Кравцов и толстый

Толстых никто не любит. Над ними издеваются в школе, не замечают в институте и вежливо обходят стороной на работе. И плевать на высокую духовность и богатый внутренний мир: давно известно, что мир спасет красота, а не знания. Удел знаний – поддерживать красоту, служить ей – ботоксом ли, таблицей ли Менделеева или адронным коллайдером. Красив внутри – вывернись наизнанку, пусть и окружающие красоте порадуются. Толстый и сам тяготел к внешней гармонии и совершенству – к Аполлону и Афродите, отдавая должное безупречному вкусу древних греков и их изысканной эротичности. Причем, Афродита вызывала у него восхищение, а Аполлон желание. Иногда толстый внимательно рассматривал изображения пузатых козлоногих сатиров. Но сравнения с мифическими существами были явно не в его пользу. Во-первых, сатиры были развратны. А скромный выпускник историко-архивного института был действительно скромным – какие уж тут вакханалии?! А, во-вторых, у сатиров под пузом свисал такой внушительный орган, что, казалось, он касается козлиных копытец и мешает бегать за нимфами, а в ответственные моменты эротично достает до рожек. «Вот это – настоящий фаллос!» - думал, глядя на них, толстый, теребя при этом свой писюн, теряющийся в жировых складках.
Пока была жива мама, толстый не так остро ощущал свое одиночество. В маленькой хрущевке на окраине столицы пахло борщом, кругом лежали книги, а в шкафу всегда аккуратно висели выглаженные рубашки. Из окна был виден лес, а электричкой до Москвы было всего ничего – тридцать пять минут. Мама мечтала, что кто-нибудь из его одногруппниц, а толстый был в группе единственным мужчиной, если так можно выразиться, а точней – единственной особью мужского пола, станет той самой любимой невесткой, которая и внуков подарит, и носки толстому по парам после ее смерти складывать будет. Но, не случилось. Толстый с одногруппницами дружил, при этом в его эротические сны приходили не они, а доцент кафедры «Военных архивов» Петр Николаевич ( или, Петруша, как его ласково называли студентки) – стройный, подтянутый, похожий на поручика Шервинского из «Белой гвардии» в исполнении Ланового. Стоит ли говорить, что все архивные дивы были в него поголовно влюблены! И толстый тоже! Проходя каждый день по дороге из института домой, толстый с тоской смотрел на известную «стометровку» перед Большим театром – голубые всех мастей и оттенков постоянно ошивались тут. Но ни к кому подойти он так и не решался, поэтому торопливо переводил глаза на квадригу Аполлона. Покровитель муз был очень похож на Петрушу, только вместо портфеля в руке у него были вожжи, а причинное место было открыто для обозрения и возбуждало воображение – доцентский член был запретен, а от того – суперсладок!
Мама всегда целовала его перед уходом на работу. А теперь мамы нет. И не целует никто. Лес частично вырубили и построили два элитных дома для «новых русских» с огороженной забором территорией. И носки из стиралки никак не хотят возвращаться парами.
Работал толстый пять дней в неделю в учреждении с конструктивистско-социалистическим названием «Медпроектремстрой» архивариусом и понимал, что старшим архивариусом он станет перед самым выходом на пенсию. С ним вместе в одной комнате находились еще две опрятные тетки неопределённого возраста, одна из которых была матерью-одиночкой и постоянно звонила своему оболтусу сыну по городскому телефону – архив находился в сыроватом подвале большого дома предвоенной постройки, и мобильная связь, как и время, были неспособны пробиться сквозь толстые стены бывшего бомбоубежища.
- Представляете, Сергей Петрович...- толстый понял, что обращаются к нему. Представляете, что мой оболтус вчера из школы приволок!!!
Возмущенная коллега держала в руках журнал «Квир». На его обложке было размещено фото очень красивого обнаженного молодого спортивного парня. А внизу подпись – Толстых никто не любит! И троеточие.
С трудом досидев в своем архиве до конца дня, толстый (мы теперь уже знакомы с ним – Сергей Петрович) помчал домой. В голове молоточками стучало: толстых никто не любит! Толстых НИКТО не любит!
В воскресенье толстый купил скакалку, кроссовки, спортивный костюм, гимнастический коврик и весы! И вышел на пробежку. Сквозь лес пролегала дорожка, политая потом всех тех, кто бежал за красивой фигурой и светлым будущим. С красным от напряжения лицом, тяжело дыша, толстый сделал первые неуверенные шаги навстречу своей любви, которая непременно будет наградой за терпение и настойчивость. Уже позже, в душе, мастурбируя, ему привиделось, как Аполлон, покинув свое привычное место над портиком, занимается с ним сексом прямо в фонтане перед театром, а из всех окон звучит ария Каварадосси. И Аполлон так груб и так нежен! И фаллос у него каменный!
