Отец педика

   Приблизительно 13 марта, на свет должна была появиться девочка по имени Марьяна. Мы с женой выбрали имя за четыре месяца до родов, сразу же после того, как УЗИ показало, что у нас родится дочка. Я не жалел денег на нежно-розовые одёжки, пелёнки. Привёз из заграницы кучу мягких игрушек, коих было не достать в СССР. Да, в глубине души я мечтал о мальчике, наследнике, но и дочь, рождённая любимой женщиной, стала бы для меня самым дорогим подарком.
   Если мне не изменяет память, то часов в 10 вечера 12ого марта, «процесс пошёл». Помню, как Милка ревела по пути в родильный дом, она у меня неженка, очень боялась боли. Ребёнок был упорным – не хотел вылезать из теплого чрева матери. Роды прошли тяжело, и наше сероглазое чудо, названное Марьяной, сделало свой первый вдох только в восьмом часу утра 13ого марта. С первых минут в этом мире «Марьянка» удивила всех – вопреки показаниям УЗИ, родился мальчик. Я ликовал – этот маленький человечек показался мне тогда самым прекрасным существом на планете. Пока Мила приходила в себя в роддоме, я успел похвастать всем своим друзьям, что у меня таки родился мальчишка. Продолжатель рода. Наследник. Малафеев-младший. А девчонку я ещё успел бы наклепать.
    Милану выписали через неделю, и тогда мы переименовали «Марьяну» в Максима.  А что? Малафеев Максим Николаевич – звучит, по-моему, весьма представительно.
   Мне нравилось возиться с моим пацанёнком, который нет-нет, а что-нибудь обязательно отчебучит. Белобрысый, с огромными серыми глазищами. Он был непоседой, за ним невозможно уследить. Выведешь гулять во двор – отвернёшься, а его уже и след простыл. Чешет, спотыкаясь о выбоины в асфальте на другой конец улицы, исследователь хренов. Окликнешь его, побежишь, чтобы догнать, а эта малявка только звонко смеётся и ускоряется, будто назло. Все коленки и локти у Максима были в ссадинах.
   Что говорить, я гордился своим шалуном. В детский сад он не ходил, Мила была против. Сказала, что никто лучше её не позаботится о мальчике. Вот она и воспитывала сына, пока я барыжил, получая немалые деньги. Максимка рано научился читать, считать. Даже на английском немного балакал. И нездоровый интерес к мужчинам он стал проявлять с раннего детства, я, правда, не придавал этому значения.
    
***
    Максиму 13 лет. Многие приятели, у которых были сыновья – ровесники моего белобрысого, любили хвастаться «достижениями» отпрысков. У одного парень подрался по делу и вышел из боя победителем, у другого футболист растёт, третий повзрослел – девчонками заинтересовался, всякие вырезки с голыми бабами у себя в комнате ныкает.
     Я ни первым, ни вторым, ни третьим похвалиться не мог. Макс, выглядевший как фарфоровая статуэтка, драться не любил, и старался не нарываться на «кровопролития».  Футболом, хоккеем и прочими играми не увлекался, и вообще, как-то отдалился от дворовых компаний. С одним кучерявым Додиком и гулял. С девчонками тоже была напряжёнка. Что говорить – Максим сам на деваху походил, особенно чертами лица.
     Как-то я решил последовать примеру своего хорошего знакомого, и порылся в комнате сына в надежде найти что-нибудь «запретное». И нашёл. Уворованную из моего блока пачку сигарет и мою же недопитую бутылку пива, которую Макс незаметно стянул из холодильника. Больше компромата не было. Я не на шутку рассердился, отвесил сыну пару тумаков за сигареты. Провёл объяснительную беседу, мол ещё рано… Но это, конечно, на него не подействовало.
     И ещё меня обижало – Максим больше тянулся к матери, чем ко мне. Возможно, в этом есть моя вина – я уделял ему времени меньше, чем своим махинациям.
