Я прошу у тебя прощения...
ГолодПо лицу хлещет дождь. Знобит.
В этом чёртовом мире холодно.
Если не был тобой убит –
Сдохну сам от тоски и голода.
В этом чёртовом мире холодно.
Если не был тобой убит –
Сдохну сам от тоски и голода.
Твоё тело обнимет закат. И песчинки всё липнут к коже. Я едва уловил твой взгляд. Как случайный, едва прохожий. В нём спокойствие и расчёт. Не осталось намёка на чувства. Я едва не расшибся о лёд. Лёд любви твоей… это так грустно…
Помню, как выгибался, дрожал. Ртом ловил жадно капли из душа… И сгорая меня целовал, вырывая замёрзшую душу. Я входил в твоё тело… горел… Ты шептал мне о страсти и чувствах. Воскресил меня этим, согрел…
Оттого-то сейчас мне так грустно.
По лицу хлещет ливень. Стою.
Фонарём освещаемый слабо.
Больше я никого не люблю.
Нет здесь чувства такого масштаба.
Чтоб ласкать твои губы. Смотреть, как ты спишь, сонно жмуришься утром. Небо, как я хочу умереть, но и бросить тебя почему-то слишком страшно. В осколках душа. Вырезаю цветы на запястьях. И рисую почти не дыша, моё глупое сонное счастье.
По лицу хлещет дождь. Я стою,
Грею сердце в ладонях… так холодно.
Улыбаюсь на самом краю…
Сдохну сам. От морального голода.
Грею сердце в ладонях… так холодно.
Улыбаюсь на самом краю…
Сдохну сам. От морального голода.
Письмо к письму
Я храню их все. Бумага к бумаге. Письмо к письму. Хоть страдать педантичностью - это не для меня. Я смотрю по ночам в пространство и жду - усну. Я надеюсь, что ты приснишься - смогу обнять. И холодная карусель заскрипит в груди. Развернутся большие крылья, и я вдохну. А потом это небо пожрёт луну...
Я проснусь. Попрошу тебя:
- Уходи.
Алкоголь намешаю в кофе. От сигарет (из-за дыма, который въестся в меня) тошнит. У меня без тебя наставников больше нет. Будет в комнате девятнадцать. Меня знобит. За окном от жары будет плавится весь асфальт. Пыльный воздух ворвётся в горло, что не вдохнешь. Я услышу твоё прозрачное:
- Очень жаль...
Тебя нет! Тебя нет! И гуляет по пальцам дрожь. Скоро утро? Надеюсь скоро... сойду с ума. Одиночество между рёбер и в голове. Накрывает не сон, а глухая-глухая тьма. И я слышу твой шепот, я даже тянусь к тебе.
Утром буду простужен. Болезненно отрешен.
В чашке с кофе окурки. И холодильник пуст.
Я накину (от солнца) на голову капюшон...
Задавлю свои чувства и даже услышу хруст.
Наизусть. Губами. По памяти.
Скажи мне... наизусть, губами, по памяти. По маленьким каплям соли в твоих глазах. По тем, кто боялся храмов, сидел на паперти. Но выше всех прочих ценил эти образа. Они над тобой смеялись? Они лукавили? Да грош цена этой истине - в голове. Они налетали, клевали большими стаями. Но ты всё равно душою достался мне.
Мораль и обыденность. Гадость. И их забвение. А шли бы вы... и подальше, и подлинней! Поганый театр, паршивое исполнение, похожее на сношение их теней. А шли бы вы... вот серьёзно, я вас не трогаю! И вы проходите мимо, к себе домой. Я тут проходился просто, своей дорогою! Да, может не самой лёгкою, не прямой!
Да к чёрту и вашу мораль и такое общество. Которому лишь бы знать, в чьей постели спят. Вот я не пойму... вы глупы от одиночества? Что ваши морали суёте здесь всем подряд!
