Линия жизни

========== 1 ==========

Я не успеваю снять турку, и кофе, вздохнув и перевалившись через край, сползает по медному боку, рассчитывая на побег. Хватаюсь за ручку и тут же отдергиваю пальцы, прижимаюсь губами к ожогу и шиплю в унисон коричневатым бусинам, раскатившимся по плите. Телефон иронично насвистывает, добавляя в наш дуэт музыкальную тему.

— Привет, — зажимаю телефон между плечом и ухом, выливаю кофе в раковину: его уже не реанимировать.

— Ты чего шипишь?

Непривычно слышать Яна в столь ранний час. Мой эфир фонит из-за режима громкой связи и наполняется звуками его утра: писком микроволновки, щелчком тостера и ворчанием закипевшего чайника. Радость бестолковой птахой радостно щебечет в подреберье.

— Кофе прокараулил, пальцы обжег, — расплываюсь я в улыбке и выглядываю в окно, щедро разрисованное снежинками, пытаясь разглядеть степень одетости людей.

— Илья…

— Ян! Две недели! Осталось всего две недели.

— Илья, — обрывает меня Ян. Его голос непривычно низок и глух. Пауза затягивается. — Я не приеду.

Я растерянно обвожу зубчатые края снежинок пальцами.

— Меня не ставят на учет в вашем центре. Если я тут выпишусь, то не смогу получать терапию. А мотаться каждый месяц туда-обратно…

— Бред какой-то, — перебиваю я его, — все решаемо. Пропишешься у меня, сдашь тест на содержание CD4(1); если не выше трехсот пятидесяти, они не смогут отказать…

— Я не приеду.

— Подожди!

— Прослушай меня, Илья, — Ян тяжело вздыхает. — Зря я затянул этот разговор, надо было раньше, но я думал, разберусь сам… Не вышло.

Сцарапываю снежинки. Они просыпаются полоской белого порошка. Растираю его между пальцами. Суррогатный снег пахнет мятной зубной пастой.

— Я не могу… Я не могу все это начинать заново. Очереди в центре, новые люди, новая работа. Ты для меня много значишь, но я не уверен…

— В чем? — выдавливаю я из себя.

— В себе… в тебе… В том, что это все не движение по инерции.

Обвожу комнату взглядом. Шкаф, пустой наполовину, новая кровать, темная столешница разобранного стола, пожертвованного в пользу пространства для двоих…

— Понимаешь…

Голос Яна то нарастает, то пропадает. Я буквально вижу, как он волчком вертится по своей тесной кухне.

— Мы с тобой как два человека на необитаемом острове. Выбор не велик, вот и завязываются отношения… Я не уверен, что это не от безысходности. Побег от одиночества. Дай мне время разобраться с этим?

— Время?

Моя мелкая птица счастья подранком кувыркается вниз, не понимая, что произошло, и разбивается о заасфальтированную реальность.

— Ты извини. Мне нужно идти. Илья, давай вечером поговорим?

— Не надо вечером. Я сам тебе перезвоню.

— Понимаю… Пока?

Нажимаю отбой и прижимаюсь лбом к холодному стеклу, бессмысленным взглядом обвожу двор, пытаясь хоть как-то собраться мыслями. Март своей когтистой птичьей лапой уже сжал шапку снега за окном в жуткий грязный ком, обнажая загаженный двор. К черту все! Натягиваю шапку, шарф, на автомате подхватываю рюкзак и сбегаю из тесной клетки квартиры. Чувствую себя чумной крысой, протискивающейся сквозь лабиринт города. Наконец выбираюсь на окраину, взбираюсь на кособокий бордюр и топаю по нему, балансируя над черной талой водой с мазками бензиновой радуги. Сворачиваю на едва заметную тропинку, продираюсь сквозь заросли шиповника к покосившейся водонапорной башне из красного кирпича. Взбираюсь по ржавой лестнице вверх и устраиваюсь в пустой глазнице оконного проема. Задираю голову и смотрю на свинцовую тучу, затянувшую небо от края и до края. Кажется, если чуть качнуться вперед, то можно дотянуться и горстью зачерпнуть эту мглу.

Телефон настойчиво жужжит в кармане, выталкивая меня из медитативного процесса саморазрушения.

— Да, Ляль?

Я отступаю от края окна. Мой куратор словно нутром чувствует эти пограничные состояния, когда минутная слабость, злость и усталость беспросветно заволакивают сознание, как эта туча, да так плотно, что кажется — это и есть небо.

— Илья, мы едем! Слышишь? — из Ляльки так и хлещет энтузиазм. — И стоить будет сущие копейки, — Лялька озвучивает смешную сумму. — Что молчишь? Не веришь?

— Ищу подвох, Ляль.

— Есть один подвох, оптимист ты мой, есть, конечно. Персонала не будет. Только администратор. Сезон еще не открыт. Это просто не выгодно. Но так даже лучше…

— Не согласились? — прерываю я Лялькин поток слов.

— Да, отказались с нами работать.

Лялька на секунду замолкает, и я знаю, что сейчас она морщит лоб, запустив пальцы в свою густую шевелюру, и продирает вечно спутанные кудри. Я жду. В такие моменты кажется: она, открыв все свои чакры, впитывает извне энергию, которою безвозвратно вбухивает в нас, в бездонные колодцы.

— Управляющий остался. Он поможет, будет здорово. Правда.

Чувствую по голосу, что оптимизм пошатнулся.

— Да, конечно здорово, Ляль! — пытаюсь вернуть ей скудный кешбэк потраченного на меня энтузиазма. — А бытовуха это даже хорошо, будет чем себя занять.

— Илья, ты не представляешь, какое там чудное место. Кругом лес, река, тишина… — Слышу, как в Лялькином голосе снова начинают звенеть колокольчики. — Вам с Яном не нужно будет…

— Ян не поедет, — прерываю, пока она не успела развернуть во всей красе чудную и болезненную от несбыточности картину.

— Что случилось?

— Он меня… Мы… Не знаю…

Я еще не успел придумать название тому, что произошло.

— Вы расстались?

— Я не знаю. Ему нужно все обдумать. Нужна пауза.

— Илья…

Слышу, как Лялька с облегчением вздыхает. Я понимаю ее. Десять лет в этой системе надежнее армидного полотна защищают ее от таких вот «маленьких трагедий».

— Я знаю, что это тяжело. Знаю, какой ты взрывоопасный. Но, Илья, — Лялька как опытный сапер обезвреживает «мину», — тормози. Мы столько лет с тобой боремся за жизнь не для того, чтобы на эмоциях наломать грандиозных дров. Правда же?

— Правда, — я чувствую, как стыд жаркой волной обнимает шею и скулы.

— Как тебе новый препарат? Побочка есть?

— Терпимо.

Я спрыгиваю с окна и плетусь вниз по лестнице, вслушиваясь в четкий голос куратора. Выхожу на улицу и замечаю, как красиво обрамляют край тучи солнечные лучи. Стягиваю шапку, шарф и подставляю бледную кожу под пока еще ласковый ультрафиолет ненадежного весеннего солнца.

— Так что я тебя жду. Дуй на работу, — командует Лялька, — подписывай заявление на отпуск. Все, пока!

Смотрю на белые линии, прорисованные по выщербленной кирпичной кладке. Мои линии жизни, окольцевавшие эту покосившуюся башню. Первый почти затерт — надо обновить и добавить еще один, пятый. Пять лет с вирусом иммунодефицита.

