Все наши бывшие

– Оно настолько хорошее?

– Оно служит мне до сих пор, а его давно нет.

– Не каждый создан, чтобы служить...

– И чтобы принимать.

Мы живем вместе. Не потому, что между нами связь, а потому, что между нами ничего нет. Мы можем рассказывать друг другу о бывших и вместе мечтать о будущих. У нас одинаковые взгляды на политику, футбол, пикники на природе, пафос, жлобство, современную поэзию. Он больше зарабатывает, а я лучше готовлю. Он работает в офисе, а я дома. Он делает уборку, а я выношу мусор. Нам нечего делить, не о чем спорить. Мы идеальная пара, которая не занимается сексом. Моего друга зовут Роман.

– Не говори никому, что этому полотенцу семь лет. Как-то это ненормально, Ром.

– Может, я верный.

Я знаю, что это шутка, потому что мы рассказываем друг другу всё и обо всех. Эта откровенность не оставила места никакой романтике между нами. Наши исповеди не имеют ничего общего с флиртом, они правдивы до омерзения, как рассказы исстрадавшегося пациента своему доктору. Например, совсем недавно Ромка рассказывал мне, что его новый любовник был одержим идеей выпить кока-колы из его ануса. Он нашел способ воплотить свою фантазию – перевернул его, налил в него кока-колы, вставил соломинку. По словам Ромки, если это и был очередной эксперимент, он никак не вписывался в те отношения, на которые Ромка надеялся.

– Просто неподходящий человек, – сказал я.

О, сколько неподходящих людей мы встречаем на своем пути! Столько, что наша откровенность изматывает. Столько, что хочется закрыть уши, не слышать и не говорить самому.

Я не хочу видеть его любовников воочию – никогда не регистрируюсь на тех сайтах, где висит его профайл. Не встречаю его гостей в прихожей, не предлагаю чай-кофе, не требую представлять меня им как друга или компаньона. Никогда не заглядываю в его комнату, если он пыхтит там с кем-то.

Я бы предпочел, чтобы Ромка работал клерком в пенсионном фонде или нотариусом в государственной конторе, в окружении злобных старушек и клиентов, обеспокоенных составлением доверенностей, но он трудится в филиале американской компании, разрабатывающей компьютерные программы и игры, и там вовсе не доисторические реликты, а очень модные парни. Конечно, я его не ревную. Не имею права.

Он прилично зарабатывает, мог бы снять отдельное жилье, но продолжает жить со мной, как во времена рассылки резюме и первых нестабильных заработков. Эта трехкомнатная квартира принадлежит не мне, а подруге моей матери, давно уехавшей вместе с мужем в Уренгой. Я, на правах близкого знакомого, обещал оплачивать коммунальные услуги и следить за порядком. Поначалу она звонила мне каждый вечер и беспокоилась шумно: «Юрочка, ты нашел чашечки? Тебе удобно? Кроватку можешь переставить». Но вот уже пять лет я не слышу ее голоса, просто оплачиваю счета и живу в ее квартире, как в собственной. А Ромка когда-то ушел от очередного «неподходящего», попросился переночевать и задержался. Знакомы мы до этого были только по университету и нескольким вечеринкам, на которых едва здоровались.

У нас две спальни и гостиная с теликом и диваном. Все бабушки на лавочке знают, что мы просто друзья и «такие вежливые мальчики». Они держат за нас кулаки, эти бабушки, я уверен.

Возможно, мы не должны были настолько доверять друг другу. Так можно доверять только неизвестному виртуальному собеседнику или реальному перед его смертью. Нам нужно было ограничиться первой историей и последней, как обычно делают женщины перед свадьбой, а не вываливать друг на друга все-все. Но у меня, например, не было первой истории любви, была лишь история технической близости, из которой я понял, что анальный секс не такой болезненный, каким его описывают, и что встречаться с этим человеком я больше не хочу. Да, я трахался с тем, кто мне не нравился. Да, я делал это еще много раз. Да, таков мой опыт.

А у Ромки была настоящая первая история – он влюбился в марокканского студента, с которым никак не мог объясниться, потому что тот не знал английского. Но марокканец и сам был горяч. Ромка учил ради него французский, а марокканец сосал его член и подвывал от удовольствия. Ромка любил его бешено – как первого и единственного. В конце концов, они научились понимать друг друга, и Халед объяснил ему, что после учебы он должен вернуться на родину, там его семья, обязательства перед этой семьей, и вообще он обручен, он истинный мусульманин, и это тут ему можно жрать свинину и е*ать парней, а дома ни-ни. Он получил диплом инженера-оптика и улетел в Агадир, а Ромка бросался с восьмого этажа, но не бросился.

И я знаю, что когда у нас в квартире на всю громкость орет Далида, значит, он вспоминает. А когда у него слезы на глазах, значит, вспомнил и хочет забыть. И когда я однажды намекнул, что Агадир далеко не Париж, и французские песни тут вообще ни при чем, он послал меня еще дальше. Первая любовь была свята и неприкосновенна в его памяти – с их встречами по закуткам общежитий и минетами в грязных подворотнях. После этого начался просто секс, который длился и длился, почти без надежды на большее, со многими и многими, малознакомыми и просто неизвестными, где-то вне поля моего зрения, а иногда и в нашей квартире.

Наши компании не пересекались. Я общался с коллегами по издательству, где когда-то работал, с несколькими тусовщиками, карьера которых почти угасла, с пестрыми и смешливыми ребятами, которые мало интересовались Ромкой. А он дружил с геймдизайнерами, в том числе из конкурирующих компаний. Любовники никогда не переходили в число наших друзей, в этом мы были похожи.

Вечерами, если я успевал вовремя сдать копирайт, мы вместе смотрели кино. А если не успевал, Ромка угрожал писать за меня. Но он не особо дружил с буквами. Хорошо у него получались только краткие сообщения по скайпу перед уходом с работы: «Че-нить купить по дороге? Хлеб есть?»

 

*****

– Мегачлен24!

Я уверен, что это очередной «неподходящий», а Ромка уверен, что отлично проведет вечер.

– И надеюсь, что двадцать четыре – это не возраст, потому что возраст у него тридцать три.

– Вы сюда придете?

