Последний бой

Хелада покосился на тлеющие угли, затянул на последнюю дырку ремень на поясе, вскинул на плечо тощий рюкзак, чуть подпрыгнул, проверяя, не гремит ли боевая амуниция и зашагал в сторону Калабозы – последнего уцелевшего города. По его расчетам, идти предстояло еще дня три-четыре, а денег у Хелады не было совсем. Продавать меч и ножи он не мог, иначе весь пройденный путь был бы бессмысленным, а кроме оружия у Хелады ничего не осталось. Совсем ничего. Ну, разве что память и злость, да ведь их не продашь, а и нашелся бы чокнутый маг, пожелавший купить столь сомнительный кусок Хеладовой ауры, так он не продал бы. Черная ярость вела его, указывала дорогу надежнее обгорелых вестовых столбов, боль подгоняла и придавала сил. Хелада шел убивать. Шел в свой последний бой с тем, кто обрек на лютую смерть юного пророка, светлую искорку надежды для страны и для Хелады лично. С верховным жрецом Дьоса, серой тощей тварью полумагом Инимигьо. Это он являлся Хеладе в горячечных снах, в которых Хелада безуспешно сжимал пальцы на морщинистом горле, махал мечом, снося ненавистную башку, с хрустом втыкал врагу в подбрюшье кинжал по рукоятку, но проклятый жрец на следующую ночь вновь подносил пылающую негасимым синим магическим огнем головню к куче хвороста на которой… Нет, нельзя. Не вспоминать сейчас, не тратить силы. Они еще понадобятся.

Калабозу, как любой уважающий себя город, окружала крепостная стена и ров с тухлой, даже на вид скользкой водой. Подъемный мост у городских ворот по случаю вечернего времени должен был быть поднят, но война истощила все резервы – и людские и магические, поэтому у моста маялись четыре стражника, обреченные провести холодную беспокойную ночь, и в силу этого обстоятельства чрезвычайно недружелюбные. Хелада не горел желанием отправиться прямым ходом в темницу, а туда бы он и попал, если бы попытался прорваться мимо стражников. Документов у него не было, а неделя пути, проделанного практически натощак, не оставляла шанса на победу в схватке против четверых противников. Еще месяц назад он не задумываясь крутанул бы меч смертельной серебряной «мельницей», танцевал бы, небрежно уходя от ударов, парируя легко и стремительно. Ведь он – Хелада - легенда, лучший мечник королевства. Правда, бывший. И королевство тоже теперь бывшее, и слава рассыпалась седым пеплом, таким же, какой остался на главной площади Калабозы, где умирал Альяс… Нет, Хелада, нет. Не думай об этом, еще не время.

Любая нора без отнорков превратится в ловушку. Эту нехитрая истина хорошо знакома всем, кто по разным причинам не может шествовать через парадные двери. А значит, стоит немного поискать - и обязательно найдется лазейка, калиточка, подкоп – для не гордых все сойдет, лишь бы цель была достигнута. Хелада порядком перемазался в глине, карабкаясь по обрыву к зарослям плюща на городской стене. Толстые стебли угрожающе потрескивали, но выдержали, и одной темной тенью в Калабозе стало больше. Хелада даже малодушно помянул ненавистного Дьоса, когда наткнулся в первом же переулке на сенной сарай, правда, запертый, но что для воина замки и дощатые стены? Один короткий взмах меча – и ржавый замок распался на две части. Какое счастье - зарыться в пахнущее летом и солнцем сено, вытянуть гудящие ноги, закрыть глаза, провалиться в сон, как в могилу. Но ты забыл, мечник – Дьос коварен и злопамятен, поэтому серая тварь Инимигьо не замедлил явиться в твой сон и головня в его руке – вот она, и занимается хворост, и негасимое синее пламя лижет хрупкую фигурку. Летят по ветру длинные светлые волосы, дым в них лентами и Альяс кричит, зовет: «Хелада-а-а»…

