Замужний мужчина

В этом же городе, в этой же не по-хорошему знойной ночи, под тихое жужжание кондиционера спит Кирилл.

Я вижу его.

Даже если бы хотела, не могу прогнать этот образ – обнаженное гибкое мужское тело на смятых простынях. Глубокий вздох. За его сомкнутыми веками – мир снов. Он забудет их, когда проснется. Останется только воспоминание о чем-то тревожном и манящем, пережитом ночью.

Чуть ближе к утру его охватит желание.

Встанет член.

Кирилл потянется к парню, спящему рядом с ним. Поцелует за ухом. Развернет к себе.

Они сплетутся в объятии.

Даже в спасительной искусственной прохладе их кожа станет липкой от пота. Потянется звериный запашок самцов в случке.

Потом они погрузятся в легкую, неглубокую дрему.

Я люблю Кирилла.

Когда-то, в такие же бездонные, бесконечные ночи, мне казалось, что моя любовь безответна.

Это не так.

Кирилл отвечает на мою любовь, так, как может – я его самый близкий друг.

Не подруга. Друг.

Ненавижу июль.

Встаю. Осторожно, чтобы не потревожить мужа, и иду на кухню, выпить холодного сока.

Да, я замужем. В гражданском браке. Рядом со мной тоже спит молодой, моложе меня, мужчина.

Окутанные дурным маревом никогда не спящего города, мы тоже займемся любовью, на рассвете.

Жертвенность – не моя сильная сторона. Так мне хочется думать.

Не верьте в сказки о безгрешных чувствах гомосексуалов и их подруг.

Я не безгрешна.

Для меня Кирилл – мужчина.

За годы нашей с ним дружбы не было ни минуты, когда я не была бы готова бросить все, что у меня есть, и уйти к нему.

К несчастью, я ему не нужна.

Не нужна так близко.

Было время, мне казалось, что мы с Кириллом разделены невидимой, но непреодолимой прозрачной стеной.

Невозможно дотронуться до него .

Стена существует. Это его гомосексуальность.

Я научилась любить, не дотрагиваясь.

Бесконтактно.



Был поздний час, даже для рекламного агентства – за полночь.

Пятница. Офис опустел, остались только те, кто доводил до совершенства презентацию для субботней встречи с клиентом.

Избранные. Проклятые. Высокооплачиваемые изгои. Отщепенцы на новых мощных машинах.

Нас не отпускал домой Кирилл, новый арт-директор. Это был его первый проект в нашем бюро.

- У меня начинается стокгольмский синдром, - сказала я кому-то из взъерошенных ребят. – С каждым часом Кирилл нравится мне все больше. Еще немного, и я почувствую с ним общность. Он такой милый.

Мы посмеялись. Вернулись к компьютерам.

Кирилл вышел из своего кабинета и пошел курить. Все новые таланты поначалу стеснялись курить в кабинетах. Потом там дым стоял коромыслом.

Я поднялась. Стокгольмский синдром. Достала свой «Данхилл». Отыскала зажигалку.

Я открыла дверь на лестничную площадку в тот самый миг, когда Кирилл в сердцах хватил свой мобильный об пол. Тогда еще не было таких изящных коммуникаторов, как сейчас.

Он швырнул телефон, разлетевшийся на составные части, и тут же бросился его собирать.

На Кирилла было страшно смотреть. Руки ходили ходуном. Била дрожь. Обычно в офисе он был другим. Жестким. Властным. Мощным.

- Давай же, давай, работай!

Отчаяние в голосе.

- Эй, я тебе свой телефон дам. Вставишь симку. Не переживай так. Она перезвонит.

- Это он, - глухо ответил Кирилл, не поворачиваясь ко мне. – Не она. Парень. Обещал позвонить, и тишина.

- Он позвонит.

Кирилл повернулся. Кого он увидел?

Огромным, очевидным, жалким усилием воли успокоился. У него дернулся левый глаз. Тик.

- Откуда знаешь, что позвонит? Как сама без телефона?

- Симку сюда. Ага. Вот так.

Я протянула ему свой телефон. Откуда знала, что ему позвонят? Ниоткуда. Не знала. Придумала.