– Нет, он один живет.

– Представь, что у него перебывали все с сайта.

– Не хочу ничего представлять!

Конечно, лучше не вмешиваться. Ромка выдавливает на голову пенку для волос и взлохмачивает шевелюру перед зеркалом. Одергивает майку, а потом левый край приподнимает над джинсами-капри.

– Вот так выглядит стильный лук! – кивает своему отражению.

– Смотря, какой возраст ты указал…

– Я никогда не вру.

– Ага.

Мы оба уже начинаем привирать, потому что, продолжая жить по-студенчески, больше не чувствуем себя студентами. Хочется определенности. Но из определенности – только выцветающее отражение в зеркале.

– А ты идешь куда-то?

– Да, но еще не знаю, куда.

На самом деле, мне хочется отдохнуть, и от знакомств в том числе. Знакомства, рассказы «о себе» и свидания стали утомлять до тошноты. Тем более, свидания, на которых врут, на которых врешь сам, одновременно пытаясь понять, в чем врет твой собеседник. Ложь, на удивление, создает не прекрасные картины, а отвратительные карикатуры. Ложь еще хуже той откровенности, которая напалмом выжгла все живое между нами.

Мы никогда не флиртуем друг с другом. Все, что позволено друзьям, – грустное подтрунивание, всепонимающая ирония. За остальным сегодня Ромка идет к Мегачлену24.

Кажется, в моем списке был не один такой Мегачлен. Был Никита, женатый парень, тридцати четырех лет, который познакомился со мной на сайте и стал закидывать смсками: «Представляю тебя в ванной», «Представляю, как сосу твой член», «Представляю, как мы просыпаемся вместе». Представлял и представлял. А я знал, что он женат, но все равно решил перейти от представлений к реальным воплощениям. Мы трахнулись несколько раз, и меня не вдохновило. Он был невысокого роста, грузный, малоподвижный, с короткой и толстой морковкой. Помню, он любил кончать на лицо, чтобы я мог получше рассмотреть его незамысловатое орудие. Мы встречались без особо энтузиазма, смски почти прекратились, а потом он вдруг стал писать мне в скайп:

– Как ты, Юра? Как тебе наша встреча? Тебе понравилось? Когда мы увидимся снова?

– Какая встреча? – спросил я.

– Вчерашняя, – уточнил он. – Тебе понравилось?

– Не понимаю, о чем ты, – ответил я.

Он сделал паузу, а потом продолжил.

– Это Ира, жена Никиты. Я нашла его пароль от скайпа. Между вами правда ничего не было?

– Вы всем контактам теперь пишете?

– Да.

– И сколько их?

– 125.

– А если тут коллеги по работе?

– Мне все равно. Многие подтвердили, что встречались с ним для секса.

– Не рассказывайте мне этого. Я его стоматолог.

– А контакт называется «Юра_уныл_пас».

– И уж точно я не пассив.

– Извините еще раз.

На этом мое знакомство с Никитой закончилось. Возможно, жена и простила ему сто двадцать пять измен, но я унылого пассива не простил до сих пор.

 

*****

Ромка вернулся неожиданно рано, прошел к себе, потом протопал на кухню за водой.

– Что с лицом? – заметил я все-таки.

– Что?

Он подошел к зеркалу в прихожей, как и перед уходом.

– Отекает, – сказал я. – Приложи лед.

Ромка потрогал опухшее веко и скулу.

– Он садист? – спросил я.

– Нет. Просто не сошлись взглядами. Стал обсирать тут всё, всех. А я говорю, если тебе тут не нравится, вали в свой Ставрополь, он же из Ставрополя.

– А как вас на политику снесло? Вы ж трахаться собирались.

– Да вот и я думал, что он горячий кавказский парень... Не суетись. Само пройдет.

– Хоть креветки приложи, – я бросил ему пачку из морозильника.

Ромка лег на диван и положил креветки на ударенный глаз.

– Я тоже ему двинул, ты не волнуйся.

– Могло быть и хуже.

– Не, он не сильно здоровый, просто страшный. Нос крючком, одна бровь. Не думаю, что там было двадцать четыре.

– Да, сомнительно.

– А ты? Никуда не ходил? Что делал?

Я молчал. Не отвечать же, что сидел и вспоминал прошлое. Мы еще не в том возрасте, чтобы жить прошлым. Да таким прошлым и не прожить – нельзя написать мемуары на основании одного неудачного случая, возведенного в прогрессию. Унылые это были бы мемуары. Унылые пассивные мемуары.

– Ты Никиту моего помнишь?

– С женой-ищейкой который? Жиртрест, который на лоб спускал?

– Вспомнился че-то.

– Я помню, после него ты к старперу сбежал, чтобы с молодыми больше не связываться, чтобы ценили и понимали.

– Чтобы казаться веселым и активным, так скажем.

– Слушай, я эти креветки окончательно разморозил своим горячим телом…

– Глазом.

– Давай, может, их сварим, или сжарим, или испечем. Или что лучше?

 

*****

Моя мама знакома с Ромкой, а его родители знакомы со мной. Нам можно знакомиться с родителями, потому что мы не любовники. Я не делаю с их сыном ничего такого, что им не понравилось бы. И Ромка не целует меня туда, куда моя мама не одобрила бы. Родители не лезут в нашу жизнь, отдельно в жизнь каждого – да, но не в нашу общую.

Каждому отдельно они говорят примерно одно и то же: нужно семью, хочется внуков, хотя так сложно, инфляция, квартирный вопрос, как нести ответственность, но все равно, другие же как-то справляются, вон у твоих одноклассников уже дети в школу ходят. Потом добавляют еще: мужчине никогда не поздно, мужчина не стареет, главное встать на ноги. Ромкин отец может сказать ему: «Спасибо Юре, ты хоть на арендной плате экономишь». А моя мама может порадоваться за меня: «Тебе повезло с Ромой, настоящих друзей мало, они так важны».

И мы не считаем, что наши родители слепы, потому что мы действительно друзья, настоящих друзей мало, и они важны. В юности мне казалось, что мама понимает обо мне все, просто не хочет огорчаться и огорчать отца. Потом отца не стало, я ушел из дому, и на этом наше познание друг друга закончилось. Мы заморозили свои знания друг о друге. Я решил, что мама не болеет, не дряхлеет, не скучает по мне и все понимает правильно. Она решила, что я еще не встретил свою девушку, поэтому не могу определиться и жажду свободы.

