По газонам не ходить

Никита сидел на траве под деревом, выставив одну ногу вперёд и скинув с плеча рюкзак прямо на узловатые корни. Он подтянул к себе вторую ногу и мучительно пытался сообразить, что дальше делать. То ли разуться и посмотреть, насколько всё плохо, то ли сидеть и ждать, пока отпустит, надеясь, что само пройдёт. 

– Вот зараза, – в сердцах прошипел он, морщась от боли. В ступню между пальцев словно загнали раскалённый гвоздь и поворачивали туда-сюда… А от пальцев до пятки разливались пульсирующие волны тупой боли. 

Сломал или вывихнул? Какав разница! Всё равно, он не может никуда идти. 

Он посмотрел по сторонам, наткнулся на табличку с надписью: «По газонам не ходить!» – и чуть ли не заорал:

– Да понял я, понял! 

Он сам не знал, к кому он обращался в этот момент. То ли к себе самому, идиоту, который решил сократить себе путь и понёсся через газон вместо того, чтобы обойти его по гладкой асфальтированной дорожке. А в траве спряталась неприметная железяка, торчащая из земли. Никита даже не успел сообразить, почему небо вдруг наклонилось набок, а земля оказалась перед носом, как шлёпнулся плашмя и взвыл от боли в ноге. А потом злости на себя самого… 

То ли к самому мирозданию, которое понатыкало в траве всякого-разного, чтобы он, Никита, который и так опаздывал в институт на вступительные экзамены, точно в него не попал. Ишь ты, размечтался, поступить в театральный, ага! Фиг тебе, балда! Идти надо было в политех, как талдычила весь последний год твоя мать. Медленно и печально готовясь всю жизнь корпеть за кульманом… А теперь тебе светит попасть разве что сначала в больницу, а потом в армию. 

Допрыгался, блондин? 

Солнышко издевательски светило сквозь резную листву клёнов и пускало солнечных зайчиков по лужам. Лёгкий ветерок пробежал мышкой по траве и слегка растрепал Никите волосы. Словно хотел утешить: да брось ты, дурачок, не переживай, с твоей смазливой мордашкой, голубыми глазками и белыми кудряшками тебя без вопросов возьмут в твой театральный, и с одной ногой! И даже вообще – без ноги. 

Никита страдальчески огляделся. И наткнулся глазами на парня на велосипеде, который притормозил напротив таблички с надписью и вопросительно посмотрел на него:

– Что случилось? 

Никита отпустил злополучную ногу и хмуро отрезал, не глядя на парня:

– Ничего! 

А тот вдруг сочувственно спросил:

– Ногу вывихнул, да? 

Никита поднял глаза. Нет, это было не простое любопытство. В карих глазах под тёмными редкими бровями и короткой спортивной стрижкой ёжиком было именно сочувствие. А не жалость и не насмешка. 

Никита подозрительно оглядел парня с головы до ног. Среднего роста, средней комплекции, не накачанный в спортзале бугай и не тщедушный задохлик-зубрилка. Облегающая майка и спортивные трусы серого цвета безо всяких надписей. На ногах обычные кеды без носков. И самый простой и обыкновенный серо-серебристый велосипед. 

Обыкновенный. Парень как парень. Таких хоть пруд пруди, из десяти – дюжина. 

Никита вообще-то любил иногда рассматривать совершенно посторонних людей и строить догадки по их внешнему виду о том, какими они могут быть на самом деле. И раскрашенная, как кукла, девушка в кожаной юбке, куртке-косухе и сапогах, со вздёрнутым носиком и презрительной усмешкой, вдруг казалась ему нежной и ранимой барышней из-за лёгкого пухового шарфика с кистями. А напрочь седой старик с зонтиком в строгом костюме и лакированных ботинках, перепрыгивающий через лужи за руку со своим внуком, казался ему таким же десятилетним мальчишкой. 

Но сейчас Никите абсолютно не за что было зацепиться взглядом: парень был настолько обычным, что если бы его фото висело на доске «их разыскивает милиция», то пришлось бы хватать всех вокруг через одного. Среднего размера нос, ни короткий, ни длинный, подбородок ни узкий, ни круглый, лоб ни широкий, ни высокий…  Даже волосы у него были тёмно-русые, не поймёшь, то ли рыжеватые, то ли слегка каштановые. 

Никита вздохнул и отвёл глаза. Ему сейчас было не до глупых догадок, если честно. Нога по-прежнему болела, а часики тикали… 

– Помощь нужна? – ровным голосом поинтересовался парень, слезая со своего велосипеда и укладывая его набок на траву. 

Никита помотал головой и, собравшись с духом, ухватился покрепче за дерево, под которым сидел, и попытался подняться. Но тут же осел обратно, замычав от боли:

– Ты что, доктор что ли? 

Парень шагнул к нему на газон, словно не заметив табличку:

– Пока нет, но уже учусь. 

Он присел на корточки перед Никитой, коснулся его обуви и спокойно предложил:

– Дай посмотрю. 

Никита снова вздохнул и вытянул больную ногу в его сторону:

– На, Айболит. 

Парень быстро глянул на него исподлобья, расшнуровывая его теннисную туфлю, и сообщил:

– Меня вообще-то Антоном зовут. Потерпи, сейчас может быть больно. 

И ловким движением сдёрнул у Никиты с ноги обувь за пятку. А потом без капли стеснения аккуратно потянул с ноги носок. 

– А-а-а! – заорал Никита, дёрнувшись от боли. Он уже пожалел, что согласился на помощь этого недоучки. – Полегче нельзя было? 

Антон молча покачал головой, разглядывая его опухшую лодыжку и посиневшие растопыренные пальцы. Потом протянул руку и осторожно пощупал стопу снизу, сбоку и сверху. Легонько тронул посиневшие пальцы. 

– Так болит? А так? Острая боль или тупая? 

Никите хотелось ответить, что он точно знает, кто здесь тупой. Но потом ему стало стыдно: незнакомый человек отложил свои дела, чтобы заняться им, незадачливым бегуном по газонам, а он капризничать станет? И кто после этого тупой? 

– Болит. Там сильнее. Острая, – быстро перечислил он в ответ. И посмотрел исподлобья на парня, который молча кивнул и подал ему руку:

– Бери свои вещи и поехали в больницу. 

Никита захлопал глазами:

– Куда? – севшим голосом спросил он. Потянул к себе свой рюкзак и запихал в него свой тапок с носком. Босому было легче. 

– В больницу, – терпеливо повторил Антон. – У тебя перелом, скорее всего. 

Никита открыл рот:

– На чём? 

Парень кивнул в сторону велосипеда, лежащего на газоне:

– На багажнике, – коротко и ясно объяснил он. 

Никита ухватился за его ладонь и смущённо представился:

– Никита. 

Антон кивнул, потянул его за руку и подставил плечо:

– Держись, Никит. 

Никита благодарно кивнул и охнул от боли, когда задел босой ногой землю, поднимаясь вверх. 

– Не рассчитал, – посетовал Антон и извинился:

– Прости. 

Никита не успел ответить, что это он сам виноват, не подумал, как Антон, почти не наклоняясь, рывком поднял велосипед за руль и сгрузил пострадавшего бегуна на багажник:

– Хватайся обеими руками за сиденье! – скомандовал он, не отпуская руля из рук. А потом, убедившись, что Никита сидит удобно и крепко держится, запрыгнул на велосипед сам и сообщил:

– Поехали! 

И, стоя на педалях верхом, покатил мимо станции метро вдоль проспекта. Никита только рот открыл от удивления, выглядывая из-за его спины, как тот ловко объезжает и редкие машины, стоящие вдоль тротуара, и ямки на дороге, и поворачивает то налево, то направо, выкинув руку в сторону. 

А когда они заехали во двор, где стояла карета «скорой помощи» и рядом с ней курил черноволосый парень в синей спецовке с красным крестом на груди, Никита и вовсе обалдел, услышав;

– О, Тоха! И не один! Где ты нашёл такого красавчика? – ехидно поинтересовался черноволосый. 

Антон махнул рукой черноволосому, как старому знакомому, и попросил:

– Присмотри за великом, Давид, ладно? 

Черноволосый Давид охотно кивнул и с любопытством смотрел, как Антон стаскивает Никиту со своего велосипеда и, подхватив за плечо, осторожно заводит в стеклянную дверь с надписью: «Приёмный покой».

– Обратно на руках понесёшь? – съязвил вдогонку черноволосый. 

Антон тихонько вздохнул и вполголоса попросил Никиту:

– Не бери в голову. 

Пока они ковыляли по коридору, проходящие мимо люди в белых халатах – миловидная девушка со смуглым восточным лицом, пожилой мужчина с папкой в руках и даже молодой парень со странной штуковиной, похожей на наушники, на шее – с улыбкой кивали Антону и с интересом разглядывали полу-обутого парня, висящего у него на плече.

Никита удивлённо спросил:

– Тебя здесь все знают, что ли? 

– Да, – просто ответил Антон, – я здесь работаю. 

Никита покраснел и проговорил виновато:

– Прости, пожалуйста! Я думал, ты просто студент-недоучка из мединститута… 

Антон повернул к нему лицо и спокойно сообщил:

– Так и есть, Никит! Я студент медицинского института. Заканчиваю третий курс. А здесь просто подрабатываю, потому что платят мало, а работа тяжёлая и неблагодарная… Кто ещё, если не я? 

Он завёл Никиту в кабинет, усадил в кресло перед рабочим столом с лампой и попросил:

– Посиди пока, поскучай. Я пойду доктора спрошу, сможет ли он тебя сразу посмотреть, как освободится. 

Никита благодарно кивнул и со вздохом посмотрел на часы, что висели на стене над кушеткой. 

Антон проследил его взгляд и молча вышел, ничего не сказав. А Никита подумал про себя, как ему повезло сегодня. Он познакомился с хорошим и добрым человеком Антоном. Пускай за это придётся заплатить сломанной ногой и тем, что он не поступит, куда хотел, это не так плохо. 

Но даже самому себе Никита не рискнул бы признаться, что больше всего ему хочется сейчас поближе познакомиться с этим самым обыкновенным на вид парнем. 

2.

Следующие полчаса Никиту таскали туда-сюда на инвалидной коляске, крутили-вертели, щупали, осматривали и записывали всё, что могли. Сначала дежурный врач щупал его стопу вдоль и поперёк, отчего у Никиты темнело в глазах, и слёзы катились градом по его щекам. Потом вызвали травматолога, который был на обходе в отделении. Тот снова взялся за ногу Никиты, покрутил, пощупал и отправил на рентген. 

Если бы не Антон, который всё время был рядом, молчаливый и готовый в любую секунду прийти на помощь, даже просто похлопав по плечу или сочувственно заглянув в глаза – Никита бы не выдержал. Заорал бы, психанул и свалил бы нафиг из этого уныло-ленивого пыточного бюро... И плевать на то, что болит или срастётся неправильно! Никакого же терпения не хватит проходить всё эти круги ада снова и снова, чтобы в конце услышать и так понятный с самого начала диагноз: «перелом».

Никита нервно засмеялся, услышав столь неожиданную новость, но Антон тихонечко сжал его плечо и успокаивающе произнёс: «Ш-ш-ш!» – как будто утешая маленького ребёнка. Никита покраснел от стыда и тут же заткнулся.

Антон, конечно, очень ему помог, сократив и время ожидания, и путь до рентген-кабинета, и даже просто дорогу по путанному лабиринту коридоров, болтая с Никитой, будто заговаривая боль. Он возил Никиту на коляске туда-сюда, помогал тому сесть и подняться, и только из рентген-кабинета вышел сам, не дожидаясь, пока его попросят. К концу всех этих процедур Никите уже казалось, что он знает Антона сто лет, как минимум, и беспрекословно его слушался. «Сядь, встань, давай ногу, терпи», – вполголоса говорил Антон, и Никита без единого слова выполнял требуемое и безропотно терпел…  А что ещё ему оставалось? 

Наконец, они попали к хирургу. Там Никиту уже никто не мучил и не терзал. 

Скучный мужчина в белом халате и белой шапочке посмотрел на просвет влажный рентгеновский снимок и склонился над столом, записывая размашистым почерком что-то на бланке. 

– Сильно торопился, боялся, что опоздаю на прослушивание, – охотно и обстоятельно рассказывал ему Никита, глядя при этом почему-то не на него, а на Антона. Тот сидел сбоку стола, по правую руку от доктора, и, казалось, куда более внимательно прислушивался к его словам. – Не заметил железный прут, торчащий из земли, споткнулся об него и упал. Было ужасно больно… 

Доктор поднял на него глаза:

– У вас перелом фаланги среднего пальца на правой ноге, – ровным голосом сообщил он. – Сейчас мы зафиксируем кость, чтобы не было смещения, и вы можете отправляться домой. 

Он посмотрел на Антона и спокойно спросил:

– Поможешь добраться своему другу? 

Антон помедлил буквально секунду и, встретившись с отчаянными глазами Никиты, согласно кивнул:

– Да, конечно. 

Никита закусил губу, подождал, пока доктор закончит свою писанину, и неуверенно спросил:

– А лечить вы меня совсем не будете? 

Доктор посмотрел на него усталыми глазами и ответил:

– Могу выписать вам обезболивающие уколы… Нет? Ну, тогда принимайте таблетки дня три. Потом привыкнете… Понимаете, молодой человек, кость должна срастись сама. Всё ваше лечение – это покой и хорошее питание. 

Никита смущённо кивнул и посмотрел на Антона. Тот ободряюще похлопал его по плечу. А доктор погасил лампу на столе, встал и спокойно сказал:

– Всё, ребята, дальше сами. Меня другие пациенты ждут, – и вышел, поправив белую шапочку на голове. 

– Пойдём в перевязочную? – то ли спросил, то ли предложил Антон. Никита поднял брови и спросил: 

– Гипсовать будешь? 

Антон пожал плечами:

– Да нет, можно и просто тугую повязку наложить... 

Никита удивлённо мигнул, а тот продолжал:

– Хочешь, я сам тебе сделаю? Прямо здесь? 

Никита охотно кивнул и чуть виновато улыбнулся:

– Свалился я тебе на шею! 

Антон странно посмотрел на него, словно хотел сказать совсем другое, а вслух произнёс:

– Не бойся, Никит, моя шея и не такое выдерживала! 

Никита облизнул губы и тряхнул головой:

– Спасибо, Антон! 

Тот улыбнулся в первый раз за всё время их знакомства – простой, доброй, совсем детской улыбкой – и ответил:

– Пока не за что. Сейчас я наложу тебе повязку, а потом ты скажешь, куда тебя отвезти. 

Никита опустил глаза, чуть помедлил и осторожно поинтересовался:

– А можно меня не домой, а в театральный институт? 

– Ты там учишься? – понимающе проговорил Антон, окинув его взглядом. И нисколько не удивился, вероятно, решив, что такому красавчику в театральном – самое место. 

– Нет, только поступить ещё хочу, – быстро брякнул Никита. И увидел, как у Антона округлились глаза. Потом он сощурился, заново осматривая Никиту с ног до головы. И вдруг заливисто расхохотался, заявив: 

– Можно!

Через минуту он вернулся с бинтами и усадил Никиту на кушетку, вытянув его босую ногу вдоль неё. 

– Терпи, Никита, – предупредил он и начал очень аккуратно и осторожно обматывать его ногу, прижимая пальцы к большому по одному, один за другим. В какой-то момент Никите было почти нестерпимо трудно не завопить и не дёрнуться, но он сдержался, только что слёзы чуть не брызнули из глаз. Антон сочувственно глянул на него и неожиданно погладил по голой лодыжке, словно утешая и поддерживая: «потерпи чуток, сейчас закончу.» 

Он не произнёс ничего вслух, но Никита понял его без слов. И сообразил, что Антон это заметил.

Никита даже раззявил рот: ему никогда и в голову не приходило, что такое может быть! Разве можно настолько чувствовать другого человека, что будто читать его мысли? А после равнодушных рук медицинских работников ладошка Антона показалась ему нежной и ласковой. 

– Антон…  Я могу что-то сделать для тебя? – запинаясь, спросил Никита. 

Тот глянул на него исподлобья и очень тихо произнёс, кивнув:

– Поправляйся, – и добавил, отводя глаза:

– И постарайся смотреть себе под ноги, ладно? 

– Не ходить по газонам? – фыркнул вопросительно Никита, чтобы разрядить повисшую вдруг прямо в воздухе неловкость. 

Антон завязал кончики бинта, отпустил его ногу и очень серьёзно кивнул:

– Да. По газонам не ходить. 

3.

Антон не только отвёз его в институт, но и сидел в коридоре, терпеливо ожидая Никиту, пока тот на одной ноге не допрыгал обратно от двери с надписью «Приёмная комиссия» до скамейки и буквально не свалился на неё рядом с ним. 

– Живой? – поинтересовался Антон, озабоченно глядя на то, как Никита, взмокший и выжатый, как лимон, уставился в одну точку и без звука шевелил губами, словно рыба на песке. – Как всё прошло? 

Никита посмотрел на него и показал большой палец:

– Во! Когда я объяснил, почему опоздал, они переглянулись и уселись обратно. А потом даже зааплодировали, когда я закончил. 

На самом деле, они с Антоном неприлично опоздали всего на пять минут. Экзамены уже закончились, и приёмная комиссия собиралась расходиться… Но Никита с порога начал читать заготовленное заранее стихотворение, а потом с горем пополам попытался изобразить пантомиму, придерживаясь одной рукой за спинку стула. Выдал отрывок из пьесы, и, наконец, без сил свалился на злополучный стул и честно признался:

– А танец я не смогу показать, потому что только что ногу сломал. Я сюда прямо из больницы приехал на велосипеде, поэтому и опоздал. 

Он боялся поднять глаза всё время, пока в зале висело минутное молчание. А когда услышал, как ему захлопали, поднялся, назвал свою имя и фамилию, и в три прыжка выскочил в дверь, как ошпаренный. 

Антон кивнул и просто спросил:

– Трудно, наверное, было? 

Никита выдохнул и рассмеялся:

– Да! Но я очень старался… На полную катушку! 

– Я в тебя верю, Никит, – улыбнулся краешком губ Антон. – У тебя всё получится. 

– Спасибо, – поблагодарил от всего сердца Никита. И насмешливо добавил:

– Теперь я просто обязан поступить! Не могу же я тебя подвести, ты столько для меня сделал. 

Антон в ответ внимательно посмотрел на него и поинтересовался:

– А теперь ты куда? 

Никита закусил губу. Всё когда-нибудь заканчивается. И это дурацкое волшебство сегодняшнего дня со всеми его приключениями и неожиданными сюрпризами – тоже, по-видимому, подошло к концу. Сейчас они расстанутся и, может быть, больше никогда не встретятся. Потому что ни какого повода, ни причины продолжать знакомство нет. 

– Домой, – отчаянно пробормотал Никита, через силу выдавив улыбочку. 

– Куда? – спокойно переспросил Антон, выжидательно на него глядя. Никите даже почудилось, что тот прекрасно понимает, что у него творится на душе, но по какой-то причине обходит это стороной. Так же ловко и виртуозно, как гоняет на своём велике. 

– Я пока живу у тётки на Большой Монетной, – со вздохом признался Никита. – Она всё лето проводит на даче, в Репино, а осенью мне, может, общагу дадут. 

Антон понимающе кивнул и покрутил головой, глянув на его ногу:

– Будешь мотаться сюда через пол города? – то ли спросил, то ли предположил он. – Может, лучше тебе было бы подыскать комнату поближе? 

Никита, конечно, был ему очень благодарен и за заботу, и за предусмотрительность. Но последовать его совету он не мог по вполне прозаической причине:

– Денег нет, – сердито признался Никита и отвернулся. Антон встал и подал ему руку:

– Ясно, – спокойно произнёс он, – тогда поехали. 

Никита опёрся снова на его плечо, поскакал рядом на одной ноге и вдруг оглянулся. Выходящие из дверей с надписью «Приёмная комиссия» люди с интересом поглядывали на него и тихо между собой переговаривались. Двое мужчин средних лет в костюмах с галстуками согласно кивали, слушая немолодого длинноволосого человека в джемпере, джинсах и кроссовках, ожесточённо жестикулирующего, несмотря на приглушённый голос. Крашеная женщина в широком бежевом платье, больше похоже на балахон, с явным сомнением возражала, скривив рот. 

Никита замер на одной ноге, покраснев и закусив губу. Именно сейчас, похоже, решалась его судьба. Но ему было стыдно и неприятно прислушиваться к их разговору, который явно касался его самого. 

