Когда сбываются мечты

Я ожидал чего угодно: что напутал с адресом, что попался на чей-то глупый розыгрыш. Был готов, что на порог выползет неизвестная тётка в переднике, вытаращит глаза и, бросив сакраментальное «таких нет», захлопнет перед носом дверь. Или, что обиднее, выйдет высокий черноволосый красавчик, из холёных, тех, кто знает себе цену, окинет взглядом, ухмыльнётся и закроет дверь, но молча и со значением. С очень обидным значением. 
Был ещё и третий вариант, из бредового сна в поезде, где из окна нещадно дуло в голову: меня гостеприимно поят чаем с, конечно же, опиатами, и через пару часов я очухиваюсь привязанным к кресту по всем правилам этого их шибарного искусства. И дальше меня несколько часов трахают в два члена: вместе и по очереди, с плётками и без. Трахают так, что моим очком после уже не макароны, а снаряды можно отбрасывать. Проснувшись, я с облегчением осознал – приснилось. Но в груди всё-таки потягивало сквознячком удовольствие, холодило запретным и сразу прижигало безопасным «нельзя». Как жидкий азот – больно и оздоравливает. Мне бы тогда прислушаться к себе, ко сну и выйти выздоровевшим на ближайшей станции с вещами и свободным от обещания. Но я вышел только покурить: из принципа не спустился по ступенькам, а лихо спрыгнул в ночь на низкий перрон, угодив прямиком в хрустнувшую льдом лужу. Пока не кончилась сигарета, я в темноте наугад ковырял мыском осколки льда. Нельзя убегать, надо дойти до конца, лишь так я могу вылечиться.
И вот в чужом городе, на пятом этаже типовой девятиэтажки, стоя перед квартирой номер восемнадцать, я ожидал чего угодно, но только не Азирафеля собственной персоной, открывшего дверь. Кешка этим сериалом все уши прожужжал, пришлось смотреть с ним вместе его любимого Пратчетта. Этому Азирафелю было лет сорок, не меньше, совсем не атлет, особенно в таком халате: длинном, махровом, с огромными белыми цветами на голубом фоне. Спокойное лицо, тёмные глаза, улыбка и взлохмаченные светлые волосы. Это был он, ангел во плоти. Именно такие, с добрыми глазами всё прощают, если им рассказать. Рассказать, а после поплакать, уткнувшись в голубую жилетку с белыми цветами. Такому я бы и сам поплакал, от тоски по несбыточному. Я шагнул через порог и протянул руку:
– Максим.
– Борис. – Он пожал мою ладонь и, не отпуская её, заставил пройти дальше в квартиру.
– Точно нормальная идея, он не пошлёт нас? Пока ехал, даже хотел выйти и взять обратный билет. – Я топтался в прихожей около дорожной сумки, чувствуя себя не в своей тарелке: хотелось как можно скорее поставить все точки над «i». 
– Хорошо, что не передумал. – Борис сразу перешёл на ты. – Его нет пока, так что располагайся. Советую душ, с поезда – это первое дело.
В полном ахуе – в ванне, в другом городе, в квартире своего давно не ноунейма, после знакомства с его партнёром, который взял и позвал меня, левого чувака, помочь, а потом, будто так и надо, отправил в ванную – я никак не мог настроить температуру. Безуспешно крутил туда-сюда концы хромированной приспособы. Неужели нельзя было нормальные краны поставить?! Голый, замёрзший, отчаявшийся получить тёплую воду из душевой лейки, я был настолько близок к панике, что собирался позвать Бориса на помощь. Но, одёрнув себя, перекрыл воду, выдохнул и начал сначала. Во второй раз я, наверное, сделал так, как требовалось, потому что вода человеческой температуры наконец полилась на голову. Закрыв глаза и постепенно отогреваясь, я прислонился к кафельной стене. Для чего я здесь? Зачем приехал? Откуда он взялся на мою голову.
