Рассказы по заказу

Беня обожал свою работу. Не получал за нее ни копейки, но выкладывался по полной. Вообще вся редакция держалась на голом энтузиазме. Причем слово «голый» зачастую становилось ключевым. Основой, вдохновителем и стимулятором креативных мозгов, стекающихся в редакцию интернет издательства «Радужный хит».

Здесь творили полный беспредел и вгоняли порядочных граждан в культурный шок. Но некоторые, особенно рисковые забредали неведомыми тропками на яркие переливы радуги и оставались. Неожиданно для самих себя открывали новый неизведанный мир и понимали, что здесь обнажают не только тела, но и души.
Редактор встретил Беню, не выбираясь из крупногабаритного кресла. В нем он работал. В нем же ел и порой дремал. Иногда богатое Бенино воображение рисовало жуткие картины: директор врос в свое кресло. Пустил в нем корни или оно внедрилось в его откормленный организм, и теперь он что-то вроде киборга. А может кентавра. Человек-кресло. Ужас!

- Принес? – Пропыхтел Редактор.

- А то! – Горделиво выпятив впалую грудь, ответствовал Беня.

- Ну, Троцкий, если опять лажу какую-нибудь накатал…

- Да вы шо! Когда я лажал? Всегда по первому разряду!

- Хорош! Перворазрядник. Давай сюда.

Беня Троцкий протянул Редактору свеженапечатанную, еще сочащуюся светлыми креативными мыслями историю. Редактор напялил круглые очки, покряхтел, устраиваясь удобнее, и прочел:
- Красная шапочка и Голубой щенок. Хм… Так-так…

Красная шапочка и Голубой щенок.