Напяливаю шапку, достаю из рюкзака черную медицинскую маску, на ней изображен гангста-смайл с зажатой в белоснежных зубах сигаретой. Пусть меня принимают за инфантильного имбецила, который не может выкарабкаться из затянувшегося пубертата, зато маска дает мне иллюзию барьера, ограждающего от людей, каждый из которых может стать моим невольным убийцей. Плетусь к станции метро, втискиваюсь в переполненный вагон и почти без паники доезжаю до нужной мне станции. С облегчением вырываюсь из теплого подземелья, кишащего всеми возможными патогенами, и залипаю у зеркальной витрины, рассматривая свое отражение. Гангста-смайл задорно скалится миру, только вот взгляд подкачал.

Заявление на отпуск подписывают махом — какой еще придурок просится в отпуск весной, в самую слякоть? Правильно, только тот, кто хочется вырваться из этой влажной городской клоаки куда-нибудь на периферию, и, может быть, там минует его залп инфекций, которые набрасываются на обезоруженный вирусом организм.

    Комментарий к 1

    1 Клетки CD4 или T-хелперы - клетки, которые мобилизуют иммунную систему. Количество CD4 - это результат анализа крови, который показывает, сколько таких клеток содержится в кубическом миллиметре крови.Количество CD4 является очень хорошим «суррогатным маркером» для определения того, насколько ВИЧ поразил иммунную систему. Оно указывает на риск других инфекций и когда необходимо начинать лечение.

========== 2 ==========

Место и правда чудесное. Шесть белых двухэтажных коттеджей под черепичными крышами жмутся одним боком к лесу и полукругом обступают площадку из красноватого камня, в центре которой сложен открытый очаг.

Лялька суетится: проверяет по третьему разу сумки, с кем-то списывается и недоуменно вертит головой:

— Сейчас, сейчас…

По ее озабоченному квохтанью понимаю, что что-то не так.

— Ляль?

Я ставлю сумку на землю и придерживаю ее за локоть.

— Администратор не отвечает, — она яростно трясет телефоном. — Он должен был нас встретить и открыть дом.

— Который?

— Вроде этот, — ее палец с хищным ярко-красным ногтем тыкает в крайний слева.

— Я гляну.

Обхожу дом кругом, рассматриваю окна. На втором этаже со стороны леса одно приоткрыто. Если залезть на покатую крышу крыльца, то можно прогуляться по карнизу до этого окна. Подпрыгиваю, цепляясь за карниз, чтобы прикинуть его ширину.

— А традиционным способом никак? — голос низкий, насмешливый. — Человек-паук?

Я представляю себе картину, как мои тощие мослы, затянутые в черное, распластались по белой стене. Точно паук. Смешно. Пальцы соскальзывают с острого камня, которым выложен этот скорее декоративный карниз. Больно.

— Поранился?

Человек протягивает руку, желая осмотреть ссадины. Его взгляд сканирует мою персону, слегка притормаживает на губах, скользит ниже линии груди и не спешит возвращаться выше.

Смотрю на кровавый бисер, выступивший поверх царапин. Растираю его между пальцами и сжимаю кулак.

— Мне нужен управляющий.

— Значит, тебе нужен я. Саша, — он вторично протягивает мне ладонь, вынуждая ответить на рукопожатие.

— Я с группой, — киваю в сторону площадки.

— Уже приехали? — Саша вытаскивает телефон и хмурится. — Сети опять нет. Надо проверить… — бормочет он что-то себе под нос.

Ляля обрадованно плещет руками и начинает дирижировать процессом расселения. Группа у нас небольшая. Стервозная Варя с молчаливым, угрюмым ребенком. Аня-Витя — дискордантная пара(2); кто из них ВИЧ-положительный, я не помню. И Эд, он из старой группы, как и я. Лялька — наш куратор. Всего семь человек. Коттедж уютный с хорошо продуманной простотой. Три большие семейные комнаты наверху. Их занимают Варя с сыном, Аня-Витя, и одна принадлежит Саше. Три поменьше внизу достаются мне, Эду и Ляльке. Я бегло осматриваю комнату и оставляю свои скромные пожитки нераспакованными, иду осматривать дом. На большой зонированной кухне-гостиной Саша разбирает нашу провизию.

— Я не расслышал, как тебя зовут.

— Я и не говорил, — вливаюсь в его ладный процесс обустройства, подхватываю пачки с крупами и расставляю их в шкафу.

— Секрет? — усмехается Саша.

— Не люблю секретов, — хлопаю себя по загривку и демонстрирую тату — символ биологической опасности. — Дорого они иногда обходятся.

Почти физически ощущаю Сашин взгляд, застрявший на шее.

— Зовут Илья, но ты лучше не зови, мне не интересно.

— Так заметно? — беззлобно усмехается Саша.

Я чувствую внезапную волну тошноты и слабости — побочка от нового препарата.

— Ну хорошо. А что тебе интересно? — летит в спину Сашин вопрос.

Я едва успеваю закрыть дверь собственной комнаты и склоняюсь над унитазом, меня выкручивают сухие спазмы рвоты. Умываюсь и мелкими глотками пью воду прямо из-под крана. Теперь нужно успеть выбраться на свежий воздух, и тогда, возможно, выпитая вода так и не покинет желудок. Сгребаю в охапку куртку, шапку и вываливаюсь за дверь. Саша, взглянув на мою белую перекошенную физиономию, без слов вытаскивает меня на улицу. Я жадно, короткими вдохами глотаю холодный сосновый воздух, тошнота отступает, слабость — нет. Хочется сползти и задницей усесться на промерзшую в черных проталинах землю. Саша нахлобучивает на меня шапку, упаковывает в куртку.

— Спасибо, — бормочу я, пристыженный своим недавним демонстративным хамством.

— Глаза у тебя красивые. Пыльно-синие, как сон-трава. Прогуляемся? — улыбается Саша.

Я молча киваю.

— Тогда я за курткой.

В знак благодарности я плетусь рядом с ним и угукаю в нужных местах его монолога.

— А ты так себе собеседник, — хмыкает он.

— Я вообще так себе вариант, — соглашаюсь я.

— Самокритично, — веселится мой поводырь.

— Зато без секретов, — невольно возвращаюсь я к нашему оборванному разговору.

— Ты извини, — Саша виновато улыбается. — Одичал тут совсем. Сейчас не сезон. С осени людей фактически нет. Увидел тебя… и как-то сдурел немного. Как медведь из спячки. Слишком в лоб. Можно я еще попробую?

— Непуганый медведь? — я стучу себя по загривку, напоминая про свой статус.

— Кто предупрежден, тот вооружен, — легкомысленно пожимает плечами Саша.

— Извини, я не средство от скуки.

Саша вздыхает, принимая мой отказ.

Утром натыкаюсь на холодный взгляд Вари.

— Что-то вы, барин, рано встали, — сцеживает она дозу яда. — Да съешь ты хоть что-нибудь! — упрямо подталкивает тарелку собственному чаду, которое оказывается девочкой.

— Варя, — Эд ставит на стол тонко нарезанный хлеб, — сеанс социальной терапии у нас позже. Давайте завтракать.

Лялька водружает на стол объемный кофейник. На кухню выползает бледно-зеленая Аня.

— Витя уехал, — она как-то неловко, бочком, пристраивается на стуле.

— Надолго? — кофейник в Лялькиных руках бестолково тычется в ободок чашки.

— Совсем, — Аня пальцем прижимает носик кофейника, и черная гуща льется и льется в белоснежное нутро чашки, переливается через край и растекается по столу темным пятном.

— Дерьмо! — ругается Эд.

Все вдруг вскакивают в каком-то едином конвульсивном порыве, подхватывают чашки, тарелки, перестилают скатерть. И только Аня сидит неподвижно. Я смотрю на спокойствие, сковавшее мимику ее лица, и интуитивно пячусь от эпицентра взрыва. Аня вскидывает глаза, переполненные немым отчаянием, и мы застываем на месте, настигнутые ударной волной этой инфразвуковой бомбы.

