В постели с православным

То, что я встречаюсь с православным, я понял не сразу. Во всяком случае, в письме, которое пришло в ответ на моё декабрьское объявление, ничего об этом не было сказано. Стандартный набор сведений: “Михаил, 43/178/80/, хотел бы познакомиться с “обычным парнем, чистоплотным и порядочным, для стабильных отношений”.

Обычное письмо мужчины с высшим образованием, чуждого экстриму и промискуитету. На ночной секс в парке  или в городских “душевых” я вряд ли мог рассчитывать. Чаще всего такие письма я получал от женатых бисексуалов, которые в вылазках за пределы семьи ищут для себя стабильных развлечений.

В принципе, я не ошибся. Мы встретились в центре шумного города и разговорились, блуждая по переулкам. Здесь можно было расслышать и рассмотреть друг друга… Михаил был женат, сын-подросток добавлял родителям тревог, но это не мешало отцу помнить о радостях “плотской жизни”. Плотная фигура, интеллигентное, в меру бородатое лицо рождали ощущение надёжности: он казался человеком, занявшим законное место в социальном мире, родивший сына, посадивший дерево и создавший семейный очаг. В благодарность за это он мог позволить себе небольшую шалость в виде бонуса к социальному статусу.

Он и правда мне понравился. Это был не тот типичный случай, когда рука скользит за пояс в первый час знакомства и после этого уже не до разговоров. Мы прошли большую часть проспекта, споря о “Иове многострадальном”, чьих детей богу вздумалось убить на пари с дьяволом. Истребление детей в виде аргумента Творца – казалось мне такой же дикостью, как и завет об “истреблении мужеложников” в наказание за добровольный секс.

“Ясно, что высокая рождаемость была средством выживания…, – рассуждал Михаил, потирая бородатый подбородок, - Бог не мог допустить однополой любви или мастурбации. В эпоху войн и эпидемий народам важно было размножаться и беречь семенной материал. Даже если вдова старшего брата переходила к младшему в качестве жены, как в истории Онана. Хотя сейчас это и кажется диким. Но о личном выборе в родовой культуре не могло быть и речи”.

Мы свернули с главной улицы в сторону проулков и дворов. На условном языке это означало согласие на что-то более серьёзное, чем трёп. Немой консенсус избавлял нас от нескромных обсуждений. Хотя божественная тема и казалась мне немного необычной в качестве прелюдии к “содомскому греху”.

“И всё же Творец - настоящий садист! Убивать за мастурбацию,… - подначивал я нового знакомого. - Так можно истребить мужское население планеты…  Для верности я вспомнил известное место из “Бытия”: “Иуда сказал Онану: войди к жене брата твоего, женись на ней и восстанови семя брату твоему”. Но “когда он входил к жене брата, то изливал на землю, чтобы не дать семени... Это было зло перед очами Господа, и он его убил.” 

Михаил, конечно же, не ждал дискуссии на темы “Бытия”, но тема отказа от секса с женщинами сближала нас обоих. Мы шли по городу и я развивал любимые идеи.. Для меня Онан - пример ветхозаветного мятежника. Он был бунтарём, который ставил личный выбор, индивидуальную любовь выше родовых и религиозных традиций. Потому что трахать жену брата - это отвратительно. За это он и был убит, а вовсе не за то, что церковь называет рукоблудием. 

“Малакии не наследуют царства небесного, это смертный грех”, - авторитетно возражал мой собеседник, прерывая речь в защиту библейского героя, который предпочёл дрочить у дома нелюбимой женщины, чем “входить” в неё по заветам того времени. 

Это была странная прогулка для парней, решивших встретиться для секса, но съехавших на тему “содомии”.  Возможно, я хотел понять, насколько далеко по “грешному” пути рискнёт зайти партнёр в конфликте между верой и гей-интимом. Признаюсь, что манера “забалтывать” партнёра вместо секса - естественная тактика моего организма, который не желает возбуждаться, но слишком деликатен, чтобы попрощаться на углу. 