    Как бы то ни было, реальность всё больше и больше расходилась с моими представлениями об идеальном наследнике.
***
    Максим поступил в политехнический институт. По большому счёту, это я настоял подать документы именно в технический вуз, а не на ин.яз, как хотела Милана и к чему больше склонялся он сам.
     Честно, у меня сердце разрывалось, глядя, как живёт мой сын. У моих знакомых, парней домой не загнать, а нашего, наоборот, не выгонишь. Сидит в комнате, курит, мечтает о чём-то и плюёт с высокой колокольни на  мои слова.   Врубит на всю квартиру свой металл, так что стены трясутся и радуется. У его лучшего друга, Додика,  невысокого, да ещё раскосого слегка и то, целый гарем – конечно, теперь он не может с моим Максимом каждый день болтаться.
Я чувствовал, что мой сын тосковал, и любыми путями пытался заполнить пустоту, образовавшуюся вокруг него. Иногда я ловил его печальные взгляды на влюблённых парочках,  и то, с какой грустью он смотрит всякие мелодрамы по ящику… Одного я не понимал – почему Максим не пытается ничего изменить?
- Попросил бы Давида познакомить тебя с кем-нибудь, если сам стесняешься, - подкатил я к нему, желая раскрутить на откровенный разговор.
Макс усмехнулся и посмотрел на меня как на идиота.
- Не с кем меня знакомить, - с сожалением ответил он.
- Почему?
- Потому что, я хочу совсем другое, папа, - тихо произнёс Максим, и резко встав с кресла, пошёл на балкон покурить.
- Что же тебе надо? – вскочив, я направился за ним.
«Не отстану», - решил я.
- Знаешь… - Макс сбил столбик пепла и, прикусив нижнюю губу, задумался. Сигарета медленно тлела в его руке.
- Ну? – я толкнул его в бок, чтобы соображал быстрее. Оскалившись, толкает меня в ответ.
- Папа… Я не уверен, что когда-нибудь получу то, о чём мечтаю, - смотрит в сторону и свободной рукой нервно теребит волосы.
- Слишком высокие запросы?– хмыкнул я. Надо же, какого требовательного сына наклепал!
- Вовсе нет, - до чего же у него печальный взгляд. – Я просто хочу быть счастливым. Но мне… Понимаешь… - Максим запнулся и отвернулся от меня, уставившись на улицу.
- В чём дело? Что тебе мешает? – я был озадачен. Хотя, стоило сопоставить ряд фактов, лежавших на поверхности, и я бы получил правильный ответ.
- Ладно, пап. Ерунда. Это мои тараканы, - Макс мотнул головой, виновато улыбнулся, и, покинув балкон, заперся в своей комнате.
Какой он всё-таки сложный человек…
***
   Уже через месяц обучения в вузе, Максим обзавёлся другом. Высоким, огненно-рыжим. Костей. Как заметила Мила после первого знакомства с ним  - «интересный типаж». И тогда всё закрутилось.
    Макс зажил полной жизнью. Наконец-то у него началась «золотая молодость». Я видел, как блестели его глаза, и искренне радовался за сына. Он часто улыбался, стал более открытым в общении со мной, и вообще, изменился в лучшую сторону. Рыжий будто бы вытащил Максима из какого-то сомнительного мирка, выстроенного в его душе.
    Первое время, Милка изводилась. Бывает, лежим в кровати. На часах первый час ночи. Макс усвистал гулять в пять  вечера. А жена, глупая, нервничает. Как вопьётся в бок или в плечо наманикюренными ноготками и запричитает: «Поздно, а Максимушки всё нет. Как он там?». Я, конечно, её успокаивал, лучше уж радовалась за сына. Может, скоро подруга у него появится…
      Костя оказался замечательным парнем. Он часто ошивался у нас, и, бывало, оставался на ночь. Конечно, я общался с ним – хотелось узнать лучше, с каким человеком мой сын сдружился.  Рыжий разговорчивый, деловой, без смущения, дружелюбно отвечал на мои вопросы. Максим, правда, не любил, что я подолгу беседую с его другом и, насупившись, тянул Костьку за воротник в свою комнату. И ещё бубнил, нахал: «Папа, отстань» или «не мешай».
