Собачья площадка

Еще они хотели поехать с нами во Львов. Львов они любили не меньше Кракова, считали его польским городом, как впрочем и все города на западной Украине вплоть до Житомира. Они часто ездили во Львов со своими тетками и дядьями на могилы родственников. Я пожаловался им обоим, что не могу так больше жить, что я, вообще-то, гей и это непорядочно и что мне, наверное, надо бы развестись со Светкой,. Ева отвечала, что я напэвно, наверняка не совсем гей и что у нас такие славные детишки, зачем же разводиться, вот у них дети - не получаются, а мы-то со Светкой вполне себе можем жить. Збышек молчал, думая о чем-то своем и рассматривал виды Кракова в интернете. Он был очень нежен со мной тогда, пока Эва была в душе.

На следующий день мы всей семьей заболели гриппом. Началась ежегодная эпидемия. Светку в больнице некому было подменить, она ушла на работу с температурой, я остался ухаживать за детьми и собакой. Наши поляки тоже заболели, так что вечером супруги Райх забрали Лапу на прогулку. Наутро пришлось тащиться к врачу за больничным. Наш врач сморкался в платок и чихал не меньше моего. Ему, ведущему собственную практику, болеть самому было дороговато. Практика представляла собой анфиладу кабинетов, в каждым из которых сидели пациенты с карточкой наготове. Взмыленный чихающий доктор пробегал из кабинета в кабинет, тратя на каждого больного минуты по три. Жалобы? Температура, тошнота, насморк, голова болит. Так-так. Какая у вас касса? Врач присел к компьютеру, что-то торопливо набрал на клавиатуре. Так-так, вот вам рецепт от тошноты, вот - от головной боли, утром и вечером, вот жаропонижающее, три раза в день, так, что у вас еще было, а, вот капли от насморка. Вручив мне бумажки, доктор замученно улыбнулся, пожелал скорейшего выздоровления и и унесся вдаль по анфиладе.
-Херр доктор, подождите, а больничный?
-Ах, что ж вы сразу не сказали?
Доктор досадливо чихнул и вернулся к столу.

Мне выписали больничный на три дня, который я, как и полагается, отправил по почте на работу. Рецепты от немецкого доктора Света выбросила в помойку, прописав нам и себе чай с медом и лимоны. Хорошо на больничном! Я играл с детьми в тихие игры, мы придумывали сказочные истории и переводили на немецкий стишок "Жили были дед и баба..." для лишенных этого удовольствия местных детишек. Когда дети спали, я запирался в комнате с компьютером. Через три дня мне уже стало значительно лучше, но я вошел во вкус и решил продвинуть бюллетень на всю неделю.

В практике бегал по анфиладам уже другой врач, наш-то, видимо, совсем слёг. Гутен таг, новый доктор протянул мне руку, сильный русский акцент, наверное недавно тут, глаза приветливые, с искрой, даже озорные. Симпатичный.
-Вы русский? Откуда?
-Питер.
-Оппа! Земеля.
-Первый мед?
-Нет, педиатрический.
-А у меня жена первый мед закончила. Диплом ваш легко признали?
-Давай на ты.
-Миша.
-Витя.
-Насколько тебе больничный выписать?
-Да мне до конца недели, больше не надо, зачем буреть. Вот мой телефон, звони как будет время.
-Ок! Ну, я побежал, тут блин очередь.

Миша позвонил в пятницу. Вечером уже зашел к нам в гости. Со Светкой они, конечно, быстро нашли общий язык, вспомнили Привеса, автора учебника по анатомии, Светка еще успела застать его в первом медицинском. Старенький еврейский профессор забирался на стул, махал руками по сторонам и кричал студентам: ну вот смотрите, я - матка, а это мои придатки. Кроме того, Миша неплохо пел грубоватые медицинские прибаутки из КВНов. Узелок завяжется, узелок развяжется, а потом весь геморрой из штанов покажется. И др.

Миша в данный момент искал работу и временно подрабатывал по черному за гриппующего херра доктора. Светка обещала ему помочь с работой. Семьи у Миши еще не было, он перебивался социальной помощью и временными халтурами, одевался скромно, ходил пешком, но, похоже, был доволен жизнью. Бывают такие люди, которых непросто выбить из колеи: с машиной хорошо, да и без машины тоже неплохо - ходьба ведь так полезна. Денег мало - зато и работать не надо, а если придется много работать - тяжко, но зато денег будет много. Так же, наверное, и с семьей.

