АЛЬФАБИТ

========== Альфабит. А ==========

Анархист был доволен собой. Огромную чёрную буква А, выведенную из баллона, он заключил в неровный круг. Краска подтекала по стене вниз. Он ухмыльнулся, отойдя на шаг назад, и сплюнул под ноги, потряс опустевшим баллоном краски и подумал, что такое событие надо увековечить годом. Анархист наклонился и неровно вывел число 2125.
Сегодня день выдался солнечный, пожалуй, первый по-настоящему весенний день после долгой и мучительной для анархической коммуны зимы. Оставшиеся люди жили в заброшенном торговом центре. Малочисленный сквот состоял по большей части из тех, кто давно перевалил за полувековой рубеж, и молодёжи, едва достигшей, по общепризнанным когда-то канонам, совершеннолетия. Гордый был именно таким. И Гордым его звали потому, что банально был гордый, а иногда и злой, как уличная собака, но не как злобная собачонка, тявкающая на всех подряд, нет, он скорее походил на тощего молодого волка-одиночку, который, будучи зажат в угол, мог вгрызться обидчику в кадык в прямом смысле и вырвать его зубами. Его астеничное телосложение доставляло ему немало проблем в подростковом возрасте. Он казался всем предметом для возможных издевательств. Но однажды его сочли сумасшедшим. Трое парней покрепче обступили его, когда тот шарился в поисках «бриллиантовых» музыкальных записей в давно покинутом магазине, а это являлось его излюбленным занятием с нерасторопного детства.
— Отдавай всё, что нарыл! — скомандовал предводитель компании, приблизившись к анархисту настолько, что Гордый унюхал его зловонное дыхание.
— Твои парни могут избить меня, они могут даже убить меня, но знай, — прошипел Гордый, — я сначала успею выгрызть тебе кадык. Пусть я умру, но сначала умрёшь и ты. Мне насрать.
 Зрачки Гордого сузились то ли из-за приступа подступающей истерии, то ли из-за сбрендившей, за компанию, лампы дневного света, мигавшей каждую секунду. Однако совокупность подобных мелочей повлияла таким образом, что парни оставили его в покое. А за социофобный и замкнутый нрав его прозвали в коммуне Гордый.
Гордый плевал на мнения, как плевал и на общение с себе подобными, потому что единственной его отдушиной в разрушенном мире стала рок-музыка, которую он скрупулёзно собирал, выискивал по крупицам. Рок-музыка ушла вместе с двадцать первым веком, она канула в пропасть прошлого и забылась. Кому нужна музыка в умирающем мире? Кого интересуют патлатые рокеры прошлого века, когда люди массово создают колонии вне земли и ищут новый дом?
Гордый замахнулся и швырнул баллон из-под краски. Тот с грохотом упал на неровный бетонный пол и, стуча, покатился, громыхая, как алюминиевая кастрюля, пока не ударился о накренившуюся стену. Гордый поёжился, застегнул до ворота молнию на потрёпанном бомбере, рукав которого на плече пошёл по шву, и поглубже надвинул капюшон. Артистичные пальцы, торчавшие из обрезанных шерстяных перчаток стали розовые от холода. Гордый втянул ноздрями скопившийся в носу конденсат. В холл торгового центра через разбитую крышу падали тёплые солнечные лучи, им уже удалось растопить снег, сугробами лежащий на эскалаторе и плиточном полу. Гордый аккуратно спустился по лестнице, не желая замочить тёртые морщинистые ботинки. Мечтая согреться и восполнить запасы курева, он двинулся в обитаемую часть торгового центра, где на открытом балконе, образовавшемся в результате обрушения фронтальной стены, сидел Дядька. В родственных отношениях Гордый с ним не состоял, но, тем не менее, Дядька был негласным лидером, а Гордому приходился самым близким человеком из оставшейся горстки людей в коммуне.
Дядька сидел в потрепанном кресле, вытянув ноги и подставив обветренную бороду под активные солнечные лучи.
— Я решил вынести рассаду на солнце, — сказал седеющий бородач.
— Не слишком ли холодно? — поинтересовался Гордый.
— Моей конопле необходимы эти чёртовы лучи. Она, как и я, охренительно устала от проклятых уф-ламп, — он посмотрел на Гордого. — Присядь-ка лучше, — он похлопал крупной ладонью по сиденью стула, из которого местами выбилась набивка, алчно желающая тоже погреться под солнцем.
Гордый присел рядом с Дядькой и уставился на пейзаж, который открывался с высоты импровизированного балкона.
— Чувствуешь весну? — Дядька глубоко вдохнул, живот его увеличился в размерах и медленно осел на место. — Хорошо.
Гордый зажмурился от пронзительных лучей и залез мизинцем в ноздрю, поковырял и поправил кольцо в носу.
— Старуха опять бродяжничать начала, — пожаловался Дядька, — всё к чёрту позабыла, ты сходи, верни её, а то она всё куда-то «домой» рвётся, бродит, бубнит, как бы ей парни не накостыляли. — Дядька прочистил горло, отпив из стакана воды. — Ты отнёс то, что я тебе выдал?
Гордый кивнул. Дядька довольно кивнул в ответ.
— Значит, сегодня принесёт голубей стреляных. А то у нас курей мало. И они нынче совсем дохлые стали. Говорят, у того хрена с автогаража есть подкормка, но он Марь Иванну не жалует. Так, давно бы у нас куры жирные были.
— Сходить?
— А смысл. На что выменивать будем? — пожал плечами Дядька. — Ты лучше старуху найди, потом пожри, и там я тебе кое-что оставил. Только экономно с употреблением. Уж больно забористая.
Гордый спустился этажом ниже, прошёл вдоль перил, поглядывая, как внизу ругается молодая пара, открыл стеклянную дверь, с внутренней стороны которой висели плакаты старых и никому уже не известных групп. На уровне глаз — четыре мужские фигуры с длинными налаченными волосами красовались во весь рост. Физиономии изображали вычурную эпатажность, агрессию, тонко граничащую с сексуальностью. Снизу стилизованная надпись Motley Crue. Гордый притворил вход в своё сокровенное жилище. Когда-то давно здесь работал проскейтерский магазин, на стенах остались выцветшие черепа и розы. Гордый притащил сюда толстый пружинный матрац, и водрузил на постамент, находящийся по центру. Затем его «комната» стала заполняться аудиотехникой. Но вершиной его коллекции был японский виниловый проигрыватель. Он трясся над ним и, находя пластинки, тщательно осматривал их на предмет пыли и царапин. Затем долго и скрупулёзно мыл губкой в хитром растворе, рецепт которого вызнал у одного олдового кореша, которому поставлял Дядькину марихуану.
Гордый сбросил капюшон и подошёл к узкому затертому зеркалу. Дреды, свисающие на лицо, уже требовалось доплетать, а сбритые месяц назад виски и затылок топорщились сантиметровой порослью. Три серьги на нижней губе — одна в крыле носа; в ушах — растянутые тоннели, в которые чётко вставала машиностроительная гайка на тринадцать — тот минимум железа в организме Гордого, «достаточный для повседневного поддержания гемоглобина», как пошутил однажды Дядька. Серые глаза анархиста смотрели из-под тёмных бровей как-то отчуждённо и с некоторым фатальным пессимизмом. Однако, зная, что судьбу не выбирают, и даже если бы вдруг появилась такая возможность, он бы стал тем, кем был.
Гордый вынул из внутреннего кармана компакт-диск, найденный утром в брошенном жилом комплексе на 14-м этаже в одной из разгромленных квартир. Эту группу он ещё не слышал. Картонная коробка чудом сохранилась, она почти выцвела и размохнатилась по краям, но на чёрном фоне читалась надпись Heaven’s Basement «Filthy empire». «Как к месту и ко времени!» — подумал он. Грязная Империя была его домом. Он не из тех, кому дадут пропускной билет на улетающий к звёздам корабль, он не тот, кому найдётся место в новой колонии, он не тот… Он — не крыса, бегущая с корабля.
Гордый аккуратно положил свою находку на низкий столик, заваленный барахлом, взял с него же порционно отвешенную «за прилежание» коноплю, и выдвинулся на поиски маразматичной заблудшей старухи.

========== Альфабит. Б ==========

Баронесса была уже не молода. По крайней мере, ей самой так казалось. Она сидела напротив зеркала, оголив покатые плечи, и думала о том, что она старая, больная женщина. Баронессу звали Виктор. По иронии судьбы Баронесса родилась мужчиной и стала высоким юношей с длинными худыми конечностями, лицо его имело слегка удивлённое выражение, видимо, из-за недоумения, «а что Баронесса делает в этом теле?». Длинный прямой нос и чёрные гладкие волосы, подстриженные в виде каре, доходящего до подбородка, придавали лицу оскаруайлдовские черты. Баронесса была недурна собой, как для юноши, так и для девушки. Она сутулилась из-за роста, но зато гордилась имеющейся талией. Баронесса всегда изящно двигалась и имела замашки высокородной дамы. Она вполне могла бы назвать себя «опытной женщиной» — она не только обладала бесценным опытом, но и ставила опыты над людьми. Домоседка от природы, она много курила и не могла избавиться от этой вредной и накладной привычки. Достать сигареты не так легко, ради них иногда приходилось применять чудеса мимикрии — превращаться в мужчину. Ей это не слишком нравилось. Дама она была эксцентричная, немного распущенная и, что разумеется, для её лет — «страдающая недотрахом», который она умело компенсировала большой начитанностью, образованностью и высоким интеллектом. Жаль, в гибнущем мире некому по достоинству оценить её красоту, индивидуальность и уровень IQ.
К слову, такие вещи, как искусство, полностью утратили своё значение. Век глобализации медленно стирал все различия. В этом, безусловно, имелись откровенные плюсы, потому что Баронесса абсолютно не стеснялась своей неясной гендерной идентичности, однако, надевать на улицу ярко-синий нейлоновый парик всё-таки побаивалась. Баронесса прекрасно отзывалась на имя Виктор и, если положить руку на сердце, не сильно страдала от наличия члена между ног.
Баронесса жила в полуразрушенном жилом комплексе в однокомнатной квартире, похожей на склеп. Свою яньскую сущность она перевешивала иньским жилищем, наполненным сухоцветами в вазах и вещами чёрного цвета. Она ни с кем не общалась за исключением барыг, приторговывающих всякой всячиной, и одной молоденькой девицы. Девицу Баронесса прозвала Карпом, потому что у той на лодыжке красовался татуированный карп-кой в японском стиле. Девушка эта была неприлично молода, неприлично популярна у мужчин, неприлично симпатична, неприлично умна. Баронесса отчасти полагала, что все плюсы Карпа — это немного её заслуга, как воспитательницы, как матери. Разумеется, Виктор не являлся её физиологической матерью, но он по праву считал себя её духовной матерью, наставницей и покровительницей. И этим весенним вечером, когда солнце золотило горизонт и зацеплялось за нити тюлевой занавески на обшарпанном пыльном окне, Баронесса ждала Карпа. Девушка всегда приходила вечерами поболтать, когда папенька отпускал её из гаража. Если она не приходила, значит — трахалась с кем-то. Благо найти постоянного хахаля у Карпа пока не получалось, Виктор весело коротал с ней вечера. Естественно, Виктор понимал, что настанет день, когда девушка станет приходить всё реже, потому что будет кувыркаться со своим «супермэном». Виктор и сам бы с удовольствием занялся тем же, но специфика гибнущих цивилизаций предполагала полное падение культуры у индивидуумов, а спать с тупыми мужланами он хоть и пробовал, но большого удовлетворения не получал. Они того и гляди в экстазе в морду кулак кинут или будут материться всю дорогу. В конце концов, Баронесса — тонкая натура.
Она изящно зажала между пальцами драгоценную крепкую сигарету, поднесла к чувственным губам и жадно затянулась, когда в дверь постучали.
— Милая, это ты? — осведомилась Баронесса, повернув голову на тонкой шее.
— Да, — послышалось из-за двери.
Донеслась возня, заскрежетали ключи, и в квартиру вошла розововолосая девушка. Нежного розового цвета волосы собраны сзади в пучок. Длинные ноги молниеносно привлекали внимание из-за дырявых малиновых колгот и коротких шорт с бахромой. Карп расстегнула короткую джинсовую куртку, подбитую собачьим мехом. Грудь ни большая и ни маленькая упруго выглядывала из низкого декольте. Карп нагнулась, демонстрируя складку между двумя грудями, и лениво потянула за шнурок на высоких ботинках.
— Как мне надоела зима… — она сморщила носик и скинула ботинок. — Что делаешь?
— Почитываю дадаистов, — выдохнула дым Баронесса и постучала длинным коготком по томику на коленях.
— Погоди, — нахмурила лобик Карп, — это какие-то художники-сюрреалисты? Ты рассказывал мне о них.
— О, милая, знала бы ты, как мне удалось раздобыть в нашем убогом захолустье такую редкость. Это всё равно, что откопать Тутанхамона на стройплощадке.
— Только не рассказывай, сколько членов пришлось отсосать за эту динозавровую реликвию.
— Тебе просто завидно, милая. Судя по тому, что ты сейчас здесь, найти достойный член на вечер тебе не удалось, — съехидничал Виктор.
Карп прошла в комнату и плюхнулась на кровать, по-детски проверяя её способность пружинить. Она вздохнула. Виктор наступил на больную мозоль. В гараж к отцу целыми днями захаживали либо алкоголики-анархисты из коммуны, некоторых из которых она попробовала, либо прикатывали на своих электробайках молодые солдатики из военного городка. Эти ей слишком быстро наскучили. С виду они все одинаковые — коротко стриженные качки, одни более правильные, другие — менее. Ничего, кроме позы миссионерки, они в силу своей скудной фантазии или же опыта предложить не могли. Карпу хотелось влюбиться. Карпу хотелось отдаться Личности. Она остро нуждалась в сексуальном интеллекте. А сексуальным интеллектом обладал лишь асексуальный в её понимании Виктор. К тому же он был её святым тотемом, её ритуальным божеством, её Богом, её… Матерью. Представить себе совокупление с человеком-Легендой она не могла себе позволить, это казалось надругательством, смертным грехом, достойным Голгофы. На святыню покуситься она не смела.
— Ты слишком много времени проводишь в гараже у папеньки, при всём моём к нему уважении. Ты пыталась поискать где-нибудь ещё? Я, разумеется, не испытываю ложных фантазий на тему возрождения золотого века Земли, но не считаю, что здесь остались одни уроды и дегенераты. Я даже оптимистично полагаю, что большая их часть унеслась к межпланетным колониям. Пусть плодят там биомассу для мирового правительства. Пусть совершают свой крестовый поход клонированных рыцарей без страха, траха и упрёка. Лучшие останутся здесь — созидать на обломках Империи.
— Может, фруктового чая лучше? — мучительно подняв брови, осведомилась Карп. — Мне настолько тошно, что я готова пасть ещё ниже, пойти к Горгону и развлекаться главной забавой двадцать первого века — сидеть в интернете.
— Ахахахахах, — сардонически сотрясся Виктор, — сделай это, милая, расскажешь, как там это НИ-ЧЕ-ГО. Как вообще может быть то, чего не существует? Прелестно, просто прелестно, я буду уринировать и плакать над могилой цифрового безумия и тишиной его охватившей!
— Так и сделаю, не шучу.
— Не смеши меня, что ты хочешь найти? Посмотреть на памятники давно умерших людей? Интернет мёртв. Там нет ни одной живой души. Разве что проностальгировать об утраченной глупости, которая закончилась раньше, чем ты родилась. А теперь лучше протяни мне сигаретку.
Карп потянулась к прикроватной тумбочке и вынула из ящичка металлический портсигар.
— Кстати, подслушала сегодня… папаня рассказывал про какого-то хмыря, который травкой барыжит. Он его раздражает сильно, но, может, если тебе надо, я бы узнала у болтливых сластолюбцев. Сигареты нынче достать тяжелее, чем травы намутить.
— И не говори. У меня от последнего купленного табака только астма обострилась. По вкусу, как навоз. Такими темпами скоро научусь собственное дерьмо курить. Чего проще?
— Для этого надо питаться нормально, дорогой.
И они рассмеялись. Солнце садилось. Вечер обещал быть долгим.

========== Альфабит. В ==========

Вселенная уже не казалась ему такой таинственной, такой заманчивой и непостижимой, как в детстве. Люди, когда-то жившие на Земле и не представляющие для себя иной дом, улетали на космических кораблях, заселяли орбитальные колонии, летели дальше, колонизировали планеты, более пригодные к обитанию и схожие по составу химических элементов в атмосфере, конструировали всё более современные корабли. Они бежали за космическим прогрессом все эти долгие сто лет после техногенной катастрофы. Сейчас на Земле осталась горстка людей, живших в военных городках по всей планете. Правда, остались ещё отколовшиеся маргиналы, но их насильно вывозить с планеты правительство не собиралось — непригодные для манипулирования, неудобные как граждане, беспринципные и зачастую анархичные по своей природе. В военных городках дело обстояло иначе. Люди в них работали, жили и ждали команды Мирового правительства к старту, когда последние корабли оторвутся от поверхности Земли и ринутся навстречу неизвестности. Хотя неизвестность эта была вполне осязаема. Колонии существовали, и за несколько десятилетий они объединились и перестроились. Самая крупная нынче существовавшая носила название «АЛЬФА». Самая первая, самая обширная, самая благоустроенная. И он, как сын военного, жил в городке, беспрекословно подчинялся, уважал мать, ходил в военный колледж, где так и не проявил таланта ни к точным наукам, ни к необходимым нынче гуманитарным, ни к медицине, ни… Впрочем, проще было бы сказать, что он оказался совершенно неспособный для выживания. Единственное, что у него недурно получалось — это рисовать, но в умирающей земной цивилизации искусство не ходило в цене. Правительству требовались крепкие парни, толковые инженеры, широко мыслящие врачи, трудолюбивые строители и техники, трезвые пилоты и операторы дронов. Александр же был далёк от своего исторического именосителя. Он не походил на победителя в этой жизни, играя роль скорее наблюдателя, внимательного, любопытного, отчасти даже слишком наивного для набирающей скорость человеческой расы. Он ходил по стерильным тротуарам городка, подставлял шею со штрих-кодом и вживлённым чипом дронам-полицейским, ежедневно проводил короткое медицинское сканирование перед входом в колледж, дышал очищенным воздухом, ел еду из тюбиков в виде паст и брикетов в вакуумной упаковке.
Александр смотрел на мир голубыми мальчишескими глазами, имел небольшой рост и коренастое телосложение, коротко, но более модно острижен, нежели некоторые сверстники. Волосы на его затылке и висках подстригались короче тех, что на макушке — вот и вся мода. Он носил не слишком узкие и не слишком широкие брюки теплых оттенков и мягкие хлопковые толстовки с карманом на животе. Благодаря пытливому уму он не смог устоять перед чтением художественной литературы. В детстве он увлекался фантастикой, но быстро понял, что написанная более века назад фантастика лишь отражает его нынешнюю жизнь, словно он читал пророчества волхвов. Так, он увлекся средневековым фэнтэзи — эти тексты казались намного интереснее: там появлялись мифические существа, достойные люди в искусных доспехах, красивые и соблазнительные женщины, высокомерные эльфы и драконы, бои на мечах и магические заклинания. Эту литературу он находил в обширной цифровой библиотеке колледжа. Надо заметить, что обильное чтение подобного «хлама» не поощрялось, и старший библиотекарь, дающий допуск к серверам, мог смело нажаловаться и вкатать выговор, но Александру повезло — старшим библиотекарем работала скромная девушка, вполне вероятно неровно дышащая к симпатичному юноше. Несомненно, красавцем, мачо или же бруталом Александра бы никто не назвал, но «симпатичным парнем» его назвали бы большинство девушек. Библиотекарша ему нравилась, как нравились люди вообще, со свойственной ему филантропией. По части своей сексуальности, Александр был скорее в её поиске. Он точно знал, что ему нравятся особи противоположного пола, но особой ненависти к гомосексуальным людям не испытывал. Хотя лояльность являлась скорее результатом воспитания в обществе Глобализации, где старательно прививалось уважение к человеку, где стирались расовые, национальные и прочие особенности. Александр не много задумывался о сексе вообще, несмотря на то, что в свои девятнадцать всё ещё оставался девственником. К любви он относился риторически, списывая на то, что всему своё место и время. Девушки в его цветных снах разгуливали яркие. Оторвы. Фантазии его бередили эксцентричные особы с открытой сексапильностью и самоуверенностью. Но подобных девушек он не привлекал в силу природной скромности и невнятности поползновений. Можно было смело предугадать, что Александра окрутит умелая простушка, грамотно водрузившая его на себя.
Размышления о пикантных женщинах-воинах, коих он частенько рисовал на учебном планшете цифровым пером, прервала мать. Пятница — день видеосвязи с отцом, работающим в колонии «АЛЬФА». Жёсткий график, короткий разговор, словно с чужим человеком, обмен приветствиями и добрыми пожеланиями стали символом общения с отцом последние семь лет. Долгие и одновременно быстрые семь лет ожидания, когда они, наконец, отправятся к нему. Ведь проходил последний год обучения Александра в колледже.
— Всё хорошо, пап, — улыбался Александр отцу.
Суровое лицо отца ненадолго тронуло подобие улыбки.
— Держись. Уже скоро, сын, уже скоро, — шаблонно ответил он. — Ну… давай маму что ли, боец…
Александр улыбнулся и уступил место матери, вышел из комнаты. Автоматическая дверь с шипением закрылась за ним, и Александр отправился в свою комнату — стерильный белый интерьер, телевизор показывал 3 канала: на одном постоянно мельтешила серо-белая возня, на втором висела гудящая заставка в виде цветной сетки, на третьем — 24 часа в сутки крутили зацикленный пропагандистский ролик: довольный солдат улыбался и рассказывал о своём первом стыке с колонией «АЛЬФА». Показывались стыкующиеся корабли и счастливые космонавты, радостные воссоединяющиеся семьи, плачущие от счастья старики, которым дали вторую жизнь, новорождённые, кричащие на руках матерей — первые дети, рождённые в космической колонии, — пятнистый кот Майкл — символ добра и благополучия — тёрся о ноги космического инженера, звеня колокольчиком на шее. «Двадцатичасовой мир, труд… Май…» — подумал Александр. Разумеется, он верил в эту невероятную сказку, он жил мечтой и мечтал внести свой вклад в улучшение жизни колонии, быть рядом с отцом, встретить прекрасную, умную девушку. Но только терновый шип внутри временами колол, отравляя мысли об идеальном обществе и новой жизни. Потом в голове долго разливалось ядовитое говнецо, а мысли усиленно форсировали идею о том, что всё это — лишь красивая сказка, и так не бывает, что это забивание мозгов, пропаганда, зомбирование и, в конце концов, это лишь глупый ролик, снятый по канонам голливудского кино двадцатого века. А ведь через пару недель реально настанет май. И от этого ему становилось ещё тоскливей. Природа обновится, покроется молодой зеленью, но он снова не увидит её из-под купола военного городка. Он слышал смелые истории ребят, кто решался ступить за черту города. Но истории эти выглядели слишком дерзкими для него. В душе он очень боялся встретиться лицом к лицу с маргиналами-анархистами. Он слышал множество пугающих баек. Почему они решили жить вне города? Почему они не испугались? Отчего выбрали такую собачью жизнь? Почему не хотят лететь в комфортабельные колонии? Чего боятся они? Что ими движет? Сам он решился выйти на окраину лишь однажды с парнями с параллельного курса. Там… за чертой…. тогда всё утопало в снегу. Он не представлял, как так можно жить, потому что в военном городке поддерживалась температура 21-25 градусов по Цельсию, а за пределами купола царила настоящая зима, дули ветра, полуразрушенные дома громоздились исполинами, чернели пустующие буркала окон, потрескавшиеся дороги беспорядочно заставлены машинами. И… падал снег. Крупными хлопьями падал снег. Из молочного низкого неба сыпались мягкие ледяные перья, они таяли на ладонях и путались в волосах. Всё это тронуло его до глубины души. Сейчас он даже пожалел, что больше не рискнул выбраться за черту. Может, он ещё успеет увидеть последний раз Землю… настоящую Землю. Он ведь толком не знает, что такое май.