      С каждым разом, я симпатизировал Константину всё больше и больше. Он был совсем не похож на моего Максима, и я частенько удивлялся, что может связывать этих ребят кроме увлечения металлом. Мой сын – неженка, избалованный маменькин сынок, одним словом. А Костя – хороший, добротный такой парень. Настоящий. Должно быть, отец им очень гордится.
       Мальчишки много времени проводили вместе. В выходные особенно – с утра до ночи болтались по городу, а в плохую погоду, зависали у нас. Казалось, что Максим сдружился с Костиком куда крепче, чем с Давидом. При возможности, я старался наблюдать за ними. И всё чаще ловил какие-то странные взгляды, которые мой Макс бросал на рыжего. Например, когда Костька заходил за ним, сын начинал светиться как стоваттная лампочка: широченная улыбка, искрящиеся глаза. Когда он провожал Константина, напротив, заметно грустнел – опускал голову, вздыхал и смотрел на рыжего так… Нет, я не могу найти подходящее описание этому взгляду. Тогда-то у меня и стали рождаться первые догадки – а не влюбился ли мой Максимка в Костьку?
       Чем дольше я наблюдал за сыном, тем больше убеждался в верности своих предположений. У Макса очень живая мимика и все его эмоции можно легко прочитать. Полуулыбки, томные взгляды в сторону Кости, попытки прикоснуться как-то… не по-дружески. Максим влюбился в лучшего друга, и скрывать это у него получалось всё хуже и хуже. У меня заныло сердце. Мне стало очень жаль моего мальчика – глупый, нашёл на кого запасть. Почему-то, мне казалось, что рыжий не ответит ему взаимностью, и что он вообще ещё не раскусил истинных чувств Максима. Костя совсем не походил на парня, способного влюбиться в… юношу, вроде моего сына…
      Мне было очень тяжело думать о дальнейшем развитии отношений мальчиков. Я знал, когда-нибудь, Макс не выдержит, и вывалит все свои чувства на Костьку. Сможет ли он принять их? Не отвергнет ли? Я видел, что сын просто души не чает в рыжем, как он тянется к нему, как ждёт звонка… Боюсь, прекращение дружбы, Максим не перенесёт, сорвётся…
        Эти дурные мысли постоянно душили меня.  Я волновался за сына. Я жалел себя, и часто спрашивал у Господа – почему именно мой пацан влюбился в парня? Когда всё это держать в себе стало просто невыносимо, я поделился с Милой. Я рассказал ей всё, что мучило меня. Жена отреагировала неожиданно:
- Надеюсь, ты не будешь корить нашего мальчика за то, что он «такой»? – строго спросила она.
- Мила… Конечно, я его не корю. Я его жалею, - дрожащими руками прикуриваю.
- Глупо жалеть счастливого человека, Коль, - философски протянула Мила и, бегло просмотрев на меня, отвернулась к стенке, укрывшись до макушки одеялом.
Жена явно была осведомлена больше меня. Возможно, Максим успел открыться  ей, зная  спокойный, добрый нрав матери…
Ещё несколько раз я пытался поговорить на тему мальчиков с Милой, но она умело ускользала от ответа. И постоянно как-то подозрительно мялась, стараясь не смотреть в глаза. А ещё через некоторое время, всё встало на свои места. Поздней апрельской ночью меня разбудил привычный лязг замка и громкий топот в прихожей. Пятница. На часах третий час – Максим загулял и вернулся вместе с Костей.
- Шандец, - прошипел сын. – Рыжий, скорее в ванную… - суетился он.
