Пять встреч

***На приеме у психолога Валька в первый раз. Уже пять минут он смотрит в окно на медленно кружащийся снег и молчит. Психолог демонстративно кашляет в кулак, разворачивает к себе маленький зеленый будильник, намекает – время идет.
Валька его по Интернету выбрал, по фотографии. Листал сайт с услугами психологов, смотрел фото, заинтересовался этим Виктором Борисовичем. Уверенный такой в себе чувак, ну по фото, и симпатичный. Выбирал так, словно знакомиться собирался. Теперь сидит, смотрит в окно и клянет эту идею, зачем пришел, что рассказывать, на что жаловаться, не было никакой трагедии, никакой травмы, ничего такого… просто жизнь не удалась, просто каждый день стертый, монотонный, никчемный – убивает, так Валька чувствует. Ну, и как об этом рассказывать?
Валька встает из неудобного низкого кресла.
– Простите, я пойду…
– Вы можете рассказать любой эпизод, вообще любой, не относящийся к вашей сегодняшней проблеме. Например, из детства, все, что придет в голову.
Виктор Борисович ободряюще улыбается. У него красивая белозубая улыбка и ямочки на щеках.
– Любой?
– Конечно. Как вы проводили лето, какие были любимые игры, какие подарки вы хотели получить на день рождения…
Снова повисает пауза.
– Про лето, – решается, наконец, Валька.
– Замечательно.– Это было, когда я учился во втором классе. Во дворе никого не было, день был очень жаркий. Мне стало скучно слоняться одному, и я пошел домой. Дома тоже никого не было, мама была на работе, бабушка жила от нас отдельно. Наш дом очень длинный и идти от игровой площадки до моего подъезда достаточно далеко. Я заметил, что следом за мной идет мужчина. Тогда он показался мне старым, сейчас я думаю, что ему было около сорока лет. Я четко осознавал, что он идет за мной, и от этого мне было страшно. Я сделал вид, что не замечаю его, и все-таки шагнул в подъезд, он зашел следом. Я не поехал в лифте, потому что боялся оказаться с ним рядом в замкнутом тесном пространстве, стал подниматься пешком на седьмой этаж в надежде, что он остановится где-то ниже, что он просто идет к кому-то в наш подъезд, но шаги за спиной не смолкали. Уже у самой двери в свою квартиру я осмелился повернуться к нему лицом. Он стоял совсем рядом. Протяни он руку, мог бы коснуться меня. Я вжался спиной в дверь и спросил что ему нужно.
Он отошел на несколько шагов и улыбнулся.– Подумал, что тебе скучно, не с кем играть. У меня сегодня выходной. Хочешь сходить в кафе или в кино?Он был очень некрасивый, с блеклыми кудрявыми волосами, водянистыми голубыми глазами и очень бледной кожей, я никогда не видел больше ни у кого такой кожи.
Я покачал отрицательно головой.– Очень зря, я не кусаюсь. Меня, кстати, Игорь зовут.Голос у него тоже был неприятный, такой вкрадчивый, приторный, как и его одеколон.– А тебя как?
– Валя.
– Какое красивое имя. Валентин, да?
– Да.
– А послушай, Валентин, хочешь, я познакомлю тебя с ребятами? Они, правда, старше тебя, но я думаю, это даже интересней. С кем бы ты хотел дружить? С девочками или мальчиками?
– С мальчиками.
– О, как мило. Я отвечал на его вопросы, но страх и напряжение не отпускали меня, я обдумывал, как мне сбежать, как вырваться от него, и я точно знал, что мне нельзя заходить в квартиру, что тогда может случиться что-то ужасное. Я понял, что уже совершил ошибку, зайдя в подъезд, нужно было бежать на работу к матери. Я зацепился за эту мысль. Я отошел немного от двери, на пару шагов, так я оказался ближе к нему, но и расстояние справа, к спасительным лестницам, увеличилось, потому что он тоже немного сместился.– Ты передумал идти домой?
– Да, я лучше подожду папу на улице. Он уже скоро должен прийти с работы. Я лгал, у меня не было папы.
Я протиснулся боком между ним и стеной и оказался еще ближе к лестнице. Этажом ниже открылась дверь в чью-то квартиру. Он отступил от меня, и в этот момент я побежал, я бежал, перепрыгивая через две ступени, вылетел пулей из подъезда, не удержался и упал на колени, но тут же вскочил и побежал дальше, не оглядываясь. Только когда я ворвался в кабинет матери и немного перевел дыхание, я заметил, что одно колено разбито, брючина порвана и по ноге стекает кровь.– Господи, Валя, ну, что ты сделал с брюками! – всплеснула руками мать, – Новые брюки, недели не проносил. Ей было жаль брюки, а не меня. Я так и не рассказал ей ничего. Больше я никогда не видел этого мужчину, хотя долго опасался встречи с ним.– Понятно. Когда вы впервые осознали свою гомосексуальность?
– Что?
Валя удивленно поднял глаза на Виктора Борисовича, он смотрел куда-то в сторону и вниз.
– Это случилось после того эпизода?
– Я был маленьким, напуганным ребенком, после того эпизода я долго шарахался от незнакомцев и заходил в подъезд с кем-нибудь знакомым. Стоял на улице после школы и ждал, пока кто-то из соседей не зайдет в подъезд. Иногда часами, иногда зимой.
Валька встает.
– Ладно, с самого начала подозревал, что это плохая идея.
– Подождите, Валентин, у нас есть еще полчаса времени.
Виктор Борисович выглядит растерянным.
– Спасибо, я передумал. Сеанс я уже оплатил, если вы об этом. И следующий, кстати, отмените.
Валька не оглядываясь, выходит из кабинета.Вечером ему звонит Леша, единственный Валькин по-настоящему близкий друг, еще с универа и коллега по работе.
– Ну, как сходил?
– Да хрень какая-то. Он гомофоб и вообще придурок.
– Ну, может к другому тогда? Мне вот очень помогло.
Это Леша Вальке психолога посоветовал и теперь он чувствует свою вину за то, что Вальке попался придурок и гомофоб.
– Да не парься. Я норм.
– Ладно. Ты же придешь в субботу?
– Конечно, мы же договорились.
Леша зовет Вальку на выступление своей подруги, Светы. Света дебютирует в местном городском театре – экспериментальная сцена. Вроде «Снежная королева» в современной интерпретации, Валька в подробности не вдавался, просто обещал, что придет.