========== Альфабит. Г ==========

- Гондон ты, Донни! Гондонни! Грёбаный макаронник! - выкрикнул Гордый, не в силах справиться с эмоциями. - Поганый буржуазный гондон! - выкрикнул Гордый и получил от Донни крепкий пинок. 
Донни толкнул его вновь, и Гордый, как любое физическое тело, полетел по инерции, упал в слякоть у входа в гараж, снова подскочил, будто не почувствовал падения, но Донни наотмашь треснул Гордого и разбил тому губу. Донни не слыл любителем драк, прежде всего он был отличным механиком, мастером на все руки и одиноким отцом со сложной дочерью. Все эти юношеские закидоны в духе максимализма стояли у него поперек горла, их здоровяк не выносил, дочери приложить он бы не посмел, а тут этот навязчивый анархист... За «гондона» он ответит. Донни знал, что не слишком сильно ему вмазал, как раз в меру - столько, сколько нужно, чтобы поставить на место, в воспитательных целях, и не искалечить. Хотя, признаться, ему не нравился Гордый, как не нравились анархисты вообще.
Карп, находясь в своей комнатушке на втором этаже, услышала ругань, выглянула в окно, застав миг, когда парень, сплошь одетый в чёрное, рухнул в снежную жижу на бетон. По-видимому, продрал и без того заношенные джинсы. Выглядели они как рухлядь, выцвели, а сквозь дыры торчали костлявые колени обладателя. Она понятия не имела, кто этот тип, однако, понимала, что грузный и крепкий папочка вряд ли остановится после подобного хамства. За «гондона» он с ним рассчитается. Донни всегда платит по счетам. Карпу отчего-то стало жаль неформального оборванца, да и с тем, что Донни бывает невыносим и не слышит порой здравые мысли, она стопроцентно согласилась бы. Повинуясь странному сердечному порыву, она выбежала на железную лестницу и закричала:
- Папа, прекрати! С каких это пор ты стал бить детей?
Донни застыл, недоверчиво поглядывая на анархиста, размазывающего кровь по подбородку.
- Я не ребенок! - пролаял, Гордый. - А твой папаня - гондон! - не унимался он.
Карп вздохнула и сделала вывод, что чувства собственного сохранения парень лишен абсолютно.
- Вот паскуда! - впервые за инцидент выругался Донни. - И это он пришёл ко мне с просьбой!
- Что за история? - Карп свела брови на переносице.
Но ответить Донни не успел, потому что Гордый снова бросился на него, издав клокочущий ненавистью животный рык. Он напрыгнул на Донни, желая повалить того в грязь, но Донни чудом устоял, как борец на арене. И Карп поняла, что выдержка в отце паром вышла из ноздрей.
- Пааааап!!! - истошно завопила она и бросилась по лестнице вниз, стуча каблуками по железным ступенькам. 
Но папа уже напряг мускулы и, оторвав назойливого драчуна от себя, снова швырнул на бетонное покрытие. Карп сначала кинулась к отцу, визгливо ругаясь и крича, чтобы тот прекратил «этот бред», потом кинулась к тощему злому парню, потому что вовремя поняла, кто истинный зачинщик и что он не остановится ни перед чем. Когда анархист не без труда поднялся на ноги и выпрямился, Карп различила в его взгляде глубокое презрение и перегородила ему дорогу, заслонив собой вид.
- Успокойся, - процедила она, подняв кисти рук перед его глазами и сделав пальцами странный жест, словно накладывала на него заклинание «успокоения».
Из нее, наверняка бы, получилась неплохая дрессировщица собак, потому что Гордый застыл, глядя на её пальцы и завороженно всматриваясь в оттенки розовых волос, ярко контрастировавших с общей постзимней серостью и молочным блёклым небом.
- Пап, оставь нас! - не терпящим возражений голосом произнесла она.
- Ну, конечно, чтобы он тут начал с тобой воевать! - встревожился Донни.
- Пап! Принеси мне аптечку! - невозмутимо потребовала она.
- Вот ещё, пусть этого дикого пса дроны вылечат! - и он, ворча, неспешно отправился обратно в гараж.
- Пойдём-ка, поговорим, - как можно непринуждённей предложила она анархисту.
Карп кивнула головой в сторону и повела анархиста вдоль длинного ангара, с тыльной стороны которого, открывался вид на просторное поле, покрытое сейчас жёлтой прошлогодней травой. То тут, то там виднелись бело-серые островки талого снега. Карп выудила из-под скамейки какую-то поролоновую подушку и велела Гордому присесть. Лицо его выражало настороженную подозрительность, однако, он сел и прислонился спиной к железной стене, изъеденной коррозией. Он шмыгнул носом и, подняв руку в драной перчатке, стёр с подбородка каплю крови.
- У тебя курить есть? - спросила она, памятуя о вечной нехватке табака у Виктора.
Парень удивлённо поднял бровь и самоуверенно ухмыльнулся краем рта.
- Табака нет, есть кое-что получше. Более качественное и натуральное.
- Думаю, я поняла тебя… - вздохнула она. - На что меняешь?
Парень задумался.
- Я вообще-то к твоему батяне пришёл, - напомнил он.
- И вот, что из этого разговора получилось, - она указала ухоженным пальчиком на опухшую губу и вновь налившуюся каплю крови на подбородке.
- Ага, - усмехнулся он, - не получилось.
- Слушай, я не могу спокойно смотреть на эту антисанитарию, схожу за аптечкой, а ты сиди и, смотри мне, не смей уходить. Я хочу знать всю историю.
- Валяй, - сплюнул Гордый в траву и поудобней устроился.
Карп сбегала в гараж, уловила на себе недовольный взгляд отца, достала аптечку из металлического ящика, вынула из неё пузырёк и сунула в карман куртки, затем сбегала за кипячёной водой, быстрыми движениями налила воду в глубокую миску и прихватила с сушилки потрепанное, но чистое полотенце. Когда она аккуратно завернула за угол ангара, боясь расплескать воду, анархист всё так же сидел, прислонившись спиной к стене, глаза его были закрыты, а дреды закрывали половину лица.
- Спишь что ли? - спросила Карп, ставя мисочку на скамейку рядом с ним.
- Нет. Так… думаю… - ответил он. - Это зачем притащила? - кивнул он головой в сторону миски с водой и тряпки.
- Ты бы свою морду видел. Сейчас промою, - она выудила из кармана пузырёк и поставила на скамью. - Зальём и норм будет. Как звать-то?
Он усмехнулся.
- Гордым звать.
- Как предсказуемо, - рассмеялась она и намочила полотенце в воде. - А меня, думаешь, как зовут? - улыбнулась она и застыла с полотенцем в руках.
- Не знаю, - пожал плечами анархист, - может, какая-нибудь Малиновка? Из-за волос?
- Версия принята. Не угадал. Я Карп.
- Карп, так Карп, - повёл плечами он, - но ни фига не похожа. Это тебя наверняка какой-нибудь хрен собачий так назвал… типа интимно… Угадал?
Карп не оробела от такой наглости, а наоборот, развеселилась. Ей нравилось пикироваться. Она находила подобное забавным.
- Будешь себя хорошо вести, я, возможно, познакомлю тебя с «этим хреном», может, у него будет, что обменять на курево.
- Тогда передай ему, что я возьму либо музыкой на старых носителях, либо книгой какой-нибудь, но только не нудятину лысых веков, а что-нибудь отвязное.
- Теперь рот закрой, больно будет.
- Это не больная боль, - заспорил, было, Гордый, но Карп коснулась мокрым полотенцем его лица, она аккуратно очистила распухшую губу, потом оттёрла запекшуюся кровь на подбородке, открыла пузырёк и щедро полила на рану.
- Он тебе пирсинг задел, серьга губу немного подрала внутри. Верняк. На, - она протянула ему пузырёк, - набери в рот и прополощи.
Анархист смерил её коротким взглядом, забрал из её рук лекарственное средство, влил в рот, прополоскал и сплюнул в траву.
- Всё? Могу идти?
- Хитрый какой. Ты обещал историю. Зачем к папане приходил?
Гордый направил блуждающий взгляд в поле и заговорил:
- Я в коммуне живу, у нас куры дохнут, слабые стали и тощие. Народ говорит, что у твоего бати они жирные и здоровые, потому что он их подкормкой кормит, которую ему военные притаскивают. Я хотел обменять, но он травку не курит. Типа… у вас есть всё, он эту подкормку заработал. Может, на военный талон продуктовый ещё и поменял бы, а так… Говорит, что мне ему нечего предложить. А нам позарез надо.
Карп выслушала историю.
- Может, я и смогу тебе как-то помочь, - вслух подумала Карп. - Вот что, приходи послезавтра днём, так же… Только сразу сюда на скамейку приходи, чтобы папку не бесить.
- Замётано, - Гордый поднялся, - если что - я в торговом центре живу, в пяти километрах отсюда на запад. Знаешь, наверное, такой оранжевый… местами. Если кто пристанет, скажи, что ты к Дядьке и Гордого знаешь, тебя никто не тронет.
- То есть… можно в гости прийти? - улыбнулась она, подняв брови.
- Если захочешь. Ну, бывай…
Он поднял руку в знаке прощания, накинул капюшон и двинулся по бетонной дорожке к широкой трассе, лихо заворачивающей в малообитаемую часть заброшенного города. Его чёрный силуэт быстро удалялся, а Карп поймала себя на мысли, что с анархистом… было весело.

========== Альфабит. Д ==========

В маленькой квартирке уютно и тепло. Баронесса попивала из белой фарфоровой чашки, которую вполне можно было назвать антикварной, горячий фруктовый чай. Впрочем, и саму Баронессу можно было назвать антиквариатом, складывалось ощущение, что она ошиблась веком и местом, а вовсе не только полом при рождении. Сегодняшний вечер не порадовал закатным солнцем, а, наоборот, навевал уныние и глубочайшую тоску. Виктор знал, что тоска эта непременно рассеется, когда дверь откроет своими ключами Карп. Изнутри на многочисленные засовы, как это делало большинство одиноких поселенцев, Виктор не закрывался. Что у него могли украсть? Юность? Девственность? Он бы рассмеялся вандалам в лицо. Максимум, что они могли с ним сделать, — это изнасиловать, но за это, если бы они проявили хоть толику нежности, он, возможно, сказал бы им спасибо. Что уж точно, так красть в его Усыпальнице — нечего. К тому же… если посмотреть на ситуацию философски — «рождённый ползать, упасть не может». Терять, воистину, нечего.
Карп сегодня припозднилась. Виктор даже стал переживать, что она не придёт. Она затворила за собой дверь и разулась. В её движениях Виктор, как настоящая мать, моментально почуял слабые колыхания эфира возбуждения. Карп казалось прежней, но необычно прежней.
— Милая… Ты сегодня какая-то опасно… загадливая, — подобрал слово Виктор.
— Загадливая-загадливая… — задумчиво повторила Карп и, присев на край постели, жестом попросила у Баронессы чашечку ароматного чая.
Виктор удалился на крохотную кухоньку и вскоре принёс Карпу раскалённую кружку. Сев напротив девушки, он поставил острые локти себе на колени и подпёр изящный подбородок в ожидании исповеди.
— Был сегодня… эксцесс, — выдохнула она и тихонечко глотнула обжигающий чай.
— Отсюда поподробнее, пожалуйста.
— У папочки сегодня чесались кулаки…
Баронесса вскрикнула и вскинула руки, опасаясь за свою дщерь.
— Он выместил накопившееся на одном анархисте, — Карп сделала паузу для следующего глотка. — Помнишь, я упомянула вчера про хмыря, который толкает травку? Короче, это он. Папаня расквасил ему губу, а тот всё кричал, что папаня — буржуазный гондон по фамилии Гондонни.
— Аахаххахах, — зашёлся смехом Виктор и всплеснул руками. — Хотел бы я видеть его лицо, когда была задета фамильная честь! Прелестно, этот парень мне уже нравится!
— Дальше — больше, папаня ему в морду, тот валяться, встаёт — снова бросается. Полетал там, как неваляшка. Тут уж все эти трали-вали-пассатижи, я вмешалась. Кое-как разняла их. Отвела парня за гараж и…
— И что же?.. — не высказала предположение Баронесса.
— Нет, Виктор, он никуда не полез. Он сидел и тупил. Но я пообещала ему разобраться с его проблемой, потому как он хотел поживиться папиной «мега прикормкой» для кур. И ещё он может принести нам курнуть. Бартер. Интересует его, как я поняла, только музыка раритетная и… внимание, цитата: «что-нибудь отвязное» — это про почитать.
— Вот это заявки. Почитать-то я ему найду, разумеется. Не ожидал. Не ожидал. Обычно бартер прост: всё можно поменять на жратву, шмотьё и секс. И вообще… — Виктор смерил Карпа оценивающим взглядом, — как ты допустила, чтобы он ставил нам такие сложные условия? Он должен был, увидев тебя, сразу пасть к ногам и молить… дабы ты снизошла… до него…
— Он позвал меня в гости, — пояснила Карп.
— Пффф, — выдохнул Виктор, — все знают эти гости-кувыркости… А жизнь-то, ха-ха, удалась! — Виктор возвысил голос. — А приводи и ты его… в гости. Хочу на него посмотреть. Только предупреди как-нибудь, голубей запусти что ли, чтобы нагадили мне на окно. Ах, гадьте, голуби! Я вам не враг! Я тогда непременно приготовлюсь — нанесу на лицо оздоровительную маску из клея и в качестве завершающей детали нехитрого компресса — надену на голову пакет.
— Лучше надень реликтовые панталоны своей прапрапрабабушки! — расхохоталась Карп.
— Нет, они нужны для более важной цели. Я буду на них вешаться, когда степень моей фрустрации побьёт все возможные рекорды. А пока… курить, курить…
Виктор стал шарить в поисках портсигара.
— Завтра наведаюсь в военный городок, забрать с кое-кого должок. Парнишка на дежурстве, отлучиться не может, зато я могу. Получу талоны. Может, будет один на сигареты. Тогда поздно вечером забегу, принесу.
Баронесса вспомнила, что оставила портсигар на кухне, когда заваривала чай, она театрально прошла в дверной проём и запела: «Ах, не стреляя-я-яйте в ди-и-иких голубе-е-ей!».
Петь Баронесса любила, но голоса и таланта к этому не имела. Зато драть глотку ей никто не запрещал. Запрещать что-либо было некому. В этом имелись значительные плюсы, но отчего-то именно поэтому порой так хотелось повеситься…

========== Альфабит. Е ==========

Естество Александра охватил внутренний пожар, когда взору его явилась розововолосая девушка. Она не могла быть жительницей военного городка - свобода лилась в её поступи, свобода гуляла в её необычных волосах, свобода выскальзывала из-под её короткой куртки и шорт, свобода отражалась в её глазах, срывалась с губ. Либо пожар внутри Ала стал уже очевиден, либо ей просто некого было спросить. Она, якобы случайно, легонько налетела на него и по-актёрски «ойкнула», излучая обольстительную улыбку. Но обольщать никого уже не требовалось, Александр обольстился заочно, издалека, пушечным выстрелом убило воробья в его душе.
- Ой, прости, пожалуйста. Ты… мог бы меня сориентировать?
Если бы Ал оказался другим человеком, он мгновенно «сориентировал» бы её, куда надо, но Александр растерялся, но быстро взял себя в руки и в своей обычной дружелюбной манере заговорил:
- Ты нездешняя? - как будто это неочевидно. Он тут же обругал себя за глупое начало разговора, боясь, что она унесётся прочь и спросит кого-нибудь более расторопного.
- Мне нужна пятая подстанция. Я человека ищу. Ты не знаешь? - она притворно- мученически свела брови домиком.
- Я знаю, конечно, - промямлил Александр, думая, как бы ей лучше объяснить, как добраться, прикинул, есть ли у него более важные дела, чем проводить прелестную богиню до пункта назначения, подметил, что нет и, собрав волю в кулак, спросил: - Тебя отвести?
Карп издала странный звук, который явно носил положительную окраску.
- Это так здорово! Ты… такой милый!
Ал снова замялся, чудом заставил себя подавить инстинктивный жест - приглаживание волос, - чтобы не выдать своё встревожено-возбуждённое состояние.
- Нам туда, - жестом показал он, стараясь идти рядом, не слишком близко, не обгонять и не плестись одновременно. - Ты откуда? - набравшись смелости, спросил он.
- Оттуда, - пространно ответила Карп, улыбаясь, но видя его смущение, добавила: - Из-за «стены».
- Ого! - удивился Ал, хотя не имел предпосылок полагать иное. - Как ты выжила?
- Аахахаха, милый! - Карп неосознанно копировала манеру речи Баронессы, слишком сильно её влияние. - Ты думал, что вне города живут мутанты-вандалы и маргиналы-наркоманы?
- Нууу… - проныл Александр.
- Я прощаю тебе твоё незнание, - промурлыкала она, перебив его, избавив от глупого вида. За что он испытал чувство благодарности. - Разумеется, там живут всякие люди. Они настолько же разные, как и здесь. Поверь мне.
- Жить там разве не опасно?
- Думаю, жить вообще опасно, - закусив губу, философски ответила она. - А что это у тебя в руках?
- А… это, - он повертел в ладонях свой планшет, в котором рисовал.
- Учишься?
- Угу, - кивнул он. - Но хреново учусь на самом деле, - признался он.
- Оу, а что хорошо делаешь? - подняв левую бровь, спросила она, играя с ним, как кошка с мышью.
Александр ощутил, как покраснели кончики ушей. «Что это было? Непристойный намёк? Или обычный вопрос? Что ей ответить, чтобы не выглядеть дураком? Да я уже выгляжу дураком», - подумал он и сказал правду:
- Я вроде рисую неплохо.
- Здорово! - искренне воодушевилась она. - Я хочу посмотреть! Ты ведь покажешь?
Умела она ставить вопросы таким образом, что отрицательного ответа не подразумевалось.
- Ну, да… я не слишком уж хорошо рисую. Так… для себя. И, кстати, мы почти пришли. Только я не уверен, что тебя впустят, это… всё-таки военный объект.
- Пустяки. Я внутрь и не собираюсь, - она выцепила взглядом кого-то из солдат, толпившихся возле КПП. - Эй! - крикнула она. - Я здесь! - Она вытянулась, как струна, встав на мысочки, и быстро замахала рукой.
Александр почувствовал, как рушится его сказка, он ощутил себя лишним и, отступив, решил ретироваться, но девушка коснулась его руки и, отбегая, крикнула:
- Подожди меня, пожалуйста!
Он очень обрадовался, потому что не ожидал такого поворота. Александр остался ждать её в стороне, но едкие мысли охватили его во время принудительного бездействия. Он думал о том, кем этой девушке приходится тот молодой солдат, он думал, зачем она оставила его здесь ждать. Возможно, она лишь смеётся над ним или просто не знает, как вернуться назад, а он нужен ей вместо путеводителя. Возможно, для неё он как дрон-навигатор. Кстати, почему она не обратилась к дрону за помощью? Нет, вряд ли, - обругивал он себя за недоверие к людям. - Нельзя так плохо думать о людях, она ведь была так весела и любезна с ним, она даже назвала его «милым», но нет, наверняка, она говорит это всем, она хитрая лиса, она ведь живёт - там. Она дикая и, скорее всего, хочет от него что-нибудь, например, продуктовый талон, талон на алкоголь или сигареты. Все сомнения его смыло розовой волной, как только она вернулась.
- Теперь пора отоварить, - она довольно покрутила пластиковой картой перед носом Ала и добавила, улыбнувшись: - Приятно, когда возвращают долги. 
Александр мысленно вновь напрягся, расшифровывая послание - что за долг может быть у военнослужащего к какой-то дикой девчонке?
- Не напрягайся так, милый! - рассмеялась она. - У тебя всё читается на лице. Ты слишком подозрителен, тебе не говорили? В тебе больше подозрительности, чем в анархистах из коммуны.
- А ты… видела их?
Она захохотала.
- Разумеется, и скажу, они обычные люди, они, как и все, умирают от холода, старости и болезней.
- Прости, - коротко ответил Ал, он сразу почувствовал свою вину во всём. 
Ему стало жаль, что она знает жизнь такой, ему стало жаль, что жизнь вообще такая, что люди умирают как собаки, а он живёт в своей стерильной квартире, ест стерильную и калорийную еду, ему не грозят болезни, а если и грозят, то не так, как тем людям в коммуне. Он ощутил прилив горечи, который испытывал всякий раз, когда задумывался о чём-то более серьёзном, чем пышные груди, бои на мечах или учёба.
- Бог мой, мне не за что тебя прощать, - не переставала удивляться его рафинированности Карп.
- Ты всё ещё хочешь посмотреть на мои рисунки? - перевёл разговор он, наконец, одарив её открытым взглядом голубых глаз.
- Да! Я же сказала.
- Но у меня будет встречная просьба… - он запнулся, ему показалось, что она развернётся и уйдёт, потому что ей нельзя ставить условия, это безрассудно и нагло. Но он продолжил: - Я хочу, чтобы ты показала мне, как выглядит мир там, за городом. Я бы хотел увидеть настоящий мир, но… мне страшно делать это в одиночку, - последняя реплика просто ужасна, она не только отображала его как попрошайку, труса и наивного юнца, но и звучала двусмысленно. Отвратительная фраза. Он несколько раз мысленно выругал себя.
- Да легко, хоть развеюсь, а то так осточертело сидеть у папеньки в гараже и бытовухой заниматься. Механика знаешь? Может, слышал от кого? Мужик на все руки мастер, круче ваших дронов-техников.
Алекс стыдливо покачал головой.
- О, Боже, - вздохнула она, - ну, так узнай. Как узнаешь, приезжай, камушек брось в окно на втором этаже, а потом за гаражом на скамейке жди.
- Квест какой-то, - впервые улыбнулся Александр.
- Квест, квест, - закивала она. - Пройдёшь испытание - покажу тебе интересный мир вне города. Вот те зуб, - и она коснулась ноготком клыка во рту.
- Хорошо.
- Ну, бывай.
- Да, - робко ответил Ал, но встрепенулся, вспомнив, что даже не знает имя девушки, - погоди! - крикнул он вдогонку. - Как твоё имя?
- Карп! - не оборачиваясь, выкрикнула она.
- Я Александр!
Но она так и не обернулась, лишь помахала рукой и пошла дальше. «Как глупо попрощался, - проедал себе мозг Ал, - позорище, хотя бы не надо было вслед имя своё орать. Глупо получилось. Всё ужасно глупо выглядело».
Но на этом его параноидальные припадки окончились, и начинался квест по территориальному нахождению обители девы. Пришлось пройтись по сокурсникам и вызнать всё возможное о «чудо-механике». Все в ответ вначале интересовались, зачем ему механик, неужели в его электробайке поломка такого уровня, что дроны не справятся? Ал с трудом уходил от ответа, но информацию нужную раздобыл. И, когда он вернулся домой, сразу подумал о том, что надо достать из далёкого ящика куртку и шапку, потому что в неведомом «там», должно быть, холодно. Затем он перекусил, поцеловал мать, пожелав ей «спокойной ночи», прошёл вечернюю проверку дроном-смотрителем на предмет возможных повреждений тела за весь день и лёг на искусственно подогретые простыни. Спать не хотелось, Ал, не переставая, думал о яркой девушке, будто воплотившейся из его фантазий. Он не выдержал, стал гладить себя и, в итоге, не устояв перед соблазном самоудовлетворения, самоудовлетворился-таки.

