Узнаем друг друга по личности

Я не собираюсь работать в День Святого Валентина. Отнюдь, в мои планы входит уехать под Можайск, где дед держит свой дачный домик, коим разрешает мне пользоваться в то время, когда сам там не живет. Я хочу надеть свою огромную найковскую красную толстовку, испечь в старой духовке яблочный пирог, пить кофе с имбирно-пряничным сиропом (возможно, время от времени я буду доливать туда виски) и читать По. У меня есть все его книги, одной серии, отличающиеся только цветом обложки. Красная, зеленая, голубая. Еще несколько цветов. Я терпеть не могу электронные книги. Дед ворчит, что я постепенно заваливаю его дом кипой книг. Возможно, стоит купить на дачу небольшой стеллаж в Икее. Когда я думаю о том, что придется трястись со стеллажом в электричке, эта идея уже не кажется мне такой привлекательной.Стажер Павел заболел, говорит мой начальник. Чтобы сообщить мне это, он звонит в мой выходной, когда я оформляю заказ на сайте с доставкой китайской еды. Я кладу в виртуальную корзину лапшу с курицей и овощами, когда телефон начинает вибрировать, оповещая о входящем вызове. Я всегда использую виброрежим, потому что, как мне кажется, среди доступных рингтонов для звонков вообще нет ничего, не раздражающего слух.
Мой начальник говорит, что стажер Павел не сможет выйти 14 февраля. Ему бесконечно жаль, что приходится просить об этом меня, ведь он помнит, как я говорил еще заранее, что мне нужен выходной в этот день. Я нажимаю на «подтвердить заказ». Тем не менее, мне придется поработать, говорит начальник. Он снова повторяет, что ему «бесконечно жаль». Конечно, на самом деле ему наплевать, но он честно старается быть заботливым и понимающим начальником, как его учили на тех тренингах, которые управляющие сети наших магазинов регулярно проходят в добровольно-принудительном порядке. Я очень сильно не люблю моего начальника и стажера Павла. Может, мне нужно уволиться. В конце концов, мне не так уж и необходима эта работа. Я говорю: «без проблем». Девушка из службы доставки китайской еды звонит, чтобы уточнить детали заказа, ровно через минуту после того, как мой начальник кладет трубку. Я открываю «Падение дома Ашеров», заложенное магнитной закладкой. На закладке изображена волчья морда.

Я не знаю, почему люди так стремятся провести День Святого Валентина в толчее магазинов. Может, им просто нравится скупать тонну ненужных вещей, которые они сразу по приходу домой повесят в шкаф и никогда не наденут, наступать друг другу на ноги, воевать за место у зеркал во весь рост в зале и создавать километровые очереди в примерочные. Виктор, который сегодня ответственный за выдачу номерков, соответствующих количеству взятых в примерочную вещей, к вечеру выглядит очень уставшим. Я его понимаю.
Начальник приходит около пяти, говорит, что мы отлично справляемся и он проследит, чтобы к концу месяца нам дали премию. По-моему, мы справляемся хуже некуда, потому что поток людей с кучей шуршащих пакетов, сумок и кульков не ослабевает ни на секунду, я не успеваю развешивать уютные свитера крупной вязки из новой коллекции, а Света, стоящая на кассе, слишком часто смотрит на часы, рассчитывая, что в ее взгляде незаметно отчаяние. Оно, конечно, заметно. Один из свитеров крупной вязки соскальзывает с вешалки и падает мне на кеды.
Когда я поднимаю свитер и выпрямляюсь, то замечаю, что начальник уехал. Кажется, его девушку зовут Наташа. А еще я замечаю розовые волосы. Они очень яркие и принадлежат парню, у которого зеленые глаза, пушистые ресницы и темная парка. Он внимательно озирается по сторонам, после чего берет один кед, одиноко валяющийся на открытой витрине (кажется, кто-то опять не поставил нормально обувь на место после примерки), придирчиво его осматривает и невозмутимо отправляет в рюкзак. Он решительно направляется к выходу, благополучно игнорируя визжащую сигнализацию на выходе, а уставший от этого дня и от жизни в целом охранник Владимир, видимо, решает, что Света в очередной раз забыла размагнитить чью-то покупку. Я заканчиваю вешать свитера крупной вязки и подхожу к витрине с обувью, беру в руки лежащий недалеко второй кед и смотрю в сторону выхода из магазина, где, возле зеленого банкомата стоит розоволосый парень и смотрит на меня. Меня толкает в бок какая-то грузная женщина и говорит «извините». Я не обращаю на нее внимания. Кед в моей руке печально свешивает свои шнурки вниз. Парень сбрасывает свой рюкзак, на котором эмблема школы для одаренных детей Чарльза Ксавьера, пристроив его аккурат между боком банкомата и аляповатой безвкусной пальмой, и заходит обратно в наш магазин, направляясь прямиком ко мне. Я мну кед в руках и думаю, что надо окликнуть Владимира.