– Пойдём быстрее! – взмолился он, повернув к Антону красное, как помидор лицо. – Терпеть не могу, когда меня вот так разглядывают и обсуждают! 

Они вышли на улицу, где слегка похолодало и солнце уже медленно начинало спускаться, цепляясь за крыши домов. Антон слегка иронично поинтересовался:

– Как же ты тогда актёром будешь, Никит? О них все говорят, и они всегда на виду. 

Никита махнул рукой и улыбнулся:

– Это совсем другое! Подумаешь, сплетни! Мне как-то один парень в классе рассказал, что обо мне за глаза девчонки говорят, так я чуть не описался от смеха! 

Антон хмыкнул и спросил:

– И что, если не секрет? 

Никита фыркнул и страшным голосом сообщил:

– Что я – «голубой»! 

Он откинул голову и захохотал во всё горло. Антон чуть ли не с испугом молча смотрел на него, как будто увидел привидение. 

– Ой, не могу! – веселился Никита. – У меня просто времени не было на всякие глупости! Я с утра до вечера пропадал то в музыкалке, то в художке, а потом ещё и на тренировках! И школу едва не закончил с серебряной медалью, мне чуть-чуть не хватило по физике с математикой, которые я просто ненавижу! А все эти дуры считали, что мне это достаётся за красивые глаза! 

Никита вдруг перестал смеяться и уставился на Антона:

– Антон, ты чего? Я обычный парень! У меня ничего такого и в мыслях никогда не было! 

Антон медленно кивнул и отвёл глаза:

– А девчонки у тебя были? – как бы между прочим, поинтересовался он. 

Никита охотно рассмеялся:

– Ага! В первом классе! Такая же кудрявая, только рыжая! – он глянул на Антона и посерьёзнел:

– Понимаешь, все девчонки смотрели только на мою смазливую мордашку и не видели за ней меня самого. Все влюблялись в красивое личико и хотели гулять со мной, чтобы другие завидовали… А я понимал, что на самом деле я для них – как собачка на выставке, а не человек. И меня это так бесило, ты не поверишь! 

Антон с пониманием кивнул:

– Верю, – ровно ответил он. – Ты хороший парень, Никита. Умный и талантливый…  Не волнуйся, рано или поздно ты встретишь свою любовь. Ту, которой будешь нужен именно ты. 

Никита невольно усмехнулся:

– Лишь бы не слишком поздно! Я не готов ждать до старости. 

Они оба рассмеялись, рассаживаясь на велосипед: Антон за руль, а Никита – сзади, на багажник. И поехали по улице, болтая по дороге о том, о сём, словно они и в правду были сто лет знакомы, а не всего один сумасшедший день. 

4.

Никита развёл руками и виновато посмотрел на Антона:

– Я не знаю, может, по дороге обронил? 

Когда они доехали до Большой Монетной, уже вечерело и на город спустились сумерки. И тут Никита вдруг обнаружил, что у него пропали ключи от тёткиной квартиры. 

– Да что ж это такое? – расстроился Никита. – Почему всё не так? 

Антон усмехнулся, похлопал его по плечу и очень серьёзно заявил:

– Ничего не бывает просто так, Никит. Поехали искать! 

Они подъехали к парку у станции метро, когда уже совсем стемнело. Хорошо, у Никиты в рюкзаке был с собой маленький фонарик с эспандером, без батареек. Он привычно раскачал пальцами курок на ручке, и фонарик засветился ровным жёлтым светом под мерное жужжание динамо.

Потом они ползали по траве и искали ключи. Точнее, Антон ползал на карачках, а Никита только переползал с места на место и шарил руками. Ничего, кроме пары пробок от пива и злополучной железяки, с которой всё и началось, они не нашли. 

– Может, и по дороге потерял, – устало согласился Антон, глядя, как Никита пихает фонарик в рюкзак, не до конца застёгивая молнию. – Ладно, Никит, давай думать, что делать. 

Никита покраснел и сумбурно проговорил:

– Антон, спасибо тебе за всё… Но я больше не могу тебя напрягать. Езжай домой. Тебе же завтра на учёбу и на работу, да? 

Антон кивнул: «Да», и сказал:

– Нет, Никит. Я тебя не брошу на полдороги, даже не надейся. 

Никита совсем смутился и пробормотал:

– Я могу к тётке поехать, на дачу, в конце концов! Да, разбужу её и получу по шее…  Но мне так и так получать за то, что ключи потерял! Лучше, наверное, разом за всё. 

Антон посмотрел на него внимательно и поинтересовался:

– А ты уже все остальные экзамены сдал? 

Никита отвёл глаза:

– Почти. Завтра сочинение осталось написать, и всё. 

– Во сколько? – продолжал без малейшего стеснения допытываться Антон. 

Никита повесил нос:

– В девять утра. 

Антон сощурился:

– А ты успеешь с утра вернуться в город со своей дачи? Учитывая то, что ты, фактически, на одной ноге? 

– Не знаю, – сдавленно признался Никита. И посмотрел на Антона исподлобья.

Они стояли на том же самом месте, где познакомились. Только вместо яркого солнышка над их головами упрямо катилась сквозь облака щербатая луна, а холодный ветерок так и норовил пробраться за шиворот и пощекотать холодными коготками подмышки.

Антон вздохнул:

– Поехали ко мне, – предложил он, словно сам удивившись своим словам. Глянул на Никиту и быстро заговорил:

– Погоди, не спорь! Подумай: сегодня ты спокойно поешь, помоешься и выспишься. А завтра я тебя перед учёбой отвезу в твой институт. Ты напишешь свою сочинение на свежую голову и обязательно поступишь, куда хотел. И всё будет хорошо… 

Никита чуть не заплакал:

– Спасибо, Антон! Ты замечательный человек. Я даже не знаю, как тебя отблагодарить… 

Антон очень серьёзно ответил:

– Береги себя, Никит. Смотри под ноги…

Никита торопливо взмахнул рукой:

– Да понял я, понял! «По газонам не ходить», и всё такое… Я же серьёзно!

– И я тоже, – даже без намёка на усмешку, ответил Антон.

Никита вздохнул и протянул ему руку, словно сообщая: «Ладно, договорились!»

Антон улыбнулся, помог ему подняться и тихо сказал:

– Не торопись. Спешить теперь точно некуда. Теперь у нас хватит времени на всё. 

Никита согласно кивнул и улыбнулся в ответ. И уже сам залез на багажник, уцепившись обеими руками за стойку под сиденьем. Он смотрел по сторонам на пролетающие мимо полутёмные улицы и жёлтые фонари, и думал о том, как всё удачно сложилось благодаря всего одному человеку. И поклялся себе, что постарается сделать для него всё, что сможет. 

А пока, раз Антон взвалил его, Никиту, на себя и тащил, не взирая ни на что, он решил хотя бы не сопротивляться и не усложнять ему жизнь. 

– Приехали, – сообщил Антон, повернув в арку проходного двора. «Свечной переулок, дом 5» – прочитал Никита табличку на стене дома и сразу же сообразил, что они сегодня уже раза два проезжали мимо: когда ехали со «скорой» в институт и второй раз – в поисках ключей. Получается, Антон ради него даже домой не заскочил по дороге, хотя мог бы? 

Никита слез с багажника и кивнул, когда Антон помог ему сесть на скамейку около подъезда со словами:

– Сейчас я велик загоню, а потом мы с тобой поднимемся, хорошо? 

– Ты высоко живёшь? – покрутил головой Никита, разглядывая освещённые окна над подъездом. 

– На втором, – ответил Антон, открывая дверь и закатывая в неё свой велосипед. – Не бойся, я живу один. 

Через пару минут он вернулся и протянул Никите руку:

– Вставай, только осторожно. Не торопись. 

Никита опёрся снова на его плечо и запрыгал по лестнице, ошеломлённо крутя головой. Внутри подъезда стояла только коляска и пара велосипедов, но рядом с ними вполне хватило бы места поставить палатку или припарковать небольшой автомобиль. Подъезд был настолько огромен, что выглядел, как старый заброшенный храм: со сводчатым потолком, высокими полукруглыми тёмными окнами и широкой лестницей, уходящей наверх. На подоконниках и на полу стояли горшки с цветами, а на площадке между первым и вторым этажами рос громадный фикус, приютившийся в большой кадке. 

– Ого, какой! – вырвалось у Никиты. Дома, в Новгороде, у мамы было много цветов, она любила за ними ухаживать, но такое! Никите даже захотелось ей показать, как люди живут в Питере. И не только люди, но и фикусы…  Пусть она потом не говорит, что ничего хорошего в крупных городах нет! 

Антон пролез свободной рукой себе на шею под майку и вытащил длинный ключ с бороздками и филигранной головкой. 

– Осторожно, высокий порог, – предупредил он и отпер дверь. – Проходи, Никит, – и тот шагнул за ним внутрь тёмного коридора. 

Когда Антон включил в прихожей свет, Никита аж зажмурился оттого, что у него зарябило в глазах. Стеллажи вдоль длиннющего коридора были битком набиты разноцветными корешками книг. Он вежливо скинул единственный свой тапок, присев на тумбочку, и, отпустив плечо Антона, медленно попрыгал на одной ноге вдоль стены, водя рукой по полкам. А потом оглянулся на Антона и заявил:

– Вот здесь я и помру, если всё это не прочитаю! 

Антон вскинул на него глаза, усмехнулся и проговорил:

– Ты ещё дедушкин кабинет не видел. 

Никита закрутил головой:

– А где? 

Антон утомлённо махнул рукой:

– Потом! Давай ты сейчас сначала примешь ванну, затем мы поужинаем и ляжем спать. А завтра целый день читай, сколько влезет… 

Никита окинул взглядом книги и ошалело спросил:

– Завтра? 

Антон кивнул:

– Я могу тебя забрать после экзамена и отвезти сюда. Если ты не против…  Дуй в ванну! 

Никита подчинился и поскакал в сторону двух дверей в конце коридора. На одной висела чеканка с мальчиком, повернувшимся спиной и писающим, приспустив штаны, а на другой – с голым греческим атлетом, опрокинувшим себе на голову ведро воды. Никита быстро оглянулся и сначала заскочил в туалет. 

Сбоку торчали древние, покрытые коростой краски, трубы, а на унитазе лежал деревянный стульчак. По стене за унитазом карабкался шкафчик со всякой всячиной: от туалетной бумаги до пассатижей, жестяной коробки с гвоздями и банок с краской. 

На полочке рядом с бачком лежала книжка с закладкой: Апулей, «Золотой осёл». Никита почесал нос и глянул на свою забинтованную ногу. Интересный студент-медик ему попался… 

Он вышел из туалета, спустив воду, и наткнулся на Антона, который уже переоделся в домашнюю футболку и серые свободные штаны. В руках у того был целлофановый пакет, рулончик пластыря и ножницы. 

– Садись на ванну, – скомандовал Антон и по-быстрому задрал ему штанину и убрал его больную ногу в целлофановый пакет. А потом сверху затянул и закрепил его пластырем. – Вот так! Постарайся пока не мочить. 

Никита послушно кивнул и огляделся. Ванная комната была небольшой, но уютной. На змеевике висело махровое белое полотенце, а над раковиной – полукруглое зеркало. Вдвоём в ванной было уже тесновато, но Антон исхитрился, не оборачиваясь, достать с полочки новую нераспечатанную зубную щётку и вручить Никите со словами:

– Держи! Полотенце вот, мыло и шампунь на полочке. Мочалку найдёшь? 

Никита согласно кивнул. 

– Давай, купайся, а я пока ужин соображу…– сообщил Антон. Смерил его взглядом и предложил неуверенно:

– Тебе принести, во что переодеться? Не бойся, всё чистое и новое, с иголочки. 

Никита улыбнулся:

– Я не из брезгливых, – сообщил он. 

– Хорошо, – ответил Антон и вышел, закрыв за собой дверь. Никита не понял, что это значило: хорошо, что не из брезгливых, или хорошо, сейчас принесу одежду? Возможно, и то, и другое сразу. 

Никита уже начал привыкать к этому немногословному, но заботливому и толковому парню, каким был Антон. Он быстро разделся, застряв только на штанине на больной ноге, которую снял аккуратно, чтобы не сдвинуть примотанный пакет. Сел на край ванны спиной к двери и пустил воду. 

В дверь постучали, и когда Никита быстро сполз в ванну и ответил, в узкую щель просунулась рука со свёрнутой футболкой и джинсами. 

– Спасибо! – громко сказал Никита, перекрикивая шум воды и, протянув руку, забрал одежду, не вылезая из ванной. Положил пока на раковину, а сам откинулся на спинку и закрыл глаза. 

– Спасибо, – тихонько повторил он, разнежившись в горячей воде и выставив одну ступню, замотанную в целлофановый пакет, за край. И подумал, что, если бы не Антон, его день закончился бы совсем иначе. 

5.

Когда Никита вышел на кухню, допрыгав на босой ноге по коридору, застеленному ворсистым ковром, его уже ждал ужин. И Антон, разливающий по чашкам чай. 

– Садись, ешь, – пригласил он за стол, на котором уже стояли тарелки с румяными котлетками и картофельным пюре. Посередине стола стояла салатница с большой ложкой и мелко нарезанными помидорами и огурцами, а рядом с ней – баночка сметаны, соль и маленькая бутылочка оливкового масла. 

Никита не стал себя уговаривать и накинулся на еду, как голодный волк – на стадо. Антон с улыбкой смотрел на него, медленно и аккуратно поглощая пищу сам, при помощи ножа и вилки. 

– Салат не солил, – как бы между прочим, упомянул он. Никита молча кивнул и насыпал себе в тарелку салат, чуток сбрызнув маслом. И заметил, что Антон одобрительно сощурился:

– Наелся или добавки положить? – чуть шутливо спросил он Никиту. 

– Нет, спасибо, – отказался Никита. – Я сыт, – он похлопал себя по животу, затянутому белой футболкой. – Спасибо, Антон, было очень вкусно! 

Антон кивнул:

– На здоровье, – и сообщил:

– Я тебе в кабинете постелил, а сам буду спать в комнате напротив. Если ночью нужно что или нога сильно болеть будет, буди меня, не стесняйся.

Никита смущённо улыбнулся:

– Спасибо тебе, Антон. Ты хороший парень. 

А тот составил пустые тарелки в раковину и уточнил: 

– Овсянку на завтрак будешь? Если нет, то пара котлет осталась, пюре и салат. 

– Я буду, как ты, – просто ответил Никита и улыбнулся, баюкая в руках чашку с чаем. – Зелёный, мой любимый, – объяснил он, заметив, что Антон на него внимательно смотрит. 

– Подъём в семь, – словно очнувшись, медленно проговорил Антон. И почему-то отвёл глаза. – Я пошёл в душ, а ты ложись, Никита, отсыпайся. У тебя был трудный день. 

«Это у тебя был трудный день», – чуть не ляпнул Никита, но удержался и, глянув в карие глаза, обнаружил в них слегка насмешливое понимание. 

– У меня, как всегда, всё на лице написано? – смутился Никита. И тут же весело добавил:

– Поэтому я в актёры и пошёл! 

Антон окинул его взглядом:

– Никит, мне почему-то кажется, что куда бы ты ни пошёл, у тебя всё получилось бы…– медленно проговорил он.

Никита кивнул и спросил:

– Можно, я хоть посуду помою? У меня же нога сломана, а не руки. 

Антон усмехнулся и помотал головой:

– Завтра делай, что хочешь! Меня целый день не будет. Сначала учёба, потом работа…  Приду поздно, часиков в двенадцать. А сейчас иди спать, пожалуйста. Тебе надо отдохнуть, как следует, перед экзаменом. 

– Спокойной ночи, Антон, – сказал Никита и поднялся из-за стола. –  Спасибо тебе. 

– Спокойной ночи, Никита, – кивнул Антон. – Кабинет слева по коридору, сразу после кухни. 

Никита кивнул, пробормотал ещё раз своё «спасибо» и попрыгал по коридору в кабинет. На пороге он обернулся и поймал внимательный изучающий взгляд карих глаз. На секунду ему показалось, что Антон смотрит на него с жалостью и даже каким-то страхом, но тут же почувствовал, что нет, это, скорее, просто сожаление о чём-то другом. Никита слегка застенчиво помахал хозяину квартиры ладошкой и толкнул дверь в комнату. Пошарил по стене, нашёл выключатель, включил свет и обалдел. 

Кабинет был маленькой прямоугольной комнаткой с высоким окном и широченным подоконником. Паркетный пол «ёлочкой» был застелен видевшим виды ковром неопределённого цвета между зелёным и коричневым. У окна стоял старинный широченный дубовый стол с покрытой мягким изумрудным фетром поверхностью и лампой со стеклянным абажуром. А под ровным белёным потолком с лепниной по краям висела хрустальная люстра, собранная из кучи малюсеньких прозрачных бирюлек.

Но главное было не это. Вдоль стен кабинета располагались допотопные шкафы со стеклянными дверцами, в которых ровными рядами стояли книги с синими и чёрными корешками. Между шкафами на стенах висели акварели и две черно-белых фотографии в стеклянных рамках. С одной из фотографий на Никиту спокойно и слегка насмешливо смотрел убелённый сединами старик в двубортном костюме-тройке, опирающийся на трость, а с другой – миловидная женщина средних лет с простыми собранными в пучок на затылке волосами, в платье с отложным воротником и с брошью на груди. Они были совсем не похожи между собой, но оба чём-то неуловимо напоминали Антона. Никита даже удивился, как такое может быть, но потом сообразил, что это, наверное, и были его дедушка и бабушка. 

– Вот это да! – тихонько вымолвил Никита, мельком глянув на застеленную бельём кушетку сбоку, у самого входа. Он бы мог дотянуться с неё до выключателя, даже не вставая. 

Никита вдруг понял, насколько он устал и вымотался за день. Затворил за собой дверь и присел на кушетку, уставившись на серо-буро-зелёный ковёр. Лёгкое оцепенение охватило его, словно он опять оказался в горячей ванне, и все мысли, крутившиеся в голове, постепенно вылетали из неё по одной. Пока не осталась одна-единственная: «Почему Антон живёт один?» – но даже додумывать её сил уже не было. 

Никита вздохнул, выключил свет и, быстро раздевшись до трусов, прилёг на кушетку, оказавшуюся на удивление удобной и мягкой. А потом мгновенно заснул. 

6.

Утром Никита проснулся от стука в дверь и громкого весёлого голоса:

– Подъё-ом, засоня! Солнышко встало, и тебе пора! 

Никита сел на постели и ошарашенно закрутил головой. Он не сразу сообразил, где он находится и что от него хочет этот странный улыбающийся от уха до уха парень, который заглядывал в приоткрытую дверь в комнату. 

– Как твоя нога? – поинтересовался парень, безо всякого стеснения разглядывая полуголого Никиту. Тот слегка сердито дёрнул плечом, а потом сразу вспомнил весь вчерашний суматошный день и заулыбался:

– Доброе утро! – вежливо ответил Никита и потянул на себя одеяло, выпростав замотанную бинтом ступню. – Вроде как побаливает, но не сильно. Спасибо, Антон. 

Тот серьёзно кивнул и предупредил:

– Даже если не болит, не вздумай на неё наступать. Ещё рано. 

Никита зевнул, потянувшись:

– Сколько времени сейчас? – лениво поинтересовался он. И, услышав в ответ, что уже пол восьмого, резко потянулся за футболкой и джинсами:

– Ого! – удивился Никита, – мы ещё никуда не опаздываем? – и по-быстрому соскочил в трусах с постели, влезая в футболку. Антон тут же отвёл глаза и твёрдо ответил:

– Нет, – и исчез за дверью. Никита фыркнул и натянул джинсы. При их разнице в росте и комплекции с Антоном и футболка, и джинсы подходили ему как раз, точно сшитые прямо на него. И на обоих предметах одежды даже ещё болтались заводские бирки, которые Никита не посмел оторвать, хотя терпеть их не мог. 

Никита даже не стал раздумывать, как Антон угадал с размером одежды, и поскакал на одной ноге умываться. А потом заявился тем же образом на кухню и принюхался:

– Овсяночка… – протянул он с улыбкой, прикрыв глаза. Он вдруг почувствовал себя дома, словно сидел на своей собственной кухне, а у плиты хозяйничала мама, а не едва знакомый парень с карими глазищами. 

– Я тоже её люблю, – услышал он довольный голос Антона, и, открыв глаза, уставился на него с хитринкой:

– Фу, какая гадость! Даже не думай пробовать! – ехидно заявил Никита и замахал ложкой, уплетая кашу за обе щеки. Антон расхохотался, глядя на него с одобрением, и последовал его примеру. 