Пересеклись мы в сети, хором метали говно в одну суку: соревновались, кто кого переплюнет в сарказме. Продолжили в личке – как ни бесил нас тот мудак, но в бан не хотелось. Обсудив попутно и другое мудачьё, познакомились, разговорились. Оказалось, что осталась масса тем, которые надо срочно перетереть. Через месяц перешли на мыло – так влезало больше текста. Он правда поныл, что пришлось ради меня ящик заводить – как я понял, не писатель он ни капли. И переписка завертелась: ничего важного, но два, а иногда и три письма в неделю получалось. И продолжалось это «ничего важного» уже больше двух лет. Он жил не один, и я тоже. Обсуждали, не без этого: то всё устраивало в наших автономных друг от друга отношениях, то не очень. Никаких намёков не делали, если и мелькал флирт – двусмысленные приколы, провокационные истории, то быстро затухал. Я регулярно получал от него приглашение в гости, но понимал, что это тоже игра. 
Каждый раз, открывая очередное письмо, я улыбался. Он был невероятным, ярким: то весёлый без особого повода, то грустный так же, без повода. Случалось, он злился и плевался ядом. Я никогда не мог предугадать его настроение. В ярости он был особенно ослепителен: кого-то ругал, что-то рассказывал, снова ругал, сыпал проклятьями. Родители, какие-то шапочные знакомые, давние приятели – любой мог оказаться в немилости. Отвечая, я смеялся в нужных местах, материл тех, кого материл он, поддерживал как мог. Подбрасывал дровишек, которые требовались – наверное, где-то внутри опасался, что наскучу. Но бывало, он настолько оголял передо мной душу, что становилось неловко. И тогда, не зная, что отвечать, я писал что-то совсем уж невразумительно мечтательное ни о чём и называл его ласковым прозвищем. Ласковым, потому что не видел лица. Я иногда представлял, как мы случайно встречаемся и… Нет, вслух я бы такое не повторил. Ничего особенного, но не смог бы всё равно.
В нашей переписке вёл всегда он. Но при этом я знал, что он пас, больше того – саб. Что они играются с партнёром в своё садо-мазо. Сколько я прочёл тогда про эту Тему! Не знал, что кому-то по кайфу терпеть настоящую боль, что жесткач в виде кляпов, распорок, ремней вставляет круче, чем член во рту или в заднице. Полистал картинки с шибари – верёвки красиво вяжут, черти, им бы на флот, с канатами работать. Плётки, лопатки для порки, разные железяки… К себе или Кешке не примерял, но посмотреть в реале хотелось. Только где?
Открыть бдсм-порно на ноуте не рискнул, не хватало потом в рекламной предложке натыкаться на интим-магазины. Может, стоило глянуть вместе с Кешкой? А вдруг его тонкая душевная организация не перенесёт вида располосованных задниц с бриллиантовыми пробками, и мне придётся объясняться. Нет, он не потребует ответов, но будет смотреть такими глазами, чисто сирота Бэмби. Надумает себе всего, накрутит и однажды точно притащит домой розовую елду на батарейках. Но моя, на органическом топливе, прекрасно справляется, и я всегда на первых ролях. Только в письмах, с ним… Эпистолярный трах – я в коленно-локтевой, а он искрит и плавит меня – вставлял на извращённом уровне. И пусть я не гонял шкурку на его письма поздними вечерами на кухне или перед сном на его неизвестный образ в ванной, но лишаться переписки... Ни на что! Он казался мне невероятно притягательным – недоступным и оттого идеальным.