В понедельник будильник зазвонил в шесть утра. Обычно, толстый просыпался в семь. Он недовольно покосился на ошибшийся будильник – мол, с какого перепуга, повернулся на другой бок...и вдруг вскочил, как ошпаренный. Бегать! Нужно было идти бегать!
Утро было прохладным – август подходил к концу. Лес уже проснулся и радостно встретил толстого одобрительным птичьим многоголосьем. Нужно было пробежать два круга, сделать дыхательные упражнения и приготовить завтрак – толстый скачал в сети новомодную диету и дал себе клятву ни на шаг не отступать от рекомендованного меню. А еще в душ и на электричку успеть, так что, времени на раскачку не было. Толстый побежал и вдруг услышал за спиной шаги. Он повернул голову. Аполлон лет тридцати пяти - блондин в белом спортивном костюме и таких же кроссовках, с наушниками в ушах и приветливой улыбкой на лице, кивнул, в знак благодарности за освобожденную тропу, и побежал дальше, поглощаемый лесом.
- Как мимолетное виденье, - мелькнуло в голове у толстого, и он прибавил шаг. Но догнать незнакомца не удавалось.
Осень была дождливой, вставать по утрам было все тяжелей и тяжелей, но весы показывали минус одиннадцать килограммов, поэтому толстый не пропускал ни одной пробежки. Да и не только поэтому – на тропе его ждал незнакомец. Кравцов. Они так и не познакомились, хотя уже приветливо кивали друг другу. Как-то толстый, пробегая мимо полянки, где его Аполлон разминался, услышал звонок мобильного телефона, и услышал, как незнакомец ответил отрывисто в трубку: «Кравцов слушает». Кравцов! Оказывается, у богов тоже есть фамилии. И в каком-нибудь ЗАГСе сделана отметка о его рождении. И если забраться в архив, то может быть можно найти и фото. Судя по выражению лица, разговор у Кравцова был очень неприятным. Дольше задерживаться и прислушиваться к разговору толстому показалось нетактичным.
Осень сменилась зимой. Сергею Петровичу бегать не удавалось – столбик термометра опустился ниже двадцати. Но скакалка, отжимания, спинальная гимнастика и диета сделали свое белое дело – пришлось менять гардероб : старые вещи приятно висели, а брюки можно было снимать, не расстегивая. Возле универмага «Петровский» Сергей Петрович увидел неожиданно Кравцова, получил традиционный кивок и обворожительную улыбку. Кравцов сел в какой-то невообразимо большой белый автомобиль ( такие машины, кажется, называются джипами), и укатил на свой Олимп. Что делал небожитель в этом третьесортном магазинишке, Сергей Петрович так и не узнал – по его мнению, ближайшее место, где Кравцов мог покупать достойные Аполлона вещи, было на виа Монте Наполеоне.
Кравцов! Кравцов! Сергей Петрович остро почувствовал, что влюблен в него окончательно и бесповоротно! И что именно ради него, а не ради какой-то абстрактной любви, поднимал бывший толстый ноги на коврике, освобождая пресс от жировых отложений, и смешно выгибал попу в «кошке-собаке», дыша именно так, как учат йоги.
Как только сошел первый снег, Сергей Петрович снова вышел на «тропу любви» и побежал. От него, прежнего, осталась половина, и он обоснованно полагал, что лучшая! Бег доставлял радость, ушла одышка. Конечно, худым Сергея Петровича было не назвать, но подтянутым и моложавым – вполне. Золушка уже надела бальное платье, но еще не потеряла туфельку. А ведь нужно было так мало, чтобы у сказки был счастливый конец – Кравцов должен был заговорить с ним и сказать что-нибудь ласковое. А потом, прямо на той самой опушке, где обычно Кравцов разминался, они должны были заняться страстным сексом. Сколько раз этот момент снился Сергею Петровичу во всех подробностях! Как часто он лежал в темноте и одиночестве, глядя в потолок, и представлял, как по лунной дорожке прямо сейчас к нему в комнату въедет Кравцов на своей большой белой машине...
Теперь на этой самой полянке Сергей Петрович сам останавливался, чтобы подышать свежим весенним воздухом и выполнить наставления йогов: глубокий вдох на десять счетов – задержка дыхания – пролонгированный выдох на пятнадцать. Он задерживал дыхание и прислушивался к звукам - слушал, не идет ли Кравцов. Но знакомых шагов не было. А лес жил своей жизнью, природа просыпалась. Чтобы отвлечься от грустных мыслей, Сергей Петрович думал о том, как птицам, совсем без рук удается только клювами и лапами сооружать такие прочные и удобные гнезда. Что это – инстинкт продолжения рода, жажда жизни или весна? А, может, любовь? То, что у лебедей бывает любовь, Сергей Петрович знал. А вот у простых птиц – у синичек? У воробьев? Это понятно, что Бред Питт любит Анджелину Джоли, а великий Жан Кокто любил талантливого Жана Маре! Они-лебеди!А вот он, простой толстый, простой Сергей Петрович имеет право любить своего таинственного Кравцова? От этих мыслей сердце начинало не помещаться в груди, а на глаза наворачивались слезы.