– Посуду мою я, – быстро проговорил Никита, допивая чай маленькими быстрыми глотками. – Ты мне обещал! 

Антон не стал спорить, а только искоса поглядывал на то, как Никита, мурлыкая себе под нос какую-то песенку, быстро и ловко моет тарелки, ложки и ковшик, вытирает их насухо и раскладывает по местам. 

Почувствовав его взгляд, Никита обернулся и успел заметить в карих глазах затаённую радость и лёгкую усмешку на лице. 

– Переодевайся, бери вещи и поехали, – скомандовал Антон и, выходя с кухни, как бы нечаянно коснулся своим плечом Никиты. 

– Ага! – дурашливо произнёс тот, скрывая смущение. – Спасибо за завтрак! 

– Не за что, – пожал плечами Антон. – На здоровье!  

Он оглянулся в дверном проёме и неожиданно посмотрел на Никиту с такой искренней теплотой во взгляде, что тот сразу забыл и про свою ногу, и про мелкий занудный страх перед экзаменом. Было ясно и понятно, что он думает, совсем без слов, на самом деле желая ему здоровья. Никита закусил губу и подумал, что зря он решил, что этот парень – самый обычный. 

Он необыкновенный. 

Никита погасил на кухне свет и пошёл переодеваться. Через несколько минут он выскочил в коридор и допрыгал до прихожей, где его уже ждал Антон, крутя на пальце ключ на колечке. 

– Готов? – спросил он. – Тогда полетели! 

Никита обул одну ногу и, подумав, достал из рюкзака вторую часть пары. Наклонился и, чуть поморщившись, нацепил вторую туфлю. Антон понимающе кивнул:

– Правильно! Нечего другим давать повод на себя пялиться. 

Он потянул Никиту за руку и подставил плечо. Тот благодарно кивнул и протянул руку за ключом:

– Тебе не с руки, а я левша, – объяснил Никита, запирая дверь и возвращая хозяину ключ. 

– Спасибо, что думаешь обо мне, – помедлив, откликнулся Антон. И, получив в ответ ехидное: «Взаимно!», рассмеялся. 

Они кое-как спустились по лестнице, а потом Никита без слова придержал дверь, пока Антон выкатывал велосипед. И так же молча допрыгал до него и уселся на багажник. 

Никита вдруг понял, что ему безумно нравится это безмолвное понимание, которое установилось между ними будто само собой. Он держался за стойку под сиденьем и молча разглядывал Антона со спины всю дорогу. Стриженый ёжик на затылке, сквозь который виднелась незагорелая кожа. Просвечивающие на солнце уши и наклонённую вперёд шею с выступающими позвонками. Широкие покатые плечи с прямыми острыми лопатками. Узкие бёдра и сильные ноги, слегка обсыпанные почти незаметными волосками и веснушками…  

А когда Антон ссадил его у дверей института и пожелал удачи, с Никиты сразу слетело это невнятно-тягучее наваждение. Он заглянул Антону в глаза: тот и правда желал ему успеха, а не просто отделывался дежурной фразой! 

– Спасибо, – искренне поблагодарил Никита. 

Антон глянул на часы на запястье и приподнял глаза, прикидывая время. 

– Я могу забрать тебя пол второго, – предложил он. 

– Я буду тебя ждать, – охотно согласился Никита и наткнулся на растерянный взгляд карих глаз. Как будто никто в жизни ему такого никогда не говорил, что ли? 

Никита отвёл глаза и ляпнул:

– Я не слишком тебя стесняю? 

Антон улыбнулся и помотал головой:

– Нет, что ты, Никит! Меня почти никогда не бывает дома. 

И с лёгким смущением признался:

– Одному жить скучно и тоскливо.

Никита вздохнул и искоса глянул на него:

– Завёл бы себе кого-нибудь. 

Антон с усмешкой посмотрел на него исподлобья. Молча. Вроде как давая Никита время подумать, что за глупость он сморозил… Ну да, кот или собака с ума сойдут, целыми днями пропадать в одиночестве! Или что он вообще имеет в виду? Что он завёл себе его, Никиту? 

– Осторожней на дороге, пожалуйста, – вдруг вырвалось у Никиты. – Помни, что я тебя жду. 

Он улыбнулся, глядя, как Антон весь подобрался и серьёзно кивнул. Пожал ему руку и решительно поскакал на одной ноге к дверям театрального института. 

Сейчас я вам сочиню, закачаетесь! 

7.

Экзамен показался ему сначала куда проще, чем он предполагал. Можно было пользоваться всем: своими школьными тетрадями, учебниками, которые ворохом лежали на отдельном столе, и даже любезностью экзаменаторов, готовых послать дежурного студента в библиотеку института за нужной книгой. 

Но потом Никита понял, что за этой внешней простотой тем сочинения, из которых две касались классической и русской литературы, а одна была практически свободной – скрывается какой-то подвох. Он сравнил темы между собой, и тут же сообразил, в чём дело.

Судя по всему, зубрилкам и мастерам правильных витиеватых, но ничего не значащих фраз, списанных с учебника, здесь не рады. А что вам тогда надо, господа хорошие? Поди, угадай!

Он выбрал свободную тему и буквально за полчаса исписал три листа, рассуждая о современниках, которым не надо отдавать жизнь за Родину или класть голову за други своя. А они всё равно рискуют здоровьем и жизнью ради других… Почему? Никита знал ответ: они просто не могут иначе. Они не думают о медалях и словах благодарности, нет. Просто идут и делают то, что считают необходимым. Это не долг, не благородный порыв души, даже не желание прославиться. Просто, как сказал его друг: «Кто, если не я?»

Потом он перечитал своё сочинение и скривился от высокопарного пафоса и щенячьего детского восхищения чужим подвигом. 

Никита поднял руку и попросил ещё бумаги. Отложил в сторону готовое сочинение и принялся за другую тему. Что там, современность классики? Ладно, попробуем! 

Когда он дописал последнюю строчку, было уже пол одиннадцатого, судя по часам над кафедрой. Он перечитал написанное и усмехнулся: это точно не статья из школьной хрестоматии! Там всё вроде правильно сказано, объяснено, разжёвано – а вопросов от этого становится только больше! А вот то, что он написал, нельзя выучить, чтоб от зубов отскакивали, сдать – и забыть. Потому что невозможно ни поверить, ни понять, неужели и правда вся литература была написана только для того, чтобы стать строчкой в школьном учебнике? А может, в те времена это были самые настоящие, острые и животрепещущие темы и вопросы? И только мы, потомки, сейчас смотрим с усмешкой на древних: ну разве это не само собой разумеется? – как будто мы умные, а они были не очень. А вдруг и наши потомки будут смотреть на нас точно так же? 

Никита вздохнул и попросил ещё бумаги. Удивлённый экзаменатор, пожилой мужчина с острой бородкой и большой лысиной над скромным дешёвым костюмчиком не поленился принести чистые листы ему сам. И замер, глядя на два законченных сочинения, лежащих перед Никитой на парте. 

– Давайте! – нетерпеливо протянул руку Никита и чуть ли не сердито добавил:

– У меня времени мало осталось. 

Экзаменатор издал неопределённый звук и кивнул на готовые сочинения:

– Сдавать всё будете, молодой человек? 

Никита усмехнулся:

– Только то, что самому понравится! – и снова принялся строчить. Русская литература всегда давалась ему с трудом. А уж тема личных переживаний, выраженная через описания природы – и подавно! Но он решил взять эту тему измором, и за оставшийся час изложил всё, что он по этому поводу думает. Никита незаметно для себя пришёл к мысли, что одни поступки и слова героев не передают всей глубины мыслей автора, хоть убейся! Персонажи важны, сюжет увлекает читателя, но настраивают на нужный лад именно эти, незаметные и вроде бы необязательные «облачка-цветочки». Без них всё становится плоским, как передовица газеты, а это уже не совсем литература. Точнее, совсем не та литература, которую будут читать через столетия – и восхищаться или спорить.

Никита отложил ручку и понял, что даже не хочет перечитывать то, что написал. Он и так помнил каждую строчку слово в слово, и не сомневался, что на этот раз у него отлично получилось. Осталось только сдать сочинение и надеяться на лучшее. 

Оглядевшись по сторонам, он с удивлением обнаружил, что остался в зале чуть ли не в одиночестве. Только две русых молоденьких девчушки, похожие, точно две сестры, в одинаковых синих платьишках и белых босоножках, старательно переписывали набело свои работы. Да ещё какой-то нестриженый лохматый олух в клетчатой рубашке и серых брючках в квадратик, на лицо – совсем мальчишка, уныло грыз ручку и время от времени дописывал чуть ли не по слову на свой листок. 

Оставалось полчаса до конца экзамена, и Никита даже засомневался, что эти трое успеют. Он поднялся со своего места и, схватив свои бумажки, запрыгал между парт к столу экзаменатора. У самого стола он нечаянно уронил свои опусы, и они по листочку разлетелись на пол. 

Дежурный студент кинулся ему помогать, но Никита остановил его, помотав головой: «Я сам!» – и принялся внаклонку собирать и раскладывать свои сочинения. Экзаменатор посмотрел на него с удивлённо-сочувственным выражением лица, не утерпел и спросил:

– Что у вас с ногой? 

Никита улыбнулся:

– Сломал вчера, – с усмешкой сообщил он. – Но вы не волнуйтесь, до начала учёбы заживёт!

Экзаменатор открыл рот и не нашёлся, что ответить. 

– До свиданья, – вежливо попрощался Никита и поскакал на выход. 

– Постойте, молодой человек! – крикнули ему вслед. – А которое из трёх вы сдаёте на оценку?

Никита обернулся в дверях и пожал плечами:

– Любое, какое вам понравится, – и закрыл за собой дверь. 

В коридоре уже вывесили списки тех, кто прошёл по результатам первых трёх экзаменов. Никита нашёл свою фамилию и имя в самом конце и нахмурился: все другие шли в алфавитном порядке, а он – нет. Это ему очень не понравилось, хотя он сам не мог бы объяснить, почему. 

Он вздохнул и вышел на улицу. Поискал глазами, куда бы присесть, и не нашёл ничего другого, кроме как примоститься сбоку от входа на парапете. Достал из рюкзака книжку и принялся ждать Антона. Подумаешь, каких-то полчаса! 

У него было чёткое ощущение того, что он ждал этого парня всю свою жизнь. 

8.

Заметив знакомую фигурку на велосипеде, свернувшую на эту улицу с проспекта, Никита заулыбался и замахал рукой. Потом сунул книжку в рюкзак и потихоньку слез с парапета. А когда Антон притормозил рядом с ним и кивнул на багажник: «Садись!» – Никита смущённо улыбнулся и спросил:

– Как дела? 

Антон нетерпеливо пожал плечами, быстро проговорив: «Нормально,» – и торопливо извинился:

– Прости, я опоздал. 

Никита прыснул:

– Ага, на целых пять минут! – и занял своё место на багажнике.

Антон чуть-чуть удивился:

– Ты не сердишься? 

Никита помотал головой и признался:

– Я бы всё равно тебя дожидался, хоть два часа, хоть три, – сообщил он. И вскинул глаза на его спину, мимо которой проносились дома и светофоры. 

– Спасибо, – помолчав, ответил, не оборачиваясь, Антон. – Но всё равно прости. Терпеть не могу опаздывать! 

Никита сначала просто кивнул, а потом сообразил, что Антон-то этого не видит, и ответил слегка насмешливо:

– Да я и не обиделся! 

Антон притормозил у арки своего дома и медленно заехал внутрь. Слез с велосипеда и немного виновато поинтересовался:

– Я забыл спросить самое главное… Как твои дела, Никит? Написал своё сочинение? 

– Даже три! – фыркнул Никита и рассказал Антону, пока они поднимались по лестнице, как всё было. Даже успел по памяти процитировать последний абзац из текста по русской литературе. Антон покрутил головой и недоумённо воззрился на него, отпирая дверь:

– Ты правда, так и написал? – искренне удивился он. 

Никита кивнул, разуваясь:

– Да! А что? 

Антон смешно почесал нос и проговорил:

– Мне бы такое и в голову не пришло! 

Никита дёрнул плечом и отвернулся: 

– А мне – пришло! – упрямо заявил он. И сердито объяснил:

– Я так и считаю, правда. Это не просто какая-то выдумка для сочинения. 

Антон успокаивающе поднял руки:

– Я же мне спорю! – сказал он. – Ты это очень понятно и просто объяснил… Но, может, тебе надо было в писатели идти, а не в актёры? 

Никита покачал головой:

– Не-а. Скучно. Каждый день одно и то же: сиди, пиши, читай, правь текст, снова пиши… 

Он махнул с досадой рукой и закончил:

– Так и жизнь пройдёт, а ты ничего не увидишь и не сделаешь! Кроме пары дурацких книжек… 

Антон расхохотался, а потом посерьёзнел и согласился:

– Да, ты прав, наверное.

И сообщил ровным голосом:

– Ты интересный человек, Никита. 

Никита тряхнул кудряшками и сделал ангельское личико:

– Ага… Но раз уж я у тебя остаюсь… Что на ужин приготовить? 

Антон открыл рот и хрипло проговорил:

– Что хочешь, – и тут же поправился:

– Там рыба в морозилке и фарш. Есть картошка, морковка, лук в ящике под раковиной…  Макароны и гречневая крупа в пенале. 

Никита кивал, запоминая и загибая пальцы. И смотрел Антону прямо в глаза, словно что-то выискивая. Он бы и сам сейчас не смог ответить, что именно. 

Антон несмело улыбнулся и добавил:

– Спасибо, Никита, – проговорил он, странно на того поглядывая. Словно бы хотел с ним сейчас остаться, но не мог: его ждала работа. Или будто хотел что-то сделать, но боялся, что его неправильно поймут… Или что ещё?

Никита отвёл глаза, чтобы не стеснять Антона, и просто сказал:

– Хорошо. Я буду тебя ждать. 

Антон вдруг спохватился и достал из кармана ключ. Он был из простого металла, со свежими прорезями и бороздками. И даже ещё пах свеженадрезанным железом. 

– Держи. На всякий случай, – проговорил он, сунув ключ Никита. И тот без единого слова понял, почему Антон сегодня задержался.  Он заезжал по дороге сделать ключ для него, Никиты! 

– Ты уверен? – осторожно спросил Никита, баюкая на ладони ключ. 

– Нет! – насмешливо отозвался Антон, зажмурился, как перед прыжком в воду, и вдруг хрипло выдавил: «Да».

Никита через силу улыбнулся:

– Ладно. Беги на работу, а то и туда опоздаешь, – и сжал ключ в ладони так крепко, что почувствовал, как острые грани впиваются в кожу, пока за Антоном закрывалась дверь. 

А потом прислонился к косяку лбом и закрыл глаза. 

«Что же это такое? – думал Никита. – Отчего мне хочется его обнять и не отпускать? Почему мне кажется, что он этого только и ждёт? Что происходит?» Он и понять старался, и в то же время гнал от себя всякие дурацкие мысли. А потом замотал головой и шарахнулся от косяка, ударившись кончиком локтя об тумбочку. Взвыл от боли и тут же выкинул всё из головы. Нечего думать про Антона плохое! 

И вынужден был признаться самому себе, что как бы там ни было, он всё равно хочет дружить с этим парнем больше всего на свете. 

9.

Никита не умел сидеть без дела и просто скучать. Осмотрев за час почти всю Антонову квартиру, он понял, что находится либо в музее, либо в бюро находок, где забытые и потерянные вещи годами пылятся на полках. 

Он не посмел только даже заглянуть в комнату Антона, несмотря на приоткрытую дверь. Зато облазил весь кабинет и гостиную, чихая от пыли и недовольно косясь на сероватые стёкла окон в рамах, запертых намертво на вертикальные латунные шпингалеты. Если бы Никита сказали, что эти окна мыли в последний раз ещё тогда, когда дедушка Антона был в его возрасте, он бы не удивился. 

– Ладно, – пробормотал Никита, косясь на фотографии на стенах. – Я тут похозяйничаю немножко…  Никто не против? 

Люди на портретах, естественно, не стали спорить или возражать. Под раковиной в ванной нашлось ведро с тряпкой, а в углу между стеллажами в коридоре – пылесос. Никита скинул футболку и джинсы, чтобы их не пачкать, и, образно говоря, засучил рукава. 

В конце концов, если Антон оставил ему ключ от своей квартиры, значит, он здесь немножко уже не совсем чужой. А он, Никита, жить в сраче и бардаке не привык и не собирается! 

Никита быстро прикинул план действий и начал с того, что пропылесосил всё углы и ковры, а также корешки книг на полках и в шкафах, тяжелые шторы в кабинете и портьеры в гостиной. Принюхался к дивану в гостиной и к матерчатой кушетке в кабинете, содрал бельё и пропылесосил их обоих. По-хорошему, ковры надо было бы вынести во двор и хорошенько выколотить, но Никита плохо себе представлял, как это осуществить, прыгая на одной ноге. Пришлось пока оставить так, как есть.

Никита перестелил снова свою постель и поскакал в туалет. 

Он порылся на полках шкафчика, нашёл стопку пожелтевших газет и нарезанные квадратиками старые ветхие простыни и полотенца. Налил в ведро немного чистой воды, добавив несколько капель шампуня, и поскакал с ним в гостиную, стараясь не расплескать по дороге. Самое большое удовольствие ему доставило протирать по одной фарфоровые статуэтки на этажерке, а потом и все поверхности, включая полки и подоконники. Воду пришлось поменять несколько раз, но, когда всё вокруг засверкало и заблестело первозданной чистотой, он улыбнулся и понял, что немножко устал и проголодался. 

На кухне он нашёл красно-бордовые яблоки в вазочке на окне, взял одно и с удовольствием им захрустел. Заглянул в морозилку и достал рыбу, бросив размораживаться в раковину. Почистил по-быстрому полтора десятка картошин и поставил вариться в эмалированной кастрюле с синими фигурками и узорами по бокам под гжель. Посолил и, хлопнув себя по лбу, заглянул в холодильник. Печально взвесил на руке кусочек сливочного масла и мельком глянул на остатки молока в бутылке. 

– Ладно, – пробормотал он, привернув газ под закипевшей кастрюлей, и допрыгал до кабинета, быстро оделся в футболку и джинсы, машинально сорвав бирки. Пошарил в карманах своих собственных брюк, а потом в рюкзаке, и наскрёб полную горсть мелочи. На масло, молоко и хлеб вполне хватало. 

Он вывалил всё из рюкзака прямо на стол в комнате, запер квартиру на ключ, кое-как сполз по лестнице и вышел через арку, выглядывая, где вчера приметил продуктовый магазин, пока сидел на багажнике Антонова велосипеда и крутил головой по сторонам. Ага, всего-то через дом, совсем неплохо! 

Но пока допрыгал до магазина, придерживаясь за стену дома, он уже не был так в этом уверен.

Он заскочил в магазин и принялся складывать товар в рюкзак. Продавщица, женщина средних лет в бежевом сарафане, вся усыпанная золотыми кольцами, как цыганка, неодобрительно на него поглядывала. 

– У меня нога очень болит, – доверчиво объяснил ей Никита. – Я за всё заплачу, не волнуйтесь! 

Продавщица с сомнением кивнула, окинув его подозрительным взглядом. Мол, знаем мы таких смазливых, всё сопрут, что только не приколочено! Никита подскакал на одной ноге к кассе, придерживая рюкзак на спине, и выложил перед ней молоко, масло и пол буханки чёрного хлеба. А потом расстегнул полностью рюкзак и потряс его в воздухе, перевернув. Чтобы показать, что ничего лишнего он не взял. 

Из рюкзака вылетел затерявшийся бумажный рубль, о наличии которого Никита даже не подозревал. 

– Это всё? – осведомилась продавщица, взяла рубль, пробила товар и вернула Никита сдачу вместе с чеком. 

Никита кивком поблагодарил её, сложил в рюкзак продукты и торопливо поскакал домой. 

Он был так увлечён задачей не споткнуться и не упасть, что, только взявшись за ручку двери Антонова подъезда, сообразил это: «Домой?» У своей собственной тётки он никогда не чувствовал себя дома, хоть в его распоряжении была целая квартира. А тут он всего второй день, и сердце прямо-таки радуется, когда он возвращается сюда, точно и правда – к себе домой! 

