Эти двое

Когда совершенно постороннего человека приглашают с ними познакомиться, это очень много значит. Во-первых, доверие - этим двоим очень трудно впускать кого-либо в свою жизнь. Во вторых, терпение. Не толерантность, нет. Именно то самое терпение, о котором твердят попы и тренеры на курсах волонтёров. Просто очень трудно заставить себя продержаться первые полчаса. У обычного человека, который к инвалидам испытывает жалость пополам с брезгливостью или даже отвращение, крышу сносит напрочь. Когда ребята целуются, на это первый раз смотреть просто дико, стыдно, нестерпимо. Самого себя стыдно, словно подглядываешь в замочную скважину за чем-то запредельно запретным. Потом привыкаешь. И начинаешь смотреть на всё без стеснения. И видеть в них людей.

    А не просто двух калек, один из которых слепой, а другой - неходячий, да ещё и без слуха.

    Больше всего рвёт душу пополам то, что они оба - совсем ещё мальчишки, пару лет назад отметившие совершеннолетие. И у них не всегда были такие сложности с окружающим миром.  Они ещё помнят, что значит ходить, смотреть и слушать. Когда-то давным-давно они оба были обыкновенными детьми... ну или почти таковыми. Вообще, с их диагнозами обычно долго не живут. А сколько получится - и то, довольно болезненно и с некоторыми неудобствами для окружающих.

    Но это совсем не те неудобства, что создаёт для них окружающий мир. С которыми им приходится сталкиваться ежедневно, ежесекундно. Потому что - хоть никто этого не замечает - окружающающий мир комфортно устроен только для здоровых людей. Пандусы и кнопки вызова помощи - капля в море трудностей, которые приходится преодолевать ежедневно любому инвалиду - незрячему, неходячему, слабослышащему... 

    Даже в доме, где они живут, лифта нет. Он и не нужен в малоэтажной застройке. Но от лестничной клетки их квартиры до площадки первого этажа - два пролёта по двенадцать ступенек. Слепой мальчик ежедневно выводит своего друга погулять, это обязательно нужно делать. Инвалидная коляска весит полтора десятка килограмм. Друг весит еще почти семьдесят. С этим слепой сам справляется, и вниз, и наверх. Смотреть, как он это делает, не советую. Потом хочется убить того, кто это всё проектировал, желательно - не сразу, а так же постепенно и мучительно.

    А ведь они это делают с шутками и прибаутками. Каждый день. Просто ходят гулять. Как раньше.

    К этому нельзя привыкнуть, невозможно. Даже через десять лет слепой мальчик будет помнить цвет и форму своего любимого мяча, а утративший слух парень попытается напеть свою любимую мелодию. Слушать это - ещё полбеды, а вот чтобы услышать и понять, и после этого ещё и весело подшутить надо всем - нужно иметь недюжинные нервы и большое сердце.

    И самое главное - смириться с мыслью, что всё, что можно сделать - это успеть попытаться им помочь. 

    1.

    Когда Кирилл говорит, немного растягивая гласные, всегда кажется, что он читает стихи или напевает. На самом деле он просто ничегошеньки не слышит - примерно, с десяти лет. Даже собственный голос. Но если спросить его, проговаривает ли он внутри своей головы мысли – «Да!» – Кирилл энергично кивает и улыбается.

    Он может улыбаться, смеяться и размахивать руками, когда что-то объясняет или рассказывает. Иногда он увлекается и может нечаянно задеть стенку, спинку стула или даже собеседника. Тогда Юра мягко берёт его за руку и поглаживает, и Кирилл тотчас же сконфуженно замолкает. Недолгая пауза нужна ему, чтобы придти в себя. Потом он продолжает разговор, как ни в чём не бывало.

    Сначала он кажется совершенно обыкновенным мальчишкой лет девятнадцати или около того, который почему-то решил покататься в инвалидном кресле. У него хорошо развитый торс и правильные черты лица. Нижняя часть туловища у него всегда накрыта одеялом или шёлковым платком, из-под которого  выступают острые детские коленки и торчат маленькие стопы. У него красивые ярко-голубые глаза. Яркие и сочные пухлые губы. Свежее чистое лицо, гладкая кожа. Он производит впечатление бодрого и здорового человека. Никому в голову не придёт, что сам Кирилл с трудом способен самостоятельно одеться или через силу перекатиться с кресла на кровать. 

