Три встречи в апреле

ТРЕТЬЯ ВСТРЕЧА

Он шел навстречу в новой куртке, и я не сразу увидел его. Куртка была цвета хаки и шла ему, подчеркивая фигуру.

- Померил другую куртку, а там показалось, как сиськи, - рассказывал он, улыбаясь. – Не хочу иметь сиськи.

- Подойди ближе, - мне хотелось коснуться его. Я потрогал ткань новой куртки.

- Еще ближе, - погладил его тело и неожиданно для себя сказал, - у тебя хорошая попка.

- Толстая. Вот, - он засмеялся, а я улыбнулся его кокетству.

- Посидим где-нибудь.

- Пойдем на набережную, - видно, ему очень нравилось бывать там.

По дороге захватили большие бутерброды и сладкую воду. Я захотел взять выпить что-нибудь покрепче, но увидел, что ему это не нравиться.

- Ну, ты вредина.

- У меня друг, еще вреднее меня, вот.

Мне почему-то стало грустно от этого.

- Вреднее не бывает…

Опять мы проходили мост. Но льдинок с «вечностью» уже не было - становилось тепло. И Снежная Королева, наверно, умерла. А, может быть, заболела и лежала одиноко во льдах.

- Скажи «мяу», Зая, - мне хотелось подурачиться, - ну скажи «мяу».

Я засмеялся и стал дергать его за рукав. Он не говорил, раздумывая. И все-таки решился.

- Мяу, - сказал и тоже засмеялся.

- Ты сказал «мяу», как вроде «отстань». Скажи хорошо «мяу».

Я опять дернул его за рукав.

- Мяу, - сказал он громко, и мы засмеялись.

Было приятно, что я добился своего.

- Ты не обижаешься, что я называю тебя «Заей»?

- Не знаю.

Мы опять были на набережной. Болтали обо всем. С ним было интересно разговаривать. Он рассказывал, что может работать модельером.

- Ты знаешь, у тебя получиться, - согласился я и увидел, как ему было приятно.

Темно-синяя река все также дышала холодом. Я поймал себя на мысли, что южные реки не такого цвета.

- На юге реки не такие - они зеленые.

- Да? – удивился он.

- У меня знакомый с юга… - начал было он.

Но я его перебил:

- А я его знаю!

Он засмущался:

- Ну и знай… - и прервался. Наверно, обиделся.

Мы сидели на гранитных ступеньках и жевали бутерброды. Я наблюдал за ним. Он ел аккуратно, не спеша, не разбрасывая ни одной крошки и съедая все.

Весенний ветер раздувал его смоляные волосы.

- Ты маньяк, - сказал он мне, откусив небольшой кусок, и, наверно, чтоб не огорчить, улыбнулся.

Я обиделся, и расхотелось кушать.

- Ты же знаешь, что я не такой?.. Зачем ты так?

То, что было в подсознании, о чем боялся сам себе признаться, вдруг неприятно обрело образ. Только безумный человек, человек, уже потерявший контроль над своими чувствами достоинства, уважения, стыда может себя так вести. От этого становиться горько, неприятно и безнадежно.

- Извини. Вот.

Мы умолкли.

- Слушай, а тебе никто не угрожал, не обзывал тебя в нете?

Он задумался.

- Был один натурал… Хотел переспать с парнем. Все удивлялся, что у нас могут быть чувства, - немного подумав, добавил, - наглый такой.

Я тоже рассказывал о своих отношениях. Мне показалось, что он как-то изменился, слушая меня. Это был другой человек – чувственный, страстный, желающий. Мне и желалось, и не желалось поговорить о его близких друзьях. Но мучительно было бы терзать себя - ревнивый зверь, сидевший внутри, пожирал бы меня.

Я коснулся его волос. Они были мягкие и густые. - У тебя мягкие волосы, - сказал я.

- Нет, они жесткие. Вот, - возразил он. Апрельское нетеплое солнце отсвечивалось бликами с реки.

- Я скоро уезжаю.

Он промолчал.

Хотелось плакать, но я знал, что этого делать нельзя. Это было бы банально и театрально. Я помнил его рассказ об одном друге, который заплакал во время прощания. А он на него тогда накричал. Второй раз это было бы фарсом и противно.

- Подари мне что-нибудь, - попросил я.

Он открыл свою сумку и стал что-то искать.

- Посмотри, - он протянул конспекты с лекциями, - это мой почерк.

У него был аккуратный, понятный почерк.

- Вот, - протянул он двойной листок в клетку. На листке были нарисованы симпатичные звери.

- Это все ты рисовал?

- Не все. Вот это - я, - показал он на симпатичную мордочку котенка, - а это подружка по парте.

Я рассматривал его рисунки.

- Забавные. Напиши на них.