В один из дней... Нет, тут нужно сказать – в один из прекрасных дней и не бояться банальности – день был действительно прекрасный, Сергея Петровича обогнал Кравцов! Он привычно приветливо кивнул, и, как-то невесело улыбнувшись, побежал по тропе. Арфы и скрипки заиграли в душе бывшего толстого! Почему арфы и скрипки? Если любовь задевает какие-то струны в душе человека, то и играть должны исключительно струнные! Когда дело дошло до дыхательной гимнастики, Сергей Петрович увидел на поляне Кравцова. Он лежал на земле.
- Зачем он лег делать упражнения прямо на землю? Еще грязно и сыро, а на нем белый костюм. Нужно будет предложить ему свой гимнастический коврик – так и познакомимся наконец-то.
Сергей Петрович подошел поближе и увидел, что никакими упражнениями Кравцов не занимается – он лежал неподвижно: глаза закрыты, губы синие, лицо серо-белое. Дрожащими руками достав телефон, Сергей Петрович вызвал «Скорую». На удивление, врачи появились быстро. Очевидно, ангелы-хранители Кравцова, залюбовавшись весенним лесом, были неподалеку и сразу включились в работу. Кравцову сделали кардиограмму, потом какой-то укол, положили на носилки и понесли с поляны к машине.
- Вы кем ему будете? - спросил врач.
- Никем. Просто спортом рядом занимаемся.
- Тогда передайте семье, что мы отвезем его в центр имени Бакулева. Похоже, инфаркт. Пусть привезут тапочки, зубную щетку, яблочный сок и курагу. Еду привозить не нужно, ему сейчас нельзя ничего.
Несколько раз Сергей Петрович звонил в больницу и интересовался состоянием здоровья больного Кравцова. Состояние было стабильно тяжелым, но угроза жизни миновала, и его обещали скоро перевести из реанимации в обычную палату – тогда его и можно будет посетить.
Сергей Петрович плохо помнит, как собирался в этот знаменитый институт на Рублевке, несколько раз переодеваясь, разглядывая себя в зеркале, приглаживая волосы. Потом порезался при бритье и очень расстроился.
Когда Сергей Петрович вошел в палату, он увидел сидящего на кровати Кравцова в смешной байковой пижаме с Винни-Пухами. На коленях у него сидела девочка лет десяти – точная уменьшенная копия Кравцова, белобрысая и с косичками. А рядом на стуле – симпатичная моложавая женщина.
- Маша, посмотри кто пришел!!! Это же мой спаситель! - Кравцов бережно посадил девочку на кровать и пошел навстречу Сергею Петровичу. А мы ведь с Вами так и не знакомы! Меня Дима зовут. А это моя жена Маша и дочь Катя.
- Сережа-, ответил Сергей Петрович, вяло пожимая протянутую руку. Ватные ноги не слушались. Он открыл сумку и вынул полиэтиленовый пакет.
- Я Вам тут гранаты принес. И сок. И я наверное пойду. У Вас семья в гостях. Выздоравливайте.
- Меня скоро выписывают, -радостно сообщил Кравцов. И раз мы вместе бегали, значит и живем друг от друга неподалеку. Мы обитаем в белой высотке, в той, которая ближе к лесу. Мы приглашаем Вас в гости, коньячку выпьем...
- Дима, - женщина укоризненно покачала головой. Какой коньячек после инфаркта?
- Да я чуть-чуть, Машенька! - Кравцов обнял ее и поцеловал. За здоровье спасителя. Кроме того, коньяк сосуды расширяет.
- Да, да, конечно приходите, Сергей. Мы будем очень рады. Даже страшно представить, чтобы было, если бы Вы рядом не пробегали! Врачи сказали, что четвертью часа позже, и Димы бы не было. Я Вам сейчас адрес запишу. И номер мобильного. Вы где живете?
- Я в пятиэтажке, дом тринадцать. Это в десяти минутах ходьбы от вас.
- Прекрасно, обязательно приходите, - сказала Маша. Можно, я вас поцелую?
И она поцеловала Сергея Петровича в щеку. Как мама когда-то.
Сергей Петрович попросил молоденькую сестричку, дежурившую на входе, вызвать ему такси. Перед заходом домой он забежал в супермаркет и купил торт. Торт толстый съел целиком, глядя сквозь немытое после зимы оконное стекло на белую высотку. Ту, которая ближе к лесу.