Не скажу, что Михаил мне совсем не нравился, но он явно был “не мой” типаж. Чересчур рационален, семеен и стабилен. Он казался мне посланцем того общества, которое хотело пошалить с порочным “стояком”, выбирая парня понадёжнее. Было очевидно, что в глазах нового знакомого я был приложением к собственному члену, - не более того. Для женатых “би” чувства остаются в их семейном мире, там, где они могут строить жизнь и думать о “бессмертии души”..

Меня влекли совсем другие парни. Социальный “риск”, даже “маргинальность” и способность “покачнуться на краю” - гарантия того, что при падении вас будут крепче обнимать. Иногда любые разговоры - чистая формальность, пустая трата времени до реальной близости. Но если в животе нет “развратных” бабочек, напрягающих фантазию, - остаётся “включать голову”. Знакомство с Михаилом требовало, чтобы я придумал формулу интима. И я старался нащупать в разговоре что-то вроде его эрогенных зон. 

“Ты не равнодушен к теме онанизма, - усмехнулся Михаил. - Не знаю, сын, наверное, тоже этим занимается. Но я бы предпочёл, чтобы он влюблялся в девочек, а не предавался грешным… практикам..”  

“Просто ты не гей, - засмеялся я. - Мастурбация  для гея - мистическое, тайное пространство. Провоцируя оргазм, он осознаёт свою природу и впервые чувствует отдельность от большинства. Переживание интима - сложнее, чем физиология. Дело вовсе не в том, чтобы “снять напряжение” и избавиться от спермы, а в том, что ты при этом чувствуешь. Банальная “дрочка” для школьника - это проекция в мир. Это мистический опыт, когда ты открываешь собственное “я”. Для натурала пресловутый “онанизм” - только подготовка к социализации и браку. В этом нет ничего постыдного. Но для гея - это знак беды и катастрофы, точка оглашения пожизненного “приговора”. Если просто школьник мастурбирует с мечтой о будущем, то гей кончает с ощущением вины и тупика. Особенно в совке.. Хотя, глупо жаловаться. Мой школьный опыт, слава богу, воспитал меня как “чужака” и “одиночку”. А так бы влился в “коллектив”, в партию вступил, - и прощай, бессмертная душа.”

“Погоди! Апостол Павел..” - начал Михаил. Но я не дал ему закончить. - “О чём мы спорим? Убивать за секс - тупая дикость. Не говоря уже о детях Иова… Они-то в чём виновны? Бог умер, потому что был садистом..”  - Спорить с Ницше не входило в планы Михаила. “Только И-ова, в два слога”, – поправил он меня с видом эксперта. И меняя тему, махнул рукой в сторону телефона-автомата: “Не знаешь, сколько стоит квартира на сутки?”

Было уже поздно. Наблюдая, как он говорит по телефону, я пытался представить себе возможное развитие событий. С каждым новым парнем всегда примерно знаешь, чего он захочет в постели (в подъезде, на стройке, в лесу – нужное подчеркнуть). В этот раз характер парня склонял к консервативному сценарию. “Интересно, он актив или пассив..?” - С непривычки к долгим отношениям, целые сутки для секса казались полигоном для испытаний на выносливость. Но прояснить вопрос не удалось, хоть я и сделал попытку увлечь потенциального бойфренда подальше от фонарей, на какие-то ржавые рельсы и забытые богом пути. Мы уже бродили далеко от центра и, по сложившейся традиции, лёгкий петтинг с поцелуем совсем не исключался. Мы брели по рельсам молча, ожидая друг от друга первого движения. Но библейские беседы сильно отклонили нас от секса… Тень несчастного Онана парила в зимнем небе, как весть о будущей расплате.

Назавтра, получив ключи в конторе, я с нетерпением ждал его в квартире. В типичном “борделе” 90-х, который прикинулся “двушкой”  в “хрущёвке”. На полках стояли ветхие чашки, дверь в туалет не запиралась, а необъятная постель, застеленная чем-то в розовый цветочек, казалось, сохраняла след любовных игр. 