— Ну что, — первой оживает Варя, встает, тяжело опираясь на стол, — скатертью дорожка, как говорится.

Она сильным жестом разглаживает залом на свежем полотне, подвигая чашку Ане. Эд наполняет ее остатками кофе.

— Илья! — Лялька взглядом указывает мне на Аню, словно сшивая мою боль и ее на живую нить.

Повинуясь этой просьбе, я усаживаюсь рядом и накрываю Анину руку, бессильно лежащую на столе, ладонью. Аня переплетает свои пальцы с моими и утыкается горячим лбом в мое плечо.

— Терапию только не прерывай, — получается у меня глухо и сухо. — Никто не стоит таких жертвоприношений, — и только сейчас я по-настоящему чувствую правоту этой фразы. — Слышишь?

Дурацкое парное колечко сиротливо поблескивает на ее безымянном пальце половинкой разобранного на две части сердца.

    Комментарий к 2

    2 Дискордантная пара- пара, где только у одного из половых партнеров есть ВИЧ-инфекция.

========== 3 ==========

От кислорода кружится голова, пошатывает; я плечом опираюсь о ствол сосны, пережидая приступ. Оглядываюсь. Далеко забрел и не заметил, как прозрачный сосновый лес превратился в непроходимую чащу.

— Как же мне отсюда выбраться? — поглаживаю я шершавую кору дерева. Замечаю свежий спил ветки. — Пять, — считаю годовые кольца, тревожу янтарную каплю смолы, застывшую в сернице.

— Ветка была больная, вот ее лесник и срезал, чтобы сберечь дерево, — Саша, словно леший, возникает из ниоткуда. — Не заблудился?

— Немного, — признаюсь я. — А ты что тут делаешь?

— Вон там тропа к реке, — кивает он на металлический столбик с цифрой «два», который я не заметил. — Гулять лучше по маршруту. Я его как раз проверил. Иначе легко заблудиться. Я не шучу, — добавляет он, заметив мой скептический взгляд.

— Много этих маршрутов?

— Пять. Два выводят к реке, один к дороге в поселок, там магазины и прочие радости цивилизации. Следующий делает большой круг по лесу, вокруг базы. И пятый самый сложный, занимает целый день, к роднику.

— Хорошая у тебя работа, Саш.

— Хорошая, только есть одно «но».

— Люди?

— Люди, — кивает он, — их порой не хватает.

Пояснение идет вразрез с моими мыслями.

— В межсезонье порой накатывает такое одиночество, — Саша виновато улыбается, — что нелепо навязываешься…

— А какая она, сон-трава? — перебиваю я неловкий разговор.

— Покажу, — Саша облегченно вздыхает и машет рукой в сторону тропы. — Пошли к базе, по пути обязательно встретим.

Я иду рядом со своим свежеприобретенным гидом и уже привычно угукаю, растирая остатки смолы между пальцами. Пахнет хвоей, и этот запах впервые ассоциируется не с зимой, мандаринами и мишурой, а с солнцем, которое пропускает лучи через густую гребенку сосновых веток.

— Вот он, прострел раскрытый или сон-трава, — Саша наклоняется и пальцами поглаживает крепко скрученные пушистые бутоны цветов, густо усеявших проталины. — Скоро раскроются, — он срывает один стебель и протягивает мне. — Говорят, нужно положить под подушку и загадать желание.

— Саша, — я прячу руки в карманы, отказываясь от этого хрупкого подарка, — у меня одно-единственное желание, но я как тот больной сук, который можно только срубить.

— Чуда не будет, если не попытаться, — он вставляет цветок в нагрудный карман. — А я попробую.

С недоумением вдруг понимаю, что жалею о своем отказе.

— Можно я соберу немного для девочек? Чудо не чудо, но радость точно.

Цветы поселяются в большой кружке на кухне.

— А вдруг? — Эд вытаскивает раскрывшийся звездой цветок.

— Как Аня? — мне немного стыдно, что я сбежал в лес, устав от похоронной атмосферы.

— Молчит, — Эд гладит нежный лепесток цветка. — Ляля ее пытается расшевелить, Варя то ругается, то уговаривает… а она молчит. Отнесу я их девчонкам, пожалуй, — Эд забирает всю кружку.

Надежда — самая живучая из вредных привычек.

========== 4 ==========

Утро еще не успело прогнать ночь, и она жмется по углам легкой тенью. Насыпаю кофе в турку и ставлю на плиту, чтобы горячий метал чуть его прихватил, добавив едва заметную горчинку, доливаю воду и слышу, как по лестнице сонным медведем сползает Саша.

Он с завистью косится на турку.

— Рано ты, — Саша зевает так сладко, что я невольно подхватываю. — А я не умею кофе варить.

— Я люблю. Каждый раз можно выдумать кофе под настроение, — снимаю турку, даю напитку выдохнуть и наливаю в кружку. — Угощайся.

— Горчит, — дегустирует Саша кофе.

—Немного, — киваю я и засыпаю новую порцию, в этот раз добавляя пару долек шоколада и немного перца.

— Настроение поменялось? — Саша утаскивает остатки шоколада.

Все слишком по-киношному. Вот это ранее утро, красиво высвечивающее макушки сосен за окном. Аромат кофе, смешавшийся с запахом мужского парфюма. И его взгляд, насмешливо-теплый. Злюсь на него за эту пасторальную картинку фальшивого счастья, на себя за всплеск глупого романтизма. Злюсь, дергаюсь и режу палец. Кровь выступает крупной каплей, вздрагивает и змейкой сползает по пальцу.

— Черт! — встряхиваю рукой и ищу салфетку.

— Больно? — Саша перехватывает мою руку, дует и прижимает губами.

Ужас пробивает меня насквозь, сжимая плотными кольцами виски до черноты перед глазами, горло до хрипа, сердце до боли. Я отшатываюсь, бестолково машу руками, сиплю что-то протестующее. Саша изумленно отступает и успокаивающе поднимает руки.

— Ну, извини, извини. Я инстинктивно… Не думал так тебя напугать.

Скорчившись над столешницей, пытаюсь унять сердцебиение.

— Саш, — поднимаю на него глаза, — ты совсем дурак? Я ВИЧ-инфицированный. Спидозник! Ты это понимаешь?

— Но, — Саша хмурится, — я знаю, что можно заразиться, только если был незащищенный секс или при использовании одного шприца, например.

— Черт… — голос пропадает, и слова больше похожи на шипение змеи, опасной такой твари с хорошим запасом смертельного яда. — Все так… все так. Но ты уверен, что у тебя нет никаких ранок, прикусов во рту?

— Зря паникуешь. Это я должен истерить, — Саша подается вперед, крепко прихватывая мое плечо.

— Просто я знаю об этом все, — упираюсь ладонью ему в грудь.

— Вы же получаете терапию. Я, кажется, за это время прочел все что можно, — он неуверенно улыбается. — И Ляля мне устроила развернутую лекцию. Ты драматизируешь.

— Я-то…

Медленно выдыхаю и прокручиваю стоп-кадры собственной жизни «до».

Конечно, у каждого из нас есть своя жалостливо-гладкая история, где все мы жертвы. И у меня она есть. История про то, что я был слишком юным, слишком глупым, про то, что ВИЧ существовал где-то там, за экраном телевизора, в другой вселенной. Темная же сторона этой истории не озвучивается никогда. Никто из нас не говорит, сколько душ на совести каждого. Не озвучивает, но каждый помнит тех, для кого он стал пропуском в этот ад. И я не хочу больше пополнять этот черный список.

