Заповедник детских страхов

Джо сошел с поезда на станции Слотхилл в семь пятнадцать утра.
Уже рассвело. Небо над головой было мутное, грязно-белое, словно несвежее одеяло, наброшенное на верхушки домов и придавившее их весом пуха, пера и бесконечной, безудержной скуки. Казалось, эта скука сковала город целиком – от грязного асфальта до костистых металлических антенн на крышах, - но никто этого не замечал.
Джо помог Вороне сойти на перрон, спустил по металлическим ступеням вагона два чемодана и заплечную сумку. Ворона хромал. В это время суток он всегда хромал – то ли боль становилась сильнее, то ли онемение ниже колена делало ногу вялой и неповоротливой, спросонья почти не реагирующей на приказы. Ворона поправил на себе шапку, запахнул черное драповое пальто и вскинул острый, словно подпиленный рашпилем подбородок. Выглядел он сонно, но уверенно и непоколебимо, как военачальник перед боем. Маленький, стойкий оловянный солдатик. Ростом в метр шестьдесят два.
- Пойду, найду такси, - сказал Джо, развернулся и зашагал по перрону, сунув мерзнущие руки глубоко в карманы пальто. Воздух был стылым, и вырывался изо рта белым облаком. Русые волосы Джо посеребрило инеем, но когда тот нырнул в здание вокзала, чтобы пересечь его и выйти с другой стороны, иней мгновенно стаял. Джо провел ладонью по волосам, заглаживая их от лица – мягкие и влажные, отросшие у макушки. На висках волосы были короче, и Ворона утверждал, что жестче – даже колют ладонь, если водить по ним пальцами.
Здание вокзала было настолько же крохотным, насколько и пустым. Только в углу, на пластиковых твердых стульях, имитирующих зал ожидания, дремала пара бомжей. Почти все кассы были закрыты. В одной металлические жалюзи приспустили, но не заперли на замок. Внутри горел неяркий электрический свет.
Джо прошел мимо касс и покинул здание вокзала – с той стороны, где чернела дорога и раскинулись угодья местных таксистов.
- До пересечения Гарнер и Дефо…
Машины на парковке сбились в стадо и слепо таращились в туман. При появлении Джо таксисты перестали разговаривать и повернули головы. Один даже затушил сигарету, бросив ее на асфальт и придавив ногой.
- Да, два шага… Нет, шеф, пешком не могу, я не один. И сумки еще…
Водил было всего четверо. Им казалось кощунственным покидать насиженное местечко незадолго до прибытия крупного состава, чтобы за бесценок довезти странного клиента туда, куда можно и пешком дойти.
- Даю пятьдесят баксов сверху счетчика.
Так везде, - думал Джо, возвращаясь на перрон. Маленький город или большой, блистающая столица или унылое захолустье – с тебя в любом случае слупят столько денег, сколько ты готов уступить. Иначе – хер тебе, а не оказание услуг.
Если учитывать, что его расходы вскоре будут исчисляться сотнями тысяч долларов, потеря пятидесяти баксов не казалась такой уж существенной.
Ворона заметил его издалека. Напрягся, выпрямил спину и расцвел лицом – Джо видел, как дрогнули уголки его рта, обозначая улыбку; как губы сложились, углубив ямочки на щеках и резкие морщинки у рта; как приоткрылись шире глаза, такие же туманно-серые, как это дурацкое утро. Ворона смотрел на него и сиял. Будто соскучился за те пять минут, что Джо разговаривал с таксистами.
Джо не выдержал и улыбнулся в ответ. Подошел, обнял Ворону за плечи и поцеловал в лоб – туда, где заканчивалась его вязаная шапка, и кожу пересекали угольно-черные пряди волос.
Как перышки, - подумал Джо.
И спросил:
- Как нога?
Ворона повел плечом, а потом улыбнулся, блеснув глазами и дрогнув уголком рта. Это значило, что нога в порядке; в ином случае боль была бы изнурительной, и Ворона вместо того, чтобы кокетничать, стоял бы ссутуленный и тусклый.
- Крайний слева водила, - сказал ему Джо. - Красный пежо.
Ворона кивнул, а потом развернулся и бодро ухромал в сторону вокзала. Он предпочитал не дожидаться Джо, а экономить ему время – знал, что тот успеет собрать вещи и догнать прежде, чем они доберутся до такси.
Джо забросил ремень сумки на плечо, подхватил чемоданы и огляделся вокруг. Вдоль путей тянулась полоса чахлых елок. Ворона вышагивал вдалеке, маленький и сутулый, подволакивая правую ногу по земле. В провалах между платформами клубился туман, и тонкий его слой, плотный и почти непрозрачный, стелился до самого здания вокзала. Ворона брел в нем по колено, словно в молоке. Ног его не было видно, и только правое плечо дергалось вверх-вниз на каждом шагу.
Джо вдруг подумал, что они приехали в этот город совершенно зря.

* * *
- Куда?
- Пересечение Гарнер и Дефо, - повторил Джо. Он бросил сумку на переднее сиденье, а сам влез на заднее. Подал Вороне руку, помогая усесться. Тот скривился, с трудом затаскивая ногу в тесный салон, и с облегчением выдохнул, согнув ее и набросив на колено длинный край пальто.
- Дом какой? – буркнул водила. – К Пайкам? Суэйзи? Молокам?
- К Пайкам, - вежливо ответил Джо. Двери уже были захлопнуты, ремни пристегнуты, но трогать с места водила не спешил.
Напротив – развернулся, взгромоздив локоть на спинку переднего сиденья, и внимательно осмотрел Джо.
- Ого, - воскликнул он, удовлетворив свое любопытство. – Джо! Ты, что ли? К отцу?
Маленький город, - подумал Джо, натянуто улыбнувшись водителю.
Маленький, тесный город…
Твою мать.
- Джо Пайк собственной персоной! – объявил таксист. Голос его был слишком громким для маленького салона. – Дрю Дюрхольм, сосед ваш. Забыл, что ли?
Джо улыбался. И не прекратил улыбаться – только слегка поджал губы, добавив своему оскалу нотку искреннего раскаяния.
- Не узнал, - кивнул он. – Давно не был в городе…
- А это кто? – водила качнул головой, указывая в сторону Вороны. Даже не посмотрел на него, словно брезговал. – Секретарь твой? Мать говорит – ты теперь большая шишка, про-фес-сор…
Похоже, из двоих слотхиллских мальчишек, сбежавших в Портленд восемь лет назад, он узнал только одного.
- Простой преподаватель, - сказал Джо, положив руку на ладонь Вороны. Тот сидел с прямой спиной, тихий и побледневший. Он и раньше-то был белый как бумага, а теперь вообще ушел в синеву. Только круги под глазами стали еще темнее, углубив морщины и накинув Вороне три или четыре года. – Степень пока не получил.
- Значит, не секретарь, - с некоторой напряженностью в голосе сказал таксист. Кажется, заметил их соединившиеся руки.
- Нет, не секретарь, - ответил Джо. – Это мой муж, Кристен Па…
- Мать в гроб загонишь.
Водила не дал ему договорить. Мазнул брезгливым взглядом по Вороне, скривился, точно откусив от луковицы.
- Жену пора, детей… - пробормотал он, разворачиваясь к рулю. – Внуков матери… А он удумал…
Джо провел пальцами по костяшкам на чужом запястье, нащупывая ямки между ними. Потом соединил ладони, сцепив пальцы в замок. Слегка сжал, успокаивая.
- Растишь их, растишь, а они мужика в дом... – бормотал водила. - Распустились, шляются... Наркота везде, болячки одни...
Ехать до перекрестка Гарнер и Дефо было две минуты.
Идти – минут пятнадцать.
С Вороной и сумками этот путь растянулся бы часа на полтора.
- Твой хоть не принимает? – внезапно спросил водитель, припарковавшись у дома. Развернулся, угрожающе наклонившись между сиденьями. - Плохо он выглядит, как будто принимает. У Биверсов вон дочка...
- Мистер Дюрхольм... – сказал Джо, отсчитывая купюры.
- Называй меня Дрю, сынок! – велел таксист, строго глядя на Ворону. Против самого Джо он, похоже, ничего не имел – только против его неказистого, с белым лицом, с напряженно поджатыми губами супруга.
- Дрю, - сказал Джо, дружелюбно улыбнувшись. Наклонился вперед, похлопал водителя ладонью по плечу, а потом сжал пальцы, выпихивая его обратно на переднее сиденье. Бросил отсчитанные деньги на место рядом с ним. - Пожалуйста, Дрю, давай ты не будешь совать нос в мою жизнь?