    Оба мальчишки любят солнце и скорость, море и свежий ветер. «В прошлом году отчим брал нас на яхте кататься. Это было счастье, – говорит он. – Хотите, фотки покажем?» Кирилл быстро переворачивает страницы альбома, карточки летят на пол, Юрка молча опускается на пол и собирает их на ощупь. Кирилл хлопает легонько его ладонью по спине, когда тот пропускает карточку, и Юра снова быстро проводит рукой по полу, натыкаясь на неё.

    Юрка незрячий на оба глаза. У него слегка заторможенные движения и «вопросительное» выражение лица, характерное для тех слепых, кто когда-то был зрячим. А также абсолютный музыкальный слух.  Он безошибочно узнаёт людей по голосу, а иногда даже по одному звуку шагов. Он лютый молчун  –  настолько, что за целый день может не сказать ни слова. Если бы ему не надо было спрашивать о чём-то или отвечать кому-то, наверное, он вообще не издавал бы ни звука безо всякого неудобства для себя. Кирилл почти никогда не обращается к нему напрямую  –  вернее, они общаются на своем языке, прикосновениями и поглаживаниями. Иногда слишком откровенными, но при этом настолько естественными и невинными, что диву даешься. 

    Если Кириллу что-то нужно, он просто берёт Юрку за ладонь обеими руками и объясняет на пальцах, как и что. А когда Юрка что-нибудь сделает, Кирилл обязательно прикладывает его ладошку к своей щеке  –  это «спасибо», это «молодец», это «люблю тебя». Юра частенько садится у Кирилла в ногах, откидывает голову ему на колени и прикрывает веки. У него продолговатое некрасивое лицо и совершенно невероятные светло-серые глаза. Невозможно поверить в то, что они ничегошеньки не видят. Он умеет направлять взгляд точно на собеседника, ориентируясь только по слуху. Тощий и нескладный, как подросток, светлокожий и веснушчатый, с острым кадыком и короткой стрижкой «ёжиком», Юрка смотрится младшим братишкой рядом с Кириллом, хотя старше его почти на полтора года.

    Кирилл при этом так и норовит запустить пятерню ему в волосы и почёсывать, точно кота за ухом. Юрке настолько это нравится, что иногда он даже рот приоткрывает и губы облизывает. Только что не мурлыкает. А потом ловит Кирилла за ладошку и целует её. Сначала это кажется слишком интимным, но потом перестаёт напрягать.

    Всем посторонним трудно привыкнуть к их вечному «мы»: «мы ходили, мы сделали, мы были...» Кирилл точно забыл слово «я», никогда от него не услышишь ничего в единственном числе. Почти всегда говорит только он, Юрка только кивает изредка или улыбается. Они никогда не спорят и не ссорятся, точно и вправду понимая друг дружку без слов. 

    Но если кто-то подумает, что им легко живётся, он ошибается.

    2.

    

    Официально квартира-студия на первом этаже принадлежит Юрию. Его папа, довольно известный в биржевых кругах человек, вообще-то не был ему настоящим отцом. Он был женат, имел дочь и своё дело, когда Юрка появился на свет у его любовницы. 

    Гордая и независимая, мама Юрия даже не поставила его в известность о том, что у его сына с самого рождения начались проблемы. Зрение катастрофически падало, и к тому времени, как маленькому Юрке было пора идти в первый класс, он был слеп, как крот. Только тогда ей пришло в голову пойти на поклон к своему бывшему и просить помощи.

    Юрке светил интернат либо требовался переезд. Обычные школы не были готовы принять слепого мальчика, который, несмотря ни на что, уже знал таблицу умножения и прекрасно складывал в уме двузначные числа. А сколько стихов он знал наизусть, никого вообще не интересовало, увы. Да, с ним занимались сызмальства, может быть, в разы больше, чем с обычными детьми без проблем. Но все старания пропали бы втуне, если бы не отец Юрки.

    Он, вообще-то, оказался хорошим и порядочным человеком. Помог с квартирой в Москве, устроил сына в самую лучшую и старейшую специализированную школу. Сам, своими руками собрал сыну спортивный уголок. Нашёл женщину-педагога, которая согласилась заниматься со слепым мальчишкой на фортепиано. Каждый праздник подарки, каждую неделю  – звонок.

    А когда парень вырос, купил ему квартиру. Спасибо ему, конечно.

