Запонки

М. Н. я не скажу больше.

Публикация на других ресурсах:
нигде.

Примечания автора:
тем, кто любит реал. Работа публиковалась на другом аккаунте. Здесь будет закончена.

У Вас больше прав. Вы обязаны публично обращаться ко мне тоже только на «Вы», но Вы можете потом фамильярно добавить мое имя без отчества, после заданного мною вопроса. Два слога, которые неизменно заставляют меня забыть о том, что Вы говорите для всех. Только Вы. Только Ваш голос. Все остальное – не важно. И все-таки я до истерики люблю Вас и понимаю, что нас ничего не связывает. Никак и нигде.

…Я люблю Вас. Вы любите меня. Долгие годы. Это похоже на самый извращенный психологический инцест. Я люблю Вас как отца, если бы Вы им были. На какой-то момент Вы сумели заменить биологического и дать то, что не смог он. Вы… я хочу верить, любите меня как ребенка, которого у вас нет и уже никогда не будет. Хотя, возможно, я для Вас всего лишь уличная дворняга, которую приятно потрепать по сбившейся в колтуны паршивой шерсти и сострадательно купить в ближайшем ларьке дешевые мясные обрезки, чтобы скормить в подворотне. А потом искренне погоревать, если вдруг попадусь живодерам и Вы найдете мой труп в дешевом пластиковом пакете.

Но привести домой невозможно.

Я бесконечно и до детской истерики влюблен в Вас. Вы моя последняя надежда. На?


Нет. Не так. Ложь. Вы же сами сказали, что она Вам не требуется. Тогда, в ту ночь.

Я все слишком хорошо помню. И в этом так же постыдно признаваться, как и в том, что я намеренно ищу встреч с Вами. До сих пор. Все еще. Назло. В угоду. А Вы звоните мне, если я намеренно их пропускаю. И после каждого Вашего звонка я захожусь от идиотского счастья, как будто бы мне позвонил Бог.

Тогда Вы в первый раз в моем присутствии сняли пиджак и забросили его совсем по-мальчишески на стол в кабинете, в который пригласили меня для личной беседы.

- Ты ел? Жарко из-за тебя сегодня было.

Жарко было. Я крупно подставил Вас, вывернув наизнанку Ваши цитаты, подтащив с десяток нужных мне фактов-мнений, и представил Вас очередным забронзовевшим идиотом от власти.

Нет, я тогда не ненавидел Вас лично, но мне было велено принести в рекламный отдел скальп и контракт. И я выполнял.

Вы же были для меня просто очередным небожителем, ни разу не спускавшимся в подземку и не представляющим, каково это – доживать на копейки до зарплаты.

Статья наделала много шума. Вам пришлось публично комментировать ее.

Во время «подхода» я стоял и слушал с довольным видом, как Вы изворачиваетесь, словно уж на сковородке, поясняя фактуру, приведенную мною, чтобы разнести каждое из Ваших высказываний. Вы выглядели… почти смешно. Но только для нашей проклятой борзопишущей братии. Для граждан Вы просто развенчивали миф об идиотах-журналистах, не разбирающихся в теме, о которой пишут. Ха. После Ваших заявлений я два дня просидел за текстами законов, чтобы понять всю степень цинизма поправок, которые были озвучены Вами от лица власти. Я переговорил с десятком экспертов, которые пояснили мне, что значат короткие пункты в законопроекте: «Абзац третий в параграфе пятом исключить. Статью третью изложить в следующей редакции». Информагентства усиленно строчили скорописью в блокнотах, «телеки» напряженно держали пальцы, заставляя операторов снимать каждое движение мускулов на Вашем лице.

Я понял, что Вы прочитали мою статью досконально. От «А» до «Я».

Единственное, чего я не рассчитал, что Вы запомните… короткую, никому ненужную подпись с именем автора.

Камеры выключились. Перешли на другую площадку к Вашему оппоненту.

- С*…, Вас же так зовут, или это Ваш псевдоним?

Я замер.

- Вы курите?

- Да. Только у меня закончились сигареты.

- И у меня тоже, есть только сигары. Кубинские. Будете? И давайте пройдем в мой кабинет. Мои сотрудники подготовили условия сотрудничества с вашим изданием.

Вот тогда впервые в жизни я почувствовал себя откровенной мразью. Нет, каждое написанное мною слово было правдой, только я не знал, что у нее тоже есть своя цена. У правды.

Вы добровольно и осознанно стали моим «источником». А я… не понимаю, почему стал «нейтральным» к Вам, наплевав на деньги и политику редакции.


Первый день до осени 2010.