Я, если и каяться, к вам не пойду! На паперти и то больше шансов услышать совет. Пойду. А вы... уважайте друг друга, так любят памятник. И может быть молятся грешники. Там, в Аду.
Да шли бы вы к чёрту. С собой унесите "истину" и вашу "мораль", и "не любят таких, как ты". Я буду жить только сам, со своими мыслями! Своими болезнями. Возрождая свои мечты.
И будет луна купаться в прозрачном облаке. А вечер окажется жарок, но слишком тих. А шли бы вы мимо... Серьёзно, я вас не трогаю.
А мысли?.. Так каждый останется при своих.
От веры до бессердечности
От веры до бессердечности. Так случается только раз. И стремимся мы к бесконечности, чтоб никто никогда не спас. Чтоб осколки души не трогали, не пытались зажечь искру. И от взгляда стального дрогнули, оставляя свою игру. Чтоб бежали вперёд без памяти, не пытаясь меня вернуть! Я ведь тоже живой, не каменный, хоть вспороли когда-то грудь.
А зашили… кривыми иглами! Чуть стянули края и всё! Обезглавив сегодня играми, что течением вниз несёт. И от веры… от веры к пропасти. К ледяному ручью… босым. Стойко я принимал все новости, о пощаде и не просил! Но сегодня… прошу, позвольте мне сделать шаг и уйти за край. Я устал на своей войне.
А устал... значит умирай!
От веры до бессердечности. Так случается только раз. Мы стоим на задворках вечности, и с нас люди не сводят глаз. Мы шуты, мы шуты! Так смейтесь, ну… и хрипят голоса толпы.
А зашили… кривыми иглами! Чуть стянули края и всё! Обезглавив сегодня играми, что течением вниз несёт. И от веры… от веры к пропасти. К ледяному ручью… босым. Стойко я принимал все новости, о пощаде и не просил! Но сегодня… прошу, позвольте мне сделать шаг и уйти за край. Я устал на своей войне.
А устал... значит умирай!
От веры до бессердечности. Так случается только раз. Мы стоим на задворках вечности, и с нас люди не сводят глаз. Мы шуты, мы шуты! Так смейтесь, ну… и хрипят голоса толпы.
Я надеялся – обману.
Но опять побеждаешь ты.
Ориентир
По ориентирам я доберусь к тебе. Ты же помнишь, я обещал. Это может потребовать времени… даже десятки лет. Но когда я сбитыми пальцами прикасаюсь к осколкам скал – получаю твои подсказки, ищу ответ.
Я иду к тебе. Иду к тебе медленно. Постепенно. Больно.
Отзываюсь в нервах такой любовью,
От которой кружится голова.
На губах твоих поцелуи равны словам.
Ты моё отражение. Берег. Ориентир.
Я иду к тебе, я иду к тебе сквозь огромный мир!
Доберусь до тебя. Припаду к земле у колен. Буду ртом жадно впитывать каждое слово, вздох. Я любить тебя буду так. Ничего не прося взамен. И, наверное, нам простит прегрешения даже Бог. Я тебе обещаю. Я буду идти слепым. Наугад. По подсказкам. По стуку сердец. Во тьме. И когда мы столкнёмся случайно однажды с ним, он, закашлявшись, поклянется, что ты достаешься только мне.
Я иду к тебе. Иду к тебе медленно. Постепенно. Больно.
И уже нет дрожи, уже спокойно
Я касаюсь пальцами рук твоих.
Я пришел, ты чувствуешь, ветер стих…
Ты моё отражение. Тайный смысл. Лихорадка. Боль.
Я люблю тебя так, что, наверно, умру с тобой.
Я буду рядом
Я буду рядом. Задыхаться от безысходности и идти по твоим следам. У любви не стоит срок годности. Не отдам тебя… не отдам. Пусть не стать до конца свободными, пусть не все будут нас ценить. Мы уйдём. Босиком, голодными. Чтобы в яме потом не гнить.
Скалят зубы, скулят и вертятся
На цепи все твои «друзья».
