Голубая планета Алексея Аляскина

Рассказы и повести Алексея Аляскина, на мой взгляд, заслуживают самой высокой оценки - возможно, это самое лучшее, что есть в современной русской гей-прозе. Вот об этом я и хотел бы сказать здесь несколько слов - кто-то же должен их сказать. Я думаю, что лучшие вещи этого автора по праву заслужили нашу любовь и что-то изменили в нашем сознании - а это уже что-то значит.
Но сначала - два слова о странном авторстве: Алексей Аляскин-старший и Алексей Аляскин-младший. Что это за пара, представленная рядом? Думаю, что здесь всё довольно просто: это одно и то же лицо, но в разном возрасте. Просто одни рассказы (их три) были написаны юным А. Аляскиным раньше, а другие рассказы и повести - уже повзрослевшим А. Аляскиным позже. Это совершенно очевидно для любого внимательного читателя. Мы обнаруживаем у обоих авторов абсолютно похожий язык, стиль, взгляд на предмет и психологию юных героев, сочетание реализма и фантастики и даже такую автобиографическую деталь, как обучение на мехмате МГУ. Этого вполне достаточно, чтобы увидеть за этими текстами одного автора - Алексея Аляскина. Замечу в похвалу юному Аляскину, что его прекрасный рассказ "Туманлески" был бы вполне достоин пера Аляскина-старшего. Два другие рассказа послабее.
С другой стороны, должен сказать с долей огорчения, что у Аляскина-старшего отнюдь не все вещи удались одинаково хорошо. На мой взгляд, рассказ "Смерть Уфти" и сказка "Тайна острова Варадо" получились слабее других. Но здесь я буду говорить о лучших вещах - таких, как повести "Враги лютые" и "Про командира Петрова" и рассказы "Туманлески" и "Бродячий монумент для нашей подруги". Повесть "История одной маленькой войны", написанная в явно автобиографическом ключе, стоит в этом ряду особняком и как бы завершает весь цикл. К сожалению, она получилась довольно рыхлой по композиции и несколько монотонной, хотя и поучительной.
Ну вот, теперь попробуем взять быка за рога и определить суть всего вышеозначенного феномена в целом. То, что этот феномен целиком и откровенно гомосексуальный, достаточно очевидно с первых строк. Именно эта тематика интересует автора более всего, и это, разумеется, его право. Есть у автора и свой подход к этой теме - но об этом чуть позже. Следующий постулат, который я предлагаю принять без доказательств: это феномен художественный, а нередко и высокохудожественный. Тех, кого мой способ постулирования не устраивает, я отсылаю к текстам Аляскина и даю полную возможность убедиться в этом лично.
Здесь не место, а, возможно, и не время углубляться в тонкости литературоведческого анализа текстов А. Аляскина, и я с лёгким сердцем уступаю эту благодарную возможность Лотманам и Шкловским грядущего века. Моя задача скромнее: выявить некоторые особенности душевно-жизненного мира героев Аляскина, которых он представил нам. Между прочим, сей акт доверия автора по отношению к нам, читателям, заслуживает, как минимум, нашей признательности. Ведь он, как мать, доверил нам своих детей - странных, но по-своему привлекательных. Это я к тому, что не только честолюбивые амбиции водили пером нашего автора, когда он решил вывести на свет, как какой-нибудь Гоголь, столь необычные типажи нашей российской жизни. То, что наш автор досконально знает жизнь своих персонажей, знает, понимает и любит их - это мой третий постулат, который я опять же не собираюсь здесь доказывать.
Что же это за персонажи? О, все они разнообразны и многолики, но речь здесь идёт не обо всех, а об особых персонажах - тех, кому безраздельно отдана любовь автора и наша с вами, читатель, - разве не так? Мальчик-девочка Лека из "Бродячего монумента", Симка и Ильзе-Лореляй из повести "Враги лютые" и все остальные их братики-сестрички из Голубого Мира А. Аляскина - вот о них-то и должна идти речь в нашем сказе-рассказе. Ибо они - подлинные герои этого мира, лирические, рраматические и трагические одновременно. Герои мира Аляскина и изгои большого мира, который отказал им в праве на счастье. Потому что они не такие, как все…
И вся великая русская литература до сих пор как-то не озаботилась рассказать нам об этих мальчиках то, что рассказал нам о них Аляскин. Да, знаю, знаю, что были предтечи, и "Крылья" М. Кузмина тоже читал, но разве можно то сравнить с этим?
