситуация тоже повеселила. Значит, идти придётся до конца. Один мой миньет местью считать ну никак нельзя. – Ты мне очень нравишься, Женя.