========== Альфабит. Ё ==========

Ёмкое слово «БЛЯ» наиболее красноречиво отражало его нынешнее состояние. Карп не пришла сегодня, не пришла, когда ему так плохо, так худо, что хочется кусать локти и выть. Виктор сначала в панике носился по дому, изнемогая без курева. Он нервничал уже несколько часов, но истерика его достигла апогея к закату.
Баронесса мёрзла и горела одновременно. Мысли, как кишащие жуки, царапали хитиновыми панцирями её чуткое сознание. Она ненавидела себя, ненавидела весь мир, ненавидела своё одиночество, она плакала и кричала. Она снова пыталась навредить себе, заранее зная, что потом будет только хуже.
- В моем камине нет огня... - повторяла она, - в моем доме кончились дрова... - Безусловно, эти фразы были отчасти лишь метафорой, но лишь отчасти. - Мне приходится жечь себя, чтобы согреться, - плакала Баронесса, поджигая ценные спички. То, что она выменяла их на столовое серебро прапрапрабабки, часто ею упоминаемой всуе, она уже забыла. Она держала их, ожидая, когда тонкие спичечные тела догорят, истлеют до конца, обожгут кончики пальцев и согнутся в подобные фигуры. - За что?! За что я такая старая, страшная и жирная? Отчего так холодно в этом пустом мире?! - закричал Виктор и заплакал.
Он отбросил спички прочь и сполз на стесанный паркетный пол. Больше сил кричать у него не было, он глухо застонал, крепко обняв колени, сидя в углу у окна, как маленький брошенный принц, как чахлое ненужное дитя. Он плакал, а чёрная ночь опускалась на серый город, накрывала пустые дома, окутывала одиноких людей в полузаброшенных квартирах. Кругом лишь страх, смерть и разрушение. И дом этот - склеп, и комната эта - усыпальница, но одинок фараон, в ней заточённый, заживо замурованный в ожидании гибели Земли.
- Плачьте, голуби! Лейте слёзы об утраченном! Гадьте мне в глаза, чтобы я не видел вашей кончины! - закричал Виктор, но голуби не услышали его, они спали высоко под крышей на чердаке и лишь изредка курлыкали, нахохлившись.
- Улетайте в ночь! Улетайте прочь! - закричал Виктор, вскочил, распахнув настежь окна, которые с дребезгом разошлись в стороны, впустив в комнату промозглый весенний воздух. Влага его наполнила астматические лёгкие Баронессы, и она закашлялась, затем начала задыхаться, судорожно глотая воздух, но лёгкие не хотели работать, они сокращались, но не расширялись. Баронесса съёжилась в комок, приводя в порядок дыхание, мелко, сосредоточенно вдыхая по чуть-чуть.
Когда дыхание нормализовалось, она вяло поднялась, закрыла окно и легла на постель. Чёрная подводка смылась с глаз обильными слезами. Взгляд ее был направлен в темноту ночи, которая была светлее черноты в комнате и душе Баронессы. И если бы Баронесса посмотрела сейчас на себя в зеркало, она бы восхитилась голубиным крыльям, образовавшимися вокруг глаз из-за растёкшейся подводки. Голуби плакали вместе с ней, растопырив крылья, распушив перья. Дикие стреляные голуби…

========== Альфабит. Ж ==========

Жизни здесь отсутствовала — в антропоморфном её понимании. Гордый любил этот маршрут. Единственной его опасностью являлись одичавшие собаки, но против них у Гордого имелся мощный ультразвуковой отпугиватель. Ценность этой вещи заключалась не только в удобстве, практичности и действенности, но и в том, что её подарил Гордому Наёмник — бывший военный спецназовец, отстранённый от службы, попал под трибунал за какое-то суровое военное преступление и неоправданную жестокость, а кончилось всё тем, что он бросил свою прежнюю жизнь, уйдя в анархическое подполье, где и пребывал по сей день, ведя жизнь отшельника и выполняя для подполья какие-то тёмные дела с насильственной окраской. Так вот, отпугивателем этим Гордый очень дорожил. С ним он легко гулял по своему заброшенному царству в одиночку. Он просто выпускал крохотного круглого дрона, тот медленно левитировал чуть впереди, сканировал территорию и при необходимости испускал крайне мощный ультразвуковой сигнал, действующий на животных в радиусе ста метров. Гордый брёл вдоль старой железной дороги, в маленьких наушниках, удобно помещающихся в слуховых проходах, играла музыка. Жить в пустом мире — это его рок, и РОК этот жил внутри него, играл внутри, снимался иглой с грампластинок, считывался с компакт-дисков, прямиком попадал в голову с цифровых носителей. И сейчас он звучал, жил в его сердце и создавал акустическую картину, дополняющую картину визуальную. Проржавевший монорельс вёл Гордого вдоль кирпичных заборов выше человеческого роста раз в пять. Стены по бокам трапецией отворяли свои недра небу. Они густо поросли мхом, который вольготно себя чувствовал даже ранней весной. Снег здесь уже растаял, зато было влажно, и мох, казалось, растопырился от удовольствия, окрасившись в бесподобные зелёно-изумрудные оттенки. Гордый шёл по шпале, вышагивая тёртыми ботинками и потрясывая головой в такт музыке. Жизнь казалась прекрасной. Затем анархист преодолел короткий тёмный тоннель и вышел к давно покинутому отелю. Сюда приходить он любил. Когда-то давно, во времена, когда Гордый ещё не родился, шикарный пятизвёздочный отель в классическом стиле жил своей жизнью. Всякий раз приходя сюда, Гордый представлял себя кем-то значительным, обычно — рок-звездой на стыке двадцатого и двадцать первого века. Развалистой походкой он входил в широкие двери, которые всегда оставались распахнуты ради него, одна дверь даже слетела с петель и валялась рядом с высокими колоннами. Он входил внутрь по обшарпанному, но всё ещё сохранившему бордовый окрас, ковру. Гордый резво забирался по округлой лестнице с потрескавшимися деревянными перилами. Он поднимался вверх на пятый этаж в люксовые вип-номера. Они всё ещё казались Гордому прекрасными, они и вправду неплохо сохранились в отличие от экономных номеров на первом и втором этажах. Там комнаты превратились в развалюхи, кровати в них сплошь покрылись мхом, стулья развалились, потолки покрылись вонючей плесенью, а деревянные оконные рамы поросли лишайником. Люксовые номера всё ещё были вполне пригодны для неплохого времяпрепровождения. Гордый вошёл в лазурный коридор, краска кое-где свисала лохмотьями. Анархист шёл, наслаждаясь контрастом голубизны стен цвета неба и красного ковра цвета тёмной крови. Он по-хозяйски распахнул белоснежные двери и вошёл в широкое светлое помещение. Из высоких окон эркера на ковёр падали жёлтые прямоугольники света. Гордый вдохнул этот особенный застарелый запах вип-апартаментов, прикрыл глаза то ли от яркого солнца, то ли от наслаждения. Он позволил себе постоять так пару минут, чувствуя, как чёрная куртка притягивает к себе естественный ультрафиолет, как прогревают его лучи. Кожа его приятно нагревалась. «Наконец-то, — подумал Гордый, — наконец-то весна…». Он подошёл к широкой лазурной кровати, сухой и неимоверно мягкой. Она никогда не сравнится с его собственным матрацем в коммуне. Гордый прыгнул спиной и упал в её голубые объятия. Повалившись на спину, он рассмеялся и широко раскинул ноги и руки. Не вставая, он выудил из карманов джинсов припасённую самокрутку, выданную на днях Дядькой. Он специально берёг её для этой комнаты. Он прикурил и медленно втянул первую порцию дыма. Неспешно, задумчиво, с удовольствием, ощущая как медленно плывут облака, как медленно и неповоротливо сдвигается «точка сборки», про которую столько рассказывал ему Дядька. Он задержал дым внутри себя, как привидение, как призрак этого дома, пропустил его через себя и выпустил через ноздри. Он неспешно делал следующие затяжки, наполняя маревом солнечный свет и возвращая брошенным комнатам воспоминания об утраченном. Жизнь наполнила старый отель. Гордому слышались весёлые голоса и трепет занавесок у открытых окон, он слышал скрип несмазанных колёс тележки горничной и приветливый голос швейцара внизу, он слышал беготню какого-то ребёнка этажом ниже и странный гомон горлиц, сидящих на пихте за окном. И человек с длинными волосами, сидящий на пушистом ковре возле кровати закатывал рукав шёлковой цветной рубашки и, перетянув вены, впрыскивал внутрь наслаждение и устало теребил струны гитары. Heroes and heroin… Слова сами слетели с губ. Призрачное облако выплыло из ноздрей Гордого и поднялось к потолку. Анархист улыбнулся. Несколько белых ошмётков побелки свалились с потолка, они легли белыми пятнами на его чёрную одежду.
— Снег, — протянул Гордый и рассмеялся. — Ядерная зима! — выкрикнул в потолок Гордый и расхохотался, подняв ноги. — Иди к чёрту!
И, зажав во рту короткий остаток самокрутки, подскочил и стал прыгать посреди комнаты. Когда же самокрутка затухла, а он выдохся, то упал прямо на ковёр, подставив лицо под солнечный прямоугольник света. Он не мёрз, тепло плавно разливалось под кожей, казалось, впервые за долгое время. Он по-настоящему прогрелся и покинул свой личный отель с чувством полнейшего всепоглощающего господства. Он казался себе каким-то невероятным, великим и могучим. Он прошёл по едва различимой тропе и попал с опушки в лес. Деревья тянулись далеко ввысь, закрывая от Гордого небосвод. И чувство величия сменилось в его душе чувством полной ничтожности. Он брёл под вековыми деревьями, и ему казалось, что деревья — это волосы, и лес — это огромная исполинская голова. Но кто тогда он? Он — несомненно блоха в этой волосатой голове. Гордого слегка повело, но ничего иного не оставалось. Из густых волос следовало непременно выбраться…

========== Альфабит. З ==========

Знакомство с этой удивительной девушкой стало для Александра знаковым моментом. Он не мог ни спать, ни есть эти несколько часов, он постоянно думал о том, как резко изменилось всё в его монотонной, скучной и правильной жизни. Его то охватывало невиданное воодушевление и страсть к приключениям, то наваливался глухой стеной страх, словно он делает что-то немыслимое, неправильное и опасное. Смешанные чувства не отпускали его ни на минуту. Он не дождался вечера, как изначально хотел, а сел на свой эргономичный и минималистичный электробайк с наклейкой колонии «АЛЬФА» на крыле. Футуристичный байк нёс его по старым неезженным дорогам, лавировал между сваленными бессистемно машинами. Очень скоро он уже ехал посреди полей, за которыми сиреневой кромкой виднелся лес. Непривычное чувство свободы кольнуло его между рёбрами. Уже издалека он заметил большой длинный железный ангар, у фронтального входа в который ощущалось какое-то оживление, поэтому Александр решил не слишком маячить, чтобы не встретить никого знакомого и не попасться на глаза отцу Карпа раньше времени, ведь он мог лишь гадать, что это был за человек. Ал аккуратно въехал в сухую траву и оставил байк там. Никто бы не заметил его в высокой траве. Возможно, и он бы не смог найти его вновь, но Ал выбрал ориентиром покосившийся столб с ретрансляторами. Напоследок Ал прикрыл байк охапкой сухостоя и направился по полю к задней стене ангара. Он поправил на ходу охристого цвета шапку, сползшую ему на глаза, и расстегнул дутую тёмно-красную безрукавку. Солнце начинало припекать, но Ал решил, что правильно взял с собой тёплые вещи, погода здесь казалась непредсказуемой. Он дошёл до железной стены ангара и направился по узкой бетонной дорожке, из трещин которой выбивались молодые подорожники, к дальнему концу. Спина вспотела. «Чё ж я так напряхтался?» Александр завернул за угол в спасительную тень и остолбенел от неожиданности. На скамейке, прислонившись к обшарпанной стене, сидел «невероятный и опасный», на взгляд Александра, парень. Стоит заметить, что «невероятно опасный» и «опасно невероятный» в данном случае сливались в единое понятие, которым Ал и описал незнакомца. Тот был целиком закован, как мистический воин, в чёрную одежду не первой свежести. Казалось, что парня этого долго валяли по мостовой. Выглядел он, по меркам Ала, неприлично. Волосы на голове были стрижены лишь на затылке и висках, они были черны, как и одежда их обладателя. На лоб свисали неопрятные пакли дредов, на концах украшенных голубыми бусинами, в ушах красовались машиностроительные гайки, что уж говорить об обилии пирсинга в губе и носу и выражении лица этого странного человека? Сказать, что Ал растерялся и испугался — это ничего не сказать. Но незнакомец одарил его оценивающим ироничным взглядом из-под бровей, вынул изо рта тлеющую самокрутку и протянул её Алу. Александр — не дурак и, разумеется, уяснил, что это жест доброй воли, как у аборигенов — своего рода трубка мира. Хотя принять от него самопальную сигарету он испугался, потому что она уже побывала во рту незнакомца, а кто знает, чем тут болеют эти маргиналы. Александр покачал головой и как можно приветливее ответил:
— Спасибо, но я… не курю.
Незнакомец пожал плечами и затянулся, выпустив клуб белёсого дыма. По запаху его Ал понял, что это необычные сигареты, это что-то особенное. Смекнув, чтобы это могло быть, он ещё сильнее испугался и пожалел, что приехал в эту Богом забытую глушь.
Ал уже строил планы к отступлению и скорее всего ушёл бы и даже унёсся бы прочь, быстро сев на байк и умотав в город, чтобы больше никогда не пытаться искать на задницу приключения, но заскрежетало незаметное окно на втором этаже, и оттуда высунулась розововолосая голова.
— Ой, вы оба уже здесь! Это просто чудесно! — радостно закричала Карп. — Никуда не уходите, поняли?
Она снова скрылась в недрах ангара, а незнакомец криво усмехнулся. Через минуту Карп снова высунула голову и закричала:
— Гордый, слышь?
Гордый лениво поднялся и задрал голову вверх.
— Лови свой мешок. Готов?
Гордый сплюнул и напрягся. Наверняка, это означало, что он готов, подумал Ал.
Карп снова исчезла, а в открытом оконном проеме появился увесистый пакет.
— Аай… — пискнула она, и пакет полетел вниз.
Гордый попытался словить его, но пакет стремительно шмякнулся в траву.
— Фу блин, хорошо, что не порвался, — процедил Гордый и поднял пакет с земли, с усилием донёс и поставил на скамью.
Ал наблюдал за происходящим как зачарованный, не смея ни пошевелиться, ни сказать и слова. Пока Гордый вертел-крутил громоздкий пакет, Ал понял, что содержимое пакета парню крайне дорого, но спросить, что это, не решался. Вовремя появилась Карп. Она сдула с лица непослушную прядь ярких волос и заговорила:
— Короче, это для твоих кур. Я стибрила у папани, он даже не заметит, поверь, но за это ты мне должен. Во-первых, я тут подумала и смекнула, что траву я брать не буду, мы… — запнулась она, будто подбирала слова, — с матерью травку не жалуем, мы больше по теме выпить. И я знаю, что у вас, у коммунистов…
— Анархистов… — взвыл от горечи Гордый.
— Да пофигу! Короче, у вас почти всё есть. Поэтому… бартер, — поставила точку она. — Ты завтра приходишь на 13-ый этаж заброшенного комплекса, в башню голубую, ты знаешь.
Гордый кивнул.
— Вот, там найдёшь квартиру 777 и принесёшь нам чего-нибудь для согрева. Считай, ты приглашён, хочу познакомить тебя кое с кем.
— Замётано, — процедил Гордый и осклабился, как хищный лемур.
— И это ещё не всё. Знакомься, это Александр. Имя пипец нудное, зови его просто Ал. Окей?
— Окей, — снова ухмыльнулся Гордый.
Александр стоял, слушал и недоумевал, не веря, что всё это происходит с ним здесь и сейчас. Ему даже показалось, что это сон, и он тайком ущипнул кожу на руке.
— Чёт ты какой-то стерилизовано-вымоченный, как огурец в рассоле, — съязвил Гордый, оглядев Александра.
— Он из этих, — пояснила Карп.
— Я уж понял, что он за «огурец». Значит, Ал. А я Гордый.
Ал кивнул, не в силах сказать что-то многосоставное и выдавил односложное:
— Приятно.
Потом сам же себя мысленно отругал за это «приятно».
— Ты понял, к чему я веду? — осведомилась Карп.
— Хочешь чувака сбагрить, — хихикнул Гордый.
— Ты невыносим, но лишь отчасти прав. Короче, ребят, подстава, — Карп нежно коснулась рукава Александра, душевно заглянув в его глаза. — У папани сложный ремонт сегодня наклюнулся. Он меня никуда не отпускает, потому что типа «без меня, как без рук», сами понимаете. А я помню, что обещала тебе, — она снова осуществила контакт взглядов с Алом. — Поэтому всё остаётся в силе, но сегодня мне поможет Гордый. Ты ведь не зря ломился в наши дебри? Гордый сделает тебе маленькую экскурсию.
— А… — начал было фразу Гордый, но Карп демонстративно перебила его.
— А с тобой завтра. И запомни — голубая башня, 13 этаж, квартира 777.
— Три топора, чего тут забывать? — возмутился Гордый.
— Ну, всё, я побежала, милые, а то папа будет негодовать, — она артистично закатила глаза, улыбнулась и вдруг поцеловала Александра в щёку, затем Гордого и убежала прочь, цокая каблуками по бетонной дорожке.
День становился всё более непредсказуемым на знакомства.

========== Альфабит. И ==========

Изведывать невиданный мир — безусловно, интересно. По прошествии некоторого времени, что они шли вместе, Гордый показался Александру вполне дружелюбным персонажем. Гордый был немногословен, внимательно слушал болтовню Александра и не перебивал. Он молча тащил свой ценный мешок на плече. Ал скоро совсем позабыл о своём первом впечатлении от этого человека и расслабился, разглядывая новые горизонты и поражался буйной растительности, пустующим строениям и остаткам разрушенной цивилизации. Он чувствовал себя учёным, археологом, столкнувшимся с погибнувшей планетой. Только он мог донести весть о кончине мира потомкам и изведать тайны бытия развалившейся империи.
— А где ты живёшь? — отнюдь не праздно поинтересовался Александр — обладатель пытливого ума и любопытного нрава. — В коммуне?
— Могу сводить, если интересно.
— А это… не запрещено?
— Нет, — улыбнулся Гордый. — Если ты не будешь приставать к старухам и пялиться на чужих девушек… — отшутился Гордый, не закончив фразу.
— Я даже не знаю, — замялся Ал.
— Ну, с чего-то же надо начинать. Кстати, там открывается отличный вид.
— Ну, раз так…
Александр легко сдался. Ничего лучше, чем довериться незнакомцу-анархисту, Ал не придумал. Возможно, он сделал это из уважения и благодарности к новой знакомой с розовыми волосами, возможно, Гордый — не такой уж и отпугивающий.
Они прогуливались по окрестностям, Ал то и дело оживлённо удивлялся чему-то, потом увидел разбитую витрину игрушечного магазина и попросил Гордого, зайти внутрь и посмотреть. Гордый опустил мешок на асфальт, выпустил дрона-отпугивателя на всякий случай и завернул в подворотню. Он выбил плечом трухлявую доску, преграждающую вход, и, переступив через битые бутылки, скрипя стеклом, прошёл внутрь. Александр робко последовал за ним. Под толстым слоем пыли, похожей на махровое полотенце, покоились пустующие полки. Несколько брошенных плюшевых медведей сидели у стены, цвет их было невозможно угадать, так как пыль покрыла их толстенным слоем. Стену, бывшую когда-то цветной, изуродовали чёрные пятна от затушенных сигарет и вандальных поджогов. Зато на самом видном месте красовался стилизованно нарисованный хуй, выведенный яркой краской. Ал сдержал смешок, прыснув себе под нос.
— Насмотрелся? — спросил Гордый. — Я тебя в куда более интересные места могу отвести.
— Хорошо, — подчинился Ал, решив, что не будет развивать самодеятельность, а доверится специалисту в вопросе здешних красот. Он помог Гордому снова взвалить мешок на спину и зашагал следом.
Торговый центр казался необитаемым, на стенах густо переплетался, переживший зиму, сухой виноградник. Гордый подвёл Александра к дыре в стене.
— Не будем тебя светить, — решил он. — Через парадный вход сюда входят либо ренегаты, либо дегенераты.
Александр пролез в дыру, испачкав спину бетонной пылью. Гордый провёл его к неработающим лифтам и оставил мешок в углу лестничного проёма, завалив досками, валяющимися поблизости.
— Не пропадёт? — заволновался за ценный груз Ал.
— Не… — весело ответил Гордый.
Двери в лифтовую шахту были выломаны. А кабинка лифта покоилась на боку с оторванными тросами и покорёженными стенами.
— Нам наверх, — пояснил анархист. — Готов к подъёму?
Александр решил скинуть, наконец, надоевшую безрукавку и снял шапку, убрав её в карман. Сжав подмышкой верхнюю одежду, он начал подъём. Лестничный виток наверх, один, второй, третий. Ал сбился. Последние двадцать три ступени он сосчитал. Гордый надавил снизу на неподатливый железный люк в потолке. Откинул пласт ржавого железа, и свет хлынул на лестничную площадку.
— Сюда, — процедил Гордый, поманив Ала к тонкой железной лестнице, и исчез в солнечном свете.
Александр оставил безрукавку на полу, поднялся по тонким перекладинам и высунул голову на крышу. Сейчас он чувствовал себя капитаном всплывшей на поверхность подлодки. Даже голова закружилась от ветра и солнца. Александр подтянулся на руках и вылез на заляпанную гудроном крышу торгового центра. Он выпрямился и потянулся, расправляя спину и щурясь от яркого света. Он поискал взглядом Гордого. Тот стоял в нескольких шагах за его спиной и, махнув рукой, позвал Ала следовать за ним. Солнце уже не било беспощадно в глаза, а приятно грело спину. Гордый приблизился к краю крыши и остановился. Он ничего не произнёс, не позвал любоваться видом. Он молчаливо направил взгляд к горизонту. Ветер трепал его неряшливые дреды, ворвался в складки его ветхой кофты, хлестая её краями по бокам, ветер вскальзывал в дыры на коленях, играясь с бахромой джинс. Александр перевёл взгляд со спутника на вид, открывающийся с высоты. Под синим небом, в котором безмятежно плыли мягкие, как пушистые одуванчики, белые облака, градиентными слоями тая к горизонту, гулял из стороны в сторону еловый лес, он переливался цветами под солнцем: вдали выглядел нежно-голубым, потом становился сиреневым, лиловым, изумрудным и, наконец, тёмно-зелёным. У Александра защемило сердце, и замерло дыхание. Подобного он ещё не видел. Он осмелился подойти чуть ближе к краю, но ноги оцепенели от ощущения высоты.
Голуби бросались вниз, пикировали на полной скорости, будто желая разбиться о землю, но в двух метрах от неотвратимой гибели, расправляли крылья и, плавно скользя в воздушных массах, приземлялись или же снова взлетали ввысь.
— Страшно, — признался Александр. — Я боюсь высоты. Я, — замялся он, — слишком боюсь высоты. Я бы никогда не смог прыгнуть.
— А я бы смог, — вдруг отозвался Гордый и, словно желал доказать, что это не просто слова, встал на самый край. А ветер яростно развевал полы его майки и кофты. — Я бы давно прыгнул, — громко сказал он, споря с ветром. Останавливает только одно…
— Страх? — предположил Ал, но отчего-то сразу понял, что выстрелил холостым.
Гордый, в свойственной ему манере, зло усмехнулся.
— Нет, страх — это неправильная догадка.
Что-то иное спасало его от суицида, понял Александр. И новое предположение само сорвалось с губ и затрепетало на ветру:
— Любовь?..
Гордый посмотрел исподлобья, промолчал и отошёл от края, отвернувшись.
Александр понял, что угадал. И ему сразу стало интересно, кого же любит этот дикий мальчишка. Может, это некая вселенская, платоническая любовь ко всему миру, глобальный и великодушный альтруизм? Вряд ли, Гордый не слишком походил на безоглядного альтруиста. Или он влюблён в девушку с розовыми волосами? От мысли этой Алу стало неприятно. Он бы не хотел видеть в новом приятеле соперника. Анархист изобиловал секретами, раскрыть которые очень хотелось.