– К трем, – напоминает Леша.В четверг звонит Виктор Борисович.
– Валентин, я обдумывал наш сеанс. Я не хотел вас задеть или обидеть, поверьте.
После этих извинений Валька осознает, что действительно обижен и даже зол.
– Да, док, клиента в моем лице вы потеряли.
– Может быть, встретимся в неформальной обстановке, в кафе? Например, в субботу?
Это бесплатно.., – добавляет после паузы.
Вальке кажется забавным такое уточнение.
– А, ну если бесплатно, – смеется он.
– Так вы согласны?
– Вообще-то я в субботу занят, у моей подруги выступление в театре.
– Я мог бы присоединиться, а после мы посидели бы в кафе, поговорили.
Виктор Борисович неожиданно настойчив.
Вальке становится любопытно, с чего бы вдруг такая настойчивость, такой интерес.
– В фойе «Театра на Спасской», в три часа.
Валька отключается.***Народа в театре много, но в основном это друзья и семьи выступающих. Некоторых Валька знает, он несколько уже раз приходил с Лешей на репетиции. Он кивает нескольким знакомым, ищет в толпе Лешу и находит у раздевалки. На Леше черный костюм и белая рубашка, в руках букет красных роз.
– Ну, ты прямо как жених – при костюме и с цветами, – улыбается Валька.
– В точку, дружище. Подержи…
Леха передает Вальке букет, отгибает полу пиджака и достает из внутреннего кармана маленькую красную коробочку.
– Да ну! Кольцо?
– Ага.
Леша приглаживает рыжеватые волосы расческой. Эффекта от этой процедуры ноль. Сколько бы Лешка ни причесывался, он всегда выглядит лохматым.
– Пойдем, у нас лучшие места – третий ряд, середина.
Он забирает у Вальки букет.
– Погоди, нужно еще одного чувака подождать.
– Что за чувак?
– Виктор Борисович. Психолог.
– Это что, тот психолог-гомофоб? Ну, ты даешь!
– Он раскаивается, хочет загладить свою вину. Я решил дать ему шанс. А, вот и он. Пошли, встретим.
Виктор Борисович выглядит несколько смущенным.
Валька представляет их друг другу. Они пожимают руки.
Раздается первый звонок и толпа начинает движение к входу в зал. Увы, но Виктору Борисовичу, не имеющему билета, достается приставной стул где-то в дальних рядах.
– Так что у вас? – шепчет Леша, как только в зале выключают свет.
– Да говорю же, извиниться хочет.
– Странно.
– Есть такое. Самому интересно.Действие сказки перенесено в наши дни. Кай и Герда живут в соседних домах и играют вместе во дворе. Маленькой худенькой Свете идет роль Герды, но полноватый кудрявый Кай выглядит комично.
В антракте Виктор Борисович машет рукой Вальке со своей галерки, приглашая выйти
в фойе, но Валька отрицательно качает головой, показывая на Лешу – мол общаемся с другом.
Виктор Борисович остается сидеть на месте.
– Не хочу слушать извинения при такой массе народа,– поясняет Леше.
– Ааа, понятно, – серьезно кивает Леха, и Валька смеется.
К концу спектакля Валькино хорошее настроение улетучивается. Не хочется идти с Виктором Борисовичем в кафе, не хочется прикалываться, как первоначально планировал. Зачем притащил его сюда, лучше бы провел вечер с ребятами. Хотя, возможно, Света с Лешей хотят побыть наедине.
Аншлаг. На сцену выходят поздравлять артистов. Леша тоже выходит, дарит Свете
свой букет.
Потом все встречаются в фойе.
Виктор Борисович галантно целует Светину руку. Света еще не переоделась, на ней
пушистая белая шубка и синие сапожки.
– Я заказал нам столик в кафе, – приобнимает ее Леша. – Отметим твой дебют.
Так что Валькины предположения подтвердились – вечер они хотят провести вдвоем.
Они прощаются.
– Давно не бывал на таких мероприятиях, – произносит Виктор Борисович. – Работа-дом-работа. Твои друзья очень приятные ребята. Так куда пойдем?
– Я знаю пару кафе рядом, но поскольку субботний вечер, гарантии, что мы найдем свободные столики, нет.
Сначала зарулили в «Точку», небольшое кафе, рядом с театром. Мест конечно не было.
В «Колесе» ситуация повторилась.
– Есть еще «Неон» в квартале отсюда, правда это танцевальный клуб, – усмехается Валька. – Но на первом этаже есть кафе. Не смущает такой вариант?
– Почему бы и нет.
В «Неоне» им улыбнулась удача. Оказался один свободный столик. Официант принес меню. Музыка гремела где-то вверху, но не так, чтобы мешать разговору.
Виктор Борисович листает меню.
– Как-то я в этом не ориентируюсь. Салат «Бермудский треугольник» – это что? Состав не написан, по картинке не понятно.
– Тут авторские блюда, – поясняет Валька. – Я и сам не все знаю. Давайте закажем что-то обычное. Роллы. Тут трудно ошибиться. Пить будем?
– Может быть что-то легкое?
– Пиво?
– Да роллы и пиво. Хорошо.
Валька сделал заказ.
– Валентин, я вот что тебе предлагаю. Пять встреч. Одна у нас уже была и не очень удачная, я виноват, расстроил тебя и очень сожалею. Это будут бесплатные сеансы в
неформальной обстановке, в кафе, во время прогулки… что-то такое. А потом мы подведем итоги, может я смогу помочь тебе. Как тебе такая идея?
– Это что новые веяния в психологи? И почему именно пять?
– Считай это авторским методом. И потом что ты теряешь, чем это может тебе навредить?
Если какие-то вопросы тебе не понравятся, можешь просто не отвечать. Мы будем менять тему.
– Все равно я не понимаю, зачем вам возиться с кем-то бесплатно. Тратить время.
– Допустим, у меня есть интерес, чисто профессиональный, например, практика, опыт, – улыбнулся Виктор Борисович. – Ну что, по рукам?
– Ладно, но тогда у меня есть условие, я тоже буду задавать вопросы.
– Хорошо.
Официант принес заказ. Два сета роллов и четыре запотевших бутылки пива.
– Вообще здесь довольно стильно, – оглядывается Виктор Борисович.
– Да, я раньше любил тут зависать, – кивает Валька. – Кстати, это единственный в городе клуб, где три танцпола.
