Карим Даламанов
Мезальянс
Артемьев затягивается.
- И когда вернёшься? Когда “Украина будет свободной?”
- Когда мы будем свободны, - хохочет Денис.
- А в чём ты несвободен?
- А в том, что мы встречаемся у тебя в машине, на каких-то задворках, где по ночам нарики траву курят.
- Ну, извини, свободной квартиры у меня нет. У тебя, видимо, тоже.
- А причём здесь квартира? Ты вот почему у себя на работе никому не обмолвишься о том, что пару раз в месяц даёшь в рот мужику неподалёку от Автозавода?
- А нахер мне лишние проблемы? Может, нам ещё пожениться?
Выходя через самораздвигающиеся прозрачные двери, Артемьев сразу же лезет в карман пиджака, где нащупывает пачку сигарет. Он всегда закуривает после рабочего дня. Без этого вроде как работа и не окончена. Чиркнув зажигалкой, он направляется к своей машине. Ауди цвета мокрого асфальта дожидается на закрытой стоянке, куда доступ “простым людям” преграждает шлагбаум. Должность Артемьева позволяет ему служебное парковочное место, а вот служебного водителя пока не позволяет. И хотя в свои тридцать девять он явно хотел бы быть выше во всей этой чиновничьей иерархии, без казённого водителя даже удобнее, особенно сегодня, когда между окончанием работы и возвращением в семью он заедет в Заречную часть, к Автозаводу. Там он подхватит Дениса, и они зарулят в знакомый тихи6й двор, зажатый между каким-то складом и торцом пятиэтажки. Денис расстегнёт Артемьеву тёмно-серые чиновничьи брюки и примется за любимое дело.
И хотя до этого ещё как минимум полчаса, тело Артемьева уже готовится: ширинка на штанах поднимается бугорком, а в трусах мокреет. Он поворачивает ключ зажигания и выезжает в будничную городскую пробку, которая медленно ползёт в сторону моста. Окский съезд - одно из самых любимых его мест в городе. В детстве он ездил здесь на трамвае. Бодрая красно-жёлтая “Татра” брала этот извилистый подъём за несколько минут, то замедляясь, то снова разгоняясь. И вот, когда вагон забирал вправо, по левому борту открывался вид на всю Заречную часть, на дымящие заводские трубы и многоэтажки, на сверкающее тело Оки и кроны её высокого правого берега. Артемьев и сейчас, вдруг оставив позади пробку, мчится на всех парах вниз, вниз, вниз и посматривает на Оку, пока кривая, наконец, не выводит на мост. Этим маршрутом он ездит как минимум дважды в месяц, а порой и каждую неделю, чтобы после снова вернуться в Нагорную часть и, заехав по поручению жены в супермаркет, внести в квартиру пакеты с продуктами, почувствовать себя надеждой и опорой.
Денис, как обычно, дожидается его на большом перекрёстке за светофором: светло-серая аляска с капюшоном, зимние ботинки на толстой шнуровке.
- Замёрз, что ли? - изрекает Артемьев, хохотнув.
- Да, зима…
- Ну, ничего, сейчас согреемся!
- Печку только не выключай…
Денису чуть за тридцать. Из тех, что вполне соответствуют артемьевским критериям, описанным у него в анкете: “никаких хабалок, крашеных ногтей и волос, тем более - женской одежды! Таких сразу в чёрный список. Только пацаны натурального вида!” Они встретились пару лет назад каким-то похожим зимним вечером, после переписки на доске, когда Артемьеву так хотелось, что готов был, кажется, с оленем. Денису очень полюбился артемьевский член: не слишком большой, но довольно толстый и крепкий. “Самое оно!” - смаковал Денис. Артемьев, откинувшись в кресле, кайфовал и постанывал. С тех пор каждую встречу они делали примерно одно и то же. Иногда даже менялись ролями, и потом Артемьев как порядочный семьянин полоскал рот хлоргексидином.