Мы с чистой совестью смотрим в глаза родителям, бабулькам у подъезда, друзьям и коллегам. Но я часто думаю о том, как бы мы вели себя, если бы были любовниками. Как реагировал бы Ромка на слова младшего брата: «Повезло тебе, что у тебя есть Юрчик! Мне бы такого Юрчика». Как ухмылялся бы я на напутствие матери: «Мне спокойнее, когда ты рядом с Ромой». Как мы представляли бы друг друга своим знакомым. Это значило бы безоговорочное признание перед всем миром: «Я гей, вот мой парень, это с ним я занимаюсь сексом». От одних мыслей мороз шел по коже. Хотя это ли не мечта – определенность?

           

*****

Ромкин коллектив летит на неделю в Турцию: путевки за счет компании. Вот так весело они живут. И даже еще веселее – можно взять с собой «плюс одного».

– Ты хочешь? – спрашивает Ромка.

– Ну, с какой стати? Что они подумают?

– Да они же тебя знают. Никто не удивится.

– Нет. Лучше Сережу возьми. Он хоть в школе похвастается.

– Сережа потом обязательно дома доложит, сколько я выпил, сколько выкурил, скольких трахнул.

Коллег-то он не стесняется, они знают, что он гей, что он в вечном поиске и что мы не пара. Я – самый безопасный вариант в этом случае.

– Нет. Это без меня.

– Ну, и чего ты уперся? Отдохнешь. Все халявное.

– Я халяву не люблю.

– Юра, не нервируй меня.

Ромка садится и подпирает голову кулаком.

– Ну, что я буду с нашими гетерастами делать? А с тобой мы бы клубы нашли, какие-то точки. Я посмотрел по инету – все есть.

– Да у меня заказы, работа. А ты уже почти все нашел, сам справишься.

– Ладно, – сдался он. – Просто подумай, все с кем-то будут, даже Виталий Михайлович. А я один.

– Ну, на жену Виталия Михайловича я все равно не тяну.

И я отказался. А Ромка – налегке, никаких вещей, только пенка для волос и крем для загара – счастливо отбыл в Турцию.

Без него так пусто в квартире, словно рука или нога уехала. Словно член уехал – искать там себе развлечений. И правильно, так и надо, он имеет на это право.

А я пригласил Андрея.

– Где это твой?

– Мой?

– Твой сожитель?

Ой, как смешно.

– А ты групповушку хочешь?

– Да ладно! Он мне вообще не нравится. Видно, что себе на уме и черти водятся.

– Хватит уже народных афоризмов, давай к делу.

Андрей теперь не особо в деле, он все больше со своей подругой, она о нем ничего не знает, с ней по-другому. Он мои волосы отодвигает и шею слюнявит, а я не люблю этого. Я не хочу, чтобы он меня целовал, хочу, чтобы трахнул. Кажется, раньше с ним было проще. Я трогаю рукой его член.

– У тебя не встает? Или ты теперь любишь с поцелуйчиками?

Член в полуготовности. Андрей – такой себе полуфабрикат, можно и сырым заталкивать.

– А ты не хочешь? – спрашивает он. – Давно ты уже обо мне не вспоминал.

– Ты же сказал, что у тебя новая жизнь.

– Зачем же позвонил?

– Проверить, насколько новая.

Он отступает. И с расстояния двух шагов видно те два года, что теперь между нами.

– Два года, – говорю я. – А мне кажется, мы недавно встречались. Как твои… дела?

– Да так. С бывшей не вижусь. Старший уже в универе учится, на биохимика. Младшая в восьмой перешла. С Катей тоже… нормально.

– Она бухгалтер?

– Корректор.

– Да, что-то такое. Я помню.

– Мне нужна стабильность. Я больше ни с кем не знакомлюсь, не бегаю на случки.

– Спасибо, что сделал исключение. Я очень хочу тебя.

Я подхожу сам, снова расстегиваю на нем все.

– Очень хочу, только не тяни.

Андрей может сделать мне хорошо. Может, если забудет о бывшей жене, о сыне, о дочери, о Кате, о том, как долго метался по парням, о скучной работе в типографии. Андрей может. Я стону, мне хорошо, и отчего-то кажется, что я украл этот секс у Кати, и за это «хорошо» мне будет «плохо».

 

*****

А в Турции классный отель, море еды, воды, парней, выпивки. Это Ромка мне звонил и хвастался. А у меня тут в жару какая-то ангина, хотя я ни мороженого не ел, ни холодного пива не пил. Я шарфом обмотался и его голос в мобильном телефоне слышу как из морской ракушки – сквозь шум собственной крови в ушах.

– Я тоже весело провожу время! – говорю как можно бодрее.

Боль в горле сменяется насморком, тяжело дышать, а не дышать еще тяжелее, и все это в июле, когда люди падают в обмороки от солнечных ударов. Лучше бы я упал от солнечного удара, полежал бы немного, да и побежал бы дальше.

Ромка за неделю, конечно, не загорел, но тюбик крема измазал.

– Я больше ночами выходил, солнца не было. Наших там нашел.

– Каких наших?

– Армян.

– Да уж, наши.

– Годные ребята, брось.

– Кхе-кхе, апчхи!

– А ты простудился, что ли?

– Нет. Мне работать нужно.

– Оставь ты свой синдром белки в колесе. Успеешь еще работать. Я тебе подарок привез. Браслеты, как ты любишь!

– По-моему, это ты такое любишь.

– Ну, или я.

И тогда я думаю, может он тоже считает, что я его рука или нога? И этой своей руке или ноге дарит браслеты?

 

*****

Я сижу в своей комнате, пишу и кашляю. В таком состоянии бодрые рекламные тексты пишутся очень плохо. Браслеты я снял и сунул в стол. Но мне кажется, они там позвякивают – где-то море, где-то солнце, где-то любовь, а ты, дурак, сидишь тут и кашляешь буквами.