— Саша… — Я устал. Я высосан до дна этим страхом, но я хлопаю по столу напротив себя. — Ты сам говорил: кто предупрежден, тот вооружен.

А голоса так и нет, и скрипя, как старые качели, начинаю рассказывать про тест, про синдром окна, про признаки. Лицо Саши темнеет, становится злым. Я смотрю на эти метаморфозы, и мне жаль упущенного киношного утра. Я все сделал правильно, но не верно.

— Ну и цирк! — Варя фурией врывается на кухню. — Не слушай его. Он сам себя ненавидит. Идиот! Из-за таких, как он, про нас и думают невесть что. Тоже мне… трагическая фигура! Бомба замедленного действия! Чушь все это! Позер! Смотри на меня! — Варя цепко впивается в Сашину руку. — На меня посмотри! Пятнадцать лет назад я узнала, что заразилась от мужа. И все пошло прахом. Семья, работа, друзья, все моментально отвалилось. Как в дурном сне. Пришлось сбежать из города, где я жила всю свою жизнь. И что теперь? Я тебе расскажу. Я нормальный человек. Живу, работаю, у меня есть дочь. Абсолютно здоровый ребенок. Это не приговор. Это коррекция жизни. Мы годами боремся с буллингом. Ох, Илья! — Варя резко оборачивается ко мне. — Ты одним своим выступлением способен разрушить все, — она выдыхает. — Лялька его нянчит пятый год. А он все рвется за край. Да сдохни ты уже наконец! Это не из-за ВИЧ он такой. Он сам дефектный на всю голову. Просто есть такие суицидальные мудаки. Все им не в радость. Понимаешь? Своеобразный кайф от заигрывания со смертью. Он просто эндорфиновый наркоман.

— Да пошла ты! — взрываюсь я следом. — Как меня достал этот фальшивый оптимизм. Мы такие же, как все… Да нихрена не такие же. Сколько раз ты блюешь в день, когда тебе откорректируют терапию? Как ты паникуешь из-за обычного насморка? Скольких врачей ты обойдешь, прежде чем найдешь дружественного, который не будет запаковываться в три слоя защитного костюма… Такие же, как все… Ты это своему ребенку расскажи! Сколько вы школ сменили? Или Аниному Вите… Он не от нее сбежал, он просто устал вывозить вот эту прогулку по минному полю, когда не понятно, на чем подорвешься…

Я осекаюсь и виновато затыкаюсь. Черт! Хоть бы Аня меня не услышала!

— О, да у вас тут баталия? — Эд возникает на пороге комнаты. Сладко потянувшись, он ставит чайник на плиту. — И кто кого? — подмигивает он Саше. — За твою душу бьются? Прям светопреставление, темные против светлых.

— А ты на чьей стороне? — Саша с радостью сбегает из-под перекрестного огня и включается в процесс приготовления завтрака.

—World peace. Я не воин, — Эд достает чашки и выставляет их на стол. — По себе возок-то выбирать надо. Варька вот горы свернет, доказывая всем свою правду, может и шею свернуть, и не только себе. Ильюха в один прекрасный день просто доест себя, и хорошо, если только себя.

— А ты? — Саша с любопытством смотрит на Эда.

— А я хочу чаю. Хочу спокойного утра и чтобы не орали через стенку. Саша, ты ж не дурак, если есть вопросы — отвечу.

— Добренький Эд, — фырчит Варя. — Мир не изменится, если сидеть сложив лапки и курить бамбук. Так и будем жить в стеклянном пузыре.

— Не будем, — Эд с удовольствием пробует свежезаваренный чай. — Ты же есть. Снесешь напрочь все перегородки. Есть Лялька, которая по сотому разу и очень грамотно расскажет все так, как надо, оперируя научными фактами. Есть Илья, который стремится исключить эту чертову двухпроцентную вероятность. Аня, которая пытается быть вне этого стеклянного пузыря. И вот я, — Эд раскланивается, — сейчас выполняющий функции громоотвода. Все нормально… мы движемся вперед. Все вместе. Кажется, в этом и есть смысл Лялиного предприятия?

— Так мне сдавать тест или нет? — прерывает Саша проповедь Эда.

— Если у тебя бывает незащищенный секс, если ты балуешься наркотой, если у тебя есть тату, если было переливание крови… если… если… Есть много причин убедиться, что с тобой все в порядке. Сейчас это занимает не более десяти минут. Не всегда ВИЧ — результат порока. Иногда это просто случайность… Тосты, кажется, сгорели. — Эд со вздохом вытаскивает подгоревшие ломтики хлеба. — Не стоит рассчитывать на то, что у Бога есть индивидуальный план для тебя. Незнание — это худшее средство защиты. В течении двух месяцев первый тест и потом через полгода еще один, и живи счастливо.

— Второй зачем? Первый может быть неверным?

— Просто у ВИЧ есть период окна, когда он не определяется.

— Звучит депрессивно, — ежится Саша.

— Саш, это та штука, которую ты можешь проконтролировать и исключить вероятность. По мне так лучший вариант, чем игнор и незнание.

— Логично, — кивает Саша, соглашаясь с Эдом.

Я потихоньку выдыхаю. Эд умело вырулил ситуацию из полнейшей задницы, которую я виртуозно замутил.

— А где Аня? — Эд оглядывается на лестницу. — Она спускалась?

— Может, отсыпается? — Варя вдруг зябко передергивает плечами. — Посмотрю, — она почти бегом поднимается на второй этаж. — Ань?

Напряженная тишина густеет, ощутимо пропитываясь тревогой.

— Ань! — Варя со стуком распахивает дверь. — Анька! Ребят, комната пустая, а телефон ее тут.

— Ушла гулять? — Эд крутит свою чашку с невыпитым чаем и встает. — Пожалуй, тоже пройдусь.

Через мгновение он возвращается, сжимая ярко-желтую куртку в руке.

— Может, она у Ляли? Илья, разбуди ее, что ли?

Лялька всегда спит крепко, игнорируя помехи из реальности с завидной безмятежностью; зная об этой своей суперспособности, дверь не запирает, поэтому я не трачусь на вежливое поскребывание у дверей. Заглянув в комнату, вижу, что наш куратор в полном одиночестве и очень надежно обнимает подушку.

— Ляль, — зову ее. — Вставай, Ляль, Анька пропала.

— Хорошо, — Ляля на секунду открывает глаза, очень серьезно кивает мне и плотнее закутывается в одеяло.

— Нет, Ляль, ничего хорошего, — я решительно отбираю защитный покров.

Лялька, насупившись, усаживается на кровати и укоризненно смотрит на меня сонными глазами.

— Аня пропала.

— Так… — информация медленно пробивает еще спящий мозг. — Аня… пропала. В комнате нет?

— В комнате нет, — киваю я.

— Вставай, Ляль. Мы весь дом обошли. Саша пошел проверить соседние коттеджи, — Эд в своей канареечной куртке стоит в дверях.

— Вот дуреха, — Варя протискивается мимо Эда и присаживается на кровать. — Лялька…

— Так! — Лялька зарывается пальцами в свою шевелюру… Значит, так. Не паниковать.

— Коттеджи все закрыты, на территории ее нет, — Саша, уже одетый, тоже заглядывает в комнату. — Эд, Илья, пройдемся по коротким прогулочным маршрутам. Без героизма. Строго по тропе. Зовите ее громко и часто. Девочки, проверьте ее вещи, может быть, получится понять, в чем она ушла, и еще раз обойдите территорию базы.

Мне достается уже знакомая вторая тропа.

—Ань! — раздраженно ору я в чащу. — Ань… твою ж мать!

И как только Лялька спокойно терпит от меня подобные выкрутасы? Стыдно и глупо.