Мы подружились. Збышек и Эва тоже оказались в восторге от милого Миши, после того, как мы все вместе напились бельведерской в следующую субботу. У Миши была с собой гитара, мы много тихо пели все вместе, особенно удачно получились "Ярмарки пляски" ("Колорових ярмаркив..."). Мы пели по бумажке на обоих языках, ласково исправляя друг у друга ошибки. А за три дня до этого, в среду, мы трахались со Збышеком в дешевом отеле. Один час, с пол-пятого до пол-шестого, а потом рассказывали нашим женам, что попали в пробку на автобане. Ночью, когда я сидел перед монитором в гостиной, следя за шорохами, и рассматривал мальчиков на сайте гей-ромео, мне вдруг стало стыдно и я не понимал толком, перед кем.

В Питере у нас со Светкой оставалась квартирка у метро Пионерская. Жильцы не перевели денег за прошлый месяц и гнусно исчезли из всех возможных эфиров. Кому-то из нас нужно было срочно брать отпуск и лететь в Питер на поиски новых жильцов. Отправились мы с Мишкой, у него в Питере жила старенькая мама, которую давно пора было проведать. Поляки тоже хотели на экскурсию в окно Европы, но их не отпустили с работы. С нами увязалась старуха Штерн. Она умело решила проблемы с животными: девушка, которая гуляла с ее Андрюхой и нашей Лапой, поселилась на эту неделю в старухином доме на краю города. Мне нечего было возразить, ведь оставлять собаку одну дома мы больше не рисковали, а моя Светка не ездила на машине.

Фрау Штерн взяла с собой в аэропорт небольшую сумочку. Голосом, рассчитанным на зрительское удивление, она объяснила, что никогда не волочет с собой в поездки большие чемоданы, ибо пару футболок проще купить на месте пребывания. Я мысленно подсчитал ее доходы: своя пенсия, пенсия за покойного мужа, выплаченный дом. Она где-то права. В дьюти-фри она приобрела шоколадку и бутылку водки, которую поспешила откупорить в самолете еще до взлета. В небольшой сумочке нашлось место для складных стаканчиков.

Неторопливо бредя по Невскому мы через каждые пару перекрестков, когда бабка уставала, заходили в первое попавшееся заведение пропустить граммов сто. Фрау Штерн не могла позволить упасть уровню алкоголя в своей крови ниже определенной величины. В Эрмитаже ей было душновато, мы продержались всего час и вышли на улицу в поисках очередного заведения. Не ожидала, ворчала фрау, такой, прямо, известный музей и нет ни одного Караваджо, ни одного Дюрера, странно. И Модильяни нет.

В утешение мы привели ее в немецкую лютеранскую церковь, Петри-Кирхе, где она подробно выспрашивала бабушку, сидящую за столиком у входа, о церковных событиях. Бабушка рассказала, что в советские времена в несчастной кирхе был сначала склад овощей, а потом бассейн и что чаша этого бассейна до сих пор существует под кирхиным полом; чтоб закрыть чашу, пол пришлось поднимать на несколько метров и из-за этого сильно пострадала акустика. Бабушке фрау Штерн вручила 20 евро. После церкви мы снова восполнили упавший уровень в крови и Миша высказал мысль, что за эту неделю мы с ним станем алкоголиками.

Вечером в плане стояла филармония, малый зал. Миша был там с мамой. Мама оказалась милейшей питерской дамой с буклями и в очках на цепочке, с несколько барским выражением лица и голосом, не предполагающим несогласия. В буфете филармонии Миша встретил приятеля, довольно миловидного, в концертном костюме, с длиннющими ресницами, они поцеловались и поговорили о чем-то в уголке, дожевывая бутерброды. Опять этот Женя, сказала мишина мама и поморщилась. Когда мы расселись по местам и началась Шехерезада Римского-Корсакова, Миша показал мне в оркестре этого Женю, вот там, видишь, гобои, а рядышком он, с флейтой, видишь?
-Вижу. Он хорошо играет? Я не очень разбираюсь.
-Играет? Нормально. Но сосет лучше. Мы были вместе, два года, даже с лишним, а потом я уехал в Германию. Он алкаш.
-Так ты, Миша, ты...?
Мой голос неожиданно охрип, захотелось глотнуть воды.
-Да, я очень и очень плохой.
Губы у Миши сжались упрямой дугой, а в глазах возникло что-то шкодливое, как у прогулявшего урок семиклассника.
-Все окей, Миш, нет проблем. Вообще-то, я тоже, иногда...
Пошла главная шехерезадовская тема, мишина мама зашикала на нас.