– Сейчас не ходишь?
– Очень редко, не с кем ходить, да и не особо тянет.
К их столику подошли две девушки. Предложили составить им компанию.
– Мы ждем дам, – отклоняет предложение Виктор Борисович.
– Дам, – передразнивает Валька.
– В моем возрасте вполне уместно так говорить, – оправдывается Виктор Борисович.
– А сколько вам?
– Тридцать восемь.
– Солидно.
– Да, уже не мальчик.
– Да я шучу, мне тоже почти тридцать.
– Двадцать семь.
– А, конечно, я же анкету заполнял.
– Давай вернемся к предыдущему эпизоду. Ничего что я буду говорить тебе «ты»?
– Ничего.
– Ты сказал, что мать не посочувствовала, увидев твою травму, а расстроилась только
из-за испорченной одежды. Какие у вас с ней сейчас отношения?
– Мы не близки. Об этом я говорить не хочу, – отрезает Валька.
– Хорошо, тогда о чем хочешь?
– Давай вернемся к осознанию гомосексуальности. Я тоже буду говорить «ты», мне так проще.
– Конечно.
Валька внимательно смотрит на Виктора Борисовича. Ну, в лице он не изменился.
Взгляд в сторону не увел.
Валька отхлебнул пива.– Мне было четырнадцать. Я начал прогуливал школу. Не все уроки, только военную подготовку, военрук вечно придирался ко мне, надсмехался на радость всему классу, так что я вообще перестал посещать эти занятия. Урок был первым, с утра. Я выходил из дома как обычно, чтобы мать ничего не заподозрила, и направлялся в сторону школы. На середине пути я заворачивал во дворы и просто пережидал там время. Если замерзал, заходил в какой-нибудь подъезд, где не было кодового замка, и курил или просто сидел на подоконнике.
В тот день с утра лил дождь. Я несколько раз оглянулся, проверяя нет ли поблизости каких-нибудь знакомых, которые могли выдать меня матери. Сзади шел какой-то парень, чуть старше меня, может быть на пару лет. Я не придал этому значения и зашел в подъезд. Он зашел следом. Я поднялся на один пролет, чтобы подождать пока он пройдет мимо, и достать сигареты, но парень подошел ко мне и внезапно впечатал в меня в стену, довольно резко и грубо. Я подумал, что он хочет подраться, отобрать у меня деньги, вместо этого он запустил холодные руки мне под куртку и впился в губы поцелуем. Я попытался отпихнуть его, но он еще сильнее вжал меня в стену. Я продолжал барахтаться, но
он крепко держал меня.– Ты охренел! – выдохнул я, с трудом переведя дыхание, когда он отстранился.
– Понравилось? – усмехнулся он.
– Урод!
– Хочешь быть моим парнем?
– Да отвали ты!Я толкнул его, чтобы пройти, ожидая, что сейчас он двинет мне в лицо, но он пропустил
меня беспрепятственно.– Я знаю, в какой школе ты учишься, – крикнул он мне вдогонку.Я не был напуган, скорее, возмущен и ошарашен, но его последняя фраза напрягла меня.
Знает и что? Будет караулить меня? Искать со мной встречи?
Я перестал прогуливать уроки, опасаясь опять пересечься с ним. Насмешки военрука показались мне сразу сущим пустяком. На переменах я всматривался в лица старшеклассников, опасаясь узнать в ком-нибудь его. Выходя из школы, я сначала озирался по сторонам, а потом шел к дому окольными путями. Так продолжалось несколько месяцев, но за эти несколько месяцев я ни разу не встретил его и вскоре успокоился.
Потом я все же увидел его еще раз, у магазина, далеко от своего дома. Он курил в компании парней. Он узнал меня и подмигнул, но ничего не сказал и не пошел следом.
В этот раз я отметил для себя, что он хорош собой – тогда в полумраке подъезда я толком не разглядел его.
Потом я стал прокручивать в голове эту сцену с поцелуем в подъезде и придумывать в своем воображении продолжение, и это продолжение мне очень нравилось.
Валька замолк.
Виктор Борисович тоже молчал, может, переваривал услышанное, может, не знал что сказать.
– Это все, – первым нарушил молчание Валя. – Эпизод номер два закончен. Теперь мой вопрос. Так почему ты решил продолжить эти сеансы? Про практику и опыт я уже слышал, не верю.
– Хорошо. Однажды, я был не очень внимателен к одному человеку, черств. Больше он не пришел на сеансы, такое случается, и я не придал этому значения. Позже я узнал, что он пытался покончить с собой.
– И у него получилось?
– Слава Богу, нет. Но я долго винил себя. Хотел даже бросить практиковать.
– Понятно. Думаю, тут нет твоей вины.
– Прямой нет. Но я видел его состояние, видел, что он эмоционально неустойчив, и ничего не предпринял.
– А народ прибывает, – Валька огляделся по сторонам. – Раньше мы тут каждую неделю зависали. Было весело.
– Хочешь остаться потанцевать?
– Нет. Теперь это уже не так весело. Хочу поехать домой. Давай освободим столик для тех, кто пришел бухать и веселиться.
Виктор Борисович поднялся.
– Пойду, попрошу счет и вызовем такси.
Они вышли в морозный зимний вечер. Виктор Борисович закурил, предложил сигарету Вале.
– Нет, я бросил.
– Молодец, а я все собираюсь.Оказалось, что ехать в разные концы города, поэтому взяли две машины.
Договорились созвониться на неделе.***Нет то чтобы Валька очень ждал звонка, но когда Виктор Борисович так и не позвонил,
все же расстроился. Зачем было все это затевать, эти неформальные встречи, кафе…
Урод он все-таки.
Так что на субботу Валька забил встречу не с Виктором Борисовичем, а с виртуальным знакомым Толиком, с сайта знакомств. Толик давно звал на свидание, но Валька все отказывался, а теперь согласился.
Договорились встретиться у развлекательного центра на Варшавской.
Толик занимался вольной борьбой, это и по фотографиям было заметно, но в реале он оказался еще крупнее, чем на фото. Валька едва доставал ему до плеча.
– Вот, наконец, и встретились, – произнес Толик неожиданно тонким голосом и приобнял Валю за плечи.
– Привет.
– Может ко мне пойдем? Я тут недалеко живу, – предложил Толик.
– Нет, давай лучше в центре посидим, там на каждом этаже по кафе.
Толику эта идея не понравилась, типа много народа, шумно, не пообщаться спокойно.