- Не дёргайся ты, - успокаивающе и, в тоже время, насмешливо ответил Костька. – Будто в первый раз… Не ссы, говорю тебе. Ничего страшного. Сам хорош…
Мила безмятежно спала, гуляя по миру снов. А я уже никак не мог заставить себя сомкнуть глаза. Щёлкнул выключатель в ванной. Я услышал частые шаги Максима, видимо побежал на кухню зачем-то. Тихо, чтобы не потревожить жену, встаю с кровати и, накинув халат, крадусь в прихожую. Прижимаюсь к стене и немного выгибаюсь вперёд, чтобы подсмотреть. Дверь в ванную комнату открыта, и я мог хорошо видеть, что там происходит. А творилось внутри нечто очень интересное…
На бортике ванной сидел Костя с разбитым лицом. Мой сын, суетился вокруг него, смачивая ватный тампон перекисью. Нежно-голубые узкие джинсы Максима были в грязи, а правый локоть расцарапан, будто он проехался им по асфальту. Толкнули, не иначе.
Рыжий задрал голову вверх, чтобы Максу было удобнее дезинфицировать ранки.
- С губой всё в порядке, - с облегчением вздохнул сын, и погладил Костю по волнистым волосам.
- Говорил же – из носа кровь, - рыжий был невозмутим. – Дай, - забрав ватку из рук Максима, он запихнул её в ноздрю. – Я ещё легко отделался… - не без гордости замечает Котов.
- Ага, тем неудачникам попало от тебя по самое не балуй, - взволнованное выражение лица сменилось улыбкой, и сын взгромоздился на колени парня. – Но всего этого можно было бы избежать… Зачем ты начал залупаться? Прошёл бы мимо… Эти мандяки всегда пристают…
- Нет уж, - категорично отрезал Костька. – Кто они, чтоб их ещё и бояться – пиздорвань такая... А ты мог бы и в сторонке постоять, - подмигивает. – Измазюкался весь, - бьёт по испачканной ляжке Максима, пытаясь стряхнуть въевшуюся грязь. Бесполезно.
- В который раз твоя рожа из-за меня страдает, - грустно смеётся сын и припадает щёкой к рыжей макушке.
- Ерунда, - ладонь Кости спускается вниз по спине Макса и ныряет под футболку. – Ты же знаешь – я всегда готов за тебя постоять.
- Прям рыцарь в клёпаной косухе, - с нежностью шутит мой.
- Именно, - Костя немного отстраняется от Максима, чтобы посмотреть на него.
Что за взгляд! В нём отчётливо читалось одно чувство – любовь. Значит, вот какой он, этот рыжий наедине с Максимом. Налюбовавшись друг другом, мальчишки принялись целоваться. Но за этим я уже подсматривать не стал, а бесшумно вернулся в спальную.
 ***
   Всё прояснилось. Ни Максим, ни Костя, ни Мила не догадывались, о том, что я знаю о «дружбе» мальчишек. Первое время было очень больно. Я, как любой нормальный отец, мечтал в своё время понянчить внуков. Погулять на свадьбе сына… И чем больше я смотрел на парней, тем отчетливее понимал – эти мечты канули в лету. Не будет ни свадьбы, ни внуков – Максим совсем не создан для этого. Ему не нужна никакая жена. Он сам… может стать лучше любой жёнушки. Хотелось обидеться, но на кого? На природу, на Бога, на генетику? Ненавидеть сына лишь потому, что он не оправдал моих ожиданий? Глупо.
Оглядываясь назад, я вспоминал, как жил Максим до знакомства с рыжим. Как он страдал от одиночества, хотя старался этого не показывать, как он задыхался здесь, в нашей уютной квартире. Сейчас он счастлив, чтобы понять это, достаточно одного, мимолётно взгляда. Макс словно светится изнутри. И это должно быть для  меня самым важным показателем. Не стоит ломать жизнь единственного сына, навязывая своё мнение. Я так решил. Поэтому, когда мальчишки решились рассказать мне о своей «тайне», я принял их на удивление спокойно, и безропотно согласился им помочь начать жить самостоятельно.