Ничего нигде ни ёкнуло, когда пришло очередное письмо, и я спокойно щёлкнул по логину в табличке. Губы ещё улыбались, а сердце уже ухнуло вниз: писал не он. Одно «вы» с большой буквы чего стоило. Я всё понял с первого раза, но всё равно перечёл. Покурил в туалете, убедился, что Кешка спит, вернулся к ноуту и снова пробежал глазами текст. Меня звал приехать его партнёр. Я знал, что его зовут Борис, что он гораздо старше, что практически содержит, оплачивает и косметологические взбрыки, и новые девайсы, которыми непременно нужно заменять внезапно устаревшие. Знал, что Борис всё понимает и не мешает ему быть тем, кто он есть. Но и строит, если надо. Случается, жёстко. При желании можно было нарисовать заявление в полицию, если бы он хотел взять в руки ручку. Но он не хотел, он любил и был любим. И специально писать об этом нужды не было, я читал между строк. Но он всё равно писал, иногда хвалясь, даже с гордостью, иногда с непонятным сожалением. 
Когда я читал дышащий официозом чужой текст в первый раз, то уже знал, что соглашусь, поеду. И знал, что после этого ничего больше не будет: ни щемящего нетерпения в ожидании его писем, ни самих писем.
Когда я вышел из ванной, Борис сидел за ноутом на кухне, отодвинув несколько тарелок и пару пустых кружек в сторону. Надорванный пакет с баранками рассыпался по столу, одна валялась на полу. Подняв голову, Борис махнул рукой в сторону комнаты:
– Отдыхай. Он всё равно раньше вечера не придёт. Я тебе там перекусить соорудил. Извини, работаю. Так что сам.
Держа в руках свой джемпер и оставляя босыми ногами мокрые следы на ламинате, я прошлёпал дальше по коридору. Из писем я знал, что квартира съёмная и «не очень», но на деле оказалось иначе: ремонт свежий, мебель, пусть и из «Икеи», новьё, не дешёвка, а метраж и вовсе королевский. Нам с Кешкой такая квартира показалась бы очень даже «очень». 
В единственной комнате мебели было по минимуму. На окнах висели жалюзи, горизонтальные, будто офисные, на стене плазма, зеркальный шкаф-купе, гигантский кактус в горшке на полу. Два дивана. Большой, навороченный, из зелёного плюша, и старенький, книжкой, накрытый клетчатым покрывалом. Обычная комната, но я чувствовал себя как в музее, будто приобщался к чему-то высокому – смотреть можно, а трогать нельзя. 
Я подошёл к окну. На подоконнике стояла большая кружка кофе и тарелка с тремя бутербродами с колбасой и сыром. Жуя и запивая, я смотрел вниз – детская привычка сравнивать высоту чужого этажа со своим домом. Сейчас я сравнивал с нашим с Кешкой этажом. Двор тоже был обыкновенный, как любой другой: машины, качели с горкой, деревья, женщина с коляской… Ничего особенного, кроме того, что он здесь живёт и совсем скоро я его увижу.
На клетчатом диване лежала подушка и плед, на спинке, видимо для меня, сложенный магазинным прямоугольником халат. Тоже махровый. Махровые тематики, ёпта! Меня попустило, и я решил забить на свой раздрай: ни думать, ни впечатляться, а расслабиться и плыть. Авось не потону. Разделся до трусов, с удовольствием сняв джинсы с влажного тела, надел халат и завалился на диван, не забыв накрыться пледом. 
Проснувшись, не сразу понял, почему я в халате. Внезапно чужие стены вокруг не испугали, а вот странное одеяние да. Встроенный компас, ватерпас, другие системы настроились быстро, но припомнить, с чего вдруг напялил на себя халат, я не смог. Кешка при всей тяге к кошкам и одеялам никогда не изменял футболкам и шортам. Чаще моим футболкам, любил свободные.
Из коридора доносились приглушённые закрытой дверью голоса, которые быстро переместились в кухню. Там что-то упало на пол, раздался смех, снова заговорили. Я встал, снял халат, надел джинсы и жёваный джемпер – пока я спал, он сполз со спинки дивана и оказался подо мной.
