Раскрывая таинство Клайва Баркера

Хотелось бы выразить огромную благодарность тем, чьими стараниями книга была переведена и напечатана в России. Какие бы цели они не преследовали. Я, как и любой человек, могу заблуждаться насчет истинного замысла автора, но я вижу в романе то, что составляет часть моего мироощущения и миропонимания. Хотел ли автор сказать именно то, что рождает мой воспаленный разум или это лишь мои иллюзии и отражение моих мыслей, не знаю. Эту книгу я не могу читать спокойно. Но для меня она не хоррор, даже не мистика. Видеть в ней это, значит упростить историю автора. Для меня это скорбная, но светлая книга. Клайв Баркер не только писатель, он режиссер и художник. Вся история – замечательно оформленный и срежиссированный сосуд для изысканного содержания.

Извините, что вываливаю вам свой мусор. Но вы спросили, тем самым спровоцировав мое словоблудие. В такие моменты я, как никогда, сожалею о своей сущности. Что ж, вы в своем праве посмеяться над моими размышлизмами. Присоединяюсь к веселому смеху.

Я закрываю глаза и передо мной проходят мои друзья. Те, кто еще вчера сидел рядом в баре и пил вино, с кем ты на пару выкуривал косячок или закидывался чем покрепче. Веселые и молодые. А назавтра ты встречал их тени на улицах Кастро. Вирус разъедал их иммунную систему, тело покрывалось пурпурными пятнами, поражались конечности и наступало смертельное истощение. Смерть приходила неожиданно, мужчины ложились и умирали. В мучениях, в жутких страданиях. Фолсом, Полк, Маркет были заполнены призраками.

Всем было плевать на то, что молодые, активные люди умирали. Десятками, сотнями. Эпидемия беспощадно уничтожала геев. Газеты сообщали о немногочисленных случаях болезней, на самом деле более 50% жителей Кастро были ВИЧ инфицированы. И тишина, до нас никому нет дела. Из газет мы узнаем, что сотни человек работают над вакциной для 20 пострадавших легионеров. Почему нет ассигнаций на научные исследования по борьбе со СПИД, нет никаких социальных программ по предотвращению новых жертв вируса? С 1980 по 1997 годы от болезней, связанных с ВИЧ/СПИД, по всему миру умерло 6,4 миллиона человек, из них 281 082 человека в США и 15 548 человек в Сан-Франциско. Гей-сообщество не могло не измениться.

Я вижу своих родителей, которым на меня наплевать. Если и удается вызвать у них какие-то эмоции, то лишь брезгливое раздражение. Почему меня отвергают, что со мной не так? Постойте, посмотрите, вот же я! Не видят. Я ухожу, замерзаю. Приличия перед обществом заставляют отца и мать проявлять обо мне заботу. «Уилл фотографировал не счастливую семью, как этого хотела Адрианна, а двух скорбных духов, застывших в сумерках под петлей из крохотных лампочек. Этот кадр устроил Уилла гораздо больше, чем любой из сделанных на свалке.»

Но что-то изменилось во мне. Бесповоротно. Я знаю, что есть человек, которому я нужен. И он.. Он учит меня убивать, потому что только так, мы можем понять для чего вся эта наша жизнь. 

Знаю, что есть на земле место, где я найду ответы. 

Вы смотрите на нас, считая нас извращенцами, больными, которых следует вернуть к нормальной жизни. Что есть ваша нормальная жизнь? Я покажу ее вам. Смотрите. В своих фотографиях. Я буду снимать смерть, разложившиеся трупы животных. Я буду долго и терпеливо ждать наступления апогея страдания, апофеоза распада, исчезновения, почти переходя грань. Ничего не напоминает? «Кого-то он мне напоминает. Только не могу вспомнить кого». 

«Использование экологических трагедий в качестве политической метафоры попахивает безвкусицей, — писал автор. — И это вдвойне верно в данном конкретном случае. Мистеру Рабджонсу должно быть стыдно. Он попытался подать эти документы как иррациональную и демонстративную метафору того места, которое занимают гомосексуалисты в Америке; но своим поступком он лишь принизил собственное искусство, собственную сексуальную ориентацию и (что самое непростительное) животных, чьи предсмертные муки и разлагающиеся трупы он изобразил с таким нарочитым натурализмом». 

Вы бы могли фотографировать туристов, которые фотографируют медведей, — заметил Тегельстром. В сущности, какая разница, кого фотографировать, «а люди — такие животные, которые рассказывают истории». 

Да, геям нужно только трахаться, разве они могут быть любовниками? Нет. «Так — трахарями, но не любовниками.»

Ах, эти геи извращенцы…

Это так и не так одновременно. Слишком плоско. Это попытка понять. Я вижу то, чего не видят глаза обычных людей. Вы видите привычные для вас вещи. Я их вижу совсем по-другому. Потому что я другой. Вы пытаетесь нас изменить. Вы мните себя пастырями, возвращающими своих заблудших овец в стадо. Но вам недоступно понимание. Оно за гранью вашего разума. Вы – часть системы, популяции, вида, я - … (надо снизить бы градус накала).

Это идет фоном всей истории о пути к пониманию того, для чего мы, т.е. гомосексуалисты, родились. У нас своя карма. 

В сущности, каждому возрасту свои поступки, дела, вопросы. 

«На рассвете это загадки жизни и света. В полдень — головоломки очевидности. В три часа, в самый разгар дня, уже высоко стоит призрак луны. В сумерки — воспоминания.»

Уже не полдень, скорее день в самом разгаре. «Мне сорок один, и я чувствую, что слишком много всего повидал, успел побывать едва ли не всюду, и все смешалось в одну кучу. Не осталось волшебства. Я пробовал принимать наркотики. Терял голову от любви. Разочаровался в Вагнере. Ничего лучше уже не будет. А то, что достигнуто, оказалось так себе.»

Что было бы, если бы главный герой не был гомосексуалистом? Не знаю, но точно могу сказать, что книга была бы другой. Совсем другой. И о другом. Далее я ступаю на зыбкую почву рассуждений о том, что представляет собой основная идея. Ее звучание слишком пафосно и относится к эволюции человечества. Посему я умолкаю.

Роза МакГи и Джэкоб Стип. Томас Симеон. Лис. Это ключевые фигуры в понимании философии автора. Понимании сути Таинства. Попытки осознания. Они составляют фундамент, доказательную базу «И он все еще надеялся. Иначе зачем заявился бы со своими вопросами — значит, верил, что можно получить ответы. Ну ничего, еще наберется ума, если проживет достаточно долго. Ответов не существует. Во всяком случае, таких, в которых есть смысл.» Не случайно эту фразу произносит Гутри. Увы, ему не дано понять ответ. Потому что гладиолус.

Домус Мунди. Рукенау – самая одиозная фигура, метафора. Сколько горькой иронии.

Есть еще масса интереснейших, моментов, рассуждений. Может они и новы, не оригинальны, но интересны.