– И потом я уже стол накрыл дома, – добавил Толик последний аргумент.
Валька нехотя согласился. Шли какими-то темными закоулками и дворами. Валя дорогу толком не запомнил. Как выбираться потом обратно?
Толик провел Валю в одну из комнат, почему-то не включая свет в коридоре. Разделись в комнате, сложив одежду на одно из кресел. На столе стояла бутылка водки, бутерброды с колбасой и сыром, шпроты.
– Ну и холод на улице, – Толик потер руки. – Ладно, сейчас согреемся.
Он разлил водку по рюмкам и сел рядом.
– За встречу!
Они выпили.
Толик быстро пьянел. Его лицо пошло красными пятнами. Он то обнимал Вальку за плечи, то клал руку на бедро, то слюняво целовал куда-то в шею. Валька уворачивался.
– Ну, чего ты, – шептал Толик. – Какие у тебя глаза…
– Какие?
– Как у киллера.
Это был самый странный и сомнительный комплимент, который Валька слышал в своей жизни.
Он посмотрел на широкое со сплюснутым носом и толстыми губами лицо Толика и ему
захотелось тот час же встать и уйти. Выйти из полутемной, душой комнаты на холодный воздух, подальше от липких объятий и слюнявых поцелуев.
В соседней комнате раздался детский плач. Потом шаги.
– Это сеструха, – пояснил Толик. – Ребенок у нее болеет. Она сюда не зайдет, не бойся.
– Ты с родителями живешь?
– Нет, только с сестрой. Родители отдельно. Отдали нам эту трешку. Сказали, как хотите,
так и делите. Но я один тут жил. Сеструха с хахалем своим. А потом он ее выгнал. Сюда притащилась с ребенком.
Валька встал.
– Я пойду, Толя.
– Да ты чего? Из-за нее что ли? Говорю, она сюда не зайдет.
Толик потянул его за руку, но Валька высвободился и начал лихорадочно одеваться.
Зазвонил сотовый.
Валька взял трубку. Надо же… Виктор Борисович.
– Валя, только сейчас связь появилась, я уезжал по делам, еду обратно. Ты прости, не предупредил тебя, да и не думал, что так задержусь. Давай завтра встретимся. Хорошо?
Толик смотрел прищурившись. Наверное, слышал разговор.
– Хорошо.
– Тогда я приглашаю тебя на базу. Будем на снегоходах кататься. У меня друг там заведует.
– Я не умею.
– Тебе и не надо. Я умею. Напиши мне адрес, я за тобой заеду в десять. Сейчас связь опять пропадет.
– Напишу.
У Вальки на глазах почему-то навернулись слезы.
– Понятно, – процедил Толик. – С другом помирились.
Валька кивнул.
Не объяснять же Толику, что это его психолог. Но как же хорошо, что он позвонил.
Валька вышел из подъезда. Дорогу он конечно не запомнил. Пришлось обойти вокруг дома, чтобы посмотреть адрес и вызвать такси. Оказалось, что в спешке он забыл у Толика кепку, но возвращаться обратно было выше его сил.Виктор Борисович позвонил ровно в десять.
– Готов? Я тебя у подъезда жду.
Валька накинул куртку и спустился вниз.
Виктор Борисович в спортивной куртке, джинсах и высоких ботинках на шнуровке выглядел очень молодо.
– Привет. А ты чего без шапки?
– Привет. Потерял где-то вчера, а другой дома не оказалось. У меня капюшон.
– Нет, капюшон плохо, нужно заехать по пути и купить. Пойдем. Машина с той стороны дома.
Они сели в черный «ниссан».
– Ездил вчера брату помогать. Он дом строит. Выстроил уже. Мебель переносили.
Купил старый дом в деревне. Такая тмутаракань. Даже связи нет. А я и забыл, что там не ловит. Пока строился – жил в старом доме. Почти все своими руками делал. Ну, я иногда помогал чем-то.
– А чего его туда занесло? – поинтересовался Валька.
– Захотелось уединения. Подальше от городской суеты. Женился второй раз. И жену туда увез. Думаю, они счастливы. Я за них очень рад.По дороге заехали в «Спортмастер», Валька купил черную вязаную шапочку. Надел и рассмеялся.
– Я вообще такое не ношу, у меня кепка была, такая классная, но тут нет.
– А тебе идет.
– А мне кажется, смешно.
– Ничего, все равно сверху шлем наденешь.Ехали около часа.
– Друг у меня школу экстремального вождения открыл, – рассказывал дорогой Виктор Борисович. – У него с детства страсть к машинам. Постоянно у отца в автосервисе крутился и по его стопам пошел, как говорится. Сначала гараж купил, потом раскрутился до автосервиса. Теперь открыл автошколу и что-то вроде спортивного клуба. Снегоходы напрокат. И вся семья у него такая. Они постоянно в каких-то авторалли участвуют. И сын тоже и даже жена. Кубки завоевывают. А ты водишь?
– Ну, я сдал на права, но не вожу. Не на что машину покупать, за квартиру выплачиваю.
– Вот и приехали.
Виктор Борисович припарковался у двухэтажного бревенчатого дома. Это автошкола. Сам клуб чуть дальше.
На крыльцо вышел высокий подтянутый мужчина в комбинезоне. Хлопнул Виктора Борисовича по плечу:
– Наконец-то доехал до меня. То-то сегодня потеплело.
– Ну, сам знаешь, работы куча. Брату еще иногда езжу помогать.
– Ладно, не оправдывайся. Хорошо, что приехал.
– Это Валентин, – представил Вальку Виктор Борисович.
– Александр.
– Чай будете? Или сразу на базу?
– Давай на базу, пока светло.Александр подвез их на своей машине. Показал автодром, комнаты отдыха, кафетерий.
Потом отвел к снегоходам.
– Выбирайте.
Валька выбрал черно-красную «ямаху». Виктор Борисович надел на себя шлем и помог облачиться Вальке.
– Держись крепче. Погнали!
Они помчались по снежному полю. Валька никогда раньше не ездил ни на мотоциклах, ни на снегоходах и сейчас, выглядывая из-за широкой спины Виктора Борисовича на заснеженные просторы, чувствовал какой-то детский восторг от скорости, рева мотора и летящих снежных брызг. После инструктажа Виктора Борисовича Валька и сам сел за руль. Возвращались к базе почти в сумерках.