Этим псам до сих пор не верится,
Что с тобою отныне я.
Им и спится теперь паршивенько,
Сквозняки не дают дышать.
Лучше пара, чем сотня вшивеньких,
Ждущих шанса тебя предать.
Целовать твои губы. С нежностью. С обреченностью сентября. С расставания неизбежностью. Говорить, как люблю тебя. Ничего уже не изменится, время дальше мотает счёт. Только мне почему-то верится, что успеется… повезет. Что в груди залатаешь сердце мне. Неумело, но хорошо. И, наверно, мы выжили в той войне. Просто шок ещё не прошел.
И звенят дальше цепи грубые,
Надрываются голоса.
Вспоминаю родные губы и…
Вроде светлая полоса.
Вроде я не больной, но хочется....
Я не должен тащить кресты.
Умираю от одиночества.
Вспоминаю, что рядом ты.
Буду рядом. До сбоев памяти. Остановок в моей груди. Я отнюдь не герой, не праведник…
Ты, пожалуйста, приходи.
Встретимся
Знаешь, встретимся. Там, где слепой не читает ответов. Он их чувствует кожей и «видит» в своей голове. Может быть, за пределами нашей планеты. Босиком мы пройдём по стеклу и зеленой траве.
Буду ждать. Так отчаянно ждут только чуда. И надежды на то, что когда-нибудь сможешь вдохнуть. Опускаются руки, но нет, я сдаваться не буду. И я делаю шаг, продолжая отчаянно путь.
За окном расстилаются звёзды, дома, недо-парки. И высотки стоят, пожирая друг друга. И грязь. Ты спиной прижимаешься к серой облупленной арке. Я, шатаясь, стараюсь не рухнуть, не пасть.
Помнить руки твои. Поцелуи спины. Под лопатку. От чего натянулись все нервы и трудно дышать. Как под виски записывал строки неровно в тетрадку, а они отказались слагаться в стихи, как смеясь.
Никогда не умел ровно, чётко, со смыслом и рифмой. С тонким ободом слов, зашифрованном в дикости лжи. И разбились слова об иллюзии. Мысли о рифы. Только мы ещё строим и строим свои миражи.
Верь мне. Верь. Если вдруг не поверишь – скажи.
О точках...
Разлетаются в клочья предметы и обстановка, мои грехи. И становится тихо-тихо. Немного пьян. Я всегда ставлю многоточье в конце строки. Потому что точка слишком большой изъян. Ничего не исправить. И больше не изменить. Не продолжить и не стереть. Не добыть ответа. И порвётся внутри раскалённая страхом нить. И на солнце я буду мёртв от нехватки света.
Я скажу тебе всё. Всё, что прежде не смел сказать. Ничего не изменится. Также смеются чайки. Почему нельзя вынуть сердце? Ну, вашу мать… почему мне тоскливо дико и так печально?!
Я почти что не пью. Ибо пьяным схожу с ума. И гляжу из окна на город совсем иначе. Эти люди… а я не помню их имена. Большинство ничего уже для меня не значат. Или я для них? Всё пустое. Игра игрой. Но я умер, а сохраниться забыл, вот дьявол!
Меня нет, понимаешь, я жил-то одним тобой. От себя не укрыться молча под одеялом.
Разлетаются в клочья предметы и обстановка. Мои грехи. С неба падают звёзды и тонут в тумане утра. Я никогда не ставлю точек в конце строки…
Почему-то.
Я скажу тебе всё. Всё, что прежде не смел сказать. Ничего не изменится. Также смеются чайки. Почему нельзя вынуть сердце? Ну, вашу мать… почему мне тоскливо дико и так печально?!
Я почти что не пью. Ибо пьяным схожу с ума. И гляжу из окна на город совсем иначе. Эти люди… а я не помню их имена. Большинство ничего уже для меня не значат. Или я для них? Всё пустое. Игра игрой. Но я умер, а сохраниться забыл, вот дьявол!
Меня нет, понимаешь, я жил-то одним тобой. От себя не укрыться молча под одеялом.