Никита окинул взглядом тихий зелёный дворик-колодец и улыбнулся. Скамейки, кусты и качели, привязанные к толстой ветке высоченного клёна, даже потрёпанный ржавый гараж с облупившейся краской – всё было таким знакомым и родным, словно он сам здесь и рос вместе с ними с самого детства. Никита ошалело помотал головой, но ощущение своего места, где всё, как надо, не проходило. 

Никита закусил губу и, чертыхаясь вполголоса, полез по лестнице на второй этаж. Подниматься наверх было в разы труднее, чем спускаться, и он взмок с ног до головы, пока добрался до своей двери. До своей? Ну да! У него же даже ключ имеется. 

Он сразу проскакал на кухню, чтобы убедиться, что картошка не выкипела. Но его не было от силы десять минут, так что она даже не успела свариться… Никита выгрузил в холодильник продукты из рюкзака и монетки из карманов на стол. Лишний рубль оказался как раз вовремя, усмехнулся он и попрыгал в комнату снять футболку и джинсы, мельком глянув на себя в зеркало. 

На него смотрел кудрявый белокурый блондин с голубыми глазами. До того милый и приятный, что даже противно. Хотя нет, сейчас это смазливое личико чуток осунулось, а его черты слегка заострились, и таким Никита нравился себе куда больше. Он щёлкнул своей отражение по носу и показал ему (себе?) язык:

Потом он вернулся на кухню, слил воду с картошки, бросил в кастрюлю оставшийся в холодильнике кусочек масла и тщательно размял толкушкой. Долил молока и снова размял, старательно растирая комочки. Потрогал рыбу: нет, ещё твёрдая, пусть полежит – и занялся мытьём окон. 

Часа через два он с удовлетворением огляделся и вытер лоб. Стёкла в окнах и шкафах блестели, как новенькие. Сырые мятые газеты валялись комом на полу, словно гигантская серая мышь. Никита с досадой посмотрел на люстру под потолком и вздохнул: нет, не дотянусь! Собрал весь мусор, оставшийся после приборки, в большой бумажный пакет и оттащил к входной двери. Вытряхнул в тот же пакет грязь из пылесоса и завязал тесёмки. Спустился снова по лестнице и оттащил пакет на мусорку, а потом с большим трудом поднялся обратно. И в изнеможении присел на тумбочку в прихожей. На часах было около семи вечера. 

«Вот теперь можно и самому помыться, – решил Никита, – а рыбка подождёт». Он пустил воду в ванну и с удовольствием залез в горячую воду, откинув голову на стенку, покрытую кафелем. Покрутил головой, осматриваясь вокруг хозяйским взглядом. Нет, в туалете и ванной он наведёт порядок завтра, не сегодня.

Если Антон его не выгонит после сегодняшнего самоуправства, конечно. Он вдруг с удивлением обнаружил, что успел соскучиться по этим карим глазам и стриженому ёжику, по которому так и подмывало провести кончиками пальцев. По крепкой твёрдой руке Антона на своём плече. И по маленькой ладони, которая могла быть такой ласковой и нежной, что словно одним прикосновением утешала боль…

Никита вдруг вспомнил, что забыл принять таблетку от боли. Но за лёгкой усталостью и удовлетворением от хорошо сделанной работы боль словно отступила на второй план и почти затихла.

Никита закрыл глаза, покачивая забинтованной ногой, высунутой за край бортика. Он представил себе, как встречает Антона с работы день за днём, вечер за вечером… 

А чего ещё ему может быть надо? 

10.

Когда во входной двери заворочался ключ, часы показывали уже четверть после полуночи. Никита отложил книжку, включил маленький газ под сковородкой и поставил чайник на соседнюю конфорку. А потом поскакал по коридору встречать Антона. 

– Привет, Никита, – проговорил тот, разуваясь. – Как твоя нога? 

– Привет, – улыбнулся Никита. – Болит немножко, но я уже привык. Спасибо. 

Антон повёл носом и усмехнулся:

– Чем это так вкусно пахнет? 

Никита заглянул в его усталые глаза и немного застенчиво ответил:

– Горячим ужином... И тёплым домом, где тебя ждут. 

У Антона только что челюсть не отвисла:

– Спасибо, Никит, – медленно проговорил он. – Это как раз то, что надо. 

Никита расцвёл в улыбке и тут же строго проговорил:

– Руки мыть – и за стол! 

Антон усмехнулся:

– Есть, товарищ командир! – и беспрекословно направился в ванную, а через несколько минут уже сидел за столом. Никита разложил по тарелкам рыбные стейки и пюре, и предупредил, усаживаясь напротив:

– Салат не солил. 

Антон молча кивнул, улыбаясь краешком рта и не сводя с него глаз. Никита смущённо опустил нос в свою тарелку и пробормотал:

– Ты ешь, а то остынет. 

Антон кивнул и ответ глаза:

– Спасибо, Никит. Очень вкусно…  Где ты наловчился так хорошо готовить? 

Никита порозовел от гордости и честно признался:

– У мамы. Она всю жизнь мечтала стать поваром, а пришлось пойти работать в милицию. Вот она и отрывалась на мне, как могла… 

Антон кивнул и попросил:

– Передай ей, что она отлично тебя научила, – сообщил он. И добавил, как бы между прочим:

– И что сын у неё – молодец. 

Никита совсем засмущался, выдавил из себя: «Спасибо» – и встал из-за стола, чтобы отнести посуду в мойку. 

– Сиди, – махнул рукой Антон. – Сегодня ты готовил, значит, посуду мою я. 

Никита неуверенно кивнул и, не спрашивая, налил чай в две кружки. Поставил одну перед Антоном, а сам остался стоять около плиты с чашкой в руках. И уставился на Антона, как будто в первый раз его увидел. 

– Что-то не так, Никит? – спокойно спросил Антон, не поднимая головы. 

– Завтра суббота, – ответил Никита. – Тётка приедет в город с дачи. Надо ехать к ней, получать нагоняй… 

Он помолчал, ожидая, как Антон на это отреагирует. И, не дождавшись ответа, закончил растерянно:

– А я не хочу. 

Антон замер и вилка повисла в воздухе, словно наткнулась на невидимую стенку. 

– Я могу поехать с тобой, – наконец, сообщил он будничным тоном. – И всё ей объяснить. 

«Что ты можешь ей объяснить? – уныло подумал Никита. – Если я даже сам себе ничего объяснить не могу!» Он и правда, сам не мог понять, почему ему совсем не хочется ни ехать к сестре своей матери, ни оставаться жить в её огромной, но почти совершенно пустой и безликой квартире. Где не было ни книжек, ни забавных фарфоровых статуэток, ни даже цветов на окнах. И Антона тоже там не было, и быть не могло! 

Никита отвернулся и нехотя проговорил:

– Не надо, Антон. Это я виноват, что ключи посеял, а ты тут совершенно не при чём…  Только получишь от неё за компанию, и всё. 

Антон усмехнулся:

– Если оба получим поровну, тебе меньше достанется. 

Никита вскинул на него глаза и весело поинтересовался:

– Тебя, что, пороть некому? 

Антон очень серьёзно ответил:

– Представляешь – да., некому! Все, кто мог, уже умерли. 

Никита опустил глаза и пробормотал:

– Прости… Я должен был догадаться! 

Антон пожал плечами:

– Ничего. Не бери в голову, Никит! 

Никита помолчал и вдруг решительно спросил:

– Ты очень по ним скучаешь, да? 

Антон вздохнул, встал и забрал свою тарелку и чашку в мойку. Пустил воду и начал мыть посуду.  И проговорил медленно:

– Нет, Никита… Всё не так, как ты думаешь. Меня усыновила пожилая пара, когда мне было двенадцать. Через четыре года умер мой отчим, которого я звал «дедушкой». Он сам хотел, чтобы я его так называл…  А ещё через три года бабушка, его жена. 

Никита стоял, не зная, куда деваться от стыда и жалости. Антон выключил воду, вытер руки и беспощадно продолжал ровным голосом:

– Не переживай, Никита. Я детдомовский, и не знаю, кем были мои родители…  И даже не хочу знать! Дедушка с бабушкой любили друг друга, но у них не было детей. Я никогда не спрашивал, почему. Мы с ними не были особо близки. Но я им очень благодарен. 

Никита поднял на него покрасневшие глаза и пробормотал:

– Так вот почему ты такой… 

– Какой? – немного напряжённо спросил Антон, закрывая шкафчик с посудой. 

Никита посмотрел на него и тепло улыбнулся:

– Добрый. Отзывчивый. Хороший парень… 

Антон криво усмехнулся:

– Я не всегда был таким, Никит. 

Тот замотал головой и отчаянно проговорил:

– Не надо! Я тоже не хочу знать! – и уже куда спокойнее добавил:

– Мне достаточно того, какой ты есть сейчас. С меня пока хватит. 

Антон удивлённо кивнул и сообщил:

– Этим ты мне и нравишься, Никит. 

Никита сжался, как перед прыжком в ледяную воду, и ляпнул:

– Ты мне тоже очень нравишься. Но я не знаю, почему. 

11.

Утром Антон не стал его будить, и Никита проспал до тех пор, пока солнце не добралось до стеклянных дверец шкафов с книгами, и солнечные зайчики не заплясали у него на носу, щекоча ресницы. 

Никита открыл глаза, поморгал и тут же снова зажмурился. А потом широко улыбнулся, потянулся и вдруг сел на кровати, отряхиваясь ото сна, как собака после купания. 

Ему только что снилось, что он, Никита, целовался! Да ещё как: жадно, сладко, взасос, глотая чужое дыхание и гуляя языком по другому рту, как по своему собственному! До тех пор, пока его губы не онемели, будто отсиженная нога, а язык не привык ко вкусу другого языка и не стало совсем нечем дышать… 

И ладно бы, с кем, а то ведь – с Антоном! Как ему теперь в глаза смотреть? Никита покраснел до корней волос. Соскочил с кровати и взвыл от боли в ноге. За стеной что-то брякнуло, раздались быстрые шаги по коридору и стук в дверь:

– Никит, с тобой всё в порядке? – послышался голос Антона. 

– Да! – беспомощно заорал Никита, сидя на ковре посреди кабинета. Он даже не понял, как там оказался. И только потом сообразил, что не просто ответил на вопрос, но и разрешил ему войти.

Дверь открылась, и Антон просунул голову в проём. У него было смущённо-испуганное лицо, и он старался не глядеть Никите в глаза. 

– Точно всё хорошо? – неуверенно спросил он, глядя, как Никита в одних трусах сидит посередине комнаты, схватившись за ногу. 

– Да, – пытаясь взять себя в руки, подтвердил Никита. Подтянул к себе босые ноги и хмуро попросил:

– Не смотри на меня так. 

Антон ответ взгляд:

– Как? 

Никита судорожно вздохнул и нарочито-насмешливо ответил:

– Как влюблённая девчонка.! Как будто мы вчера вечером целовались. 

Антон опустил голову и нехотя, через силу, повторил:

– Мы вчера вечером целовались. 

Никита сначала не понял. А потом опешил. Так это был не сон? 

– Мы с тобой? – глупо уточнил он, отпустив ногу, которая от неожиданности перестала болеть. 

Антон молча кивнул. 

– А потом? – севшим голосом спросил Никита, чувствуя, как его сердце стучит так, будто решило проломить рёбра и выскочить наружу из груди. 

– Ты пошёл спать, – чужим голосом ответил Антон. Открыл дверь и встал на пороге, точно не решаясь зайти. 

Никита поёрзал на ковре, пытаясь подняться… Хотел бы он посмотреть, как это сделать на одной ноге! «Ай, да какая разница?»– подумал он и попросил, не поднимая головы:

– Руку дай, пожалуйста. 

Антон тут же оказался рядом с ним. Но ему пришлось даже похлопать Никиту по плечу и сунуть свою ладонь тому под нос, чтобы Никита её заметил. Тот уцепился за неё, как в первый раз, на газоне у дерева, словно утопающий за соломинку. 

Антон рывком поднял его вверх и оказался так близко, что его дыхание буквально обжигало Никите грудь. Никита тихо вымолвил: «Спасибо!» – и стал молча одеваться. В свою собственную одежду, а не ту футболку и джинсы, что давал ему Антон. Тот отвернулся к окну и тоже не произнёс ни слова. 

«Я не был пьяный, – думал Никита, поглядывая искоса на его стриженый затылок, небольшие тонкие уши, сильную шею и широкую спину с покатыми плечами. – И он тоже. Значит, мне этого хотелось… Неужели я сам к нему полез?»

Он выдохнул и достал из кармана ключ, который дал ему Антон. Снова сжал его в ладони, до боли, до впившихся в кожу бороздок – и, ничего не говоря, протянул Антону. 

– Ты уверен? – упавшим голосом спросил тот, пряча глаза. 

Никита усмехнулся, вспомнив, как этот парень отдавал ему этот ключ, и съязвил:

– Да! 

Но стоило Антону коснуться его руки, глядя исподлобья умоляющими глазами, как Никиту словно током ударило. 

«Он же совсем один на свете, – сообразил Никита. – У него вообще никого нет… Что я делаю? Я же клялся себе, что сделаю для него всё, что смогу. Нет, так нельзя!»

– Нет, – повторил Никита вслух и сунул ключ себе обратно в карман. Антон удивлённо открыл рот, а потом неуверенно улыбнулся и предложил:

– Пойдём завтракать? 

Никита, насупившись, кивнул и поскакал за ним на одной ноге. Антон пару раз глянул вскользь назад, но явно не решился предлагать ему сейчас свою помощь. Никита был ему благодарен и за это. 

Он ввалился на кухню, озираясь по сторонам, словно ожидал увидеть здесь двух вчерашних целующихся парней – и невольно улыбнулся, почувствовав знакомый запах. 

– Овсяночка, – мечтательно пробормотал он. Посмотрел на Антона, который молча расставлял тарелки с кашей и наливал чай – и прыснул:

– Никто её не любит, только мы с тобой! 

Антон несмело улыбнулся и сел напротив. 

– Приятного аппетита, Никит, – вежливо сказал он. Никита кивнул и через пару минут запросил добавки. Антон положил ему ещё, а когда Никита умял и которую порцию, авторитетно заявил:

– Раз появился аппетит, значит, пациент пошёл на поправку! 

Никита чуть обиженно фыркнул:

– Так я для тебя просто пациент? 

Антон покачал головой и ответил:

– Нет. 

– А кто? – насмешливо продолжал допытываться Никита, допивая чай мелкими глотками. 

Антон поднял на него карие глаза и отчётливо медленно проговорил:

– Человек, с которым я очень хотел бы дружить. 

Никита замер, не в силах отвести взгляд. Антон не врал. Он правда хотел. И ведь Никите этого хотелось всё три дня их знакомства! Почему же так получилось, что они сейчас друг другу стали словно чужие? Из-за этого дурацкого поцелуя?

Никита кивнул и просто ответил:

– Не поверишь, я тоже. Хотел бы дружить с тобой, Антон. 

Тот невольно облизнул губы и хрипло усмехнулся:

– По газонам не ходить, да? 

Никита серьёзно кивнул: «Да».

– Хорошо, – ответил Антон. –  Какие у тебя планы? 

Никита потупился и нехотя проговорил:

– Надо ехать к тётке. Объясняться с ней насчёт ключей… – он помолчал, и решительно добавил:

– …  и того, что я больше не буду у неё жить. 

Он поднял взгляд на Антона и неуверенно спросил:

– Ты же меня не выставишь за дверь после вчерашнего? 

Антон с улыбкой покачал головой:

– Живи, сколько хочешь, Никит. Если ты будешь так вкусно готовить и втихаря наводить чистоту, то я, наверно, стану чаще появляться дома. 

Никита покраснел и пролепетал: «Спасибо!» Всё-таки, Антон заметил, что он вчера не сидел, сложа руки! Ему было очень приятно. 

– Ты собирался вчера поехать со мной, – нерешительно напомнил Никита. 

Антон охотно кивнул:

– Конечно! 

Никита благодарно улыбнулся и ехидно сообщил:

– Посуду мою я, ты готовил. 

А после того, как помыл и вытер тарелки и ковшик, весело поскакал в кабинет и переоделся в ту футболку и джинсы, что дал ему Антон. 

12.

Тётя смерила Никиту взглядом и поинтересовалась, глядя на его поджатую ногу:

– Это что? 

Никита, который висел на плече Антона, обхватив его за шею рукой, честно признался:

– Сломал. 

Тётя всплеснула руками:

– Да это не ребёнок, а сущее наказание! Что я матери твоей скажу? 

Никита невинно улыбнулся и добавил:

– А ещё я ключи потерял. 

Про то, что он, вдобавок ко всему прочему, вчера целовался с парнем, Никита решил умолчать. Потому что пришлось бы признаться, что ему это понравилось.

Тётка махнула рукой: мол, ничего другого я от тебя и не ожидала! И, наконец, соизволила заметить, что Никита прошёл не один:

– А это кто? 

Никита улыбнулся ещё раз:

– Мой друг Антон. Антон, это моя тётя Инна Аркадьевна. 

– Здравствуйте, – вежливо повторил Антон. Он уже один раз поздоровался, когда тётя Никиты открыла дверь. А теперь, когда они ввалились в прихожую и его представили хозяйке, решил поздороваться снова. 

– Ну, здравствуйте оба, – произнесла Инна Аркадьевна таким тоном, будто желала им убираться куда подальше и немедленно. 

– Здрасьте! – ответили они оба хором, не сговариваясь, глянули друг на друга и прыснули. 

Тётушка внимательно посмотрела на них обоих, сначала на одного, а потом на другого, и предложила уже не так сердито:

– Может, вы пройдёте? – снизошла она до некоторого гостеприимства. 

Никита откашлялся и проговорил:

– Я только вещи заберу, ладно? – не уточняя, к кому он обращается – к собственной тёте или к своему другу. 

– Это ещё что за новости? – подозрительно поинтересовалась тётушка. – Ты что, не поступил? 

Никита широко заулыбался и с гордостью ответил:

– Поступил! 

И смущённо уточнил:

– В театральный. 

Инна Аркадьевна онемела и помахала в воздухе рукой, точно говоря: «чур меня, чур!»

– Маме я всё сам объясню, – быстро произнёс Никита. – Я буду жить у Антона, потому что там ближе до института. Минут пятнадцать, – проговорил он, не уточняя про велосипед. Пешком было немногим подольше, конечно, но тётушке об этом знать необязательно. 

– Ну, Никита, ты даёшь! – подбоченясь, заявила тётушка. И поинтересовалась:

– А жить-то ты на что собираешься? 

Никита покраснел и пробормотал:

– Работать пойду, как все.

Инна Аркадьевна хмыкнула, критически оглядев его с головы до ног и переводя взгляд на Антона:

– Спелись, голубчики? Ты тоже с театрального, Антон? 

– Нет, я с медицинского, – спокойно ответил тот. – Не волнуйтесь, Инна Аркадьевна, я присмотрю за Никитой. Перевязку сделаю, укол поставлю, если надо, и даже массаж… Всё, что смогу.

Тётушка покивала и слегка недоумённо поинтересовалась:

– И пожить его пустишь, и даже денег не возьмёшь? 

– Да, – просто ответил Антон, глядя ей прямо в глаза. – Не возьму. Мы же друзья. 

Тётушка вдруг усмехнулась и посоветовала:

– Держись за него, Никита. Он хороший парень и верный друг. 

Никита открыл рот и почти в шутку ответил:

– Так я и держусь! – и ухватился покрепче за Антоново плечо. – Не сердитесь на меня, пожалуйста! 

Тётушка махнула рукой:

– Живи, как знаешь! Ты уже большой мальчик, и всё равно, сделаешь по-своему! Уж я-то тебя знаю! 

А потом поджала губу и заявила строго:

– Ладно, нечего пока мать расстраивать! Я сама ей позвоню, скажу, что ты поступил. Порадую…. А больше ничего говорить не стану! Прилетит ещё первым поездом, спасать тебя, дурачка. Только лишний раз поссоритесь. 

Никита кивнул. Мама его думала, что он едет поступать в Политех, потому что она так сказала: мол, настоящая профессия, верный кусок хлеба и всё такое. А Никита туда даже близко не подходил, сразу подав документы, куда хотел он сам. 

– Спасибо, – поблагодарил Никита. 

Тётушка глянула на него и смягчилась:

– Ладно, мальчики, проходите. Чего у порога-то топтаться… Я вас хоть чаем угощу с вареньем. 

Они снова хором произнесли: «Спасибо» – и разулись. Никита сразу ускакал в дальнюю комнату, побросал свои вещи в дорожную сумку с лямкой через плечо, и позвал:

– Антош, помоги, пожалуйста! 