    Но отец так и не принял Юркиного друга Кирилла и их отношения. Наверное, ничего другого и не стоило ожидать от человека, воспитанного в строгости и прямодушии семьи потомственного военного. Он готов помогать сыну, но только ему, а про всё остальное просто не хочет слышать...Что с этим поделаешь?

    Отец звонит раз в неделю и говорит с Юркой. Только с Юркой, только о нём самом. Наверное, лишь поэтому Юрка ещё не разучился совсем ни разговаривать, ни говорить о себе.

    Он даже записал для отца звуковое письмо – небольшой десятиминутный ролик под собственное исполнение своей же пьесы на фортепиано. Все десять минут Юрка говорит без остановки о том, как он благодарен всем, кто ему помогает, как ему хочется стать, наконец, самостоятельным и зарабатывать деньги своим умом, как ему хочется путешествовать, как он рад тому, что может слушать аудиокниги и пользоваться аудиогидом на мобильнике. Он рассказывает о том, каково это  –  быть слепым музыкантом. Он делится своими наблюдениями за совершенно посторонними незнакомыми людьми  –  и кажется, что его внутренний взгляд проникает прямо в душу насквозь... И в самом конце говорит, что понимает – отцу трудно понять и принять его любовь и его половину. Но ни прощения просить он не собирается, ни навязывать своё тоже. Просто не хочет делать вид, что ему не больно от этого.

    Слушать это без слёз невозможно.

    3.

    Мама Кирилла всю жизнь проработала на киностудии костюмёром. С кем она была знакома, перечислять можно долго – но надо ли? Она сильная женщина, может быть, даже чересчур. Когда отец маленького Кира благополучно слинял, не выдержав ухода за сыном, его мать недолго просидела соломенной вдовой. Через год она вышла замуж за человека, который был готов взять её не только с сыном-инвалидом, но ещё и с больной матерью, переехавшей в столицу по необходимости получать хорошее лечение.

    И мать Кира никогда об этом не пожалела. Отчим оказался не только работящим мужиком, но и на все руки мастером. Он сконструировал сам кровать и стул для мальчика, который едва мог подтянуться в манеже. Он придумал угловой турник, на котором ребёнок занимался так отчаянно, что через три года уже летал по комнате на руках, пользуясь захватами, подвешенными к потолку.

    Надо ли говорить, что Кир пошёл, точнее, поехал на лёгкой коляске в первый класс вместе со всеми остальными детьми? Этого было почти невозможно добиться – для кого угодно, кроме Киркиной мамы. Она с самого начала включилась в эту битву за сына и не собиралась ни в чем уступать.  Ни болезни, ни врачам, ни Господу Богу, ни даже самому своему сыну.

    Они с отчимом планировали уже сделать велосипед с коляской для Кира и разрабатывали «шагоход» –  шарнирные костыли, одевавшиеся прямо на ноги и нижнюю часть туловища... как вдруг у Кира начал падать слух. Первые же обследования подтвердили: опухоль. Это была катастрофа. Врачи оптимистично улыбались, но прогнозы строили совсем не радужные. А действительность превзошла все ожидания: после трёх операций Кир чудом остался жив, но потерял окончательно слух. Вдобавок, он стал падать с костылей, теряя равновесие.

    «Шагоход» и велосипед пришлось оставить, а самого Кира пристроить в школу-интернат для слабослышащих детей. Кир научился читать по губам, выучил язык глухонемых и всерьёз увлёкся астрономией. Настолько, что даже участвовал один раз в международной олимпиаде по астрономии – правда, заочно, через интернет. Деньги на поездку за рубеж даже не пытались собирать. Лечение Кира съедало все ресурсы и без того не богатой семьи – тем более, на фоне, мягко говоря, нестабильной экономической ситуации в стране. 

    К тому моменту, как Кир закончил школу с весьма неплохим аттестатом, кризис миновал, и мальчик всерьёз рассчитывал на высшее образование. Ему удалось произвести впечатление на приёмную комиссию университета, бюджетное место было практически за ним, но на выходе его и родителей догнал молодой доцент. Вежливо и доходчиво он объяснил, что все бюджетные места заранее были распланированы под талантливых ребят, собранных по всей стране. Никто из них не мог оплатить обучение, как и Кирилл, но они хотя бы были здоровы. Кир даже не заплакал, а просто кивнул и забрал документы. Он не хотел занимать чужое место.

