Запонки

Я не был у Вас первым. Слишком глубоко, умело и страстно. Так, как если бы Вы сдерживали себя долгие годы. И так было. Какая, к черту, разница с первостью, и это только Ваша тайна. Был камин, звериная шкура на полу в россыпи подушек, вино, горьковатый привкус на губах с оттенком сандала от Вашего тела.

«Поспи. Тебе надо отдохнуть. Потом тебя отвезут домой», - приказали Вы через три часа девятнадцать минут, набрасывая на себя халат.

…А когда я проснулся, на кровати рядом лежал конверт. Деньги. Много денег. Ровно столько, сколько бы я мог накопить за пять месяцев работы, если бы ничего не тратил. И. Короткая записка. Вашим почерком. «На твою Кубу».

Я смог прикурить с третьего раза. Первую сигарету сломал в пальцах. Зачем Вы так?

Смять, выбросить в мусорку эти е**нные деньги. Вот чего мне больше всего хотелось тогда. Я поехал с Вами на дачу не из-за них. Я взял всего одну купюру. Ту, которой расплачиваются за съем на ночь. Сделал из нее самолетик. Поставил на полку к Вашим наградам в дзюдо.

Набрал Вам смс-ку. «Конверт у водителя».

Потом спустился в комнату прислуги.

- М. Н. забыл в комнате вот это. Не могли бы вы вернуть? Он уже в курсе, что я передам через вас.

… Я не знаю, что нашло на меня после той ночи. Да, я сто раз все понимал. Но… я стал сознательно избегать контактов с Вами. Не отвечал на письма, звонки, смс-ки. По работе начались проблемы из-за прососов и проебов тем. Я просто больше не мог писать о политике, гнал какие-то хе*овые, мутные обзоры о литературе и прикрывался тем, что Вы ничего нового пока сказать не можете. Штраф сыпался за штрафом. Однажды один из хозяев издания вызвал меня к себе в кабинет на «воспитательную беседу». На столе были разложены шахматная доска и нарды.

- Мне не интересно, что у тебя происходит в жизни. Здесь не благотворительная контора. Не можешь работать – увольняйся. Пока есть шанс по собственному. С*, мать твою, да что у тебя случилось?

- Ничего, - затушил я очередную сигарету в пепельнице.

А Вы добили меня звонком с неизвестного номера. Если бы Вы звонили со своего, я бы опять не взял трубку.

- С*, приходи завтра пораньше. Тебе будет, о чем написать, - бросили Вы и оборвали звонок.

Я пришел. Но перед утренней встречей с Вами вечером того же дня я позвонил своему бывшему.

- Не хочешь выпить пива?

Он тоже был одинок на тот момент и не отказал мне в сущей мелочи. Слишком хорошо знакомое тело, слишком понятные и изученные реакции на ласки. Нежные или грубые. Я получил то, что мне было нужно к утру.

Я отработал тему. С коленок отдиктовал текст. Меня впервые похвалили за месяц. А Вы потом, как обычно, позвали в курительную кабину.
- С*, так давно тебя не видел. У тебя все хорошо? – улыбнулись Вы, прикуривая. От Вас пахло, как и в ту ночь. Тем самым сандаловым запахом, различаемым даже сквозь сигарный дым.
Глядя прямо Вам в глаза, я молча сдернул с шеи модную в тот год черно-белую арафатку, которую забыл у меня бывший. Расстегнул пуговицы на рубашке. Экс-френд постарался на славу. Моя шея цвела глубокими багровыми засосами.

…Знаете, шесть раз в жизни мне было по-настоящему страшно. И один из них - тогда в курительной кабине. Я думал, Вы сломаете мне запястье. Так сильно Вы его сжали. Вы же продолжали всегда свои спортивные тренировки. А потом за руку потащили к своему кабинету. Хорошо, что он находился рядом с курилкой.
Вы отпустили меня только перед дверью в помещение.
- Проходи, - спокойно велели Вы.
А я покорно шел за Вами. На бойню. Взаимную, как оказалось.
- Л*, вы не могли бы съездить в цветочный магазин и купить моей жене букет? Но только не берите уже оформленные, мне нужно что-то оригинальное. У нас сегодня пятая годовщина свадьбы, - удалили Вы секретаршу из приемной.
Потом Вы отпустили помощников, заперли дверь к себе в кабинет, когда последний из них собрал вещи.

…Карьера. Продвижение по службе. Связи. Бизнес. Репутация. Доходы. Стабильность. Семья. Уважение. Что я себе возомнил. Жить реальной жизнью. Ненужный скандал.

А мне хотелось орать Вам в ответ от боли, которая скручивала и выжигала изнутри почти месяц.
Меня остановило только одно.
Неожиданно Вы осели на стуле. Мне показалось, за несколько секунд Вы постарели лет на пять. Странно наблюдать, как вдруг на любимом лице за такое короткое время четко прорисовываются новые морщины, под глазами появляются тени от жизненной усталости, а на висках-новые седые волосы.
Вы достали из внутреннего кармана синего пиджака какие-то таблетки.