========== Альфабит. Й ==========

Йодль, который выдавала Баронесса, совершенно не смахивал на настоящее тирольское пение. Набор звуков, который она издавала фальцетом, раздражал чувствительные уши Карпа, покрывал неприятными мурашками её кожу.
- Виктор, это отвратительно! - не выдержала она.
Но Баронесса продолжала свои вокальные упражнения.
- Виктор, заткнись уже, а то я уйду! - выкрикнула девушка. - Не еби мне мозг!
Виктор замолк, строго посмотрел на неё и добавил:
- Внимание, милая! Поясняю - мозг - не жопа, хоть и похож! Жопа - она гладкая и не такая влажная! Её, чтобы иметь - необходимо вначале увлажнить, с мозгом всё гораздо проще. Он просто предназначен для того, чтобы его имели. Потерпи, милая. Для тебя это даже полезно.
- Виктор! - завопила Карп и метнула в него пыльную подушку.
Возможно, в этих стенах даже разгорелась бы семейная ссора, но входную дверь пнул ногой Гордый. Дверь громко хлопнула о стену так, что осыпалась висящая на соплях штукатурка. Карп и Баронесса замерли: Карп, поражённая хулиганской выходкой, Баронесса от восторга. Как давно в её жизнь не вторгался кто-то настолько дерзкий, чтобы сорвать с петель дверь и сказать наглое:
- Привет!
- Мог бы… - начала было недовольно ругаться Карп, но Баронесса подняла тонкую кисть и перебила её.
- Брат мой! - выкрикнула она Гордому, которого видела впервые в жизни.
- Брат… так брат, - повёл плечами анархист, казалось, ничуть не смутившись.
- Ты вернулся! - подскочил Виктор и, путаясь в полах длинного чёрного платья, поспешил к стоявшему в дверном проёме Гордому.
Баронесса крепко обняла Гордого и даже попыталась приподнять его над полом. Счастье, озарившее её склеп, толкало Баронессу на нежности.
- Я тут принёс кое-что, - высвободившись из объятий Баронессы, сказал Гордый. Он высунулся в коридор и, как сказочный Санта Клаус, изрядно припозднившийся, выудил откуда-то из-за угла внушительную бутылку самогона и пакет с калорийными галетами.
- Милый! - Баронесса растаяла. Она подобрала полы своего платья и побежала на кухню за фарфоровыми чашками прапрапрабабушки.
- Мне чая, - выкрикнул Гордый. Я не мешаю пойло с Марь Иванной. Она этого не любит. Непростительно не любит.
- Поняла, милый, - послышался ответ Баронессы.
- Молодец, что пришёл, - заговорила Карп и перекинула одну ногу через другую, - как вчера погуляли?
- Погуляли, - односложно ответил Гордый. - Но в следующий раз ты не отмажешься. Решили стрелкануть у гаража твоего папаши.
- Вот так сюрприз. Молодцы. Я и не собиралась сливать, знаешь ли. Я держу обещания, - подмигнула она.
- Да. Спасибо за подкормку. Куры жрут.
В комнату с подносом вошла Баронесса. На поблёкшем от старости серебряном подносе стояли две пустые чашки и одна, наполненная горячим чаем, - для Гордого. Анархист отодвинулся, дав проход Баронессе, и уселся в серое промятое кресло, взяв с подноса свою чашку чая.
- Разливай, - скомандовала Баронесса чисто по-мужски.
Карп открыла бутылку самогона. Резиновая пробка с хлопком выскочила. И в маленькие чашки полился белёсый мутный самогон.
- Один Всемогущий, копьё мне в задницу! - воскликнул Виктор. - Он же как сперма девственников! Это бесподобно! - заявил Виктор и пробрался к старому дубовому шкафу, порылся в нём и выудил чёрное пальто.
- Примерь-ка, - попросил он Гордого.
Анархист поставил чашку на туалетный столик, где Баронесса обычно наводила макияж перед зеркалом, протиснулся к шкафу и принял из рук Баронессы чёрное короткое пальто. Оно неожиданно идеально село на Гордом. Тот довольно заулыбался.
- Твоё, - коротко пояснил Виктор.
- Ты уверен? - переспросил Гордый, удивляясь столь ценному подарку.
- У меня ещё есть, к тому же… это немного маловато, давно висит, да и… не хожу я никуда.
- Это можно исправить, - ответил Гордый, нехотя снимая пальто и аккуратно сворачивая.
Виктор махнул рукой. И взяв чашку, наполненную до краёв самогоном, трепетно поднёс к губам и резко опрокинул целиком в рот. Карп последовала его примеру.
Время полетело. Самогон уменьшался, градус веселья повышался. Гордому, по-видимому, было не нужно спиртное, чтобы впадать в различные не совсем адекватные состояния, поэтому в этой компании он не выделялся ни трезвостью поведения, ни трезвостью суждений.
- За вернувшегося брата! - поднял тост Виктор.
- За новообретённого! - добавила Карп.
- За блудного и гордого, - закончил тост анархист, влив в горло которую уже порцию чая и закусив хрустящими галетами.
Солнце за окном прошло из точки А в пункт Б и медленной золото-розовой улиткой подплыло к кромке земли.
- Может, останетесь? - жалобно попросил опьяневший Виктор. Близящаяся ночь нагоняла на него потаённые страхи, днём хранящиеся в плотно закрытой шкатулке.
- А я и не собиралась домой, - призналась Карп, - папа не сильно будет рад видеть меня в таком виде.
Гордый пожал плечами. Ему было всё равно. Он умел принимать от жизни как оплеухи, так и подарки, отказываться от которых не имел привычки. Первой ночь сморила Карпа, она утихла и уснула в постели Виктора. Когда же Баронесса обнаружила отсутствие дщери в разговоре, она заботливо укрыла её одеялом. Позже сморило и Баронессу. Она прикорнула с краю, рядом с Карпом, поджав ноги и свернувшись калачиком.
Гордый вышел в пустынный тёмный коридор, где гуляло эхо от его шагов, открыл окно и пару раз пыхнул для расслабления оставшейся заначкой. Темнота на улице и промозглый воздух остудили тлеющее желание Гордого вернуться в свою комнату в коммуне. Он возвратился в квартиру Баронессы. Огонёк свечи колыхался на сквозняке. Свечами Баронесса пользовалась исключительно из эстетических соображений, потому как солнечные батареи на крыше, оставшиеся с былых времён, вполне неплохо обеспечивали электричеством. Гордому понравилась идея освещать помещение естественным тёплым светом, он снова вернулся в коридор и плотнее закрыл окно. Затем притворил изнутри входную дверь и сел в многострадальное кресло. Он ещё долго смотрел на огонь, плавящий воск. В цилиндре свечи образовался кратер с «лавой», которая то и дело подтекала по её восковым бокам вниз и застывала на блюдце.
- Эх, не для нас были построены Помпеи… - пробурчал Гордый.
Он плюнул на пальцы и с шипением затушил свечу. Квартира тут же скрылась во мраке, различить в котором что-либо было почти невозможно. Темнота разлилась как чернильное пятно. Гордый будто ослеп. Он не стал ждать, пока глаза привыкнут к темноте. Он лишь смиренно закрыл их, поудобнее устроился в кресле и скоро уснул.
Апокалипсис удался, как сказала бы Баронесса…

========== Альфабит. К ==========

Книгу Карп вмиг откинула прочь, когда в стекло её окна пару раз попали мелкие камушки. Она вскочила с кровати и подбежала к окну. Внизу стояли двое: Гордый и Ал.
- Ничего себе… - прошептала Карп. Чтобы сразу двое - такого с ней ещё не бывало.
Она улыбнулась им и помахала, затем подбежала к шкафу, желая быстрее собраться и пулей вылететь на улицу. Погода установилась жаркая, и Карп извлекла из шкафа тонкое ситцевое платье в мелкий цветочек.
- Бесподобный бабушкин стайл, - сказала она отражению, приложив платье к себе.
Она с трудом высвободилась из обтягивающей маечки и коротких шорт, нагая оглядела своё отражение и надела лёгкое платье, подпоясав талию тоненьким кожаным ремешком. Потом она долго копалась на полках, пытаясь выудить подходящее нижнее бельё. В конце концов, кто знает, чем закончится вечер? Она не должна была упасть в грязь… мандой…
Наконец, надев какие-то нежные, кружевные, подходящие под образ романтической девушки, которой, кстати, она не являлась, трусики, Карп распустила волосы по плечам и на тонкие носки обула тяжёлые шнурованные ботинки. Она быстро сбежала вниз на первый этаж гаража, бросила папе, возящемуся с какой-то деталью, короткое «пока», заставила себя замедлить бег. Отвратительно будет, если парни увидят, что она несётся к ним, задрав хвост, позабыв обо всём. Она с достоинством вышла в распахнутые ворота гаража. Парни ждали чуть поодаль. Александр демонстрировал Гордому свой электробайк. Гордый же с отсутствующим видом теребил гайку в ухе. Завидев Карпа, они прекратили свои нехитрые занятия и уставились на неё.
- Привет, мальчики! - лучезарно улыбнулась она. - Я, смотрю, вы подружились…
- Ты не дала нам иного выбора, - буркнул Гордый.
- Вы что-то придумали на сегодня?
- Спроси его, - улыбнулся Ал, глянув на Гордого.
Гордый хитро осклабился.
- В заброшенной церкви была?
Карп отрицательно покачала головой.
- Тогда нам надо аккуратно втроём утрамбоваться на байк, а Гордый подскажет дорогу.
«Вот это поворот», - подумала Карп, с лёгким возбуждением гадая о том, к кому бы она хотела прижаться сильнее. Фаворит у неё пока что был один.
Александр взобрался на байк, готовый в любую секунду стартовать, потом решил сесть Гордый, потому что ему так сподручней кричать в ухо Ала, куда сворачивать. И последним финальным аккордом композиции стала Карп. Она ничуть не пожалела, что села последней, потому что могла сколько угодно обнимать Гордого, прижиматься к нему грудью и даже положить голову на его костлявое плечо. А вот лицо Александра же, наоборот, изображало лёгкое разочарование. Но чего у Ала не отнять - он быстро справлялся с подобными «обломами» и снова дружелюбно улыбался. Гордый же был либо холоден, как Баренцево море, как Ледовитый океан, либо казалось, что ему откровенно всё равно. Свой анархический пофигизм и абсолютный нейтралитет он рекламировал ежесекундно. Карпу даже стало слегка обидно, но от того, Гордый становился ещё притягательней. Гордые мужчины ей отчего-то не попадались. А этот выглядел в её глазах «рок-н-ролльным демоном». Он казался недосягаемым и одновременно очень близким. Его не стыдно показать Баронессе, что она с удовольствием и проделала.
Байк выдержал тройной вес, к удивлению Карпа. Он летел вдоль полей, немного замедлился, проезжая вдоль разрушенного посёлка, затем завернул к тонкоствольной осиновой рощице. Серебряные стволы мелькали перед глазами, и Карп прикрыла веки, уткнувшись в спину Гордого. Её голые колени касались его ног, облачённых в узкие драные джинсы. Карп ощущала особенную интимность в этом моменте, жалея лишь о недавней пьяной ночи, когда она рано отрубилась, уснув и упустив свой случай оказаться к нему так же близко. Анархиста она, к своему разочарованию, нашла утром, тот скрючившись спал в старом кресле, широко расставив худые ноги и роняя тонкую нить слюны на дряхлый хлопковый чехол. В тот момент он показался ей донельзя милым и беззащитным, совсем не таким, каким он был бодрствующим.
Карп с удовольствием продлила бы поездку, но вдалеке замаячил стремящийся ввысь и отчасти развалившийся готический собор. Он тёмным пятном массивно стоял в оранжевом солнечном поле. Сухие травы ритмично покачивались вокруг гигантского исполина, будто исполняя ритуальный танец поклонения.
- Ты меня… венчаться привёз? - отшутилась Карп, убирая руки с талии Гордого. Она желала придать своим словам потаённую интимность, сказав ему почти на ухо. Она ожидала от Гордого грубой дерзости или намёка, но он лишь одарил её своей кривой ухмылкой.
- Приехали, - финализировал Александр, слезая со своего «коня».
- Завезём его внутрь через центральный вход, - скомандовал Гордый, наклонился и полез в карман на высоких ботинках. Драная майка отвисла и оголила его грудную клетку. Карп перевела взгляд с живописных видов на виды более притягательные. Взгляд её скользнул от предплечий к жилистым плечам и уловил маленький сиреневый сосок, который мелькнул из-под майки.
«Господи Боже, я бы перекрестилась, если б верила в тебя, - подумала Карп, - это ж сколько я уже не трахалась?..». Гордый добыл из недр кармана своего маленького незаменимого дрона и выпустил вперёд. В огромном зале собора валялись булыжники и останки от деревянных скамей. Сквозь высокие витражные окна с рисунком внутрь проникал свет, он приобретал различную окраску и пятнами цвета бросался на плиточный пол. Из круглого окна повыше бил свет, в лучах его плясала пылевая взвесь. Разломанный орган издавал скрипы, дерево рассохлось, и струны его иногда выдавали самостоятельные звуки. Ал поднял глаза к потолку, покрытому когда-то росписями. Краска осыпалась, но очертания фигур Святых были различимы. Гордый прошёл вперёд и присел на модерновую кушетку, неясно как очутившуюся здесь.
- Если кто-то хочет остаться наедине - только скажите, - усмехнулся Гордый. Карп сочла это за приглашение. Камни трещали под каблуками её ботинок, она с достоинством подвела своё соблазнительное тело к кушетке, на которой в расхлябанной позе сидел Гордый. Она присела рядом, закинув ногу на ногу.
- Неплохо бы, - добавил Ал, однако, фразу анархиста каждый по-своему истрактовал для себя.
Гордый поднялся и позвал ребят за собой. Он провёл их коридором с арочными потолками, украшенными выгнутыми перекрестьями с гипсовой лепниной в виде стилизованных бутонов. Новый грандиозный по масштабам и пустующий зал открылся их взорам. В конце его возвышалось полукруглое помещение. Узкие высокие витражные окна располагались по кругу на уровне превышающем человеческий рост. А под ними угрожающе смотрела со стены «сама Смерть». Кто-то нарисовал здесь габаритную граффити из трёх цветов: белого, красного и чёрного. Чёрный скелет Смерти призывал в свои объятия, растопырив костлявые руки, а в чёрных буркалах глазниц разгорался огонь.
- Вот он… истинный лик Бога, - зло сплюнул Гордый на мраморный пол.
- Она огромная!
- Кто? - не понял Александр. - Смерть?
- Нет, церковь. Она не казалась такой снаружи, - заметила Карп.
- Ты ещё многого не видела, - усмехнулся Гордый и прошёл в лишённый двери проём.
Впереди начиналась лестница, на которую было страшно ступать, она, казалось, того и гляди, обрушится. Но Гордый смело пошёл вперёд, за ним - Ал, Карп замыкала процессию. Шли, то и дело заслоняя головы от сыплющегося с потолка мусора, коим щедро с ними «делился» обветшалый собор. Наверху располагалась библиотека. Сейчас деревянный пол сплошь покрывали книги. Печально обронив страницы, распластавшись морскими скатами, книги перемешались и напоминали биомассу.
Александр невольно присвистнул.
- Ничего себе! И… что же это за книги? - спросил он.
Гордый нагнулся и поднял одну. На твёрдой обложке в текстурах скопилась пыль. Он протёр её ладонью. Серая взвесь поднялась в воздух, и Карп тихонечко чихнула.
- Древняя, - подытожил анархист, разглядывая витиеватые буквы и ветхие страницы, готовые вот-вот рассыпаться в руках, как древний пергамент.
- И о чём эта книга? - увлечённо, широко распахнув глаза, спросил Александр.
- Хрестоматия про Христа, - уголок рта анархиста поднялся вверх.
- Библия, - подытожила Карп.
- Можно, я заберу её с собой? - осторожно спросил Ал. - Это ведь просто... невообразимо…
Гордый захлопнул книгу и стукнул ею Ала по груди. Отдал. Александр от неожиданности попятился, но ценную книгу обхватил, боясь испортить реликвию.
Анархист пробрался по книгам к разбитому окну. Оконную балку украшала маленькая резная горгулья. Лак на ней облез, но, в целом, она неплохо сохранилась. Горгулья сидела, скрючив шею и сложив крылья, когтистые лапы устрашали, а клыкастый рот широко раскрыт. Морда же её - не столько страшная, сколько задорно-потешная. Гордый улыбнулся своей находке и, напрягшись, приложил усилия, чтобы её открутить.
- А это мой сувенир, - довольно сказал он, растянув тонкие губы в ухмылке и пытаясь заткнуть горгулью в задний карман джинсов.
Карп надула губки и проскулила:
- Ну, вот… А у меня ничего нет на память. Это нечестно.
- Хочешь кусок витража с цветком? - нашёлся Гордый.
- Хочу! - захлопала в ладоши Карп.
Они спустились вниз в основные залы, Гордый нашёл витраж с рыцарем, повергающим дракона, в обрамлении стилизованных цветков и птиц с яблоками. Квадратную композицию с цветком как раз можно было вынуть. Загвоздка состояла в том, что само окно располагалось высоковато. Александр огляделся и заметил целую и вполне крепкую скамью. Они с Гордым дотащили её до окна. Но высота всё ещё оставалась непокорённой.
- Кто из нас меньше весит? - Спросил Ал, оценивая Гордого. - Мда. Определённо ты, готов поспорить. Значит, я тебя подсажу, - решил Ал.
- Как скажешь, - согласился анархист.
Александр встал на пододвинутую к стене скамью и, сжав руки в замок, дал знак Гордому. Тот секунду колебался, но воспользовался подпоркой, выпрямился и просунул руку в дыру в оконной раме. Один сегмент стекла отсутствовал, дав возможность анархисту крепко ухватиться. Правой же рукой он пытался сломать крепёж и не уронить при этом фрагмент витража. За давностью лет, прочность всей конструкции подвергалась сомнению. Вскоре, Гордому удалось оторвать и высвободить из оков маленький сегмент витража.
- Есть! - устало выдохнул он и спрыгнул.
Александр потёр руки и выпрямился, чувствуя, как перенапрягся и покраснел от натуги. Но результат того стоил - квадратный витраж шириной с две ладони - яркий, с сочным синим и красным цветом, которые обрамляли белый цветок посередине.
Карп подошла и протянула руки.
- Какая красота! - восхитилась она. 
Небольшая слезинка радости скатилась из её глаза, одной рукой она крепко сжала свою драгоценность, второй постаралась объять шеи обоих парней, но Александру в этот раз досталась большая часть её восторженной нежности. Когда он ощутил шёлк её щеки, счёл, что это стоило того напряга, который он испытал.
Когда они вышли из волшебного собора, который одарил их такими приятными сувенирами, уже вечерело, и Александр должен был не без грусти сообщить, что ему необходимо ехать домой. Его ждал сеанс связи с отцом из колонии, которого он обычно так ждал. Но сегодня всё пошло иначе. Он бы уже не смог сказать ему обычных шаблонных слов, он не смог бы поделиться с ним своим счастьем и объяснить, в чём же всё-таки это счастье заключается. Одно он мог сказать - происходило что-то настоящее! Он неожиданно для себя понял, что такое… ЖИТЬ.