* * *
- Ну, формально я на наркоте, - сказал Ворона, когда такси уже отъехало. Поправил свою шапку, шмыгнув острым длинным носом. - Так что мужик, в целом, угадал.
Как бы простуду не подхватил, - подумал Джо, указательным пальцем отводя прядку-перышко от чужого лица.
А потом убрал руку и нажал на дверной звонок, спрятанный под маленьким жестяным навесом от снега.
Иногда Ворона обходился таблетками. Реже, когда приступ невралгии становился нестерпимым, приходилось ехать в пункт скорой помощи и дожидаться там, когда врачи используют обезболивающее помощнее.
Поездки в скорую Ворона не любил. После них в сгибах локтей у него появлялись фиолетовые синяки от внутривенных уколов, а белизна кожи становилась болезненной, почти восковой. Даже веснушки на рябом лице казались не золотистыми, а грязно-серыми – как мазки грифельного карандаша на листе бумаги.
- Джо, сынок! – воскликнули за дверью, с явным усилием проворачивая ключ в замке. – Поезд прибывает в семь пятнадцать, чего так дол…
Дверь распахнулась.
Джо и Ворона застыли с одинаковыми улыбками – дружелюбными, но в меру. Больше видимости, чем живой эмоции.
- Привет, мам, - сказал Джо.
Джорджина Пайк, миссис Пайк, будущая вдова Пайк, - молчала, привалившись к дверному косяку, держась пальцами за ледяное металлическое полотно. Снаружи оно было оформлено под дерево, хотя деревом, несомненно, не являлось.
- Здравствуйте, миссис Пайк, - сказал Ворона. Улыбка его поблекла, но он выдавил ее снова – неравномерную, странную и какую-то неживую. Сначала дрогнул и приподнялся один уголок рта, потом другой, а затем оба опали, и лицо Вороны стало тревожным и испуганным. – Я…
- Заходите, - сказала Джорджина. Отступила назад, распахивая дверь. – Заходите… и сумки возьмите…
Её волосы, седые у корней, но крашенные в пшеничный блонд, были собраны в узел. Джорджина была одета по-домашнему – в серую юбку и вязаную теплую блузу с широким рукавом, собранным резинкой на запястьях. На шее – тонкая цепочка, исчезающая в вороте блузы. В ушах – скромные серьги-гвоздики. Джорджина Пайк всегда была утонченной леди, и оставалась таковой в свои шестьдесят пять лет.
- Нам бы чаю… - пробормотал Джо, помогая Вороне снять пальто. Шапку тот стащил сам, и короткие черные пряди встопорщились на макушке, как хохолок певчей птицы.
- Да, - сказала Джорджина, повернувшись к Вороне спиной. – Конечно. Отойдем.
Вопросительных интонаций в ее голосе не было. Сколько Джо себя помнил – она всегда приказывала, и даже если никто ее не слушал, даже если никто не воспринимал ее всерьез – она все равно продолжала говорить таким тоном: повелительно, с апломбом, ожидая от окружающих полного и раболепного повиновения.
- Ты зачем его сюда притащил? – резко спросила Джорджина, прикрыв за собой дверь кухни. - Ты что, не знаешь, как отец к нему относится?
Джо нахмурился и открыл рот, но сказать что-либо ему не дали.
- Опять это позорище, - простонала мать, опускаясь на плетеный кухонный стул. Закрыла лицо руками. – Послал же бог урода… Милый, пойми, я не осуждаю твою ориентацию…
Еще бы ты ее осуждала, - подумал Джо.
Он не был геем. До Вороны водил в дом только девчонок – красивых, сочных, интеллигентных, из таких же красивых и интеллигентных семей. Каждую из них мать одобряла, но ни с одной из них Джо не сумел создать семью. Не потому, что у него не вставал. Просто эти женщины не знали того мягкого, исчерпывающе глубокого чувства, которое Джо находил в глазах Вороны. В его поджатых губах, в его подрагивающих ресницах и медленных, глубоких поцелуях, таких бережных и удивительно непошлых, словно им с Вороной по шестнадцать лет, и все это происходит с ними впервые.
Когда Ворона просто опускал голову на плечо Джо, тот испытывал большее удовлетворение, чем когда кончал, стискивая в ладони смуглую грудь Мелиссы или наматывая на кулак темные, шелковые на ощупь волосы Кэти.
- … я все могу понять, - продолжала Джорджина, - живите в своем Портленде, я же вам не запрещаю… Но сюда ты его зачем приволок!
Она оторвала руки от лица. Глаза ее были сухими, а веки – воспаленными и красными, словно она проплакала пару часов.
Джо помолчал, а затем отодвинул стул и сел напротив. Оперся локтем на стол, глядя матери в лицо.
- У отца рак, - сказал он внятно, спокойным тоном, каким погонщики говорят с необъезженными лошадьми. – Это не дело двух дней. И даже не двух месяцев. Это надолго, мам... Я должен быть тут, но находиться столько времени врозь, в разных городах, мы с Вороной не можем.
Джорджина скривила рот. Судя по движению рук – убрала их под стол, на колени, и сжала пальцы в кулаки.
- Он нам всем не нравится, - громко сообщила она. – Ты сейчас нужен семье! А он только отвлекать будет!
- Он – мой муж, - сказал Джо. Ничто не изменилось в его лице, ничто не дрогнуло, и черт знает, каких внутренних усилий стоило ему это внешнее спокойствие. – Он тоже моя семья. Мы решили, что переедем вместе, потому что так будет лучше для нас обоих.
- Он тут жить не будет, - прошептала Джорджина. Наклонилась вперед, выложив руки на стол и вперившись в Джо взглядом блестящих, покрасневших глаз. – Он! Тут! Жить…
- Мы оба тут не будем жить, - ответил Джо. – Мы арендовали апартаменты в квартале отсюда. Самое нужное уже взяли, в пятницу подвезут остальные вещи…
Джорджина выпрямилась, словно штык проглотив. Острая в линиях, сухая, беспощадная гарпия. Самым мягким в ней был её вязаный свитерок.
- Он из тебя жизнь высасывает! - выплюнула она, а затем вскочила, зашагав по кухне. - Хромой, косой, кривой кусок человеческой плоти! Эти его болячки...
Джо закрыл глаза. Мать расхаживала за его спиной, а внутри вспухало жаркое, глухое недовольство, гневное и разрушительное. Наверное, - подумал он, - отец так же чувствует свою опухоль внутри тела…