– Вот теперь нам горячий чай точно не помешает. Не замерз?
Валька отрицательно покачал головой. Так хорошо, спокойно и комфортно ему давно уже не было. Только жаль, что это единственный в своем роде такой день, в рамках странного договора с Виктором Борисовичем, в рамках терапии.
Они зашли в кафетерий и Виктор Борисович заказал травяной чай и блины.
– Понравилось?
– Да, я ни разу раньше не ездил.
– Готов вернуться к нашим эпизодам?
– Я не знаю, сегодня такой день… хороший. Просто та история, которую я хотел рассказать, она неприятная.
– Тогда можешь задавать вопросы мне. Мы не придерживаемся какой-то строгой схемы. Так ведь мы договорились.
– Расскажи мне о своей семье.
– Хорошо. Как ты уже знаешь, у меня есть старший брат. Наши родители живы. Живут в городе. Была семья, двое сыновей Никита и Костя, но восемь лет назад мы развелись. Никита – старший, остался со мной, а Костя уехал с матерью на ее родину, в Великий Устюг. Теперь Никита учится в Питере. Поступил там в университет. На каникулы приезжает ко мне. Вот собственно и все.
– Вы разделили детей? Такое не часто случается, обычно дети остаются с матерью.
– Это была необходимая мера. Никита рос сложным ребенком. Мы не очень-то ладили с женой, возможно, это повлияло, и Никите не хватало заботы, внимания. Потом у нас родился Костя. Тогда мы еще думали, что сможем наладить отношения, но с рождением Кости Никита словно взбесился. Однажды мы отлучились с женой из дома, пошли в магазин. Оставили Никиту присматривать за Костей. Когда мы пришли, то увидели страшную картину, окно в детской комнате было открыто, восьмимесячный Костя лежал на подоконнике, а Никита стоял рядом на стуле...
Может быть он не хотел столкнуть своего брата вниз, и это был жест протеста, привлечение внимания, но больше мы никогда не оставляли их одних. После этого случая наши отношения стремительно пошли под откос, обострились все старые проблемы. Мы не смогли вырулить и решили, что лучшее, это развестись, чтобы не травмировать детей и не превращать жизнь друг друга в ад. Никакая психологическая практика, никакие знания мне не помогли. Именно в это период и произошел тот случай с пациентом... Я был очень разочарован в себе, хотел все бросить. Какой я психолог, если не смог помочь даже своей семье, если допускаю такие ошибки в работе с людьми.
– А Никита? Как он теперь?
– Теперь в порядке. Общается с братом. Навещает их с матерью. Хорошо учится.
Недавно с девушкой познакомился.
– Тяжелая история.
– Тяжелая, но мы справились. – Теперь я тоже готов рассказать тот случай. Это было в универе. Я учился уже на втором курсе, но так ни с кем и не встречался. Был несколько раз случайный секс с девушками, но в отношения это не переросло. И потом я уже все знал о себе. Я хотел совершенно другого. Сайты знакомств меня отталкивали. Если мы ходили на какие-то тусовки, то компанией, и я все время находился как бы внутри этой компании.
Правда, мне нравился один препод. Математик. То есть не то чтобы нравился… Я стал замечать, что он смотрит на меня не так, как на других студентов, что он смотрит с интересом. Тогда я тоже стал к нему приглядываться и понял, что не ошибся. Ему было порядком за сорок, но он был красив, интересно преподавал, хотя, казалось бы, что в математике может быть интересного, но умел так подать материал, что его лекции действительно слушали. Его любили. Девчонки строили ему глазки, а он играл в гляделки со мной. Но случая сблизиться или пересечься не представлялось. Он не проявлял прямой инициативы, а я сам тогда был не способен на такое. И вот однажды… Мы сдали зимнюю сессию и решили отметить это событие в кафе. Кто-то придумал пригласить с собой Петра Евгеньевича. Многие поддержали эту идею. Он не отказался.
Мы много пили и танцевали, и Петр Евгеньевич не отставал. Я впервые в жизни напился и плохо помню, как все происходило, но в какой-то момент мы остались с ним одни за столом. Потом мы ехали в такси, поднимались по лестницам в какую-то квартиру и, кажется, там пили еще. В следующем моменте я помню себя уже раздетым, лежащим на диване, и как Петр Евгеньевич переворачивает меня на живот, я помню свой стон в подушку и боль, приглушенную алкоголем, и если это можно считать первым сексуальным опытом с мужчиной, то это был он.
Утро было ужасным. Жутко болела голова, ныло все тело и меня мутило. Петр Евгеньевич принялся тормошить меня, говоря, что я должен собираться домой. Но я не мог оторвать голову от подушки, все кружилось и плыло перед глазами. Он поднял меня с дивана и повел в ванную, стал плескать мне в лицо холодной водой из крана. На полочке в ванной стояли детские игрушки. Я держался за раковину, чтобы не упасть. Мои руки были в синяках, но сначала я не понял причину их появления. Потом он отпустил меня, чтобы закрыть воду, и я без сил опустился на колени у его ног. Он развернулся ко мне, поднял мою голову за подбородок, расстегнул ширинку и вытащил свой член. Меня вырвало.
Петр Евгеньевич выматерился и поволок меня из ванны. Кое-как он одел меня, вывел из подъезда и запихал в такси.
Я ехал, уткнувшись лбом в стекло дверцы, и таксист посматривал на меня с беспокойством. Ему пришлось помочь мне выйти из машины, а потом еще и заводить в подъезд и открывать дверь ключами. Наверное, он был хорошим, добрым человеком, но на прощание сказал: «Если мой сын ужрется до такого состояния, то я его, честное слово, выпорю. Так и кони двинуть недолго».
Матери дома не было. Я залез в ванную и включил холодный душ, пытаясь хоть как-то прийти в себя. Раздеваясь я заметил, что синяки были не только на руках, но и на шее и бедрах.
На лекции по математике я больше не ходил. И хотя систематически прогуливающих занятия вызывали к декану, меня не трогали. Думаю, в этом была заслуга Петра Евгеньевича. Экзамен я все же сдал. А потом математика кончилась, начались спецдисциплины в других корпусах, я больше не видел Петра Евгеньевича и решил, что надо забыть эту историю, и забыл.Валя посмотрел на Виктора Борисович. На мгновенье ему показалось, что он хмурится, что его покоробил этот рассказ, произвел неприятное впечатление.