Разлетаются в клочья предметы и обстановка. Мои грехи. С неба падают звёзды и тонут в тумане утра. Я никогда не ставлю точек в конце строки…
Почему-то.
Выцарапать из памяти
Выцарапать из памяти. Выскоблить. Обсеточенно. Вывернуть наизнанку душу. Сгореть дотла. Ты остаешься в памяти многоточием, лезвием из заточенного стекла. Выцарапать из памяти… это лечится? Нет, я не болен чем-то… я мёртв тобой. Это за гранью взрощенно одиночество. Это проигран каждый на свете бой.
Это когда картинки бегут из памяти. Руки дрожат. Коньяк прожигает брешь. Это когда обнаженным стоишь на паперти, ждешь милосердия или, что надоешь.
Выцарапать из памяти внутривенное. Выжечь тебя с изнанки и из груди. Это такое сильное откровение, что неизменно что-нибудь повредит.
Мое одиночество
Серый дождливый вечер. На мостовой отчетливо отпечатались капли с неба. Когда ты поймёшь, что я не хочу домой. Так плохо, что притупляются волны гнева. Бесцельно блуждать по улицам, в забытьи. И вздохи — и те даются уже на грани. А может, и не было это твоей любви? А может, и не было... это кошмарно ранит. Отсутствует чувство голода, жажда жить. Желание говорить о важном, о самом главном... От ваших советов: попробуй его забыть. Мне хочется удавиться. И в сердце плавно врезаются ножницы, делят его на части. Тогда в груди больно, почти не могу дышать. Позволь же мне выменять у них счастье... А если не выменять... значит, позволь отнять. Тебе. Мне оно не сдаётся даром. И дождь всё течёт и течёт с небес. Моё одиночество — это, похоже, кара. Осталось надеяться — сжалятся. Надоест.
И голод снедает душу. Тоска. Коньяк. И капли дождя всё пляшут свой дикий танец. Оставь мне хотя бы память... Сойдёт и так. И фото горят. И пеплом поганый глянец.
И голод снедает душу. Тоска. Коньяк. И капли дождя всё пляшут свой дикий танец. Оставь мне хотя бы память... Сойдёт и так. И фото горят. И пеплом поганый глянец.
Я прошу у тебя прощения
Я прошу у тебя прощения. Не у Бога, не у людей. Не за все свои прегрешения, а за глупость своих идей. За желание стать единственным, за любовь, что течет в крови. И за взгляд мой, чрезмерно пристальный, и за искренность всей любви.
Я прошу у тебя прощения. Хоть меня и не слышишь ты. Видно проклят я от рождения, как достичь этой высоты? Ночь. Не спится. Сквозит бессилием. Слишком жарко. Нельзя дышать. Нас учили всегда быть сильными… Для кого, скажи, вашу мать!
Я прошу у тебя прощения. Не могу тебя разлюбить. В этом холоде, вне спасения, как мне вновь научиться жить? Как опять воскресить эмоции, не застыть снова глыбой льда? Как мне жить, если жить не хочется?! Не захочется никогда!
Я прошу у тебя прощения. Не у Бога, не у себя. За последнее прегрешение – слишком сильно люблю тебя.
Я прошу у тебя прощения. Хоть меня и не слышишь ты. Видно проклят я от рождения, как достичь этой высоты? Ночь. Не спится. Сквозит бессилием. Слишком жарко. Нельзя дышать. Нас учили всегда быть сильными… Для кого, скажи, вашу мать!
Я прошу у тебя прощения. Не могу тебя разлюбить. В этом холоде, вне спасения, как мне вновь научиться жить? Как опять воскресить эмоции, не застыть снова глыбой льда? Как мне жить, если жить не хочется?! Не захочется никогда!
Я прошу у тебя прощения. Не у Бога, не у себя. За последнее прегрешение – слишком сильно люблю тебя.
Произведение опубликовано с согласия автора
9 комментариев