Птичку жалко

Еду я на своей крутоватой тачке. Ну, не сильно крутовата - так, японка, праворукая. По мобиле говорю, не так чтоб для понта, ну типа по делу. Мобила Нокия, между прочим, последней модели, не Моторола ж сраная. А слева собак мой сидит, Бонька. Он по делу едет, конкретно. На Птичку, за новым ошейником. Старый в драке, козел, потерял. Вот сидит теперь с веревкой на шее. Ну, закуриваю - не, не парламент - это для крутых и платных, закуриваю скромно, мальборо, короче. Кондишн так включаю. Не, не жарко. А что ж я, полштуки сверху за так отдавал? Я ж не лох.
Чё-т зажали меня слева КамАЗ, впереди троллейбус, еду медленно. А в заднем окне троллейбуса заяц нарисовался, лыбится. Чё лыбится-то? А-а, тачка нравится. И собак прикольно сидит заместо водилы на левом сиденьи, серьёзный такой. Ну, я так хамелеоны снимаю, французские, в итальянской оправе – все равно на фиг плохо в них вижу, и, значит, подмигиваю парнише. Ну чё я в том телевизоре разглядеть могу? Ну беленький, на троллейбусе ездит, студент наверно. Прикид такой, не ахти.
Короче, выходит он на Птичке. Ну и я паркуюсь. Догоняем мы его с Бонькой возле бабки нецивилизованной, что у входа котят реализует. Пацан к корзинке наклонился, жопка – кулачок, джинсики турецкие, с Черкизовского рынка. И Бонька нагло рожу свою бородатую в корзинку, оттащить не могу. Койот мохнорылый, это он котов не любит, а котята у него другие животные. Они ж не шипят и по носу не царапают. Он их нюхать любит, короче, лизать он их стал. 
А заяц лыбится и по голове Боньку гладит. Ой, а рот у него какой спелый! Майчонка то мокрая под мышками. Всё лыбится, а как-то не по-блядски. Натурал, что ль? 
Хрена я Боньке котенка куплю, чё я потом с ним делать буду? У нас же диван угловой велюровый, а у котов когти. 
Надо было пиджак снять, я ж теперь качаюсь типа, раздеться не стыдно, и майка не версаче, но все же бенеттон.
- Слышь, пацан, ты поводок не подержишь две секунды?
- Это вы мне?
- Ну не бабке ж.
- А он не кусается?
- Тока в ответ, если ты его укусишь.
Он хохочет и поводок берет. Не, не натурал, эти козлы так не щурятся. 
Я пиджак снимаю, отхожу к тачке, бросаю. Сигнализация с центральными замками у меня клёвая. Даже зайцу за пятьдесят метров сигнал закрытия был слышен. Все ж тачка у меня классная. Когда к себе в Клин приезжаю, пацаны во дворе торчат. Там я крутой. Это здесь, в Москве, снобы одне, если не на мерине и не на крузаке, так в баре и не поздороваются. А в Клину-то каждая собака кланяется. 
Как-то плохонько для москвича пацанчик одет-то. Небось, и на пивко нет.
- Ну че, парень, котенка в подарок хочешь?
- Да нет, что вы, куда я дену его в общежитии.
- А кого покупать тогда надумал?
- Да никого, я тут подрабатываю по выходным. 
- Продаешь чего?
- Аксессуары для котов и собак.
- Эт ошейники, что ль?
- Есть и ошейники.
- Ну, веди тогда на точку, посмотрим твой товар.
За прилавком стоял пацан лет двадцати, морда смазливая, а сам хилый, в очках и небритый. Студент. Так настороженно на меня посмотрел, кого это напарник привел.
- Сань, ты что опаздываешь? Мне ж за товаром смотаться нужно.
- Да принял я уж товар, ещё вчера. Всё в боксе. Ты, давай говори, чего поднести. А вам какой ошейник? – Эт он ко мне повернулся, деловой такой.
- Да я в эти эсэмки не играю, - шуткую типа, - а Боньке черный кожаный, с блямбой.
- С какой еще блямбой? – встревает небритый.
- Табличку надо, чтоб телефон нарисовать. Кобелина ж как за сучарой какой увяжется, так ищи-свищи. 
- Есть такие в боксе, - белобрысый ухмыляется, - подождете, пока сбегаю? Или могу проводить, чтоб сами выбрали, метров двести отсюда. Завоз большой, есть из чего…
Ну какого я стоять тут буду. Толкают со всех сторон. Бонька в стойке уже на ротвейлера из соседнего ряда. Да и боксик – это уже помещение… А может, заяц и неспроста?…
- Веди давай.
- Сань, ты прихвати намордников коричневых, ножей несколько тримминговых и, пожалуй, пару белых мисок на штативе, - сказал небритый так важно, а потом че-то на ухо ему добавил и по шее потрепал как-то нежно, не по-натуральски.
Вырвались мы из толпежу. Ну я так парламентом угощаю.
- Нет, спасибо, не курю.
- Эт бээф твой, что ли? – я решил, хули менжоваться. Да так да.
- Да нет, просто друг.
- А тусуешься где? В «Обезьянах»? В «Шансе», в «Казарме»?
- Да некогда мне, и финансы не позволяют.
- Студент, что ли?
- Ага, поступил, с первого сентября в МАИ буду, на первом курсе, - довольный такой.
Так, думаю. Полтинника в баках многовато, а разменять негде. А хотя рублей достанет. Эт, конечно, не солдат немытый. Но больше трёх косарей все ж не тянет.
Открывает бокс, лязгает скрипучей дверью, лампочку зажигает.
Я говорю, дверь закрой, псину отпущу, чтоб не выскочила. Он, такой послушный, закрывает. Стеллажи по бокам, барахло всякое собачье. Коробками проход заставлен. Во, на коробках будет классно!
- Вот слева ошейники, выбирайте. Может, еще че понравится: поводки брезентовые, очень прочные. А вон там …
- Выбрал, выбрал. Ты мне нравишься, - и руку меж лопаток кладу. Запах молочной кислоты в нос ударяет, аж зубы сводит от оскомы.
Он резко поворачивается:
- Не надо, я не такой.
- Я не такая, жду трамвая… - достаю две штуки.
- Да нет, что вы…
Покраснел. Еще лучше стал. Бровки насупил. Ручонками меня слегка отодвигает. Хуй с тобой, золотая рыбка, вынимаю полтинник с ихним Грантом, протягиваю. Другой рукой резинку в кармане брюк нащупываю. А он мне свои зубы ровные, как дирол, показывает:
- За ошейник триста, у меня сдачи не будет. Пойдемте, может друг мой уже наторговал.
- Так этот очкарик твой бээф?
- Да нет. Я другого человека люблю.
- Вот и купишь другому подарок на пятьдесят баков! Или себе джинсы покруче. Ну, давай, майчонку-то снять помогу.
Блин, даже искры в этих зенках не мелькнуло. Сплошной дирол. Душно в контейнере, струйка пота побежала по его тонкой шее. Румянец по щекам растекся, как земляничное варенье. Разволновался, наверно. Вынимаю Франклина. Стоит, бля буду, стоит он того!
- Так выбрали что-нибудь? А то мне пора к прилавку.
- Я тебе сотню зелеными даю, заяц, и можно даже без траха, только сыми портки, ну хотя бы с меня, - разжимаю фольгу с резинкой в кармане и прикладываю палец к губам. 
Во рту пересохло. А под мышками взмокло. Держу, как гопник, деньгу в потном кулачке, а так и тянется рука пушок на его шее погладить. Ляжку упругую сжать. Как я его хочу! Блин, да любой красавчик из «Обезьян» снимет корону за такие бабки.
- Не смогу, не современный я, - щурится как-то виновато, не нахально, и дверь приоткрывает.
У меня больше нет с собой. Но жизнь на этом не кончается. Смотаюсь домой за бабками.
- Ско-о-олько?!
- Если больше ничего не выбрали, то триста рублей. Держите пса, я открываю. Духота здесь, однако.
Бонька со скуки начал грызть уже ремень какой-то. Надеваю первый попавшийся ошейник, пристреливаю к поводку. Саня распахивает дверь.
- А может, вечерком на дискотеку вместе? – последняя попытка, хотя секу, что безнадега.
- Вы такой красивый и мужественный, и машина у вас супер, вы там найдете сотню таких, и без денег. Зачем я вам там?
- Выпьем, потанцуем, поговорим… Так пойдем? А хочешь в ресторан, я плачу.
- Не могу, вечером я на связь выхожу с другом, по скайпу.
- А он где? 
- В Германию на заработки подался, зимой приедет.
- И ты… полгода ждать будешь?!
- Всю жизнь ждал, так уж полгода подожду, - усмехается, светлый, - потому что люблю.
Блин. Типа как в кино. Любовь.
Така-така-така-так – мобильник на поясе заверещал.
- Как себя чувствуешь, дорогая? Купил, купил, еду домой. Боньке нравится. Разве долго? Я скоро. Да, да, буду осторожен. Целую, дорогая.
Отключаю. Блин, да пошла ты на хуй, заебала своей заботой! Я тоже любви хочу.
- Сань, деньги возьми.
- Да тут же сто пятьдесят зеленых. А ошейник стоит…
- Бери, пока дают.
Посмотрел он сквозь меня куда-то далеко, не ближе, чем в Германию. Не взял. Пока Бонька меня отвлек перебрехом со стаффордом, он в толпе рассеялся, как сигаретный дым. Нашел я точку, очкастому дал – не, не по морде – триста рэ дал. 
Домой еду. Мозги гудят. Чувство, будто кинули. Как лоха клинского. Скажу дуре, что в Клин срочно смотаться надо типа по делу. Вечерком так в баре нажрусь и не такого еще пацана себе возьму.
 