     Максим даже обиделся на то, что я оказался таким лояльным. Костя, напротив, улыбался до ушей и крепко пожимал мне руки, обещая, что будет беречь моего сына. Его словам я поверил, и уже через неделю после их просьбы, снял им однокомнатную квартиру, которую, впоследствии выкупил.
      Не часто, чтобы не надоедать, мы с Милой навещали наших пацанят, смотрели, как они устроились. Макс светился всегда. Я не помню случая, когда бы я пришёл, а он был в дурном настроении. Нет, такого точно не было. Он упивался любовью и свободой от нас, предков…
     Видя, как счастливы мальчики, я полностью перестал обижаться на судьбу за сына-педика. Мила очень гордилась мной.
 ***
    Казалось, что всё сложилось удачно, что жизнь больше не будет посылать никаких испытаний на наши головы. Но эти надежды рухнули в один ноябрьский день, когда в дверь раздался долгий, настойчивый звонок. На пороге стоял пьяный Максим.
- Что случилось? – возмущённо спросил я, но сын не смог сказать ничего вразумительного, и тряпичной куклой упал в мои вовремя протянутые руки.
- Тошнит… Плохо… - выдавил он, и прикрыл рот рукой, подавляя рвотный позыв. Я доволок его до туалета. Максим со стоном упал на колени  и обречённо прижался лбом к краю унитаза.
- Максимушка! – с взволнованным возгласом выбежала из комнаты Мила. – Сынок, ты пьян? – жена бросилась к Максу, принялась тормошить его, но он никак не  реагировал. Сидел на холодном кафельном полу, закрыв глаза, и хрипел, словно пытался сдержать рыдания.
    Потребовалась пара часов, чтобы привёсти сына в более-менее адекватное состояние. Прочистив желудок, Максим побежал в свою комнату, отмахнувшись от нас.
- Ты объяснишь, наконец, что на тебя нашло? Ты поссорился с Костей? – добрых пол часа я ломился в запертую дверь. Вцепившись в мои плечи, ныла и причитала Мила.  А Макс молчал.
- Ты мужик, или как? – не выдержав, проорал я. – Соберись, и найди в себе силы рассказать…
- Костя женится! – истеричный выкрик сына заставил меня заткнуться. Я отпрянул от двери и обхватил руками голову. Милана застонала, что есть силы, сжав моё предплечье.
- Сыночек… не может быть… - промямлила она, давясь слезами. – Открой дверь, милый.
Сивый послушался и впустил нас.
Он обессилено бухнулся на диван. Я и жена сели по обе стороны от него. Мила часто гладила сына по голове, а я приобнял его за талию, и ощущал, как тело парня колотила нервная дрожь.
В тот момент я возненавидел Костю.
- Когда рыжий сказал тебе, что… - слова застряли в горле.
- Вчера… - всхлипнул Макс. – Пап… он не виноват… - попытка оправдать поганца.
- Он тебя предал! – в сердцах ударяю ладонью по худой спине мальчишки. – Только не говори мне, что ты собираешься продолжать с ним связь…
- Собираюсь! – выплюнул Максим и выкрутился из наших с Милой рук. – Я не смогу без Кости.
 Он завалился на пол и заплакал.
- Максимка, - Мила встала на колени рядом с ним, пытаясь успокоить. Я был настолько раздосадован, что мне стало противно смотреть на это ревущее существо. Педик. Его кинули в полном смысле этого слова, а он «люблю, не могу»… Какой же идиот!
- Милка, пойдём, - тяну за рукав шёлкового халата.
- Коля… как же… - теперь заплакала она.