Антон вынес его сумку в прихожую и вернулся за Никитой, чтобы отвести его на кухню. На скользком паркетном полу тёткиной квартиры незадачливый студент-театрал, прыгая на одной ноге, рисковал себе не только сломать что-нибудь ещё, но и башку разбить. 

Инна Аркадьевна посмотрела на Антона с одобрением, но промолчала. Выставила на стол три литровых банки и спросила:

– Вишнёвое, малиновое или клубничное? 

– Все! – фыркнул Никита, глянув на Антона, который невольно облизнулся. Тётя молча усмехнулась, достала ещё одну банку. 

– Ежевичное, – сообщила она заговорщическим тоном. – Попробуйте! 

Они оба молча нетерпеливо смотрели, как она наливает им чай, накладывает тёмное пахучее варенье в хрустальную вазочку и распечатывает пачку печенья. 

– Налетайте! 

Два раза уговаривать никого не пришлось. Никита и Антон, не сговариваясь, взяли по печенью и принялись фехтовать ложками, сталкиваясь ими в миске, будто нарочно. Когда чай был допит, а миска опустела, Никита мечтательно протянул: «Вку-усно!», а Антон вежливо поблагодарил: «Спасибо!»

– Заходите почаще, – улыбнулась Инна Аркадьевна, и они засобирались. Тётка настояла, чтобы они забрали все три банки варенья с собой и пообещала дать ещё в следующий раз. На пороге Никита обернулся и вопросительно на неё посмотрел. 

Инна Аркадьевна махнула рукой:

– Твоя мать мечтала стать поваром-кондитером, но твой дед настоял, чтобы она пошла работать в милицию… А я ему сразу сказала, что ничего хорошего из этого не выйдет! Так что, давай, Никита, учись, как следует, и делай свою жизнь сам. 

– Спасибо, – кивнул Никита. 

– Она замечательная, – проговорил Антон, когда они вышли на улицу и неторопливо поковыляли к метро. – Я даже тебе завидую, Никит, – смущённо признался он, поправляя поудобнее сумку на другом плече. 

– Ты ей тоже понравился, – ответил Никита. – Иначе она не согласилась бы меня отпустить к тебе жить. Она ведь даже ничего не спросила. 

Антон чуть сбился с шага и неуверенно поинтересовался:

– Что именно? 

Никита посмотрел ему в глаза:

– Про тебя. Кто ты и откуда взялся. 

Антон усмехнулся:

– Так я и ответил бы, что на улице тебя подобрал! – пошутил он и отвесил челюсть. – Да ладно, Никита! Ты серьёзно? 

Никита честно признался:

– У меня раньше никогда не было ни друзей, ни подруг. Одни приятели. И только из приличной семьи. Иначе мама запрещала мне даже водиться с кем-то, кто был из неподходящей компании. 

Антон удивлённо моргнул и с иронией спросил:

– А ты уверен, что я – подходящая компания для тебя? 

Никита проскакал в тяжёлую стеклянную дверь метро, которую придержал для него Антон, дождался, пока тот войдёт сам, и сунул ему пятачок:

– Теперь – точно уверен, – твёрдо ответил он. Антон протянул ему руку вместо того, чтобы подставить опять плечо, и поинтересовался вполголоса:

– Почему именно теперь? 

Они прошли с сумкой сбоку, мимо дежурного по станции, опустив монетки одну за другой. И только на эскалаторе, спустившись на ступеньку вниз, чтобы их глаза были на одном уровне, Никита тихо ответил:

– Потому что ты такой, как мне надо. 

Антон скосил глаза на пробегающие мимо плафоны и вяло запротестовал:

– Никит, ты меня ещё плохо знаешь… 

Никита положил руку ему на плечо и заявил:

– Достаточно, чтобы понять, какой ты на самом деле. 

И добавил, глядя ему в глаза:

– И что я уже не могу без тебя. 

Антон смутился:

– Никита, ты глупости говоришь… Любой человек может обойтись без кого угодно! Люди теряют близких, детей, расходятся и всё равно продолжают жить! 

Никита осторожно кивнул:

– Да. Но я пока не хочу узнавать, как это…  Можно, я просто буду с тобой, сколько получится? 

Антон торопливо согласился:

– Можно… 

– Спасибо, – ответил Никита. Перепрыгнул зубья на сходе с эскалатора и поскакал вдоль колонн станции. Антон вздохнул и пошёл за ним, не сводя глаз с его спины, готовый в любой момент подхватить и не дать ему упасть. 

Когда подошёл поезд, Никита всё-таки опёрся на плечо Антона, запрыгивая в вагон. И уселся рядом с ним на боковое сиденье у самой двери:

– Давно хотел тебя спросить… Ты на какого врача учишься? На хирурга? – поинтересовался Никита. 

Антон помедлил и помотал головой:

– На патологоанатома, – сообщил он ровным голосом. 

Никита вопросительно поднял глаза. 

– Я не буду лечить живых, – медленно объяснил Антон. – Я буду разбираться, от чего они умерли. 

Никита издал неопределённый горловой звук, словно собирался чихнуть и передумал или чем-то поперхнулся. И уставился на его руки – обычные, ничем не примечательные кисти с ровными пальцами и аккуратно подстриженными ногтями с небольшими лунками. 

– Да, – проговорил Антон, с интересом наблюдая за ним. И покрутил ладонями в воздухе: 

– Этими руками я и режу людей, как лягушек... Но они уже мёртвые, им всё равно. 

Никита взял его за руку и приложил ладонь Антона к своей щеке:

– А я живой, – сказал он. – И мне не всё равно… Мне нужен именно ты. 

Антон судорожно выдохнул и оглянулся. Но в почти пустом вагоне никто не обращал на них внимания. Молодая девушка с коляской вытирала своему карапузу ротик и маечку после мороженного, которым он умудрился весь обляпаться. Парень с девушкой разговаривали о чём-то своём, склонив друг к дружке головы, и их не интересовало ничего вокруг. Плотный пожилой мужчина дремал на сиденье, выставив ноги в тяжёлых ботинках в проход и надвинув кепку на лицо поверх рабочей спецовки. 

Никита проследил его взгляд и смущённо проговорил:

– Прости, я больше не буду на людях. 

Антон деланно рассмеялся:

–  Целоваться будем дома, за закрытыми дверьми? 

Никита искоса глянул на него:

– Тебе не понравилось? 

Антон отвёл глаза. 

– Понравилось, – честно признался он. – Даже слишком. 

– Мне тоже, – улыбнулся Никита. – Можно мне добавки? 

13.

Когда они вышли из метро, в небе над ними громыхнуло и на асфальт упали первые капли. Никита запрокинул голову и радостно ловил их ртом. Потом дождь почти незаметно стал нарастать, небо совсем потемнело, а листва зашуршала от бьющих в неё капель. 

Ноги у Никиты промокли чуть ли не быстрее, чем голова и плечи, и он грустно сообщил:

– Ну вот, не намочить не получилось! 

Антон усмехнулся и успокоил:

– Всё равно мыть, не сегодня-завтра. 

У самого подъезда дождь превратился в ливень, и Антон чуть ли не понёс Никиту на своём плече. Тот еле успевал отталкиваться от земли мокрым носком туфли, а по ступенькам и вовсе проехал, как по стиральной доске. 

Антон аккуратно спустил на пол Никитину дорожную сумку и полез в карман за ключом. Никита улыбнулся и достал свой, который получил от Антона ещё вчера. А потом сделал то, что давно хотел: провёл ладонью по стриженому ёжику волос, стряхивая капли. 

Антон зажмурился от удовольствия, но вслух пробормотал для порядка:

– Ты обещал не делать этого на людях. 

Никита дурашливо изумился:

– А где ты видишь людей? 

В самом деле, навес над подъездом закрывал их от любопытных взглядов с верхних этажей, а на дворе никого не было. Дождь барабанил, как сумасшедший, по крыше гаража и разливался лужей посередине двора, от скамеечки перед кустами до арки подворотни. 

– И потом, я ничего плохого не делаю, – почти натурально возразил Никита. – Просто убираю лишнюю воду… 

Он провёл Антону ладошкой от шеи до затылка, и тот нервно облизнулся:

– Пошли лучше домой, – сипло предложил Антон, взявшись за ручку двери в подъезд. 

Никита закусил губу и накрыл его руку своей:

– Давай…  постоим здесь минуточку? – неуверенно попросил он. Антон заглянул ему в глаза и твёрдо пообещал:

– Не бойся, Никит. Я ничего не сделаю без твоего согласия. 

Никита выдохнул и сжал его руку своей:

– Мне немножко страшно. Сам не знаю, почему. 

Антон кивнул:

– Ладно. Подождём, пока пройдёт, – словно имел в виду простуду или затихающий дождь. 

Они оба уставились на лужу во дворе, по которой сыпали горохом последние капли. Порыв ветра заставил их, промокших насквозь, поёжиться, и Антон нехотя проговорил:

– Простынешь, Никита. 

Никита смущённо погладил его по руке:

– У меня просто никогда никого не было, Антоша, – слегка виновато сообщил он. 

Антон внимательно посмотрел на него и спокойно предложил:

– Может, тогда не сегодня? Скажешь, когда будешь…  готов. Когда сам захочешь. 

Никита тряхнул головой так, что с него полетели капли, и с чувством ответил:

– Да хочу я, хочу! – и безо всякого стеснения впился губами в его рот. И обхватил руками за плечи, почти повиснув на них, как бельё на заборе. 

Из-под арки донеслись мокрые шлепки шагов, и они оба оторвались друг от друга, переглянулись и смущённо прыснули. А потом заскочили в подъезд, один за другим, и Антон с сумкой сразу полетел наверх через три ступеньки – открыть дверь и бросить вещи. И сразу вернулся за Никитой, который карабкался по лестнице, держась за перила:

– Я сам! – весело, и не принимая никаких возражений, заявил Никита. Его просто распирало от гордости и затаённой радости за то, что Антон смотрит на него не с жалостью и опаской, а чуть ли не с восхищением. 

Добравшись до второго этажа, Никита всё-таки позволил взять себя за руку и затащить в дверь. Как только ключ повернулся в замке, Антон развернул к себе Никиту, содрал с него мокрую обувь и футболку и легонько шлёпнул по попе:

– Дуй в горячую ванну! – строго потребовал он. – Не хватало тебе заболеть. 

Никита слегка расстроенно кивнул: он ожидал другого продолжения. Но Антоша, как всегда, был прав: он только сейчас обнаружил, что продрог чуть ли не до костей. 

– А ты? – растерянно спросил он. – Может, ты первый? 

Антон усмехнулся и помотал головой:

– Я на кухне согреюсь, пока ужин соображу. Не волнуйся, Никит, я морозоустойчивый. 

Никита вздохнул и потопал в ванну. Там он первым делом срезал маникюрными ножницами узелок и размотал потемневший от грязи и воды бинт. 

Нога выглядела гораздо лучше, чем он ожидал: синяки уже пожелтели, а пальцы побелели от влаги. Правда, пахло от неё не слишком приятно… Никита покраснел, быстро разделся донага, развесив мокрую одежду на змеевик, пустил воду и забрался в ванну, не закрывая дверь. Сунул ногу под горячую струю и замычал от наслаждения: горячая вода словно смывала и уносила с собой тупую ноющую боль, к которой он уже привык. 

Никита поднял глаза и встретился взглядом с Антоном, который стоял в дверях ванной, уже переодетый во всё сухое: серую растянутую футболку и такие же серые штаны. В руках у него было махровое полотенце и халат. 

– Купайся, – пробормотал он, отводя глаза, – дай только ногу посмотреть. 

Никита покраснел и выкинул стопу на бортик. Антон присел на край ванны спиной к нему и взял его ногу в свои руки. Быстро и легко помял ступню и осторожно потрогал пальцы. И удовлетворённо хмыкнул:

– Через две недели будешь бегать. 

Никита провёл мокрым пальцем ему по нижнему краешку спины над резинкой штанов, оголившемуся под задравшейся футболкой, и очень серьёзно поблагодарил:

– Спасибо, доктор. 

Антон вздрогнул и отпустил его ступню:

– Давай, не задерживайся. Ужин почти готов, – сипло пробормотал он. И, не глядя на Никиту, вышел из ванной. Никита поднялся, задёрнул шторку и включил горячий душ. Быстро намылил мочалку и растёрся ею сверху донизу. Аккуратно примостил больную ногу на край ванны и осторожно провёл по ней мочалкой…Не больно! Он улыбнулся и тихонько повторил шёпотом:

– Спасибо, доктор. 

А потом накапал шампуня на голову и ожесточённо взмылил свои кудряшки. Сполоснулся под душем и, выключив воду, принялся растираться насухо полотенцем, которое притащил Антон. Влез в халат, запахнув полы, и попробовал аккуратно наступить на ногу. Молча скривился: неприятно, но терпимо…  И, не торопясь, медленно и осторожно побрёл на кухню., едва наступая на вторую пятку. 

Антон удивлённо привстал из-за стола:

– Никит, ты что делаешь? 

Никита выставил руку вперёд:

– Спокойно! – твёрдо сказал он. – Мне надоело быть мальчиком-зайчиком и скакать на одной ножке! Я человек, а не гриб! 

Антон фыркнул и покрутил головой:

– Ты осторожнее, человек, кость ещё не срослась, – предупредил он. – А то будешь потом всю жизнь хромать, и плакала твоя актёрская карьера! 

– Буду играть чертей, – нашёлся Никита, улыбаясь. – Они как раз хромоногие! 

Антон улыбнулся и сказал:

– Ну нет, Никит! С твоей внешностью только чертей и играть! А про хромых ангелов я что-то не слышал. 

Они оба расхохотались, искоса поглядывая друг на друга, словно скрывая небольшую неловкость, возникшую ещё на улице и непонятным образом прокравшуюся с ними в дом. 

– Садись ужинать, – пригласил Антон, повернувшись к плите, чтобы поставить чайник. Никита оглядел стол: румяная курочка с гречкой, салат с колечками кальмаров и даже красный морс в запотевших стаканах. 

– Что празднуем? – слегка ехидно поинтересовался он, медленно подходя к Антону и обнимая его со спины. Уткнулся носом в его стриженый затылок и услышал:

– Самый лучший день моей жизни. 

14.

Лёжа рядом с Антошей в сплошной темноте на одной постели в его комнате, Никита пытался собрать воедино мысли и чувства. Но у него плохо получалось: в голову настойчиво лезли жалость и отвращение к самому себе, который только что переспал с парнем, и стыд за то, что это ему безумно понравилось. А сердце мурлыкало тёплым комочком и шептало одно-единственное слово: «люблю-люблю-люблю!» 

Тот, к кому это относилось, посапывал рядом, уткнувшись лицом в подушку и разбросав руки и ноги в стороны, словно куда-то плыл. Теперь Никита знал это тело наизусть, пройдясь по нему руками, губами и языком от макушки до самых пяток. Он потянул носом и невольно облизнулся, шалея от его запаха, словно ничего прекраснее на свете и быть не могло! 

И тут же Никиту снова накрыла волна сладкого жара, словно он млел и плавился опять в объятиях этих рук, а потом слизывал терпкий солёный пот с этой спины, плеч и затылка, приходя в себя после полёта в сказочную страну, как в детских цветных снах. Когда-то мама говорила, что если маленький Никитка летает во сне, то значит, он растёт. 

Теперь Никита не знал, что это значит, и спросить было некого. Маме он, разумеется, ничего не расскажет. А догадываться самому было неохота. 

Антону было проще: он давно сообразил, что ему нравятся парни, а не девушки – и даже нисколько не переживал по этому поводу. Он честно признался, что Никита у него не первый, но наотрез отказался рассказывать о своих бывших. А Никита и не настаивал, почувствовав сердцем, что в этих историях будет не слишком много приятного и радостного. 

Но самым удивительным открытием для Никиты стало то, что ничего не изменилось ни в самом Никите, ни в их отношениях с Антоном. Когда он проснулся утром, Антон уже встал и тихонько шлёпал по кухне босыми пятками. Никита улыбнулся, представив своего парня с ковшиком овсянки, расставляющего тарелки и разливающего чай по кружкам… 

Своего парня. Никита зажмурился и потянулся во весь рост, лёжа на кровати. Он чувствовал ту же самую радость солнечного утра, что и раньше. Он ощущал себя тем же самым Никитой, шебутным и неугомонным шалопаем, что и вчера. Точно так же слегка побаловала нога… Ничего не изменилось.  Всё просто встало на свои места. 

Он вскочил, чуть поморщившись, по-быстрому накинул на себя халат и заправил постель. А потом тихонечко выскользнул из комнаты Антона в ванную, где так же быстро умылся и натянул на себя высохшие за ночь на батарее трусы, футболку и джинсы. И спокойно пошёл на кухню, наступая почти на всю вторую стопу. 

– Доброе утро, Никит, – улыбнулся Антон, оборачиваясь. И слегка смущённо спросил:

– Как спалось? 

Никита усмехнулся, подошёл к нему и поцеловал в темечко, жмурясь от щекотного ёжика волос:

– С тобой гораздо лучше, чем без тебя, – честно признался он. Потому что это была правда: он чувствовал себя не просто полностью выспавшимся и отдохнувшим, а словно заново родившимся! По крайней мере, нога почти совсем не болела и не было даже намёка на обычную его, Никиты, утреннюю сонливость. – Доброе утро, Антош. 

Он сам не заметил, как перенял у своего парня («Друга? Любимого? Любовника? Ладно, потом разберусь!» – подумал про себя Никита) привычку глотать окончания в именах. Это его почему-то забавляло и чуточку смущало, как и всё остальное. 

Антон погладил его по спине и предложил:

– Давай завтракать! 

Они слопали по традиционной миске овсянки и долго сидели, потягивая чай из чашек, не сводя друг с друга глаз и не произнося ни слова.

Слова были не нужны. Не потому, что нечего было сказать. Просто Никита смотрел на Антона и думал чуть ли не вслух: «Вот мой парень. Человек, которого я люблю… Никогда не думал, что это будет так. Что я буду сидеть на чьей-то кухне, смотреть кому-то в глаза, и чувствовать себя, как дома, рядом с тем, кто нужен мне и кому нужен я. Может быть, это и есть счастье?»

И ловил насмешливо-нежный взгляд Антона, который словно говорил: «Счастье – это ты, Никита. Я давно тебя искал, очень давно. И наконец, нашёл!»

Никита немного смущался от этого ироничного и ласкового взгляда и удивлялся: «Разве так бывает? Почему мне раньше никто никогда не говорил, что парень может любить другого парня? Не просто проводить вместе время, не валять дурака или болтать обо всём на свете – а именно вот так, тихонько любить и любоваться? Почему?»

Антон точно знал, что он думает и чувствует. Может быть, он проходил это сам и сейчас, глядя на Никиту, будто смотрел на себя самого, давнишнего, наивного мальчишку, которому чувства нужны даже больше, чем просто ощущения и удовольствие от присутствия другого человека в своей жизни. 

А может быть, он просто чувствовал его, Никиту, теперешнего, настоящего, и не говорил ничего именно для того, чтобы тот сам уложил всё у себя в голове? 

«Я люблю человека, а не просто смазливого парня, – будто говорил его слегка прищуренный взгляд. – Того, кто думает обо мне и старается для меня. Кому я нужен и важен, как никто другой. Но я люблю не за это. Я просто люблю».

Никита, когда понял это, вдруг сразу выкинул из головы всё дурацкие мысли о том, что это неправильно и так не должно быть… А как же ещё? Ему нужно именно так: верный друг, надёжный товарищ, человек, на которого можно опереться и о котором нужно заботиться, причём это нужно именно ему, Никите! 

И когда Антон снова улыбнулся своей совершенно детской улыбкой, Никита успокоился и посмотрел на него совсем по-другому. «Теперь ты мой, и я за тебя отвечаю», – твёрдо решил для себя он. 

Потом Никита встал, помыл посуду, и поймал себя на том, что мурлыкает себе под нос дурацкую песенку про лягушонка и аиста, искоса поглядывая на то, как Антон за ним наблюдает. 

А потом Никита сел с ним рядом, обнял Антошу и положил ему на плечо свою голову. И тихонько спросил: 

– Ты сегодня работаешь? 

Антон осторожно кивнул, чтобы его не побеспокоить:

– Да, с четырёх до двенадцати. 

Никита вздохнул: 

– Ладно, – и мягко поинтересовался:

– А какие у тебя планы на первую половину дня? 

Антон накрыл его руку своей и честно признался:

– Надо бы камеру заднюю на велике поменять. А то она уже два раза клееная, и всё равно не держит. 