На следующий день мы с фрау были у них в гостях, в старом доме на Васильевском. Бэлла Григорьевна работала искусствоведом и немного помнила немецкий. У них в шкафу, как и у фрау Штерн, водились альбомы по искусству. На альбоме Модильяни последовала информация про Ахматову, Витечка, переведите, у меня не хватит слов, ведь у них с Ахматовой была любовь, Модильяни оставил ей рисунки.
Красивая, длинномордая кошка с огромными ушами задумчиво сбрасывала с широкого подоконника свою еду на паркет и с глубокомысленным видом наблюдала, как бойкий спаниель ее с жадностью пожирает.
-Вот назаводил скотины, пожаловалась Бэлла Григорьевна, -и смылся, а я возись.
-Мама, я же сказал тебе, что могу их забрать, оформлю справки и заберу.
-Ладно, помолчи, заберу, пусть тут побудут, устройся там сначала.
Я задумался о том, для чего же мне нужна Лапа в психологическом плане.
Задушевный вечер закончился глубокой ночью, Миша не хотел пить при маме и мы втроем взяли такси ко мне на Пионерскую, в квартиру с нежилым запахом.

Надо отдать должное фрау Штерн: она, хоть и нуждалась в постоянном доливе, чтобы не уронить, как уже упоминалось, зеркало алкоголя в крови, но пьяной я ее ни разу не видел. Восполнив потерянные промилли, она всегда останавливалась. Не то мы с Мишей. Раскрасневшись, плюясь, роняя ложку мимо оливье из кулинарии, Миша ревел, пугая серую питерскую ночь, что у Рашки нет и не будет будущего, а Модильяни спер все линии у Ботичелли. Я слышал о линиях впервые в жизни, но, почему-то, не соглашался, а несчастная фрау просила объяснить по-немецки, о чем это таком интересном мы столь горячо дискутирен. Устав, она махнула рукой и удалилась ко сну.

Мы угомонились много позже, и, когда курили на кухне в самый последний раз, прежде, чем разойтись наконец по кроватям, уже в одних трусах, с серебряными лицами, устало роняя пепел на подоконник, к нам неожиданно явилась из своей комнаты совершенно обнаженная фрау Штерн с мальборо в тряпичном рту. Голосом, рассчитанным на многочисленных зрителей, она заявила, что, разве мы еще до сих пор не заметили, что она вообще не носит нижнего белья. И никогда не носила. И ее муж тоже не носил и что они всегда при детях тоже так ходили и ничего, выросла нормальная дочка. Насчет нормальности я не стал с ней спорить. Напустив на себя толерантности мы докурили, как ни в чем ни бывало, и разошлись по комнатам.

Минут через пятнадцать к нам постучалась фрау, чтобы сообщить, что у нее понос, она, видимо, не переносит этот русский салат с французским названием. Зевающему перегаром Мише пришлось выслушать все ее жалобы и уложить спать, пообещав дать таблетку, если не пройдет. Засыпая под их пищеварительную колыбельную, я думал о Збышеке. Вчера ночью мы дрочили с ним по скайпу, Миша тогда спал у мамы на Васильевском, а от фрау я закрывался на шпингалет. Збышек сказал, что очень скучает по мне и, наверное, любит. Я тоже скучал.

Проснулся я заполдень. Сквозь немытое окно в глаза шрапнелью стреляло солнце, Миша зачем-то делал мне минет, болела голова, хотелось пить, было слышно, как гудит на улице троллейбус и фрау пользуется туалетом за стеной. Я вытащил себя из Миши, -не надо, зачем. Не целуй, я хочу почистить зубы.
Фрау не выходила.
Только покойник не ссыт в рукомойник - Миша разрешил мои мучительный колебания. Я вспомнил, как мы в общаге варили курицу в раковине с помощью кипятильника. Позвонила Светка. Дети взяли Лапу на выходные и бесились с ней по всем комнатам.
-Папа, когда ты приедешь? Я научила Лапу давать лапу!
-Нет, это я научил, -сын вырывает трубку,
-нет я первая научила!
Сыну надо искать репетитора по математике, дочка заняла первое место в своем бассейне, у Светки неприятности на работе.
Лапе приставили трубку к уху,
-Лапа, Лапа, Platz! -орал я.
-Витька, ты не поверишь, она реагирует.
Действительно, вроде даже заскулила.