========== Ч.4. Ротонда. ==========

Еще я пытался запретить себе смотреть на Вас. Безуспешно. А Вы чувствовали мой взгляд. Иногда мне казалось, что Вы тоже смотрите только на меня и говорите только для меня.

- С*, у Вас не будет ко мне вопросов? – иногда интересовались Вы на своих подходах к прессе.

- Нет.

…Вы не оставили меня и продолжали помогать. Теперь Вы не рассказывали мне эксклюзивы лично, в той курительной кабине, но часто я получал на свой почтовый ящик с разных, незнакомых адресов то, что в профессиональной среде называется «сливы». И я знал, что это делаете Вы. Подставляя себя в десятки раз больше, чем если бы это был разговор тет-а-тет. Я по-настоящему благодарен Вам за это.

Еще - за тот звонок. Который Вы сделали моему бывшему руководству, когда я все-таки решился уйти из издания. Просто так, без скандалов и попыток испортить репутацию, уволиться оттуда не получалось еще ни у кого. Владельцы бизнеса были заинтересованы в адском, десятичасовом, часто без выходных и отпуска, труде почти рабов. В ход шло все: выплаты в долг за счет работодателей кредитов на квартиры и машины, безотказные займы для «прикормленных и пушистых», угрозы, шантаж, психологическое давление –«Мы сделаем так, что ты никогда не найдешь другую работу в этом городе» - для «строптивых».

Все это создавало идеальную систему зависимости, из которой невозможно вырваться.

Мне тоже пытались устроить нервотрепку, когда я сообщил о своих планах. Но она внезапно прекратилась. После того, как я случайно обмолвился Вам, что, возможно уйду из журналистики.

- Я бы говорил с тобой совсем по-другому, если бы не твой… - процедил сквозь зубы один из хозяев издания, подписывая заявление об увольнении.

И я понял, что это были Вы.

Новая работа нашлась быстро. Вопреки всем заверениям бывшего начальства. Мне не удалось отдохнуть даже месяц.

Мы снова встретились с Вами в привычных стенах. В первых числах декабря. Как раз в это время в Ротонде, где прошло столько часов в общении с Вами, появлялась новогодняя ель.

Ее устанавливали специально для воспитанников детских домов, чтобы детвора хоть на секунду могла поверить, что и в их жизни тоже могут быть чудеса. Все новогодние каникулы детей водили туда стайками, и восхищенно-округлые глаза замирали на переливающемся всеми оттенками красного, золотого, ослепительно-белого «чуде». Ель действительно была очень красива.

Потом детям долго и трогательно рассказывали, что благодаря работающим в этом здании «Ванечку усыновила очень хорошая и богатая семья из Америки». «А вот Анечка отправилась к любящим папочке и мамочке в Москву. Теперь она живет с новым братиком в отдельной пятикомнатной квартире».

И в глазах детей появлялась Надежда. Им так хотелось верить, что у них все будет, как у «Ванечки и Анечки».

Единственное, чего не говорили детям, что Ванечка – инвалид–колясочник и умер через три года после усыновления. Анечку вернули в детский дом, потому что она не смогла ужиться с «братиком». Эти две истории подробно освещали городские СМИ пару лет назад.

…Вы подошли ко мне, когда я, как ребенок, смотрел на эту ель и думал о том, что совсем скоро, уже через месяц, Новый год, и, наверное, он пройдет как обычно. За пьянкой с коллегами в каком-нибудь кабаке. Потом будет поездка к кому-нибудь домой на такси и собирание падающих по пути на скользком промозглом асфальте тел. Пробуждение второго января с раскалывающейся башкой и поиски аспирина...И, как ребенок, просил у кого-то сверху что-то изменить в этот раз.

- С*, сделай мне подарок на Хануку. Выпей со мной кофе как прежде. Я скучаю по общению с тобой.

Конечно, это был мелкий шантаж. Но я поддался на него. И даже знаю почему. Потому что все это время я тоже… скучал?

Я сидел у Вас в кабинете и привычно слушал очередную историю, а видел лишь чашку из тонкого, почти прозрачного китайского фарфора, которую Вы держали в пальцах. Было видно, как через стенки плещется темная жидкость. А нарисованная на чашке китаянка казалась почти живой.

- Ты вообще слышишь, что я говорю?

- А?

- Я спросил тебя только что, какого цвета ботинки мне лучше надеть к коричневому костюму. Понимаешь, теперь из-за Этого носить мои синие - это все равно, что быть «слоупоком». Так надо говорить в блоге?

- Да, - коротко рассмеялся я. – Тон в тон к костюму. Такого же оттенка. Или цвета асфальта, но не черные. А разве Вы не можете спросить у жены?

Так мы часто общались с Вами раньше. И все вроде бы вернулось.

- Могу. Но тогда в ее представлении я перестану быть обладателем идеального вкуса. И в том, и в другом случае.

Вы всегда умели вот так обернуть все шуткой.