В этот раз Денис старается с особым рвением, если не сказать, с остервенением. Артемьев стонет, стараясь быть потише: стёкла хоть и тонированы, но мало ли чего. Он гладит Дениса по волосам и щетинистым щекам, будоража в себе одно из сильнейших эротических воспоминаний юности. Он впервые побрился и пришёл в школу. На перемене парень из параллельного класса, подойдя к Артемьеву, вдруг провёл тыльной стороной ладони по его щеке и чуть не на весь коридор, закричал: “Чувак, ты уже бреешься?” У Артемьева потом чуть ли не весь день было туго в штанах. Вот и сейчас, вспоминая это, он едва себя сдерживает и, наконец, разряжается в рот Денису. Тот покорно сглатывает и лыбится от удовольствия, как чеширский кот.
- Что, поужинал?
- Ага, по йогурту и спать…
Артемьев застёгивает ширинку и затягивает ремень.
- Жаль не потрахаться в машине, так бы я на тебе попрыгал ещё.
- Можно как-нибудь, - Артемьев достаёт сигарету и закуривает, - Вот мои на дачу уедут… Только теперь нескоро, наверное. А ты какой-то сегодня активный, как в последний раз…
- Так в последний раз и есть.
- Чего это? - хмурит бровь Артемьев, - Длинный член, что ли, нашёл?
- Если бы!
- А чего тогда?
- Уезжаю.
- Ха! - усмехается Артемьев, - И куда?
- Для начала в Турцию. А там посмотрим.
- Будешь у турок не хуях скакать?
- Может, и скакну. Почему нет?
Артемьев затягивается.
- И когда вернёшься? Когда “Украина будет свободной?”
- Когда мы будем свободны, - хохочет Денис.
- А в чём ты несвободен?
- А в том, что мы встречаемся у тебя в машине, на каких-то задворках, где по ночам нарики траву курят.
- Ну, извини, свободной квартиры у меня нет. У тебя, видимо, тоже.
- А причём здесь квартира? Ты вот почему у себя на работе никому не обмолвишься о том, что пару раз в месяц даёшь в рот мужику неподалёку от Автозавода?
- А нахер мне лишние проблемы? Может, нам ещё пожениться?
- Это был бы мезальянс! - опять хохочет Денис.
- Интересно, с чьей стороны? - хмыкает в ответ Артемьев.
Некоторое время они сидят молча. Глухой торец пятиэтажки освещён тусклым фонарём. Когда-то Артемьев тоже жил в пятиэтажке. Ходил в детский сад в соседнем дворе, поднимался по лестнице, дальше в раздевалку с отколупывающейся бордовой плиткой на полу... А ещё мама брала его с собой выносить из ведра: раз в два дня во двор заезжала помоечная машина, и все соседи с вёдрами, обложенными изнутри газетой, подходили и вываливали мусор прямо в кузов.
- Тут сейчас таких законов напринимают, что скоро опять начнут сажать за мужеложество, - прерывает паузу Денис.
- Не преувеличивай! А пропагандировать всё это действительно ни к чему.
- А чего тут преувеличивать? Катимся по наклонной…
- Ты ещё скажи, что Украина должна победить.
- Нет, - морщится Денис, - Нацистам я победы точно желать не буду.
- Ну, слава богу! - Артемьев докуривает и швыряет сигарету за приспущенное стекло, - Двинем, что ли?
Они выезжают со двора. Артемьев ведёт аккуратно, крадучись, словно только что нашкодивший школьник.
- Ты что-то поздно уезжаешь. Мобилизация закончилась…
- Как закончилась, так и начнётся…
- Первые побежали в марте, вторые в сентябре…
- Ну а я в декабре, пока ещё не поздно.
- Ха, а когда будет поздно?
- Когда будет, как в Грозном…
Денис выходит на том же большом перекрёстке и, поджав плечи, бежит к метро. Стоя на светофоре, Артемьев наблюдает, как капюшон аляски ныряет в подземный переход с красной буквой “М”. Загорается зелёный, и Артемьев жмёт на газ, чтобы быстрее попасть домой. Он вдруг вспоминает, что не был в метро, наверное, лет сто, с тех самых пор, как его протянули в Нагорную часть. А в детстве поезда ходили только от Парка культуры до вокзала. “Осторожно, двери закрываются!” - завороженно слушал Артемьев и смотрел, как за окном вагона станция плывёт назад.
- Дурак Дениска, - цокая языком, произносит Артемьев и вздыхает, - Дурак…
2022
4 комментария