Никита с усмешкой спросил:

– Помощь нужна? 

Антон охотно согласился:

– Было бы здорово… Одному не с руки, да и быстрее получится. 

Никита поднял голову и кивнул:

– Хорошо…  А потом? 

Антон пожал плечами:

– Суп сварить. Прибраться. В магазин сходить. Постирать. 

Никита серьёзно посмотрел ему в глаза:

– Антош, я это всё и сам могу, не переживай! Мне всё равно делать нечего пока… Давай, лучше вместе куда-нибудь сходим? 

Антон раззявил рот и неуверенно кивнул:

– Я могу тебе город показать. Если хочешь. 

Никита улыбнулся: «Давай», – а сам подумал: а надо ли вытаскивать этого домоседа на белый свет, в люди? Может, он привык так жить: дом, работа, учёба – и его всё устраивает? Может, больше ничего ему и не надо, кроме дома, где его любят и ждут, и работы, где его ценят и уважают? 

Но вдруг он обнаружил, что Антон смотрит на него совсем по-другому: без привычной уже лёгкой усмешки в уголках губ и приподнятых бровей, а с настоящим удивлением и даже едва заметной надеждой… Мол, правда, ты хочешь куда-то пойти со мной? 

– Да, хочу, – проговорил Никита вслух. – Хочу с тобой всё: и на закаты смотреть, и в кино ходить, и с палаткой в лес. За грибами и на рыбалку… А сейчас пошли твой велик делать! 

Антон охотно кивнул и неловко сообщил: 

– У меня ещё дача есть, только я там года два уже не был. 

У Никиты блеснули глаза:

– Так давай в следующий твой выходной смотаемся туда и посмотрим, что там и как! 

Антон улыбнулся, расправил плечи и будто с завистью проговорил:

– Ты интересный парень, Никит! Тебя словно на меня под заказ делали, не иначе!

Никита встал и задумчиво почесал нос, глядя на своём отражение в стекле кухонного шифоньера:

– Я просто парень, Антош, – сообщил он. – Смазливый, да. И олух, каких ещё поискать. Но ручки у меня растут, откуда надо... Где у тебя инструмент? 

Антон засмеялся:

– В шкафчике, в туалете! И новая камера там же, на полочке… Я ещё неделю назад её купил. Да всё руки никак не доходят! 

Никита покраснел, сообразив, из-за кого у Антона руки не доходят даже до его собственного средства передвижения, которым он пользуется каждый день. И с озорством брякнул:

– Тогда бери свои руки, велосипед и пошли на двор! Камеру и ключики я захвачу. 

Через четверть часа Антон уже пыхтел, надувая насосом заднее колесо, и поглядывал исподлобья с усмешкой. Никита исхитрился перемазаться по локоть и даже поймать чёрточки смазки под носом и на щеке, но не посадить ни пятнышка ни на футболку, ни на джинсы. 

– Ты мастер, – с улыбкой похвалил его Антон, – сразу видно! 

Никита заулыбался и тут же насупился, глянув на свои руки. 

– Иди, умойся, – посоветовал Антон уже безо всякой насмешки. – И поедем осматривать местные достопримечательности. 

Через несколько минут они уже катили по проспекту в сторону центра. Никита на багажнике грыз яблоко, одной рукой держась за стойку сиденья, и с интересом поглядывал по сторонам. Его удивляло всё: и полные народа улицы, и огромные стеклянные витрины, и витиеватые фонарные столбы, и даже замысловатые ограждения мостиков через реки и каналы. 

В Новгороде, конечно, был большой старинный Кремль и древние церкви, а также всякие другие интересности. Но всех их можно было обойти за один день, а если не торопясь, то за полтора. Здесь Никита сразу понял, что ему и года не хватит, чтобы пройтись по каждой улочке, задрав голову на фасад или разглядывая диковинные ажурные решётки на окнах. 

Антон оказался прекрасным гидом, рассказывая и показывая рукой на ходу, где что находится. Домик Петра, Летний сад, Инженерный замок, Гостиный двор, Казанский собор – всё пролетало мимо с обещанием когда-нибудь сюда вернуться. 

Но, едва завидев издалека на широком крыльце огромного старинного дома пару гранитных каменных львов, Никита похлопал Антона по спине и протянул руку:

– Можно направо? – громко попросил он чуть ли не жалобным тоном. 

Антон, не оборачиваясь, аккуратно объехал край тротуара и послушно повернул направо. Притормозил у ступенек и вопросительно посмотрел на Никиту:

– Здесь? 

Никита кивнул и зажмурился. Лет десять назад, если не больше, он уже бывал тут. Ранней осенью, вместе с папой и мамой. Сидел на спине этого каменного зверя и смотрел, как они набирают полные руки опавших цветных кленовых листьев, бросают их в воздух и весело хохочут. Тогда они были счастливы вместе, и Никита тоже… 

А потом родители развелись, когда Никита только пошёл в школу. Отец уехал жить в столицу, а мать больше никогда не ездила сюда, в Питер, считая всё большие города рассадником греха и порока. Но, скрепя сердце, сына учиться отправила сюда, потому что питерский диплом ценился куда выше новгородского. 

Никита вздохнул и открыл глаза. Всё равно, картинка из детства давно потеряла детали и резкость, и даже не вызывала в нём ничего, кроме тихой грусти. Он нехотя слез с багажника и медленно побрёл к правому льву, поднялся по ступенькам и положил руку ему на морду. Привет, зверюга, ты меня не узнал?

Каменный зверь смотрел на него равнодушным скучающим взглядом: ходят тут всякие, разве упомнишь вас всех? Никита вздохнул и погладил льва по спине, отполированной поколениями сидевших на ней девчонок и мальчишек. Ему даже не захотелось сейчас снова лезть на спину каменного зверя – зачем? Он уже давно вырос из того возраста беспричинной радости и счастья от того, что тебя любят просто так, за то, что ты есть, и тебе искренне хочется быть хорошим, чтобы не расстраивать ни маму, ни папу… 

– Ух ты! – звонкий голосок вырвал Никиту из воспоминаний, и он отступил назад, пропуская большеглазого стриженого мальчишку лет десяти в шортиках, майке и сандаликах, который буквально взлетел по ступенькам и гордо оседлал каменного зверя. 

– Мама, папа, смотрите! – гордо заорал мальчишка, словно пришпоривая льва пятками по бокам и вскидывая руки вверх. Никита улыбнулся ему и сошёл со ступенек. Мальчик весело, открыто и доверчиво улыбнулся ему в ответ, и у Никиты вдруг возникло чувство, что он словно передал другому что-то очень важное, что не выразить ни словами, ни взглядом. 

Никита обернулся и посмотрел на Антона, который так и стоял на месте, спустив ноги с педалей на землю. Он просто смотрел на Никиту своими внимательными карими глазами и тактично помалкивал. И за это Никита тоже был ему благодарен. 

– Поехали дальше, – проговорил Никита, усаживаясь обратно на багажник. – Что ты ещё хотел мне показать? 

15.

Они шли пешком по набережной вдоль каменного парапета, ведя велосипед с двух сторон за руль, и лопали эскимо. Антон нарочито медленно перебирал ногами, чтобы Никите было удобно. Тот всё-таки ещё прихрамывал. 

– Раньше я думал, что жизнь состоит из случайностей, – рассказывал Никита. – Что каждому просто выпадает своя доля везения и неудач.  И надо очень много пахать, чтобы хорошего в твоей жизни стало побольше, понимаешь?

Антон согласно кивнул и с интересом посмотрел на него. А кудрявый голубоглазый юноша с ямочками на щеках и перемазанными мороженным губами продолжал, помахивая палочкой от мороженного, словно дирижёр за пультом:

– А теперь я понимаю, что нет, Антош! Никаких случайностей нет, понимаешь? У каждого свой путь, свои находки и потери, свои ошибки и свое счастье. Это как бусины в бабушкином сундуке: когда смотришь на них сверху, то кажется, что они рассыпаны в беспорядке, нечаянно, кое-как. А на самом деле, потяни за любую – и окажется, что все они нанизаны на одну тонкую прозрачную леску, одна за другой.

Никита заглянул ему в глаза и отчётливо проговорил:

– Я думаю, что мы не просто так встретились, Антош. Так и должно было случиться, понимаешь?

Антон удивлённо открыл рот и насмешливо поинтересовался, не отводя взгляда:

– Сколько лет тебе, мудрец?

Никита досадливо отмахнулся:

– Восемнадцать… Хочешь сказать, что я глупый мальчишка и несу всякую чушь?

Антон покачал головой и честно признался:

– Мне двадцать один, Никит, но такие вещи даже в голову пока не приходят… Так что, если кто здесь и глупый мальчишка, то это я!

Никита улыбнулся и доверительно сообщил:

– Ты хороший… Мне просто кажется, что я всю свою жизнь шёл именно к тебе, Антош, – и тут же насмешливо добавил:

– Даже ногу сломал себе, чтобы ты не проскочил мимо и обратил на меня внимание!

Антон сглотнул и благодарно ответил:

– Спасибо, Никит… – и, спохватившись, проговорил ему в тон:

– Только в следующий раз постарайся себе шею не свернуть! Просто махни рукой или позови…

И грустно добавил:

– А то, мало ли, кто другой не справится.

Никита словно споткнулся на ровном месте, остановился и замер, глядя ему в глаза:

– Ты что, Антон? Мне не надо никого другого, кроме тебя! – и деланно засмеялся:

– Следующего раза не будет!

Антон отвёл глаза:

– Сам же говоришь, что всё – как бусины на леске… Может, я – только одна из них?

Никита помотал головой и задорно тренькнул звоночком велосипеда:

– Нет, Тоша! Ты просто меня не дослушал! Бусы ведь как устроены: одна бусина, другая, третья, пятая, десятая, а потом – замочек!

Антон грустно улыбнулся:

– Ты что, замуж меня зовёшь?

Никита повёл в воздухе рукой и дурашливо ответил:

– Вроде того…

Антон глянул на него потемневшими глазами:

– Не хочу тебя расстраивать, Никит, но никто нас с тобой не поженит. Ни поп, ни ЗАГС… Никогда.

Никита закусил губу и отпустил руль велосипеда.

Антон прокатил свой велик к парапету, прислонил сбоку и запрыгнул на каменный бортик, усаживаясь на него и похлопав по месту рядом с собой:

– Иди сюда, Никит, – словно нехотя проговорил он.

Никита на негнущихся ногах подошёл и примостился рядом.

– У тебя сейчас всё в первый раз, – проговорил медленно Антон, – и всё тебе кажется возможным и прекрасным… Но нет, Никит, только ты не обижайся. Попробуй меня услышать, ладно? 

Никита молча кивнул, не сводя с него глаз.

– Ты сейчас влюблён, – проговорил Антон, – и наивно полагаешь, что это на всю жизнь.

Никита вздрогнул и посмотрел на него затравленно:

– А разве так не бывает?

Антон почесал локоть и предположил:

– Да бывает, наверное… – И тут же поправился:

– Но только у самых обычных людей. Которые потом женятся, выходят замуж, заводят детей, строят дом, ждут внуков и стареют вместе. Делят радость и горе, держатся друг за дружку потому, что перенесли вместе столько всякого, что рассказать кому – жизни не хватит, понимаешь? Это называется – семья.

Но Никита уже оправился и нетерпеливо спросил:

– А нам что мешает?

Антон отвернулся и глухо ответил:

– Всё.

Никита вопросительно поднял брови:

– Что – «всё»?

Антон вздохнул:

– Ну, ты же умный, Никит! Догадайся сам, – и умолк, глядя себе под ноги.

Никита помолчал, сосредоточенно наморщив лоб, и неуверенно предположил:

– То есть, ты хочешь сказать, что мир устроен так, что два парня не могут любить друг друга?

Антон улыбнулся:

– Могут! – и накрыл его ладонь своей, закусив губу.

Никита неуверенно улыбнулся в ответ и честно признался:

– Тогда я не понимаю… Объясни!

Антон сразу чуть ли не сгорбился и проговорил:

– Всё просто, Никит. Дело в том, что, если два парня спят вместе, это уже само по себе для всех вокруг – преступление и грех. Сейчас за это просто сажают в тюрьму, а там могут избить или изнасиловать. Но раньше за это отлучали от церкви, били кнутом и сжигали на кострах. 

Никита умоляюще посмотрел на него, а потом фыркнул:

– Ты это так говоришь, будто сейчас стало лучше! 

Антон покачал головой:

– Нет, не лучше. А просто по-другому. Теперь приходится прятаться от всех, потому что, если кто узнаёт, то в лучшем случае, станет подшучивать или издеваться…  Как Давид, водитель «скорой», помнишь, ты его видел в первый день? 

Никита неуверенно кивнул, припоминая какого-то неприятного черноволосого парня, который подшучивал над Антоном. 

– Откуда он знает? – с замиранием сердца спросил Никита. 

Антон вздохнул и признался:

–  Мы поступили вместе и жили в общаге, в одной комнате. Даже подружились и проводили вместе свободное время. Но однажды мы изрядно выпили, и я к нему полез… А потом он меня перед всеми обозвал «педрилой» и потребовал, чтобы я съехал. Правда, он быстро вылетел из института, сходил в армию и теперь просто работает водителем на «скорой.» И пытается поступить снова. 

Никита онемел и боялся посмотреть Антону в глаза. Боялся увидеть самое ужасное: а вдруг Антон до сих пор его любит, несмотря ни на что? Может, он поэтому и затеял этот разговор? 

Никита всё-таки заставил себя глянуть на Антона и поймал его насмешливо-грустный взгляд:

– Вот ты уже и ревнуешь, Никит… А зря.  Давид самый обыкновенный парень. Даже хороший и верный друг. Только для него такие, как мы – педики, гомики, «голубые» – это мерзость, понимаешь? Я был его другом, а оказался педрилой. Ему от этого тоже больно, Никит! Поэтому он и защищается, как может. Подшучивает и издевается, чтобы показать, что он не такой, как я, а настоящий мужчина. 

Никита выслушал его и хмуро заявил:

–  Я не педик! Я просто тебя люблю, Антон! Был бы ты девчонкой, я любил бы тебя точно так же… Я в этом абсолютно уверен! 

Антон помотал головой:

– Нет, спасибо, Никит! Никогда не хотел быть девчонкой, прости… – и усмехнулся:

– Но ты правильно догадался, Никит! Нас считают не настоящими мужчинами, а чем-то вроде девочек. И это обидно. Вообще, все уверены, что педики – это манерные женственные выродки, которые только и делают, что ходят в женской одежде, совращают мальчиков и занимаются проституцией. 

Никита судорожно выдохнул и обнял Антона за плечо:

–  Но ты же не такой, Антош! Ты сильный, добрый, честный парень. Надёжный друг, хороший человек…– сказал он с чувством. И тут же добавил, нисколько не сомневаясь:

– Ты настоящий мужчина, и я горжусь тем, что ты мой парень! Правда, Антон! 

Антон с улыбкой посмотрел на него и кивнул:

– Спасибо, Никит. Только никому не говори про это, пожалуйста! Даже не вздумай. 

Никита неохотно кивнул:

– Я даже со своей мамой тебя не смогу познакомить? –  упавшим голосом спросил он. –  Никогда-никогда? 

Антон отвернулся, словно его сейчас больше всего интересовала чайка, присевшая на воду:

– А если она догадается? –  ровным голосом спросил он. –  Если она скажет, что ей не нужен такой сын? Если она решит, что я тебя совратил, и меня за это надо отправить в тюрьму!? 

Никита зажал рот рукой и расширившимися от ужаса зрачками глядел молча на его спину и затылок, словно не верил собственным ушам. 

Антон обернулся. В глазах у него блестело солнце и солёные брызги. Наверное, от ветра. 

–  Хотя рано или поздно догадаются все, – проговорил он. – От этого не убежать никуда и нигде не спрятаться, Никит… Прости, что я тебя в это втравил. 

Никита медленно протянул руки и взял его ладони в свои:

– Нет, – твёрдо сказал он. –  Не вешай на себя ещё и это, Антон. Я влюбился сам и хотел этого сам... Никто меня не совращал, даже пальцем не тронул! 

Антон вздохнул и отвёл глаза:

– Пусть так…  Но если бы мы не встретились, ты бы даже не задумался ни о чём таком. Ты же сам смеялся, когда твои девчонки считали тебя «голубым» только потому, что ты не хотел с ними гулять! Тебе бы и в голову не пришло ничего такого… 

Никита тряхнул головой и перебил его:

– И что? Если бы не ты, Антон, я бы валялся сейчас у тётки со сломанной ногой! И никуда бы не поступил, а осенью пошёл бы в армию. Если бы не ты, моя жизнь так и катилась бы сама, как раньше: школа, армия, институт, проектное бюро, в лучшем случае… А я так не хочу! Я хочу с тобой, Антош, пусть хоть все будут против, мне плевать! Я хочу настоящую жизнь, свою собственную, а не такую, где кто-то решил за меня, как правильно! Ты мой любимый парень, и никакого другого мне не надо! 

Антон долго смотрел в эти честные влюблённые голубые глаза под белоснежными кудряшками и наконец, кивнул:

– Хорошо, Никит. Пусть будет по-твоему. Считай, что я принял твоё предложение выйти за тебя. 

И улыбнулся сквозь слёзы, когда этот сумасшедший парень бросился ему на шею при всём честном народе. Правда, свидетелями этого был только тощий бродячий кот, идущий по парапету, и чайки, с криком пролетающие над водой. 

16.

Антошкина дача оказалась маленьким деревянным одноэтажным домиком посреди запущенного яблоневого сада. Посередине между посеревшими стволами старых деревьев вырастал из-под земли обложенный мшистыми камнями колодец. Кругом стояла некошеная трава, которой заросло всё: и узкие тропинки, и очерченные полусгнившими досками грядки, и даже дверь покосившейся сараюшки. 

На удивление, простой деревянный штакетник забора выглядел вполне крепким и надёжным, а калитка открылась без труда и скрипа. 

Антон прошёл первым, отпер замок на двери дома и помахал рукой:

– Проходи, Никит! 

Изнутри домик казался гораздо больше, чем снаружи. Обшитые досками стены, потемневшие от времени, но ничуть не рассохшиеся и сохранившие вычурный старинный стиль, выглядели вполне неплохо. Так же, как и тяжеленная старинная мебель с изящными обводами и затейливыми ручками. Крашеный пол местами облупился, а кое-где на нём проглядывали вытертые проплешины от исчезнувшей мебели, и половицами под ногами слегка поскрипывали, Люстра под потолком была затянута паутиной, а стёкла в окошках припорошены пылью, словно затянуты тонкой кисеёй.

В одном углу стояла старинная кровать с панцирной сеткой без матраца и подушек, зато с шишечками на спинке, а в другом – круглый стол на одной ножке, украшенной выступающими резными лапами. Напротив стола возвышался шкаф с зеркальной дверцей, а вдоль стены с кроватью приютился секретер и два венских стула. 

В доме стоял тяжёлый затхлый дух, словно все живые люди давно покинули этот склеп, бросив его на произвол судьбы. Никита смешно сморщил нос и звонко чихнул. 

– Будь здоров, – слегка виновато кивнул Антон. – Я же говорил, что давно здесь не был. 

Никита благодарно тронул его за плечо: «не бери в голову!»  – и молча прошёл к окошку. Провёл пальцем по стеклу, вздохнул и поднял на Антона глаза. 

 – Есть ещё чердак, – сообщил тот, усмехнувшись себе под нос. И пообещал, загадочно глядя на Никиту:

 – Там тебе точно понравится! 

Он протянул руку и приоткрыл окошко, застегнув шпингалет за край подоконника, а потом поманил Никиту за собой. Они снова вышли на двор обошли дом со стороны покосившегося сарая, и там обнаружилась прибитая к стене железная лестница, ведущая наверх к небольшой дверце под коньком крыши. Антон с сомнением глянул на Никиту:

 – Сможешь забраться? 

Никита только фыркнул, но всё-таки пропустил его вперёд. Антон легко поднялся наверх, пошарил за ажурными наличниками и достал ключ. А потом с трудом провернул его в замке, распахнул деревянную облупившейся дверцу и крикнул сверху:

 – Поднимайся, только осторожно! 

Никита с любопытством полез по лестнице, стараясь беречь недавно сломанную ногу. У самой дверцы он оглянулся вниз и сглотнул: высота была небольшая, метра три с половиной, но у него сразу же неприятно засосало под ложечкой. Не то, чтобы Никита боялся высоты, но навернуться на разросшиеся колючие кусты ежевики ему совсем не улыбалось. 