Тетя Шура проснулась с петухами. Так она звала крикливых соседей сверху. Что вы-что вы! Никакой блатной фени! Тетя Шура человек интеллигентный, воспитанный и для нее «петух» оставался лишь шумной, суетливой птицей. Не более.
Соседи вновь затеяли разборки.
- Ты обещал!
- Я помню.
- Ты не удалил эту *** из друзей!!!
- Извини.
«Странные люди!» - думала тетя Шура.
Действительно странные. Добавить в друзья человека в современном мире ничего не стоит. Один щелчок и тот, кого ты знаешь лишь по фотографии, мгновенно получает статус «друга». Надоел? Не проблема. Щелчок и вот он снова никто.
- Перестали общаться. – Бормотала тетя Шура, в пятый раз отжимаясь от пола. – Вот в наше время…
В свои семьдесят пять тетя Шура не утратила бодрости и присутствия комсомольского задора. Утро начинала с зарядки, крепкой папиросы и чашки не менее крепкого индийского чая «со слоном».
Соседи, наконец, выяснили, кто чей друг и успокоились. Тетя Шура допила чай и вышла в прихожую. Нахлобучила красную вязаную шапку (предмет зависти дворовых старух) и бодро зашагала пешком с пятого этажа. Лифтом тетя Шура никогда не пользовалась. Через десять минут она уже приближалась к пешеходному переходу, который пересекала каждое утро по дороге в парк. Там она бегала легкой трусцой, вдыхая свежий, морозный воздух.
Начиналось очередное прекрасное утро, плавно перетекающее в не менее прекрасный де…
Дрюня ощутил толчок и автоматически вдавил педаль тормоза.
- Мама! – Пробормотал водитель, чувствуя, как по спине стекает капля ледяного пота. – Мамочка!!!
И всего-то на секунду отвлекся. Полез за мобилой в необъятный баул. И чего сразу-то не достать. И сдалась эта тренировка вечерняя! И все этот упругозадый тренер. И вовсе он не гей! А теперь вот… И вот…
Справа истошно завизжала женщина. Слева кто-то просигналил. И сзади…
Дрюня заглянул в зеркало заднего вида и, поплевав на пальцы, пригладил стильно уложенный чубчик. Придал лицу подобающее выражение ужаса (глаза навыкате, рот буквой «О»), левую длань прижал к сердцу, а правой зашарил по дверце в поисках ускользающей ручки.
- Мамулечка!
Теперь вся жизнь под откос. Шаг. И как не хочется в тюрьму! Еще шаг. И карьера коту под…
Она лежала под передним бампером. Головы не было. Вместо нее кроваво-красный шар. Дрюня почувствовал, как мир кренится куда-то вправо… Сильные руки подхватили обмякшее тело… Дорогую куртку царапнула пряжка чьего-то ремня…
Тетя Шура сдвинула на затылок съехавшую шапку и осмотрелась.
- Чегой-то? Кудай-то? Зачем енто?
Тетя Шура поднялась на ноги и попрыгала на месте. Ничего не сломано. Пробежка отменяется, наверное.
Симпатичный пухленький паренек сидел на мокром асфальте, забавно приоткрыв пухлогубый ротик, и пускал слюни. Глаза закрыты. Руки безвольно покоятся на коленях.
Здоровенный бугай закуривает сигарету и бесцеремонно пинает паренька в бедро.
- Вот гомодрил! Как старух сбивать, так оне прям вот оне! А как ответственность несть, так оне в обморок сбегають! Тю!
- Не тронь мальца! – Возмутилась тетя Шура. – Ему и без того не сладко. Так. Бери тело и…опустишь там, где я укажу.
По квартире разносился аромат свежезаваренного чая и шоколадного кекса. Дрюня осторожно скосил взгляд на бугая и покраснел. Тот сидел словно сфинкс, положив громадные ручищи на стол. Тетя Шура разлила чай и проговорила, присаживаясь:
- Я – тетя Шура. Познакомились бы чтоль!
- Др… Андрей. – Пробормотал Дрюня и протянул бугаю руку.
- Хм! Митяй. – Ответсвовал бугай и демонстративно сунул руки под мышки.
Тетя Шура нахмурилась. Дрюня поднялся.
- Я пойду, пожалуй. Вам точно не нужна помощь? Материальная компенсация?
- Дурак. – Беззлобно парировала тетя Шура. – Куда бегишь-то?
- На работу мне… Я и так…
- А кем работаешь, если не секрет? – Сощурила глаза тетя Шура.
- Я пед… Педи…
- Гы! Оно и так видно! – Заржал Митяй.
- Педиатр я! – Взвизгнул Дрюня. – ПЕДИАТР!!!
Через пятнадцать минут Митяй обсуждал с Дрюней «странную сыпь на попе» своей младшенькой. Через двадцать уже травил байку о том, как в поездке снял «плечевую», а потом «чесалося усю дорогу адски!».
Тетя Шура тихонько вышла из кухни. Начинались новости. Ей было хорошо, как никогда! Наконец люди беседуют как ЛЮДИ, а не печатные машинки. Смотрят друг другу в глаза, смеются и СЛУШАЮТ друг друга. И плевать им на то, что один прожженный дальнобойщик, а второй педи… Педиатр.

Редактор стянул очки.

- Это что?

Беня, все это время самодовольно улыбающийся, внезапно утратил хорошее настроение и нахмурился.
- Как что? Рассказ юмористический демократично-толерантный. О дружбе и взаимопонимании. Как заказывали.
Редактор пожевал губами, пошлепал ими же и проговорил:

- Трагизьма маловато. Уж слишком они у тебя…добрые.
- Кто?!
- Натуралы.

Беня Троцкий задумался. А не слишком ли много он на себя взял? Примирил вот так на раз-два враждующие армии. Сделал мир лучше и добрее в то самое время, когда идет смертельный бой…
- Да. – Твердо заявил Беня. – Вы правы. Перепишу.

Взял со стола редактора листок и вышел за дверь. Думать.
Проходя мимо стола Димки Морковкина, вдруг заметил, что парнишка не в духе. Сидит насупившись. Рядом остывает чашка кофе, а на мониторе лишь одно слово, но очень крупно: «СВОЛОЧ!».