========== Альфабит. Л ==========

Любовь ли это была? Влюблённость или томное желание? Карп не могла точно ответить на этот вопрос. Она так надеялась, что, когда Александр ссадит её и Гордого с байка и уедет в свой нудный военный городок, она поблагодарит анархиста за витраж, а тот, несомненно, дотронется до пряди её волос и проникновенно поцелует, а потом они… Но фантазиям чаще всего не предрешено сбыться. Так и получилось. Гордый попросил остановиться на полпути до ангара Карпа, сказал, что тут ему ближе будет идти. Единственно, что её хоть сколько-то порадовало, так это то, что он позвал их к себе. Сказал, чтобы Александр заехал за ней, как сможет, а потом бы они добрались до коммуны. Всё-таки уик-энд на троих это здорово. Но запал у Карпа кончился, фитиль потух. Она застенчиво сжимала в руках кусок своего витража, устало попрощалась с Алом, поцеловав того в щёку, затем уныло поприветствовала папаню, поднялась на второй этаж, поставила витраж на столик и печально вздохнула. Жаль самогон они весь выпили, ничего не оставили. Сейчас бы он оказался так кстати. Посидев в своём лёгоньком платье на краю постели, она поняла, что не в силах в подобном настроении находиться дома, накинула на плечи шерстяную шаль с кружевами и отправилась к «матери».
Баронесса вышла на балкон высокоэтажки, вход на который имелся лишь с лестничной площадки. Она вдохнула приятный свежий воздух, провожая взглядом рассекающих атмосферу быстрых стрижей, и присела на пожарную лестницу, прикурив свою предпоследнюю сигарету, припрятанную на Судный День. Она не думала, что Судный День настал-таки, но настроение у неё снова было гаденькое. Явление анархиста сродни явлению Антихриста разбередило старую рану, которая, как полагал Виктор, давно заросла. Оказалось, Баронесса ошибалась. Баронесса курила и смотрела в золотистое небо. Бояться на 13-ом этаже некого. Редкие вандалы и бандиты, забредающие в многоквартирные дома, чаще всего живились на нижних этажах. Лезть пешком в такую высь, они бы не стали. И Баронесса расслабилась, углубляясь в воспоминания недавней молодости, когда она любила человека, а человек любил её до тех пор, пока не появилась возможность слинять. Не к какой-то более удачливой потаскухе, нет, слинять в глобальных масштабах. Он улетел, решил стать одним из основателей колонии. Сука! Он не позвал её с собой, он даже не пытался, он счёл себя пособником Бога - творить новые миры. Он предпочёл Его Баронессе. Служение кому-то он предпочёл Любви. Этого Баронесса понять и принять не могла. Она страшно ненавидела этого человека, мстительно, до боли в суставах, до артрита в коленях, до стиснутых челюстей, до повышенного внутричерепного давления. Один всемогущий! Как она его ненавидела!
Виктор докурил и нехотя поднялся, перекинулся через перила балкона и, что было сил, закричал:
- КРУГОМ ПОРНО-КАРЛИКИ!!! Убирайтесь в свой Нахуйнуженск!!!
Виктор чуть не сорвал глотку. В нём кричала ненависть. Ей требовался выход. С балкона парой этажей ниже, появилась круглая бородатая физиономия. Физиономия погрозила кулаком и заорала в ответ.
- Задрал орать уже! Посидеть нельзя спокойно. Как дело к ночи - так давай орать! У меня уже кот шугается! - пожаловался сосед.
- Приводи кота ко мне, мы будем вдвоём ссать из окна и кричать! - расхохотался Виктор и, достав член, помочился вниз.
Дед желчно выругался матом куда более многоэтажным, чем жилой комплекс, и убрался восвояси.
Виктор застегнул молнию на брюках и, поправив ворот рубашки, прошёл в безобразно длинный, бесконечно длинный коридор и медленно побрёл по этажу.
- Виктор?! Ви-и-иктор?! - послышался далёкий голос Карпа.
Она вышагивала герцогиней по заваленному мусором коридору и выкрикивала его имя.
- Милая! - ответил, наконец, он. - Я здесь. Ходил на балкон уринировать и плакать.
- Виктор, - Карп подошла и нежно прижала его голову к своей. - Ты опять тоскуешь, дорогой?
Он ссутулился над ней и неуверенно кивнул. От этого движения чёрное каре его покачнулось, а лицо приобрело наивное выражение, так не свойственное ему.
- Я тоже тоскую… - произнесла она.
- Что-то не так?
Карп собралась с духом и выпалила:
- Это ужасно… но, по-моему, я влюбилась…

========== Альфабит. М ==========

Месяц май, мечтательность и мир теснились в душе Александра. Майская жара сохранялась и в выходной день. Свободный от учёбы, он решил встать пораньше, а не валяться до полудня, собрался, протёр спецсоставом электробайк, чтобы тот ярче блестел на солнце, и понёсся по пыльным дорогам на встречу с Карпом.
Когда он добрался до гаража, отец Карпа разбирал байк с каким-то солдатиком из городка.
- Простите… - осмелился Александр, решив не называть свою подругу Карпом, с трудом подобрал слова на замену, - ваша дочь… Здесь?
Крепкий мужчина с лёгкой порослью щетины на лице осмотрел его, видимо, счёл его приличным парнем, и ответил:
- Она спит ещё, можешь подняться и разбудить, а то она весь выходной проспит.
Александр не ожидал такого поворота.
- Спасибо, - улыбнулся он и, оставив байк, быстро зашёл в гараж и поднялся по железной лестнице на второй этаж. Он приготовился и громко постучал костяшкой пальца в дверь.
Раздался голос Карпа.
- Паааап, - глухо протянула она из-за закрытой двери, - я могу хотя бы в выходной поваляться?
- Не можешь. Это не папа, - улыбнулся Александр своей выходке и решительно открыл дверь, которая очень удачно оказалась не заперта.
- Боги! - выпалила Карп, округлив глаза и сев на кровати в одеяле. - Как ты сюда попал?!
- Твой папа сказал тебя разбудить, - ответил Ал, озарив комнату широкой улыбкой.
- С ума сойти. Я, наверное, сплю.
- Нас вообще-то в гости сегодня звали. Помнишь?
- Наверное, - улыбнулась она, - ну, раз так, то…
Она откинула одеяло и поднялась, будучи совершенно нагой. Александр сглотнул, кадык его поднялся и опустился. К подобным демонстрациям он был не готов. Сирены били в его голове тревогу. Повернувшись к Алу спиной, Карп залезла на половину в шкаф в поисках одежды и, не обращая на пожирающего её спину, зад и ноги Александра, надела сначала красные трусики, потом короткую футболку с широким вырезом и припанкованную юбку с оборками и цепочками.
- Сейчас… погоди минутку, - попросила она Ала и вышла, оставив его в комнате одного.
Он неспешно прошёлся по комнате, посмотрел на поблёкшую фотографию на столе, где ещё маленькая русоволосая девочка обнимала улыбающуюся женщину и крепкого довольного мужчину. В мужчине он узнал отца Карпа, а в маленькой девочке уловил отдалённые черты нынешнего Карпа. Затем он посмотрел в окно, прошёл к шкафу, оглядел гору одежды, торчащей из его недр, затем аккуратно присел на краю постели. Не устоял и упал на кровать спиной, ощущая свежий запах постельного белья и едва уловимый аромат юной фурии.
Она открыла дверь, хитро улыбнулась и спросила:
- Успел все трусики перенюхать? Только не говори, что не пытался, не разочаровывай меня.
- Все не успел, - нашёлся и пошутил Ал.
- Сейчас схвачу перекус и… можем ехать, - довольное лицо её светилось авантюризмом.
Александр спустился и вышел из ангара вместе с ней. Он вежливо попрощался с её отцом и, посадив Карпа на байк, умчал её по дороге к коммуне анархистов.
Гордого искать не пришлось, он болтался возле главного входа, в небольшом загончике кормил кур и дурачился, схватил одну пеструшку, сел на корточки с ней и стал гладить, как кота.
- Хочешь погладить? - спросил он Карпа, когда они с Алом подошли.
- Конечно, - Карп протянула руки к испуганной несушке и осторожно коснулась её чудных перьев, таких приятных на ощупь. - Здорово.
Гордый выпустил курицу обратно в загончик, прикрыл дверцу и повёл ребят на свой любимый балкон, находящийся под самой крышей. В этот раз они поднимались вверх по неработающим эскалаторам, проходя мимо когда-то давно действующих и пестрящих товарами бутиков, мимо стеклянных дверей, мимо потухших неоновых реклам, мимо засохших в кадках пальм. Им попадались по пути жители коммуны. Маленький узкоглазый карапуз с пухлыми щеками волочил за собой скрипучую железную машинку на верёвке. Увидев Гордого, он вдруг бросил её, подбежал к нему и обнял его за ногу, не желая отпускать. Анархист присел рядом с ним на корточки и сказал ему что-то на ухо. Алу и Карпу так и не удалось расслышать, что именно, но малыш завизжал от радости и побежал куда-то. Внизу на первом этаже у эскалатора что-то никак не могла поделить молодая пара. Голоса их летели, как мяч для гольфа и, попадая в стеклянные двери, грозились разбить их. Карп впервые была в анархической коммуне. Раньше она предполагала, что коммуна состоит из молодых неформалов и чокнутых идеологов, но оказалось, что здесь живут и дети, и старики, и вечно ругающиеся пары, и беременные женщины.
Когда же они, наконец, добрались до верхнего этажа и вышли под покатую стеклянную крышу, Карпу и Алу открылся прекрасный вид с высоты бетонной платформы. Фрагмент стены обвалился, предоставив возможность сидеть и любоваться пейзажем в любую погоду и в любое время суток. Сама же бетонная платформа обросла мхом и прочей растительностью, из неё густо полезла трава, и даже пустило корни молодое деревце. В центре платформы стоял ободранный диван, а вдоль уцелевшей стены громоздились ящики с подросшей коноплёй. Карп огляделась и стала кружиться, когда же и голова её закружилась, она плюхнулась на диван. Тут же рядом с ней упал на диван и Ал, радостно смеясь. Гордый присоединился последним и предложил Карпу сигарету. Вначале Карп хотела отказаться, памятуя, что он курит нечто совсем иное, но Гордый сказал:
- Сигарета, Карп, это обычная сигарета.
- Тогда супер! - обрадовалась она и сунула сигарету в рот, прикурив из рук Гордого.
- Компота хотите?
- Давай, - ответила за Ала Карп, зная, что тот из скромности промолчит.
Анархист поднялся с дивана и ушёл в неизвестном направлении. Александр решил воспользоваться моментом тет-а-тета и показать Карпу свои рисунки. Он достал планшет из небольшого рюкзака, который успел бросить за диван, и сел рядом с ней.
- Листай, - предложил ей Ал, довольно глядя, как она водит пальцем по тонкому прозрачному планшету и отпускает комплименты и восхищенные комментарии по поводу его рисунков.
Карп увлечённо разглядывала живописную линию на набросках и даже не заметила, как появился дородный бородатый мужчина с лейкой. Он, не обращая на них внимания, прошёл к ящикам с коноплёй и щедро полил растения из лейки. Затем он поставил раскладной стульчик и сел, наслаждаясь картинным пейзажем. Вскоре к нему пришёл упитанный белый кот со смешными круглыми чёрными пятнами на спине, муркнув, он прыгнул Дядьке на колени и громко заурчал, так, что даже Ал расслышал его ритмичное фырчание.
- Здравствуйте! - выкрикнула Карп, когда отвлеклась от рисунков Александра.
Дядька повернул голову и приветливо ответил:
- Добрый день, молодые люди. Вы - друзья Гордого, полагаю?
- Да, - выпалила Карп, - а вы кто?
- Я? - рассмеялся он. - Я Дядька.
- А я Карп, а это Ал.
- Отлично, - подытожил Дядька. - Я рад, что у него появились друзья. - Он снова уставился на пейзаж, прикрыл глаза, подставив лицо солнцу, и стал наглаживать щурящегося кота.
Позже появился какой-то небритый татуированный мужик с волнистыми волосами до плеч, он бросил колючий взгляд на ребят и что-то тихо спросил у Дядьки, тот ответил, и неприятный тип с орлиным носом ушёл.
Балкон наполняло неведомое Александру чувство умиротворения и некоторого единения людей и природы. Карп с удовольствием пересмотрела все рисунки Ала снова. И, наконец-то, появился Гордый с кувшином компота.
- Из сухофруктов, с осени высушенных, - разъяснил он, - сегодня утром сварили. Как раз остыть успел, - и анархист всучил железные кружки ребятам в руки.
Александр не слишком спешил дегустировать внегородскую еду. Он побаивался, но, видя, как смело Карп налила себе компот, тоже решился попробовать. Гордый плюхнулся на диван рядом и залпом осушил свою кружку, с треском поставив её на бетонный пол.
- Вкусный, - растянулась в улыбке Карп.
- Да. Освежает неплохо, - согласился Ал.
- Гордый? - неожиданно позвал Дядька со своего раскладного стула. - Я не хотел бы портить ваше общение… Но должен сообщить тебе, что Наёмник приходил.
Гордый моментально напрягся как струна и изменился в лице. Только что он был расслаблен и умиротворён, подметила Карп, но услышав новость, подскочил как ошпаренный, двинув желваками на лице, и спросил Дядьку резким голосом:
- Куда он ушёл?
- Куда-куда? Как всегда… - Дядька был само спокойствие, даже ритм в поглаживаниях не изменил. Кот балдел и фырчал.
Ничего не сказав, Гордый быстро ушёл, заставив ребят переглянуться. Карп не любила неясности ни в чём и, видя в Дядьке «отличного мужика», громко спросила:
- Чё Гордый так взвинтился-то? - лицо её всё ещё хранило недовольство, из-за того, что предмет её обожания унёсся в неизвестном направлении, не сказав ни слова. - А кто этот Наёмник-то?
- Ну, как кто? - хохотнул Дядька так, что живот сотрясся, а кот на его коленях насторожился. - Мужик его. Трахается он с ним.
Дядька сказал это с такой лёгкостью, как будто это казалось ему заурядным явлением, но у Карпа и Александра всё перевернулось внутри. Карп застыла с недопитым компотом в руках и выронила одно лишь слово:
- Охуеть, - она запнулась и отпила ещё компота. Налила из кувшина ещё, ощущая, что он волшебно тушит пожар в её голове. - А он вернётся вообще? - с надеждой спросила она, обращаясь к Дядьке.
- А я почём знаю, - снова рассмеялся он. - Да вы отдыхайте, глядите-ка какой вид чудесный! - Дядька был спокоен как скала, благодушен как какой-нибудь тибетский монах.
Карп замолчала и продолжала пить свой компот, желая, чтобы тот не кончался так быстро. Александр же молчал не от спокойствия, отнюдь, внутри него метались в разные стороны смешанные чувства. С одной стороны, он мог не опасаться, что у Карпа случится роман с Гордым, с другой стороны, новость его шокировала, несмотря на всю свою годами тренированную лояльность и толерантное воспитание. Он никак не мог преодолеть стереотип, что все гомосексуалисты похожи на жеманных женщин, манерно говорят и любят бабские побрякушки, поэтому их можно точно вычислить на расстоянии. В дерзком и грубом неформале он не мог заметить гомосексуалиста. Возможно, Гордый бисексуал, но сам факт, что он спит с брутальным мужиком, похожим скорее на какого-нибудь Арагорна из вселенной мэтра Толкиена, которым он, к слову, зачитывался, стало для Ала шоком. Ему словно вмазали в морду, контузили, вжарили хорошим зарядом из электрошокера. Александр решил унять эмоции и посмотреть на это с другой стороны. Ведь он отлично ладил с анархистом до этой новости, и Гордый такой же человек, как и он сам, и у него точно такое же право любить, какое есть у каждого. В конце концов, это его личный выбор - подвёл итог Ал. И из-за того, что Гордый любит человека своего пола, он не будет относится к приятелю иначе. В топку дурацкие стереотипы, они не разрушат зарождающуюся дружбу. У каждого - своя мечта…

========== Альфабит. Н ==========

Наёмник сидел на пружинном матраце, когда в помещение вошёл его обладатель. Гордый прикрыл увешанную плакатами дверь и, прислонившись спиной к её поверхности, встал, глядя из-под спадающих на лицо дредов, на Наёмника. В комнате работал виниловый проигрыватель. Крутилась unplugged’товая пластинка группы KISS, негромко играла музыка, KISS как назло пели о рок-н-ролле всю ночь и вечеринках каждый день.
- Как издеваются, а? - прочёл мысли Гордого Наёмник.
- Почему так долго? - резко спросил анархист.
- Ты о моём отсутствии? - понял Наёмник и пальцами коснулся небритых щёк на лице, проведя к подбородку. - У меня возникли проблемы. Эти уроды оказались неплохо вооружены, и мне пришлось долго выслеживать их. Я задолбался гоняться за ними. Они прилично утомили меня и доставили немало сложностей.
- Ты разобрался с ними? - спросил Гордый, не приближаясь, глядя из-под насупленных бровей.
- А ты как думаешь? - улыбнулся убийца, и уже нельзя было точно сказать, кто из них двоих перенял эту странную жутковатую ухмылку. - Я даже разжился патронами.
- Недурно, - Гордый, наконец, отошёл от двери, прошёл к вертушке и сменил пластинку, не желая больше слушать о бесконечном «празднике жизни».
- Слышал новости?
- О чём?
- Ну, конечно, откуда бы ты услышал? - смекнул убийца, потерев горбинку на носу. - Вояки мобилизуются. Последние корабли готовы стартануть в космос. Они валят. По мне, так скорее бы уже, - он с отвращением поморщился и мотнул патлатой головой. - Ты смекаешь?
- Мы, наконец-то, останемся здесь единственными людьми. Нам больше не нужно будет прятаться, как крысам. Мы сможем жить по своим законам. Нам бы успеть изловить дронов-врачей, пока они всех не вывезли. Вот это было бы просто здорово! - воодушевился Гордый, но ближе к Наёмнику пока не подходил.
- Только представь, - провёл перед собой татуированной рукой убийца, словно рисуя картину. - Мы будем у истока новой эры, мы… как зарождающаяся цивилизация… Меня будоражит. А тебя нет? - усмехнулся он.
Гордый таинственно улыбнулся одними лишь тонкими губами.
- Иди сюда, - настойчиво попросил Наёмник, сидя по-царски на постаменте с матрацем.
Гордый неспешно подошёл к нему вплотную так, что пупок его оказался на одном уровне с глазами убийцы. Наёмник сильными руками взял Гордого на узкие ягодицы и прислонился лицом к его животу.
- Я… скучал, - низко прошептал убийца и, нежно приподняв край драной майки Гордого, стал несмело целовать его плоский живот. Гордый впился тонкими цепкими пальцами в шевелюру убийцы и прикрыл глаза, чувствуя настойчивые шевеления внизу живота.
Явственно ощущая отчётливый трепет в теле анархиста, убийца сильнее притянул его к себе и намеренно уронил парня на матрац. Он пылко стянул с себя засаленную футболку, скомкал её, небрежно бросив прочь и оголив мускулистый торс с татуировками и шрамами. Гордый забрался на Наёмника сверху, последовав примеру того - скинул майку и приник к нему, ощущая своей кожей его. Он немного покусал ухо, шею, подбородок Наёмника и, прерывисто дыша от нарастающего возбуждения, коснулся губами губ убийцы. Колючая щетина покалывала кожу анархиста. Наёмник повалил Гордого на спину и, спуская свои поцелуи всё ниже и ниже, добрался до молнии на узких джинсах анархиста, выпустил на свободу его напрягшийся член и сомкнул на нём губы.
- Ммм… - тонким голосом простонал Гордый, вцепившись длинными пальцами в покрывало на матраце. Наёмник «убивал» его целенаправленно, отлично зная слабые точки. И даже если бы он не слишком старался и был не слишком трепетен с ним, Гордый всё равно бы быстро кончил. И пока анархист содрогался в катарсистических судорогах, убийца не отрывался. Лишь когда Гордый расслабился, Наёмник с ухмылкой сказал:
- Ты как обычно скор.
Гордый приподнялся на локте и призывно повернулся на бок.
- Я постараюсь недолго тебя мучить, - добавил убийца, подбираясь к Гордому и прижимаясь к его обнажённой спине и тылу.
Он ставил засосы на шее парня, щекоча прядями волос его худые плечи и прижимаясь своей плотью к его тёплой коже. Убийца с ненавистью стащил с Гордого неподдающиеся джинсы. Лишь в такие моменты анархист выглядел беззащитным, он перевернулся на живот. И пока убийца подготавливал почву для "военного" вторжения, Гордый, опустив голову, отдавался его воле. Рот Гордого был приоткрыт, веки полузакрыты, а цепь с замком на тонкой шее всякий раз больно ударялась о выпирающие ключицы, напоминая, что он связан с убийцей, и связь эта сильнее держит, чем какие-нибудь цепи и замки. Так, анархист временно терял себя гордого, а наёмник делал то, что умел лучше всего в этой жизни - убивал гордость.

