Полюби меня

Ангел спускался по лестнице, устало опираясь на перила. Лететь не хотелось. Хотелось немного пройтись ногами. Старушка с пятого этажа в данную минуту исполняла свою мечту – встречала Новый год в кругу всей семьи, бодрая и полная сил… до утра. Предсмертные желания часто бывают особенно трудными для рождественских ангелов. Не так уж сложно было подарить пожилой женщине один день без боли и немощи. А вот собрать в её крошечной квартирке всех, кого она так хотела увидеть перед смертью, счастливыми…
Иногда ангел задумывался, а правильно ли это? Вот они весело отмечают праздник, не могут наговориться, все очень давно не виделись. Вот пышущая энергией бабушка поёт дребезжащим голосом, всё ещё хранящим след былого сопрано, нежный и таинственный романс. Вот фейерверк, посиделки до утра, горячий чай, снегопад за окном. А вот счастливая улыбка на мёртвом лице. Праздник закончился.
Наверное, это всё же правильно – улыбнуться миру напоследок, попрощаться по-доброму, чтобы все обиды прочь. Но это так грустно.
Внезапно дверь на втором этаже распахнулась, и из неё выплеснулась на площадку стайка говорливых юнцов, разряженных кто во что горазд. Тут были и банальная Красная шапочка с Серым волком, и Дарт Вейдер, не по-отцовски приобнявший принцессу Лею, и даже хрупкий ангел в белых брючках, белой шапочке, белой курточке, с пушистыми проволочными крылышками.
Ангел улыбнулся забавному коллеге. Тот сверкнул в его сторону пронзительно карими глазами и чуть прикрыл их длинными чёрными ресницами. Тонкий, невысокий парнишка с ангельским личиком. Не таким, какие носят истинные ангелы, а таким, какие рисуют и лепят на фресках и фигурках, дарят друг другу в канун Рождества. Миленьким, пухлогубым, заметно женственным.
- О, ещё один ангел! – воскликнул Серый волк. – Динь-динь, я тебе говорил, что ты будешь крайне неоригинален! У тебя есть время вернуться и нацепить Валькин пеньюар!
Волк некрасиво заржал и хлопнул ряженого ангелочка по плечу. Дрогнули крылышки, заколыхался невесомый птичий пух.
- Ещё неизвестно, сколько мы встретим волков, - прогудел в шлем Дарт Вейдер, нажимая кнопку лифта.
Ангел скользнул мимо них, продолжив свой путь по лестнице.
- Я пешком, - сказал тихий приятный голос за спиной, и тут же послышались быстрые шаги по ступеням. – Ещё не хватало на втором этаже полчаса лифта ждать.
Мимо ангела пролетел крылатый парнишка со странным именем Динь-Динь.
Дмитрий Родионов, 21 год, студент, живопись, архитектура, история. Врождённый порок сердца. Сирота. Характер неуживчивый. Ближайший родственник – брат - старше на 11 лет, менеджер, женат, детей нет. Погибнет в автокатастрофе через три года. Дима переживёт его на пять лет. Его ударит давний неприятель, тот самый Серый волк. Не выдержит. Невозможно привить себе терпимость извне, когда тебе всю жизнь твердили, что геи – зло, отравляющее души детей. Он ударит Дмитрия в грудину, когда тот погладит по голове его маленького сына. Сердцу Димы этого толчка хватит. Серый, в общей сложности, проведёт 15 из отведённых ему 18 лет в тюрьме, смерть Димы запустит целую цепь обстоятельств, преодолеть которые слабый характер не сможет.
Ангел вздохнул. У каждого свой путь. Он мог бы проследить всю цепь смертей и ошибок до нескольких последующих поколений. Мог бы взглянуть назад, на предков и множество обстоятельств, ключевых точек, сочетание генов, приведшее к сегодняшней расстановке фигур. Не хотелось. Всё ещё было очень печально. И нужно было двигаться дальше, к тем, у кого остались совсем крошечные желания, которые можно успеть исполнить до рассвета. Он отворил дверь парадной и вышел на бетонную плиту крыльца. Снег крупными хлопьями кружился в воздухе, неспешно оседал на асфальт, на перекошенную лавочку у дома, на плечи стоящего к нему спиной Димы. Динь-Динь. Злое и удивительно подходящее прозвище для мальчишки со скверным характером.
- Ты настоящий, - тихо сказал Дима, не оборачиваясь.
Ангел улыбнулся ему мягкой понимающей улыбкой и повернулся, чтобы взлететь через просвет между заснеженными кронами двух клёнов.