На удивление, на следующий день мне стало еще хуже. Мы привыкли считать, что с первого дня болезни начинаем выздоравливать, что организм молодой, борется и побеждает. Но мой даже не знает, с чем ему бороться. И меня берет злость. Это же Ромка был на зарубежных гастролях, это он трахался там не пойми с кем, это он должен расхлебывать, а не я.

Пятница – начало уик-энда. Заказы с горем пополам сданы, дождь сбил пыль. Но как пережить эти выходные? И что делать дальше?

– А ты совсем того? – спрашивает Ромка, сунув голову в дверь. – На ладан? Может, священника позвать – исповедуешься?

И ржет.

– Ладно, добрая шутка. Лекарств купить?

– Я не знаю, каких.

Он входит, садится рядом со мной на кровать.

– Так что? Чего ты лежишь? Совсем плохо? От простуды никто не помирал вроде.

Ромка только с работы, довольный и расслабленный. Ясно, что на выходные что-то интересное запланировал. Уже край футболки дергает в нетерпении, а я задерживаю его своими проблемами.

– Ничего, ты иди.

– Куда мне идти? Я пиццу купил. Специально в «Пеперони» заехал. Вставай похаваем. Или ты не можешь? Что с тобой вообще?

– Я не знаю.

– А что болит?

Он замолкает. И в этой тишине я думаю – слава тишине! Как прекрасна тишина, как она чиста! Тишина не содержит даже доли разрушительного потенциала наших слов. Она ничего не подразумевает, ни на что не намекает. Например, после этой тишины я могу сказать: «Да все нормально. Прилечь уже нельзя без лишних вопросов». Но я не скажу, я просто смотрю на Ромку и прощаюсь с нашей тишиной.

– Я поссать не могу. Член болит. И вообще все болит.

– А бывало уже с тобой такое? – спрашивает Ромка.

– Нет.

– И куда ты его совал, скажи?

– Никуда.

– А с кем трахался?

– С Андреем.

– Это пока меня не было?

– Да, но это же Андрей.

– Без резинки, что ли?

– Он с Катей живет.

– Да все равно, чье это вирье, Катино или Петино! Теперь получай триппер! Поздравляю!

– Думаешь, через анальный секс передается?

– Да у нас одному чуваку проститутка отсосала и заразила. Так что Кате большой привет. Бл**ь, тебе же нужно было звать этого вечноженатого урода! Ему сколько лет? Он еще от старости не подох? От гонореи точно подохнет.

– Ты таким болел?

– Нет, но я знаю, что с члена течь должно. И сыпь должна быть. И жар, наверное.

– Врача нужно найти нормального, – говорю я.

– Френдли, бл**ь! – соглашается Ромка. – Я таких не знаю. Где взять этих френдли? Жизнь такая, что сам себе не френдли. А чешется вообще?

– Вроде не чешется. А точно должно?

– Ну, ты у Андрея спроси. Может, у него и блохи какие. Или у его Катеньки. Развела там зоопарк.

– Да ничего у меня не чешется.

– А ты его не защищай! Или хочешь на троих с ними сообразить? В компании с их блохами зоо-оргию?

– Ладно, прекрати уже.

– Я же за тебя переживаю. Давай хоть посмотрю, насколько все страшно.

Я невольно схватился за ремень, словно хотел закрыться. Но Ромка решил, что я расстегиваюсь.

– Давай, давай. Я с тобой не в доктора играю. Я врача найду, и гондонов куплю, и тебе, и твоему Андрею, и Катеньке блохастой.

Честно говоря, вместо боли я стал чувствовать какое-то гипнотическое оцепенение. Руки меня не слушались, словно я наглотался морфия, уплыл и раньше нового болевого приступа возвращаться не собирался. Между прочим, успел подумать, как будет неловко, если встанет. Больной, как вы себя ведете, ай-яй-яй, и не стыдно. Но оцепенение лишило меня и стыда, и мыслей. Ромка расстегнул на мне брюки и достал из трусов мой член. Склонился над ним, словно собирался взять в рот.

– Сыпи вроде нет. А точно болит? – спросил вполне серьезно. – Давай в инете почитаем, должна быть сыпь или нет. И не капает, – он провел пальцем по головке.

– Руки не пачкай, – сказал я.

– Ну, губами я сейчас не могу, хоть все так красиво. Впервые вижу, кстати. Мы с тобой в душ точно вместе не ходили, я бы запомнил. А ты заводишься, да?

Я выдохнул.

– Болит, но завожусь.

– Значит, жить будешь. Сейчас я Олегу позвоню, спрошу про врача. Скажу, что для меня, не переживай.

– Член отдай.

Ромка засмеялся, но в лицо мне не посмотрел. Я поспешил застегнуть брюки.

– Я думал, что-то заметно будет, – оправдался Ромка. – Не переживай слишком. Это точно лечится.

– Но руки на всякий случай вымой.

Ромка замялся.

– Мне жаль, что у тебя с Андреем не получилось.

– Очень даже получилось. Было хорошо.

– А, так. Ладно, я сейчас узнаю про доктора.

Он, правда, позвонил Олегу – тот дал номер вполне лояльной, по его словам, частной клиники. Врача звали Вячеслав Львович Буслер, уролог-андролог.

– Венерологами у них никого не называют, чтобы таким дуракам, как ты, не было стыдно, – объяснил Ромка. – На завтра записал тебя, в субботу работают, анализы на месте, с возможностью срочного получения результатов. Я тоже с тобой поеду.

– Не нужно. Ты свое сделал. Осмотр провел.

Он все не уходил.

– Ром, я полежать хочу спокойно. И так в туалет набегался.

– А… пицца?

Неизвестно, от чего мне хотелось плакать: от стыда, от нелепости этой ситуации, от боли, от злости на Андрея, от острого и жгучего в прямом смысле слова желания… Никогда еще я не хотел его так сильно и так болезненно. Но если это поворотная точка, то очень спорная точка – грязная, как все между нами, как остатки чужих свиданий, чужих слов, чужих инфекций. Мы давно уже заражены другими, мы никогда не будем чистыми друг для друга. И в то же время я так хочу, что моя боль только усиливается при взгляде на него. Кажется, что болит не только член, но и сердце, и мозг. Надежда только на то, что Вячеслав Львович поможет.