- Мила, оставь его, - жена подчинилась мне, и мы вышли из комнаты.       Где-то к девяти часам вечера заявился рыжий.
- Максим здесь? – озабоченно спросил он, переступив порог. Первое, что мне бросилось в глаза – его стрижка. Непривычно было видеть Константина без длинных волнистых волос. В новую жизнь с новой прической?
- Тебя это так волнует? – усмехнулся я.
- Дядь Коля… Думаете, я предал Макса? – обиженно выговорил он. Мы долго смотрели друг на друга. Костя выглядел удручённо.
- Разве нет? Или это он собрался жениться? – по-прежнему зло интересуюсь я.
- Позвольте мне объяснить! – не попросил, а потребовал Котов и твёрдыми шагами прошёл в гостиную, где хныкала Мила.
- Костенька, как же так? – запричитала она.
- Пожалуйста, не перебивайте, - рыжий встал посередине комнаты, и, набрав в лёгкие воздуха, принялся сбивчиво объяснять сложившуюся ситуацию.
Чем дольше он говорил, тем громче вздыхала Милана и, тем сильнее я сжимал кулаки от бессильной ярости. В какой-то момент в комнату влетел пьяный Максим и повис на шее Костьки. Тот обнял его в ответ, и они шептали друг другу какую-то, понятную им одним ерунду. Губы в губы.
У Котова дрожали руки, когда он ласково проводил костяшками пальцев по бледным щекам сына. Мальчишки стояли в центре зала, перемежая короткие, трепетные поцелуи с признаниями и обещаниями. Они даже не заметили, что мы с Милой покинули комнату.***
    Утром  я заглянул в спальную Максима. Даже во сне парни не могут оторваться друг от друга. Одеяло сбилось, и болталось у них в ногах. Сын спокойно посапывал на Костиной груди, тронутой рыжими кудряшками, а Котов обнимал его за худые плечи. Голубки, иначе не скажешь. Я прислонился к дверному косяку и, прищурившись, осмотрел их. Красивая, всё-таки, пара. Дышат глубоко, спокойно. Два тела - хрупкое и мускулистое сладко соприкасаются. В широкой ладони Кости тонкая ладошка Макса.
«Они должны быть вместе», - подумал я, и твёрдо решил поговорить с отцом рыжего.   Ранее я общался с матерью Кости – приятная, простая женщина. Она очень хорошо относится к моему сыну, и я рассчитывал на её поддержку. Людмила с улыбкой встретила меня и впустила в квартиру.
- Люда, молоко убегает, - слышу важный бас из кухни.
- Так выключи, я ж гостей встречаю, - огрызнулась она.
- Ты хозяйка – ты и выключай, - Ефим Данилович был категоричен.
- Вишь, он какой, - вздохнула Люда. – Коль, бесполезно с ним разговаривать… бесполезно, - с горечью протянула женщина.
- Попытка не пытка, - подмигнул я, и уверенно прошёл на кухню.
Там, за столом, накрытым цветастой клеёнкой, восседал отец Кости и хрустел солёным огурцом. Я отметил, что Котов просто копия папаши. Тот свысока, словно царь, посмотрел на меня и сварливо просил у супруги:
- Эт кто к нам с утра пораньше пожаловал?
- Мозги твои психованные вправлять, - ответила Людмила, и громко закрыв кастрюлю крышкой, оставила нас одних.
- Разговаривайте без меня, мужики, - выходя, она посмотрела на меня. Я не увидел в глазах женщины не малейшей искорки надежды.
- Ну? – грубо пробасил рыжий-старший и отрезал толстый кусок колбасы.
- Есть серьезный разговор, - тактично начал я.
- Выкладывай, - мужчина прекратил жевать и оперевшись локтями на стол, наклонился ко мне.
- Я отец Максима, - сообщаю я, а Данилыч шарахается от меня и чуть не падает со стула.