Он достал ручку и написал посвящение. Затем снял металлическую пластинку с кольца с ключом. И дал ее мне. На кусочке легкого металла, на черном фоне, был изображен дракон и надпись «Эпидемия»

- Что это?

- Это группа такая. Вот.

Пластина была еще теплой от его рук. (Она и сейчас со мной. И всегда теплая, когда бы я ее не взял в руки)

Кто-то позвонил ему. Не спеша достал мобильник в темно-бардовом футляре, вынул и стал разговаривать с кем-то из подружек.

И пока он сосредоточенно разговаривал, я подумал: пока ты еще им нужен. Но скоро это пройдет. У них появятся мужчины - настоящие мужчины, самцы. Твои подружки будут до безумия желать их, страдать с ними и жаловаться тебе на них. Но они будут любить их. А ты… Ты будешь внимательно выслушивать их, искренне жалеть их, переживать с ними, жить их жизнью. Ты будешь оставаться хорошей подружкой их, той ранней и нежной юности. Ты останешься куклой, с которой любили играться, целовали в щеку, доверяли самые секретные тайны. Кукла будет лежать где-то, спрятанная и забытая. Иногда на нее будут натыкаться, радостно улыбаться, брать в руки, вздыхать, целовать и снова забывать. Потому что она уже будет не нужна. Ты еще никак не сможешь и не захочешь понять, что происходит. Немного будешь капризничать и дуться. Но ничего изменить уже не сможешь - твое время уйдет…

Закончив разговор, аккуратно надел чехол и спрятал в сумку, висевшую через плечо. Все у него было в футляре, все было хорошо и на месте. Даже чувства казались на месте и в футляре. Хотя, я знал, что это не так.

Зашли в церковь. Сегодня был церковный праздник, и внутри были люди. Немного побродив и осмотрев все, я вышел. Он немного задерживался, а, выйдя, возмутился:

- Много женщин было с непокрытыми головами, - и добавил, – это неуважение к церкви.

- Хм, - сказал я и подумал: «Во всем ты ищешь порядок и аккуратность»

Мы подходили к станции метро. Пора было расставаться.

- Как ты смотришь на то, чтобы я приехал еще?

Он улыбнулся.

- Было бы здорово. Вот.

Он уходил во время, в воспоминания. Улыбнувшись и подняв слегка руку. Совсем как там – в альбоме, на фотографии.

- Пока.

- Пока-пока.

Он улыбнулся, чуть смущенно, и ушел.

Я оглянулся - я не мог не оглянуться – он поднимался по лестнице.

Сожаления не было. Я знал, что скоро снова увижу его. Надо только немного подождать.

Я чувствовал, что это огромное чувство, возникшее во мне и уже управляющее мною, ведет меня туда, куда я еще не знаю. Может к краю пропасти, а может - к вершине блаженства. Но я уже знал, что таким, каким был прежде, уже не буду. Со мной осталась моя физическая оболочка, мои рефлексы, мои инстинкты. Но я стал другим человеком – другим существом.

Опять несся поезд, трясся вагон, и незнакомые люди окружали меня. Думал, тяжелее будет уезжать. И сам поразился той крепости духа, которая была во мне. Во мне были спокойствие, ожидание и терпение. Ехал разобраться в себе. Но так и не разобрался. Может быть, не мог… или не хотел…

Человек за все в жизни платит. И сейчас я тоже расплачивался.

* * *

Ночь. Темно. В окно смотрит золотая луна.

Твоя красивая голова с мягкими густыми волосами лежит у меня на плече. Лицо уткнулось мне в подмышку. Моя рука затекла, но я не хочу тебя беспокоить. Мы лежим прижавшись друг к другу. Нам тепло и хорошо. Ноги переплелись. Так, как ты любишь. Сок нашей любви склеил наши тела и стек немного вниз. Мы единое целое. Единый организм. Мы вместе дышим.

Я, молча, любовно, смотрю на тебя. На твои прекрасные густые ресницы и румяные щеки. Я счастлив, как никогда. Хочется плакать, но я не могу. Ты этого не любишь.

- Я тебя люблю, - говорю я ему.

Он улыбается во сне. То ли этим моим словам, то ли словам, сказанным накануне: «Муза, попу прикрой! - он в ответ засмеялся», то ли своим цветным и сказочным сновидениям с феями.

Он тихо сопит во сне, а я счастлив.

Ты прав - ты сделал то, что должен был сделать. Я ни к кому не испытывал таких сильных чувств, как к тебе. Потому что я тебя люблю. Тебе предстоит еще большая и долгая жизнь. Я хочу, чтобы у тебя не было столько плохого, как у меня. Я хочу, чтоб ты был счастлив…

А сейчас спи, Зая… Мой сладкий и чистый мальчик...

Все проходит – остается лучшее…

Спасибо тебе, Малыш…