Попугайчик

Сижу в переполненном баре и смотрю на играющих в бильярд парней. Звонкие удары шаров, радостные возгласы, громкая бессмысленная музыка – все сливается в сплошной монотонный гул. Передо мной стоит молочно-клубнично-алкогольный коктейль – «радость сосунка», как называет его Стольник. Обхватываю губами трубочку, наклонив вперед голову, и не касаясь высокого стакана руками. Сладкая тягучая жидкость заполняет рот и мягко проскальзывает в желудок. Ням!
И зачем я здесь сижу? Негодный Стольник как всегда подстраивает мне подлянку.
- Персик! – Говорит он. – Ты обязан пойти. Это твой долг, в конце концов.
- Перед кем это? – Спрашиваю, не бросая своего занятия.
А в тот момент, когда он мне позвонил, я сидел на велотренажере и усердно крутил педали.
- Как перед кем?! – Возмущенно восклицает Стольник. – Перед гей сообществом.
- Браво! – Пыхчу я, ускоряя темп. – Какие сильные, вдохновляющие слова! Но, по-моему, пресловутое сообщество ничего не потеряет, если моя скромная персона…
Стольник тяжело вздыхает.
- Заткнись! Прекрати, наконец, витийствовать и выслушай.
Я послушно затыкаю свой фонтан красноречия и прислушиваюсь к приятному баритону друга.
- Завтра вечер знакомств для девочек и мальчиков в баре…в том, погребке. Ну, ты помнишь.
- Угу. – Выдыхаю я, завершая тренировку.
Сваливаюсь с тренажера и понимаю, что сегодня перестарался. Ноги гудят и подкашиваются.
- Придешь, пообщаешься с парнями, выпьешь…
- Один вопрос, мой дорогой заботливый мишка. Кто в этой мужской компании будет играть роль девочки?
- А это как договоритесь! – заржал Стольник.

Стольник – мой…ну, скажем, приятель. Близкий. Очень близкий. Настолько близкий, что даже порой остается у меня ночевать. В одной со мной постели. Но! Он классический гетеросексуал, без всяких подтекстов и вариаций. Так что, говоря, что мы спим вместе, я имею в виду именно крепкий, здоровый сон. Так вот. Стольник получил свою кличку из-за патологической любви занимать у всех знакомых и не слишком знакомых людей «стольничек до завтра». Причем он ухитряется назанимать столько, что хватает на бутылку приличного коньяка и закусь. Но, самое интересное заключается в том, что назавтра Стольник непременно возвращает все долги. Откуда он берет деньги – тайна, покрытая непроглядным мраком.

- Персик? А Персик. Ты пойдешь? – Продолжает искушать меня волосатый мишка.
- Пойду, - сдаюсь я – но при одном условии.
- Эй! Я с тобой не пойду. Меня парни «в этом смысле» не интересуют.
Я усмехаюсь и щелкаю по трубке пальцем.
- Еще бы они тебя интересовали. Ты мой, и только мой! Я тебя никому не отдам! А если серьезно, у меня сейчас с деньгами напряг. Одолжишь стольничек до завтра?
- Да пошел ты! – Смеется Стольник.

И вот я сижу в баре обнимаюсь с коктейлем и стреляю глазами по сторонам. Справа основательно устроил свой крепкий зад на красном барном стуле отменный самец. Я пробегаю глазами по бугристой спине, обтянутой черной футболкой. Он сидит, положив мощные локти на стойку, и гипнотизирует застывшим взглядом пивную кружку. Я аккуратно пододвигаю свой женственный тонкий стакан к его мужественной граненой, толстостенной кружище и тихонько подсаживаюсь ближе. Искоса поглядываю на тяжелый профиль: слегка искривленный нос, квадратный подбородок, тонкие губы, кустистые брови и снова по кругу.
- Чего? – Бурчит он и, обхватив волосатой лапой кружку, опрокидывает в себя ее содержимое.
Грохает пустой тарой по стойке и требует повторить. Мгновенно появляется ее клон, доверху наполненный пенящимся, золотистым пивом.
- Привет. – Говорю я, чтобы хоть что-то сказать.
- Привет. – Отвечает он, по-прежнему не глядя в мою сторону.
Я молчу. Он стучит толстым пальцем по стойке.
- Чего надо? – Спрашивает он и поворачивает в мою сторону бугристую башку.
А хрен его знает, что мне надо?
- Поговорить. – Бормочу я.
- Говори.
И снова пристальный взгляд в кружку.
О чем можно говорить с совершенно незнакомым человеком, который вызывает в тебе неоднозначные, довольно противоречивые чувства? С одной стороны он притягивает своей неотесанной, грубой красотой, но с другой навевает такой страх, что хочется бежать как можно дальше или на худой конец просто юркнуть под стол.
- Вечер…приятный. – Выдавливаю я. – Музыка…
- Что музыка? Дерьмо, а не музыка. – Говорит он и снова прикладывается к кружке.
Выпивает залпом, на одном дыхании, при этом его громадный кадык двигается как поршень под щетинистой кожей, а в горле громко булькает. Я слежу за ним, и процесс завораживает, рот мой открывается от изумления. Тара, покрытая хлопьями белой пены, опускается на стойку, но добавки здоровяк больше не требует. Он смачно рыгает, и смотрит на меня маленькими карими глазками.
- Ну что, пойдем? – Спрашивает он.
- Куда? – Наивный, как маленькая девочка хлопаю я глазами.
Вместо ответа он двигает языком так, что его щека оттопыривается, и я чувствую, что начинаю краснеть.
- Ты мне. – Поясняет он, тыча в мою грудь пальцем. – Там, за углом.
- Не-ет! Спасибо!
Я спрыгиваю со стула и, забыв про свой коктейль, растворяюсь в полутемном зале.