Мелькнуло сожаление, что он испортил такой хороший, уютный день. Все это было уже так давно, что не имело никакого значения, зачем было ворошить.
– Ты рассказывал кому-то об этом случае? – спросил Виктор Борисович.
Вроде бы обычным тоном спросил, но Валька уже не мог избавиться от сожаления.
– Нет.
– Тебя это все еще мучит?
– Нет. Со временем мне даже стало казаться, что это произошло не со мной, что кто-то из знакомых рассказал мне. А когда ты решил, что станешь психологом?
Валька поспешил сменить тему. Хотелось стереть неприятный осадок.
– Когда отучился на терапевтическом и понял, что это не мое. Но медицинская база очень хороший фундамент, так что я не жалею, что сориентировался не сразу.
– А я хотел стать программистом. И отучился на программиста. Но только не мог найти
работу по специальности, везде требовали опыт, какие-то свои разработки. В конце концов я устроился сисадмином в фирму, занимающейся продажами. А потом попалась работа по созданию и раскрутке сайтов, и меня как-то увлекло.
– Это очень хорошо, когда работа по душе, – задумчиво кивнул Виктор Борисович.
– Да, только одной работы мало, это не спасает. Поздно уже, нужно возвращаться домой...
Виктор Борисович не возразил.Ехали молча. Валька смотрел в окно, в плывущую темноту – трасса не освещалась.
Вспомнилась прочитанная где-то фраза «не обязательно видеть весь путь, просто поверьте
и сделайте первый шаг». Но поверить – это и есть самое сложное и страшное.
Виктор Борисович высадил Вальку у подъезда и обещал позвонить.
– Ты словно расстроен чем-то? – спросил все же на прощание.
– Нет. Все ок.***Валька уверен, что он не позвонит. Ну, или позвонит из вежливости и скажет, что занят, что пока не может встретиться. И никогда не сможет. И так лучше. Нет, так правда лучше, потому что Виктор Борисович как-то плохо на Вальку действует. Обратный эффект получается от этих встреч. Вместо того чтобы выйти из депрессии, Валька наоборот погружается в какую-то беспокойную непонятную тоску, сменившую уже привычную апатию.
И Лешка как назло все спрашивает: «ну как у вас», «ну что у вас». Словно Валька не к психологу ходит, а на свидание. Валька злится на эти расспросы и тут же раскаивается. Лешка же о нем беспокоится.
– Да я больше не буду ходить, Леш.
– И у меня так же было, – пускается в уговоры Леша.
Вальке снова приходится выслушивать историю о Лешкином походе к психологу.
– Так что не бросай все на середине пути.
– Я разберусь, Леш, – пытается закончить разговор Валька.
Но Леша полон решимости помогать, вытаскивать, поддерживать. Он и домой приезжает, чтобы вести разговоры по душам. Валька смотрит на его веснушчатое лицо, торчащие в разные стороны волосы, и думает, что Лешка хороший друг, добрый парень. Пусть у него со Светой все будет благополучно. Лешка счастлив. Это видно невооруженным взглядом, он просто лучится счастьем, и на волне этого счастья ему хочется всех вокруг видеть счастливыми. Валька это состояние знает, испытывал сам в период своей влюбленности, но какой же грустный финал был у этой истории.
– По твоим рассказам мне даже кажется, что ты ему нравишься, – заявляет Лешка.
– А мне кажется, что его от меня тошнит.
– По-моему ты все перекручиваешь.
– Ну, даже если и не так, все равно… Я стал думать, как я выгляжу в его глазах, как он меня воспринимает, что обо мне думает.
– Это потому что он тебе тоже нравится.
– О, боже, Леш, не могу поверить, что обсуждаю это с тобой. Расскажи лучше, когда у вас свадьба.
– В марте. Света какие-то там астрологические прогнозы или карты составляла, и звезды указали на март. Пышных торжеств не будет. Пригласим только самых близких и съездим в свадебное путешествие.
– Вот это правильно. Утром Валька окончательно утверждается в решении больше не встречаться с Виктором Борисовичем, и это решение его успокаивает. Он погружается с головой в работу. Нарушенное равновесие начинает восстанавливаться. Валька даже договаривается пойти со старой компанией в клуб.
Но в четверг раздается звонок от Виктора Борисовича, он зовет на премьеру какого-то фильма в пятницу.
– Почему в пятницу? – растерянно спрашивает Валька, чувствуя, как шаткое равновесие снова качнулось в минусовую сторону.
– Пятница – последний день показа.
– Нет, я не смогу.
– Ничего, тогда увидимся в субботу.
– Я и в субботу не смогу. Вообще не смогу больше.
– Что-то произошло?
Валька молчит в трубку.
– Валя, у тебя проблемы? – волнуется Виктор Борисович. – Может мне приехать?
– Нет... Приезжай.
Нужно просто расставить точки над «и», думает Валя, сказать, что не нужны эти встречи. С самого начала все как-то не так пошло, с какого-то перекоса. Хотя он же уже сказал по телефону, что не хочет продолжать. Зачем тогда позвал Виктора Борисовича?
Валька ставит чайник и выключает. Идет умываться. Смотрит на себя в зеркало.
«Ну и придурок же ты, неужели влюбился? Ну, давай, нафантазируй, насочиняй, а потом переживай, как ты умеешь».Виктор Борисович снова звонит, он уже подъехал.
– Ты выйдешь или мне подняться?
Вальку знобит, то ли от того что он нервничает, то ли от того что заболевает. Не хочется выходить на улицу, за окном завывает ветер и срывается снег.
– Поднимись.
Валька открывает дверь, отступает вглубь коридора.
– Так что случилось,– спрашивает с порога Виктор Борисович. – Почему ты не хочешь продолжать?
– Потому что мне кажется, что тебе это противно, но ты терпишь, слушаешь. А я потом приезжаю домой и начинаю анализировать, как это выглядит со стороны, как это выглядит в твоих глазах, и мне кажется, дерьмово выглядит. А мне не нужно ни одобрения, ни осуждения, я от этого освободился, не хочу возвращаться.
– С чего ты взял, что я осуждаю, Валя? За что тебя можно осуждать? За поцелуй в подъезде? За Петра Евгеньевича, который тебя споил, а потом воспользовался? Мне просто жаль, что в твоей жизни случилась такая история. Вообще тут надо провести анализ, разобрать этот случай, но я вижу, что ты не готов и не давлю на тебя.
– Не осуждаешь?