- Присосался к тебе, чтобы ты его лечил! – почти прокричала Джорджина. - Чтобы деньги платил! Обслуживал его! Кому он такой ещё нужен? Любой нормальный мужик сбежал бы!
- Хватит, - тихо сказал Джо.
И встал.
У него не тряслись руки, не колотилось сердце, он стоял спокойный – с бесстрастным лицом, широким, простым и красивым, с убранными назад волосами и жаркой, гложущей темнотой внутри зрачков.
- Я твоих истерик наслушался еще восемь лет назад, - бросил Джо, застегивая пальто, которое так и не снял в прихожей. – Но – сюрприз, - мы с Вороной до сих пор вместе, я до сих пор его люблю, и хоть ты на говно изойдись – это ничего не изменит.
Мать заплакала.
Джо не был уверен в искренности этих слез; скорее, это напоминало сцену «отец умирает! нам всем так плохо, а ты! А ты!..»
А что он? Он разве на медовый месяц сюда приехал? Нет, он выгреб все свои резервы, готовясь оплачивать то, что не покроет страховка; он отказался от возможности защититься в этом году, бросил преподавание на неопределенный срок, едва убедив ректора сохранить за ним место; он взял в ладони лицо Вороны, заглянул тому в глаза и сказал: «Тебе будет плохо в Слотхилле. Давай я поеду туда один?»
И Ворона, помолчав немного, качнул головой, а потом прижался щекой к ладони Джо, мягкий и ласковый.
Некрасивый.
Горбоносый, с острым и хищным лицом, напоминающим морду хорька. С нескладным телом, рябой кожей и больной ногой. С таблетками, которые Ворона глотает горстями, с изнурительной физиотерапией и долгими вечерами, когда они после работы не отдыхают и трахаются, а лежат молча, обнявшись, прижавшись друг к другу, словно кому-то от этого станет легче.
Пока Ворона скрипит зубами и терпит, Джо держится за него двумя руками, чувствуя себя беспомощным.
Человек-недоразумение! И помочь ему нечем, и толку с него немного…
Только без Вороны Джо и недели бы не протянул.
- Отец одной ногой в могиле! – крикнула Джорджина, когда Джо уже пересек холл. Комната была от стенки до стенки застлана светлым ковром и щедро освещена люстрой, из-за чего пейзаж за окном казался еще холоднее и безрадостнее. – Это убожество тебе что, дороже его жизни?!
Джо нашарил взглядом Ворону – тот сидел на низком бежевом диване. Не раскинувшись, не расслабившись на мягких кожаных подушках – напротив, сжав пальцы на коленях и выпрямив спину. Судя по лицу, он слышал все сквозь кухонную дверь. Перехватив быстрый взгляд Джо, Ворона попытался выдавить из себя улыбку – показать, что ему все равно, что он не расстроен… - но вместо улыбки вышла какая-то мимическая судорога, и Ворона застыл так: с безжизненным, мало что выражающим лицом. Сейчас он больше напоминал шарж, набросанный плохим художником: слишком длинный нос, слишком ломкие, непропорциональные черты... Один его глаз скрывала тень, а другой казался пустым и бессмысленным, словно кусочек мутного старого стекла, позеленевший от времени.
- Пойдем, - сказал Джо, подавая руку Вороне.
- Воспитали ублюдка, - простонала Джорджина за его спиной. – Думали… сынок… старший…
Из-за двери донесся шум – там кто-то возился с ключами и матюгался вполголоса. Потом принялся прощаться, желая «этим ублюдкам не расхреначить тачку, когда будут ехать домой; вы же в говно, в го-овни-и-ище-е-е…»
- Я сделаю для отца все, что потребуется, - сказал Джо, помогая Вороне натянуть пальто и забрасывая на плечо сумку. – А ты в ответ постарайся хоть немного уважать мой выбор. Ладно?
Дверь распахнулась. На пороге обнаружился Джеффри Пайк Джуниор – Джеффри Пайк-младший, третий из детей, второй из сыновей, первая и единственная заноза в заднице Джо. Восемь лет назад, съехавшись с Вороной, а после – перебравшись вместе с ним в Портленд, Джо искренне радовался тому, что будет жить с любимым человеком. Но еще больше – тому, что не будет жить под одной крышей с Джуниором.
- О, - сказал Джуниор, прищурившись. Опустил ладонь на макушку Вороны, взлохматив черные волосы и грубо дернув их за концы. – Привет, уродец.
Со скоростью, неожиданной для вечно хромого страдальца, Ворона вывернулся из-под его руки. Мрачно насупился, натянул свою вязаную шапку и запахнул пальто. Иней стаял, и меховой воротник теперь нелепо топорщился. Кроличья шерсть слиплась от влаги, обнажив плеши, словно пальто проела моль.
- Он в этом прикиде похож на восьмидесятилетнюю бабку, - сообщил Джуниор, дохнув на Джо смесью перегара и сигаретного дыма. Ему недавно стукнуло двадцать два, и пьяная поволока в глазах делала его – молодого, красивого, хоть сейчас в какой-нибудь бойз-бэнд, - в три раза сексуальнее, чем он был от природы. Девки, небось, визжат от счастья, когда Джуниор на вечеринках запускает руку им в трусы…
Тебя ебет? – хотел спросить его Джо.
Будь Ворона хоть в чепчике, хоть в поварском колпаке – тебя это ебет?
Не спросил.
Не увидел смысла.
Черноволосый, с резкой линией скул и злыми темными глазами, Джуниор ничем не походил на русого, широконосого Джо. Как будто они вообще не были родственниками. Духовного родства между ними также не наблюдалось, и единственное, что видел Джо сейчас – что никакие болячки родителей не были для Джуниора достаточным поводом, чтобы взять себя в руки, не бухать и не приползать домой в семь утра.
- Позорит тебя, - пробормотала мать из-за спины. Очевидно, речь шла не о пьяном в стельку младшем брате, а о Вороне и его дурацкой старушечьей шапке. Конечно, кого может опозорить студенческий загул? Просто мальчик повзрослел, вот и забавы у него теперь взрослые. – А ты и рад…
В шляпах у Вороны мерзли уши, а меховую шапку он считал слишком обременительной и претенциозной. Потому его нынешний головной убор напоминал собой вязаный чулок.
Нагрузившись чемоданами, Джо распахнул дверь с ноги.
- На четыре у нас запись к профессору Кёрцу, - сказал он, пропуская Ворону вперед себя. – Пусть Джуниор проспится…
- Пока, уродец, - донеслось им вслед. – Передай моему братцу, чтобы не был таким унылым гондоном и не портил мне кайф.