– Проснулся? – Борис всё так же в халате, но уже без ангельской улыбки вошёл в комнату. – Ты так быстро заснул, мы не поговорили. Я в письме толком не объяснил ничего, хотел лично… – Он оглянулся на дверь и понизил голос. – Ему сейчас плохо, очень. Нет, он пошёл на поправку, нашли хорошие таблетки, операция помогла, но ему всё равно плохо. В другом смысле. Он смеётся, шутит, ты сейчас сам увидишь, но когда меня нет… Иногда я прихожу и застаю его в ужасном состоянии: постель в трубу провёрнута, опухшее лицо, глаза щёлочки. Значит, на работу не ходил, целый день проплакал, думал не о том. Садиться на антидепрессанты не выход, и их нельзя мешать с его препаратами. Да и вроде повода нет к таким сильным лекарствам, но я же вижу, с ним что-то происходит.
Я знал, что у него что-то неврологическое, он писал. Но чем я-то смогу помочь?
– Хотел отправить его к родителям – прийти в себя, к корням припасть, так дохлый номер – там и без него всё плохо. Родителям самим нужно в себя прийти. И с друзьями голяк. – Борис поморщился. – Правда с первого взгляда и не скажешь. Он всё время с кем-то встречается: шизанутые художники, с работы кто-то, приятели с универа, ему всё мало. Он постоянно мне о ком-то рассказывает. Тебе вот тоже. Он готов чуть не каждый день притаскивать их сюда. Но это всё не то, не цепляет его. Друга нет, одного, нормального, которому расскажешь то, что никому. Эти, однодневки… Они все из него сосут, а ему надо…
Борис замолчал и отвёл взгляд.
– Понял, не напрягайся. – Я потёр ладонями лицо. – Если поможет, то я, конечно, могу… поделиться. Только я во все эти вампирские штуки – обмены энергией и прочую лабуду – не верю. Ты сказал, что я здесь? 
– Нет. Ты начни разговор, а он сам догадается, кто ты. Я предупредил, что сюрприз подготовил. Он любит сюрпризы. 
– Мы ни разу не видели друг друга – ни скайпа, ни фоток. Как он догадается? И что мне сказать – здрасьте, я вот он? С чего ты вообще решил, что он мне обрадуется?
– Знаю. Он написывал тебе километры. Я до утра читал вашу переписку. Он всё тебе рассказывает, а это что-то да значит. Твой адрес единственный на почте. Он всегда оставляет открытыми окна на планшете, доверяет. Я ни разу не проверял, что там. Лишь однажды воспользовался, но не жалею. Ты тот, кто нужен. Кто сможет ему… 
– Борь, когда уже? – Он крикнул из кухни. – Надоело ждать, я иду!
Мне казалось, что такого страха, как в эти несколько секунд, что он шёл до комнаты, я ещё не испытывал. Ни когда меня били за школой Вадька с Давлатом, ни когда я заблудился в лесу и бродил целый день без воды и еды, ни когда с приступом увезли в больницу отца. 
– Вау! Это кто? 
Конечно, в общих чертах я представлял, как он выглядит – мы с ним раз описали свою внешность друг другу. Но я всё равно не узнал бы его, договорись мы встретиться в метро или кафешке. Невысокий, без какого-либо рельефа мышц, насчёт возраста не соврал. Нос, глаза, губы – всё обычное, ничем особенно не цепляющее, но всё вместе… Лицо притягивало, дразнило. Да что лицо! Он смог раздразнить моё воображение в двоичном коде и притащил сюда на невидимом аркане, только чтобы посмотреть, сравнить с тем, которого я себе напридумывал. 
– Это твой сюрприз? – Антон улыбнулся Борису и, засунув руки в карманы джинсов, подошёл ко мне вплотную. – Ты кто?
Он был немногим ниже меня и смотрел, чуть подняв голову, улыбаясь и щуря глаза. От него пахло кофе, туалетной водой, что своим запахом чуть не сбивала с ног. Щетина за день едва появилась, около губ, справа, краснел маленький прыщик.