- У меня есть желание! – резко обернулся Дима, будто почувствовав что-то. – Оно срочное! Я ведь могу попросить, да? Какие у вас правила?
Никаких правил не было. Ангел испытывал либо потребность помочь, либо строгий запрет, либо принимал решение самостоятельно. Никто не станет ему выговаривать или выносить благодарности. Его сущность просто знает, как поступить.
- Озвучь своё желание, - попросил ангел.
- Хочу, чтобы меня полюбили, - выдохнул Дима, зажмурившись на миг, но тут же распахнув глаза, чтобы не дать возможности чуду исчезнуть. – По-настоящему, всей душой.
- Я всего лишь ангел, - нежно улыбнулся ему собеседник. – Да и нельзя исполнить такое желание за одну ночь. Настоящая любовь, вопреки заблуждениям, не приходит так быстро.
- Полюби меня, - Дима шептал, умоляя, цепляясь за ускользающую надежду.
- Я люблю тебя, - искренне признался ангел.
- Нет, ты любишь всех, а значит никого по-настоящему. Полюби только меня.
- Это было бы верно для человека, - покачал головой ангел. – Я люблю всех и только тебя.
Дмитрий зло пнул сугроб, и рыхлый снег разлетелся веером. Белый кроссовок обзавёлся белоснежной чистой опушкой по верхнему краю.
- А ещё говорят, что трудно договориться с обманщиками де…
- Не надо! – прервал его ангел. – Просто нельзя желать, чтобы столь многое исполнилось без труда, само собой.
Дима задумался. Сквозь дверь парадной послышались весёлые голоса.
- Хочу нарисовать тебя, - выдохнул он. – Всё, что успею до утра.
- Это не многим дано, - замялся ангел, но встряхнулся и кивнул, соглашаясь.
Из двери вылетела давешняя компания.
- Динь-Динь, такси ещё не было? – спросила тонким голоском Красная шапочка, на ходу отбиваясь от жарких объятий Серого волка.
- Откуда?! Вы совсем обленились, а в такую ночь… - Дима ухмыльнулся, сверкнув недобрым взглядом. – Посинеете, пока дождётесь. Станете фантасмагорической ледяной скульптурой во дворе. Я пешком пойду.
- Через весь город? – голос у Дарта Вейдера был искренне обеспокоенным.
- Да пусть валит, - огрызнулся Серый. – Его проблемы.
Дима развернулся и уверенно пошёл в сторону метро. Ангел последовал за ним.
- О-о-о-о… ну всё понятно… - протянул Серый волк, сдерживаясь чтобы не сплюнуть брезгливо в снег.
- Дим, позвони, ладно? – крикнул Дарт в удаляющуюся спину.
Дмитрий махнул рукой, что могло означать что угодно.
- Зря ты так с ним, - попеняла Серому принцесса Лея. – Он хороший парень, просто ему трудно.
- Всем трудно, - огрызнулся волк. – Кому щас легко? Очень удобно прикрываться тем, что у тебя родители погибли и вообще тебя никто не понимает. Это не повод вести себя, как засранец. А вы и рады пожалеть бедненького миленького зайчика. А у зайки вашего клыки с аршин!
- Перестань, Серёж, - попросил Дарт Вейдер. – Не надо портить праздник мордобоем. А мне всё труднее его избегать.
Дима не видел, как праздник всё-таки был испорчен. Не сразу, спустя час, когда он так и не позвонил. Схватку Дарта Вейдера с русско-народным персонажем наблюдала подвыпившая шумная компания на лестнице у раздевалки клуба, где они отмечали Новый год.
- Здесь хороший свет, но днём, - извинился Дима, впуская гостя в свою маленькую угловую квартирку на окраине. – Я сейчас.
Он скользнул на кухню и загремел посудой.
- Не переживай, свет будет, - громко пообещал ангел, на миг почувствовав себя нищим студентом, сокурсником Димки Родионова. – Это твоё желание, - шёпотом добавил он.
По крошечной комнатке растёкся ровный свет, пропитывая стены и потолок.
Дима вошёл, на ходу скидывая куртку и подцепляя носком второй кроссовок.
- Красиво, - похвалил он. – А тебя не удивило, что я узнал тебя?
- Нет, - просто ответил ангел, и Дмитрий не стал развивать эту тему.
- Садись вот сюда, на кушетку.
На пол полетели смятые листки, огрызки карандашей, коробка с мелками и несколько красивых, но дешёвых полотен ткани.
- Ты пробуешь разные направления и техники? – вежливо поинтересовался ангел.