-То-то мне твоя рожа показалась смутно знакомой… Есть, есть общие черты! Пидерские! – рыжий тут же перешёл в наступление. Его лицо раскраснелось от гнева.
- Ефим, а ну успокойся! – на кухню вернулась Людмила. – Коля о счастье наших детей хочет поговорить, а ты… - выплюнула она, потрясая газетой.
- Люда! Какое на фиг счастье? – мужчина вскинул руки к потолку. – Они гомосеки треклятые… У них одна радость – говно месить в тухлой дырке! А ты поддерживаешь их, да?
 - Поддерживаю, - утвердительно ответила Люда и швырнула газету на пол.
- Дура! – прорычал рыжий.
- Ефим, ты пойми, мальчики любят друг друга… - вступил я, но Данилыч даже слушать не стал.
- Ебаться они любят! – мужчина выскочил из-за стола, и схватил стоящий в углу веник. – Ещё уговаривать меня собрались! Костька женится, и баста. Поживёт месяцок  с нормальной бабой и забудет про твоего выродка!
- Не забудет, - взъелся я, ударив кулаком по столу. – Они будут вместе – попомни моё слово! Даже если Костя женится, всё равно к моему Максиму вернётся!
- Я его не пущу! – размахивается веником, но я вовремя уклоняюсь от удара.
- Он тебя и спрашивать не будет, - взяв в себя в руки, хмыкаю и подхожу вплотную к Ефиму. – И я костьми лягу, лишь бы мальчишки были вместе.
- Да ты сам «дон Педро». Во-о-от откуда ноги растут… – на удивление тихо проговорил рыжий.
- Нет, я абсолютно нормальный -  усмехаюсь. – А вот ты, Ефим, настоящий пидор, ибо своими  руками рушишь счастье единственного сына, - сказав это, резко разворачиваюсь и ухожу. Мне в спину отправляется веник и матерщина Данилыча.
-   Что ж теперь будет, Коля? – взволнованно спросила Люда, запирая за мной дверь.
- Всё хорошо, я знаю, парни выдержат… - успокаиваю я, а у самого сердце болезненно сжимается.
***
     И парни держались, что есть сил. Их обоих  эти 15 месяцев измотали. Костя стал походить на тень, казалось, даже его огненные волосы потускнели. Раньше Котов пышел здоровьем, излучал силу, а сейчас осунулся, похудел. Глаза грустные-грустные. Иногда разговариваю с ним, и он не выдержав, утыкается мне лбом в плечо и выдыхает: «Когда же всё это кончится?».
      Если уж  стойкого, волевого Костика эти события надломили, то с Максимом всё было ещё хуже. Я снова зароптал на судьбу. То, что он гей – я уже принял как должное. Но, на голову свалились новые напасти – алкоголизм, наркомания Макса. И его бесконечный эгоизм. Максим утверждал, что это его «лекарства», упорно не желая понимать – своими действиями он причиняет боль и мне, и матери, и Косте. Мила тоже хороша – тоже часто прикладывалась к бутылке, успокаивая нервы.
     Максим угасал. 15 месяцев он провёл в бесконечном угаре, вливая в себя всё – начиная от дорогих коньяков, заканчивая денатуратом «Максимка», пользующимся популярностью среди нищей алкашни. Про то, какую дурь он употреблял, мне страшно подумать. Как-то, мы с Костей решили, что не перестанем давать ему деньги – всё равно потратит на всякую дрянь, а будем сразу приносить продукты.
И это не помогло. Котов всё так же находил его пьяным или обколотым до бессознательного состояния. Некогда чистая квартира зарастала в грязи – Максу было не до уборки.