И тут раздался звонок. Кирилл дико на меня посмотрел.

- Алло?

Мигом расслабился. Это был его парень. Хотя к этому слову, «парень», я привыкла позже. Тогда это были «друзья».

- Привет. Да, пока в офисе.

Еще один взгляд.

Меня потрясла перемена в его лице. Напряжение растворилось. Злые серые глаза потеплели. Он стал собой.

Я повернулась и ушла. Без телефона. Так и не покурив. В смятении. На пальце Кирилла было обручальное кольцо. Он развелся только почти два года спустя, когда появился Алексей.

Я уже и тогда не была наивной барышней. Всякое случалось. Рано зажила своей жизнью. Родители развелись и жили в новых семьях. Я была предоставлена сама себе. Не то, чтобы красивая. Дерзкая, скорее. Бунтарка. Такой я и осталась – возраст меня не усмирил.

А телефон Кирилл вернул мне в субботу после той самой встречи с клиентами. Мы снова всей командой были в офисе. Ждали, что нас, возможно, всех разом и уволят, как бездарей. Ели напоследок дармовую пиццу за счет компании.

К нам на кухню заглянул Кирилл. Улыбнулся.
- Молодцы! Идите выпить куда-нибудь. Чтоб в понедельник были свежи, как майские розы. Вера, на минутку.

Я пошла за ним, любуясь его спиной. Красивый дядька. Среднего мужского роста, но с гордой, редкой осанкой. Ни грамма лишнего жира. Хотя, почему дядька?! Если и старше меня, то не намного. Лет на пять. Значит, около тридцати, чуть за тридцать. Но взрослый. Нет, не взрослый. Зрелый. Что за чертовщина! Женат же. Друг, к тому же. Не засматривайся, сказала я себе.

Мы вошли в его кабинет. Он повернулся ко мне.

В ту ночь мы все спали немного. Но, глядя в его шальные усталые глаза, я поняла, что Кирилл не спал вообще. Может, подремал немного. Его еще пробивал легкий ток недавнего секса. С парнем. То есть, с другом.

Если бы я сказала хоть одно неверное слово, хоть одно, наша дружба не случилась бы. Жизнь пошла бы по другому пути. Но я промолчала. И не улыбнулась. Никаких знающих ухмылок. Взглядов сообщницы. Что подсказало, что Кирилл меня оценивает, пробивает – своя? Чужая?

- Ты красивая, пи**ец просто, - весело сказал Кирилл. – И глаза колючие. Держи телефон.

Пауза. Своя? Чужая? Давай, девочка, откройся. Покажи себя.

- Слушай, мне, когда мы разошлись уже, кое-чего в голову пришло, про этот слоган. В понедельник, или сейчас? Пока мы все здесь.

Кирилл сел. В его взгляде появилось любопытство.

- Давай в понедельник. Выспаться надо. И спасибо тебе. Выручила.

Я могла ответить, что угодно. Смутиться. Повести себя развязно. Намекнуть, что знаю его секрет.

- Вот и хорошо, - сказала я. – Сложилось, и славно.

- Ты и говоришь слоганами, - расхохотался Кирилл.

- Точно, - и я сама наконец-то рассмеялась – реклама зонтиков. Сложился, и славно.

Меня качнуло, когда я вышла из его кабинета. Я на миг остановилась. Головокружение. Что со мной?!

Такая любовь меня уничтожит, подумала я. Разрушит. Я пропаду. Погибну.

Но прошли годы, я все еще жива.



Мы поняли, что становимся друзьями, неделю спустя.

Также оказались вдвоем на площадке для курения.

Кирилл снова был там раньше меня. На это раз он просто курил, глядя сквозь окно в ночное небо, черно-рыжее, как бывает в Москве.

Увидел меня. Улыбнулся.

- Мальчик послан на х*й, - сообщил он мне.

- Не туда послан, - рассеянно ответила я. – Посылай их лучше в пи*ду. Оттуда сложнее выбраться.

Тогда мое сознание все еще сопротивлялось простому, неоспоримому факту – я влюбилась в Кирилла.