– Сам как думаешь? – Борис отступил в сторону и переводил взгляд с меня на Антона и обратно.
– Неа, не втуплю никак. – Он рукой потёр щёку. 
– Мы с тобой переписывались, – начал я, не представляя, что говорить дальше. – Ты мне как-то предложил, в шутку, конечно…
– Ты Элли, что ли? – Антон вдруг расхохотался. – Чего припёрся? Мы с ним зимой ролили, Борь. Он ещё грозился приехать и мне яйца оторвать за то, что посты задерживаю. Отрывать будешь? – Антон вдруг осёкся: – Нет, Элка мелкий, в школе ещё. – Он сник, но снова загорелся: – Знаю! Ты Бренди, с форума. А чего не позвонил заранее, я же сказал, что не один. Для одарённых особо повторил дважды. Не, ну хорошо, что приехал, конечно... Погоди, Бренди где-то с пингвинами живёт, билет на самолёт он не осилит, финансы не те. Ему лишь бы языком молоть, трепло. – Антон поскрёб подбородок. – Ну Князем ты точно быть не можешь, он только сегодня мне мозг выносил, что денежку за проект так и не заплатили. Всю почту своим нытьём засрал. 
Дурацкие ники, подробности знакомств, отношений, чужая жизнь… Антон и впрямь любил сюрпризы и был готов гадать бесконечно. Но я уже не вслушивался, а лишь качал головой на очередной вариант и смотрел на его каштановые волосы. Мне он говорил, что русый. Перекрасился? Ламинат холодил голые ступни, но голова горела, словно в пекле, плыла от неведомо откуда взявшейся температуры, по шее сползала капля пота.
– Всё, я знаю! Ты – Малой. Твоя тебя отпустила? Да неужели?! Я чёт думал, ты старше. Можешь хоть сейчас внятно ответить, какого хрена у меня руны всё время удаляются? Саппорты ваши хвалёные вообще ничем не помогли. Так что в жопу твой LOL. Ищи себе кого-нибудь другого. А что наконец приехал – маладца, от семейной жизни отдыхать надо.
– Нет, я Бренди, – прервал я его, назвав единственное имя, что ухитрился запомнить. – С полюса. В командировку отправили в ваш город. Заехал к тебе, и меня даже не выгнали. – Я выдохнул, избегая смотреть на Бориса. И с чего я решил, что он ангел? Такому не то что плакаться, лишнего слова не скажешь, зассышь.
– Ага, Борька клёвый! – Антон подскочил ко мне и словно старому знакомому закинул на плечо руку. – Забудь, что я тебе писал про него. Он охуенный! – Антон смотрел на меня сияющими глазами. Хотел ещё что-то сказать, но передумал и, убрав руку, шагнул к Борису. Заныл, чуть не подпрыгивая на месте от нетерпения:
– Бо-о-орь, поехали в мой любимый паб, а, втроём! Нет, давай ещё Лизку с Тимуром возьмём. Ща напишу им. Давай, не зависай, Борь. Ты чего такой? Теперь что не так? Ну не злись, лучше выбери, что мне надеть. Я сегодня всё сделаю как скажешь!
Я смотрел на каштановый затылок и опрокинутое лицо развенчанного Азирафеля. 
В паб мы всё-таки поехали. И даже хорошо посидели. Уже потом, на перроне, Антон крепко обнял меня: улыбался и звал в гости снова. Всё-таки он необыкновенный, я не ошибался. Борис, возвышающийся рядом каменной глыбой, протянул руку на прощание. Я ответил на рукопожатие – после квартиры, мы не сказали друг другу ни слова. 
Забрасывая сумку на верхнюю полку, я по-сумасшедшему, до слёз был счастлив, что меня ждёт Кешка. Который не ролит, не сидит сутками на форумах и никому не пишет по ночам. И с ним мне не нужен халат, чтобы чувствовать себя как дома.

Тебе.
Мне жаль, что всё так вышло.