У реки я вижу Сашу.

— Нет? — Саша ерошит волосы. — Я думаю, она вышла ночью и заблудилась. Нужно вызывать спасателей.

— Может, она в поселке?

— Хорошо бы… — отводит глаза Саша. — Возвращаемся. Все то же самое. Ни шагу в сторону, понял?

========== 5 ==========

— Значит, Аня была в бежевой куртке? — красно-синие сполохи сигнальной сирены пробегают по лицу немолодой женщины, которая опрашивает всех нас. — А обувь какая?

— Челси, — подает голос Варина дочка, — замшевые, коричневые.

— Фигово, — женщина что-то помечает в своем планшете.

— И худи, — девочка на секунду прикрывает глаза, — знаете, такого мутновато-зеленого цвета.

— Молодец, — женщина одобрительно кивает. — Может, еще что-то вспомните? — она обводит нас взглядом.

Я честно пытаюсь воссоздать в памяти, как выглядела Аня. Худенькая блондинка… и все. Ни цвет глаз, ни одежда так и не всплыли… Я оглядываюсь, всматриваясь в лица. Что ж это получается? Смотрю и не вижу?

— Есть какие-нибудь заболевания? Особенно важно, если что-то хроническое…

— Хроническое! — вдруг смеется Варя. — Извините… извините… Нервы, — обрывает она себя. — Понимаете, мы… мы ВИЧ-инфицированы, все, кроме Ляли… Ольги Александровны… ну и Милы, — притягивает она к себе дочь и обнимает.

— Вот как… Значит, ей необходимы какие-то лекарства? Подробнее, пожалуйста.

— Нет, без лекарств она вполне может обойтись какое-то время. Хуже всего, что сам организм ослаблен, а стресс все усугубляет, — Ляля тяжело вздыхает. — Надеюсь, это для вас не станет проблемой.

— Понятно. Не станет. Были ли какие-то конфликты? Неприятности, то, из-за чего она могла уйти.

— Да. Накануне от нее ушел муж.

— Как она это перенесла? Как реагировала?

— Замкнулась, — Ляля вдруг всхлипывает. — Я пыталась… Я не додумалась, что она может что-то натворить. Понимаете, тип не тот. Обычно она застывает, съеживается во время трудных периодов. Ее сложно расшевелить… Мне бы в голову не пришло, что она может рвануть в лес, — Лялька утыкается лицом в ладони.

— Тише… тише… — я обнимаю Ляльку.

— Может быть, начнете искать? Темнеет. Дайте нам фонарики, рации, мы тоже пойдем, — Эд, засунув руки в карманы и нахохлившись, исподлобья смотрит на женщину.

— Я вас понимаю, — женщина абсолютно спокойно прерывает его. — Просто нам нужно представлять, кого мы ищем, во что одет человек, какой это человек. Получить максимально точный портрет как физический, так и психологический. Может быть, чаю горячего? Да? А если вспомните что-то, возвращайтесь, я запишу.

Она встает, плотнее запахивает свою ярко-оранжевую курточку.

— Подождите, извините нас, — окликаю я ее. — Можно мы тоже будем ее искать? Как вы думаете… есть шанс?

— Она ушла ночью, — женщина хмурится, — в легкой куртке, в неподходящей обуви. Просто на эмоциях выскочила и заплутала почти мгновенно… Будем работать на прочес. Я вас проинструктирую и выдам фонарики, рации, навигаторы, спасжилеты и очки. Будьте внимательны, чтобы не пропустить лежащего.

Мне кажется, что мы идем уже несколько часов. Я устало сметаю паутину с лица и притормаживаю перед зарослями колючего куста, которые затянули небольшую поляну.

— Все правильно, — кивает мне старший группы, с которым меня отправили прочесывать квадрат. — Не сворачиваем, идем по максимально прямой траектории, — и продирается вперед, через заросли.

Я смотрю на трекер: прошли мы меньше полукилометра, а по ощущениям — пять.

— Ладно, — бурчу я под нос и двигаюсь вслед.

— Как самочувствие? Устал? — интересуется он.

— Устал, — со стыдом признаюсь я.

— Ты молодец. Прошли половину. Пей воду, смотри под ноги.

Сумеречный лес цепляется когтями высохших веток за одежду, ухает и хохочет, насмехаясь над попытками людей вырвать из его звериных объятий человека. Я задираю голову и вижу штыковые верхушки деревьев, угрожающее нацеленные в ночное небо. Мне, вооруженному фонариком, снабженному спасжилетом, навигатором, в двух шагах от другого человека жутко. Каково же Аньке?

Один квадратный километр леса за четыре часа. Мы стоим на точке выхода с маршрута. Старший группы отчитывался по рации.

— Тебя как зовут? — хлопает он меня по плечу.

— Илья.

— Макс, — он пожимает мне руку. — Как самочувствие? До базы дойдешь?

Ноги гудят. Я промерз и жутко хочу чего-нибудь горячего.

— Просто экипаж сегодня нарасхват. Если ты можешь, то мы бы вернулись пешком.

— Конечно, — киваю я, мало веря в свои силы. — А ты давно работаешь?

— Это не работа, — Макс отмахивается от надоедливого гнуса. — Это так… добровольно и бескорыстно.

Я недоверчиво смотрю на него.

— А так-то я маркето-о-олог, — иронично тянет Макс.

Уснуть я так и не могу. Переодевшись и загрузившись горячим кофе, пристраиваюсь на ступеньках коттеджа ждать новостей от следующей группы, вышедшей на прочес.

— Я уезжаю, ты как? Остаешься? — Макс, уже в чистой одежде и с сумкой через плечо, останавливается рядом.

— Как уезжаешь? Аню же не нашли.

— Я понимаю, — кивает Макс, — но мы все тут живые люди. Я приехал с работы, и через несколько часов мне снова на работу. И так тут у большинства. Ты, кстати, тоже не железный. Нужно поспать. Если ее найдут, то тебя разбудят. Бывай.

Он, развернувшись, идет в сторону припаркованных машин. Я растерянно смотрю вслед… Как можно спать или уехать, когда где-то там, в жуткой пасти ненасытного леса, пропала девушка? Но злости на Макса нет. Нет уже никаких эмоций, кроме тонкой поскуливающей надежды на то, что ее найдут.

Рядом со мной пристраивается Варина дочка.

— Я с вами посижу? — она осторожно ставит на колени большую кружку с кофе и морщит усыпанный веснушками носик. — А меня не берут в группу. Эд с Ольгой Александровной еще не вернулись. Маму тоже не взяли из-за обуви, она с прозвонами помогает. А я на кухне бутерброды резала.

— А Саша где?

— Он людей устраивает. Вы бы видели, сколько приехало.

Мы молча наблюдаем за незнакомыми людьми: кто-то уже готовый, в спасжилете и очках, проверяет фонарики, кто-то только подъехал и получает инструктаж.

— Вы как? — Саша с охапкой пледов останавливается рядом. — Идите спать, если будут новости — я вас разбужу.

— Все равно не уснуть, — качаю я головой.

— И я останусь, — девочка демонстративно подвигается ко мне. — С Ильей. Мама сказала не болтаться и быть со старшими.

— Держи, — Саша скидывает ей на руки один плед. — Не мерзни.

Она поплотнее закукливается и жмется к боку.

— Страшно в лесу?

— Жутко, — признаюсь я, — невольно начинаешь верить в нечистую силу. Там на неведомых дорожках следы невиданных зверей… мда… Как же тебя зовут? Что-то мы так и не познакомились.

— Милана. Вы меня не помните?

Не помню. Не обратил внимания. Не зафиксировал. Не счел нужным заметить… Идиот и эгоист, замкнутый в собственном мирке и зацикленный только на своей дорогой персоне.

