Грустный клоун дон Педро

Познакомиться с Петром Иванычем пришлось мне год назад. Попал я в одну передрягу на работе. Будучи завотделением, как-то замотался и пропустил консилиум, а потом не проконтролировал работу начинающего реаниматолога. Пациент скончался, дело завели. Получилось, что я косвенно причастен, безответственно отнесся к своим обязанностям. Все шло к увольнению. 

Рассказал я про казус Ангелине Марковне, главврачу крупного диагностического центра. В свое время она была моим научным руководителем, когда я в ординатуре писал диссертацию. Несколько ее звонков реально облегчили мое положение, отделался выговором.

Спустя месяц Ангелина Марковна пригласила навестить ее на рабочем месте. Сразу понял, что предстоит нетелефонный разговор. Может, заманчивое место у себя предложит, а может, просто материальной благодарности ждет? На всякий случай беру дорогой коньяк и увесистую коробку конфет, как у нас принято, и пухлый конверт про запас.

Но разговор тогда принял неожиданный оборот. Она попросила взять на работу ее сынка Петрушу, бездаря и балабола, как сама его охарактеризовала. Холила сыночка, одна без мужа вырастила. Сама врачом всю жизнь проработала и сына в медучилище пристроила. Учился Петруша кое-как, но диплом фельдшера, не без мамкиной помощи, получить сподобился. Куда его только после медучилища ни пристраивала, нигде не удержался. Характер больно склочный. Ему бы тихое место у теплой стенки, и чтоб ни с коллегами, ни с пациентами не общался. Может, какая бумажная несложная работа в моей клинике найдется? 

Как говорится, долг платежом красен. У нас намечались две вакансии – медрегистратора и специалиста на аппарат гидроколонотерапии – бабки уходили на пенсию. Медрегистратора Ангелина Марковна отмела сходу: «поцапается с посетителями в первый же день». А на колонотерапию обещала прислать сынка – пусть, мол, посмотрит. 

Когда в моем кабинете нарисовался Петр Иваныч, мне стало не по себе. К столу семенил манерный лысоватый пухлик за пятьдесят, вислопузый, метр с кепкой, в облегающем кислотно-фиолетовом джемпере и желтых штанах. Чисто клоун. Приторно улыбаясь большим ртом с редкими зубами, он жеманно протянул потную ладошку с маленькими пальчиками. После приветствия я спросил:

– Ваше последнее место работы?

– Фельдшером в здравпункте, за МКАДом. Представляете, сколько времени я тратил…

– Вы имеете представление о гидроколонотерапии кишечника? – перебиваю.

– Лично я не делал, но мне делали. Офигительная процедура! Очень полезно, очень! Мне нравится!

– Тогда подождите в коридоре. Проктолог скоро освободится, он отведет вас к аппарату, все покажет и расскажет об условиях работы.

Как же я надеялся, что звезды не сойдутся и что-нибудь Петрушу не устроит. Но к концу рабочего дня он протиснулся в кабинет, возбужденный и сияющий, сел передо мной без приглашения и заявил:

– Я согласен! Когда можно приступать?

– В понедельник к восьми на стажировку. Испытательный срок – месяц. 

Надо было видеть амплитуду бедер уходящего пританцовывающего человека, поймавшего свою птицу счастья.

Через месяц оформили Петра Иваныча на постоянку. Успел, правда, поцапаться со старшей медсестрой, потом с проктологом и регистратурой. Но жалоб от клиентов не было. Нравилось дело Петруше, спорилось. Однажды заглянув в кабинет колонотерапии, я увидел его, бережно протирающего, почти ласково, испанский аппарат и вещающего благодарно кивающей старушке, как сейчас «быстро и безопасно выйдут из организма скопившиеся балластные и вредные вещества». 

Но не прошло и года, как случился казус. Пациентом оказался брутальный мужчина пролетарского вида, с волосатой грудью. Очень он понравился Петруше – настолько, что «забыл» дать положенное одноразовое белье, соврав, что, к сожалению, мол, закончилось. С видимым удовольствием помассировав живот, стал развлекать клиента медицинскими байками и прочей дребеденькой. Весь сеанс не сводил глаз с обнаженных гениталий и даже как-то ненароком пару раз их коснулся. Мужик потерял терпение и выпалил: «следи за насосом, твое дело говно отсасывать, а не яйца лапать и зубы мне заговаривать!» Оскорбленный «специалист» впал в истерику и выбежал из кабинета, оставив пациента с пластиковой трубкой в прямой кишке. Неудивительно, что вскоре разъяренный мужик был в кабинете главврача и стучал по столу. Из-за двери отчетливо доносилось лишь пролетарское «этот пидор!..»