От “теней прошлого” меня отвлёк звонок. Бодрый от мороза Михаил улыбался с кожаной папкой в руке. Было видно, что в офисной текучке мысль о встрече не покидала его. Я тоже готовился к свиданию, прикидывая средства для раскрутки нашего интима и растопки льда. Выбор пал на стопку геевских журналов. “Nowy Men” и “Bruno Gmunder”, которые давно сделали своё “грязное дело”, намекая мятыми страницами, сколько спермы было пролито на этот глянец разными людьми в закатную советскую эпоху. 

До сих пор, перелистывая польский “Novy Man”, с ностальгией вспоминаешь первое свидание со своим любимым парнем,  его руки на страницах и первый поцелуй. Поразительно, как “порно” может стать хранилищем самой махровой романтики.. Михаил с любопытством оглядел наши владения, по-хозяйски скинул пиджак на спинку стула и с досадой похлопал дверью в ванной. (И правда, зачем “вертепу разврата” замки в туалете?)

“Что ж? Тогда я иду в душ.., – бодро сказал парень и замявшись, добавил. – Только чур не подглядывать. Ладно?” – “Не имею такой привычки”, – засмеялся я… Принять душ вдвоём - это да, геевская классика жанра. Но женатый “би” - для меня загадка. 

Что значит “не подглядывать”? Для того, кто десятками лет “трахался” в присутствии бога, это была странная просьба. Вообще, я с трудом представляю, как можно заниматься сексом под приглядом божества (не считая свиты “небесного воинства”). Впрочем, если верить Пушкину, то Архангел Гавриил мог быть неплохим любовником..

Мне всегда казалось, что секс для христианина должен быть настоящим испытанием. Поскольку Бог лишает человека важнейшей части жизни – одиночества. Что бы ты ни делал, творение прозрачно, потому что божество и участники божественной мистерии наблюдают за людьми круглосуточно (в душевой, в постели, в туалете - где угодно). Если бы Творец существовал и страдал вуайеризмом, то должен был сойти с ума от количества увиденной “порнухи”. “Глупо стыдиться Отца, который нас создал”, – уверяют христиане, забывая, что “отец”, подглядывающий за сексом своих “сыновей” - прямой кандидат на приём к психиатру. 

Если вспоминать бытовые аналогии, то “бог” для меня – это тот невзрачный, лысоватый мужичок в очках, который вдруг возник из-за ствола в парковом массиве, пока, забравшись с парнем в заросли, мы увлечённо целовались и я азартно стаскивал боксёры с его бёдер. В тот момент я и заметил краем глаза постороннего. Он осторожно выглядывал из-за дерева, очки блестели сквозь листву и зритель явно проявлял интерес к нашему спектаклю. (Для атеиста это был экстрим, но для христианина - норма жизни). Парень, с которым мы оказались “на сцене” в интимный момент, оторвавшись от поцелуя, послал наблюдателя “на хуй” (из песни слов не выкинешь). Но я тогда впервые, кажется, подумал, что вуайеризм - сложное культурное явление, выходящее за рамки советского учебника по “сексуальной патологии”. Не зря же в русских деревнях во время секса крестьяне занавешивали иконы. Как будто можно было тряпками отгородиться от Бога. Наблюдая за потоком оргазмов, Творец лишал нас одиночества, интима и приватности. По сути, христиане “трахались” “на сцене”, в софитах мироздания, и Бог ревниво наблюдал за фрикциями, стонами кончающих мужчин, залитых спермой и чувством вины..

Из чувства вины перед Богом росла и этическая критика сексуальности. Секс был не только грешным, но и некрасивым. Этим грешило даже Просвещение. Руссо признавался в “Исповеди”, что кончающий мужчина выглядит настолько отвратительно и уродливо, что “женщины, видимо, слишком нас любят, если терпят уродство мужского оргазма”. А наблюдая как-то за мастурбирующим геем, автор оказался настолько под впечатлением от фонтана “ужасной” спермы, что его и вовсе стошнило.. 