Так бывает, когда обжигаешься. Кожа уже обожжена, но сознание фиксирует это не сразу. Некая доля секунды. Вот в эту долю секунды и уложилась та неделя.

Кирилл расхохотался так, что еле удержал в пальцах сигарету.

У меня болезненно екнуло сердце.

Сознание зафиксировало ожог. Необратимая перемена судьбы.

Он был хорош, наотмашь хорош собой, когда вот так смеялся от души, спокойный и ясный.

- Ну ты даешь, Вера, - Кирилл вытер глаза. – Блин, до слез. Но ты права. Поехали, пожрем где-нибудь. Довезу до дома. Или ты на фордике каком-нибудь? Не стесняйся – возьму на буксир.

Тогда, в наш первый долгий разговор, я поняла, как он одинок. Его жизнь пугала всех, кто узнавал о ней. Гомосексуалы как огня боялись женатых мужчин. Кольцо на пальце Кирилла действовало на них, как связка чеснока на вампиров. Секс, но не больше. Или разводись. Ну, а добропорядочные граждане приходили в ужас от парней. Вернее, пришли бы, узнай о них. Жена жила в неведении, но не уверена, что в приятном. Его сыну тогда было два года.

Это противоречие – тогда Кириллу казалось, что это было непримиримое противоречие, - временами сводило его с ума. Тяга к мужчинам неумолимо росла. Он был бессилен. Ничего нельзя было поделать. Только следовать своей природе.

До того, как появился Алексей, и жизнь моего друга бесповоротно изменилась, я помогала ему выживать в семье. Стала отдушиной. Перевалочным пунктом на дороге от очередного парня к домашнему очагу. Мы или встречались в кафе, или гуляли около моего дома. Никогда не поднимались наверх. Курили. Болтали. Кирилл перестраивался на домашний лад.

Их звали Стас, Влад, Тим, или не звали никак. Кирилл забывал их имена. Они были никем для него, он был никем для них. Иногда он влюблялся. На месяц-другой. Тосковал.

К моему изумлению, у него хватало сил на работу. Через год он ушел из нашего агентства, на волне успеха и почестей. А через какое-то время ушла и я. Мне было легче среди новых людей. И я получила первую по-настоящему ответственную должность.

Мне не был дела до его семьи. Нравственная сторона вопроса меня не волновала. Просто, пока Кирилл оставался чьим-то мужем, пока он ложился в постель с другой женщиной, призрачная надежда была и у меня. Безумная вера в то, что близость между нами возможна, хотя бы изредка.

Все время что-то происходило. То у него, то у меня. Его неукротимая сексуальность перекинулась и на меня. Я перестала бояться мужчин. Флиртовала на грани фола. Искала забытье в романах. Работала, как проклятая.

Кирилл не интересовался моей жизнью. Сейчас я понимаю, у него не было на это душевных сил. Я так и оставалась незнакомкой, в общем-то. Он знал обо мне самое важное – я друг. Мне можно доверять.

Иногда после наших встреч я плакала. Не над собой. Над ним.

-Понимаешь, Верка,- говорил мне Кирилл, - когда я слышу или читаю, как какой-нибудь мужик говорит: «Моего сына растит отчим. Он прекрасный парень! Бывшая жена с ним счастлива, он гораздо лучший отец, чем я. Я же пидорас, что с меня взять, убогий по жизни!», мне хочется выть.
Выть! От бессилия. Потому что и я такой же. Потому что не знаю, сколько протяну в семье. Если б не ты, уже ушел бы. Или спился на х*й. Моего пацана будет растить чужой мудак?! В одной с сынишкой квартире, в соседней комнате нажаривать мою жену?! А выбора нет. И опасно. Хоть и не сплю с ней с тех пор, как родила, а вдруг?

Был тот жуткий осенний день, когда Кирилл позвонил мне и сказал помертвевшим голосом:

- Верка, мне надо на ВИЧ кровь сдать. Завтра поеду. В Склиф. Там можно быстро. А то е**усь.

Я поехала с ним. Кирилл был бледен, как полотно. Руки дрожали. Глаза, казалось, уже умерли.

Нужно было ждать час, по-моему.