Все, конечно же, было не так. Он не тебя звал в свой последний миг, глупый мечник. Он снова бросал людям то, что должно было остановить безумные амбиции Тонто четвертого. Он пытался предостеречь, объяснить, что в грядущей войне не будет победителей, как не бывает их во всех войнах всех миров. Он, Альяс-видящий, пророк и учитель, не владеющий никакой магией, кроме магии доброты и любви, стал угрозой для короля и жрецов. Его, совсем еще мальчика, слушали толпы на площадях, наизусть затверживали пророчества, такие нужные и понятные людям. «Не убивай, не лги, не бойся, – кричал Альяс, - не бойся любить, не бойся быть собой. Ты – человек, ты – величайшая ценность этого мира и наградой тебе будет любовь, а вовсе не замки и золото». «Война, - говорил Альяс, - страшная иллюзия, мираж. Он развеется и останется обожженная мертвая земля, а дым от пожаров закроет солнце. Холод придет в сердца уцелевших, страшный холод. И ты забудешь меня, Хелада. Потому что ты уцелеешь, я вижу. Ты сильный, смелый, ты не умрешь. Мне жаль тебя, мой Хелада, у тебя горькая судьба».
«Нет, - отвечал Хелада, целуя любимого в теплые губы, - нет, Альяс, я никогда не забуду тебя. И я вернусь с войны, к тебе вернусь. Помнишь, мы мечтали о домике на опушке, с верандой и большими окнами? Мы его построим, вместе. И кровать купим, большую, мягкую. Ну что ты смеешься, Альяс? Кровать – это важно. Вот я вернусь с этой дурацкой, никому не нужной войны, вернусь с полными карманами золота и настанет мир, о котором ты говоришь, мир, полный любви. Эй, Альяс, что с тобой, родной»?
Ты не слышал его, мечник. Слушал и не слышал. Ты просто любил, кружил на руках, нежил, строил воздушные замки, кормил по утрам с ложки нежным сладким творогом, его любимым лакомством, нарочно стараясь вымазать в твороге его щеки и губы, чтобы потом облизать, зацеловать до головокружения. Ты просто любил. Иногда этого недостаточно. Ты забыл, он – Альяс-видящий, пророк. Он не мог иначе, даже зная наперед свою судьбу, предвидя костер и муку – не мог молчать. И вел за собой людей, объяснял, почему не нужно вступать в ополчение Тонто, не нужно давать магической клятвы, лишающей поклявшегося собственной воли (отличная работа королевских магов, идеальное решение против дезертирства). Он ничего не боялся, тонкий, как клинок, хрупкий и бесконечно отважный. Ты все же ушел на эту войну, оторвал от себя его руки, ушел и не обернулся. Ты отдал его на растерзание лживой твари Инимигьо. Что ты наделал, Хелада?

В закопченном храме Дьоса с утра было тихо. Не толпились прихожане, не зажигали бездымные магические лампады – слишком дорога стала магия в полумертвом городе. Чадили, потрескивая обычные масляные плошки под нарисованным золотой краской кругом – знаком бога. Хелада усмехнулся: золотой круг – это солнце, этот символ много старше культа Дьоса. Ничего нового не изобрели жрецы, объявили древний символ своим. Альяс рассказывал об этом, размахивал руками. Хелада тогда слушал вполуха, а надо же, запомнил. Воспоминание обожгло той самой головней, отрезвило. Воин потянул меч из ножен, шагнул вперед. Где ты прячешься, Инимигьо? За чьими спинами? Тебя не было там, где сошлись две истрепанные боями армии, ты не благословлял именем бессильного Дьоса солдат прямо на поле боя, как обещал, провожая полки на главной площади Калабозы. На той самой площади, где… Инимигьо, мерзавец, ты отсиделся за стенами города, ты не видел, как превращаются в кровавое месиво попавшие под магический удар бойцы. Ты трясся, ощутив всего лишь отголосок ударной волны от того, рокового взрыва, положившего конец войне и положившего, в прямом смысле слова две армии. Выжили единицы. Такие, как Хелада, охраненный пророчеством Альяса и ничем иным. Так где ты, тварь?

Он ничего не забыл, лучший мечник королевства. Он был измучен памятью и дорогой, но все же лучшие – не бывают бывшими. Особенно если за их спиной все еще полыхает злое синее пламя и любимый голос зовет: «Хелада-а-а»… Он помнил, что серая лживая тварь Инимигьо – полумаг и убить его будет непросто. Всей надежды было – на верный меч и на любимое имя. Хелада уверенно шел по пустому храму, словно по ниточке, безошибочно отыскав неприметную дверцу во внутренние покои. Инимигьо сгорбившись, рылся в сундуке, как никогда похожий на тощую мерзкую крысу. Вот момент, он не успеет отразить удар магией, но воин всегда остается воином:
- Инимигьо, обернись, тварь, - меч бликует взявшимся невесть откуда светом.
- Хелада? Ты жив? Это прекрасно, я доложу королю, это такая удача… - жрец блеет, сучит пальцами, тянет нужные для заклинания секунды.
- За Альяса. За страну. За тысячи жизней, которые не вернуть. За погасшее солнце. И снова за Альяса. Всегда. – меч взлетает, принимая на клинок звездчатый файербол. Инимигьо радостно скалится, увидев, как впечатывается в стену Хелада, сползает, падая на колени, как течет по его подбородку тонкая струйка крови. Нет, тварь, рано радуешься. Инимигьо приседает от ужаса, видя, как с хрипом поднимается с колен воин, как снова взлетает серебряной молнией клинок – и это последнее, что он видит.

Хелада стоял на главной площади Калабозы, на том самом месте, где Альяс прокричал свое последнее, сбывшееся пророчество. Стоял, опираясь на меч, опустив голову, именно сейчас по-настоящему ощущая вымораживающее одиночество. Его последний бой окончен и вот сейчас ему некуда больше идти. Некуда и не к кому. Но только что это? Словно теплой ладонью по щеке, нежным дыханием в губы, зовом издалека – солнечный луч, разорвавший плотную безнадежную мглу. Солнце вернулось, даря надежду оставшимся в живых.
На главной площади Калабозы, стоя в солнечном луче, на том самом месте, где… плакал бывший лучший мечник королевства.