Viktor, kommen sie bitte zu mir - захрипело из туалета. Все, народ, пока, фрау плохо, холера, звоните завтра.
Фрау совсем ослабла, мы отвели ее в комнату. Подумали и вызвали такси, Миша устроил ее на свою бывшую терапию, в отдельную палату и договорился, чтобы не переводили в инфекционную.
-Дня четыре точно пролежит, надо капельницу ставить, обезводилась старушка вконец.
В машине фрау прижимала к себе сумочку, на дне которой, под помадами, кремами и тряпочками плескалось в термосе пол-литра московской.
-На три дня должно хватить, проговорила фрау заискивающим тоном. Только не уезжайте без меня. Если придется переносить вылет - я за все заплачу.

Миша снова остался ночевать у меня на Пионерской.
Он вышел из ванной комнаты, обмотанный полотенцем, под которым уже торчало. У Миши были немного перекачаны плечи и от этого грудь казалась уже, черные волоски завитушками покрывали подтянутый живот, на бедрах были видны под кожей отдельные мышцы. Я сам был удивлен, что мне не хочется. Наверняка, из-за поляка. Миша подошел ко мне совсем близко, медленно провел мне пальцем ото лба вниз, вдоль носа, к губам, потрогал щеки наружной стороной пальцев, взял меня за затылок, прижал мои губы к своим, я постепенно захотел и дал собой овладеть. Потом мы пили чай и я сказал, что, по всей видимости, люблю другого человека.

В понедельник я нашел, наконец, жильцов, внушающих доверие. Отлет был уже скоро, в среду вечером.
-Вы что, сбрендили? Переносите полет, ей там немецкая страховка все оплатит, семьдесят три года это не шутка - ворчал невыспанный доктор на отделении. -Пусть полежит еще дней пять.
Доктора можно было понять, мы по два раза в день таскали фрау деньги, которые она старательно рассовывала по радостно оттопыренным карманам персонала.

Старуху мы выкрали из больницы во вторник. В аэропорту на контроле ручной клади на дне ее плещущей сумочки нашли вездесущую бутылку и предложили выбросить жидкость в стоящее рядом с лентой мусорное ведро. Это была полностью моя вина, забыл ей сказать, что больше ста миллилитров в самолет не пропускают. Фрау Штерн возмущалась всего минут пять, потом молча открыла бутылку и высосала всю оставшуюся водку на глазах у восхищенной очереди, запрокинув горлышко к потолку.
-Stark! (сильно), похвалил нашу фрау стоящий за нами огромный баварец с пивным пузом.
Фрау Штерн удовлетворенно оглядела зрительскую массу.
-Ой, вы же антибиотики пьете!? -я перепугался не на шутку, представив себе худший из сценариев. -Что ж я Инге скажу?
-С тетрациклином можно, успокоил меня Миша. -Проверено.

Дети наперегонки забирались мне на плечи, нещадно держась за волосы, подросшая за неделю Лапа пыталась подняться вверх по моей ноге, цеплялась зубами за брюки, писала и скулила от радости, Светка устало улыбалась, -дети, ну дайте же папке войти, в глазах ее сидела настороженность, не слишком ли весело мне было без семьи. Я осел на ковролин, дети ползали по мне на четвереньках, крича "мой папа лучше всех на свете", Лапа лизала меня в рот, кусая за бороду, я прикрыл глаза и думал о Збышеке, ощущая несколько комплексов вины сразу.

Пошли сплошные дожди. Крапало неделями без перерыва, Лапу приходилось мыть после каждой прогулки. Я совсем перестал трахать жену.
Збышек дней через десять признался своей Эве, что больше так не хочет и им надо развестись.
Мы встречались с ним почти каждый день, где попало: в дешевом отеле, у них, если Эва была на работе, у нас, по утрам, пока мои дети были в школе, а чаще всего - в машине, на пустыре, на безлюдных стоянках у автобана, слушая, как сыплет по стеклам дождь. Огни фар расплывались в воздушно-капельном мареве, качались черные деревья, иногда грохотало сверху, а я лизал его узкое тело, тихонько дул в высокомерные польские ноздри, кусал тонкие упрямые губы и понимал, что, если есть на свете любовь - то вот она, приплыла ко мне, на тридцать втором году жизни, здравствуй, подруга.