— Смотрите! — девочка подскакивает, вся вытягивается и вглядывается в толпу. — Илья, смотрите!

Я тут же пытаюсь разглядеть и понять, что же ее так взволновало.

— Найдена! Жива! — волной по толпе прокатывается известие.

— Жива! — девочка утыкается в меня и ревет. — Нашли!

Я обнимаю трясущиеся детские плечики, зарываюсь носом в русоволосую макушку девочки, жадно вдыхаю изумительный полудетский конфетно-полынный запах. Жива! Мы стоим на крыльце, я обнимаю чужого ребенка и впервые чувствую нужность и сопричастность.

Поисковый лагерь разбирают дольше, чем ставили. Люди с каким-то неторопливым удовольствием переодеваются, пьют кофе, прощаются.

— Где же они?

Девочка, протащив меня через редеющую толпу за собой, теперь приплясывает возле координатора, шмыгая носом и нетерпеливо оглядываясь на лес.

— Вот смотрите, — координатор разворачивает к нам экран монитора, — они здесь. Вот тут, — очерчивает он дугу, — точка выхода группы. Там будет ждать машина «скорой помощи». Аню отправят сразу в больницу. Не переживайте, ее будут сопровождать. А группу подберем и доставим на базу. Но это не скоро, транспортировка человека дело не быстрое. Часа три-четыре, если все будет хорошо.

— Все будет хорошо…

========== 6 ==========

«Как Аня?»

«Норм. Спит. Ты тест сделал?»

В ответ Саша присылает мне смайлик, закатывающий глаза.

«Ты тест сделал?» — отправляю я ему фразу, снабдив ее для верности закипающим от злости смайлом.

«Сделал. Отрицательный. Говорю же, зря волнуешься. Я никогда не выигрывал в лотерею.»

«Сейчас это звучит просто отлично.»

Телефон тренькает, высвечивая значок оповещения. Я сворачиваю диалоговое окно и захожу на форум. Мужчина, 64 года, ушел в лес вчера днем. Я пробегаюсь по координатам — далековато, часа три займет. Сердечник… дело плохо.

Аня слабо шевелится. Смотрю на ее осунувшееся лицо.

— Привет, — машет она мне рукой, — давно ты тут?

— Нет. Но мне уже пора, — я пересаживаюсь к ней на кровать. — Пить хочешь? — помогаю ей приподняться и устроиться комфортнее. — Тебе тут девчонки компот передали, велели выпить до вечера.

— Ты опять? — Аня кивает на телефон. — Поедешь искать?

— Грибник. Вчера ушел. Макс пишет, что может забрать меня через час.

— Ты мой герой, — хмыкает Анька и слабо сжимает мои пальцы. — Найди его, — тут же всерьез добавляет она, — обязательно.

— Мы постараемся, — улыбаюсь в ответ, — вечером Варька с Милой забегут. — Целую Аню в лоб, заодно проверяя температуру. — Не скучай.

— Да когда мне скучать-то, — Анька чуть придерживает меня за шею, — мой день буквально по минутам расписан, то система, то укол… Ладно, беги.

Бегу… бегу, перепрыгивая через ступеньки, потому что лифт ждать мучительно долго. Бегу, отбарабанивая почти не глядя сообщение Максу. До дома минут пятнадцать; если срезать через дворы, будет время заскочить в магазин купить чего-нибудь из еды и воды.

Макс прибывает даже раньше. Я плюхаюсь на переднее сиденье.

— В лес ушел в защитке, — Макс с ходу переходит на детализацию.

— Пиздец, — откликаюсь я. — Таблетки, конечно, не взял?

— Конечно… — Макс круто выруливает. — Сейчас еще подхватим кое-кого и рванем. Родственнички тоже не суетились. Мол, дед в этот лес уже полвека ходит. Всю ночь чего-то ждали, только утром заявили.

— Все как в сказке, чем дальше, тем меньше логики… телефон он, конечно, тоже не взял?

— А вдруг потеряется, — иронично соглашается Макс. — Вот что с ними делать-то?

— Чипировать?

— Мечта-а-а… — усмехается Макс.

Работаем сразу и на прочес, и на отклик. Не находим. В город возвращаемся молча.

— Надо было остаться, — бурчу я, отдирая от штанов цепкие семена «липучки», переодеться я так и не успел. — Надо было еще раз пройти квадрат.

— И еще раз, и еще раз, — огрызается Макс. — Уймись. Дери их за ногу, этих грибников. Заблудился — сиди на месте… Так нет же… Как, кстати, эта ваша девочка? Аня?

— Анька молодец. Боец. Всю дурь в лесу оставила.

— Хоть какой-то плюс, — Макс зевает. — Черт, засыпаю. Сядешь за руль? — тормозит он у обочины.

— Только я твоего «монстертрака» совсем не знаю, — предупреждаю я. — И габариты плохо чую.

— Тогда на въезде в город толкнешь.

Макс кемарит на заднем сиденье. Я открываю окно и включаю музыку. Ночная дорога шуршащей лентой разворачивается под колесами внедорожника, сплетая несвязанный калейдоскоп обрывочных мыслей в единую канву. Макс, конечно, прав — мы сделали все, что могли. Но подсознание, вооружившись чувством вины, подталкивает мне фальшивые картинки того, что мой замыленный глаз просто просмотрел в густой траве, не разглядел в подлеске, пропустил…

— Все, хватит! — раздраженно рычу я себе.

— Грызешь себя? — полусонно бормочет Макс. — Я хотел бы проснуться в городе, если что, а не на базе. Понял? Не возвращаемся.

— Не возвращаемся! — соглашаюсь я, категорично отмахиваясь от фантомных воспоминаний.

В город въезжаем, когда уже начинает светать. Осталось пару часиков на сон. Попрощавшись с Максом, топаю домой. «Бодрый душ, литр кофе, до вечера дотяну, — убеждаю я себя, — а обедом можно пожертвовать и часик подрыхнуть».

— Ян? — столбом застываю возле подъезда. — Ты что здесь делаешь?

— Да вот, — Ян разводит руками, — тебя жду. Думал, провожу на работу и поговорим заодно. А ты внезапно появился с другой стороны, — он с недоумением созерцает мой весьма потрепанный вид. — И откуда ты такой… экстравагантный? — кивает он на мою обувь, красноречиво измазанную в рыжеватой глине с прилипшим лесным мусором.

— Долго объяснять. Зайдешь?

— Хотелось бы…

Кинув сумку у порога, иду в душ.

— Ян, — выглядываю я из ванной, — сообрази какой-нибудь завтрак?

— Yes, sir! — салютует Ян.

Я смотрю, как он деловито снует по кухне, и внезапно вспоминаю то катастрофичное утро, когда пропала Аня. И Саша… Отгоняю неуместные картинки и иду смывать с себя всю, как выразился Ян, экстравагантность.

— Кофе я не нашел, — оповещает меня Ян, как только мой отмытый и посвежевший лик является на кухне. — Как, впрочем, и всего остального тоже. Ты здесь не живешь, что ли? Так что вот тебе черный чай и сомнительной свежести крекеры.

Я печально вздыхаю и мысленно клянусь наконец найти время, заполнить скучающий холодильник едой, да и саму квартиру не помешало бы привести в приличный вид.

— Просто дел накопилось в последнее время, — каюсь я.

— Что у тебя происходит?

Я глотаю горячий чай и вдруг понимаю, что за эти два месяца произошло очень многое. Жизнь под завязку наполнена людьми и делами. С работы я мчусь в больницу к Ане, выезжаю с Максом на поиски, третирую Сашу. Варька и Мила основательно угнездились в этом моем новом мирке, настолько, что Милка потребовала моего присутствия на семейном ужине после получения школьного аттестата. Иногда мы выбираемся с Эдом и Лялей раскатать бильярд. Мда… всего и не перескажешь.