Теперь мне требуется что-нибудь покрепче. Водка? А пусть будет водка! Ледяная, с ломтиком лимона и…все. Лимона достаточно. Опрокидываю рюмку и прислушиваюсь к ощущениям. В голове шумит, душа поет, тело расслабленно. Пойти что ли, найти того здоровяка? Прогуляюсь с ним за угол…
- Перс! И ты здесь. А я смотрю, знакомые полушария отираются возле бара! О! Лимончик!
Ежик бесцеремонно плюхается ко мне на колени и, подцепив двумя пальчиками кружек лимона сует себе в рот. Морщиться, причмокивает тронутыми блеском губками и улыбается, глядя на меня. Его ярко оранжевая маечка сверкает в тускловатом свете бара.
- Сколько мы не виделись, Перс?
Ежик ласково поглаживает меня по волосам.
- Два дня. И слезь с моих колен!
Я хлопаю его по тощему заду, и он тут же спрыгивает.
- Пойдем танцевать!
Ежик хватает меня за запястье, но я не собираюсь идти у него на поводу.
- Я не танцую, Ежик, ты же знаешь. Да и вообще…
- Понимаю, понимаю! – заговорщически шепчет он. – Ухожу, ухожу!
- Пока, пока! – В тон ему отвечаю я, и беззаботный Ежик укатывается по своим делам.

Пора валить. Знакомства – это не для меня. Встаю и медленно пробираюсь к выходу.
- Извините!
Рука мягко ложиться на мое плечо, а ухо щекочет чье-то дыхание. Запах фруктовой жвачки напомнил о детстве, и на душе сразу стало легко. Я обернулся и встретился взглядом с парнем.
«Попугайчик» - почему-то сразу подумалось мне.
- Я давно за вами наблюдаю и…вот.
Улыбаюсь, но беззлобно, скорее приветливо.
- Ну, привет. – Говорю и беру его за руку. – Я вообще-то ухожу. Можешь прогуляться со мной.
- Ага! – на лице неподдельная радость.

Мы идем по ночной набережной. Почему-то в голову лезут стихи Маяковского:
Багровый и белый отброшен и скомкан,
в зеленый бросали горстями дукаты,
а черным ладоням сбежавшихся окон
раздали горящие желтые карты.

Я, чувствуя платья зовущие лапы,
в глаза им улыбку протиснул; пугая
ударами в жесть, хохотали арапы,
над лбом расцветивши крыло попугая.

- О чем думаешь? – Прервал молчание Попугайчик.
Я всматриваюсь в его лицо. Маленький чуть крючковатый нос, а нижняя губа немного выступает, придавая Попугайчику обиженное выражение. «Фто ты так смотриф?» - говорит это лицо. Я снова улыбаюсь.
- Стихи вспомнил.
- Любишь стихи? – Спрашивает он.
- Да. Особенно наизусть учить. С детства. Другим тяжело, нудно, а я даже в каникулы порой учил. Просто так, для себя.
Он сморит на меня с недоверием. Пожимает плечами и говорит:
- Почитаешь что-нибудь?
Я перелистываю странички памяти и киваю.
- Лермонтова хочешь?
- А мне все равно.
- Я видел юношу: он был верхом
На серой борзой лошади - и мчался
Вдоль берега крутого Клязьмы. Вечер
Погас уж на багряном небосклоне,
И месяц в облаках блистал и в волнах;
Но юный всадник не боялся, видно,
Ни ночи, ни росы холодной; жарко
Пылали смуглые его ланиты,
И черный взор искал чего-то все
В туманном отдаленье - темно, смутно
Являлося минувшее ему -
Призрак остерегающий, который
Пугает сердце страшным предсказаньем.
Но верил он - одной своей любви.