    После этого случая Кир замкнулся в себе и с головой ушёл в чтение. Книжки будто заменили ему внешний мир, куда он с неохотой и большим трудом выбирался на своей коляске. Даже болезнь, казалось, на время отступила от него, но и это не радовало.

    4.

    Они встретились около медицинского центра реабилитации инвалидов. Юра проходил одну медкомиссию, Кирилл другую. Впрочем, как только к слепому мальчику, сидящему на скамейке в сквере, подъехал на коляске другой мальчик, всё это стало неважно. Что-то случилось с ними обоими, мгновенно, сразу, точно повернули выключатель.

    «... Только что нас не было, и вот мы есть! Мы нашли друг друга. Мы стали друг для друга тем, чем и должны были с самого начала, как только родились. Но надо было прожить все эти годы, чтобы это понять.»

    Кирилл начинает говорить медленно, но постепенно возбуждается, речь его ускоряется и становится немного нервной.

    «Мы вдруг стали самими собой. Нам было о чём поговорить, но говорить было не нужно. Мы понимали друг друга не с полуслова, а вообще без слов... Нам не нужны были наши имена, мы словно позабыли их сразу и навсегда. Нас словно било током от каждого прикосновения, нам хотелось смеяться и плакать. Нам хотелось больше никогда не разлучаться.» 

    Всё это довольно странно звучит  –  вроде как понятно каждое слово, но не укладывается в голове. Мамы поначалу обрадовались, что их мальчишки подружились. Первое время Кир и Юра просто встречались – в парках, в скверах, на пляже, никогда  –   совершенно не сговариваясь! –  ни разу не приходя друг к другу домой «в гости». «Нас оставляли вдвоём, и мы становились собой. А потом приходилось расставаться, это было невыносимо... Это было и счастье, и страшное горе. Мы уже не могли не сходиться каждый день, чтобы каждый день не разрываться пополам.» Через полгода оба парня были на грани нервного срыва, и родители потащили их к психологу. 

    Кир улыбается и переводит дух. Юрка даёт ему попить, и тот продолжает:

    «Она была классная тётка, этот психолог, но мы немножко её обманули. Она очень хотела помочь, но не знала, как. И даже вроде побаивалась того, что с нами происходит.»  Но они не дали ей ни одного шанса, ни малейшего повода их разлучать. Договорились заранее, что будут говорить, и крепко держались друг за дружку, как на очной ставке. Сказали в один голос, что любят друг друга и хотят вместе жить. Да, они оба мальчики, но уже достаточно большие, чтобы понимать, что это значит. Совершеннолетние, по крайней мере, хоть и инвалиды. А что, инвалиды геями не бывают?

    Только мама Кирилла спокойно перенесла это известие. Наверное, потому что она же его много лет растила, таскала, купала, лечила... Она только потому и поверила в Юркины чувства, что знает, как это - быть с ним, и увидела, что он справляется не хуже, чем она. А вот Юркина мама до сих пор мечтает о внуках и считает поведение Кирилла недостойным и непорядочным. Дескать, парень просто пользуется привязчивостью её сына и живёт за его счёт. А ещё её сын вынужден надрываться, таская на себе своего друга в кровать, за стол, в душ. Одевать его и катать коляску. Это всё физически тяжело даже для здоровенного взрослого мужика, не то, что для мальчишки.

    Юркина мама избегает даже упоминания о том, что отношения парней не просто дружеские. Она просто не слышит, как Юрка, с трудом подбирая слова, пытается объяснить : «Люблю его. Больше всего в жизни. Сильнее, чем себя. Не могу без него. Не хочу без него. Он моё счастье…»  Смотришь на него и думаешь: это как же надо любить человека, чтобы взять на себя такой ежедневный уход и заботу о нём? Неужели это так трудно услышать, поверить, понять?

    Этот слепой мальчик каким-то образом делает то, чем должны заниматься специально обученные люди. Он полностью обслуживает неходячего инвалида. Это не так сложно, как может показаться на первый взгляд. Это гораздо труднее всего, что может себе представить обычный здоровый человек. Вы уверены, что хотите подробности? Чтобы одеть Кира, у Юрки уходит четверть часа. Приходится крутить и вертеть непослушное Киркино тело, натягивая трусы, штаны, майку, рубашку, свитер, носки... Чтобы можно было помыть Киру, в душевой стоит прикрученный к полу стол со столешницей из камня. Сначала она прогревается тёплой водой, а потом Юрка укладывает друга на неё и поливает из душа. Да, именно так, как моют тушки покойников в морге... Чтобы просто позавтракать, Юрка должен сначала приготовить еду на электрической плите (хотя в доме есть газ, но у ребят он отключен, долго объяснять, почему, проще сказать, что небезопасно). Потом разложить это всё по тарелкам (слепой мальчик!) Потом притащить Кира на закорках, усадить, поболтать с ним (либо пользуясь электронной книжкой с функцией распознавания речи, либо языком слепоглухих). И после всего этого помыть посуду и  немножко отдохнуть, привалившись к другу...  Опустим другие подробности их отношений, в них вообще нет ничего забавного.