***
- Так вот, дорогие мои собуты-ы-ыльники, что водку пьянствуете третий час за мой счет… Ой, башка трещит… Пять пацанов уже предлагались за вечер, один бля модельней другого. А вот взгляда белобрысого ни у кого… ни у кого… ни у кого… Смотрели на меня, как на президента, как на Гранта или Франклина, глазищи пустые, как этот стакан из-под, как его, коктейля. А я вошь клинская! Тридцатником по башке стукнуло, а ни хуя в жизни светлого и не было. Бабки, бабки. Перед одними прогнуться, жопу лизнуть, других кинуть, на хуй послать. Бабки, бабки. Засосали московские бабки. Все на них, все из-за них, и себя уж за ними не ви-и-ижу. И вы, недорогие мои радости, за гребаной зеленью меня не ви-и-идите. Видно, зеленым я стал, какки… бррр… как ки-ки-мора. В болоте живу.
 
В каждом теперь Саньку искать буду. Водяру буду жрать… и каждую субботу на Птичку ездить, чтоб хоть издали на него посмотреть. На троллейбусе буду ездить. Саньку буду искать, своего. 
 
- Да ты, наливай, как там тебя, качок, уплачено. Твое здоровье, бррр… А знаешь, спортсмен, ща берем тачку, едем к тебе… У тебя есть где? Сотня зеленых, окей? Эй, халдей, счет неси!