========== Альфабит. О ==========

Одиночество пугало Карпа так же, как пугало оно Баронессу. Карп боялась остаться одна, повторяя судьбу «матери», она хотела быть любимой и не собиралась гоняться за призрачными возможностями. Как только Дядька сообщил о подробностях личной жизни анархиста, Карп тут же перевела свой тумблер из режима «влюблена» в новую фазу. Её порадовало, что она узнала это раньше, чем решилась первой проявить инициативу в сексуальных поползновениях к нему. «Вот был бы конфуз!» - подумала она и посмотрела на Александра. Вот он уж точно являлся любителем сисек, если брать в расчёт его рисунки, сомнений в его гетеросексуальности не возникало. И Карп направила свои флюиды на соблазнение неопытного Ала, который находился в зоне доступа. Она болтала с ним, не брезговала намёками и лёгкими прикосновениями, незаметными и случайными контактами сквозь одежду.
Гордый же появился не ранее чем через час после своего молниеносного исчезновения. Вид его был более помятый чем обычно, но в походке угадывались чувственная раскрепощенность и довольство.
- Ушёл не по-английски, - съязвила Карп, когда он подошёл и закрыл собой вид с балкона, - ну и как? То, что мы тут торчали, дожидаясь тебя, не зная, вернёшься ты или нет, оно того стоило хотя бы?
- Что? - недоумевая, пробурчал Гордый.
- Ой, не надо только строить тут целку, - грубила Карп. - По тебе видно, что ты трахался, дорогой! - и она взмахнула кистью руки. - От тебя прямо-таки несёт сексом, а я в таких вещах разбираюсь, - Карпа понесло, как это частенько бывало, когда она раздражалась. - Если мы друзья, не надо держать нас за дураков, - она ткнула Ала локтем в бок, чтобы тот поддержал её. 
Ал лишь кивнул. Гордый сел на диван рядом с Карпом. Она протянула свои руки к шее анархиста и, смеясь, заорала:
- Я бы придушила тебя!
Гордый попытался уйти от её тянущихся пальцев и, увёртываясь, придал древнему дивану движения, тот качнулся и завалился назад. Трое лежали кверху ногами и, после секундного недоумения, закатились бурным хохотом.
- Так тоже неплохой вид, - подметил Ал, глядя в небо сквозь покатую стеклянную крышу.
Они так и лежали вверх ногами, не шевелясь. Начинался дождь. Долгожданный очистительный дождь. Капли падали на стекло, упруго пружинили и стекали по наклонной тонкими струйками. Дождь усиливался, превращаясь в ливень. Капли тарабанили по стеклу, а стена воды обрушивалась вниз, попадая на балкон.
- Круто! - выкрикнула лёжа Карп. - Господи, ну, как круто же!
- Это лучшая весна в моей жизни, - признался Ал.
Он смотрел на стекло крыши, видя, как его заливает вода, и попытался представить себя рыбой в аквариуме.
Небо навалилось на крышу серыми тучами, а они продолжали лежать на опрокинутом диване и молчали. Первой безмолвие нарушила Карп:
- Я слышала такое мнение, что те, с кем комфортно помолчать, гораздо ценнее тех, с кем приятно общаться.
- Но это не о тебе, - съязвил Гордый.
- Да уж, - рассмеялся Ал.
- Ну, давайте, критикуйте меня! Критикуйте, вам же больше не о чем говорить! - хохотала она, споря с ливнем, пытаясь перекричать шум дождя.
Ливень не желал прекращаться, но всё-таки медленно затихал. Настал момент, когда небо просветлело, и лишь редкие капли со звоном срывались с балок и шмякались на бетонный балкон.
- Поднимите меня, - потребовала Карп, вытянув руку, когда увидела, что Гордый решил сменить своё горизонтальное положение на вертикальное. Александр последовал его примеру и помог Карпу подняться. Она, разумеется, не преминула сверкнуть красными трусами и постараться, чтобы этот флаг свободы и похоти непременно увидел Ал. Карп оправила оборки на юбке и, ткнув острым пальцем в рёбра Гордого, заявила:
- Больше не смей так делать. Если ты с нами, значит, с нами.
- У меня есть свои приоритеты, - не сдавался Гордый.
- Пиздюк ты приоритетный.
- В тебе сейчас говорит собственнический инстинкт, - добавил Ал.
- Вы все сговорились, - фыркнула она.
- Ну, мы поедем, наверное, - добавил Ал. - Дождь кончился, да и…
Гордый проводил их к главному входу, где под крышей рядом с сооружённым курятником Ал оставил свой электробайк.
- Увидимся, - задумчиво произнёс Гордый и вернулся восвояси.
Александр неожиданно для себя решительно взял Карпа за руку и помог ей усесться на байк. Возможно, сегодняшнее раскрытие секрета анархиста придало Александру сил и уверенности. Он отвёз её к дому-ангару, наслаждаясь поездкой, влажным свежим послегрозовым воздухом и тёплыми руками Карпа, обхватившими его. Карп поёжилась от прохладного воздуха и слезла с байка.
- Может, зайдёшь? - робко спросила она Ала. - Папа скорее всего у приятеля выпивает. Выходной всё-таки.
Александр почувствовал, как кровь прилила к лицу и ещё одному органу лишь при мысли о том, что он остаётся с ней наедине. Он не мог не согласиться. Карп нагнулась, встав в интересную позу, и выудила откуда-то ключи от замков, навешанных на спущенную дверь.
- Вот какой год на дворе, а папа до сих пор пользуется антикварными приспособлениями, - хихикнула она, отпирая многочисленные замки.
Ничего не ожидая и ожидая одновременно, Александр снова взял Карпа за тёплую ладонь и прошёл за ней в стены тёмного ангара. Он подстраховывал её снизу, следуя за ней вверх по лестнице. Она ввела его в свою комнату и задвинула щеколду. Две фигуры терялись в вечернем свете. Белая комната посерела, как грозовая туча, окуталась ватным влажным воздухом, который хотелось осязать, и Александр осторожно, будто боясь спугнуть девушку, как птицу, протянул ладонь к её груди. Карп мысленно напомнила себе, что шутить и распускать болтливый язык с ним не стоит, он того и гляди, сам встрепенётся пугливой птицей и, вспорхнув, улетит прочь. Она оглядела его робкую фигуру и вдумчивое лицо, боясь нарушить тонкий романтизм, который он испускал облаком вокруг себя. Ведь с ней так давно не случалось ничего робкого, ненавязчивого, стеснительного, романтичного, в конце концов. Она бы могла влюбиться в него… Возможно, глубокая любовь, особенная… зародилась бы в ней, но пока она чувствовала к нему скорее уважение и странного рода жалость. Он не был жалким, отнюдь, но скромность и не осквернённая романтичность заставила Карпа пожалеть саму себя. Пожалеть, потому что она не испытывала трепета к любви, не роптала, не краснела и не стыдилась себя. И таинство этого момента неожиданно сконфузило её и она, сама того не ожидая, повела себя, как скромная девушка. Она не бросилась раздевать его, не стала с яростью пропихивать свой язык в его рот, она лишь легонько поддалась вперёд и стала гладить короткий ежик волос на его затылке, откинув голову, подставляя шею для его застенчивых поцелуев. Они плавно придвинулись к кровати и также плавно опустились на неё, продолжая целоваться как школьники. И она уплывала куда-то, как во сне, а он становился смелее, порывистей, но не утрачивал внимательную нежность, следя за её реакциями. Он лишь следовал слепому инстинкту - трогал её, целовал, гладил так, как гладил бы себя. Прикосновения его были лёгкими, как скользящий бархат. И Карп лишь направляла его в нужные минуты.
Ко всему прочему, он оказался логиком, планирующим некоторые мелочи, и Карпу было неимоверно комфортно с ним. Она доверяла ему и с удовольствием лишала его девственности так, что ей и самой показалось, будто она лишается девственности вместе с ним. Процесс был чувственным, отчасти стыдливым, вкрадчивым и внимательным. Результат же был незапоминающимся, коротким и смазанным, но для Карпа, пожалуй, процесс был важнее самого финала. И… это даже стало чем-то новым для неё.
Карп поглаживала короткие волосы Александра, видя себя и матерью, и любовницей в одном сосуде. Ал казался слишком молодым, слишком наивным, слишком ребёнком. Ей отчего-то снова стало жаль и себя, и его.
Она проводила Ала, пока отец не вернулся, когда начало темнеть, и коротко поцеловала в щёку, но он перехватил её губы, не желая выпускать и оставлять её одну. Ему так не хотелось уезжать…

========== Альфабит. П ==========

- Проститутка, - выругалась сама на себя Карп. 
Сегодня она проснулась и как будто протрезвела. Она не жалела о вечере, проведённом с Алом, но была недовольна собой, своей небезупречностью. Как могла она ещё утром вожделеть тело Гордого, а вечером переспать с другим и… перевлюбиться? Как вообще такое возможно и не скотство ли это? Ответить самой себе на эти вопросы она не могла, поэтому, глотнув крепкий искусственный кофе, она опрометью бросилась к Виктору, веря, что уж «мать»-то расставит всё на свои места.
Баронесса отдыхала в кресле, в котором не так давно спал Гордый, и сосредоточенно читала книгу, когда в мирный склепик её влетела обезумевшая Карп. Она, не разуваясь, пронеслась на середину комнаты и выпалила:
- Я переспала с сыном военного из городка, а Гордый трахается с наёмным убийцей.
Виктор выронил книгу, поднял брови домиком, поднял книгу обратно и, не вставая, попросил Карпа:
- Сядь-ка, милая…
Карп села. Когда Карпа охватывала истерика, Виктор прекрасно справлялся с собой и демонстрировал холодную уверенность и прагматизм.
- Я советовал тебе НИ-КОГ-ДА, - он намеренно произнёс по слогам, - не связываться с военными! Я говорил?! - негодовал он.
- Говорил.
- И почему же я говорил так?! - поднялся он из кресла и возвысил строгий голос, по-матерински отчитывая нерадивую дщерь.
- Потому что они всегда улетают, - как ученица ответила Карп.
- Да, блядь! Они улетают, знаешь ли! Им совершенно нельзя доверять. Это всё равно, что надрезать себе вены и броситься в бассейн с акулами! - пролаял Виктор, выдохнул и сел обратно в кресло. 
Лицо его снова стало радушным, уголки губ поползли вверх, и он с интересом спросил:
- Что там на счёт Гордого? Я не расслышал.
- Гордый педик! - выплюнула Карп.
- Аахахахахахах! - расхохотался Виктор, не в силах сдержать приступ смеха, завалился в кресло. - Я знал! Я интуитивно знал! - продолжал смеяться он. - Иначе почему именно слово «брат»? Почему брат?! - задыхался от смеха он. - Красавец. И кто же его большая любовь? Есть такой?
- Есть, - зло смотрела Карп на Виктора. - Его трахает наёмный убийца с хаером до плеч и татуировками на всё тело.
- Как я рад за него! - хлопнув в ладоши, восхищённо сказал Виктор. - Это просто чудесно, любовь ещё не покинула этот мир. Есть надежда. Есть надежда! - выкрикнул он в окно, чтобы слышали все, весть о существовании любви должна была пронестись над миром.
- Ты сволочь, Виктор.
- То обстоятельство, что я сволочь, еще ничего не значит!!! - взвился Виктор. - Видишь ли, милая моя, природа такова, что пока педерасты трахаются, гетерасты ищут женщину. Шерше ля фам! Слышала о таком? - саркастично спросил Виктор, подавшись вперёд, словно желал, чтобы Карп лучше его слышала.
- И что? Зачем искать, если вот она я! Здесь - никуда и ходить не надо! - негодовала Карп.
- Они ищут, - вкрадчиво произнёс Виктор, - а ты очередная не та? Но нет, милая, это просто ты не там ищешь. Твоя проблема в том, что ты ищешь среди притягательных гомосексуалистов и тупых вояк. Ты избрала неправильный вектор поиска. Посмотри вокруг, - Виктор описал тонкой рукой полукруг вокруг себя, - что ты видишь? Педиков и вояк? Нет, милая моя, и мне странно, что ты такая невнимательная, беспредельно ненаблюдательная, - отчитывал её Виктор, как настоящая мать. - В коммунах рождаются дети, молодая поросль детей уже подрастает. И живучие поселенцы усердно делают новое поколение прямо сейчас! - он поднял палец почти перед носом Карпа. - Они будут реанимировать этот ебучий мир из руин, пока ты ищёшь парня своей мечты среди умных педиков и вояк, улетающих к Марсу, к этому грёбаному Марсу.
Виктор неожиданно вскочил и заорал в окно:
- Уносите свои жопы подальше от Земли, пока я не подговорил голубей выколоть вам глаза и нагадить в ваши вшивые душонки!!!
Карп вдруг совершенно скуксилась и разрыдалась.
- Я такая дура. Мне просто не везёт, мне просто не везёт, Виктор! - заплакала она и потянулась к Баронессе. 
Та по-матерински обняла её и стала гладить рукой по розовым волосам.
- Прости меня за грубость, милая, но я и вправду не верю этим… сыновьям из военных городков. Жизнь она… такая стерва… наждачной бумагой стирает улыбки... Запомни, милая, чем больше ты разбираешься в людях, тем больше мечтаешь ошибиться...
В маленькой квартирке Карп продолжала всхлипывать, пряча слёзы в коленях Баронессы, а в остальном многоэтажном жилом комплексе стояла оглушительная тишина…

========== Альфабит. Р ==========

Неподдельная радость окутывала его. Александр сидел в колледже над лабораторной работой. Напарник высчитывал, а Александр смотрел в окно. Вид открывался наискучнейший. Он бы никогда не сравнился с видом с балкона в коммуне Гордого. Блёклый, серый мир его окружающий слишком сильно контрастировал с розовыми волосами единственной оставшейся на Земле красивой девушки. Если раньше Александр мог в скуке проводить день ото дня, посредственно общаясь с сокурсниками, посредственно общаясь даже с собственным отцом и матерью, то теперь, когда он видел незакомплексованных, откровенных и естественных людей из заброшенного мира, о котором рассказывали исключительно поучительные и опасные истории, он уже не мог наслаждать своей комфортной искусственностью. Люди не просто жили там, за чертой, в этом некомфортабельном мире, они умудрялись быть честными с самими собой, не бояться осуждения, не бояться любить. Это потрясло Александра. Сам он понимал, что далёк от них, но ему так хотелось прикоснуться хотя бы кончиком пальца к подобной жизни - настоящей, откровенной, пронзительной…
Он старался не задумываться о том, что его ждёт в дальнейшем. Планы были туманны, однако, уже определены. Будущее настигло его неожиданно, когда в колледже объявили массовый сбор в актовом зале. Перешёптываясь между собой, а некоторые и посмеиваясь, студенты лениво поплелись на собрание. На подиум забрался человек из руководства, заученно улыбнулся неестественной улыбкой, поправил лацкан униформы и заговорил, а голос его усиливался и разносился по залу встроенными динамиками.
- Рад сообщить вам грандиозную новость. Мы все очень ждали этого момента. Некоторые ждали годами, целое поколение успело вырасти в нашем городе, вы наше будущее, и ваша подготовка почти окончена. Я не знаю, что больше обрадует вас - то, что экзамены переносятся на неопределённый срок или то, что мы, наконец-то улетаем домой?
По залу прокатился гул. Шёпот догадок, непонимания, радостный всплеск голосов тех, до кого, наконец, дошло.
- Итак, официально заявляю вам, что последние ракеты готовы, чтобы взмыть в атмосферу и преодолеть расстояние до колонии «АЛЬФА». Там, пройдя карантин, вы сможете присоединиться к жителям, либо лететь дальше… в другие колонии, - он предупредительно поднял руку: - Я знаю, что у многих семьи живут в далёких колониях. Вы сможете отправиться в любую из них в кораблях, вылет которых назначен по расписанию. Таким образом, какое-то время вам придётся прожить в колонии «АЛЬФА». Сейчас у вас неделя на подготовку и сборы. Мы и так слишком припозднились. Нас ждут наши родственники в колониях, нас ждёт новая жизнь. В нас нуждаются.
Кто-то начал хлопать, и хлопки волной прокатились по залу, никак не стихая, мешая оратору говорить.
- Все… - он повысил голос, убеждаясь, что его услышали и затихли, - все мы очень рады и одновременно взволнованы. Сегодня вы доучиваетесь, а с завтрашнего дня проходите короткую подготовку к полёту и ознакамливаетесь по новой с давно вами заученными правилами безопасности. Ну, что ж… Хорошего вам дня и… встретимся на взлётной площадке, - улыбнулся он и покинул зал.
Юноши вокруг Александра ликовали, кто-то возбуждённо обсуждал предстоящий полёт, девчонки роняли испуганные слёзы счастья, но Александр не мог двинуться. Шок от новости, застигнувшей его врасплох, парализовал конечности и, кажется, остановил сердечную мышцу. Он не мог себе представить, что это случится сейчас. Почему именно сейчас, когда он только успел вдохнуть свободу, подружиться, влюбиться? Почему так скоро? Отчего нужно было так долго ждать в одиночестве, чтобы вот так, лишь почувствовав себя кем-то, сразу улететь прочь? Александр заметил, что испытывает ненависть к тем, кто всё это придумал. Он ещё никогда в жизни не испытывал ненависть к людям. Не подлость ли это - так долго не видеть отца, потерять истинную глубокую связь с ним? Не подлость ли это - бросить их с матерью здесь? Не подлость ли - влюбиться в потрясающую девушку, которая останется здесь навсегда? Не подлость ли - сама жизнь?
Радость от первой проникновенной ночи любви испорчена. Она омрачена, стала, как искусственный сыр, похожий по вкусу на парафин. Она больше не вызывала радость, превратившись в горечь, в издевательство, в надругательство над его чувствами и его жизнью.
Когда первая волна ненависти на мир сошла, подкатила вторая, и Александр уже ненавидел себя за то, что вообще вышел из города, что решил посмотреть на настоящий мир, что влез во всё в это по уши, что влюбился. По сердцу разливался смертельный холод, гнилостная ненависть и ядовитая обида. Радость умерла…

========== Альфабит. С ==========

Сообщение о скорой эвакуации всех оставшихся на Земле законопослушных жителей пронеслась по всем настроенным на одну волну радиоприёмникам, достигла слуха анархических коммун, напугала одиноких поселенцев заброшенных городов. Новость эта передавалась из уст в уста, она накрывала Землю подобно атомному взрыву, она распространялась по поверхности, как последствия применения биологического оружия, проникая в каждую дверь, в каждый дом, она растекалась как нефтяное пятно из танкера, она взрывалась и разлеталась осколками как во время бомбардировки, разрушая привычный и размеренный образ жизни людей из полупустующих селений, тех, кого правительство объявило вне закона.
Карп красила ногти на руках розовым лаком, сидя в лёгком сарафанчике на железной лестнице. Ветер раскинул ей волосы по плечам, а внизу на площадке возле гаража, два отцовских приятеля, живущие с семьями неподалёку, которые частенько приходили к нему перекинуться в преферанс, играли сейчас в «очко», пока Донни затачивал какую-то деталь. Приёмник как обычно воспроизводил песни и музыкальные композиции всех предыдущих веков, которые в произвольном порядке отбирал компьютер, посылая в радиоприёмники. Неожиданно музыка прервалась, и поступило сообщение:
— Внимание! Обращение для всех жителей Земли. Извещаем, что последние космические корабли отправляются на этой неделе. Все приготовления проведены. Все законопослушные граждане городов должны явиться в пункты выдачи билетов по месту жительства, где должны будут ознакомиться с техникой безопасности во время полёта и пройти обязательное обследование медицинскими дронами.
Сообщение зациклилось и повторилось ещё два раза, а затем снова заиграла музыка. Над гаражом повисла тишина, Карп ошарашенно застыла с лаковым аппликатором в руках. Тишину решительно нарушил один из волосатых приятелей отца:
— Чего зависли? Нас это не касается. Мы НЕ законопослушные. Ещё чего не хватало, чтобы я по их законам жил — наружу не выходил, боялся воздухом дышать. Ты, — он указал на отца Карпа. — Ты помнишь, как всем под страхом смерти запрещали выходить? Я тогда сразу сказал, что жить в их пластиковом контейнере не буду, лучше сдохну. Ничо, не сдох же, и пупырями пока не покрылся, уже двадцать лет так живу, только жировых складок больше наросло, и рожа краснее стала.
— Краснее она стала от того, что ты закладывать горазд, — рассмеялся второй и бросил карты на стол. — Очко! Я выиграл. С тебя самогон.
Отец Карпа как-то ссутулился и нахмурил брови, положив деталь на станок.
— Не знаю… — пробурчал он.
— А что… ты бы хотел дочуру отправить в их космические лаборатории? — иронизировал волосатый.
— Чтобы обеспечить её будущим… — начал было отец.
— А здесь будущего нет? — с нажимом спросил красномордый. — У меня вон трое внуков, что скажешь, у них будущее есть? Только попробуй предположить, что его нет, а? Ей Богу, Донни, дам тебе в морду по старой дружбе!
Карп слушала их разговор и думала об Але. «Прав… Эх, прав был Виктор. Больше Александр не придёт», — решила она.

***
Сообщение трижды повторялось каждый час на одной единственной волне. Баронесса, Гордый и бородатый сосед, живущий двумя этажами ниже Баронессы и стоически сносивший все её выходки, расположились возле подъезда многоквартирного дома. Виктор был сегодня в мужском обличии и сидел на пыльной ступеньке рядом с Гордым, который безмятежно покуривал травку. Сосед пристроился в скрипучем кресле-качалке и орудовал спицами. Играла музыка. Бешено резвясь, из радиоприёмника, вылетал фокстрот.
— Подай-ка клубок, — попросил сосед, указывая на картонную коробку с шерстяными нитками.
— Какой? — спросил Виктор.
— Да вон синенький, ага…
Виктор протянул руку к клубку и бросил его соседу. Тот ловко поймал и, помусолив палец, потянул за нить.
— Вот свяжу себе свитер, потом свяжу тебе шарф, ты вечно кашляешь, когда сыро… Слушать страшно.
— Астма… — пояснил Виктор.
— Да знаю я про твою астму, а куришь как… этот… паровоз.
— Надо уже самому начинать табак выращивать, — проговорил Виктор. — Это невозможно уже.
— Хе, — крякнул сосед, орудуя спицами, — я вон давно смекнул, что зимой дубу дашь без шмоток нормальных, натуральных. Вон — по крупицам насобирал, рухлядь всякую распустил. Вязать научился по бабкиным пособиям. Жизнь она… и не тому научит. Слышал, будто в коммуне анархической в километрах ста отсюда, — он глянул на Гордого, — бараны плодятся, шерсть бы с них. Хорошо было б, — делился мыслями сосед.
Фокстрот отыграл, и вдруг музыка остановилась, дав дорогу неотложному сообщению. Все притихли и прослушали информацию о скорейшей эвакуации населения и отлёте кораблей.
— Окружающая действительность, бойся! — закричал Виктор. — Мрази улетают! Они ещё напердят нам напоследок, загадив последний чистый воздух!
Сообщение пошло на второй круг, Гордый подскочил, не выпуская самокрутку изо рта, и с силой ударил носком ботинка по радиоприёмнику. Тот взвился в воздух, нудным голосом продолжая предупреждать всех законопослушных граждан, взлетел до максимальной точки, на какую был способен, и начал падать, рухнул в песок, крякнул и расколол корпус, подвякивая вывалившимся динамиком в песок.
А потом… заиграл вальс…