- Ди-им! – Протянул Беня, аккуратно присаживаясь на край стола. – Ты чего-о?
- Нет, ну ты только подумай! Ну ты только представь! Он не ХОЧЕТ ДЕТЕЙ!!!
- Кто? – Изумился Беня.
- Василий же. Я ему говорю… А он мне отвечает…

Беня слушал в пол уха. Он никогда не понимал стремления однополых пар завести детей. Ладно, девушки. Но парням то на кой?!
- Слышь, Дим. А хочешь, одну историю расскажу.
Морковкин утер нос и заинтересованно воззрился на Беню.
- Да.
- Слушай…

Папа может!

Лев любил тишину. Не просто тишину, а гробовое молчание. Чтобы замирало все. Даже время. Порой жужжание кулера выводило его из равновесия, и он творил по старинке, чиркая остро отточенным карандашом по разлинованной жесткой бумаге блокнота. Мысли одолевали его постоянно. Лев думал даже во сне. Порой идея накрывала его волной цунами, словно маленького, суетливого японца, и несла, несла…

- Лева, ты спишь?

Котик подкрался незаметно. Он умел быть тихим, когда это нужно. Сейчас нужно особенно, но Котик, наплевав на правила, решил подразнить Льва.

- Вась, я работаю ваще то. – Рыкнул Лев, напрочь утратив вдохновение.
Котик приблизился и аккуратно положил руки на ноющие от длительного бездействия плечи.
- Лева, ты подумал?

«Я только и занимаюсь тем, что думаю!» - хотел гаркнуть Лев, но сдержал первый порыв эмоций и сухо бросил:
- Да. Ты ошибаешься. Мы не готовы. Это будет самая большая ошибка… Эврика! «Мы берем на себя ответственность за ваши ошибки!». Нет. Длинно и…как-то…как-то…

Котик не сдался. Зарылся пятерней в кудрявую львиную гриву, легонько поскреб макушку, подул нежно в ушко, куснул за шею, лизнул в щеку…
- Или так! – Продолжил Лев, совершенно не реагируя на поползновения друга. - Ваши ошибки волнуют нас шибко! Источник удачи – ОАО «Волгин и Клячин»!

Котик зашипел и с силой дернул приятеля за волосы.
- Эй! Ты чего! – Взвизгнул Лев, но разгневанный Котик гордо удалился на кухню.

Котик. Вася ненавидел свое уничижительное прозвище. То ли дело ЛЕВ! Котик и ЛЕВ. Приоритеты были расставлены с самого начала их отношений. Котик нервно закурил, распахнув окно. Плевать, что на улице мороз. Плевать на пронизывающий северный ветер. Ради кого жить?! У Василия нет будущего. Нет существа, которое звало бы его «папуля» и пускало слюни ему на рубашку. Он так одинок!

Лев отшвырнул блокнот и нашарил ногами стоптанные тапки. Прошлепал за приятелем и, не глядя в его сторону, сграбастал с плиты чайник. Наполнил доверху водой и поставил на плиту. Только проделав все эти механические действия, бросил:

- Окно закрой. Дует.
- Ты бесчувственный сухарь! Я так больше не могу-у! – Взвыл Котик и захлопнул окно.
Он привык подчиняться. Привык настолько, что делал это механически, словно дрессированный котик.
- Куклачев, блин! Чтоб тебя…

Маша Громова тяжело вздохнула и прижала к пышной груди мерно посапывающего младенца. Он сладко зачмокал розовыми губешками, почуяв материнское тепло и аромат горячего молока. Маша подавила желание разреветься. Сглотнула ком, застывший в горле и вместе с ним солоноватые слезы.

- Ванечка, будь счастлив! Поверь, сыночка, так будет лучше. Папочка о тебе позаботится лучше непутевой мамашки…

Слезинка все же сорвалась с круглой розовой щеки и угодила младенцу прямиком на вздернутый нос. Ребенок поморщился и смешно чихнул, раззявив беззубый ротик.