Попугайчик замирает. Я останавливаюсь тоже.
- Здорово! – Восклицает он.
- А то! – Отвечаю я.

Попугайчик робко взял меня за руку, предварительно оглядевшись по сторонам. Я не сопротивляюсь. У него теплая мягкая ладонь и моя немного замерзшая рука мгновенно согрелась.
- Я хочу тебя поцеловать. – Опустив голову, сказал он.
Глядя на Попугайчика, я думал, хочется ли этого мне. Он, безусловно, очень мил и симпатяга, и тепленький, и мягонький, и наверняка очень нежный, но я таких не люблю. Вот если бы он развернулся и просто присосался как пиявка… Черт! Что я несу!
- Конечно, - говорю я вслух – давай поцелуемся.
Он снова смотрит по сторонам. На встречу идет влюбленная парочка. Она чмокает его в щеку, а он одним глазом косит в экран смартфона и пытается печатать одним пальцем. Попугайчик тут же выпускает мою руку и с безразличным видом смотрит по сторонам. Мы даже не знакомы! Какие поцелуи, что вы!
Я невесело усмехаюсь. Свободная, мать ее, родина! Пусть кричат уродина, а она мне…
- Попугайчик! А, Попугайчик? Птичкам давно пора спать. Я пойду домой, а ты мне, если что звякни, ага.
Я разворачиваюсь и иду прочь.
- Стой!
Он бежит за мной и хватает за плечи, разворачивает к себе и целует! Целует так, что колени подкашиваются, голова кружиться от запаха фруктовой жвачки и сладости его нежных губ и смелого языка, закручивающего вихрем мою смятенную душу. Я лечу, лечу! Падаю в небо, как кто-то когда-то сказал, или спел и вообще, не важно!
- Мама! – Шепчу я, обхватив его шею, чтобы не упасть. – Да какой ты к чертовой бабусе Попугайчик! Орел!
- Пидары! – Брезгливый смешок девицы.
Парочка поравнялась с нами и немного притормозила, чтобы полюбоваться зрелищем.
Я показываю девице язык, а ее спутник лишь мельком взглянув на нас, снова погружается в захватывающий мир СМС переписки.
- А завидовать нехорошо! – Шепчу я, и мы смеемся, продолжая обниматься.

Я веду Попугайчика за руку по темной лестнице. Здесь опять воняет кошачьим присутствием, да и человеки разумные похоже тоже постарались на славу. Он слегка хлопает меня пониже спины. Я подпрыгиваю от неожиданности и чуть не падаю, поскользнувшись на…
- Чтоб тебе труселя всю жизнь жали! – Ору я и чувствую, как Попугайчик прижимает меня к себе и его горячее дыхание в затылок.
Чувствую твердое, неотвратимое. Чувствую даже через джинсы.
- Давай здесь! – Шепчет он и прижимается сильнее.
- Нет, ну как же…до дома два пролета…
Вместо ответа он настойчиво подталкивает меня вперед. Мы поднимаемся на площадку меж этажами, и здесь он припечатывает меня к стене.
Его рот в темноте находит мои губы. Руки расстегивают ширинку.
- Круто! – Шепчу я, покусывая его за нижнюю, пухлую, обиженную губу.
Он сдергивает с меня штаны и разворачивает к себе спиной.
- Эй, капитан Катанья! – Бормочу я, чувствуя горячую плоть, готовую поразить меня в десятку. – А защита! А-а!
К черту! Он змеей вползает в меня и замирает, дыша мне в затылок. Я хватаю руками его за бедра и сжимаю, впиваюсь ногтями. Он стонет и начинает двигаться. Я подаюсь к нему на встречу. Наши тела сталкиваются.
- Попугайчик! – Шепчу я. – Орел!
Глубже и быстрее. Я упираюсь руками в стену и немного наклоняюсь. Он двигается назад, почти полностью покидает меня, но через мгновение мы снова сливаемся в одно целое.
- Персик! – Стонет он. – Я больше не могу!
- Давай! – Командую я, и он изливается в меня, а я рисую на исписанной стене подъезда новую сюрреалистическую картину под названием «Персиковый сок».

Мы стоим в темноте, прислонившись к холодной стене подъезда. Он жадно курит, я разгоняю ладонью дым.
- Зайдешь? Тут всего десять ступенек вверх.
- Я позвоню.
Поцелуй нежный, прощальный и торопливые шаги, затихающие внизу.
- Улетел, мой Попугайчик. – Шепчу я. – Надкусил сладкий Персик и улетел. Ну, что ж. Приятного тебе аппетита!