– Конечно, нет. Это я тебе даже не как психолог говорю. Психолог вообще никого не должен осуждать.
– Не знаю, наверное, я надумал чего-то не того. Просто я тебе рассказываю эти истории и сам думаю, могу ли я вспомнить что-то хорошее в своей жизни. И мне кажется, ничего хорошего не было.
– Ну, так не бывает, Валя. Тебе так кажется, потому что мы склонны зацикливаться на негативе, о хорошем мы куда быстрее забываем.
– Может, ты пройдешь? Я поставлю чай. У меня и печенье есть.
– Печенье.., – Виктор Борисович улыбается, снимает пальто и разувается.
Они проходят на кухню.
Валька после покупки квартиры еще не успел толком ничего обставить. На кухне только плита, холодильник и стол со стульями. Посуда стоит на подоконнике.
– Ты прав насчет Петра Евгеньевича. Я так не хотел помнить об этом, что убедил себя в том, что это случилось не со мной, но для меня это просто неприятное воспоминание, не более, оно меня не тревожит. Я все время думаю о другом… Я часто сталкивался с таким утверждением, что мы сами творим свою реальность, пишем свой жизненный сценарий. Я мечтал о любви, о взаимности, о встрече с тем самым, единственным. И однажды моя мечта сбылась. Знакомый с работы пригласил меня фотографировать его юбилей. У меня была хорошая техника, и я иногда подрабатывал, снимая свадьбы и корпоративны. Там я и встретил Сережу. Это было притяжение с первого взгляда, какой-то магнетизм. По-моему я сделал гораздо больше его снимков, а не юбиляра. В конце вечера он подошел ко мне попросил посмотреть фотографии. Пошутил, что я выбрал не тот объект для фотосессии. Мы разговорились. Потом он пошел провожать меня домой. Мы прихватили с собой вина, пили, дурачились, танцевали. Он остался до утра. И с того момента мы не расставались, все свободное время проводили вместе. Вместе в компании, вместе в клуб, вместе в Прагу. Мы были ровесники, легко было найти общие интересы, вообще все было настолько легко и хорошо что иногда мне становилось страшно, словно я боялся сглазить свое счастье. Я уже своей жизни без него не представлял. Просыпался и засыпал с мыслью о нем. Так прошло два года. Его родители были богаты. Свой бизнес – сеть винных магазинов, огромный дом, машина у каждого. Какое-то время отец позволял ему быть беззаботным, но однажды у них состоялся серьезный разговор, отец сказал, что пора учиться ответственности и самостоятельности, и отдал ему под раскрутку новый магазин. Наша беззаботность как-то резко кончилась. У него не получалось, это было сложно, нужно было вести и закупки и продажи, контролировать полностью все. Он очень нервничал, боялся подвести отца. Мы встречались все реже и реже. И он перестал приглашать меня домой, хотя раньше мы часто бывали у него, даже ужинали вместе с родителями и сестрой. И я запаниковал. Не от его загруженности, конечно, наоборот, я предлагал ему помощь, сделал сайт, раскручивал его. Я чувствовал, что есть еще какой-то барьер, кроме работы, но не мог понять, что это. Все чаще он говорил мне, что занят, что не может увидеться. Для меня начался настоящий кошмар, такая ломка, я просто сходил с ума, так мне его не хватало. Я решил, что нам нужно поговорить, прояснить ситуацию. В выходной я поехал к нему домой, я знал, что его родители уехали отдыхать на две недели и надеялся, что мы можем спокойно поговорить. Я хотел сказать, что очень люблю его, не хочу терять, что готов помогать, чем смогу, поддерживать... но мне хотелось знать, что между нами все по-прежнему.
Я позвонил в дверь и мне открыл какой-то незнакомый парень. Сначала я подумал, что это парень его сестры, но потом вспомнил, что она уехала с родителями.
Потом он вышел сам. Он так посмотрел на меня… Без смущения, без досады, что я застал его с другим, скорее со злостью.
Я не мог ничего произнести, просто смотрел на него, и он заговорил сам.– Это просто секс. Но я не оправдываюсь, мне и нужен просто секс. Я не могу дать тебе то, что ты хочешь, понимаешь? Это значит поставить крест на себе. Ты понимаешь?Он все продумал. Он заготовил эту речь, заранее. Он уже давно отвыкал от меня. Пока я мучился от того, что наши отношения рушатся, пока искал причины и выходы, он отвыкал и дождался для себя того момента, когда легко мог сказать мне эти слова.
Не помню, как я добрался домой. В тот день созданный мной мир рухнул, не оставив камня на камне. Потом начался кошмар. Я не мог спать по ночам, и если под утро мне удавалось уснуть, я просыпался с колотящимся сердцем, потому что первое, о чем я вспоминал, просыпаясь, – что его больше нет со мной. Я шел на кухню, видел кружки на столе, и первая мысль, которая приходила мне в голову, – мы пили из них вместе кофе по утрам. На работе я никак не мог сосредоточиться, постоянно смотрел на телефон, ожидая звонка, хотя понимал, что он порвал со мной окончательно, это не было ссорой, чем-то спонтанным, эмоциональным, это было осознанным решением, которое я должен был принять.
Я жил по инерции. Вставал, умывался, шел на работу, возвращался домой. Такой цикл – все на автомате. Нужно было платить за квартиру, на мне висел большой кредит, и это
заставляло меня хоть как-то двигаться, иначе я, наверное, бросил бы и работу.
Так я создал свой новый мир, новую реальность, состоящую из вещей, которые я должен делать, чтобы продолжать как-то существовать. Я продолжаю жить в этом ужасном мире, и мне кажется, что ничего другого я не способен создать. Но разве я хотел для себя такого…
– Довольно жестоко он с тобой поступил. Первая любовь часто бывает несчастной. Думаю, для тебя это было настолько глубоким чувством, а расставание настолько болезненным, что у тебя сформировался инстинкт, защищающий от других влюбленностей. Прошло ведь уже немало времени?
– Да, два года. Но я все еще… не могу прийти в себя. А ты после развода смог построить какие-то другие отношения?