— Нельзя воровать кеды из магазина, — нервно говорю я. Розовая прядь выбивается из-под шапки и падает ему на лицо. Он сдувает ее с глаз.
— Я взял только один кед, — замечает он. Зеленые глаза смотрят своим немигающим взглядом прямо в то место, где должна быть моя душа. Правда, за все это время я привык к мысли, что ее та нет.
— Да, я видел. — Я верчу второй злополучный кед. — Второй остался здесь.
— Это ненадолго. — Отвечает парень и мягко забирает у меня кед. Его пальцы слишком теплые, мои – слишком холодные. — Ну, вот теперь их два. — Улыбается розоволосый вор, сжимает мою ладонь и уходит, даже не потрудившись спрятать кед под парку. В принципе, в этом нет необходимости, потому что Света слишком занята бесконечными операциями с наличным и безналичным расчетом, Виктор выдает номерки со скоростью 5 номерков в секунду, а Владимир вообще предпочитает куда-то самоустраниться. Не удивлюсь, если он вообще ушел. Мне интересно, почему он до сих пор здесь работает, потому что мой начальник в курсе КПД Владимира.
Парень улыбается мне, закидывая на плечо рюкзак, и уходит, а я начинаю складывать джинсы аккуратной стопкой. Все то и дело портят подходящие каждую секунду девушки, которые разворачивают сложенные мной джинсы, показывают их своим парням и спрашивают, лучше ли взять эти или вон те с завышенной талией. Я не совсем уверен, но, кажется, из зоны примерочных, где Виталик складывает забракованную кем-то рубашку, доносится его тихое искреннее «блять». Я резко устаю и иду курить. Света кричит мне вслед, что, когда я вернусь, на кассу встану я, потому что ей тоже жизненно необходимо выкурить минимум две подряд. Когда я выхожу на улицу, ветер отвешивает мне пощечину наотмашь. Розоволосый парень выдыхает облачко дыма и улыбается мне.
— Ты все еще здесь, — говорю я просто для того, чтобы что-то сказать.
— Да, я болтал с вашим охранником. Очаровательный мужик. — Он снимает шапку и приглаживает волосы. Совершенно неуместный жест в холодный февральский вечер. Я делаю глубокую затяжку. По-моему, мои легкие меня ненавидят. — Кажется, у него закончился рабочий день, потому что он ушел в пивную.
— Кто бы сомневался, — сухо отзываюсь я.
— Поздравляю с Днем Святого Валентина. Праздник к нам приходит! К тебе в том числе. — вежливо говорит похититель кедов. Я мычу что-то неопределенное в ответ, и парень продолжает: — Я, собственно, он. — И, заметив мой непонимающий взгляд, поясняет: — Валентин.
Видимо, у меня весьма странное выражение лица, потому что розоволосый вдруг заливается смехом:
— В смысле, это не попытка подката. Черт, неловко вышло. Но меня правда зовут Валентин.
— Марк, очень приятно. — На автомате говорю я. — Зачем ты украл кеды?
— Не знаю, — пожимает плечами Валентин. — Каждый однажды в жизни решает, что надо украсть кеды. Почему бы и нет. Ты никогда ничего не крал?
— Жвачку Love is, — вспоминаю я. — Когда я был в детском лагере в Болгарии.
Блики фонарей отражаются в глазах Валентина. Если присмотреться, в них можно заметить даже отражение падающих снежинок.
— Я пошел, — с долей определенного сожаления говорит Валентин. Снежинки тают на розовых волосах. — Опаздываю на поезд.
Я спрашиваю, куда он едет и, предполагается, что это прозвучит так, будто я уточняю чисто из вежливости, дабы поддержать разговор, но выходит так, будто мне правда интересно.
— В Петербург. — Он улыбается. — Я там живу. Забираю с собой на память о Москве украденные кеды. Смотри, — вдруг говорит он и чуть оттягивает рукав парки, чтобы на меня сверкнула белизна полоски кожи. — У меня есть татуировка в виде лампочки.
— Очень хорошая, — вежливо реагирую я. Перекур затягивается, и Света, наверное, хочет меня убить.
— А у моей однокурсницы есть чудесная татуировка в виде космоса на руке. — Мечтательно говорит Валентин и лезет в карман за телефоном. — Сейчас покажу.
— Мне надо идти, — пытаюсь возразить я. Окурок целует мерзлую землю дотлевающим поцелуем.
— Я быстро. — Мотает головой Валентин и сует мне под нос телефон. — Вот, смотри.