- Сыно-очек! – Простонала Маша и решительно шагнула в подъезд.

Маша Громова приехала «покорять» из небольшого селения со смешным названием «Малый лубок». Сколько шуток пришлось вытерпеть! Но Маша девушка сильная и не обижалась. Смеялась вместе с шутниками и даже громче.

Крупная девица, щедро наделенная природой. Всего в ней было много. И красоты, настоящей, русской, глубинной. И доброты. И… Нет. Вот, пожалуй, ума ей недоставало. Не знала Маша Громова, что нельзя встречаться с красивыми, умными, богатыми мужиками. Особенно когда эти мужики обещают «женица» и «любить всю жисть»! Такое бывает только в сказках. Но Маша не Золушка и никогда ею не станет. Особенно теперь. Толстая, некрасивая и с вопящим комочком на руках.

Младенец уютно устроился под дверью квартиры, в которой по результатам разведданных и проживал тот «упырь, что Машке зупупырил». Дрожащий палец коснулся звонка и…

- Звонят, Лева! Ле-о-ова-а!!!
Лев думал, а когда он думал… Ну, вы и так в курсе. Злой Котик прошлепал к двери. Осторожно заглянул в глазок, словно опасаясь увидеть там черное дуло киллерского пистолета.
- Кто-о? – Осведомился Котик.
Тишина.
- Лев, мы ждем кого-то?
Тишина.
Котик разозлился и, сдернув цепочку, распахнул дверь.
- Да кто там зво…

Ванечка разлепил сонные глазки, узрел возвышающуюся над ним махину в аляповатых шортах и нелепой майке с надписью, которую младенец, в силу возраста и недостатка образования пока был не в силах прочесть, и…заорал. Заорал так, как никогда в своей недолгой жизни. Аж описался от натуги. А потом еще и обкакался.

- Где гру-у-удь!!! – Вопил младенец на своем младеньечьем наречии. – Где моя законная порция молока-а-а-а!!!
Мужчины склонились над «ароматным» свертком и задумчиво почесывались.
- Твой? – Сурово вопрошал Василий.
- Хм… Судя по курносому носу… - Взгляд просканировал забавный пятачок Котика. – И овалу лица… Твой!

Ванечка с удовольствием наблюдал, как взрослые дядьки переругиваются, тормошат друг друга, выясняют, кто стал причиной его (Ваничкиного) вторжения в их спокойную жизнь. Младенцу было хорошо. Взрослым не очень. Но Ванечка знал, что своего добьется! Мамины гены бродили в его молодом, неокрепшем организме.

Воля к победе в сочетании с папиным умом – гремучая смесь. Младенец ощутил дискомфорт в пеленках. Влажно, тепло и пощипывает розовую попу. Пора дать понять, что я тут не просто погулять вышел.
Ну, что папы? Кто из вас МОЖЕТ?

Беня уходил под гробовое молчание Димы. Парень явно задумался. Не будем ему мешать.
Троцкий уселся за свой рабочий стол и посмотрел в окно. Пасмурно. На карнизе сидит какая-то птица, повернув к зрителю ярко окрашенный зад.
- Трагизма… Побольше трагизма… Конфликт отцов и детей. Извечная тема. Поехали!

Утро шарманщика или беседа с табуретом.

Карло страдал. Он всегда страдал утром понедельника. Впрочем, и вторник не отличался радостным настроением. Да и среда… В общем в последние дни Карло забыл, что такое доброе утро.

Шарманщик поднял свои золотые руки, словно возносил молитву и тут же бессильно опустил.

- Пи-ить! – Прохрипел пересохшим горлом. – Пи-ить!

На периферии сознания что-то божественно клацнуло и так знакомо зашипело «пс-с-с!!!». Ледяная жестянка привычно легла в руку. Потрескавшиеся губы прильнули к запотевшему металлу. В глотку полилась живительная влага.