– Нет. Я очень много времени уделял Никите. Было сложно. Столько срывов, истерик, даже попытка покончить с собой. Несколько раз я совсем отчаивался. Мне даже пришлось нанимать няню, хотя он был уже довольно взрослым мальчиком, но я боялся оставлять его дома одного. Я расслабился только в последние три года, когда его поведение все же выровнялось, он стал общаться с ребятами, увлекся музыкой, они организовали рок-группу и даже немного выступали. Как-нибудь побываешь у нас дома, увидишь, какую мы собрали коллекцию гитар. Теперь он уехал, у него совсем другая жизнь, а я настолько привык заботиться о нем, проводить с ним время, что тоже никак не могу прийти в себя. Но я ни о чем не жалею. Теперь я спокоен и уверен в нем. Это все окупает. Мы выбрались из такого кошмара. Мы победители.
– Никите повезло с отцом. Я никогда даже не видел своего. Конечно, я пытался расспросить мать, но она всегда обрывала меня. Хотя мне казалось, что я имею право знать. Она всегда была очень строгой, сдержанной, холодной, даже когда я был ребенком. Теперь мы вообще не общаемся, даже по телефону.
– Возможно, тебе нужно переступить эту черту. Хотя бы поздравить ее с Новым годом, с Днем рождения. Пусть и по телефону.
– Да. Я знаю. Не могу пока.
– Ладно, вернемся позже к этому разговору. Уже поздно, почти одиннадцать.
– Извини, что так задержал тебя. Спасибо, что приехал. Мне стало легче.
– Так что с кино? Ты согласен составить мне компанию?
– Согласен. Даже если это Елки 5.
Виктор Борисович заулыбался.
– Нет, это Звягинцев. Но на Елки я тоже ходил, с Никитой.***Утром Валька проснулся совершенно больным. Температура поднялась еще ночью, сквозь сон Валька чувствовал нарастающий жар и головную боль. Нечего было и думать
идти на работу. Врача вызывать Валька тоже не стал, больничные в фирме не оплачивались, так шеф стимулировал сотрудников болеть как можно реже. Поскольку многие были в кредитах и ипотеках, то ходили на работу больными, боясь существенно потерять в деньгах. Валька раньше тоже такое практиковал, пока не слег с осложнением в виде пневмонии в больницу. Поэтому позвонил Леше и сказал, что не выйдет сегодня.
– Это все от нервов, – установил причину Лешка.
– Вообще это простуда.
– Все болезни от нервов и простуда тоже. Ну, что твой Виктор Борисович?
– Леш, надеюсь, ты там один в кабинете?
– Именно. Все ушли на планерку, а я опоздал. В таком случае сам знаешь, лучше там вообще не появляться.
– Леш, вообще я звоню тебе сказать, что заболел, причем тут Виктор Борисович.
– Понял, понял. Держись. Мы к тебе со Светой после работы приедем.
– Да не нужно, обычная простуда.
– Нужно, кто-то же должен о тебе позаботиться.
Валька вздохнул, возражать против Лешиной заботы было сложно.
– О, народ кажется с планерки топает. Надо придумывать отмазку, почему я опоздал. Короче перезвоню.
Лешка отключился.
Валька набрал Виктора Борисовича.
– Извини, не получится кино сегодня, что-то я расклеился. В смысле заболел.
– Врача вызвал?
– Нет. Отлежусь за выходные.
– У меня еще две записи на сегодня. К трем освобожусь. Будем тебя лечить.
– Да пустяки. Я терпимо.Виктор Борисович приезжает с фруктами и какими-то упаковками лекарств.
Валька садиться на стул на кухне. Температура такая, что все плывет перед глазами. Давит грудь и тяжело дышать.
Виктор Борисович смотрит озабоченно.
– Нужно было вызвать врача, что-то ты совсем плохо выглядишь. Иди, ложись, я лекарство сейчас принесу.
Валька послушно идет в комнату, ложится в постель.
Фигово конечно, но приятно, что Виктор Борисович приехал, заботится, порошки наводит. Валька улыбается своим мыслям, но заслышав шаги из кухни, закутывается в одеяло под подбородок.
Виктор Борисович подает ему кружку.
– Терафлю. Очень хорошо помогает в начале заболевания. И сон после него хороший.
Валька приподнимается в постели, выпивает.
– Кислятина. Извини, что не попал из-за меня на премьеру.
– Нашел, за что извиняться. Посмотрим потом в сети.
«Посмотрим потом…», – отмечает Валька.
– Пойду тебе витаминный напиток готовить. Никите всегда такой делал. Свет в комнате выключить? Чтобы глаза не резал?
Валька кивает.
Звонит Леша.
– Сейчас Светку заберу и к тебе.
– Да не нужно, Леш, спасибо. Тут Виктор Борисович… уже заботится.
– О! Ну если Виктор Борисович, то я спокоен, – Лешка смеется. – Поправляйся.
Лекарство начинает действовать, температура спадает, Вальку клонит в сон, но он не дает себе уснуть, прислушиваясь к своим мыслям. Кончено отношения с Виктором Борисовичем давно вышли за рамки психологических сеансов. Но что это? Дружба или… У дружеских и романтических отношений много общего, легко спутать одно с другим. Кроме того, что Виктор Борисович был женат, Валька ничего не выяснил. Нет, он еще выяснил что Виктор Борисович ответственный, честный, искренний и добрый, но это не поможет ответить на Валькин вопрос, может ли он попытаться сделать шаг навстречу чему-то большему?
Виктор Борисович заходит в комнату.
– Не спишь? Я тебе морс принес.
Валька быстро выпивает теплый напиток. Протягивает Виктору Борисовичу пустую кружку.
– Поцелуй меня…
В комнате темно, но Валька все равно закрывает глаза, чувствуя, как часто и гулко колотится сердце. «Не обязательно видеть весь путь, просто поверьте и сделайте первый шаг». Он чувствует чужие губы на своих, ловит их настойчивость, откликается, забыв о простуде.
– Ты же болен, – напоминает Виктор Борисович, – тебе нельзя, наверное.
– А тебе?
– Мне можно все. Я совершенно свободен. Свободен начать все заново.
Валька настораживается.
– Всю жизнь заново? А прошлое, работа, Никита?
– Нет, это я ценю, я за все благодарен жизни, просто хочу найти прежнюю точку опоры…
– Ты встречался когда-то с парнем? – догадывается Валька.
– Очень давно. И он уступал тебе во всем, – признается Виктор Борисович.
– Значит, я – твоя новая точка опоры?
Виктор Борисович улыбается.
– Наверное, так получилось.
– Не сомневайся, на меня можно опереться, я вообще очень прочный, даже когда болею, – говорит Валька и снова тянется к его губам.