* * *
Восемнадцать метров от калитки.
Ровно на столько хватило выдержки и спокойствия, которое Ворона наскреб в своем маленьком вороньем сердечке. А потом обмяк, приблудился к Джо под бок и застыл, уткнувшись лбом ему в грудь. Как будто силы закончились.
Джо бросил ручки чемоданов и обхватил его за плечи. Провел рукой по спине, смял пальцами дурацкую шапку, пытаясь сам не расплакаться. От обиды? Разочарования? Или от жалости пополам с горькой, мучительной нежностью, из-за которой Ворону хотелось запереть в доме и больше никогда не выпускать?
Черт знает, от чего. И черт знает, что он вообще ждал от этих людей…
Знал же, что так все и будет.
- Ты прости, - сказал Ворона, – что я такой никудышный…
Голос его не дрожал.
Джо зажмурился до белых искр под ресницами.
- Ты теперь не скоро их увидишь, - сказал он твердо. – И ушлепка этого, и её… Вот заселимся, я займусь отцом, разберусь по-быстрому… Все будет хорошо.

* * *
Разумеется, он соврал.

========== Глава 2 ==========

«Этого ушлепка» Ворона встретил живьем спустя трое суток.
Все это время Джо дневал и ночевал в онкологии; переговоры с доктором Кёрцем шли ни шатко ни валко, остальные врачи отмалчивались, и только на прямой вопрос «сумеют ли в Портленде Джеффри Пайку оказать более квалифицированную помощь?» Джо получил столь же прямой ответ: никак нет.
Врачам не хотелось резать пациента, у которого и так половина требухи расползается по швам из-за камней, холециститов, гастритов и возрастных изменений. Умереть «от естественных причин» Джеффри Пайк мог гораздо быстрее, чем от рака. Даром что тот уже раздул простату, как крошечный воздушный шар, и накидал метастаз в лимфоузлы…
Джеффри Пайка-младшего сначала брали с собой в госпиталь, чтобы тот помогал при транспортировке отца и переноске вещей. Но когда на него пожаловались две медсестры, а Джо нашел его с сигаретой в туалете торакального отделения, Джуниора решено было прогнать вон. Чтобы не отвлекал. И не делал младшему медицинскому персоналу таких предложений, от которых одна из медсестричек, пожалуй, и не отказалась бы… не будь оно сделано в присутствии лечащего врача. Похоже, Джуниору хотелось не потрахаться, а привести в замешательство всех вокруг.
Когда Джо, наконец, договорился насчет операции, на телефон пришло смс. Его законный супруг, его мужчина, его последний оплот адекватности в этом прокля́том городке уточнял, стоит ли купить бараний фарш, или в этот раз Джо предпочтет лазанью со свининой.
Именно это Джо и увидел, когда припарковался у дома. Брикет бараньего фарша, валяющийся у двери. Там же перекатывались банки со сметаной и сливками, лежал пластиковый контейнер с брокколи, виднелась стеклянная емкость с арахисовым маслом… Порванный пакет из «Aldi» скомканной кучей громоздился рядом с ногой Вороны. Сам Ворона был прижат к стене, и дурацкой вязаной шапки при нем не наблюдалось.
- … пользы с такого хромоножки?
- Или ты в жопу даешь хорошо?
- Может, продемонстрируешь?
Локоть Джуниора был прижат чуть пониже кадыка, мешая Вороне дышать, и тот пялился молча, парализованный ужасом, не отводя бессмысленно-серых водянистых глаз. Даже не моргал, словно боясь пропустить удар.
Парни загоготали, обступив его со всех сторон. Кто-то пихнул пакет, порвав упаковку молока и опрокинув бутылку сока на ступеньки. Из-за стука, шуршания и гогота никто не услышал, как Джо преодолел двадцать метров до крыльца.
- А это у тебя синяки, или ты, типа, глаза красишь? Для такого манерного педика не удиви...
Одному из парней Джо отвесил смачный поджопник – налетел, поджав ногу к груди, уперся ботинком пониже спины и отпихнул с такой силой, что тот влетел плечом в соседа и повалил его на крыльцо. Джуниора Джо сначала схватил за грудки, рванул на себя – чтобы убрать его локоть от Вороны, - а затем выполнил блестящий, образцово-показательный кросс левой. Джуниор взбрыкнул ногами и повалился, споткнувшись об руку одного из своих дружков. В воздух взлетела шапка Вороны, которую Джуниор до этого сжимал в кулаке, и шмякнулась в разлитое молоко.
Все это время Ворона стоял, прижавшись лопатками к стене, и трясся так, что зубы щелкали.
- Нахер отошли! – заорал Джо, обхватив его одной рукой и повернувшись к Джуниору и его дружкам правым боком. Подумал, что если у кого-то из них в кармане найдется нож…
Джуниор засмеялся.
Пока его друзья вскакивали и сжимали кулаки, матюгаясь почем зря, он сплюнул кровь и неторопливо поднялся, оперевшись рукой на белый лестничный поручень.
- Ого, как ты мне втащил… - протянул он, осмотрев измазанную красным ладонь.
Джо знал, что драться Джуниор не полезет. В свои далекие шестнадцать, в отличие от старшего брата, тот предпочитал не тайский бокс и крав-мага, а шмаль и девок.
- Ну, давай, - весело крикнул Джуниор. - Отмудохай родного брата! Надо же отстоять честь своего уродца, верно?
Джо отпустил Ворону и развернулся, закрывая его спиной. Плавный, спокойный, он готов был разделать под орех всех троих. Хладнокровно, как рыбину в раковине.
- Не смей его больше трогать, - сказал он, глядя Джуниору в глаза.
Остальные парни его не пугали – шавки-подпевалы в цветных курточках с одинаковой символикой… Спортивная команда? Клуб по интересам? Да хоть кружок хорового пения – Джо было наплевать.
- В следующий раз вызову полицию.
Джуниор безымянным и средним пальцами собрал с губ сопли пополам с кровью, а потом зажал разбитый нос. Глаза у него были черные и шальные.
- В следующий раз я вызову полицию, - сказал он, сделав акцент на слове «я». – А то боюсь не унести отсюда ноги…
Джо наклонился, нашел в перевернутом пакете упаковку салфеток, разодрал целлофановую упаковку и швырнул их Джуниору.
- Зачем пришел?
Тот усмехнулся, но салфетки поймал, вытер измазанные пальцы и зажал ноздри, из которых еще текло.
- Заскочил передать, что маменька завтра устраивает ужин и зовет вас, - помедлив, Джуниор повел головой. Кожа на губах и подбородке у него была розовая, плохо оттертая от крови. – Вас обоих. Будет Виктория с детьми, подойдет тётя Эстель…
Джо ощутил, как Ворона прижался к нему сзади. Тревожно подышал в затылок, а затем, убедившись, что драки не будет, взялся двумя руками за ладонь Джо, сжал его пальцы и застыл.
- Передай маме, что мы не придем, - сказал Джо.
Лицо его было бесстрастным, словно никакой драки и не было.
Джуниор фыркнул в салфетку.
- Брось! – сказал он. – Это семья! Все тебя давно не видели… Только представь, как тётя Эстель обрадуется!
- Виктория мне – не семья, - отрезал Джо. Коротко оглянулся, перехватив взгляд Вороны. Тот засопел и молча прижался к его левому плечу.
Джуниор закатил глаза. Один из его дружков спустился с крыльца и предложил другому сигарету. На Джо они поглядывали настороженно и с обидой – неприятно получить пендель от тридцатипятилетнего «старика», если тебе двадцать два, и ты полон сил, энергии и нереализованной юношеской злости.
Вот только полезть в драку и получить от «старика» взбучку им тоже не хотелось. А зачатки мозгов подсказывали, что Джо дерется лучше них обоих.
- Она была твоей девушкой двенадцать лет назад, - проворчал Джуниор, заменив пропитанную красным салфетку на новую, белоснежную. – Забудь. Виктория давно замужем, растит детей и является близким другом семьи. А еще она соскучилась по Вороне и хочет увидеться.
Джо поморщился.
Когда-то давно – в те времена, когда все они учились в одном колледже, - Виктория Макграт (в девичестве – О’Лафлин) вывернула в рюкзак Вороны целую банку вазелина, испортив его конспекты, библиотечные книги и старенький кассетный плейер. Были и другие выходки – смешные и не очень. Джо не говорил об этом, даже не думал, но одной из причин их совместного переезда в Портленд была попытка уехать подальше от всего, что в детстве сводило Ворону с ума. От подначек, побоев и травли, от дурной детской жестокости, которая стоила ему первого седого волоска в шестнадцать лет.
Они начали встречаться много позже, но Джо отлично помнил, какое у Вороны было детство в Слотхилле.
Джуниор тем временем скатал из чистой салфетки тампоны и запихивал их в нос. Расстроенным или раздосадованным он не выглядел.
- Перестань, братишка, - сказал он. – Не угрожал я твоему парню! Так, побазарить хотел.
Ворона задышал чаще, каждым выдохом ероша волосы на затылке Джо.
Ему было страшно.
- Пошел прочь, - сказал Джо.
Парни-подпевалы стояли на лужайке у дома и курили по второй. Взгляды у них были бессмысленные, без искры интереса. Не можешь завалить – отстань. Простая пацанская истина.
- Не нужно из-за наших с тобой терок лишать мать вечеринки, - сказал Джуниор. Загладил волосы от лица, расправил плечи. Пожалуй, если у них с Джо и было что-то общее, то только телосложение и рост. Да еще влажная, сосущая чернота в глазах. – Ей и так сейчас хуже некуда… Каждый вечер, проведенный в хорошей компании и с вкусной едой, – на вес золота.
Джо помолчал. Потом оглянулся на Ворону, и тот кивнул, пошевелив тонкими, ссохшимися губами. Потом заметил, что не издает ни звука, прокашлялся и тихо сказал:
- Нам, наверное, лучше пойти…
Парни курили.
От их пустых взглядов Джо начало тошнить.
- Мы придем, - сказал он. – Только ради матери. И чтобы больше никаких фокусов!
Джуниор отсалютовал, прижав два пальца к виску и дав ими отмашку. Из ноздрей у него торчали скрученные салфетки.
- Есть, шеф! – сказал он. Перевел взгляд на Ворону, и чернота в его зрачке стала голодной и пустой. – Эй, уродец, ты чем моего брата очаровал? Подскажи дураку, а то меня тут недавно одна баба бросила…
Палома, - всплыло в памяти у Джо.
За прошедшие сутки мать упоминала её раз или два. Разбила её мальчику сердце, тупая пизда… Мозгов нет, одни сиськи…
По скромному мнению Джо, чтобы вступить с Джуниором в отношения, у девушки и не должно быть мозгов. Пожалуй, даже резиновый член будет более чутким, нежным, а главное – верным парнем, чем этот малолетний ублюдок. Но женщины Слотхилла, по-видимому, считали иначе, и к Джуниору уже выстроилась целая очередь.
- Нет, серьезно! – воскликнул Джуниор, все еще обращаясь к Вороне. – Раскрой мне тайну! Это цыганский приворот? Или кукла-вуду? Или глубокие минеты по утрам? Что ты такого делаешь, что он в тебе, уроде, души не чает?
Джо приподнял верхнюю губу. Это не было оскалом, не было улыбкой – он просто показал зубы и шагнул вперед, безмолвный, бездушный, готовый выбить из Джуниора всё дерьмо.
Внезапно пальцы Вороны сомкнулись на его руке мертвой хваткой. Тот уперся, не позволяя броситься вперед и замахнуться кулаком. Джо тревожно оглянулся, но лицо Вороны оказалось не испуганным, а напротив – спокойным и чистым, без единой складочки. Кажется, даже синяки под глазами стали чуть светлее.
- Просто я люблю его, - сказал Ворона. И улыбнулся, показав ямочки в уголках рта и на щеках.
Джуниор помолчал пару секунд… а потом засмеялся. Бросил в руки Вороне распечатанную пачку салфеток, развернулся и сбежал с крыльца к своим дружкам, грохоча ботинками.
- Надо же… - бормотал он. – Любит…
Джо расслабился. Наконец-то опустил кулаки, обмяк плечами и развернулся. Открыл рот, чтобы что-то сказать…
Вместо разговоров Ворона привстал на мысках и быстро прижался губами к его губам. А потом отвернулся и присел, покряхтывая, еле согнув непослушную ногу, и принялся собирать продукты в рваный пакет.
- Перезвони маме, - сказал он. – Джуниор не сказал, во сколько обед…