 – Лезь, не бойся, – послышался голос Антона изнутри, и Никита уловил в нём лёгкую неловкость и нетерпеливое ожидание. Он опёрся руками о неширокий порожек и заглянул внутрь. 

Чердак был невысоким, метра полтора от силы от пола до стропил, но сквозь широкое окошко напротив двери в него лился яркий дневной свет, который словно заполнял собой всё пространство. Никита выдохнул и закрутил головой, разглядывая расписанные картинками стены и потолок. На одной стене плескалось море, по которому плыл старинный корабль с белоснежными парусами. Напротив него красовался профиль сфинкса, лежащего на песке перед древними громадами пирамид. Над корабликом потолок темнел чёрным небом с яркими бусинами звёзд, а над пустыней со сфинксом по голубому небосводу бежали белые кучерявые облака. Круглый желтоватый плафон между ними явно изображал из себя солнышко… 

Это было нарисовано далеко не профессиональным художником, но очень старательно и подробно. Корабль немножко заваливался набок, а сфинкса как будто срисовывали с домашнего кота, но это было неважно. Никита представил себе, скольких трудов это стоило мальчишке Антошке и с уважением посмотрел на него:

 – Это ты сам всё нарисовал?  – с замиранием сердца спросил Никита, забираясь вовнутрь. Антон, который прилёг на грубо сколоченный топчан, стоящий у одной-единственной нетронутой росписью стены с географической картой полушарий, кивнул и похлопал рядом с собой:

 – Иди сюда, Никит. 

Никита смущённо прополз га коленях по нарисованной на полу разноцветными красками карте какого-то острова и присел рядом с Антоном на пол, опираясь одной рукой на его топчан. 

 – Это было мне королевство, – с гордостью и лёгкой грустью в голосе сообщил Антон. – Когда дедушка с бабушкой забрали меня из детского дома, то первым делом привезли сюда, а не в свою квартиру. Они всё лето проводили на даче, и я остался с ними… Дед вынес с чердака всякую рухлядь и покрасил стены в разные цвета, потому что одной краски не хватало на всё. А остальное я нарисовал сам. Так, как хотел. 

Никита провёл рукой ему по щеке, словно вытирая слёзы. Но Антон аккуратно убрал его руку и скованно проговорил:

 – Здесь никто никогда не был. Кроме тебя. Здесь прошло моё детство, Никита. 

Никита кивнул и окинул взглядом полочки с книжками над входом и ряды оловянных солдатиков на подоконнике. Потом молча отодвинулся и растянулся на полу, вглядываясь в звёздное небо над головой. Антон усмехнулся, протянул руку и щёлкнул выключателем… На потолке загорелись крохотные лампочки, будто ёлочная гирлянда. Не всё, но многие. 

Никита закусил губу и повернул голову к Антону:

 – Спасибо, – тихонько проговорил он.  – Я бы хотел подружиться с тем мальчишкой, который здесь жил. 

Антон подавил смешок и признался:

 – А я тогда не хотел ни с кем дружить. Мне хватало себя самого… 

Он повернулся на бок и подложил руку под голову. 

 – Мне нужно было своё место, свой дом, свой мир, куда я никого не собирался впускать. Чтобы никто надо мной не посмеялся и ничего не сломал… После детского дома с одной-единственной тумбочкой у кровати и тремя-четырьмя соседями по комнате, это было по-настоящему только моё. Только для меня одного. 

Никита озадаченно поинтересовался севшим голосом:

 – Тогда зачем ты меня сюда привёл?

Антон улыбнулся:

 – Познакомиться. 

Никита снова уставился в потолок и негромко спросил:

 – Ну, и как? 

Антон погасил звёзды и, словно через силу, ответил:

 – Так, как я и думал… Жалко, что мы не встретились раньше. Может, я не наделал бы столько глупостей, Никит. 

17.

Рано или поздно, что-то такое должно было случиться. Днём, когда они гуляли по набережным и болтали, Антон накинул свою куртку на Никиту, который по собственной глупости вышел из дома в одной футболке, и оставил в ней свой ключ. Никита обнаружил это только вечером, когда выносил мусор, и пошёл встречать Антона с работы. 

И, разумеется, наткнулся на Давида. Черноволосый водитель «скорой» устало и хмуро курил во дворе рядом со своей машиной, но сразу оживился, приметив Никиту:

– О, наш красавчик вернулся! Что сломал на этот раз? Надеюсь, не то, что в штанишках не помещается? 

Никита сделал ангельское личико и уселся на скамейку напротив входа в «Приёмный покой»:

– Привет, Давид, – как можно более нейтральным тоном произнёс он. И глянул на часы: смена у Антона заканчивается ещё через четверть часа. Придётся потерпеть. 

– А я вот знать не знаю, как тебя зовут. И даже знать не хочу! – сплюнул Давид., отворачиваясь. 

Никита окинул его взглядом и промолчал. Он бы тоже с большим удовольствием ничего об этом черноволосом Давиде не знал бы. Потому что сейчас ему не было бы его так жалко и даже немножко стыдно за то, что он так себя ведёт. С незнакомым практически человеком. 

Через несколько минут Давид бросил окурок и двинулся к дверям «Приёмного покоя». На пороге он обернулся и ехидно поинтересовался:

– Сказать твоему благоверному, что его тут жёнушка дожидается? 

Никита даже не улыбнулся, а просто помотал головой:

– Не надо. 

Давид криво усмехнулся и елейным тоном спросил:

– А что так? Поссорились, что ли, голубчики? 

Никита вздохнул и признался:

– Нет, Антон просто ключ забыл. 

Давид охотно покивал:

– Ну да, ну да…  С таким красавчиком не только ключ, а голову забудешь! 

Никита посмотрел ему в глаза и спокойно поинтересовался:

– Давид, тебе самому не противно? 

Тот замер, взявшись за ручку двери, и вдруг развернулся кв сторону Никиты:

– Противно, – охотно согласился он. – Даже видеть тебя противно. Хватит с нас одного педрилы, нефиг здесь другим шляться! Здесь больница, а не бордель. 

Никита посмотрел на часы и сообщил:

– Твоя смена закончилась. 

Давид спустился со ступенек обратно и непонимающе на него посмотрел:

– И что? 

Никита пожал плечами:

– Тебя, наверное, дома ждут. 

Давид сузил глаза и отчеканил:

– Не твоё собачье дело, кто меня ждёт и где! 

Никита вздохнул и отвёл глаза:

– Значит, не ждут. Жалко…  А я вот жду. 

Давид удивлённо открыл рот:

– Ты меня ещё жалеть будешь? 

Никита посмотрел на него и молча кивнул. А потом встал и пошёл навстречу Антону, помахивая ключом. Тот вышел из дверей «Приёмного покоя» и удивлённо вскинул брови, завидев Никиту:

–  Привет, Никит. Ты что здесь забыл? 

–  Это ты забыл, а не я, – смущённо ответил Никита, подходя к нему и быстро целуя в щёку. –  Ты ключи дома оставил. 

Антон слегка оторопел, но тут же взял себя в руки, глянул искоса на Давида и потащил свой велосипед из стойки. 

– Поехали домой, – спокойно сказал Антон. И попрощался:

– Пока, Давид. 

– Пока, Давид, – эхом отозвался Никита и привычно уселся на багажник. 

Сзади его догнал возмущённый голос Давида:

– Э, ты вообще кто? Я тебя не знаю! 

Антон обернулся, держась за руль и поставив одну ногу на педаль:

– Его зовут Никита, – сообщил он. И, усмехнувшись, добавил негромко:

– И я его люблю. 

Никита тоже глянул на опешившего Давида, который словно язык проглотил, и слегка насмешливо брякнул:

– А ты завидуй молча. 

Когда они выехали на ночной проспект, освещённый жёлтыми фонарями и фарами встречных машин, Антон сдержанно попросил:

– Не надо дразнить гусей, Никит! Зачем ты ему это сказал? 

Никита противным голоском ябеды сообщил:

– Он первый начал! 

Антон вздохнул и попытался объяснить:

– Так ты ничего не добьёшься, Никит. Он тебе говорит гадости, а ты ему в ответ зло подшучиваешь над ним…  Потом слово за слово, и вот вы уже чуть не подрались. Как дети малые… 

Никита густо покраснел (хорошо, что у Антохи нет глаз на затылке!) и глупо ляпнул:

– А почему ему можно, а мне нельзя? 

Антон повернул с проспекта на свою улицу и ответил:

– Никому нельзя, но не в этом дело…. Если ему отвечать на все его колкости ровно и спокойно, то рано или поздно он поймёт, что они не работают, и перестанет. 

Никита подождал, пока они заедут в арку и остановятся у подъезда. А потом слез с багажника и недоверчиво брякнул:

– Ты так говоришь, будто с тобой это сработало! 

Антон усмехнулся, слезая с велосипеда и закатывая его в открытую Никитой дверь:

– Нет пока, – вынужден был признать он. И тут же добавил:

– Но раньше было гораздо хуже, Никит. Первые дни он на меня чуть с кулаками не кидался. А после армии с ним уже можно было хотя бы разговаривать... Так что нельзя сказать, что никакого прогресса нет! 

Никита пропустил его вперёд и заковылял по лестнице:

– Чем ты гордишься? – недоумённо спросил он у самых дверей. – Тем, что вместо того, чтобы тебя бить по лицу, тебе в него плюют?  

Антон закрыл за ним дверь и грустно улыбнулся:

– Ещё немного, и мы с тобой начнём из-за этого ссориться, да? 

Никита испуганно посмотрел на него и помотал головой:

– Извини, Антош, – с раскаяньем проговорил Никита, обнял его и поцеловал. – Я не думал, что так выйдет!  Я очень долго старался не обращать на это внимания… И всё-таки не сдержался! 

Антон махнул рукой:

– Ладно, проехали! Только ты в следующий раз хорошо подумай перед тем, как целовать парней при посторонних, ладно? 

Никита лукаво потупил глаза и невинным тоном пообещал:

– Ладно. – И тут же уточнил:

– Я только одного буду целовать. Когда хочу и где хочу.

А потом спросил примирительно:

– Устал сегодня, мой хороший? Ты сначала в ванну или ужинать? 

 Антон улыбнулся и взъерошил Никите волосы:

– Грей ужин, я быстро. 

Никита едва успел накрыть стол и вскипятить чайник, как Антон показался на кухне в серых домашних штанах, на ходу натягивая рубашку-поло с узким воротничком. Никита завистливо глянул на его ладную фигурку, и тут же ему в голову пришла одна мысль. 

– Антош, – осторожно спросил он, – а когда ты последний раз был в отпуске? 

Антон поднял глаза от тарелки и усмехнулся:

– Никогда, – и объяснил, помахивая вилкой:

– Я ещё ни разу не брал отпуск потому, что работать и так некому. 

Никита похлопал глазами и уточнил:

– Ни разу за три года? 

Антон помотал головой и кивнул:

– Да, ни разу. 

– Нет, ни разу, – машинально поправил его Никита и возмутился:

– Но так же нельзя! Тебе же надо хоть иногда отдыхать! 

Антон пожал плечами:

– От чего? Учёба у меня уже закончилась, и до осени я совершенно свободен… Моя работа мне нравится, а дома сидеть скучно. 

Он виновато посмотрел на Никиту и накрыл его ладошку своей:

– По крайней мере, раньше так было. До тебя, Никит. 

Никита с улыбкой кивнул и согласился:

– Да уж, со мной не соскучишься! То ногу сломаю, то руку отвёрткой порежу! 

Он помахал забинтованной ладошкой: вчера Никита решил починить сломанную розетку в прихожей, а отвёртка соскочила с винта и воткнулась ему в ладонь у большого пальца. Розетку он всё равно поменял, а дырку просто залил зелёнкой…  Вечером Антон дал ему за это нагоняй потому, что рука распухла, и объяснил, обрабатывая ранку, что такое воспаление и чем оно грозит. 

Антон усмехнулся и заявил:

– Зато никто не скажет, что ты не настоящий парень! 

Они весело посмеялись, и Антон пошёл мыть посуду, небрежно поинтересовавшись:

– А к чему это ты, Никит? 

Никита вздохнул и объяснил:

– Мы с мамой каждый год в июле ездим к тётке на юг, в Янское. Хотел предложить тебе поехать с нами… 

– Сколько у тебя тёток? – удивился Антон. И очень внимательно на него посмотрел. 

Никита честно признался:

– Две…А что? 

Антон подошёл к нему и провёл рукой по плечу к шее и обратно:

– Ничего. Хорошо устроился. Одна тётя в Питере, другая на юге… Молодец! 

Никита потянул его за руку, усадил к себе на колени и тихо произнёс, зарываясь носом в его рубашку:

– Ага… Только я тут не при чём, это дедушка с бабушкой постарались. А они сами до сих пор в Новгороде живут. 

Антон помолчал и нехотя предположил:

– Если я попрошу отпуск, мне, наверно, не откажут. Но ты уверен, что мне стоит ехать с вами, Никит? 

Никита обнял его и бессовестно ухмыльнулся:

– Я один точно не поеду. Я хочу с тобой! 

Антон помолчал и согласился:

– Ладно, – он поднял лицо и попросил Никиту:

– Только не устраивай медовый месяц, пожалуйста. Для твоей мамы мы – просто друзья. Она не должна ни о чём догадаться. 

Никита охотно кивнул и лукаво заглянул в серьёзные карие глаза:

– Целый месяц воздержания? Ты правда, думаешь, что я это выдержу? 

Антон засмеялся и взлохматил ему волосы:

– А вот и посмотрим заодно, какой из тебя актёр! 

Никита нарочито серьёзно кивнул и ехидно поинтересовался:

– Но до отпуска ещё целая неделя… Надеюсь, мы хоть её-то проведём повеселее? 

Антон деланно изумился:

– Целую неделю в постели? Никита, ты меня пугаешь! 

Никита потянул с него рубашку и спокойно ответил:

– Ну, необязательно в постели…  Можно и прямо здесь, на кухне. 

И впился губами в его рот, будто в первый раз. Нет, точно так же, как и в первый раз, здесь, на кухне. Только теперь на одних поцелуях они не остановились. 

18.

Тётя Жанна вышла им навстречу, вытирая руки о передник, и с порога заявила:

– Каждый год одно и то же! Бледные, тощие, хилые – одним словом, городские! 

И, погрозив пальцем, пообещала:

– Буду всех купать, кормить и загорать, пока сызнова нормальными людьми не станете! 

Мама Никиты усмехнулась и вежливо поздоровалась:

– Здравствуй, милая, как я по тебе соскучилась! 

Сёстры обнялись, и Жанна с любопытством воззрилась на Антона:

– А ты что за фрукт? 

Антон, обвешанный сумками с головы до ног, вспотевший и уставший в дороге, потупился и сообщил с ехидцей:

– Я уже практически овощ. Частично вяленый. 

– Теть Жанна, это мой друг Антон, – пришёл ему на помощь Никита. 

Тётя Жанна вопросительно глянула на свою сестру:

– Одного шалопая тебе мало было? 

Мама Никиты широко улыбнулась:

– Мой сынуля заявил, что без Антоши никуда не поедет, так что пришлось поддаться на грязный шантаж и вымогательство! 

Всё весело расхохотались, включая самого Антона, который сразу уловил нарочито-простецкую южную манеру говорить всё прямо в лицо, да ещё и посмеиваться между делом надо всем, чем можно. 

Тётя Жанна, наконец, вспомнила, что она здесь не только родственница и завхоз для отдыхающих, но и хозяйка, и гостеприимно пригласила в дом:

– Ну, что вы стали, как не родные? Ходите до хаты, гости дорогие! 

Никита первым забежал в дом, сбросив у порога обувь и слегка ещё прихрамывая на одну ногу, чтобы открыть Антоше двери. Тот вежливо скинул тапки у входа и пошёл за ним. Хозяйка только руками всплеснула:

– Да не разувайтесь! Тут голяка сто рокив не бачили! 

Антон с интересом покрутил головой, прислушиваясь к малороссийскому говору. Сгрузил вещи у стены в маленькой комнатушке с двумя кроватями и принялся деловито осматривать помещение. Никита присоединился к нему, показывая и рассказывая по ходу дела:

– У тётки два дома, один она сдаёт отдыхающим, в другом живёт сама. Мы как раз в её доме, тут четыре комнаты, две сверху, две снизу. Тёткина комната справа, там двери нет, только занавеска, но стучаться обязательно, даже если не заходишь, а только хочешь спросить… 

Антон покивал, запоминая, и переспросил:

– А твоя мама где остановится? 

Никита с улыбкой ткнул пальцем в потолок:

– Наверху! Там ничего не слышно, я проверял! 

Антон хмыкнул и отвёл взгляд от этой белокурой бестии с невинными голубыми глазами и ямочками на щеках… То, что вытворял этот милый ангелочек в постели, даже его порой вгоняло в краску. Впрочем, Антон вряд ли мог сказать, что это ему было не по душе. 

– Прямо – кухня, слева – ванная, справа – туалет, – продолжал тыкать пальцем и хлопать дверями Никита. – На втором этаже своя душевая кабинка и туалет, так что мешать никто не будет… А здесь – кладовка! 

Никита буквально впихнул Антона в узкий полутёмный проход за неказистой крашеной дверью и включил свет. Вдоль стен стояли стеллажи с банками, и чего тут только не было: и солёные огурчики, и маринованные, и помидоры, и сладкий перец-лечо, и варенье, варенье, варенье…

У Антона расширились глаза, и он дёрнул Никиту за рукав: 

– Куда ей столько? 

Никита хитро улыбнулся:

– Ещё никто от неё не уехал без парочки банок солений! – он облюбовал себе баночку, подмигнув Антону, выключил свет и, захлопнув дверь плечом, притянул его к себе:

– Иди сюда, мой хороший. 

Антон даже не успел рот открыть, как его почти догола раздели мягкие нежные руки и начали облизывать со всех сторон жадные губы и язык. Он только открыл рот, как в нём сразу оказалось горячее, влажное и нетерпеливое Никитино желание, буквально трепещущее от возбуждения… 

Через несколько минут они потихоньку выскользнули из кладовки, вполне довольные друг другом, и заодно прихватили с собой баночку солёных огурчиков. Крадучись, пробрались в свою комнату, и только принялись бодаться друг с дружкой за лакомство, как были застигнуты на месте преступления мамой Никиты:

– А чем это вы тут занимаетесь, мои дорогие? – поинтересовалась она, без стука входя в комнату с подозрительным выражением на лице. Антон моментально залился краской: они только что возились и пихались на кровати, отнимая друг у друга хрустящие зелёные огурчики один за другим – и он был совсем не уверен, насколько прилично это выглядело со стороны. Во всяком случае, шума и гама долго было хватать с лихвой на любые буйные фантазии! Но тут Никита фыркнул, чуть не подавившись непрожёванным огурцом, и умоляюще посмотрел на маму исподлобья:

– Не выдавай! 

Мать Никиты прошла в их комнату, изъяла у хулиганов банку с последним огурчиком и с удовольствием захрустела им сама:

– Какие вы ещё дети! – вздохнула она, потрепав обоих по головам и разрешила:

– Брысь оба на пляж до вечера! Чтоб глаза мои вас не видели… 

Никита с трагическим выражением на лице посмотрел на опустевшую банку и подчинился, схватив полотенце и плавки. Антон с улыбкой последовал его примеру, поглядывая на то, как мама Никиты выливает остатки рассола прямо за окно и отколупывает с банки наклейку с растёкшейся надписью. 

Мама Никиты встретилась с ним глазами и очень серьёзно потребовала:

– Только давайте без глупостей, ясно? Далеко не заплывать и на камни не прыгать! 

Никита с озорством глянул на Антона и невинным голоском произнёс:

– По газонам не ходить! 

Антон кивнул и заговорщически поинтересовался страшным шёпотом, указывая на банку:

– Закопать во дворе? 

Мама Никиты засмеялась и еле заметно качнула головой:

– Помыть и на кухне оставить под столом! Там их десятка три, никто считать не будет. 

Антон завернул банку в своё полотенце и кивнул Никите:

– Пошли скрывать следы преступления! 

Тот просто лопался от смеха, но сумел удержать лицо и, проходя мимо мамы, чмокнул её в щечку:

– Ты самая лучшая мама на свете! 

Мама Никиты шлёпнула сына пониже спины и вздохнула:

– Иди уже, подлиза! 