Стыдно признаться, но он совсем не интересовался живописью. Было просто некогда, а вот такие жаждущие неведомого совершенства души ему раньше не попадались. Люди часто хотят совсем простых вещей, даже если им кажется, что они хотят невообразимого. У каждого несбыточного в основании лежит понятное и достижимое.
- Тебе правда интересно? – хмыкнул Дима.
Его проницательность была объяснима, он с раннего детства сомневался во всём и всё подвергал строгому анализу. Это утихнет со временем, но не полностью.
- Я принесу чай, - кивнул сам себе Дмитрий. – Ты ведь замёрз?
- Нет, - почти рассмеялся ангел.
- Ну, ничего, зато я замёрз.
Пока Дима пропадал на кухне, ангел разглядывал его рисунки. Не было у парня дара. Это легко было почувствовать. Была отличная техника. Было старание. Было сумасшедшее желание научиться. По-настоящему. Для Димы имело ценность только то, что по-настоящему. И он верил, что дар можно создать. Трудом, потом, бессонными ночами. И не успокоится, пока не осуществит мечту. В принципе, парень не так уж и не прав. Это всё возможно. Вот только времени на это нужно больше, чем отведено Дмитрию.
- Есть только сушки и сгущёнка, - посетовал Дима, внося потрескавшийся поднос с угощением. - Но чай хороший. Его брату подарил какой-то немец из их фирмы. Вкусный. Ты знал, что немцы покупают в Китае чай и всякую лабуду, типа жасмина и лепестков всякой хрени, а потом смешивают и продают по всему миру. У них здорово получается.
Ангел знал, но чувствовал, что Дмитрий не ожидает ответа, потому промолчал.
Сгущёнку ангел пробовал впервые. Вообще-то он не нуждался в пище, это многие понимали и редко предлагали разделить трапезу или чаепитие. А сам он соглашался ещё реже, только когда ощущал, что это необходимо. Процесс выведения отходов его не пугал, всё потреблённое сгорало в его организме подчистую, но некоторая пища приносила смущающее удовольствие. Смущение было щекотным и немного стыдным, но тоже приятным.
Обмакнув сушку, как это делал Дима, ангел слизал нежную субстанцию и зажмурился. По всему телу прошёл электрический разряд удовольствия. С последующими порциями сгущёнки они уменьшились и притупились, но остановиться было уже невозможно. Сушки и чай были забыты и отвергнуты. Устроившись поудобнее на кушетке, ангел с нескрываемым наслаждением наворачивал лакомство, мурлыча и покрывая подбородок тягучими белыми каплями.
Дима устроился напротив, потягивая из высокого стакана чай, горячий и ароматный, и делал набросок за наброском.
Спустя час пришлось открыть вторую банку сгущёнки, а спустя ещё час ангел смущённо сотворил третью.
Снег неумолимо засыпал землю крупными нетающими хлопьями. За окном взрывались хлопушки, раздавались радостные крики, песни. Было уютно. Ночь была яркой и… вкусной.
Дмитрий болтал без умолку, не требуя внимания собеседника, не дожидаясь ответных реплик. Он рассказывал о себе, о брате, о родителях, о друзьях. Рассуждал о жизни. Выдвигал неуклюжие философские теории. Читал любимые стихи. Делился мыслями. Он делился. Отдавал уютному улыбающемуся ангелу, перемазанному белыми молочными каплями всё, что мог накопить за пока ещё недлинную жизнь.
И был счастлив.
Никогда ещё Диме не было так легко, как в эту праздничную ночь, раньше всегда сулившую ему лишь одиночество и разочарование.
Он отдавал и плохое, и хорошее, без разбора, чувствуя ценность и того, и другого, словно тяжесть золотых слитков. В нём зрело новое острое и требовательное желание одаривать. Конечно, так, как сейчас, немногих можно одарить, да и немногие сочтут это подарком. Но ведь можно и как-то иначе. И это сделает счастливым надолго. Хотя… это, наверное, несёт и немало боли, но разве Диму испугаешь подобным?
- Я люблю тебя, - шепнул ему ангел, когда перед самым рассветом Димка задремал в обнимку с альбомом, и поцеловал парнишку в лоб – он был ангелом, и это было единственным, чем он мог отдариться.
Последующие годы каждый, кто видел работы Дмитрия Родионова, мог не сомневаться - этого художника поцеловал ангел. Так и было.
- Я люблю тебя, - шептал небу Дима и любил всех, но только одного по-настоящему, потому что он был всего лишь человеком.