То-то и оно… Ни по эротической откровенности, ни по психологической глубине, ни по жизненной правде даже рядом поставить нельзя. Скажу больше. При всём моём уважении к маститым западным гомосекам-лауреатам, должен прямо сказать, что ни Андре Жид, ни Марсель Пруст, ни их прославленные американские собратья не рассказали нам об этих удивительных созданиях природы и малой доли того, что рассказал Алексей Аляскин. А почему? Неужто пуританская евро-американская мораль намертво сковала им уста и прочие органы речи? Нет, с этим у них всё было в порядке. Дело здесь в другом. Как правильно сказал бы Карл Маркс, всё дело в сексуально-классовом мужском шовинизме сильной половины гомосексуального человечества. Как смотрит такой сексуальный самец-шовинист на хорошенького мальчика или юношу? Нам слишком хорошо известно, как он на него смотрит и чего он от него хочет. Да-да, даже самый рафинированный гомо-интеллектуал, будь он хоть трижды Марсель Пруст, смотрит на это явление природы в общем-то односторонне. Что с него взять - мужчина. Он хоть раз задумался о том, что чувствует обожаемый им мальчик-девочка, о чем он думает, что испытывает по отношению к себе подобным? Как вообще устроена душевно-телесная организация этих испорченных, но таких привлекательных созданий, генетически родственных не только Ганимеду и Нарциссу, но и самому Эросу? Автор-мужчина при попытке изобразить такого юношу всегда смотрит на него извне, со стороны, любуясь, мечтая, страдая, но даже не пытаясь понять его.
Но, как верно сказано поэтом: "Кто не был женщиной ни разу, не сможет женщину понять". А ведь другая половина гомосексуального человечества, с удовольствием эксплуатируемая его сильной половиной, тоже имеет кое-какой менталитет и дар речи. Кто знает, что бы мог рассказать Антиной о своей любви к Адриану? Увы, он ничего не рассказал. Да и кто бы его услышал? Тогда ведь даже Интернета не было. Хотя при чём здесь Интернет? Не в Интернете вовсе дело. А дело в том, что сексуальный шовинизм мужчин в литературе рано или поздно должен был дать трещину Так учит нас революционная диалектика и опыт прогрессивного человечества. Молчащие Антинои и Ганимеды должны были наконец заговорить. И тогда появился Алексей Аляскин. И мы увидели волшебную планету Туманлески - звёздную сказку голубой мальчишеской любви. И мы увидели мальчика-девочку Леку и его братцев-сестричек Симку и Ильзе-Лореляй… Мы услышали их голоса, их чувства и мысли, их грёзы и фантазии. Мы смогли взглянуть их глазами на тех мужчин, которых они любили и которые их тоже любили по-своему. Мы увидели их страсть и боль. Мы увидели хрупкую красоту и жестокость того эфемерного бытия, на которое они обречены своей двуполой природой и окружающим миром. Мы увидели живых людей, у которых чувственность и нежность, плоть и душа не разделены между собой, как в трактатах моралистов, а сосуществуют в причудливом взаимопереплетении и единстве. С безупречной психологической и художественной точностью, проникновенно и бесстрашно поведал нам об этом Алексей Аляскин. Он провёл нас по всем кругам рая и ада Голубой Планеты, да так искусно, что мы и не заметили, что двигались по поверхности Мёбиуса. Проще говоря, выйдя из замызганного сортира в скверике, мы плавно перенеслись в звёздные дали прекрасной Голубой Планеты, чтобы вернуться снова в свою квартиру-улицу-плешку…
Но звёздное сияние голубого мальчишеского рая отныне навсегда будет осенять дорогие мальчишеские лица, глаза и губы, колени и бёдра - и на дикой и жестокой войне, и в среднеазиатских песках, и в российской удушливой провинции. Таковы, да будет вам известно, топологические свойства голубого самозамкнутого мира Аляскина-Мёбиуса. Отныне и присно и во веки веков. Аминь!