 

*****

– Вы знаете, зачем нужно пользоваться презервативами?

– Да.

– Не объяснять вам этого? Вы все знаете?

– Да.

– Вы слышали о группах риска?

– Слышал.

– Вы знаете о заболеваниях, которые передаются половым путем? Знаете, в чем особенности вашей группы?

– Да.

– Вы все знаете?

– Да.

– Почему же тогда не пользуетесь?

Вячеслав Львович не так стар, как суров. Ему под пятьдесят, на сайте знакомств еще нашлись бы на него желающие. С ним в кабинете медсестра, худая, злобная с виду дама лет тридцати, и, честно говоря, она бесит меня гораздо больше, чем его вопросы.

– Ну, это не я должен был пользоваться, а мой партнер.

– А вы из тех, кто не может сказать «нет»?

– Я из тех, кто доверяет своим людям.

– «Свои люди» у вас здоровы по определению?

– Что вы меня прессуете?! Мне сказали, что вы френдли.

– Я вас не прессую, Юрий. Мы вместе пытаемся понять, почему выходные вы проводите со мной, а не в вашей веселой компании.

– «Веселая компания» – это стереотип. Мне мораль читать не нужно. Я все уже понял. Теперь мне главное вылечить… что бы это ни было. Гонорея или что…

– То есть ваш партнер болен гонореей?

– Я не знаю.

И сейчас я уже не могу признаться, что Андрей – не мой партнер и не «свой человек».

– Ладно, проходите за ширму, – разрешает, наконец, доктор.

Ну, хоть ширма есть. Хотя девице не особо и интересно, она заполняет бумаги на оплату.

Доктор не так жадно тянется к моему члену, как Ромка. Он смотрит вполне спокойно.

– А почему вы решили, что это гонорея? Я клинических проявлений не вижу. Еще раз расскажите, что вас беспокоит.

Я рассказываю еще раз – для тупых кандидатов медицинских наук.

– Вы гриппом болели недавно? – спрашивает он. – Переохлаждались?

– Простудился немного.

– Скорее всего, не немного. Анализы все равно сдавайте, бакпосев нужен.

Не прошло и полгода, как доктор сделал вывод, что это грипп вызвал цистит в качестве осложнения. Если Андрей и заразил меня чем, то только гриппом. А злые бактерии сделали свое дело и навредили моему организму, как только могли. Док выписал обезболивающие и антибиотики, но напомнил, что предохраняться в любом случае необходимо. Я оплатил прием, анализы, срочность результатов и, наверное, даже наценку за «френдли». Купил в аптеке лекарства и вернулся домой.

– Ну, как ты, что? – Ромка сразу начал с общих вопросов.

– Пошел вон, венеролог хренов! Сидишь в своих компьютерных играх, вот в них и сиди! Я из-за тебя позорился, рассказывал, кто пассивный партнер, а кто активный, и могу ли я сказать «нет». А нужно было сказать только, что у меня был грипп. И все. И без разницы, с кем я е*усь.

Я швырнул в него медзаключением.

– А… ну, а я откуда знал? Я такое определять не могу.

– Ты вообще ни хрена не можешь.

– А врача кто нашел?

– Так он не френдли, обычный врач, с обычными лекциями. Полчаса мне втирал про гондоны. Можно подумать, ты всегда пользуешься.

– Всегда.

– Ну, и на здоровье.

Я пошел к себе, но вопросы пошли следом.

– Так тебе лучше?

– От чего? От того, что я в больницу сходил? Нет. Еще нужно все эти таблы сожрать, и потом снова на прием пойти.

– Ну, по-моему, это лучше, чем триппер.

– А стыда ровно столько же.

– Да брось ты уже свой стыд. Думаешь, этот врач раньше никогда члена не видел?

– Там еще медсестра была.

– Она-то уж точно видела. И я тоже. Вообще, все хорошо, мне кажется.

Он подошел и похлопал меня по плечу.

– Пицца еще осталась. Разогреть? – спросил заботливо.

– Мне сейчас только несвежей пиццей осталось отравиться и вообще из туалета не вылезать!

Я нарочно хотел вывести его из себя, но Ромка только улыбался. В тот вечер он еще раза три похлопывал меня по плечу, и его поддержка уже казалась мне излишней.

 

*****

Через неделю произошло кое-что еще. Когда я сидел за кухонным столом, он словно нечаянно положил руку мне на плечо, а потом коснулся моей шеи. Я вздрогнул и оглянулся. Он отдернул руку.

– Ты специально меня лапаешь с тех пор, как я член тебе показал, или случайно так получается?

– Я тебя не лапаю.

– Точно?

– Точно. Просто ты болеешь. И мне хочется тебя подбодрить.

– Я уже почти здоров. Завтра с доктором попрощаюсь.

– Я могу с тобой пойти.

Я только рассмеялся. В моем представлении Ромка никак не вписывался ни в больничные интерьеры, ни в совместные поездки в метро. Я мог представить его только дома, строго между семью вечера и семью утра, моим воплощенным ночным кошмаром.

Не знаю, почему так бывает. Почему мы представляем одних людей только в одних обстоятельствах, а других – только в других. Почему не можем допустить, что их роли могут измениться. Почему предпочитаем видеть их лишь статистами в собственных фантазиях? Я не мог даже вообразить Ромку ожидающим меня в больничном коридоре. Мне кажется, это был бы уже не Ромка. И мне не нравилось, что от одного его предложения у меня бухало сердце, как перед прыжком со скалы.

На этот раз он хорошо понял мой отказ. Похлопывания, поглаживания и прочие нежности прекратились. Я выздоровел, и он снова стал самим собой. Пропадал подолгу на работе, приводил домой каких-то случайных парней, обсуждал что-то по телефону с каким-то Вовой из офиса. Мы стали даже меньше общаться. Например, он перестал  входить в мою комнату и интересоваться, когда я закончу писать и смогу смотреть с ним кино. Мы забросили и кино-новинки, и наши сериалы. Он больше не приносил никаких записей, не смотрел в мою сторону и ни о чем не спрашивал.