…Фэсэошники. Слишком много фэсэошников. Черные "Тойоты" с мигалками, слишком много черных "Тойот", заменивших собой легендарные воронки. С другой стороны, все логично. Он послал личную свиту в город проследить, чтобы церемония прошла на высшем уровне.

«Первое впечатление о человеке всегда самое верное, потому что людям еще нечего скрывать друг от друга», - сказал ты, мой собеседник в ирландском пабе.

Тоже верно. А первое впечатление от Этого – нового наместника - было не лучшее.

Меня тормозят не у первого квартала до здания, а у второго. Неужели Этот действительно так трясется, чтобы все прошло хорошо?

- Куда вы направляетесь?

- На инаугурацию.

- У вас есть право доступа?

- Да.

Слышу, как по рации называют мое имя.

- Вы в списках, проходите.

В здании первым делом иду в курилку. Это единственное место там, где говорят то, что есть на самом деле.

Меня поджидает неприятный сюрприз. На месте курилки установлена стеклянная курительная кабина, хотя бы открытого типа. Ненавижу закрытые, похожие на парники, в которых все плавают в сизом дыму и даже курить уже не хочется. Достаточно просто подышать.

В кабине уже курит коллега с голубыми глазами порочного Иисуса Христа.

- Дарофф... Надпись хороша «Smoke and go» - «Покурил - пиздуй». Правильно, нефиг... В такие дни подслушивают стены, от болтовни не долго до измены, как говаривал Иосиф Джугашвили.

В кабине к нам присоединяется еще один коллега.

- Господа, слышали байку недели? В Подмосковье некто на джипах повадился пи*дить местных жителей. Сюжет такой: к местным жителями приехали четверо на джипах и попытались украсть дрова. Местные возмутились, позвали подмогу, тогда те, что на джипах, их отпи*дили. Роскошно… приехать на джипе, чтобы украсть дрова.. А Этот, интересно, будет на джипе дрова пи*дить?

Синхронно смотрим на часы.

- Все, по коням. Погнали.


На технической процедуре перед инаугурацией - якобы волеизъявлением народа - Этот долго и нудно выступает. Говорит опять неуверенно, ни о чем и не по делу. Никакой конкретики. Только общие сигналы местной элите. Экономическая политика прежнего наместника будет продолжена, кадровые решения будут приниматься в процессе, но необходима свежая кровь. Элита чернеет лицом на глазах.

Кстати, Этот позволил себе прийти на ключевое событие четырёх лет опять в том же школьном синем пиджаке. Нет, не уверенно синем, не дерзко синем, а просто шаблонной расцветки. Я помню инаугурацию Той - бывшего наместника, она тогда была в любимом зеленом. Психологически зеленый означает уверенность в себе и четкое видение будущего. А что означает этот его синий?

Снова курительная кабина. Нo уже тет-а-тет. Он тоже из личной свиты Первого.

- Меня ломает. Я снова хочу туда. Я хочу съесть свежего лобстера, выпить семилетнего рома и выкурить сигару, скрученную торседором… А еще, что вы думаете об Этом новом?

Он прикуривает мне сигарету, поправляет замявшийся воротничок рубашки, касается костяшками пальцев шеи. Затягивается.

- Ну, я достаточно рассказал тебе о Кубе? Учти, у каждого она своя. Этот? А что этот? О чем ты хочешь знать больше – о Кубе или о нем?

- Обо всем. А Вы расскажите?

- Оптимальная кукла, которая будет послушно регулировать финансовые потоки из центра и в центр. С Той они носили несколько внесистемный характер. Кукла - временная. Что еще? Похоронная команда, ты знаешь, что это такое? Умертвители прошлого.

Курим. Он продолжает.

- А я вот, видишь ли, все не могу найти учителя для пасынка…

Хохочу, продолжаю за него.

- «Потому что всем моим критериям и требованиям не отвечаю даже я сам».

- Хорошо, - тушит сигарету, - позвони мне на днях. Расскажу кое-что. Только давай постараемся в этот раз болтать не больше часа, жена ревнует. И прекрати уже называть меня "высокопоставленный источник". Я не источник. Я человек.