— У тебя кто-то есть? — Ян подходит ближе, внимательно заглядывая в глаза.

Да, у меня теперь кто-то есть.

— Нет, — я ставлю кружку на стол и тяну к себе Яна.

Теплые ладони сильно и неторопливо проходятся по спине, губы припечатывают кожу у основания уха и прогоняют по позвоночнику первую волну накатывающего возбуждения.

— Я соскучился, — шепчет Ян. — Как я соскучился…

Он неторопливо стягивает футболку, поворачивает меня спиной к себе и тут же прижимается к татушке на шее, заставляя прогнуться и зашипеть от удовольствия.

— Активация опасного объекта начинается, — усмехается он. — До запуска осталось…

— Объект активирован и готов к старту, — сообщаю я, плотнее прижимаясь к его паху, расстегиваю ширинку и кладу его руку на свой член. — Перейти на ручное управление.

— Yes, sir! — с готовностью рапортует Ян, и стол глухо скрипит под тяжестью наших тел.

========== 7 ==========

— Опять? — Ян сидит на основательно разворошенной постели. — Мы же договорились.

— Извини, — я быстро перебираю рюкзак, — надо ехать, Макс заедет через двадцать минут.

— Илья, ты же обещал на выходные остаться дома.

— Ян, — разворачиваюсь и тянусь поцеловать. Он резко отстраняется. Вздохнув, чмокаю его в колючую щеку. — Я не могу. Понимаешь, людей нет. Макс говорит: максимум человек двадцать откликнулось.

Ян молча созерцает стену.

— Пойми… Прошу…

— Я пытаюсь. Даже что-то понимаю. Вот только встроиться в твою жизнь получается исключительно в область секса. И все, дальше как-то не идет.

Телефон бодро пиликает позывными. Значит, Макс подъехал раньше. Я подскакиваю, на ходу запихивая в карманы куртки ключи, зарядник, зажигалки.

— Я не буду там торчать до победного. Обещаю.

— Ты уже обещал мне эти выходные.

— Ян…

— Все, иди. Ты же не передумаешь?

— Не передумаю.

Ян отшвыривает подушку.

— Дождись меня, и поговорим. Я как-нибудь… я как-нибудь… — на секунду задерживаюсь в дверях, — постараюсь как-то стабилизировать свою жизнь…

Кубарем скатываюсь по лестнице, увидев Макса, машу ему рукой.

— Илья! — поднимаю голову и вижу в оконном проеме Яна. — Иди на хер!

Я плюхаюсь на сиденье рядом с Максом.

— Привет, — бурчу в ответ на выразительно приподнятые брови. — Введи меня в курс дела.

— Подростки. Двое. Сбежали из лагеря и заблудились. Это кто был? — Макс напряженно поглядывает в мою сторону.

— Это… — я выдыхаю, — Макс, это мой парень.

— Но-о-о-вости… А ты у нас?..

— Да. Это важно?

— В общем, подростки. Тринадцать лет. Ушли часа в три. Их хватились ближе к вечеру. Что хуже всего — лес сложный, с болотцами и водоемами.

— Плохо. Как одеты?

— Шорты, футболки, кроссовки.

— Погода не радует, — я, уткнувшись в телефон, изучаю метеоданные.

— Кажется, дождь собирается. Родители уже там. Местные вызвались помочь. — Макс резко выкручивает руль. — С-сука! Пидор! — орет он вслед подрезавшей нас машине. — Куда прет, гондон…

Я, вцепившись в ремень безопасности, сжимаю зубы.

— Вот что… иди-ка ты сегодня в двойке с кем-нибудь другим. Понял? — цедит Макс сквозь зубы.

— Понял, — отвечаю я и молча рассматриваю фотографии ребят, которые уже вывесили на сайте. Все потом… потом. Сейчас главное — найти потеряшек.

Лес сложный. С буреломами, завалами, болотцами. Телефоны ребят молчат. Мы прочесываем самые опасные квадраты, проверяем берег возле воды.

— Работаю на отзыв, — моя напарница Тина останавливается. — Кири-и-илл! Ми-и-иша!

Мы напряженно вслушиваемся, надеясь на ответ.

— Кири-и-илл! Ми-и-иша! Закончила работать на отзыв, — Тина оборачивается ко мне. — Отдохнем минуту? — она разворачивает шоколадный батончик. — Будешь?

Я отрицательно трясу головой.

— Вы с Максом чего не поделили?

— Мы ничего не делили, — меняю аккум на фонарике. — Пошли.

— Тина, скиньте мне свои координаты. Есть фотографии с квадрокоптера, где-то в вашем квадрате есть что-то подозрительное, — выходит на связь координатор.

— Сейчас, — Тина скидывает требуемое.

— Вправо от вас метров триста. Проверьте. Какие-то тени.

— Приняли. Отдохнула, — встает Тина. — Пошли.

— Ничего, — разочарованно тянет она, пнув обычный мусор, оставленный людьми, судя по состоянию, очень давно. — Возвращаемся.

В штабе многолюдно. Поиск стал резонансным.

— Что значит — ты не можешь?! — орет Макс на координатора. — Похуй!

Я спешу на шум. Макс резко оборачивается и почти натыкается на меня. Останавливается, прищурившись, испепеляет взглядом и с силой толкает в грудь.

— Макс, ты снят с поиска! Вали домой! — рычит координатор. — Некогда еще и тебя нянчить.

— Все! Я все, — Макс поднимает руки. — Я успокоился. Я в деле.

— Вали домой, я тебе сказал! — координатор отворачивается, берет мой навигатор, чтобы скачать данные. — Ты как, Илья?

— Сейчас чайку попью, — провожаю взглядом Макса, — и снова выйду.

— Что у вас там за мелодрама с Максом?

— Разберемся, — отмахиваюсь я. — Со всем разберемся, но после. Парняг только отыщем.

— Вот это правильно. Пей чай. Пойдешь старшим группы. Людей много, а наших мало.

— Я старшим? Я не готов.

— Готов, — прерывает он меня.

Домой возвращаюсь только через сутки. Обвожу взглядом пустую квартиру. Набираю номер Яна. Молчание. Сгрызаю остатки так и не тронутого им завтрака, принимаю лекарства и заваливаюсь спать. Мальчиков так и не нашли, поэтому я ставлю телефон на зарядку и ложусь спать рядом с ним, чтобы не пропустить звонок, если будет. Едва разлепив глаза, проверяю сайт. Не найдены. Пометавшись по квартире, отпрашиваюсь с работы и набираю Тину.

— На поиск едешь? — интересуюсь вместо приветствия.

— Еду, людей собираю.

— Меня прихвати.

— Ясно. Жди. Подъеду — отзвонюсь.

Регистратором сидит Макс. Он поднимает на меня тяжелый взгляд.

— Ты же только недавно с поиска.

— Нормально. Я готов, — я смотрю ему прямо в глаза, — запиши меня.

— Иди, получишь детализацию и навигатор. Там тебя какой-то фрукт спрашивал, — ухмыляется он.

— Где?

— В палатке посмотри. Спит. Выходил с группой на прочес.

Я лечу к палатке. Неужели… Откидываю полог и вижу Сашу, плотно завернувшегося в плед.

Дурак… Надежда одна из самых вредных привычек?

Будить не буду. Лес выматывает на раз-два. Пусть отдыхает.

— Что за таблетки ты все время глотаешь? — интересуется Тина, которая снова идет со мной в группе. — Тебе можно на поиск?

— Можно. Даже нужно.