Я слушал, как он возится со своими любовниками. Это были не стоны, а какое-то гортанное урчание. По этим приглушенным звукам я никак не мог угадать его позы. Но было ясно, что он доволен. И значит, мы оба поступили правильно, не бросившись с той скалы.

Наконец, я скачал новый сериал и сунул ему пятничным вечером.

– Вот нам на выходные. Везде его рекламировали.

– Здорово! Только… мы уже договорились… на дачу. Посидеть у озера. Ты хочешь?

– Нет.

– Там все с работы. Ничего такого не будет. Просто природа, озеро…

– Я понял, не хочу.

– Но я могу и дома остаться.

– Да зачем? На флешке за это время точно ничего не изменится.

Он засмеялся. Потом спросил вдруг с запинками, но серьезно:

– Но мы… между нами все хорошо? Ты не сердишься?

– Конечно, нет.

– Если я как-то не так себя повел, извини. Просто я испугался за тебя. А потом очень обрадовался, что все нормально.

– Да, все нормально.

В выходные я дописал все заказы, убрал все комнаты и даже ужин приготовил, но Ромка вернулся с пикника каким-то задумчивым. Есть отказался, про сериал даже не вспомнил. Сидел и смотрел сквозь меня. И я мог рассматривать его без стеснения, словно он спал или находился в трансе.

– Что-то случилось? На вашем пикнике? – спросил я все-таки.

– Нет, ничего такого.

И я тоже сказал себе, что ничего не могло случиться на пикнике с коллегами по работе. Просто Ромка не любит ни пикники, ни природу, ни озера, ни чьи-то дачи, а то вдруг поехал, торчал там два дня, вернулся и все еще торчит. Сердце сжалось от плохого предчувствия. Я еще не знал, чем угрожает мне этот пикник, но понял, что наша идиллия, которую я берег даже от самого себя, начинает рушиться.

Он смотрел сквозь меня, а я – на него. И я не видел по нему, что произошло. Он просто сидел, сдвинув брови, и о чем-то сосредоточенно думал. Он не был огорчен или подавлен, просто обдумывал то, чем не хотел со мной делиться. Я мысленно прижался к его губам и облизал их. Ромка даже не шелохнулся. Потом хмыкнул, словно очнулся, и взглянул на меня.

– Так что, будем смотреть твой сериал?

– Я уже посмотрел. Ничего интересного, – сказал я.

– Хорошо, – кивнул он и ушел к себе.

 

*****

Ничего уже не было по-прежнему. Он так и продолжал что-то вспоминать и хмыкать. Я вдруг почувствовал себя в роли ревнивой жены, и меня осенило: я ревную к его мыслям, воспоминаниям, полуулыбкам, ни к кому конкретному, но к тому, чего раньше не замечал за ним.

На самом деле, ревновать было не к кому, он даже перестал знакомиться на сайте, но я воспринял это как плохой знак. Лучше бы он трахался, как раньше, но не делал такое загадочное лицо за ужином.

Потом прозвучало что-то неопределенное.

– Ко мне завтра Вова зайдет, так что ты… не скажи ничего лишнего.

– Вова с работы?

– Да.

– В смысле «лишнего»? Они же знают, что ты гей.

– Знают. Но подробностей не нужно. Он мальчик, студент еще, работает у нас, потому что мегамозг.

– Ооо, теперь тебя интересует мегамозг, а не мегачлен?

– Вот об этом я и прошу. Это просто парень с работы.

– Ок, понял.

 

*****

Вова оказался до неприличия хорошеньким – каштановые волосы с золотистым отливом, высокие бледные скулы и веснушки на тонком носу. Брови темные, глаза серые, улыбка яркая. Я пытался найти в нем что-то отталкивающее, но ничего не было. Вова был воплощением свежести, юности и томной красоты. Мальчик-девочка, мальчик-симпатичный-аватарчик, отличник, гордость родителей, надежда американской компании.

Я пытался понять, зачем Ромка пригласил его. Чего он от него хочет? Хочет его самого? Я всмотрелся пристальнее. Лично мне Вова не казался сексуальным – ни гомосексуальным, ни гетеросексуальным, ни вообще парнем, который ест мясо, бреет лицо, пьет пиво или трахается. Глядя на его шею без кадыка, я почему-то подумал, что у него нет ни пупка, ни члена, в нем минимум земного и максимум космического. Пожалуй, этот Вова был эфемерной сущностью, которая создает такие же эфемерные программные коды. Он рассматривал наш дом, полы, шкафы, светильники и меня, словно совсем плохо разбирался в мире людей.

Когда Ромка ушел за спрайтом (Вова, как я и думал, не употреблял спиртного), я решился спросить прямо:

– Так что было на пикнике?

Вова вдруг засмеялся.

– Да, очень забавно получилось. Рома рассказал тебе? Я чуть не утонул! Мне сказали, что озеро неглубокое. Но когда я вошел в воду, под ногой оказался провал, и я стал падать. И никто не мог поверить, что я тону. Думали, разыгрываю всех. Потом Рома сообразил и вытащил меня.

– Страшно было? – спросил я.

– Просто жуть! Представь, ноги уходят куда-то вниз. И очень глупо. Я же плавать не умею.

Ромка вернулся с бутылками и стаканом для Вовы.

– Я рассказываю, как ты меня спас, – сказал ему Вова.

– Да, из ряски вытащил, – кивнул Ромка нехотя. – Утки там плавают и не тонут.

Я хотел перехватить его взгляд, но взгляда не было, только какая-то неловкость.

– Хорошо, что не все программеры жизни не знают, – сказал я.

– Ну, зато я хорошо знаю Вселенную Марвел! – Вова снова засмеялся. – Шучу, конечно. Я учусь, все экзамены сам сдаю. А если с чем-то не сталкивался – спасибо маме и папе, у них очень успешный швейный бизнес, несколько крупных предприятий. Сейчас им сестра помогает, а я свободен в своей реализации. Надеюсь, получу стипендию в Штатах, и улечу…

– Во Вселенную Марвел.

– Там будет интереснее. У меня много планов! И пока все получается!