Мы бродили там же, рядом с лабораторией, между зданиями больницы. Курили. Меня знобило.

В какой-то момент Кирилл обнял меня, впервые за все время нашей дружбы. Я обняла его в ответ. Поразилась его бесплотности, даже через куртку. Потом поняла, что это не бестелесность. Я обнимала уже почти абсолютного гомосексуала. Его энергетика изменилась. Дрейф к подлинной сексуальности подходил к концу. Оставалось только принять себя.

- Бл*дь, за что мне это, Верка? Что я сделал не так?

- Все так, - ответила я. – Чтобы ни было, держись за жизнь. Я люблю тебя.

- И я тебя люблю, - ответил Кирилл. – Ты мой самый лучший друг. Самый близкий.

Позже мы сидели в бистро и пили шампанское, прямо с утра. Результат анализа был отрицательным. И хотя нужно было провериться еще раз, позже, первая битва была выиграна.

А потом появился Леша.

Тональность меняется.

Мы снова сидели в кафе, очень поздно вечером, и Кирилл признавался в любви.

Но не ко мне. К тогда еще неведомому мне Алексею.

Я смотрела на своего друга. В мягком приглушенном свете плыл табачный дымок. То тут, то там звенел смех. Пахло кофе. Очень, очень тихо играл джаз. Мне казалось, мы среди призраков.

Кирилл был прекрасен. Хотелось поцеловать его руку. Перебрать пальцы. Разглядеть линии судьбы на ладони. Это было невозможно. Нельзя дотрагиваться. Вернее, нельзя дотронуться. Стекло. Между нами.

Обреченность. Да, так. Кирилл уйдет из семьи, я стану ему не нужна. Тогда мне казалось, что мы прощаемся. Что он уйдет в мир, где нет места женщинам. Даже самым верным. Преданным. Любящим.

- Я не могу без него жить, - говорил Кирилл. – Никогда такого не было. Знаешь, я все-таки не верил, до последнего, что мужская любовь – это именно любовь. Мне все казалось, это не всерьез. Два мужика, как не крути. Какая уж тут нежность! Но я тут провел у него ночь, просто не смог уйти, духу не хватило его оставить, и понял, что погибну без него. Хотелось прямо там умереть. Потому что это невозможно передать, как он мне дорог. Вера, что делать? И он меня любит. Он взрослый. Талантливый. Мы с ним смеемся часто. Дурачимся. Обожаю его. Никого больше не хочу.

Скажи ему, чтоб он повременил. Вдруг разойдутся?! Так прошептал мне тоненький голосок. Напомни про сына. Пока он страдает, он твой. Уйдет, не вернешь. Дура. Нашла, в кого влюбиться.

-Уходи к нему, - услышала я спокойный, печальный голос. – Пока Лера молода. У нее еще хватит душевных сил на нового мужчину. Она заслуживает счастья не меньше, чем ты. Сейчас твой уход ее не разрушит. Еще есть время, у всех вас. Потом оно останется только у тебя. Семьи распадаются, по самым разным причинам. Будешь проводить с сыном выходные. Ты и сейчас-то его видишь по часу в день.

Все это сказала я. Действительно, дура.

И было мое знакомство с Алексеем, высоким, тонким, умным парнем с чудесной ухмылкой, и была жалкая попытка Кирилла убедить себя, что это не любовь, а влюбленность, и была их отвратительная ссора, и я умоляла, и умолила Кирилла простить Лешу. Был разговор Кирилла с женой. Все это было.

А потом Кирилл и Леша стали жить вместе.

Год, два, три. Семь лет. Восемь лет. Девятый год.

Мы все также встречаемся с Кириллом в кафе.

Болтаем. Курим. Смеемся.

Он все также говорит мне, время от времени:

- Верка, ты красивая, пи**ец просто.

У меня тоже появился близкий друг. Это парень, с которым я живу. Гражданский муж.

Год. Два. Три. Пятый год.

Когда я вижу обожание в глазах мужа, мне хочется плакать. Не по себе. По нему.

Мне никогда не хотелось поцеловать его руку.

Он здесь, рядом. По эту сторону стекла. Преданный, ласковый.

Тот, кого я люблю – по другую.