- Да, но я полтора часа говорил на трибуне. Имейте совесть, - смеялись Вы, пристраиваясь на неуместном в ротонде пластиковом столе, - хотите, чтоб я сорвал голос? И опять об этом законопроекте? Давайте, я лучше расскажу вам о своем друге-хирурге. Он три года прожил в Японии. Все это время друг копил деньги, чтобы открыть свой бизнес в России, и снимал квартиру в пригороде. Жилье в центре Токио, где располагался его госпиталь, было очень дорогим. Арендовать там, а не то чтобы купить однокомнатную квартиру, стоит столько же, как у нас роскошные апартаменты. Он вставал в пять утра, чтобы собраться и три часа провести за рулем. Затем напряженный, десятичасовой рабочий день. Потом снова три часа дороги. В полночь друг засыпал от усталости, иногда забывая раздеться. Однажды он проснулся ночью и понял, что вся его жизнь проходит либо на работе, либо в пути. Еще он не смог вспомнить дату собственного рождения. На следующий день вместо работы он пошел в местное агентство недвижимости и купил себе ту однокомнатную квартиру в центре Токио. На это ушли все его сбережения. А еще через три месяца наши общие друзья нашли благотворителей для его клиники в России. Их близкие умерли от того заболевания, операции по которому успешно проводил хирург. Друг также понял, что все эти три года зря «хоронил» себя.

А Вы все эти годы учили меня самому важному и сложному – принимать и уважать себя таким, какой я есть. Это то, что не смог дать мне родной отец. Вы были так непохожи с ним. Я надеюсь, что тоже помогал Вам. Хотя бы в чем. Хоть отчасти.

У нас больше не было стычек по работе. Вы часто журили меня за едкие, колкие фразы. Я прикрывался манерой письма, принятой в издании. Однажды Вы спросили:

- Но ведь тебе самому нравится писать именно так? Это дает тебе ощущение власти над людьми? Не бойся, если бы мне не нравилось это чувство, я бы не стал тем, кто я сейчас.

Я задумался и понял, что Вы правы. В моей профессии мне нравилось именно доставлять людям эмоции: заставлять ненавидеть, сопереживать, возмущаться, и главное - не оставлять никого равнодушным к написанному. Еще – осознавать, что где-то там кто-то заходится от липкого, удушливого страха, ожидая, когда на ресурсе появится пара моих строк. Или хуже – статья.

Это Вы научили меня, как ни странно, тому, что самых простых людей надо уважать и ценить не меньше, чем «источников». Помню, как я горячо защищал перед Вами одного из своих руководителей, о котором поговаривали, что он связан с криминалом.

- С*, у вас же работает охранником имярек такой-то. Это было все так давно. А вы спросите у него, где он начинал свою карьеру.

Я спросил, как Вы и посоветовали. То, что я узнал… перевернуло мне мозги на многие месяцы.

- На будущее запомни: иногда самые обычные люди – уборщицы, дворники, охранники - знают о происходящем намного больше, чем те, кому бы это полагалось. Хорошие начальники всегда помнят об этом и знают, что молчание и настоящая преданность таких людей значат намного больше, чем показная дружба покровителей. Очень часто они ценят их мнение о других людях больше, чем советы аналитиков и экспертов.


…Постепенно, отрывками я стал узнавать Вашу биографию. Нет, не ту, что дают в краткой, сжатой справке при переходе на новую должность или используют при составлении некролога. Другую. Десятилетний мальчик из интеллигентной еврейской семьи. Ранняя смерть отца. Побои в училище. Занятие набирающим популярность дзюдо. Черный пояс. Сначала работа в органах, потом университет. Оттуда первые связи для дальнейшей карьеры. Потом… да, об этом мы не будем говорить ни сейчас, ни потом. Адская работа по десять-двенадцать часов в день. Смерть первой жены. Она умерла от рака в зарубежной клинике, а Вы действительно не могли приехать из-за работы – по всей стране шла предвыборная кампания.

В ту пятницу Вы были очень расстроены. Недавно Вы завели блог в сети. Там Вы старались высказывать простым языком свое мнение о тех или иных законопроектах, доносить информацию о том, что делают власти. Но каждый раз Вы «огребали» негативные комментарии, суть которых сводилась к тому, что «что ты, ублюдок от власти, можешь знать о жизни простого дяди Вани или тети Лены?»

Вы долго молчали, сидя на стуле в своем кабинете. Передо мной остывал кофе.

- С*, почему они так?

Мне было неприятно смотреть Вам в глаза:

- А за что Вас любить и понимать? За то, что Вы богаты, здоровы, имеете дом, номенклатурную дачу, престижную работу и уйдете на обеспеченную пенсию? Вы думаете, они знают, по сколько часов в день Вы вкалываете? Да любому дяде Ване проще отпахать смену, прийти домой, ужраться пивом, лечь перед телевизором и начать ныть о том, что его жизнь - говно, чем что-то сделать с ней.

- Может быть, он более счастлив, этот дядя Ваня, чем мы? – Вы дотронулись холеными пальцами до висков, достали из сейфа дорогой коньяк. – С*, а что вы скажете, если я приглашу Вас на эту чертову номенклатурную дачу?

Сердце забилось глухо, неравномерно, выталкивая такой же рваный, заходящийся пульс. Я не знаю, что это было. Но не секс. Близость.

- Да.