* * *
Иногда Джо хотелось взять зеркало, заглянуть в него и сказать себе: «ты тупой?»
Нет, серьезно, ты тупой?
Тебя жизнь ничему не учит?
Но каждый раз, когда Джо заглядывал в зеркало, он забывал об этом; ему предстояли куда более важные и нужные дела – например, удаление со щек и подбородка рыжеватой щетины. Или чистка зубов. Или попытка рассмотреть, стала ли родинка на шее больше с прошлого месяца, или ему показалось. Несомненно, к исследованию родинки можно было подключить Ворону, но волновать его почем зря Джо не хотел.
И все-таки.
Ты тупой?
- Я бы тебя не позвала, - твердо сказала Джорджина, открыв дверь и взглянув на Ворону. Улыбка с того облезла, как старая краска с обветренного, иссеченного дождем, битого гнилью окна. Вдохнув и выдохнув, Джорджина провела ладонью по подолу закрытого темно-синего платья, а затем отступила, распахнув дверь. – Но Вики и Эстель хотели увидеть вас обоих, так что проходи…
Ты тупой? – спросил себя Джо.
Тебе обязательно было вестись на это «мамочке плохо, не расстраивай её»? Ты что, не понимал, что мамочка сожрет Ворону с потрохами, а из его костей сделает трубочки-колокольчики и повесит над дверью?
У тёти Эстель была очень большая грудь, очень лиловая помада и очень добрые глаза. Она расцеловала Джо в обе щеки, оттерев помаду салфеткой, а Ворону осторожно потрогала пальчиками за левое плечо. Трижды. Кажется, она собиралась похлопать его по плечу, но сочла это действие недостаточно эстетичным.
- Вы чем-то болеете? – спросила тётя Эстель, внимательно глядя на Ворону. Даже без каблуков она возвышалась над его макушкой примерно на семь дюймов, и Вороне приходилось смотреть снизу вверх. - У вас, мой котик, очень нездоровый цвет лица...
Ворона криво улыбнулся и открыл было рот, но из столовой вдруг выпорхнула Виктория.
- Джо! – воскликнула она. – Сладенький! Кристен, и ты тут!..
Виктория была одета в темно-вишневое платье; ее светлые волосы были срезаны чуть ниже плеч и красиво уложены. В руке у Виктории виднелся початый бокал вина, и она держала его аккуратно, на некоторой дистанции, сперва обняв Джо за шею и поцеловав воздух у его левого уха, а затем повторив трюк с Вороной. Для этого ей пришлось нагнуться – Виктория была шикарной высокой блондинкой, не потерявшей фигуру даже после вторых родов. В колледже она была капитаном команды по плаванию и, по-видимому, занималась спортом до сих пор.
- Как хорошо, что вы пришли!
Джо скривил губы, изобразив улыбку.
Никаких добрых предчувствий насчет сегодняшнего вечера у него не было.