— Какой ты бирюк, Илья, — она притворно дуется. — Шоколадку будешь?

— Буду. Извини меня.

— Да ничего…

— Ничего… ничего… ничегошеньки… Ни одного артефакта, ни следа… Водолазы тоже ничего не нашли?

— Пусто. Это радует.

— Такая себе радость. Условная.

— Подпорченная реальностью? А этот твой знакомый, Саша?..

— Ну?

— Познакомишь?

Надо же… Я качаю головой.

— Тина, ты взрослая девочка, познакомься сама.

Я присматриваюсь к ней. Симпатичная же девчонка. Ревнивый червячок шевелится где-то с темной стороны души. Все-таки я редкостный эгоист с хорошим запасом сволочизма.

— Все, дальше никак, — Тина устало опускается на землю. Мы доходим до болота, не помеченного на карте. — Надо попросить ребят, пусть тут квадрокоптер поснимает. Подождем или будем возвращаться?

— Подождем, — я присаживаюсь рядом.

— А ты как попал в поиск?

— Подруга пропала. Поучаствовал. Втянулся.

— Нашли?

— Нашли. Ее Аня зовут.

— Хорошо. А я за парнем пришла. Парень ушел из поиска и от меня. Перегорел. А я вот осталась.

— Знакомая история.

— Макс там рассказал про тебя. Что ты…

— Прекрасно, и что теперь?

— Теперь… теперь мне хотелось бы знать, есть у меня шанс с Сашей или он тоже?..

— Серьезно? — я усмехаюсь. — И что, не будет остракизма и анафемы?

— Да брось ты, нормально все, и Максу мозги вправим. Не переживай.

— Не пережую… — улыбаюсь я, невольно выдохнув от облегчения.

— Можешь же быть приятным, когда хочешь, — хлопает меня по плечу Тина. — Погуляем по краю болотца?

— Погуляем, — встаю я и подаю руку девушке.

— Так ты еще и джентльмен, когда не в обороне? Смотри! — Тина нагибается и проводит ладонью по стволу замшелого поваленного бревна. — Смотри… смотри, что мы нашли! — она любовно гладит содранный мох. — Тут же явно карабкался кто-то! Подожди! — она отщелкивает несколько кадров и скидывает в штаб. — Что скажешь? След?

— След! Давай-ка покричи! — я внимательно осматриваю место вокруг бревна.

— Кажется, след? — оживает рация. — Тина, поработай на отзыв! — приходит распоряжение от координатора. — Илья, скинь локацию!

— Уже! — адреналин плещет в кровь, внутри звенит предчувствие. — Скинул.

— Квадрокоптер скоро будет на месте. Осмотрите там все тщательно!

— Кири-и-илл! Ми-и-иша!

Мы замираем, прислушиваясь.

— Ми-и-иша!

— Слышишь?! — я дергаю Тину. — Слышишь!

— Идем! — подхватив рюкзаки, мы бежим на слабый крик.

— Под ноги! Под ноги смотри! — подхватываю я споткнувшуюся девушку. — Я вас троих не вытащу.

— Троих!

Мы продираемся через заросли дикой малины, сползаем в незамеченный из-за густого подлеска овраг. Нашли! Мальчишка сидит, опираясь спиной о гнилой пень, рядом с ним, скрутившись, лежит второй. Я накидываю куртку на того, который сидит.

— Ты как? — прижимаю к себе всхлипывающего парнишку. — Тина, как второй?

— Жив! Жив! — она тщательно проверяет мальчика. Кажется, цел. — Все… Все… Сейчас все будет хорошо… — Илья!

— Найдены! Найдены оба! — ору я в рацию.

— Ждите! К вам направляется борт. Как они?

— Шоколадку будешь? — рыдает Тина, укутывая мальчишку. — Вкусный, молочный…

— Ну как оно, найти потеряшку? — Макс хлопает меня по плечу. — Дай обниму. Прости. Все это чехуйня… вся это ориентация… Простишь?

— Если ты меня только домой доставишь.

— Не-е-е… мы это дело отметим. Заедем в одно место. Там такой шашлык бесподобный. Считай — это твои призовые и мое извинение. Друга твоего дождемся и рванем. Он тоже молодчага. Четко работал.

Сытый и разморенный теплом машины, я клюю носом, слушая сквозь дрему байки Макса про поиск. Он, похохатывая, рассказывает Саше, как искали лесника, который от стыда за то, что заблудился, бегал от них по всему лесу. Я пристраиваю куртку поудобнее и окончательно проваливаюсь в глубокий сон.

Просыпаюсь с тяжелой головой, с непривычки сильно захмелев от вина, которое позволил себе по такому случаю. Потихоньку сползаю с кровати, стараясь не разбудить Яна… Так. Стоп! Яна? Я медленно воскрешаю в памяти вчерашний вечер. Мы посидели втроем — Макс, Саша и я… А потом?..

А потом…

Я тяну край одеяла. Черт… А потом Саша остался у меня. Вчера было слишком много всего… Надеюсь, мы… По крайней мере мы предохранялись — я вижу надорванную упаковку презерватива. Уже хорошо… Мда… Я умею замутить херню, моментально и бесподобно. Стараясь не разбудить Сашу, выползаю на кухню. Вытряхиваю из банки остатки молотого кофе, ставлю турку.

Что же теперь делать? Черт…

— Рано ты, — в дверях кухни появляется Саша. — А я так и не научился варить кофе. Угостишь?

— Конечно. Саша… я…

— Подожди! — взмахом руки прерывает он мое невнятное мычание. — Не надо, ладно? Я все понимаю, но кофе-то мне можно?

Подловатое облегчение немного распутывает напряжение, сковавшее мою совесть.

— День был такой, да? Поиск… Это все… Знаешь, я никогда не испытывал все так остро. Будто громкость жизни выкрутили на максимум. Как-то все стало и важным, и незначительным одновременно. Хочется просто жить сейчас. Вот именно сейчас. Хорошее утро, хороший кофе и не надо трагедий. Я понимаю, почему ты там с Максом, с Тиной ищешь кого-то.

— Себя. Саш, я себя ищу. Место свое в этом мире. Миссию… если позволишь немного пафоса. Я каждый день жил с этим своим диагнозом, боролся, лечился… и не особо понимал, зачем. Для чего… А там все встало на свои места. И что бы теперь ни происходило в текущий момент, я знаю, для чего мне нужно завтра проснуться, выпить очередную дозу препаратов и жить.

***

— Ты крутой! — Милка виснет на моей шее.

— Правда? — меня все еще потряхивает от адреналина. — Не зануда?

— Да вообще-е-е… нет! Когда ты рассказывал, как вы этих мальчишек нашли, у нас полкласса рыдало, а вторая половина просто смогла сдержаться. Пошли, там мама с Лялей внизу ждут.

Мы выскакиваем на улицу, я задираю голову, подставляя лицо под крупные хлопья снега. Зима окутала белым пледом город, приглушив ритм жизни.

— С почином? — Варя чмокает меня в щеку. — Как прошло? Дети тебя не съели?

— Нет. В перечне того, что не надо делать, как раз был пункт о том, что не стоит тянуть в рот всякую дрянь.

— Остряк, — хмыкает Лялька. — Вот что я думаю, Илья, лекции по безопасности для детей — это прекрасно. Здорово, что ты им доступно объясняешь, что нужно делать, чтобы не потеряться, и как себя вести, если это случилось. Но безопасность понятие более широкое. Может быть, ты расширишь свой репертуар?

— Ляль…

Я не готов к тому, чтобы расстаться с лаврами героя и вновь облачиться в схиму изгнанника.

— Понимаю, сложно. Но это новый уровень. Подумай.