Дни не идут - прибывают,
Как воды в реках весною,
И, рано ли, поздно, - знаю:
Сомкнутся они надо мною.
Лежать мне на дне и стынуть,
Не зная страха и горя...
Где были деревни, ныне -
Синеет новое море.
И будет соседская дочка
В плену у последней моды,
И что будет значить строчка:
"Погиб в тридцатые годы"?

Обнимать кого-то - значит подтверждать своё существование. Можно принимать, как антидепрессант. )

Чем объясняется, что сексуальная тематика в искусстве так по-разному воспринимается разными людьми? Вероятно, мы "эмпатизируем" разным персонажам в зависимости от личных установок и культурных представлений? Несколько слов о собственном опыте.

"Возвращайся скорей, мы уже скучаем," - написал популярный писатель, поэт и перформер Ноам Хорев у себя в соцсетях.
Его муж, офицер запаса Хаим Янив, снова призван на резервистскую службу - третий раз за последний год.
7 октября исполнится ровно год с начала жестокой антитеррористической войны в Израиле. 

Очень странный фильм, где никого не жалко. И только хочется продлить сцену секса с учатием Уишоу до бесконечности...

Возможно, для геев тема одиночества особенно “своя”, потому что веками они существуют в мире недоступных семейных и социально-комфортных связей. Каждая связь и каждая любовь по-своему “неполны” в токсичной среде, даже если пара счастливо совпала.

Любой глубокий фильм - это экзистенциальная встреча с самим собой. Свидание с собственной личностью. Уверен, что у геев тоже есть своя зрительская специфика, о которой интересно размышлять.

Репрессивная пирамида власти “трахала” советских мужиков во все дыры, вила из них верёвки и лишала мужской субъектности. “Мужики” империи, “Сергеи Королёвы” и “Солженицыны” сидели по шарашкам с выбитыми зубами, а “правдолюбы” (в брежневском застое) - по психушкам. Редкие личности вроде Рудольфа Нуреева с сильным мужским “эго” просто физически не выносили принуждения к покорности, отказывались занимать “позу журнального столика” и бежали из совка при первой же возможности...

В девятом классе, когда я уже вовсю влюблялся в сверстников, меня с моим “крашем” сняли с уроков, чтобы мы оформили задник актового зала. Там был знакомый лысый профиль, “Аврора” с пушкой и бегущие матросы. Мы с “крашем” прекрасно справились за три урока. Эта школьная любовь странным образом “рифмовалась” с фигурами матросов (будь моя воля, я бы рисовал их на стене в стиле Тома из Финляндии). С бездетным Лениным тоже было что-то не в порядке. Вопрос о том, “почему у Ленина не было детей” тайно дебатировался в школьных коридорах и все, конечно же, кивали на “пучеглазую” Надежду Константиновну. Мысль о том, что Ленин мог быть в чём-то несовершенен, не укладывалась в голове.