========== Альфабит. Т ==========

Тёмная ночь, карнизные мысли и окно тринадцатого этажа были как никогда соблазнительны… В ночь… Так хотелось уйти в ночь… Баронесса стояла посреди кухни, тонущей в серой субстанции и насыпала в сахарницу остатки свекольного сахара из пакета. Она смотрела в открытое окно и думала о том, что кроме неё никто не заполнит сахарницу. И она делала это, потому что в сахарнице, в этой чудесной антикварной сахарнице, доставшейся от прапрапрабабушки, было её предназначение. Баронессе казалось, что она была нужна, как какая-нибудь стиральная машинка. Её бы саму - выбросить бы на помойку! Ведь он… бросил её здесь, улетев покорять космос. Ах, зачем же он обрёк её на эту судьбу?! Зачем же он говорил о любви, если его жизнь предназначалась далёким мирам, и сердце его трепетало от пульсации звёзд? Он ведь и сейчас где-то там… за непостижимыми километрами черноты этого окна, а она здесь… наполняет сахарницу. И ВЕСЬ ЕЁ МИР умещается в одной единственной сахарнице!!! Баронесса почувствовала свою полную ничтожность, но выброситься в окно ей отчего-то было страшно. Она хотела бы умереть красивой, а не растечься кровавой лужей под собственными окнами и испортить вид, - в конце концов, сосед, живущий двумя этажами ниже, неплохой мужик и не заслужил такой участи - отчищать Баронессу от бетонного покрытия. Баронесса замерла с серебряной ложкой в руке и вдруг, неожиданно для себя, поняла, что планета обречена, раз её покидают проклятые вояки. И как же она раньше не догадалась? Мысли её судорожно кипятились. Она уже понимала, что назревает истерика:
- Я ебанулась. Я совсем охуела, - сказала она сахарнице. - Один Всемогущий, убереги же меня от этой тишины… Чёрт возьми, да у меня не депрессия, у меня ИСТЕРИКА! - закричала Баронесса.
Она бросила ложку на столешницу и кинулась к окну, высунулась из него в черноту и, раздирая лёгкие, заголосила:
- И да сдохнут натуралы! Да истлеют гетерасты! Да падет огонь небесный на их фаллические ракеты, да будут жёны их блядищами! - надрывался Виктор, изливая горючую обиду, разъедающую его сердце. - Да отвалятся их носы от космического сифилиса! И пусть резиновые утята наполняют до краёв ванну моего сознания, но я всё ещё в своём уме! И я прокрякаю вам Апокалипсис! НЕНАВИЖУ ЭТОТ МИР! - громче закричал Виктор. - БУДЬ ВСЁ ТРИЖДЫ ПРОКЛЯТО К ЧЁРТОВОЙ МАТЕРИ! ЭТА ПЛАНЕТА ПРОЕБАНА, ПОРА СВАЛИВАТЬ!!! - он зашёлся сардоническим смехом и отошёл от окна, продолжая сотрясаться судорогами истерического хохота. Он на ощупь добрёл до комнаты и в свете горящей свечи полез в шкаф. - Я НЕ ЖЕЛАЮ СУЩЕСТВОВАТЬ В ПЛОСКОСТИ ЭТОГО ПСЕВДО-СУЩЕСТВОВАНИЯ, - голосил он, игнорируя тот факт, что голос охрип от надрывного орания в ночное окно. - Я УСТАЛ БЫТЬ ДЕФЕКТИВНОЙ КУКЛОЙ! НА СВАЛКУ МЕНЯ, В ТОПКУ, В ПЕЧЬ, НА КОСТЕР!!! - Он достал белоснежные кружевные подштанники своей прапрапрабабушки, залез с ними на кровать и подвязал одну штанину вокруг железной люстры с канделябрами, вторую яростно обмотал вокруг шеи. - Ктулху, я иду к Тебе, - прошептал он, роняя слёзы. - Всё кончено. Занавес, - прошептал он и спрыгнул.
Кружевная материя затянула шею Виктора, он забулькал, задыхаясь, уши различили треск, который Виктор истрактовал как звук разрывающейся плоти. Он успел лишь подумать: «Зачем всё это?», когда подштанники окончательно разорвались, и Виктор с грохотом упал на паркетный пол и ударился сутулой спиной о край кровати. Он закашлялся, раздирая пальцами ветхую ткань на шее, оставшуюся от подштанников, которые он так бережно хранил все эти годы. Он высвободился и отбросил ветошь в сторону.
- Я жалок, - процедил он не своим голосом. - Прости меня бабуля, я испортил твои реликтовые панталоны. Я как всегда всё испортил, дорогая. Но обещаю, я… исправлюсь, я обязательно всё исправлю. Всё, что не убивает нас - делает большую ошибку…

========== Альфабит. У ==========

- Устроим себе выходной, - прошептал убийца, коснувшись губами мочки уха Гордого.
Гордый улыбнулся, повернувшись в объятиях Наёмника и брыкнул ногой одеяло. Жарко.
- По случаю массовой эвакуации… устроим, - согласился Гордый.
Песчаный карьер находился в тридцати километрах от анархической коммуны. За несколько десятилетий он заполнился водой. Образовалось озеро, там даже водилась рыба и встречались безумной красоты огромные жабы. Они были изумрудные с круглыми жемчужинами, у некоторых на спине красовались алые бусины. В дождливые дни жабы усеивали подходы к воде, сидели на проржавелых трубах в камышах, издавали громкие утробные звуки и раздували пузыри. Они блестели как лакированные, и Гордому всякий раз хотелось потрогать одну из них. Он тщетно пытался поймать их - массивные жабы были быстрые и плюхались с труб в воду с громким всплеском. Отмель занимали мелкие лягушата, уж их-то Гордому изловить удавалось не раз.
Но сегодня было солнечно и очень жарко для конца мая.
Наёмник выкатил массивный электробайк. Спрятал в кожаную сумку за сиденьем пару пистолетов, стреляющих электрическими зарядами, проверил старый добрый огнестрел в кобуре подмышкой и пару ножей под штанинами на голенях.
- Как на войну собираешься, - усмехнулся Дядька, пройдя в загончик с курами, и высыпал из миски зерновую смесь с питательной добавкой, которую Гордый получил от Карпа.
- У меня каждый день война, - небритое лицо Наёмника озарилось улыбкой.
- О да… Война без особых причин, война - дело молодых… лекарство против морщин… - вспомнил давно забытые слова песни Дядька. - В глазах его мелькнула предательская капля грусти, похожая на стариковскую слезу, но он быстро справился с накатившей рефлексией по прошлому и отправился дальше по своим делам.
Гордый быстро запрыгнул на байк, обхватив правой рукой жилистый торс Наёмника. Ветер хлестал дредами по лицу, Гордый щурился от ветра и улыбался. Ему было хорошо лишь от того, что Наёмник был рядом с ним, ему было тепло от солнца, будоражаще от мая, приятно от «интимности» мира. Вся Земля во все стороны уже принадлежала ему, весь мир вокруг, все леса и самые прекрасные покинутые места, всё это непредсказуемое небо, весь этот май и его судьба - всё было в его руках. И если кто-то боялся остаться, если кто-то пугался чёрных ночей, если кому-то было страшно смотреть в будущее, то Гордый просто жил, жил здесь и сейчас.
К карьеру они подъехали с восточной стороны. Здесь когда-то давно был населённый пункт, но песчаные горы карьера осыпались и накрыли селение. Это место особенно волновало Гордого. Байк Наёмник закатил в один из домов, который был меньше других погребён под грунтом. Гордый прошёл в комнату, цвет которой когда-то напоминал нежный изумруд. Создавалось впечатление, что пустыня проглотила это место, комнаты дома утонули лишь наполовину. Гордый прошёл дальше, ощущая себя бедуином, отбившимся от каравана. Это оказалась ванная комната. Выбитое окно торчало кольями стекла, и ветви дерева с молодой листвой вторглись в стены дома. Поцарапанная белая ванна недурно сохранилась, она была наполовину заполнена песком, да и сама походила скорее на утлую лодку, тонущую в песочном море. Гордый зачерпнул ладонью содержимое ванны и медленно пропустил песок через пальцы. Он сыпался вниз тонкой струйкой, и Гордый задумался, глядя на это священнодейство.
- Гордый! - окликнул его Наёмник с улицы. - Ты собрался песочные ванны принимать или солнечные?
- Иду, - отозвался он, отряхнув ладони, и пошёл за Наёмником.
В озере отражалось небо. Гордый разулся и закатал джинсы до колен. Он вошёл в воду по щиколотки.
- Тёплая? - спросил Наёмник.
- Не-а, терпимая, - поморщился Гордый.
Наёмник сел на берег и уставился вдаль, пока Гордый бродил по мелководью и разбрызгивал воду вокруг себя.
- Помнишь Мелкого? - выкрикнул Гордый, обращаясь к Наёмнику.
- Напомни-ка.
- Ну, Мелкий, который с братом-амбалом ушёл в коммуну на запад?
- А… ну да… - припомнил Наёмник.
- Мелкий всё время ходил на то круглое озеро купаться, которое непонятно почему всё белое.
- Белое, потому что в него сливали технологическое дерьмо с территории СВР, - усмехнулся Наёмник.
- А Мелкий там купался, - рассмеялся Гордый, - в тщетной надежде стать Человеком-пауком.
- И как… стал?
- Не знаю, но мелким так и остался, - добавил анархист.
Наёмник улыбнулся в свою короткую бороду и спрятал прядь волос за ухо. Гордый снял майку и, махая ей как флагом, ударил ногой по воде, брызги полетели вперёд и настигли Наёмника, окропив его футболку и штаны. Тот не среагировал, и тогда Гордый сделал это снова, более мощная волна брызг полетела на убийцу, намочив того. Он подскочил и хотел было ринуться к Гордому и макнуть того в прохладное озеро. Потом бы они обязательно повалились оба в воду, потом бы разделись на берегу и непременно занялись сексом на тёплом песке, но зоркий взгляд Наёмника заметил дрона-наблюдателя. Тот ненадолго завис за песчаным бугром и плавно поплыл в их сторону. Наёмник подал Гордому знак, которыми обычно пользуются спецназовцы, и Гордый тут же среагировал. Он остановился и постарался медленно сместиться с точки обзора Наёмника. Маленький дрон-наблюдатель подлетел к Гордому и просканировал его. Гордый не двигался, он знал, что с такими безобидными дронами частенько летают в компании такие, которые могут и пальнуть, если что.
- Подготовьте свой чип, - электронным голосом скомандовал дрон.
Гордый опустил голову и подставил шею дрону.
- Не двигайтесь, вас идентифицируют, - объяснил дрон, сканируя вшитый в шею Гордого чип с данными.
- Номер 55Е2107Т14000, - считал дрон, - вы не санкционированы.
Наёмник выжидал и высматривал. Наконец, он заметил крупного круглого дрона. Дрон-полицейский медленно подлетал, но Гордый маячил и мешал Наёмнику прицелиться.
«Слишком далеко, давай…давай же… приблизься…», - повторял про себя Наёмник. И когда дрон оказался на расстоянии выстрела, выкрикнул Гордому:
- Пригнись!
Гордый метнулся в сторону, и Наёмник выстрелил. Дрона-полицейского качнуло, пуля лишь проскрежетала по его покрытию, Наёмник выстрелил ещё два раза, пробил-таки информационную панель дрона, и тот стал терять высоту и стремительно падать.
- Лови! - успел выкрикнуть Наёмник.
Гордый понимал его с полуслова - если бы кто-то другой оказался на месте Гордого, он бы стал ловить подбитого дрона, но Гордый знал, как важно поймать мелкого наблюдателя. Он ловко, как на птицу, набросил на наблюдателя майку, и чтобы тот не выскользнул, бросился телом на него, прижимая майку к земле цепкими руками.
- Вот, мерзавец! Как тихо подбирался, - проговорил Наёмник, снимая железную крышку с информационной панели и выдёргивая контакт. - Ты поймал мелкого?
- Да. Здесь он, мурлыкает, - улыбнулся Гордый, слыша, как дрон издаёт звуки под майкой.
- Сгребай его. Прогулка окончена. Отвезём их Горгону, пусть он их перепрошьёт. Отличная получилась охота.
- Несанкционированная, - усмехнулся одними губами Гордый.

========== Альфабит. Ф ==========

- Фатальная невезучесть, - сетовала про себя Карп, ругая свою чрезмерно любвеобильную физиологическую особенность, когда в окошко влетел мелкий камушек. 
Наверняка тот, кто кидал его, думал, что окно закрыто. Маленький круглобокий, похожий на пемзу, камушек упал на пол и прокатился по дощатому полу под кровать. Она даже не ожидала увидеть кого-то конкретного, но увидеть именно Александра никак не планировала. Она же была уверенна, что он больше не придёт. Но сейчас он стоял под окном, улыбался своей открытой улыбкой.
- Я тебе кое-что принёс, - он поднял руку с наполненным чем-то пакетом вверх и потряс.
Карп бы и так бросилась опрометью вниз, даже если бы он пришёл просто так, ей даже стало обидно от того, что он решил чем-то задобрить её. Ведь он не мог не слышать сообщения об улёте. Зачем же он пришёл? Она, разумеется, как и любая опытная женщина, прекрасно понимала, зачем приходят мужчины перед тем, как пропасть навсегда. Что ж, - решила Карп, - если он пришёл получить свой прощальный секс, она непременно даст ему его. Не потому, что он пришёл задобрить её чем-то, не потому, что она настолько похотлива, что не может никому отказать, а лишь только по тому, что он ей действительно нравился. Этот неиспорченный романтичный юноша, воспитанный подчиняться обстоятельствам, выполнять приказы, следовать правилам и всё делать «как надо», затронул непорочностью её душу, посеял сомнения о том, какая она на самом деле и какой может быть.
Она спустилась вниз и встретилась с ним на узкой бетонной дорожке посреди колышущегося разнотравья. Он, скрывая тень стеснения, почесал свой ёжик на голове и, быстро опустив взгляд к ногам, снова посмотрел ей в лицо. Как же ей не хотелось отпускать его туда! Как бы ей хотелось, чтобы никто никуда не улетал, никогда… больше никогда…
Ветер развевал розовые волнистые волосы, робко подбрасывал ступенчатые воланы юбки и дотрагивался до мелких светлых волосиков на её предплечьях и плечах. Не переживай, - говорил ветер, - я останусь с тобой навсегда.
Александр, наконец, сделал первый шаг и легко коснулся пальцев её рук.
- Я отоварил свою карту. Здесь даже есть шоколад, - Ал приподнял увесистый пакет. - Наверняка, когда-то давно он был гораздо вкуснее, это лишь заменитель, но всё-таки это шоколад, ну а остальное по мелочи. И… сигареты для… - Александр слышал о непонятном персонаже мужского пола, которого Карп называла «матерью», но сам назвать его так не смог, - твоего приятеля. Ты говорила, он много курит. Там ещё маленькая карта памяти с музыкой, которую мне удалось достать из архива. Может, Гордому что-то пригодится.
- Ты улетаешь, - не спрашивала, а констатировала Карп.
Александр промолчал.
- Я просто подумал, что надо бы вам принести кое-что. Я не слишком-то нуждаюсь, - произнёс он и пожалел о слове «нуждаюсь». Оно слышалось каким-то пронизывающе жалким, возвышая его над остальными. Ему не хотелось, чтобы о нём так думали.
- Прости, я опять всё порчу, - начал было оправдываться Ал, но Карп забрала из его руки пакет и заныкала его под скамейку, затем в абсолютном молчании взяла его за руку и повела в поле. 
Он послушно вошёл за ней в траву, как в бушующее море. Куда она вела его, как русалка, словно мечтая утопить?.. Александру показалось, что она смертельно обижена и разочарована в нём, иначе, почему такая всегда разговорчивая и громкая она теперь молчит? Куда ведёт его сквозь колышущееся поле, заставляя пробираться всё дальше вглубь, теряя из виду узкий длинный ангар, как последний оплот жизни на Земле? И почему сухие травы царапают ему подбородок, уж не желая ли перерезать ему горло? Куда же ведёт его дева с розовыми волосами? Уж не хочет ли они сама расквитаться с ним за обман, за скромность, за замолчанные фразы, за невысказанные слова любви? Тогда пусть, - подумал Ал, - пусть она прекратит мои мучения, лишив возможности улететь, потому что не улететь я не могу…
Она упрямо шла вперёд, а сухие стебли и острые листья бритвой царапали её нежную белую кожу на ногах и руках. И если бы Ал шёл спереди и оглянулся, он непременно заметил бы слёзы в её глазах. Но неуверенность топила его как покоцанную сиренами лодчонку.
Впереди замаячила лесная полоса. Карп ввела Александра под тень оранжевых сосен, тонущих в закатном солнце, как куртизанка вводила клиента в будуар. И если Александра покидала всяческая уверенность, то Карп наоборот обрастала ею, как сирена чешуёй. Она снова попала в родную ей стихию. К чёрту эти сентиментальности и ванильные любовные сны, опыт не пропьёшь!
Карп плавно двинулась к одной из сосен, ствол которой сладострастно облизывало солнце, она призывала Ала за собой. И он не мог не поддаться на её призывную песнь, он, дрожа, как мотылёк возле раскалённый лампы, бился, желая попасть в её свет. Она потянула Ала к себе и, оголив бедро, ногой обхватила его ноги, поймала в капкан, впилась губами в его губы. И как только пьянящий сок сладострастия попал на его язык, он полностью потерял самообладание, поддался на её игры. Жадно пожирая её, как изголодавшийся волк, впивающийся в шею добычи, пускает кровь, наслаждаясь ею, стекающей с клыков, наполняющей рот, наполняющей всё существо кровью, как страстью, животной, дикой, необузданной, Ал желал обладать ею, желал этого больше всего на свете. Как же он хотел обладать всем тем, чем обладала она! И корабли могли ждать вечность! А она как река… скользила в его руках, уносилась прочь. И даже войдя в эту реку, понимаешь, что она далека, и свободу её не поймать, не привязать, не спрятать под замок, не увезти к далёким мирам. Она лишь здесь, в лоне своего мира, гармонично существуя в нём, -  свободна и жива… Она рождена, чтобы отдаваться и бушевать. Она -  стихия…

========== Альфабит. Х ==========

Химера боли и страдания так и не отпустила Баронессу. Она не ела пару дней, не вставая с пола, не в силах пережить свой суицидальный порыв. Она лежала на неровном паркетном полу, поджав ноги к подбородку, когда в квартиру её весело трындя, вошли Гордый и Карп. Голоса их, разносящиеся по пустынному коридору напоминали голубиное воркование, и Баронессе, измученной одиночеством, казалось, что Истинные Голуби пришли за ней, чтобы забрать её в Рай «язвительной голубизны». Но не нежное убаюкивающее квохтание разнеслось по квартире, а душераздирающий вопль Карпа. Гордый стремглав бросился к Баронессе, попытался приподнять её, но Баронесса была хоть и худым, но высоким парнем, и Гордому удалось лишь приподнять верхнюю часть её торса. Карп подскочила и помогла анархисту втащить Баронессу на кровать. Гордый, не разуваясь, взобрался на постель, с ненавистью оторвал остаток драных панталон, свисающих с люстры. Карпа било крупной дрожью истерика, она покачивалась на кровати, сидя рядом с необычно молчаливой Баронессой, и повторяла:
- Что ты наделал, Виктор? Что ты наделал?..
Гордый проверил шею Баронессы, прощупал пульс.
- Живой. Шокирующе дерьмово выглядит, - заметил Гордый и отправился на крохотную кухоньку. Он что-то делал там какое-то время, вскоре послышался свистящий звук кипящего чайника и в комнату проник аромат бульона.
- Посади-ка его вертикально.
Карп быстро отёрла слёзы с щёк и, взбив подушки, усадила Баронессу в них.
- Бульон, - принёс горячую чашку Гордый и протянул Баронессе.
Как ни странно, но Виктор трясущимися руками принял круглую глубокую чашку и робко сделал первый глоток. Прошло ещё немного времени, и чашка опустела, а лицо Баронессы приобрело здоровый оттенок.
- Живительный бульон мироздания… - прошептал Виктор.
- На воздух его вывести надо. - Решил Гордый.
Вдвоём Карп и анархист помогли Виктору подняться, проковылять по коридору и выйти на балкон. Посадив его на перекладину пожарной лестницы, Гордый выудил из джинсов косяк. Карп приобнимала Виктора за плечи, сидя рядом с ним, как на жёрдочке.
На появление косяка в руках Гордого, она резко и протестующе закрутила головой, молчаливо твердя вечную тему, что они с «матерью» дурь не курят, но Гордый рявкнул:
- Я тебя не спрашиваю! - он раскурил косяк и всучил его Виктору.
Тот покорно затянулся, закашлялся.
- Придержи… - пояснил Гордый, и Виктор затянулся второй раз, не спеша выдыхать, затем протянул косяк Карпу.
Ей ничего не оставалось, как затянуться. Может, это и поможет ей, раз руки так трясутся…
Затяжка, ещё… следующий круг… и Карп неожиданно поняла, что успокоилась, и Виктор рядом выглядел вполне естественным. Ещё один круг, и Виктор стал посмеиваться и рассказал о провалившейся попытке суицида, как лопнули подштанники прапрапрабабушки, и он ушиб спину. Гордый рассмеялся, постукивая себя по колену. Но лишь Карпу отчего-то всё ещё не было смешно. Она в ужасе думала о том, что каждый день несёт ей потери, но, видя, как Виктор улыбается, решила, что ошиблась, что, возможно, она вовсе не теряет, а находит. И когда Гордый предложил им пойти пройтись, Карп уже была прежней или даже обновлённой. Она ещё не совсем понимала это чувство. Она лишь знала, что что-то бесповоротно изменилось в её жизни.

========== Альфабит. Ц ==========

Ценности его жизни рушились, как детский домик, построенный из кубиков. Кубики сыпались один за другим, увлекая всё строение вниз, превращая в руины. И цейтнот не способствовал скорейшему решению насущной проблемы. Цепь обязательств намертво приковала Александра. Но сегменты этой цепи были непрочны, они проржавели, и, когда настало время сбросить оковы, Александр лишь испугался. Он не хотел никого разочаровывать, но больше всего не хотел разочаровывать сам себя. Однако, ошибка его была в том, что он слишком много приписывал себе несуществующих качеств и старался делать то, что на самом деле не хотел, но делал, чтобы быть хорошим в чьих-то глазах. Ему не хотелось огорчать мать, но не огорчить её он не мог, если бы всё рассказал. И он сделал это. Рассказал. Мать побледнела, потом разгоряченно заговорила, обвиняя «дикую девчонку», «кошку» во всех напастях. Она обзывала её шалавой, мерзкой потаскухой, которая научилась только раздвигать ноги, а он, её бедный наивный сын, попал в расставленные сети, и что теперь Александра надо целиком обследовать, потому что никто не знает, сколько членов она перепробовала, и сколько поганых маргиналов совало их в неё, а её бедный сын… какой позор, какой стыд, как будто он не мог найти себе приличную девочку из городка, но его потянуло на самое дно. Она кричала и сокрушалась, и даже не заметила отца, ждущего по ту сторону экрана на видеосвязи. И он слышал всю эту грязь, он слышал всю эту грубость из женских уст, злость и ненависть и молчал. Он тоже винил себя во всём. Ведь это он не смог сразу забрать их с собой, это он решил, что так будет лучше. Это он… своими руками толкнул любопытного сына в заброшенный мир, а сын сделал это со скуки, от усталости… И виноват в этом он, потому что как глава семейства не досмотрел, оставил их, бросил всё на самотёк…
- Сын, - решил он. Голос отца был твёрже и суровее обычного. - Я переговорю с кем надо. Забирай свою девчонку. Пусть летит с тобой в колонию «АЛЬФА».
Александр был ошеломлён таким решением, таким… подарком. Сердце его забилось. Голова закружилась. В висках застучало. То, что казалось ему неосуществимым, стало доступным, как мечта, как она, о которой он мог лишь фантазировать, видеть во снах. Он заберёт её с собой. Он подарит ей новую жизнь, о которой она и не мечтала. Цезарь проснулся в Александре, он готов был с войсками двинуться в пустующие земли за ней, водрузить на железном ангаре красный флаг завоевателя, залезть на крышу, произнести пламенную речь. Цезарь мог. Цезарь имел полное право… Вопрос лишь состоял в том, имеет ли право он? Но вопросом этим Александр не задался, слишком вскружило его голову ощущение власти. Цезарь внутри него ликовал!