Алексей Аляскин не только показал нам этот мир. Он сделал нечто большее. Он создал мифологию этого мира. За неимением Гомера и Гесиода сойдёт и такая. Лично меня она вполне устраивает. Конечно, я не Лосев и не Мелетинский, но, так и быть, об этой мифологии я вам немного расскажу. Герои Аляскина далеко не ангелы, а вполне земные ребята и способны заниматься сексом где угодно и с кем угодно, лишь бы это был мальчик или мужчина. Но тот идеальный (идеализированный) образ мальчика-девочки, который время от времени появляется у Аляскина, безусловно, архетипичен и мифологичен. Напомню, что в греческой мифологии Гермафродит - прекрасный сын Гермеса и Афродиты, двуполый юноша-девушка. Эрот, бог любви - его брат, сын Ареса и Афродиты, тоже красивый мальчик, как мы знаем. Неизвестно, было ли там что-нибудь между двумя братьями, но в мифологии Аляскина просто очевидно, что было - да ещё как было! Только после встречи с Эротом юный Гермафродит и способен осознать свою подлинную сущность, открыть себя и стать самим собой. Такая вот мифологема вечно юного Андрогина, бога однополой любви. И абсолютное блаженство его слияния с Эротом, так тонко описанное Аляскиным (вот откуда его пристрастие к сценам секса между мальчиками - все эти мужчины появляются уже потом).
Ну, ладушки. О том, что некоторые мужчины любят мальчиков-девочек, мы кое-что знаем. О том, что мальчики-девочки любят некоторых мужчин, мы тоже кое-что знаем. А вот о том, что связывает между собой этих мальчиков-девочек, мы узнали только благодаря Алексею Аляскину. И нечего кивать на подруг с плешки (вот, мол, что их связывает). Это особая история (см. повесть " История одной маленькой войны"). Мы же говорим о мифе, который всегда первее всякой истории. В своей первозданной чистоте этот миф, как учили детей в Атлантиде, был осуществлён на далёкой планете Туманлески (отсылаю читателей к одноименному рассказу А. Аляскина). Но иногда, хотя и очень редко, этот миф воплощается на нашей грешной планете. О том, как это бывает, рассказал нам всё тот же Аляскин. В своей удивительной истории о звёздно-голубой любви двух мальчиков-девочек Симки и Ильзе-Лореляй, нашедших друг друга на тихом горном озере вблизи передовой линии фронта (отсылаю читателей к повести "Враги лютые"). Волшебство этой встречи даже не в тех необычных обстоятельствах, при которых она произошла. И Симка, и Ильзе-Лореляй в своей земной жизни далеко не ангелы, каждый из них успел хлебнуть всякого - один в России, другой в Германии. Но вот они увидели друг друга - и их души слились воедино своей ангельской сущностью, как будто они вечно знали и любили друг друга там, на далёкой голубой планете…
Даже если вся эта история придумана от начала и до конца, она всё равно убеждает и покоряет нас своей психологической точностью и достоверностью. Мы верим автору - и это главное. На этом, собственно, и держится любой миф. Да, у этого мифа есть и обратная сторона медали - антимиф. Называется он - большая всесоюзная плешка. Именно там тусуются большей частью бывшие голубые ангелы, а ныне - Белоснежки, Таньки и Феньки. Как истинный мастер-гомореалист, А. Аляскин даёт нам широкий анатомический разрез этого примечательного явления жизни советского и постсоветского пространства. Жизнь, как она есть, показанная изнутри. И я, кажется, понимаю теперь, почему эта повесть получилась такой шаткой и безысходной: здесь нет того Голубого Мифа, который окрылял автора в его прежних вещах. Это финал. Последняя гавань бригантин с голубыми парусами. (См. повесть "История одной маленькой войны").
Я ничего здесь не сказал об удивительно сочном и точном языке автора, о его юморе, о его отменном знании реалий среднеазиатской, советской и военно-фронтовой жизни и о многом-многом другом. Я чувствую, что масштабы задачи явно превышают мои скромные возможности, так что я сумел осилить лишь первые страницы задуманного мною исследования. Не удалось мне сказать и о том, что у автора кажется мне слабым в чисто литературном отношении - например, частые отвлечения в сторону и затянутость побочных эпизодов, рыхлость композиции в повестях, отсутствие полноценного диалога героев и т. д. Говорю об этом сейчас не ради упрёка автору - он ведь и сам кое-что понимает в словесной словесности.
Забота у меня другая - я бы очень хотел, чтобы лучшие вещи Алексея Аляскина были изданы отдельной книгой. И я надеюсь, что такое издание состоится, а издатель найдётся. Вероятно, автор с помощью редактора сумеет придать своим творениям более совершенный вид. А мы по-человечески будем благодарны ему за то, что он подарил нам тот мир, который его талант, любовь и фантазия смогли создать из хаоса жизни.
© Виктор Ган, 22 ноября 1999 г.