Ангелина Марковна к тому времени умерла, следовательно, обстоятельств для продолжения работы Петра Иваныча в клинике не просматривалось. Вопрос об увольнении стоял лишь в дилемме «по собственному или по статье». Неделю Петруша в клинике не появлялся – переживал, как все думали. 

В выходной открыл я известный сайт знакомств и обнаружил приветственное послание от некоего «дона Педро». Профиль без фото. Однако насторожило обращение ко мне по имени-отчеству. Знакомый? Я не ответил. Следующее послание гласило: «Вы заинтригованы, откуда мне известны Ваши персональные данные? А ведь я и место работы Вашей знаю, и должность. Приглашаю встретиться, на нейтральной территории. Нам есть о чем поговорить».

Встречаться совсем не хотелось. Но не столько любопытство, сколько чувство опасности заставило меня согласиться. Мелькнула мысль, что это Петруша, но я отмел ее. Мог бы прийти в клинику и поговорить у меня в кабинете. Тем более, что ему предстояло оформить увольнение и получить расчет. Может, кто-то из пациентов, нынешних или бывших? Чего скрывать, случалось, что я был не против неформальных отношений.

Договорились встретиться вечером у памятника Пушкину. Желтые штанишки я заметил издалека. Было желание убежать, но что-то остановило. Дон Педро подплыл «неземной» походкой, расплылся в улыбке и предложил присесть на лавочке. Начинался дождик. Я сказал, что устал после работы, хочу есть, и, надеюсь, разговор будет не долгим. Тогда он радостно и с некоторым пафосом пригласил к себе на ужин. «У меня уже голубцы готовы, только разогреть. А живу я всего в двух станциях метро отсюда…» Вид его был жалкий и радушный одновременно. Он явно искал сочувствия и сопереживания. Ему не с кем было поделиться наболевшим, объясниться, и я согласился.

Кулинаром Петр оказался никудышным, подгоревшие голубцы есть я не стал, но на чай с пастилой согласился. За чаем меня и постигла исповедь.

Первый и единственный контакт у Петруши случился лет в тридцать в темном общественном туалете. Однако последующие вояжи туда за сексом неизменно терпели фиаско: либо никого не было, либо все отворачивались.

Затем он открыл для себя сайты знакомств. Писал многим, слал самые выигрышные фотографии, но ответов не было. Когда пытался хитрить, не показывая фото, то при встрече в лучшем случае получал «всего хорошего!», а то и презрительные взгляды с усмешкой. 

Тогда он обратил внимание на платный секс. Но пригласить проститута к себе очень боялся из-за мамы, зная ее гомофобные установки и опасаясь, что камингаут сына ее сердце не переживет. Поехать же на встречу невесть куда опасался еще больше, начитавшись криминальных историй. Однако тайком копил деньги и надеялся на случай. А случай оказался несчастным: третьего инфаркта мамино сердце не выдержало. 

Похоронив мать и отметив с ее подругами 40-й день, Петруша решил основательно заняться личной жизнью. Ну что мешает привести домой? Теперь он хозяин двухкомнатной квартиры, доставшейся в наследство от матери, царство небесное, вкуснейшие котлетки и пирожки для Петруши готовила.

Открыв сайт знакомств со своими закладочками, он с наслажденьем выбирал. Вот этот качок, актив, двадцать сантиметров. А у того восемнадцать, но на пять… И ещё трое про запас. Со всеми списался, выяснил цены и прочие условия. Остановился на волосатом качке. Попросил скидку, но даже не удостоился ответа. Тогда написал пламенное письмо с букетом комлиментов и больше не торговался. Пригласил к себе в выходной вечером. 

Весь день тщательно готовился санитарно, косметически и кулинарно. Принял ванну с ароматическими солями, разгладил морщины матушкиными кремами. Фигурно разложил на сервизных блюдах мясные и рыбные нарезки, охладил шампанское, на видном месте выставил вазу с фруктами.