Тогда мне показалось, что это совсем другой человек – не такой, как мы с Ромкой, не задавленный наследственными неудачами родителей, поиском своего места в жизни, жилья, друга, работы, заказов, заработков, лекарств, продуктов, пакетов для мусора. Это совсем другой человек – успешный, чистый, ни о чем не сожалеющий, не испорченный никакой червоточиной: ни жадностью, ни высокомерием, ни завистью, ни эгоизмом. Он рос в любви и любил всех. Он был открыт и пока еще не встречал подлецов. Он был наполнен только положительным опытом, и этот опыт создавал над ним золотое свечение. Я отвернулся.

– Оставлю вас. Не стесняйтесь обсудить Рыцаря Аркхема.

Но Вова удержал меня вопросом:

– А ты играешь? Что-то нравится? Наши игры знаешь?

– Нет.

– Нет, – сказал Ромка. – Юра даже не согласился работать у нас нарративным дизайнером.

– Я далек от этого.

– Вы партнеры? – спросил вдруг Вова у меня. – Ты тоже гей?

– Да. Но не все геи партнеры.

– Ха-ха-ха! Здорово сказано! Мне нравится, как вы живете. А вы ругаетесь?

– У нас нет поводов ругаться, мы не пара, – сказал Ромка.

– Мои родители часто ссорятся, но не всерьез. Так, покричат друг на друга, потом посмеются. Папа всегда маме много цветов покупал, а сейчас у нас в загородном доме целый зимний сад. Когда что-то вянет, она жалуется, что это папа стал меньше ее любить.

– Очень мило, – кивнул я и вышел из комнаты.

И даже не прислушивался. Вдруг почувствовал себя уставшим от этого вечера, от золотистого Вовы, от его смеха, от мыслей о возможном продолжении. Вова вполне годился на роль сияющего светила, но как-то так подсветил нашу жизнь, что она представилась мне очень мрачной. Я отступил в привычную тень, полежал немного в тени и уснул.

 

*****

К счастью, утром никакого Вовы я не обнаружил. И Ромка пил чай не в таком приподнятом настроении, как накануне.

– Не остался? – спросил я без иронии.

– Ну, ты в своем уме?

– Если хочешь его трахнуть, не относись к нему, как к хрустальной вазе. Он не такой хрупкий. Может, необычный, но не хрупкий.

– С чего ты взял, что я хочу его трахнуть? Он просто мне нравится. Он словно… словно сияет.

Я даже не удивился: мы давно уже воспринимали все одинаково. Но вдруг мне захотелось спорить.

– Думаешь, у сияющего светила нет темной стороны? Есть, я уверен. Просто пока мы ее не увидели. Но я точно знаю: чем ярче с одной стороны, тем чернее с другой.

– Не в его случае.

– Он гетеро?

– Он еще не знает. То есть, у него были девушки, но он ничего к ним не чувствовал. И у него были виртуальные романы с парнями, но не дальше.

– С виртуальным сексом?

– Я не расспрашивал.

– Просто хочется понять, что такое виртуальный роман.

– Ты не поймешь. У тебя руки устают от заказов и без романов.

– Ну, может быть, это были видео-романы. Технологии развиваются!

Ромка снова задумался.

– А у тебя были молодые парни? Ну, моложе тебя? – спросил меня.

– Был один. Борец греко-римского стиля. Рост сто девяносто и вес сто двадцать. И, странное дело, так бегал за мной, так хотел, и никогда у него не вставал толком. Проблема была какая-то.

– Вставить не мог?

– Не мог. А если и мог, то сразу эрекция пропадала, прямо внутри меня. И сосать было бесполезно – ничего не помогало. Но главное, что отношений с пониманием он не хотел, только секса.

– А он не жаловался, что ты старше или что-то такое?

Я попытался вспомнить того Васю, но память, как обычно, подкидывала мне не реальные ситуации, а мемы, дополненные моим воображением.

– Да, кажется, говорил, что мне нужно подкачаться, что бицепсы слабые, – насилу вспомнил я.

– И что тебе в нем нравилось?

– Ничего. Просто в какой-то период он оказался рядом, и я подумал, почему бы и нет.

– Я тоже рядом, – сказал на это Ромка.

– Тобой я дорожу.

– Да, – он кивнул. – Я тоже тобой дорожу.

Признавшись друг другу в нелюбви, мы разошлись по своим комнатам.

 

*****

С тех пор Вова стал бывать у нас чуть ли не каждый день, с Ромкой и без Ромки. Оказалось, что они работали в разных офисах. Я и не знал этого раньше, я вообще не интересовался его работой. У Вовы была отличная дамская машина «пежо», он весело сигналил у подъезда и распугивал дворовых котов. И сигнал звучал, как заливистый смех.

Постепенно я перестал раздражаться при его появлении. Стал воспринимать его как спам, как приложение к Ромке, от которого невозможно отказаться. Похоже, ему нравилось проводить у нас все свободное время. Лето шло к концу, отпуска ему не давали, и он зависал в гостях, как в санатории-профилактории, полулежа в кресле и рассказывая что-то забавное о родителях или сестре.

Я думал, зачем мы получили его в друзья. Пусть Ромка. Но почему я не могу устраниться от этого общения? В отсутствие Ромки Вова открыто хвастался тем, в чем я не разбирался.

– Я такой классный сеттинг придумал! Наш сценарист просто обалдел!

– Наверное, очень обрадовался, что ты в его работу лезешь.

– Просто для него это слишком масштабно. А Рома тебе рассказывал про мои разработки?

– Мы твои разработки пока не обсуждали. Оставляем на сладкое.

Вова был хорош, но пытался казаться еще лучше и очень расстраивался, когда у него не получалось. Я не то чтобы не поддавался – я просто не хотел принимать его сторону, сочувствовать его обольщению Ромки, переживать за его успех. Я не настолько эмпат. Я не буду кайфовать от их близости, я не кончу от их секса.

– Что у вас с Ромкой? – спросил я прямо и зло. – Будет секс? Или уже был?

Вова немного смешался.

– А ты думаешь, должен быть, если я прихожу к вам постоянно? Просто так к вам парни не приходят?

Теперь и я был озадачен.

– А ты просто так приходишь?

– Мне нравится, как вы живете, как ты работаешь, как говоришь мне «иди пожри на кухне, пока я пишу».

– Да, я гостеприимный.

