Покойник

Этот круиз я никогда не забуду. Не забуду так-же, как и своего сына, который покончил с собой много лет назад. Он спрыгнул с девятиэтажки. И тому виной была я.
    Кто я такая? Старуха, которая на старости лет решилась пуститься в круизное плавание по рекам и озерам необъятной России, с рукописями на перевес, сигаретами, и одиночеством. Я никогда не забуду этот круиз. По утрам пью кофе на палубе, в полдень отдыхаю в каюте, а вечерами, за самым дальним столиком под легкую музыку глушусь полу-сладким. Ночью я не сплю, и разглядываю лунные отблески на стенах, проникающие ко мне через толстое стекло круглого окошка. В первые дни совсем не плакала, лишь мучалась бессонницей и курила как психопатка. А потом кое-что случилось. Я увидела его.

    Эта семья привлекла мое внимание еще на пристани. Мать, отец и сын. Куча чемоданов и сумок, ворчание матери, тихие ругательства и попойки отца. Я не раз видела, как он в тайне от благоверной опустошал припрятанные шкалики, как каждую ночь шел к корме, чтобы задумчиво покурить. Думаю, ему не нравилась идея круиза. А его жена постоянно загорала, пока ее кожа не стала коричневой, а волосы не выгорели до соломенного оттенка. Сын? Ах да, мальчик лет пятнадцати, выражающий скуку более честно, чем отец. Постоянно скучающий, огражденный от мира телефоном с наушниками. С кем он переписывался, раз улыбался и смеялся, прижимая экран телефона к груди?
     Черные рваные джинсы, черная футболка с эмблемой рок группы. Черные всклокоченные волосы, и взгляд через расслабленные веки - он напомнил мне сына, хоть и внешне они были совершенно разными... Но, в чем-то схожими, как бывают схожими общими чертами и повадками одноутробные дети. 
    Его звали Ромой. Весьма скандальный мальчик, я не раз смеялась от того, как он язвительно отвечал своим родителям. Помню случай, как за завтраком мать и отец спорили о работе, а Рома, ковыряясь в яичнице, и томно поглядывая на бокал с белым вином, запел, обращаясь к матери:
    - Проснись крошка, ты  продаешься...
    Мать, видимо привыкшая к таким выкидонам, попыталась отчитать кровинушку, но тот слямзил сигарету, и побежал к корме, в надежде найти кого-нибудь с огоньком. Я последовала следом, и предложила зажигалку.
    - Обычно бабки при виде меня с сигаретой думают, что я шлюха и наркоман в одном лице одновременно. - сказал он, убрав волосы с лица, нагнувшись над зажигалкой.
    - Я сама была такой в молодости, - решила я поддержать разговор, тоже закурив, - Однажды я переспала со своей учительницей.
    - А, ну да, - усмехнулся Рома, - Это нормально. Только вот мой парень старше меня на десять лет, и я хотел провести время с ним, а не на этом сраном теплоходе. Как вы, кстати, относитесь к геям? Знаете, я люблю заглатывать разные мужские штуки.
    - Не стоит меня провоцировать и шокировать. Я хорошо отношусь к таким как ты.
    - Почему?
    - Дело в том, что...
    Его мать - не побоюсь этого выражения "строгим шагом" -  бежала к нам с воплями о том, какой Рома неблагодарный сын и тому прочее. Парень лишь едва сдерживал хохот, а за матерью тут как тут образовался отец. Его показная строгость была нелепой, мальчик рассмеялся еще больше.
    Дальше - хуже. Отец оттолкнул мать, и влепил Роме оплеуху. Я думала, что тот расплачется, но он начал смеяться еще больше. Затем забрался на поручень, и как заправской акробат - стал балансировать между палубой и темной речной водой. Мать заорала, мальчик расправил руки, и закрыл глаза. 
    - Кто-нибудь, снимите его оттуда.
    - Если в следующем порту я не сойду, то я прыгну в воду, - сказал Рома, словно сомнамбула разгуливая по тонкому поручню, слегка покачиваясь, - Если я не увижу "его", то в следующий раз я спрыгну с многоэтажки. Вы не имеете права запрещать мне любить "его", вы, уроды. 
    - Лучше послушайте его, и сделайте так, как он говорит, - сказала я, опустив руку на плечо матери. 
    - Что вы несете? - посмотрела она на меня как сумасшедшая. 
    Мне ничего не оставалось, как повысить голос:
    - Послушайте, милочка. Мой сын был геем, и я пыталась его "исправить". Я запирала его дома, пыталась даже лечить, и знаете, что с ним стало? Он прыгнул с крыши девятиэтажного дома, после себя оставив лишь записку о том, как он меня ненавидит. И я живу с этим, понимаете? Будь у меня возможность все изменить, я бы разрешила делать ему то, что ему хочется, и любить того, кого он любит. Но он мертв, понимаете? Это я убила его. 
    Мальчик, уходя все дальше и дальше по поручню, крикнул:
    - Совсем не дурно, бабушка. Вы уже можете расслабиться, так как вам представилась возможность все исправить. Представьте, что я ваш сын. 
    Со слезами, с всхлипываниями, я взглянула в глаза его матери, и тоже увидела слезы. Мальчик замер, и только ветер трепал полы его огромной рубахи, видимо украденной из чемодана отца. 
    - Это моя самая большая ошибка в жизни, - продолжила я. - Не повторяйте ее, и просто примите вашего сына таким, какой он есть. Это не болезнь и не вредность. Просто он такой, и ничто не сможет его изменить. 
    - Так что, любезные? - спросил мальчик, открыв глаза.
    - Хорошо, - покачал головой отец. - Только слезай. Мы поговорим, и придумаем что-нибудь. 
    - И я буду общаться с "ним" столько, сколько я захочу. 
    - Пусть будет по твоему, - подхватила мать.
    - И когда я буду приводить его домой, вы не будете шептаться на кухне и обзывать "его" пидарасом. Кстати, вы меня тоже так называете? Может, мне все таки прыгнуть? Думаю, винты этой сраной баржи мне шансов на спасение не оставят. 
    - Мы попытаемся...
    Мальчик улыбнулся, и легонько кивнул мне. Мне стало немного легче. Лишь позже я пойму, что мальчик был манипулятором, но я хотя бы буду знать, что если не своего, то чужого сына я спасла.