Петруше нужен был не просто секс, ему очень хотелось понравиться. Он надеялся, что красавчик захочет приходить к нему еще и еще, и может даже не за деньгами. А если иногородний, то может и остаться жить. С Петрушей. Молодым красавцам ведь тоже нужны любовь и забота. А этого парня Петруша уже заочно почти любил. По квартире витал образ прекрасной статуи Давида Микеланджело.

Вечером прибыл красавчик, молодой и статный, вежливый и приветливый. Порхающий дон Педро усадил гостя за стол. От шампанского и закусок парень отказался, опрокинул пару рюмок коньяку и разделся. В движеньях была торопливость, будто ждал его еще не один клиент. Петруша в мамкином пеньюаре сел с раскрытым ртом на диван. Плейбой подошел и приспустил трусы. Дон Педро прильнул.

Но шли оплаченные минуты, а старания Петруши оставались тщетны. Даже после того, как парень достал смартфон и уставился в порнуху. «Где обещанные 18 на 5, где стояк?», – негодовал в мыслях Петруша, наяривая под пеньюаром. Он стеснялся полностью раздеться перед красавчиком.

Затем он, закинув подол пеньюара на спину, встал коленями на диван и пригласил партнера к аналу. И снова у сексработника случилась осечка. Ни в какую не хотел возбуждаться на телесные прелести дона Педро.

Обиженный Петруша стал упрекать партнера в халатном отношении к работе. Здесь у него нарратив был наработан и отточен. Представляю себе, как визгливые интонации кричали о крайнем возмущении обманутого клиента. Еще чуть, и он бы достал потрепанный закон о защите прав потребителей. Парень извинился и сказал, что в подобных случаях у них принято брать половину гонорара. 

– Но я не согласен, ведь я не получил и половины обещанного удовольствия! – восклицал дон Педро.

– В таком случае с вами будет разговаривать наш менеджер.

Петруша смекнул, что торги с сутенером будут сложнее и кровопролитнее, и с надменным видом отдал деньги.

– Ну, вот скажите, разве я был не прав? – обратился Петр Иваныч ко мне наконец; по щеке его медленно сползла скупая немужская слеза.

Я сочувственно покачал головой, с усилием давя лыбу. Он налил мне коньяку из початой бутылки, я отказался. От шампанского тоже.

– Ну вот скажите, что во мне не так? Ну да, не красавец, так ведь и пострашней меня куча народу… Что ж мне так не везет? После смерти мамочки одни проколы и неприятности.

Он сделал многозначительную паузу.

– Вот и мудак этот в клинике, ну тот, который меня оскорбил. Меня оскорбили, и меня же увольняют. Это безобразие, я буду жаловаться!

– Петр Иваныч, от меня уже ничего не зависит. Если бы жалоба на вас поступила ко мне, мог еще быть разговор, хоть и неприятный, но ведь она на столе главврача. Лучшее, что он мог предложить – это по собственному желанию. 

– Но ведь вы же к нему вхожи. Могли бы рассказать, какой я хороший специалист. Да и неужели ж нет у вас на него компромата? Вы ж столько лет вместе работаете.

– К сожалению, свое мнение о вашей работе уже высказал проктолог, и оно не в вашу пользу. Зачем вы с ним поссорились? А со старшей медсестрой?

– Это ужасные люди! Они приучены хамить сходу или говорить гадости с фальшивой улыбкой. Не слушайте их!

– Так ведь на собрании в отделении их услышал весь персонал. И никто доброго слова не сказал в ваше оправдание. Как вы намерены дальше работать в коллективе?

– О, не беспокойтесь, я всех смогу поставить на место, – вмиг гримаса грустного клоуна с высохшей слезой превратилась в волчий оскал с ледяными глазами. 

– И меня? На место? – спросил я, вставая и направляясь в прихожую.

– А вы что, безгрешны? Весь в белом, да?

– Не понял.

– За дурачка меня держите? Думали, не сподоблюсь сделать скрины с вашего объявления на сайте и с нашей переписки? Уже! И хоть завтра все это будет на столе главврача. Если вы мне не поможете. Ну поймите же, мне не найти другой такой работы...

И снова передо мной грустный клоун, и снова по щеке покатилась слеза. Но из-под маски Пьеро выглянула во всей красе физиономия дона Педро.

Дверь за собой захлопнул излишне резко и, не дожидаясь лифта, побежал по лестнице со жгучим желанием побыстрее глотнуть свежего воздуха.