    «Юрка очень сильный».

    Когда Кир произносит это, спокойно, почти без эмоций, Юрка пересаживается рядом с ним, обнимает его за шею и укладывает голову ему на плечо. Ничего не говоря. Хочется то ли смотреть на них, то ли отвести глаза, непонятно. Первый раз за всё время Кирилл говорит о своём друге, как о другом человеке.

    Почему-то сейчас это кажется странным и неуместным.

    5.

    Так получилось, что у Юры и Кира очень много знакомых и совсем нет друзей. Наверное, потому что обычным людям трудно с ними общаться. Нужно привыкнуть не позволять себе жалости, ни в интонациях, ни даже во взгляде. Нужно научиться терпеливо ждать, пока Кир справляется со своей речью. Нужно просто понять, что оба они немножко зациклены друг на друге и не очень нуждаются в ком-то ещё. Возможно, оттого что они слишком много времени проводят вдвоём. И даже если выбираются куда-то, то только вместе.

    Когда им приходится отпускать друг друга, хотя бы ненадолго, это даётся непросто. Когда Кирилла положили в больницу с острой невралгией, Юрка места себе не находил. Мама Кирилла специально заезжала за Юркой каждый раз, когда шла навестить сына (а делала она это каждый день - нетрудно догадаться, почему). Две недели Кир высидел в палате, как на иголках, и при первой же возможности сбежал долечиваться домой. «Я чуть не описался от счастья, когда мы обнялись!» –  звонко хохочет Кир. Его простота иногда граничит с инфантильностью.

    Дома они почти всё делают сами.

    Сами готовят еду и убираются, сами ходят в магазин. «Сами моемся и стелим постель, сами читаем книжки и ходим в интернет, всё сами,» –  с гордостью говорит Кир. Спасибо тем, кто подумал, как это организовать и осуществить – то есть прежде всего, отцу Юры и отчиму Кира. Например, душевая комната вместо ванны или небольшая перепланировка квартиры-студии (широкие арки вместо дверных проёмов и мебель, расставленная так, что везде легко проходит "домашняя" коляска) - всё это сильно облегчает им жизнь. У них почти ничего нет, кроме холодильника, пылесоса, утюга и стиралки. Большая двуспальная кровать, три стула и стол на кухне. Пара шкафов. А ещё у них цветы на окнах и нет никакого телевизора.

    Они много читают и сидят в интернете. У ноутбука есть внешняя клавиатура с шрифтом Брайля, электронная книжка  –  с синхронным озвучиванием текста. «Родители всегда знают, что нам дарить на дни рождения,» - отшучивается Кир.

    Отчим часто бывает у них, несколько раз в месяц. Он меняет лампочки, прокладки в кранах, иногда что-то ещё мастерит или ремонтирует. Он не делает разницы между мальчишками, называя обоих дедовским словечком «сынки». Бывает, выгоняет обоих «гулять» и устраивает генеральную приборку. Один раз принёс с собой три бутылки виски и напоил мальчишек в хлам, потом имел неприятное объяснение с женой и обещал больше не безобразничать. Юрка улыбается во всю ширину лица, когда Кир об этом вспоминает.

    Иногда к ним приходит работница собеса, молодая смешная девчонка по имени Катюшка. Парни угощают её чаем и рассказывают ей всякие глупости. Как они сами ходят в магазин. Или как они ездили в отпуск на юг на машине отчима, это было целое приключение... «Или как мы занимаемся сексом друг с другом...» –  ехидно пробалтывается Кир. Тут Катюша обычно краснеет, подписывает бумажки и сбегает. А они смеются, так оно всё и есть. Это их маленькая месть ей за то, что она упорно продолжает назвать парней "Юрочкой" и "Кирочкой", как будто они ещё маленькие.