- Ха-а! Хорошо-то как!

Пелена спала с воспаленных глаз и Карло, наконец, увидел своего спасителя. Симпатичный паренек в русых кудряшках склонился над ложем умирающего и взирал на того со вселенской скорбью. Его большие, кукольно-голубые глаза, обрамленные пушистыми ресницами, увлажнились, и он с нежностью и участием проговорил:

- Вам лучше, отец?

Карло резко сел, опустив на заплеванный пол ноги в дырявых носках. Приложил к мгновенно загудевшей голове опустевшую банку, и тут же под носом у него появилась вторая. Заботливо открытая. Сделав пару глотков Карло начал вспоминать…

Сизый Нос, столяр алкаш приперся под вечер. Карло никого не ждал. Готовился смотреть чемпионат по футболу. В холодильнике остывала бутылочка граппы и делить ее с кем либо хотелось меньше всего.

- Чего тебе? – Буркнул Карло, стараясь не пустить незваного гостя дальше порога.
- Дык…табурет… - Промямлил Сизый Нос.
- Что табурет?
Из-за спины коротышки столяра показалось полено.
- Дык…заказали табурет…
- А я при чем? – Окончательно вышел из себя Карло.
- Дык…помог бы по дружбе. А?

Карло сжалился. Впустил друга. Налил по пятьдесят. Незаметно для самого себя оттаял. Разговорились о политике. Выпили за умирающую старушку Европу. Выпили еще. Обсудили Евровидение. Раньше кто пел? Ух! А сейчас? Карабас Барабас нарядился в платье, обозвал себя Кончитой и выперся в таком виде на сцену. Куда катится мир…

А мир оставался на месте, как и сто лет назад. Только вот пол под ногами Карло почему-то закачался и сознание его покинуло.

- А вот что потом было… Хоть убей! – Закончил свой рассказ шарманщик.

Парнишка с кудряшками смущенно потупил взор.

- Бать, так вы тогда меня…того…состругали.
Карло икнул.
- Как это? С кем состругали?!
- Со столяром. Буратиной меня зовут.
- Осспади! – Выдохнул Карло. – Допился! Это сколько же я отсутствовал?!

Буратино выставил вперед изящные руки и пересчитал пальцы.

- Неделю.
- И чего…того…
- Я выучился грамоте. – Гордо заявил Буратино. – И даже профессию теперь имею.
- Да ты что?! – Шарманщик ощутил прилив гордости. – И кем же ты трудишься, сынок? Столяром, как…папа или шарманщиком, как…отец?

Парнишка смущенно прошептал:
- Я…я…артист.

Карло побагровел. Кулаки сжались. Заросший седой щетиной подбородок задрожал.
- АРТИСТ?! И ты туда же! Плюнуть некуда, обязательно в артиста попадешь! Вон из моего дома!

Буратино вздрогнул и забормотал:
- Да куда же…мне же…я же пропаду!
Светлые кудряшки задрожали. Длинные ресницы заблестели от слез. Карло было все равно. И как же он стразу не догадался? Ведь сразу видно – артист! Курточка короткая желтая, словно лимон. Шортики в облипку. Реснички и кудряшки. Тьфу!
- Вон! – Припечатал шарманщик.

Парнишка достал из кармана курточки золотой ключ от квартиры и положил на загаженный стол.
- Ладно, па. Я у друга пока поживу. У Пьеро. Он поэт.
- Тьфу! – Выдал шарманщик. – Я так и знал, что кругом одни поэты да артисты. Тьфу!

Буратино, понурившись, побрел к выходу. На пороге обернулся и, глядя отцу прямо в глаза, твердо сказал:
- Ты это…в следующий раз, когда будешь табурет ваять, много не пей. И садись на него осторожнее.
- Это чего это?
- А чтобы на сучок не напороться.

Беня поставил точку и откинулся в кресле.
- Интересно, примет ли Редактор мой опус? Достаточно ли в нем драматизьма?