Когда Антон с Никитой вышли из кухни на двор, тётя Жанна проводила их обоих долгим взглядом. Они помахали ей руками и побежали вниз по улице, как настёганные, дурачась и хохоча.

Впереди был целый месяц лета, солнца, моря и счастья. Одному Никите всегда этого было даже слишком много, а вот на двоих с Антоном – в самый раз. 

19.

Если бы Никита ещё не закончил школу, то он мог бы вполне написать сочинение на тему: «Как я не убился этим летом». Его жалили пчёлы, когда он смеха ради лез на платан. Ему одному на всём пустом диком пляже попадались ядовитые медузы. Он один умел так сходить отлить за камень, что возвращался покусанным до крови за пальцы ног крабиками. И в довершение всего он так удачно выбирал себе поваленный ствол, чтобы присесть на него, что его немедленно цапала за задницу гревшаяся на солнышке змея. 

А ещё он два раза чуть не утонул на мелком месте, где ему было едва ли по грудь воды. Каким-то чудом проскользнул внутрь дольмена, из которого не мог потом вылезти до утра, пока спросонья его не позвали кустики, и он не проснулся полностью, офигевая от того, что поливает кустик уже снаружи. Под его ногами вдруг ни с того, ни с сего сыпанулись камни брода и он, едва не переломав себе снова всё, что можно, поплыл вниз по течению бревно бревном… Напоследок под ним треснула доска детской качели, привязанной к дереву, и он шикарно приложился своей многострадальной попочкой об узловатые корни. 

Но все эти приключения прошли без особого вреда для здоровья благодаря тому, что рядом был Антон. Он мазал его какой-то вонючей дрянью от пчелиных укусов и скармливал ему горстями таблетки от аллергии, чтобы не было анафилактического шока. Заливал йодом порезы от крабьих клешней и присыпал стрептоцидом ранки от медуз. Единственный раз, когда Антон всерьёз испугался, был случай со змеёй – но и тут Никите повезло: она оказалась неядовитой. Все остальные мелочи Антон уже не считал серьёзными происшествиями и только шутил, что этого парня даже в туалет можно выпускать только под конвоем бригады реаниматологов. 

Антон подозревал, что оба раза Никитиного утопления были чистейшей воды фарсом, из расчёта на то, что ему обязательно будут делать искусственное дыхание изо рта в рот. Потому что, судя по довольной мордашке незадачливого недоутопленника после этих процедур, дело было явно нечисто. 

Антон поражался терпению и спокойствию Никитиной матери, которая каждый раз после очередного происшествия только интересовалась, жив ли её драгоценный сыночек. А после случая со змеёй чуть ли не насильно влила в Антона стопку коньяку, чтобы привести в чувство уже его самого, и объяснила:

– Антоша, не переживай, он всегда был такой, с самого детства! То муравьи покусают, то осы, то его током ударит, то он страницей книжки пальцы порежет… Это не ребёнок был, а тридцать три несчастья! Я даже рада, что ты учишься на врача, а не на какого-нибудь там актёра. Может быть, ты и правда когда-нибудь спасёшь ему жизнь. 

Если она и относилась изначально к Антону слегка подозрительно (а с чего бы её сыночку проводить всё свободное время с парнем, который старше его на три года, да ещё и переехать к нему жить от родной тётки?), то после летних приключений она на него только что не молилась. И учитывая то, что при росте и комплекции нового друга как раз именно Никита выглядел чуть ли не старше, смирилась с их дружбой взасос, как с неизбежным злом. 

Сам Никита только смущённо разводил руками: да, такой уж я везунчик, уж прости, милый друг, надо было думать, кого подбирать на улице! Он относился ко всём своим приключениям с юмором и беспечностью мальчишки, который никогда не повзрослеет… Максимум, чего Антон добился от него, так это обещания не купаться в одиночку и не трогать руками мелкую лесную живность на случай бешенства. А также взял с него слово, что по приезде в Питер сделает ему вакцину от столбняка и дифтерии. 

Антон даже начал подозревать, что они и вправду встретились не случайно, а кто-то всемогущий и сверхъестественный умаялся спасать жизнь этому безмозглому красавчику и возложил сей крест на него, Антона, оберегая их обоих от всех прочих неприятностей. Иначе чем объяснить то, что они ни разу не спалились за весь этот месяц, занимаясь любовью во всех возможных и невозможных местах и позах? Разумеется, это придавало некоторой остроты ощущениям, но к концу отпуска Антон даже начал от этого слегка уставать. И в последний день бежал на поезд с таким воодушевлением, будто за ним гналась дюжина маньяков… А на самом деле, это был всего лишь один-единственный мальчишка, да к тому же – самый любимый. 

Нет, правда: Антон уже не представлял себе жизни без этих голубых глаз, то мечтательных, то шкодливых, без этих ласковых и хулиганских ладошек и ласковых, но щекотливых пальчиков, без жадных и нежных губ и чуткого, но язвительного язычка! Жёсткие белые кудряшки выгорели на солнце и будто даже смягчились от морской воды, а еле заметные раньше мелкие волоски по всему телу теперь казались цыплячьим пухом на фоне загара. 

Самое удивительное было то, что пока Никита отъедался, практически незаметно поправившись на три с половиной кило, Антон, наоборот, сбросил порядка пяти килограмм, которые ему начинали уже мешать. И теперь он сам чувствовал себя таким же лёгким и невесомым, как пушинка, словно ему и правда снова стукнуло пятнадцать лет. Кожа у него пропеклась южным загаром почти до черноты, оставив нетронутыми разве что ладошки и ступни. А вот Никита загорал мучительно медленно и неторопливо, каждый раз жалуясь на солнечные ожоги и спасаясь от них только оливковым маслом, которое очень осторожно втирал в его кожу Антон. Зато к концу отпуска кожа Никиты приобрела изумительный бронзовый цвет и шелковистую мягкость, сводившие Антона с ума. 

Его парень был прекрасен и счастлив, а чего ещё ему, Антону, надо? Да ничего! Он в первый раз в жизни понял, что это не похоть, не забота, не ответственность даже, а что-то настолько большее, что никакими словами не передать! «Милый, дорогой, любимый, единственный» – всё эти прекрасные слова казались пошлостью по сравнению с тем, что он чувствовал и тем, что получал в ответ от Никиты. И Антон уже не боялся, что однажды он надоест этому голубоглазому красавцу с ямочками на щеках и шилом в заднице, и волшебство этого лета растает, как утренний туман под лучами летнего солнца… Как там сказал сам этот шалопай: «Можно, я буду с тобой, сколько получится?» Сейчас Антон спросил бы то же самое. 

За этот месяц они трижды серьёзно поссорились, но всякий раз мирились, даже не думая всерьёз ругаться из-за какой-то ерунды. Потому что Никита первым прибегал с повинной головой и со словами: «Не могу без тебя, прости, мой хороший» – и Антон уже не повторял всякие глупости про то, что люди могут обойтись без кого угодно; он уже знал, что сам без Никиты не сможет быть таким же счастливым, как с ним. Потому что если даже именно Антон бывал неправ, то первым на мировую шёл сам Никита, а ему ничего не оставалось другого, как только принять протянутую руку и лишь потом сообразить, что и как. 

Тётка Никиты, в отличие от его матери, была женщиной простой и прямой, но не в пример ей внимательнее и умнее. Ей не нужно было ловить мальчишек за чем-нибудь нехорошим, а достаточно всего лишь сложить два и два… И однажды сказать своему племяннику прямо в лицо простую деревенскую правду:

– Эх, паря, ты ж у нас один на всех троих был! Ни у Инки, ни у меня детишек так и не получилось… А теперь и от тебя хрен дождёшься продолжения рода. Дурак ты, и не лечишься! 

Никита захлопал глазами и даже слегка исхитрился покраснеть сквозь бронзовый загар:

– Тёть Жанна, что вы такое говорите? 

Тётушка махнула рукой:

– Да брось ты паясничать, племянничек! Антошка твой, хоть и добрый малый, а в подоле от тебя не принесёт… Жалко, что ты не по девкам, а то хоть детки были бы красивые. 

Никита не знал, куда глаза девать, а Антон с трудом выдержал тяжёлый взгляд Никитиной тётушки и тихонько попросил:

– Жанна Аркадьевна, вы уж не выдавайте нас, пожалуйста! 

Та отвесила ему подзатыльник со словами:

– А ты вообще молчи, паскудник! Испортил мне мальчишку! Что мне теперь с вами обоими делать прикажете? 

Никита взял Антона за руку и честно признался:

– А хоть убей меня, тёть Жанна, я всё равно его люблю! И любить буду! 

Та в сердцах бросила ему с досадой:

– Да знаю! Что я, слепая, не вижу? У меня ж за вас сердце кровью обливается, дурачьё! Вы же оба хорошие ребята, каких поискать! Ну зачем, зачем вам это? Что вам было просто не дружить между собой! Женились бы, завели бы детишек, и дружили бы семьями… 

Она с надеждой перевела взгляд с одного на другого – и только махнула рукой:

– Тьфу на вас обоих! Живите, как знаете! Не я вам судья. 

Никита подошла к ней и обнял её:

– Тёть Жанна, только маме моей не говорите… 

– А то она не догадывается! –  саркастически воскликнула тётка Никиты. – Да только думать даже ни о чём таком не хочет. Чтоб ни самой не расстраиваться, ни с вами отношения не портить… Эх, мальчишки-мальчишки! Когда ж вы о других-то думать начнёте, а не только о себе? 

Никита с Антоном озадаченно переглянулись:

– Это что, так заметно? –  с испугом выдавил Антон. 

–  И давно ты заметила, тёть Жанна? – хмуро спросил Никита. 

Та притянула их обоих к себе:

– Милые мои, всегда видно, когда один человек по-настоящему любит другого. Даже если они на людях не обнимаются и не ходят под ручку, всё равно – видно! 

– И что делать? –  спросил Антон, отодвигаясь от неё к Никите. 

– По газонам не ходить, – фыркнул Никита, взъерошив ему волосы. 

Тётка Никиты пожала плечами;

–  Сердцу не прикажешь. Теперь уже ничего не поделаешь, раз всё уже так сложилось…Раньше думать надо было! 

Антон покачал головой и отвернулся. Никита обнял его и с укором посмотрел на тётку:

– Может, ты и права, тёть Жанна… Только никто нам об этом не сказал вовремя. И нигде про это не написано. 

Тётка всплеснула руками:

– Мы ещё и виноваты! Да всех с детства учат одному и тому же: мальчики для девочек, а девочки – для мальчиков! Так самой природой устроено, если уж вы в Бога не веруете и законы вам не писаны! 

Антон вздохнул и взял её за руку:

– Бог есть любовь, – тихо произнёс он.

Никита смотрел на него обалдевшими глазами и не верил своим ушам: ещё скажите, что его Антошка раньше в церковь ходил, ни за что не поверю! 

Тётка усмехнулась:

–  Вон ты как заговорил, Антошенька! 

Тот хмуро ответил:

–  У меня дедушка с бабушкой были коммунисты и ветераны войны. И при этом в церковь ходили и за упокой души товарища Сталина свечки ставили… А мне, что, нельзя? 

Тётушка посмотрела на него со странным выражением на лице, словно хотела его утешить, да боялась, что не так поймёт:

–  Можно, Антоша, можно. К Богу всем можно, кто сам пришёл. 

Она снова вздохнула и махнула рукой:

–  Ладно, задним умом всё крепки… Только жалко мне вас. Сами себе жизнь испортили и ни о ком думать не хотите. 

Никита досадливо попросил:

– Ну, хватит уже! Не начинай снова! 

Антон молча положил голову ему на плечо и спокойно смотрел его тётке в глаза, пока та сама не отвела взгляд. 

–  Идите уже оба, – проворчала она. – Что с вас возьмёшь… 

Потом они долго спорили, права она или нет, и чуть не поссорились. Как-то, не сговариваясь, удержались в самый последний момент. И нет, не поссорились. 

20.

Когда Антон выглянул из двери с надписью «Приёмный покой» и увидел Никиту, играющего в пинг-понг с Давидом на столике, с незапамятных времён стоящем у гаража, у него сначала отвисла челюсть. А потом он прислушался к тому, как парни весело поддразнивают друг дружку и беззлобно подшучивают между делом, и заулыбался. 

– Опять «соплю» повесил! – притворно расстраивался Давид. 

– Какой я плохой, – в тон ему соглашался Никита. 

– И подачу запорол, – усмехался Давид, вынимая шарик, запутавшийся в сетке. 

– Не играй со мной, – как бы в шутку предлагал Никита, подавая снова. 

– А больше не с кем, – вздыхал, будто печалясь, Давид. 

– Так ни с кем и не играй, – язвительно отвечал Никита. 

Шарик стучал по столу, улетал в кусты, заваливался в ямку под забором. А двое парней, его недавно на дух не выносивших друг друга, по очереди бегали выручать несчастный кругляш из очередных неприятностей. 

Заметив Антона, Никита помахал ему рукой, отвлёкся и пропустил удар. Он тут же положил ракетку на край стола со словами: «Так нечестно» – и пошёл к Антону, расплываясь по дороге в улыбке;

– Может, я потом зайду? А то мы ещё не доиграли! 

Антон усмехнулся:

– Такой большой мальчик, а уколов боится, как маленький! 

Никита гордо задрал голову:

–  Ничего я не боюсь! 

Давид издал короткий смешок, но даже не съязвил и не стал подшучивать над ними обоими. Антон благодарно кивнул ему и встретился с ним взглядом. 

Давид смотрел на него прежними глазами, такими, как когда они только познакомились. Спокойно, с любопытством и ожиданием, что тот будет делать.

Антон пропустил Никиту в дверь и тихонько заявил:

– Я смотрю, ты сложа руки не сидел! 

Никита фыркнул:

– Ты что, ревнуешь? 

Антон оглянулся по сторонам, а потом засмеялся:

–  Да ну тебя! Не заговаривай мне зубы! 

Когда Никита а кабинете засучил рукав, Антон решился и спросил:

– Как ты это сделал? 

Никита пожал плечами и произнёс:

– Само собой получилось! 

Антон предупредил:

– Потерпи, будет больно. 

Никита кивнул и зажмурился. И ехидно спросил, не открывая глаз:

– А ты имеешь право прививки-то ставить, студент? 

Антон строго потребовал:

–  Стой спокойно, не дёргайся! 

А потом засмеялся:

–  Нет, не имею! Но она всё равно должна сработать! 

Никита опустил рукав и кивнул:

– Вот и я тоже, – тихо сказал он. – Не имел никакого права даже близко подходить к твоему бывшему… Но сработало! 

Антон с любопытством спросил:

– Как? 

Никита очень серьёзно ответил:

– Поставил себя на его место. Понял, что мне противно, но интересно. Подумал, чем могу разжечь этот интерес… Принёс ракетки и шарик. Первый раз играл с каким-то случайным мальчишкой, у которого ни с того, ни с чего разболелся дома живот, а на «скорой» с перепугу сразу прошёл… И ходил сюда играть почти каждый день. 

Антон удивлённо заметил:

– И мне ничего не сказал? 

Никита вздохнул и отвёл глаза:

– Не был уверен, что получится. 

Антон критически усмехнулся: этот парень так и остался для него полон сюрпризов, несмотря ни на что! И честно признался себе, что ему это даже нравится. 

– Ты молодец, – улыбнулся Антон. –  Может, когда-нибудь и я с ним сыграю… 

Никита посмотрел на него исподлобья и отчётливо проговорил:

– Ему это нужно даже больше, чем тебе. 

И предупредил:

– Только не вздумай ему поддаваться! Он пока не очень хорошо играет, но старается изо всех сил. Не разочаровывай его ещё раз.

Антон снова кивнул:

–  Хорошо.

Никита помолчал и неуверенно спросил:

– Я пойду, чтобы тебя не задерживать? 

Антон улыбнулся и повторил:

– Спасибо, что ты у меня есть, Никит. За то, что ты обо мне думаешь. 

Никита быстро поцеловал его в щеку, проговорил: «Жду тебя дома, мой хороший» – и вышел. 

А удивлённый и задумчивый Антон всю оставшуюся смену искоса поглядывал на Давида, пока тот сам не подошёл к нему в самом конце, на пересменке, и не спросил:

– Ты так и будешь теперь всю жизнь от меня шарахаться? 

Антон помотал головой и отвёл глаза. 

– Прости, Давид. Я был дурак. Я не хотел тебя оскорбить или обидеть, правда. 

Давид усмехнулся и протянул ему руку:

– Сразу бы так сказал, и всё, – сообщил он. И сам виновато заглянул ему в глаза:

– Ты тоже прости. За глупые шуточки. 

Антон молча кивнул. Давид почесал затылок и признался:

– Если бы ты хоть разочек на них как-то ответил, я бы подумал, что тебе не всё равно. А так получалось, что я тебе был нужен только для этого, и вся наша дружба – сплошной обман. Не вышло – и ладно, иди, Давид, лесом…  А я тоже человек, Антон. 

Антон покраснел и втянул голову в плечи:

– Прости, Давид, мне это даже в голову не приходило. 

Давид насмешливо посмотрел на него:

– Зато пришло кое-кому другому! 

И добавил, глядя Антону в глаза:

– Прав твой Никита, я вам даже чуток завидую. Вы хорошие друзья, а не просто… 

Антон с усмешкой заметил, как Давид, спохватившись, проглотил обидное слово в самый последний момент. И легонько толкнул его плечом:

– Мы тут на рыбалку с Никитой собрались в субботу. Поедешь с нами? 

– Сразу с обоими? – шутливо-испуганно изумился Давид. И тут же торопливо согласился:

– Да! – и добавил насмешливо:

– Только вы предупреждайте, если целоваться будете или что… Я отвернусь. 

– Что, так противно? – слегка усмехнулся в ответ Антон. Он уже понял, как надо вести себя с Давидом… Отвечать тем же, он сам это сказал! 

– Нет, – спокойно произнёс Давид, будто сам себе удивляясь. – Чтобы вас не смущать. 

Антон онемел и не нашёлся, что ему ответить. А когда пришёл домой, то сообщил за ужином Никите, что Давид хочет пойти с ними на рыбалку. 

Никита ангельски улыбнулся:

– Давно пора попробовать проводить время с кем-то ещё!

Антон опешил, сообразив, что Никита имеет в виду. И неуверенно предположил:

– Скажи ещё, что так однажды дело и до гостей дойдёт! 

Никита ухмыльнулся, как вредный мальчишка, и страшным голосом ответил:

– Ага! Может, даже станем дружить семьями…

Антон пронзительно глянул на него: «Семьями? Ты хочешь сказать, что у нас с тобой – семья?»

Никита неуверенно улыбнулся и  продолжал:

– А если нас попросят быть свидетелями на свадьбе или крёстными для ребёнка… Мы же не откажемся, правда? 

Антон кивнул и растерянно ответил:

– Нет, конечно, не откажемся… 

И, запинаясь, спросил:

– Ты думаешь, так оно всё и будет? Общие друзья, праздники, гости и всё такое? 

Никита очень серьёзно глянул ему в глаза:

– Ну да! Только нам придётся очень постараться самим, чтобы это было, понимаешь? И очень тщательно подбирать людей и компании, где никто не станет смотреть на нас косо. И держаться за них. 

Антон сглотнул и поинтересовался:

– Как это только тебе в голову приходит, а, Никит? 

Тот почесал за ухом и весело признался:

– А вот как змеюка за попу цапнула, так и пришло! Ты думаешь, почему я весь отпуск дурак дураком был? А всё потому, что мозги были другим заняты! 

Антон усмехнулся, покраснел и ляпнул:

– А мне казалось, что совсем не этим… 

Никита тряхнул кудряшками и с озорством облизнулся:

– Одно другому не мешает, – сообщил он и потянул Антона за руку к себе. – Ты не сильно сегодня на работе умаялся? 

Антон помотал головой: «Нет, а что?»

Никита посмотрел на него исподлобья с лукавой хитринкой в глазах:

– Ты когда-нибудь гулял ночью по крышам? 

Антон захохотал, как мальчишка, и замотал головой: «Нет, ни разу в жизни!»

Никита поднялся из-за стола и торжественно произнёс:

–  Тогда я тебя приглашаю на свидание на крыше под звёздным небом! – и шутливо добавил: 

–  Бежим, пока погода не испортилась! 

Антон фыркнул, как мартовский кот, и посоветовал:

– Фонарик возьми.

Никита кивнул и улыбнулся:

– Там уже есть один. Луна называется…Только нас там с тобой и не хватает, для полного счастья.

И Антон был вынужден согласиться, что так оно и есть.

2016