* * *
- … и потом – БАМ! Ему предлагают эту шикарную должность! Представляете? – Виктория расхохоталась. Ее дети – годовалая Эллисон и четырехлетний Билл, - возились в бывшем кабинете Джеффри Пайка с игрушками, которые упаковала им в дорогу няня. Малыши были смирными, отлично занимали друг друга и не мешали матери отдыхать. Какое-то время с ними находилась Джорджина, но теперь она вернулась за стол и принялась ковыряться вилкой в приготовленном тётей Эстель салате.
Аппетита у неё не было.
Пожалуй, из всех присутствующих изрядным настроением и аппетитом отличались только Виктория и Джуниор, который на другом конце стола запивал изысканное блюдо из лосося под солью дешевым пивом.
- Ну а ты, Кристен? – Виктория нашла взглядом Ворону и вцепилась в него, словно ласочка в кусок свиной вырезки. Улыбнулась красиво очерченным ртом, блестящим то ли от косметики, то ли от влажных прикосновений к краю бокала. – Кем-нибудь работаешь или сидишь на шее у Джо?
Перед выходом из дома Ворона почти час трепался по скайпу со своей тётушкой Морганой. Разумеется, это был творческий псевдоним. В Линде было много чего фальшивого – фальшивое имя, фальшивая грудь, фальшивые документы о получении среднего образования, - но что в ней было совершенно искренним, так это любовь к племяннику. Какой бы странной Джо не считал Линду – вместе с этими ее облегающими платьями, не подходящими ей по возрасту, огромной полуобнаженной грудью и черными крашеными волосами, которые Линда начесывает пышной копной, - трудно было отрицать очевидное. После общения с тётушкой Ворона расцветал, улыбался чаще и выглядел лучше. Словно получал внутривенно дозу лекарства, которое обезболивало его не физически, но душевно.
Джо надеялся, что заряда энергии, сообщенного ему Линдой, Вороне хватит до конца ужина.
А самому Джо никто ничего не сообщал, так что он был до крайности раздражен. В ответ на подколку – поднял голову, вскрыв ножом солевую корку на рыбе, вежливо улыбнулся и сказал:
- Сейчас из нас двоих только он и работает. Выходит, это я сижу у него на шее...
Джорджина с силой царапнула вилкой по фарфору, но взгляд не подняла.
Джо не врал: Ворона был программистом, бессменным тимлидом в одной из крупных компаний, и его начальству было совершенно плевать, из какого города он будет держать связь с командой. Джо тоже решил не терять время, а провести его в Слотхилле с пользой, и потому моделировал концепцию интенсивных неоднородных нагрузок при обработке зернистых материалов. Проводов, витых пар и круглосуточно работающей техники в их доме было больше, чем в среднестатистическом жилье любого задрота. Но если Джо работал на благо своей будущей диссертации, то Ворона зашибал бабло. По меркам Слотхилла – более чем приличное.
- Ты не сидел бы сейчас без работы, - тихо сказала Джорджина, - если бы не потащился тогда в Портленд… ради него.
Ворона не дрогнул. Не поднял голову. Просто продолжил разбирать рыбу на волоконца, быстро орудуя ножом, словно все это его не касалось.
Только губы поджал.
Морщины, ведущие от крыльев носа к подбородку, стали глубже и заметнее. Пожалуй, только сейчас Ворона выглядел на свой возраст, а не как обычно – на десять лет младше него.
- Я потащился в Портленд не ради кого-то, - спокойно ответил Джо. – Я сам этого хотел. И место придержат, пока я туда не вернусь.
- А твой… - Джорджина поджала губы, выдавливая из себя это слово, точно ей нужно было проглотить паука, - … возлюбленный в курсе, какие перспективы обещал тебе профессор Фламби на кафедре?
Виктория сделала глоток вина и откровенно заскучала. Разговор о науке её не прельщал.
- Он в курсе, - прошептала Джорджина, - насколько проще подготовиться к защите тут, а не в Портленде? Если бы ты не стремился ублажить своего парня, то уже давно получил бы докторскую степень...
- Мужа, - твердо сказал Джо. Опустил руку под стол и нащупал пальцы Вороны – прохладные и чуть влажные от волнения. Тот уже не ел рыбу. Руки его повисли вдоль тела, а черные, точно нарисованные прядки-перышки занавесили глаза.
Джорджина засмеялась. Сначала тихо, сдавленно, а потом громче – звонко и истерично.
- Мужа! – повторила она. – Ради своего МУЖА ты испоганил себе карьеру, отодвинул получение докторской степени на несколько лет, лишил меня… лишил…
Джо молчал.
Джуниор на другом конце стола ел рыбу руками, выковыривая сочные розоватые куски из солевой корки.
- … внуков меня лишил, - тихо сказала Джорджина. Потом опустила сухую длинную ладонь на плечо Виктории. – Если бы ты… тогда…
Глаза у нее опять были сухие и красные, как после длительных рыданий. Тушь собралась комками на длинных ресницах. Выглядело всё это, как исключительный фарс.
- Это могли быть твои дети, - тихо, с чудовищным страданием в голосе сказала она.
Виктория оторвалась от бокала с вином и с удивлением посмотрела на Джорджину. Видимо, она упустила момент, когда разговор перешел с Вороны на её детей.
- Ты меня внуков лишил! – вдруг выкрикнула Джорджина, вцепившись пальцами в плечо Виктории. Смотрела она на Ворону. Тот сжался, выдернув руку из ладони Джо и положив ее себе на колено. Словно боялся, что за близость с Джо его сейчас разорвут на куски и сожгут живьем.
- Хватит, - сказал Джо. Чернота в его зрачках стала густой и липкой, почти нестерпимой. Вот только мать не смотрела ему в глаза. – Ты в курсе, что у тебя есть еще двое половозрелых гетеросексуальных детей, которые давно могли сделать тебе внуков?
Помедлив, он качнул головой, указав на Джуниора.
- А этот, пожалуй, уже наплодил пару-тройку детей, о которых ты не знаешь.
- Неа, - сказал Джуниор, доставая рыбью кость из десны. – Мои ребята дрессированные и не заплывают, куда не нужно.
- Он слишком юн для женитьбы! – отрезала Джорджина. – А Джулия и Курт сейчас испытывают трудности, ты же прекрасно знаешь…
Джуниор торжественно кивнул. Его положение в глазах родителей было весьма удачным – достаточно взрослый, чтобы трахать всех девок Слотхилла в порядке размещения их фамилий в телефонном справочнике, он был все еще слишком юн для брачных уз.
- Разумеется, - сказал Джо, отодвинув от себя тарелку. – Джулия и Курт испытывают трудности, и это является достаточным поводом, чтобы не заводить детей. А мы с Вороной, видимо, развлекаемся тут с вами…
- Джулия и Курт смогут родить детей, когда захотят! – выплюнула Джорджина, соскользнув обмякшей ладонью с плеча Виктории. – А ты с этим…
Она перевела взгляд на Ворону.
Тот вздрогнул.
- Что ты вообще можешь дать моему сыну? – спросила она тихо. Тётя Эстель кашлянула и промокнула губы салфеткой. – Ты можешь дать ему нормальную семью? Работу? Карьеру, которой он сможет гордиться?
- Мама… - сказал Джо, упираясь ладонями в стол и собираясь встать. Голос его был предупреждающе тихим.
- С тебя есть хоть какой-нибудь прок? – закричала Джорджина, а потом скомкала грязную салфетку и швырнула ее в лицо Вороне. Тот отшатнулся, заморгал, словно очнувшись от транса. – Ты, убожество, можешь хоть что-нибудь ему дать?!
Джо вскочил, вскидывая руки и инстинктивно закрывая ими Ворону. Виктория ухватила Джорджину за худые запястья, звякнув браслетами, и зашептала что-то ей на ухо.
Ворона растерянно прикоснулся пальцами к щеке – в том месте, где по ней скользнула скомканная, почти невесомая салфетка. Джорджина обмякла, а затем откинулась лопатками на спинку стула, изобразив благородный полуобморок.
Потом прошептала:
- Хоть что-нибудь ты можешь?..
- А как же. Он лю-ю-юбит Джо, - протянул Джуниор, явно передразнивая Ворону. И усмехнулся, отхлебнув еще пива. – Разве для счастья нужно что-то еще?
- Люблю, - внезапно громко и отчетливо сказал Ворона.
Все к нему повернулись, и даже Джо сел обратно на стул, глянув на него с удивлением.
Ворона сидел с прямой спиной, напряженный, натянутый от паха до смешного хохолка на макушке, и глаза у него были зеленоватые и бешеные.
- Я его люблю, - повторил Ворона, и внимательно посмотрел на Джуниора. Потом откинулся на стул, забросил ногу за ногу и взял в руку бокал с вином. Словно понял, что терять уже нечего, и вдруг расслабился. – И если ты в это не веришь и насмехаешься, то ты еще глупее, чем думает Джо.
Джорджина застыла с приоткрытым ртом.
Виктория округлила красиво подведенные брови, а Джуниор сначала выдохнул короткое «ха!», а потом хлопнул ладонями по столу и засмеялся – тихо, спокойно, с глубоким удовлетворением, словно услышав тонкую и чертовски интеллектуальную шутку.
- Котик, - сказала тётя Эстель в гробовой тишине, следя за тем, как Ворона раздраженно дергает плечом и отпивает вино. – Эта манерность вам совсем не к лицу! Будьте проще…