Со временем место верховного наблюдателя занял агрессивный социум. Для советского мальчика “богом” стало общество, которое лишало интима так же яростно, как и христианская мораль. Я стихийно боролся с контролем, как мог. Психоаналитик, скорее всего, объяснил бы мой стихийный школьный атеизм не столько воспитанием, сколько подсознательным отказом от картины мира, где не существовало одиночества (а значит полноценного интима). Школьнику особенно понятно, что мастурбировать в присутствии Бога – не проще, чем в присутствии директора школы.

Для человека моего времени сексуальность была слишком важным экзистенциальным опытом. Поэтому не спрашивайте: почему “Бог умер”? Он мешал миллионам парней влюбляться в мужчин, проникать друг в друга и растворяться в любви. Своим вуайеризмом Бог разрушал интимный мир человека нового времени. Он не позволял христианскому большинству практиковать “извращённый” секс вне репродукции, который нынче стал мейнстримом для гетеро-большинства. “Чада” повзрослели и лезущий к ним в постель “отец” вызывал только отвращение…

Но я отвлёкся от сюжета. Пока Михаил плескался в душе за незапертой дверью, я гадал о том, как отразятся “православные беседы” на отношениях в постели. Если он воцерковлён, то на качественный секс рассчитывать не стоило.. Через 15 минут Михаил вышел с полотенцем на бёдрах, вытирая голову. Волосатые подмышки были пленительно-влажными. Растительность приятно оттеняла крупные соски, сбегая вниз по животу и ниже, куда я со среды мечтал добраться... Первые объятия, приятная колючесть, деликатный запах его парфюма рождали чувство нереальности. Нас мало что связывало, кроме “грешного” влечения в обшарпанной “хрущёвке”. Но даже и оно словно требовало “перевода”. Он не целовался (на чём я и не настаивал), но снять тело “с тормозов” мне никак не удавалось. Прижимаясь к бёдрам, я не чувствовал эрекции, поэтому и вспомнил о журналах, решив немного оживить его воображение. Я раскрыл “Nowy Men”, где десятки “мальчиков” картинно “трахались”, в самых неожиданных местах… Глаза партнёра светились детским интересом. Ресницы Михаила вздрагивали над картинами польского “разврата”. Но ладони оставались зажатыми между колен. 

Диванная стадия свидания явно затягивалась. “А… что ты любишь в сексе?” – спросил я, перелистывая “Men”, как это делали когда-то продавцы московских секс-шопов, пускавшие страницы веером перед носом покупателя.. Вручить картинки в руки я уже отчаялся… Не помню всех подробностей начала. Кажется, я поцеловал его в шею, скользнув ладонью между колен. Он не сопротивлялся. Локомотив мужского возбуждения медленно сдвинулся с места, набирая обороты. И мы оба рухнули на ложе “смертного греха”.. (Павел не даст соврать).

За шторами слабо мерцал уличный фонарь, во тьме его тело немного оттаяло и, покувыркавшись от края постели к другому, Михаил нашёл удобную позицию, впечатав меня в ложе тяжестью своих бёдер и завладев инициативой… Мои попытки оценить на ощупь его ягодицы наткнулись на упорное сопротивление. На ряд позиций был введён очевидный запрет. Между тем, бёдра моего любовника ритмично направляли его член куда-то в сторону мошонки (вправо, влево, под и над), горячее дыхание обжигало щёку. Но Михаил сразу пресекал мои попытки проявить взаимность.

Партнёру нужно было что-то другое. Моё тело пыталось угадать его желания, потому что позиция “бревна” была для гея слишком непривычной. Однако, резким жестом он отбрасывал мои руки в сторону, словно предлагая замереть и расслабиться в позе распятия.. Встречных ласк он явно не хотел или боялся, беря грех “содомского греха” персонально на душу. Или, наоборот, минимизируя грешный контакт.. Это было некое скольжение на бреющем полёте, со страхом углубления друг в друга, пятьдесят оттенков испуганных касаний..