Збышек никогда не заговаривал со мной о наших с ним перспективах, ни разу не посетовал на то, что у меня на нас с ним меньше времени, чем у него. Между тем у моей Светки изменился взгляд. Наверное, он изменился у меня первого, не знаю. Мне вообще не хотелось думать, а было уже пора.

Я рассказал обо всем моему доброму Мишке, ведь ты же не ревнивый, нет?
-Я? С чего ты взял? Ты очень милый, Витя, но, не обижайся конечно, это была не более, чем симпатия, все окей и в рамках приличия.
Мишка почти нашел себе к тому времени достаточно регулярного немца, его немецкий немного улучшился, кстати. Он сказал, что мне, по всей видимости, придется развестись, ведь так честнее, но, вообще-то, он не может советовать, дело сложное.

И я спросил совета у фрау Штерн.
Водолаз Андрюха возвышался коричневой горой посреди комнаты, воняло псиной, в камине трещали мокрые дрова. Лапа вертелась у моих ног. Фрау зажгла сигаретку, налила себе и мне водку в серебряные рюмочки с узором. Я понимаю, Herr Viktor, сказала она прокуренным голосом Марлен Дитрих, вы имеет большой стресс. Но, сами посудите, у мало кого из мужчин нет любовницы. И у моего была. Я его, конечно, сделала - по количеству измен, но, вы знаете, зачем-то он мне все-таки был нужен все эти годы.
-Зачем же? -спросил я старуху.
-Ah, Herr Viktor, ну сначала Инга была маленькая, а потом, потом я уже и не помню, зачем. Одного из этих моих я действительно любила, очень, но, я не знаю, была бы я счастливее, если бы ушла к нему. Честно, не знаю. Больше я вам ничего не скажу, Herr Viktor, ничего.
Она сладострастно затянулась. Пепел упал на скатерть.
-Что-то у меня с ногой, вот же шайсе.
Она криво положила дымящуюся сигарету на край пепельницы, проковыляла в прихожую и вернулась оттуда со связкой ключей.
-Я по пятницам всегда с шести до девяти играю в покер у фрау Дитрих. Вот вам ключ от дома. Там на чердаке есть кровать, не знаю, если она вам нужна, только бельем занимайтесь сами, это не мои проблемы.
Я поцеловал ее в дряблую щеку, взял ключи и поехал с собакой домой.

По дороге я решил все рассказать Светке и вместе с ней определить дальнейший ход наших событий. Она современная взрослая баба, зачем ограждать ее от действительности. Не доезжая до дома я остановился, выключил зажигание и зачем-то написал сообщение Збышеку.
-Збыха, панчик мой коханый, мы скоро будем вместе, кончится моя двойная жизнь, весь этот обман, кончится.

Лапа влетела в квартиру, роняя на ковролины уличную грязь.
Из детской слышались радостные голоса.
Светка сидела понурая у кухонного окна и глядела в никуда.
-Котлеты будешь? Остыли уже.
Вокруг глаз ее обозначились серые ободки, отражение в оконном стекле казалось много старше.
Я подошел к ней, положил руки ей на плечи. Волосы ее были повязаны в хвост обычной резинкой. Я стал стаскивать резинку с волос, резинка цеплялась к волосам и путалась, я запустил в волосы пальцы, обхватил обеими руками голову и поцеловал макушку. От жены пахло хлебом и молоком в детстве.
-Ешь, ешь уже.
Я видел из кухни, как она подошла к зеркалу в прихожей, долго смотрела на себя и причесывалась, перебирала в ящике разные красивые зажимчики для волос.
После котлет я сел к компу и написал Збышеку новое сообщение, что мы с ним не будем больше видеться и что пусть он, пожалуйста, на это сообщение не отвечает. Впрочем, последнее было лишним, я знал, что он и так не ответит. Он, все-таки, ответил, через день, что будет теперь ходить с собакой на другую площадку, а я могу без страха ходить на старую.

Ключ фрау Штерн я вернул.
Я заставил себя трахнуть жену, потом еще и еще, и вскоре вошел опять в свою привычную колею. Через пару недель я появился после долгого перерыва на своем профайле на сайте гей-ромео. Там скопилось множество интереснейших предложений.

-Ну что, Herr Viktor, вы стали счастливее? -примерно через полгода фрау Штерн решилась, наконец, поинтересоваться моей личной жизнью.
-Честно, не знаю, ответил я ей и попросил сигарету.


© Copyright: Витя Бревис, 2013
Свидетельство о публикации №213110500036