========== Альфабит. Ч ==========

Чушь, которую Александр нёс про космос и прекрасную жизнь в колонии, Карп не могла стерпеть. Её крайне удивило, что он предложил ей улететь. Ей польстило. Она лишний раз вспомнила про Виктора, которого как раз таки не позвали, а её позвали, ей подарили билет в новую жизнь, но… готова ли она к ней? И хочет ли?
Она бы и хотела, но как оставить всё то, что она так любит?
Карп посмотрела в лицо Александра, прервала его пламенную речь о переселении, приложив палец к его губам, и заговорила:
- У меня есть встречное предложение. Ты и я… Как Адам и Ева. Мы стоим у истока времён...
Александр закивал, всё ещё не понимая, к чему она ведёт.
- Мы… зарождающие цивилизацию, первые и почти единственные… Оставайся, Ал, ты же видел настоящий мир, он такой прекрасный, такой настоящий, он весь принадлежит нам от края горизонта, во все стороны, все поля, все города, все леса и заброшенные церкви. Мы начнём с нуля, мы сами установим правила и будем творить свою судьбу. Разве не этого ты хочешь? Или твоё истинное желание - топтать сапоги из наноткани и жить внутри железяки с искусственной гравитацией? Я не верю! Ты, человек, который с такой страстью рисует, творит, вкладывает жизнь в линии и пятна, может так легко сдаться обстоятельствам и полететь выполнять чужие приказы, жить чужой жизнью?
- Я не могу… - печально опустив глаза, не в силах встретить прямой взгляд Карпа, не в силах выдержать её напор, ответил Александр. 
Он боялся, что она прорвёт плотину его уверенности, но вдруг осознал, что уверенности в нём не было никогда.
- Но ты же уже не маленький мальчик, который боится огорчить родителей, ты ведь можешь выбирать свой собственный путь, и я… мы… мы все тебе в этом поможем! - пламенно произнесла она.
- Карп, но кто мы? Кто? - вдруг громко заговорил он, раздражаясь от того, что она не приняла с радостью его предложение да ещё и сравнила с маленьким мальчиком. - Сборище чокнутых? Я не знаю, как ты живёшь здесь всё это время, но ведь здесь полно неадекватных персонажей!
- И кто же они, кто неадекватные?! - в голосе Карпа появилась сталь.
Александр молчал, понимая, что сгоряча рубанул лишнего.
- Может, Гордый, потому что любит мужика? Может, Виктор, который заменил мне мать, которую, к слову, не спасли ваши хвалёные медики-дроны? Может, мой отец, равных по мастерству которому нет в вашем долбаном городе?
Александр осознал, что окончательно всё испортил. Теперь они даже не смогут достойно расстаться. И мысленно произнеся слово «расстаться», он вдруг подумал о том, что, возможно, это была не любовь… И как же он сможет быть её Адамом, если они совершенно не понимают друг друга? Он ещё не представлял, что любовь имеет различные личины и проверяется в подобных ситуациях, уча компромиссам, уважению и пониманию. Сейчас он счёл, что Карп давит на него и решил надавить на неё в ответ, ибо Цезарь маячил вдалеке и грозил кулаком нерешительному тёзке.
- Послушай, - перебил он, я понимаю, что для тебя это всё крайне неожиданно, ты привыкла к иной жизни, но поверь, я смогу защитить тебя там и обеспечить стабильность. Ты нужна мне…
Карп рассмеялась, слыша от него эти пустые взрослые слова, ей показалось, что с ней скорее говорит его отец, нежели он сам. Но она пообещала подумать.
- Тогда… если ты решишься, приходи быстрее, отлёт не перенесут из-за дикой кошки, - попытался пошутить он, протянув ей электронный билет, где был указан её порядковый номер и адрес пребывания.
Карп взяла из рук Александра тонкую карточку и едва сдержала слёзы, почувствовав, что повторяет судьбу Баронессы. Баронесса улетела бы, не задумываясь, но Карп… Александр не останется - это она осознала наверняка. Теперь, когда спина Ала, уезжающего на электробайке прочь, превратилась в точку у горизонта, Карпу был необходим совет, и где его взять, она не представляла. Выход оставался один - устроить глобальный соцопрос и принять решение.
Сначала она обратилась к отцу. Тот, казалось, испугался, задумался, протёр руки о фартук и сказал:
- Мне будет слишком тяжело тебя отпустить, но ради твоего будущего. Если ты действительно хочешь связать свою судьбу с этим человеком, лети. Лети и строй свою жизнь, которая принадлежит тебе.
Карп посмотрела на его усталое, покрытое морщинами лицо, тронутое ветрами и солнечным загаром, на его огрубевшие руки, на витые мускулы, которые расслаблено опустили руки, и поняла, как сильно любит этого человека. Как она может оставить его? Возможно, схожие чувства кололи и Александра, она могла понять его, она остро чувствовала это и, не в силах больше смотреть на родное лицо, кивнула и ушла.
Баронесса в привычной для неё эксцентричной манере, сказала:
- Чего ты ждёшь, милая? Бегом собирать вещи! Не просри свой шанс, раз он выпал, как лотерейный билет. Жизнь-жопа скупится на подобные подарки, поверь мне, дорогая, и если уж из её жопы выкатилась маленькая козья, похожая на камушек, лотерейная какашка, её надо срочно подбирать и действовать!
Карп знала, что за бравадой Виктора скрывается истерический страх потерять её, отпустить навсегда, остаться в одиночестве. Она знала, что он будет много курить, смотреть в ночь, плакать и бить зеркала. Она не была спокойна за него, как не была спокойна и за отца, которого настигнет старость гораздо быстрее назначенного срока, потому что он так и не сможет пережить её отъезд. О, эти слабые мужчины! Они лишь кажутся сильными, они лишь кажутся способными постоять за себя, но Карп знала - они слабее женщин, они легче раскалываются, они быстрее бьются, проще ломаются, эти хрупкие мужчины! Они сентиментальны, они привязчивы, они любят скрытно, не показывая, они холодные лишь снаружи, в них живёт пламя, которое съедает их изнутри. И для спокойствия им всем нужна крепко стоящая на ногах женщина. Она, как спасительный плот, уравновешивает их и успокаивает, кем бы она ни была - женой, дочерью, матерью, подругой, сестрой.
И лишь Гордый, один лишь анархист сказал ей правду, сказал так, как понимал:
- Зачем спрашиваешь? Хочешь? Любишь? Лети! Не хочешь - не лети!
Логика его была железна, с логикой его было не поспорить. Действительно, к чему этот цирк? Зачем спрашивать ответа на вопрос, который никто не сможет дать, кроме её самой? А Гордый был честен, ему, возможно, было всё равно, но скорее, он лишь согласился бы с её личным выбором, не желая ни удерживать её здесь, ни подталкивать.
- Хочу ли я лететь? - спросила себя Карп, сидя на своём чердаке и смотрясь в зеркало.
Бедная, ищущая любви девчонка, но ведь она не одинока на самом деле. Любит ли она по-настоящему? И как это узнать? Почему-то доводы Александра и странные чувства к нему, которые, возможно, и есть сама любовь, тем не менее не перевешивали чашу весов, останавливающую её. Она сидела и думала, прекрасно отдавая себе отчёт в том, что не полетит. Не полетит, потому что её дом здесь, потому что она не сможет забыть эту прекрасную и жестокую, такую чувственную в закатах и рассветах, такую пугающую ночью и долгими зимними днями, такую печальную и искреннюю осенью, такую пьянящую и очаровывающую весною, такую буйную, ласковую и неповторимую Землю. Что её жизнь значит там? Как сможет она улететь в неведомое куда-то и прозябать в благоустроенной консервной банке, подвешенной в бесконечном пространстве космоса, которому нет края? Ей было жутко даже думать об этом. Она нервно поёжилась от приступа клаустрофобии.
Нет, она как эдельвейс, не может расти в удобренной почве. Она дикая, она свободная, она не обменяет волю на золотую клетку и шестиразовое питание. Улететь - это изменить себе. Если подумать, она росла, как сорная трава, сама по себе, гуляла, где хотела, любила безоглядно. И выросла, колючая… как чертополох…

========== Альфабит. Ш ==========

Шипастый кустарник загораживал от Карпа творящееся безумие. Она понуро вышагивала по пыльной дороге, желая повидаться с Баронессой, которая последний год почти не выходила из самовольного заточения, и подобную сцену Карп никак не ожидала увидеть. Едва она начала огибать бурно разросшийся боярышник, знаменательная картина открылась её взгляду: Гордый и Виктор, совершенно голые, скакали вокруг костра из мебели. Они орали и улюлюкали, видя, как разрастаются языки пламени, а серый дым устремляется в безоблачные небеса. Она всё-таки набралась смелости и подошла ближе к костру. Завидев её, Гордый и Виктор выстроились по стойке смирно и, прикрыв причинные места, давились со смеху.
- Милая, какая нелепая неожиданность. Мы не ждали тебя сегодня, - иронично начал Виктор. - Отчего ты не выпустила голубей? Они пару раз нагадили б нам на головы, и мы всенепременно бы одумались.
- Какой праздник отмечаете? - осведомилась Карп, стараясь не смотреть им ниже пупка.
- Как какой? - удивился Гордый, сведя брови на переносице. - Отбросы человечества улетают! Безукоризненные валят, разве не праздник? Разве не повод для шабаша и сжигания мостов?
- Мостов мы не нашли… - пояснил Виктор, - вернее, мы сочли нецелесообразным жечь оставшиеся в нашем пользовании мосты и решили… сжечь мебель. Её полно! А нас так мало…
- Ритуальное сожжение, - пояснил Гордый.
- А что ты, милая, пришла попрощаться перед улётом?
- Идите на хуй, - выпалила Карп, - никакого улёта не будет. Я остаюсь.
- Она остаётся! - закричал Виктор и воздел руки к небесам, обнажившись перед Карпом. - Тогда начинается вакханалия! Раздевайся, милая! Пусть очистительный дым впитается в нашу кожу, и мы посыплем твою голову пеплом! О, Первая женщина Земли!
- Вы с ума сошли! - закричала Карп, видя, что они приближаются к ней, чтобы осуществить своё намерение. Разумеется, Карп не боялась их, но что-то мешало ей так легко предстать перед ними нагой. Наготу свою она считала эстетично сексуальной, а подвергать её глупо смотрящимся шалостям ещё не пробовала.
- Чокнутые педики! - возмутилась она. -  Не смейте! Если уж я разденусь, то сделаю это сама!
- Я не педик, - обиделся Гордый, - я бисексуален, как 80% парней в моём возрасте. Плюс, я не загоняю любовь в гендерные рамки.
- Ещё не легче… - протянула Карп, но расстегнула первую пуговку на ситцевом платье. - Надеюсь, мой отец не узнает об этом…
- Успокойся, мы тут на километры одни, разве что сосед мой с 11 этажа в бинокль посмотрит. Надо же и ему приобщиться к священному ритуалу! А отцу всегда можно сказать, что ходила в баню с матерью и… - Виктор оглядел сухопарого Гордого, - с её Блудным братом.
Платье соскользнуло вниз, упало лоскутом на мелкую траву. И Карп вошла в горячий круг света и тепла. Огонь, как разгорающаяся турбина ракеты, ознаменовал начало новой эры. И Карпу было приятно начать её с… шутовства.

========== Альфабит. Щ ==========

- Щавелевый супец удался, - приговаривал Дядька, дуя в ложку с горячим варевом. - Июнь - самая щавелевая пора, блеск! - продолжал нахваливать он. Гордый сидел за столом напротив, ковырял палочкой в зубах и покачивался на стуле.
- Курей накормил? - осведомился Дядька между парой ложек супа, отправленных в рот.
- Ага, - промычал Гордый, продолжая своё медитативное покачивание.
- А чё, я слышал, ваш этот приятель городковый слился?
Гордый прекратил жевать палочку и, наведя её на Дядьку, заметил:
- А ты знал, что он это сделает.
- Разумеется, - ответил Дядька, хлебнул ещё супа и откусил от ломтя бездрожжевого хлеба. - Вот девчонке, небось, обидно. Сначала с тобой обломалась, потом с ним. Вот оно, поколение новое. В моей юности мы вообще неразборчивы были, а такую красотку я бы точно не пропустил.
- Ты слишком стар для неё, не фантазируй, - усмехнулся Гордый.
- Жаль, хорошая девка пропадает.
- Так найди ей кого-нибудь, раз такой жалостливый, - предложил анархист.
- Эт ты грамотно мыслишь, - на бороду Дядьки налип кусочек щавелевого листа. - Я этим, ей-ей, займусь, - и он потряс ложкой в воздухе. - У меня к их семейству практичные цели имеются, между прочим. Живут пусть, где хотят, это их дело, а вот руки Донни нам бы очень пригодились. Горгон уже не справляется. А те дроны, которых вы в тот раз притащили, - почти непокоцанные, не то, что раньше. - Рассмеялся он. - Помню я первого, которого Наёмник припёр - он его как будто через центрифугу пропустил. Он с тобой… аккуратнее стал, щепетильней, - хитро хохотнул Дядька, - а то когда к нам впервые пришёл, я думал - поубивает нас всех на хрен, если ему что не так покажется. Взвинченный был, всю стену испоганил - ножи метал. Я всё просил Шубу о нём позаботиться, приласкать. Она вроде как баба видная, а он, хрен такой, тебя выбрал. Шубу обидел, она его так и не простила.
- Бля, Дядь, поверить не могу, что ты ему эту старую шмару подсовывал. Зря сказал, ща пойду, шубу её выношенную сожгу к чёрту!
- Э-э, харэ, я сказал! - Дядька стукнул ложкой по столу. - Не смей женщину обижать. Ишь, ревнивый какой! Там ревновать не к чему. А он - шубу сожгу. Ща вот накажу - пойдёшь ей новую шубу искать.
- Так я ж ничо не…
- Цыц! Сиди вон, щавелевый супец лопай лучше.
- Ты только Карпу какого-нибудь чувака получше найди, чтоб не как Шуба был, - съехидничал Гордый и вытянул губы в улыбке.
Шуточное пикирование было окончено, Гордый лениво поднялся и развалистой походкой отправился вниз по лестнице, вылез через дыру в стене на улицу, прошёл метров двести к проржавелому автобусу, покоящемуся в кустах множество лет. Он забрался в кабину водителя и положил ноги на приборную панель, выудил из джинсов карту памяти, которую ему передала Карп, сказав, что это прощальный подарок от Александра. Воткнул карту в мелкий узкий прибор, выбрал на тусклом дисплее название одной из групп, которая существовала более ста лет назад. Именно такие группы он так любил -  не мэйнстримовые, не красующиеся в те далёкие времена на пике популярности -  их ещё нужно было поискать, а Ал принёс ему всю базу, всё, что смог найти в своём обширном архиве. Это был королевский подарок. И хоть Гордый не слишком любил воспроизводить музыку с цифрового носителя, эта музбиблиотека была очень ценна.
Он прищурил глаза, слушая песню про парня-раздолбая, спящего после полудня и выкуривающего сигарету перед тем, как встать с кровати. Узнал в этом архетипе себя и попытался представить ту жизнь, которой жили рокеры двухтысячных годов. Сейчас жизнь казалась ему небывалой - у него не только была в распоряжении вся Земля, но и барханы рок-музыки, уходящие к горизонту, не имеющие конца и края. Ему предстояло ещё столько всего прослушать! Столько всего представить! И он был благодарен, безмерно благодарен за такую щедрость.

========== Альфабит. Ъ-Ы-Ь ==========

Знаки мерещились Александру повсюду. И то, что вначале было твёрдым, потом короткое время сопровождалось невнятным и протяжным «ыыы», заканчиваясь финальным мягким знаком. И если раньше привычное самоудовлетворение отвлекало его от лишних мыслей, то сейчас лишь порождало чувство неловкости в конце, он переживал, что делает нечто предосудительное, боясь среди ночи, что домашний дрон услышит его невнятные шорохи и прилетит проверять, всё ли нормально, да ещё и не поскупится предложить снотворное. Жизнь казалась ему парадоксальной и до абсурда узаконенной. Он всё ещё надеялся, что Карп одумается и придёт, что она не бросит его перед лицом безбрежного космоса. Как можно со спокойной душой отправляться куда-то, зная, что оставляешь часть себя на планете, куда никогда больше не вернёшься? Он отчаянно цеплялся за знаки, ища во всём предсказания. Увидев неизвестно откуда появившегося паука на стене его стерилизованной комнаты, он тут же наделял его появление сакральной знаковостью. Возможно, именно сегодня Карп всё-таки вернётся и попросит забрать её с собой? Но часы Александра шли, а она не приходила, дни утекали, как песок просыпался через пальцы Гордого. Александр дошёл до крайности, надеясь, что в ракете до запуска обнаружатся какие-то неисправности и вылет отменят или хотя бы перенесут, чтобы у него было больше времени. На что? Он сам не мог понять для чего ему время, но понимал, что нуждается в нём, как в воздухе. Он не мог смириться со своим отлётом, не мог смириться со своей слабостью, но и не мог ничего изменить. Он надеялся, что отец, выйдя на очередную видеосвязь, заметит его душевные терзания, залёгшие синяками под глазами, и предложит остаться, что непременно что-нибудь изменится комфортным для него образом. Он жил как на иголках, он даже, кажется, похудел, стал более нервным, сомнения истощали его нервную систему. Он не чувствовал себя готовым ни к полёту, ни к принятию решений. Однако, день отлёта приближался, и Александра настигло состояние анестезии. Он перестал что-либо чувствовать, перестал бояться, махнул рукой на всё, и лишь в дальнем уголке сердца теплилась надежда, что Карп появится перед самым вылетом, она прибежит в последний момент, бросится к нему, закричит: «Подождите!», а волосы её будут развеваться на ветру. Грёзы умиротворяли Александра. Видения с бегущей девушкой, розовые волосы которой бликуют на интенсивном июньском солнце, помогали ему уснуть…

========== Альфабит. Э ==========

Эхо их шагов раздавалось в облупленных стенах здания. Гордый и Наёмник шли по длинному коридору. Справа падали солнечные лучи из пустых стекольных рам, позеленевших ото мха. Впереди плыл мелкий дрон-наблюдатель, перепрошитый Горгоном. Теперь он работал на них и был куда более полезен, потому что Горгон напичкивал их программами, повышающими «дроновский кпд», как говорил сам Горгон.
Гордый толкнул ногой стул, сидушка которого вся покрылась плесенью, он проехался на колёсах и стукнулся о стену так, что обсыпалась краска.
- Что мы ищем в этом клоповнике? - осведомился Гордый, подняв взгляд на Наёмника.
- Будь терпеливей, - сухо ответил Наёмник и зашагал вперёд, обогнув Гордого, стоящего с кислой миной. - Ты из-за супа дядькиного скис что ли?
- Нормальный суп, - обиделся за Дядьку Гордый, но пошёл следом за Наёмником, больше не высказывая недовольства.
Пройдя через кажущийся бесконечным коридор с выбитыми окнами, они завернули на лестницу. В стенах красовались щели, через которые проникал свет, бросался на усыпанную трухой лестницу, выпускал солнечных зайцев с гладкой блестящей поверхности дрона-наблюдателя. Перила обсыпались краской, ступеньки разрушались под ногами, ломаясь по краям, как вафельный торт, которого Гордый не пробовал ни разу в жизни. Он видел вафли только на картинках. Лестница привела их на следующий этаж длинного здания, крыша которого давно просела и завалила балками часть этажа.
- Ступай аккуратно, осмотрись, - скомандовал Наёмник. - А я - туда…
Гордый кивнул и подлез под балку. Обширное помещение было заставлено столами, на которых уцелели «доисторические» компьютеры. Гордый нагнулся - как он и думал, внизу среди мусора стояли массивные системные блоки.
- Хм, - усмехнулся он, - прошлый век, блин, всё отдельно.
Он оглядел вытянутый монитор, порылся в ящиках, в папке жухлых бумаг. Нашёлся диск. Гордый покрутил его, увидев на обложке чернокожего парня в чёрных очках в окружении девиц, прочёл надпись «Girl», пфыкнул и метнул диск Pharrell’а с неоправданной жестокостью. «Девчачью» музыку он не слушал, а обложка диска говорила сама за себя. Внутри стола покрытая толстенным слоем пыли скучала без чужих пальцев клавиатура, часть кнопок вывалилась. Гордый полазил по ящикам тумбы, ничего ценного не нашёл и прошёл к следующему столу, с методичностью и скрупулёзностью проглядывая недра старой мебели, некоторые экземпляры которой у пустующих оконных рам разбухли от дождей и снега и перекосились. Гордый нашёл уцелевшие рабочие места в дальнем углу помещения. Вскрыть закрытые ящики пришлось с помощью подручных инструментов. Гордый делал это частенько, лазая по заброшкам в поисках добра. В ящике обнаружился диск с компьютерной игрой, очки Ray Ban Aviator, запакованная пачка Marlboro и несколько зелёных купюр. Наличные он выбросил прочь, они осыпались на пол осенними листьями, остальное он забрал, пихнул в рюкзак и продолжил поиски, пока его не окликнул Наёмник.
- Гордый! Ты там занят? Подойдёшь?
Анархист с силой задвинул ящик стола и отправился в дальнюю часть этажа на зов Наёмника. Подогнувшись под балкой, он прошёл в квадратное помещение, отгороженное стеклом. Толстое стекло уцелело, но пошло трещинами.
- Ты уже соскучился или нашёл чего? - ухмыльнулся Гордый.
Наёмник подошёл к нему, подарил влажный глубокий поцелуй и, словно между делом, добавил:
- Я тут нашёл кое-что. Заметил на крыше ретранслятор уцелевший?
- Неа…
- Пойдём, - Наёмник кивнул и подошёл к столу. - Радиостанция уцелела. Ты не поверишь, она даже работает…
- Уау! - Гордый присвистнул. - Включить можешь?
- Могу, как нефиг делать. - Наёмник поколдовал над приборами.
- Меня кто-нибудь услышит? - заинтересованно смотрел на Наёмника Гордый.
- Ну, услышит, наверное… гипотетически может.
Гордый улыбнулся, огляделся по сторонам, заметил порезанное на лохмотья кожаное кресло на колёсиках, сел в него и подъехал к столу. Тонкими пальцами обняв микрофон, Гордый поднёс губы ближе и, набрав в лёгкие побольше воздуха, вкрадчиво проговорил:
- Приём… приём… здесь Гордый на связи. Анархическая коммуна номер 6. Приём. - Голос его становился всё более уверенным с каждым словом. - На связи анархист Гордый, приём. На связи планета Земля. Я обращаюсь ко всем свободным людям. Планета - наша. Настраивайте свои приёмники на эту волну, хватит слушать всякий хлам. Гордый врубит вам настоящий рок-н-ролл, прочищайте уши! Сегодня мы храним мир на планете. Встречаем новую эру с правильной музыкой.
Довольное лицо Гордого светилось, он изъял из кармана свою «кладовую с музыкой», включил и приложил наушники к микрофону. Момент этот показался Гордому крайне эпичным и достойным записи в копилку воспоминаний. Эхо анархизма и панка пронеслось по заброшенным коридорам, эхо эротичного рок-н-ролла мурашками пробежало по коже, эхо первого аккорда новой Эры ворвалось в работающие радиоприёмники.