Потом мы прощаемся: он еще раз поздравляет меня с Днем Святого Валентина, я решаю умолчать о том, что не люблю этот праздник, и Валентин уходит, оставляя следы своих ботинок на талом грязно-сером снегу. Дворники в этом году работают просто безобразно. Валентин крадет кеды в одном из крупнейших торговых центров Москвы, называет Питер непривычно длинным и официальным «Петербург» и у него лампочка на руке. Когда я возвращаюсь, Света говорит, что я свинья, а Виктор сволочь. Причем здесь Виктор, я не очень понимаю. Под вечер звонит начальник и нетрезвым голосом осведомляется, хорошо ли мы отработали день. Я говорю в трубку служебного телефона «да» и начальник скороговоркой произносит: «Ну вот и отлично, вот и молодцы, я так и думал, что справитесь» и вешает трубку. Через два дня стажер Павел выздоравливает, а через неделю я говорю начальнику, что увольняюсь. Весну я встречаю, читая По под Можайском. На мне красная огромная толстовка и я каждый день пеку яблочный пирог.

К концу марта я полностью осваиваюсь на новом месте. Я опять продавец-консультант, только в этот раз занимаюсь не одеждой, а книгами и всякими сувенирно-дурацкими штуками в виде открыток, стильных фоторамок, огромных подушек-котов, стильных часов и магнитов с хипстерскими надписями. Сувенирно-дурацких штук больше, чем книг, но меня это не особо расстраивает. Я даже уговариваю нового начальника заказать партию книг По и долго любовно сортирую их по сериям и названиям на небольшом стеллаже.
Когда я обнаруживаю по ту сторону кассы Валентина, чьи волосы теперь насыщенно синего цвета и кто приобретает томик По вместе с открыткой, на которой изображен мопс, я хочу удивиться, но не могу. Возможно, это потому, что он слишком органично вписывается в окружающую реальность или не пытается в этот раз украсть что-то вроде идиотской статуэтки енота. Кто вообще в здравом уме захочет купить безвкусную статуэтку енота? Мне становится приятно от мысли о том, что явно не Валентин. Это греет мне душу, пока он перевешивается через стойку, разделяющую нас, и рассказывает, почему выбрал открытку именно с мопсом.
— У меня собака этой породы. — Мне не надо поднимать взгляда от кассового аппарата, потому что я и так помню, как он улыбается. — Майла зовут.
Я не отвечаю, потому что понятия не имею, что надо говорить в таких случаях. Валентина это не смущает.
— Говорят, один раз – случайность, два – совпадение, а три – уже закономерность. Нам осталась еще одна встреча до создания закономерности. — Мне кажется, его голосом очень здорово читать вслух По.
Я улыбаюсь в ответ. Чуть-чуть. Начальник не отпускает меня покурить. Рабочий день заканчивается через два часа; По больше никто не покупает. Валентин курит, привалившись к стене и спрятавшись от ночи в капюшон парки. Я чувствую, что должен что-то сказать и спрашиваю, где он остановился. Это звучит так, будто я говорю, что хочу его проводить. Для кожаной куртки все еще холодно, поэтому я сильнее укутываюсь в шарф. Мне почему-то кажется, что Валентин, несмотря на регулярно меняющийся цвет волос, самое стабильное в этом нестабильном мире. Мысль слишком внезапная и хочется ее как следует обдумать.
Он остановился в каком-то хостеле с абсолютно отвратительной аляпистой вывеской. Стоя под ней, мы синхронно закуриваем. Я спрашиваю, почему он приехал снова. Валентин отвечает, что точно не для того, чтобы украсть кеды. Когда мы выкидываем окурки, то, не сговариваясь, вытягиваем каждый из своей пачки еще по сигарете. Когда я дохожу примерно до середины, Валентин забирает у меня изо рта сигарету, затягивается и отдает мне ее обратно. Он чуть выше меня. Воздух вокруг становится слишком плотным.
Я провожаю его до стойки регистрации, а потом до номера. Когда я дохожу до метро, то смотрю на часы. Я как раз успеваю на поезд, а потом на последний автобус до дома. Вместо с облачком пара я выдыхаю мир, который встает с ног на голову перевернутым знаком вопроса. Автобус довезет меня практически к дому, от остановки до моего подъезда 55 шагов. Я люблю пустые автобусы и вагоны метро. Я разворачиваюсь и ловлю огни фонарей, пока иду к хостелу с аляпистой выставкой. Сонная девушка на ресепшене провожает меня безразличным взглядом, а я стучу в дверь номера.
Мне кажется, Валентин удивлен. Его удивление аккуратно заполняет комнату и закупоривает мне рот и нос.
— Три, — говорю я. Он молчит. Возможно, я выразился слишком туманно. — Закономерность, — поясняю я.
— Закономерность, — соглашается он. Удивление потихоньку исчезает из комнаты, просачиваясь в щель под дверью, и я снова могу нормально дышать.
Мои замерзшие пальцы постепенно отогреваются в его руках.