* * *
Они покинули дом Пайков десятью минутами позже, торопливо распрощавшись с тетушкой Эстель и посоветовав Виктории хоть немного следить за детьми, пока те не вытащили из стола и не опрокинули на себя какой-нибудь тяжеленный ящик.
Поскольку детей пора было кормить, а для этого Виктории требовалась няня, она тоже начала собираться и вызывать такси.
Когда Ворона и Джо уже покинули дом и спустились по скользким, припорошенным снегом ступенькам, позади громко хлопнула дверь.
- Эй!
Джо обернулся первым – резко, готовый к любой неприятности. Ворона с трудом переставил ногу и тоже оглянулся.
Джуниор раскурил сигарету, а потом вытащил из кармана и швырнул в руки Вороне его вязаную шапку, позабытую в доме.
- Простудишь ещё, - сказал Джуниор, делая затяжку и равнодушно выпуская дым изо рта. - Таракашек в своей голове...

========== Глава 3 ==========

Когда они отправлялись на ужин, Ворона почти не хромал, но к вечеру его походка снова испортилась. Он ковылял обратно, обхватив рукой локоть Джо, с трудом волоча ногу по заиндевевшему асфальту. Правое его плечо дергалось вверх-вниз, отмеряя шаги.
Долгое время Джо казалось, что Ворона хочет ему что-то сказать. Но они уже дошли до дома – своего; или, по крайней мере, того, который могли считать своим в ближайшее время, - а Ворона так и не заговорил.
Остановившись у входа, Джо осторожно сжал его ладонь и прошептал:
- Прости.
Он не стал добавлять: «за них».
Это и так было понятно.
- Ничего, - ответил Ворона, избегая смотреть ему в глаза. Будто размышлял о чем-то, чем не готов был делиться. – Зато рыба была вкусная… Зря я не спросил рецепт.

* * *
Джо стоило быть внимательнее.
Он должен был заметить, как в Вороне изменилось что-то… незначительное. Неявное. Что-то такое, что не бросается в глаза ни с первого взгляда, ни со второго, ни с пятнадцатого. Что-то такое, что ты можешь заметить только при большом везении.
А Джо не заметил.
Он вообще был не слишком везучим парнем. К тому же, много странного и неприятного теснилось в его голове. Например, та обширная опухоль, которую на днях вышвырнули из Джеффри Пайка. По ходу дела хирурги удалили кучу всего, что изначально и не думали трогать. Это была блестящая, высококлассная… и совершенно бесполезная операция, которая выявила больше проблем, чем устранила.
Метастазы обнаружились в позвоночнике и, вполне вероятно, уже распространились далеко за пределы малого таза.
У Джо болела голова. От странных запахов в госпитале. От мутных решений, когда выбирать приходилось между худшими из зол. От поведения матери и сухих отмашек отца, ставящего под вопрос буквально каждое предложение Джо. Никакие врачебные мнения, никакие доводы и результаты анализов – ничто из этого не вызывало у Джеффри Пайка ни малейшего доверия.
Иногда Джо казалось, что старик сбрендил от ужаса перед неизбежным, и теперь бодается с врачами просто из принципа.
Мысленно ставя себя на его место, Джо не брался его осуждать.
Вороне тоже было плохо. Крутило ногу, разламывало болью виски, а раз или два носом шла кровь. Из-за этого одетый в черное, смертельно бледный Ворона становился похож на маньяка, закопавшего свою жертву на заднем дворе. Потом Ворона отмывал с себя кровь, и все возвращалось на круги своя.
Джо винил в этом акклиматизацию: организм мстил Вороне за переезд из городка с паршивой погодой в городок с суперпаршивой погодой. Раньше по вечерам им нравилось мечтать: когда всё закончится, Джо подыщет себе работу в солнечной Филадельфии, и они наконец-то узнают, что такое хороший климат. Но в последнюю неделю Ворона избегал разговоров об этом, плохо спал, и только рассовывал по карманам платки, да менял испачканные кровью наволочки на свежие, отстиранные до белизны.
Доктор прописал ему таблетки для укрепления сосудов, и Джо решил, что проблема решена.