Не могу сказать, что долгий петтинг не входит в мой репертуар, но и в прочем секс-меню отказывать себе не хотелось. Я сделал попытку побега из-под массы Михаила и, оказавшись сверху, решил блеснуть оральными талантами. Не зря же мифология гласит, что “парни сосут лучше девчонок”. На минуту партнёр потерял свою бдительность. Мои губы скользнули к соскам, по его волосатой груди, чертя влажную дорожку к низу живота… Я был уже на середине, когда испуганные руки любовника вернули меня в исходную позицию. Вероятно, минет казался ему кульминацией содомского греха. О любимой позе 69 можно было и вовсе забыть.. Бросив меня на лопатки и разбросав надоевшие руки в позицию распятого разбойника, Михаил продолжил свой таран, царапая мне щёку и горячо дыша. Неутомимое тело партнёра ритмично гоняло между нами “орудия любви”, путаясь в мошонках, пересекаясь “вертикалями”, соскальзывая с них и упираясь в промежность.

Я тоже люблю петтинг в качестве прелюдии, но это становилось настоящей пыткой. Час времени в позе разбойника, в ожидании финального “удара милосердия” - это было слишком. Тем более, что к этому моменту я успел кончить… На пару минут оргазм добавил смазки. Но через час пришлось морщиться от боли, когда порыв его бёдер готов был порвать сухую уздечку... Если бы резиновая кукла могла чувствовать, то она бы ощущала то же, что и я, не в силах сменить позу, остановить партнёра или избежать его атак. Ожидание разрядки казалось бесконечным, как и ночь за окном “борделя”. Но “бордель” обязывал терпеть, принимать издержки секса за норму грешной жизни.

Мой любовник был героем одной (но пламенной) страсти к петтингу. Главное достоинство позиции заключалось в том, что “рукоблудие” формально исключалось. Думаю, что в принципе Михаил вовсе не был врагом разнообразия, но исповедь пугала перспективой называть вещи своими именами. Петтинг – самое невинное, в чём он мог признаться. Тогда как “рукоблудие”, “минет” и “анальный грех” могли покрыть его позором и ввергнуть в страшную “геенну”.  Петтинг избавлял от наказания. Руки Михаила были девственно чисты, потому что он не брал “срамных” журналов, не держался за “мужской уд”, не занимался взаимным рукоблудием, а всего лишь полежал на голом парне, чуть-чуть подвигался на нём (творя молитвы) и даже был далёк от поцелуев. 

К полуночи мы оба изрядно утомились, он давил мне на плечо половинкой сонного тела,  слегка подёргивая корпусом и прижимая к бедру горячий, распухший пенис. Мой выглядел не лучше. Между тем, меня одолевал комплекс вины, - я утаил от Михаила ценное “меню”, накормив сухими корками, хотя приглашал в ресторан.. Соблюдая этикет, я шепнул ему: “Ну как? А ты кончил? Я что-то не почувствовал..” “Конечно, – сказал он, - целых три раза”. Его глаза, блестя, улыбались в темноте. Не меняя позы, мы заснули к четырём часам утра, рука парня продолжала обнимать меня, словно он боялся, что я коварно ускользну и доберусь губами до его безгрешного пениса…

Утром Михаил собрался первым и махнул рукой в дверях: “Давай созвонимся на днях?” Неделя пролетела незаметно. Приближался новый год и я решил поздравить нового знакомого. Позвонил в его контору в бизнес-центре  и мы столкнулись в вестибюле. Это было довольно одинокое время. До встречи с любовью оставалось три года беспорядочной жизни. И свидания были способом почувствовать себя немного более живым. Если (думал я) кому-то в кайф распять мужское тело на кровати и “выебать” его в позе Варравы, - то почему бы нет? Кто я такой, чтобы брезговать “распятием”? 

Миша выглядел скучным и вялым, щетина темнела на бледном лице. Было видно, что ему не до праздников. “Извини, но пока не могу, сын болеет, простудился, текучка замотала, завал перед новым годом… В январе увидимся”, - пообещал он. Я не стал настаивать. Перед Рождественским постом грешить было неуместно. К тому же, я догадывался, что простуду сына-школьника он, конечно, посчитал расплатой за грехи. 

“Не такие уж они у него и смертные, – подумал я. – Всего и дел-то… Петтинг. Детский сад.."