– А ты встречаешься с кем-то? – спросил он.

– Постоянно нет. Иногда, просто ради секса. А ты?

– Я бы тоже так хотел – просто ради секса, но никогда не получается «просто».

– Странно, почему не получается. Ты легкий, добрый, умный, красивый, успешный. Машина у тебя классная, красная.

– Ты шутишь сейчас?

Я вдруг взглянул на него так, словно увидел впервые. Никакого сияния не было, только тьма, тоска, беспросветная печаль. Вова повернулся ко мне своей обратной стороной, и она была ужасна. Его лицо сделалось совершенно бескровным и покрылось испариной. Он вытер лоб, словно хотел стереть смущение.

– Может, ты просто не знаешь, чего хочешь? – я попытался вернуть нашему разговору легкость.

– Может, – Вова сделал паузу. – Мне нравится, когда ты спрашиваешь, но Роме ничего не говори. Иначе он на работе расскажет.

– Он не такой.

– Именно такой.

Мы помолчали. Ромки все еще не было.

– А что за виртуальные романы у тебя были? – спросил я.

– Ну, вот видишь! Он это обсуждал с тобой! – взвизгнул Вова. – А я только между прочим ему сказал.

– А чего стесняться? У каждого есть прошлое. Вирт – тоже его часть. Почему они ничем не закончились?

Он смотрел только на свое колено, не мог глаз на меня поднять.

– Я не знаю, как это объяснить. Они ничем не закончились, потому что я переписывался как девушка. Просто по приколу. То есть не совсем по приколу. Раньше, в детстве, сестра наряжала меня в свои платья, завивала мне волосы, красила губы. Мы так играли, и мне это нравилось. Сейчас, конечно, мы об этом не вспоминаем, есть что-то вроде стыда за те наши развлечения. Она целовала меня и говорила, что я ее сестричка. И родители видели это и смеялись, как над театральным представлением. Мне было лет пять, когда она впервые меня так одела, но я все помню – длинное платье, ленты, ее поцелуи. Мне кажется, у меня даже была эрекция, хотя у пятилетнего это вряд ли возможно, наверное, я все придумал.

И я хочу повторить это, но никогда не могу. Иногда пробую так одеться сам – и все не то. Дело в том, что среди знакомых или на работе я не чувствую себя женщиной, и не могу понять, что из того маскарада хочу повторить. Но вот когда я стал переписываться как Алена, мне показалось, что я что-то поймал. Без платья, без губной помады, но поймал. Я рассказывал о себе, о своей семье так, как будто был своей сестрой, а не собой. Сказал правду только про работу, парень еще удивился, что я занимаюсь программированием, и я пошутил, что я крутая хакерша, которую разыскивает Интерпол. Потом он стал настаивать на свидании, мы договорились увидеться в субботу, потом я перенес встречу, и мы еще неделю переписывались, потом я снова перенес, и он сказал, что ему нужна не виртуальная, а живая женщина, которая будет готовить ему еду и сосать два раза в день.

– Ничего себе запросы! Но тебе это понравилось? Сама мысль о сексе с ним? – уточнил я.

– Нет. Скорее, нет. Я знал, что это невозможно. Потом я начал другой роман, за ним еще один – все до той точки, после которой они настаивали на встрече. Я уже не представлялся разработчиком компьютерных программ, говорил, что работаю в библиотеке, что мне скучно, что есть время писать, но нельзя общаться по видео-связи.

– Находчиво.

– Моя история с каждым разом становилась полнее, живее, реалистичнее, но оставалась лишь историей. Думаю, в жизни я нормальный человек – по мне ничего такого не заметно, я мужчина, я учусь, работаю, общаюсь с людьми, у меня есть планы, просто эти планы не касаются личной жизни. Я не знаю, чего я хочу. Мне кажется, что ничего. Я пытался встречаться с девушками, представлял их сестрой, потом себя ею, потом нас всех мужчинами, но эти фантазии не способны возбудить меня. Я ничего не чувствую и не могу никого к себе подпустить. Когда Рома вытащил меня из озера и стал вытирать, мне показалось, что это что-то новое – он нежен со мной, он касается меня, но потом я стал думать об этом, наблюдать за ним – и мне это не понравилось. Секс с ним – это точно не то, чего я хочу. И он тоже изменился. Я чувствую его враждебность, когда прихожу к вам.

Я обрадовался, но постарался не выдать этого.

– Да, какие-то настройки сбиты. Психолога бы хорошего, но это еще сложнее, чем венеролога.

Вова невесело засмеялся.

– Мне легче. Я рассказал, и мне легче. Представь, я этого никому не рассказывал. Это никому не нужно. Я кажусь всем очень счастливым. И стараюсь казаться еще счастливее.

– Мне жаль, что я мало разбираюсь. Знаю только, что многие мужики надевают женское белье, дрочат перед зеркалом и считают себя нормальными.

– Ты так делал?

– Я нет. Я к тому, что ты должен разобраться, какой вариант тебя удовлетворит. Переодеваться для себя, для других, заниматься сексом в образе, без образа. А для этого нужно все попробовать. Нельзя просто представлять, нужно делать. А ты попытался трахнуть каких-то девиц и на этом закончил все эксперименты. И сделал вывод: не знаю. Если ты и программы так пишешь, я таких программ не хочу.

– А ты не очень-то шокирован, – заметил мне Вова.

– Я чувствовал, что в тебе есть что-то скрытое. Но думал, что ты влюбился в Ромку, и вы трахаетесь на работе, в машине, на пикнике, в озере, дома и вообще везде.

– Очень честно. А ты ревновал бы?

Я пожал плечами.

– Друзья иногда ревнуют друг друга. И это очень неприятно. А с твоими проблемами мы как-нибудь разберемся. У многих людей очень странные вкусы, главное – понять их, чтобы найти единомышленников.

Вова взглянул недоверчиво.

– Но как можно их понять?

– Приезжай завтра пораньше, этим и займемся.

Я был рад своему открытию. Как только Вова признался, что не влюблен в Ромку и что вовсе не тот идеальный парень, которым кажется с первого взгляда, он мне очень понравился. Исследовать чью-то сексуальность, что может быть занятнее? Тем более – сексуальность такого красивого парня!