    А они давно уже взрослые, эти ребята. Как бы они не выглядели, как бы им не было трудно, они пытаются освоиться в не слишком гостеприимном внешнем мире. Они не хотят выживать на пенсии и помощь родителей. «На двоих у нас два глаза, два уха... два носа, ну и члена у нас тоже два!» – без стеснения заявляет Кирилл. Он вспоминает, как Катерина пыталась вытащить их в гей-клуб или пригласить волонтёров из движения в поддержку прав ЛБГТ. Хорошо хоть, не на гей-парад или пикет под палки защитников правопорядка и моральных ценностей!

    «Зачем,» – подаёт голос Юрка. Ему эта тема не нравится. Он берёт Кира за руку и шевелит его пальцы, видимо, что-то вроде языка слепоглухих. «Мы и сами прекрасно обходимся,» –  словно повторяет за ним Кирилл. Юрка берет его ладошку и прикладывает к своей щеке.

    «Мы вдвоём вполне можем быть людьми, работать, жить,» –  убеждённо говорит Кирилл. Они хотят всё-таки выучиться и получить специальности, которые дадут им возможность быть полностью независимыми. Они мечтают купить машину и научиться ездить на ней. Они хотят путешествовать. Они хотят жить полной жизнью.

    Наверное, они этого заслуживают.

    6.

    Смотреть на них странно. Если забыть про их физические недостатки, которые не так уж сильно бросаются в глаза, особенно, когда оба полусидят на диване перед ноутбуком - хочется им позавидовать. Но зная их диагнозы, становится страшно: ведь один из них может уйти гораздо раньше другого  –  и что тогда?

    Самое идиотское, что их отношения никак нельзя зарегистрировать или оформить. Юридически они друг другу никто. Случись что, другие люди будут всё решать, а их самих никто даже не спросит. Они не могут никуда переехать, потому что медицинский полис и жильё в цивилизованных странах стоят сумасшедших денег.

    Поэтому они и живут здесь и сейчас. И стараются успеть быть друг с другом сутки напролёт. Ведь никому не известно, что ждёт их завтра.

    Когда Юрка выгуливает Кира на коляске, это выглядит обычной прогулкой инвалида, если не приглядываться. Юра толкает коляску, а Кир смотрит вперёд и негромко «рулит» голосом. Так они ходят по магазинам, но только по тем, где Юрка уже проходил со своей белой тростью под ручку с Катей или мамой Кирилла. Так они выбираются в парк, где  потом валяются летом на покрывале, а зимой лепят снеговиков. Но они никогда не ходят без сопровождения по новым местам или в гости. Юра вполне отдаёт себе отчёт, что они не могут себе этого позволить.

    И всё-таки им уже немножко тесно в своём уютном мирке размером в неполных тридцать квадратных метров. Огромный мир ждёт их, любопытно потирая лапы. Но даже давно знакомого журналиста больше интересуют скабрезные подробности, кто сверху и как им удаётся, а не то, что они делают, чтобы поступить учиться. Поэтому мальчишки категорически отказываются вылезать в социальные сети и рассказывать о себе публично. Они даже знакомятся с осторожностью после того, как один полудурок (иначе не скажешь) начал подкарауливать их на улице и признаваться им в своих нежных чувствах. Иногда кажется, что они приросли друг к другу именно потому, что пытаются защититься от назойливых и бесцеремонных окружающих.

    И всё-таки им пора выходить наружу, к людям. Они живут вместе уже целый год. Всего только один год, если посмотреть с другой стороны. За это время они ни разу не поссорились, но пережили много всякого, не всегда хорошего. Самым большим испытанием оказался на редкость мерзкий грипп, который уложил обоих с температурой. «Были минуты, когда я думал, что мы сейчас тут так и сдохнем оба, - признаётся Кирилл. - И нас потом не сразу найдут... Будем вот так лежать и гнить, пока дверь не вскроют». Его передёргивает. «Самое страшное представлялось, как если он умер бы раньше меня,» - продолжает было он, но Юрка наклоняется и дует ему в ухо. Без понятия, что это у них значит, но Кирилл замолкает.

    Непонятно, что сказать в ответ на такую откровенность. И надо ли говорить.

    Когда они уезжают по тропинке в парк, хочется просто стоять и смотреть им вслед. И желать удачи, от чистого сердца. Ах, да, ещё здоровья, это самое главное. Всего остального они сами добьются. С ними всё в порядке. Эти двое заставляют задуматься любого, что это с нами что-то не так.