А потом я приметил у Вас в манжетах что-то вроде блестящих металлом пуговиц.

Вы проследили за моим взглядом, протянули изящный серебряный предмет.

- Новое увлечение московской элиты. Выражение внешнего политического единомыслия и солидарности с властью. Скоро придет к нам. Их делает на заказ один знакомый ювелир. Пока их не больше десятка по стране. Нравится? Я же знаю, что ты любишь такие забавные вещицы. И носишь их совсем с другим значением. Если соединить две,то получается бюст.

Предмет оказался…запонкой в форме мужской головы с так хорошо узнаваемым четким профилем.

- Да… Очень.


Я старался следовать Вашему совету и быть с теми, кто любит меня. Выходило плохо. Партнеры менялись в моей постели, но почти не затрагивали душу. Да и как они могли в ней остаться, если там были только Вы. Отношения длились в среднем по два месяца. Потом попытки сделать меня своей собственностью и проводить двадцать четыре часа вместе начинали откровенно бесить. Я сознательно отталкивал партнеров своей холодностью, затем просто исчезал. Нет, за все это время были те люди, с которыми я мог бы остаться. Но они не шли ни в какое сравнение с Вами. А их навязчивость и стремление сделать меня насильственно счастливым вымораживали небольшую привязанность и намечающуюся дружбу, возникавшую в начале. Наверное, у меня пропала юношеская способность влюбляться.

- Ты интроверт. Тебе на всех насрать. Ты хоть кого-нибудь в этой жизни любил? Я не удивлюсь, если нет. Я не понимаю, как ты с твоим характером собираешься жить дальше, - выпалил мне в ссоре к тому моменту уже бывший человек. - Чтоб тебе хоть кто-нибудь сделал так же больно, как ты мне сейчас.
- Да что ты, - ухмыльнулся я. – Как-то жил до сих пор. Вещи не забудь. И тебе всего хорошего.

Из–за сменившегося рода деятельности я почти перестал выбираться из редакции, да и уже привычное за много лет зимне-весеннее информационное затишье к тому не располагало. Я смог приехать к Вам только в середине апреля.
В воздухе одуряющее пахло чем-то сумасшедшим, весенне-сладким, везде на улице были только что образовавшиеся пары, а совсем молоденькая девчушка в маршрутке попыталась флиртовать со мной. Я осек ее коротким обидным замечанием, и открытая, еще детская улыбка сползла с ее недоуменной мордашки.

…Около Вас было много новых, совсем незнакомых мне лиц и только пара-тройка старых приятелей. К «текучке» в журналисткой среде я тоже привык со времени. Из десяти человек, приходящих в профессию, задерживаются больше чем на один-два года лишь единицы. Как выясняют в итоге большинство из них, фраза о том, что «быть журналистом – это тяжело, но это лучше, чем работать», на самом деле, всего лишь неудачная и неумная шутка. Работа везде, где применяется потогонная система, одинаково тяжела.

И, как обычно, стажеры смотрели на Вас с немым восхищением и обожанием.

Когда мы остались наедине в курительной кабине, Вы протянули мне небольшую коробку из фиолетового бархата:
- Это тебе. Я все время носил их с собой. Тебе же они так понравились. Только ты сам должен понимать. Дело не в цене. Они стоят чуть больше двадцати тысяч. Но запонки делали на мой заказ. Потому я буду вынужден просить тебя не носить их в публичных местах… Обещаешь?
- Да.
Ну, зачем Вы так еще раз? Конечно, я все прекрасно понимаю и никогда не сделаю этого.

И я уже давно осознал, что тогда, когда Вы оставили мне конверт с деньгами, это совсем не было платой за ночь или подачкой. И Вы не хотели оскорбить меня.
- И пообещай мне, пожалуйста, еще одну вещь.
- Какую?
- Что встретишь, наконец, человека, с которым будешь счастлив Ты сам.


========== Вместо эпилога. ==========

Корреспондент обязан досконально проверять информацию источника, даже если полностью ему доверяет. Для публикации приведенные спикером факты должны быть подтверждены несколькими или хотя бы одним официальным лицом.

Корреспондент несет личную ответственность за проверку полученных фактов и недостоверные публикации.

Корреспондент не обязан раскрывать имя источника третьим лицам, но руководство издания должно быть осведомлено о занимаемой источником должности, его биографии, репутации, для того чтобы оценить степень достоверности полученной информации.

Корреспондент не имеет право быть лояльным к своему источнику, если в его деятельности имеются фактические ошибки или те или иные нарушения закона.

Корреспондент не имеет право принимать подарки от ньюсмейкеров и источников стоимостью свыше 50 долларов. Если источники или ньюсмейкер хотят отблагодарить корреспондента по итогам работы и стоимость подарка превышает 50 долларов, дар должен быть вручен в официальной обстановке и является собственностью редакции.

Корреспондент не имеет право разглашать конфиденциальную информацию о редакторской политике издания, его коммерческих интересах, личные данные о владельцах издания.

Нарушение условий договора является основанием для увольнения.