Иногда он приходил ко мне, дрожащий, бледный как мел, с чёрными кругами под глазами и умолял дать на дозу или на выпивку. Я прогонял его и даже отвозил в больницу, откуда сивый сбегал. Тогда он обращался к матери, а та, дура «не могла видеть, как сынок мучается» и выделяла ему средства, наивно веря, что это просто «на портвейн». В последние месяцы, я стал замечать, что после посещения Максимом «родительского гнезда», стали пропадать ценные вещи. Я скрежетал зубами от злости. Иногда, я думал, что ненавижу его так сильно, насколько это вообще возможно. Мой сын катился вниз. Он умирал. И понимание этого давалось мне в тысячу раз больнее, чем осознание того, что Макс – гей. Самой страшное, что он не хотел ничего менять и упрямо твердил – «Костя разведётся – я брошу»…
 
    И бросил. Рыжий буквально вытянул его с того света, за что я ему бесконечно благодарен. За что я полюбил его ещё сильнее. Костя – мой второй сын. Именно о таком наследнике я мечтал. Максима, я конечно, тоже люблю. Просто он совсем другой, будто продолжение матери – хрупкий, любящий и безмерно преданный.
Я вернул Костик все деньги, которые он потратил на сивого, пока тот лежал в наркологическом. Рыжий отказывался, но я оказался настойчивее.
- Главное, потратьте их на хорошие, безвредные вещи, - улыбнулся я. Костя благодарно обнял меня.
***
 Первые дни после развода, Данилыч рвал и метал. Он звонил мне, проклиная на все лады. Третировал на работе Костика, но всё было тщетно. Мальчики снова вместе и теперь, после такой долгой, тяжёлой борьбы, ничто не может… не должно помешать их чувствам.
   Когда Максима выписали из больницы, он был настоящим дистрофиком. Кожа и кости. Только длинные волосы и от природы красивое лицо спасали положение, и он выглядел не таким пугающим. Чувствовал он себя не ладно – аппетита не было, а мысли об алкоголе нет-нет, а посещали его. Первые полторы недели, мальчики жили у нас дома. Костя боялся оставлять Максима без присмотра. К тому же, готовить вкусно он не умеет, а кормит сивого надо на убой. Целыми днями Макс сидел с дома с Милой, постепенно восстанавливая подорванное здоровье.
    Он еле ходил. Но когда Костя возвращался с работы, с Максимом происходила настоящая метаморфоза – он срывался с места и не шёл, а именно бежал в прихожую встречать рыжего.
    Я смотрел на парней и радовался – после почти двух лет испытаний, они не могли напиться друг другом.  Постоянно держались за руки. Костя терпеливо кормил капризного Максима из ложечки. Прижимались, обнимались, целовались, забыв про всё на свете. Выпадали из этого мира. Бывает, сидим в гостиной вчетвером, громко включен телевизор. Я и Милой сидим на диване, а Костик с Максимом «утрамбовались» в кресле. Все внимательно следят за происходящим на экране… раз – взгляды мальчишек случайно пересекаются и они улетают куда-то далеко. Не стесняясь, ласкают друг друга. Костя стягивает с плеч Макса халат и, подняв вверх его светлые волосы,  начинает зацеловывать шею, ключицы. Водит сильными пальцами по худым предплечьям. В какой-то момент, понимают, что не одни, и виновато улыбнувшись, взявшись за руки, ускользают из зала.
     Видя, как счастливы парни, и мы с Милкой спали спокойно.
***
 
   Шли годы, и к моей радости, мальчишки – ха, по 30 лет с хвостиком мужикам, но для меня они всё равно «мальчишки» - не разлюбили, не разбежались. Ссорились, конечно – у обоих характер не сахар. Максим – капризный, и страсть к алкоголю до конца побороть не смог. Костя – лидер, хлебом не корми, дай покомандовать и покричать. Вспыльчивый. Но всё же, характер у него лучше, чем у отца.
     Всё сложилось куда лучше, чем я думал. Сегодня мне исполняется 53 года. И я очень счастливый человек. У меня есть любимая женщина. Внучка – как я когда-то мечтал. И два… целых два… разных, но самых замечательных сына!