* * *
- Ты не думал, что они правы?
Джо оторвал голову от подушки.
Сегодня ему впервые за долгое время не нужно было никуда бежать и нигде отираться. Джо использовал этот шанс на полную катушку, не выбираясь дальше постели и туалета. Готовкой занимался Ворона, а на ужин Джо заказал пиццу. Просто чтобы никуда его от себя не отпускать.
- Чего? – Джо привстал на постели, запустив пальцы в отросшие лохмы. Зачесал волосы к затылку, открывая лоб, и провел ладонью по небритой щеке.
Ворона стоял у окна, ссутулившись, запахнув потуже цветастый халат. Судя по звукам – менял воду в вазе с цветами и добавлял туда аспирин. Джо притащил этот букет пару дней назад – усталый, замотанный, отсидевший в госпитале, а потом у нотариуса около тридцати часов, он проходил мимо ларька и вдруг решил, что Вороне будет приятно. Это не было извинением – Джо было не за что извиняться.
Просто Вороне нравились цветы.
Джо выбрал розы.
Ворона не имел каких-то конкретных флористических предпочтений, а просто радовался всему, что получал из его рук. Кусал тонкие губы и глупо улыбался, а потом пялился своими испуганными зеленоватыми глазами, словно боясь, что цветы сейчас отберут. Но цветы никто не отбирал, и из каждого букета Ворона тайком засушивал один бутон. Джо делал вид, что не знает об этом, и молча выбрасывал увядший и потерявший свою ценность букет, когда Ворона выбирал из него подходящий цветок.
- Ты не думал, что они правы? – повторил Ворона.
Он оставил цветы в покое и вернулся в постель: сперва взгромоздил туда хромую ногу, а потом уселся, набросив на колени край одеяла.
- Они все, - добавил он. – Те, кто думают, что со мной тебе только хуже.
Джо нахмурился.
- Мне плевать, что они думают, - сказал он. Уселся рядом с Вороной, взял его за плечи и внимательно заглянул в лицо. – Я тебя люблю. Что мне за дело до их мнения?
Ворона не морщился, не поджимал губы, как будто ему не было обидно или неприятно от чужих слов. Он озвучил одно, а на лице его было написано совершенно иное – смертельная скука, серая, стылая, проклятая. Та самая, которая обметала снизу доверху весь Слотхилл – от тихих улочек до разваливающихся от старости крыш.
Морщины на его лице разгладились – все до одной, - тонкие губы были сжаты в линию, и из-за этого рот казался прорезью в фарфорово-белой, испачканной серым грифелем маске. Веснушки на носу и щеках Вороны выглядели нездорово, и Джо подумал, что переезд в другой город не просто желателен, а жизненно необходим. Может, если они переберутся в Майами или Клируотер…
- Я доставляю тебе кучу неудобств, - сказал Ворона. Мягкая челка рассыпалась по его лбу, припорошив лицо. – Я одеваюсь как урод, у меня нос…
- У тебя нормальный нос, - проворчал Джо, взяв руку Вороны и поцеловав тыльную сторону его запястья. Потом перевернул её и прижался губами там, где пульс – к тонкой жилке под пергаментно-белой кожей.
- У меня уродливый клюв, - пробормотал Ворона. Он казался усталым, словно его веки вот-вот опустятся, и он заснет. – Уродливый клюв, старушечьи морщины и нога-колода. Мечта, а не парень…
Джо взглянул на него, испытывая страшную, гложущую тревогу.
- Как ты можешь меня такого любить? – спросил Ворона, и в его голосе впервые прорезалось что-то кроме усталости. – Зачем я тебе?
Джо нахмурился и отпустил его руку.
Та безвольно упала на постель.
- Мы с тобой что, школьники? – спросил Джо. - Мы встречаемся восемь лет, половину этого времени женаты – и ты все ещё думаешь, что это случайность? Что я не этого хотел?
Ворона помолчал.
Пробормотал себе под нос:
- То, что ты этого хотел, не значит, что для тебя это лучше…
Джо раздраженно дернул уголком рта, а потом обхватил ладонями лицо Вороны, притянул к себе, убирая от глаз мягкие черные пряди.
- Мне не может быть лучше без тебя, - проворчал он, проводя пальцами по острым скулам, по сгладившимся морщинкам у рта. - Кто бы там что ни говорил.
Ворона молчал. Мягкий, усталый, равнодушный – когда он таким стал? Днем ведь все было хорошо!
- Что мне сделать, Ворона? – пробормотал Джо. - Что мне сделать для тебя?
Ворона молчал, наклонив голову и устроившись щекой в его ладони. Глаза его были полуприкрыты.
- Хочешь, устроим нормальную свадьбу, когда вернёмся в Портленд? – спросил Джо. Не то чтобы у них вообще была свадьба… Когда Ворону забрали прямо с улицы с разлившимся гнойным аппендицитом, Джо на пушечный выстрел к нему не подпускали, пока кризис не миновал. Ворона был ему просто «другом» - не мужем, не родственником, не гражданским партнером, а значит, вообще никем в глазах закона и медиков.
Когда все закончилось, Джо накрыл ладонью руку Вороны, помолчал немного, а потом сказал: «ну все, хватит с меня этой херни. На неделе пойдем и распишемся».
До последней минуты Ворона был искренне уверен, что Джо пошутил. А потом оказалось, что нет, и Ворона плакал в туалете городской администрации, прижавшись лицом к груди Джо, шокированный этой росписью куда более, чем обрадованный. И только многим позже, когда он привык к кольцу, когда поверил, что это по-настоящему – Ворону постепенно начало отпускать.
- … с цветами, голубями и бухлом, - продолжал Джо. - Пригласим твою тетю, пусть споёт «Лунную реку», а мы станцуем…
Ворона ожил в его руках. Насмешливо поджал уголок рта, и в глубине его глаз блеснуло странное: то ли злое, то ли веселое.
- Боюсь, если в своей бурной молодости Моргана и подрабатывала в барах, - сказал он, - то это было не пение, а стриптиз.
Джо улыбнулся. Провел ладонью по чужим щекам, обнял Ворону за плечи.
- Да плевать, - фыркнул он. - Пусть хоть поет, хоть танцует с наклейками на сосках, лишь бы ты был доволен.
Губы у Вороны были тонкие и теплые. Джо раскрыл их языком, скользнул внутрь, но углублять поцелуй не стал, не ощутив ответа. С трудом оторвался и глянул тревожно, совершенно не понимая, в чем провинился.
Какое-то время глаза Вороны оставались пустыми и равнодушными – зеленоватое стекло, гладкое, поблескивающее на просвет. А потом он обхватил Джо за плечи, стиснув пальцы на его коже, тревожно вздохнул и поцеловал в губы – несдержанно, задыхаясь, словно внезапно очнувшись от дурного сна.
- Просто я думаю, - пробормотал он, - вдруг они правы...
- Не думай, - велел Джо.
И добавил мысленно: я тебя люблю.
Я тебя люблю.
Я столько раз говорил тебе об этом! При чём тут «они»! При чём тут мама, и брат, и мотающаяся где-то в другом штате сестра, и тётя Эстель, и соседи…
Какое мне до них дело?
Ворона всхлипнул, а потом обхватил ладонями шею Джо, зарывшись пальцами в его волосы. И губы у него были солеными.

* * *
Каждый раз, когда дело доходило до постели, Ворона вел себя странно. Не сопротивлялся, не запрещал Джо себя раздевать – но замирал, словно впадая в ступор. Он стеснялся своего тела, и сколько бы лет не прошло, сколько бы раз Джо не спал с ним, сколь бы тщательно не изучал языком его всего – всего! от пяток до загривка! – Ворона все равно чего-то боялся.
А Джо улыбался ему, дураку, и выпутывал из безразмерных халатов, из дурацких пижам, из старомодных рубашек с дюжиной мелких пуговичек – словом, из всего того, к чему Ворону неизменно тянуло.
Вот и сейчас – вышвырнул халат из постели, а Ворону опрокинул и уложил под себя. Поцеловал в губы… Тот был растрепанный, бледный, но отвечал с жаром, впиваясь пальцами в голое тело Джо и оставляя на коже следы.
У Вороны были очень тонкие, но очень крепкие и твердые пальцы. Казалось, однажды он вцепится в Джо с такой силой, что просто не сможет разжать кулаки – и ему, как хищной птице, впившейся человеку в лицо, придется перебить руки.
Вырвавшись из его объятий, Джо уселся и неловко стянул с Вороны трусы. Зацепился ими за острую косточку на щиколотке, кое-как распутал, а затем выкинул из постели. Погладил по лодыжке, задрал чужую ногу и поцеловал в пятку, смущая дурака.
Ворона ойкнул.
Засмеялся…
И Джо наивно, глупо, от большого желания в это верить – вдруг решил, что Ворона успокоился. И думать забыл обо всем, что наговорила ему чокнутая семейка Пайков.
Смазка нашлась на тумбочке рядом с постелью; пока Джо ее искал – вытянулся всем телом и навис над лицом Вороны, одной рукой упираясь в подушку. Нашел, кое-как отщелкнул крышку тюбика и выдавил на ладонь побольше лубриканта – этого добра он никогда не жалел. Обхватил член кулаком, лениво его разминая, обмазывая головку прохладным и скользким…
Ворона улыбался, глядя на него снизу вверх.
В такие мгновения Джо читал его, как пользовательское соглашение при установке софта – это кажется, что все сложно, а на самом деле проще некуда. Лицо Вороны все выдавало – и сладкую тяжесть в паху, и взволнованную дрожь, и жадное нетерпение, с которым он обхватывал плечи Джо. Тот отстранился, устраиваясь удобнее, опустив руку на тощую костистую коленку. Отвел ее в сторону, укладываясь между узких бедер и ладонью придерживая член, направил его ниже, в ложбинку между ягодиц, второй рукой упираясь в смятые простыни и нависая сверху, чуть не пыхтя от усердия – чтобы не наваливаться всем весом и не душить. Наконец двинул задом, скользкой от лубриканта ладонью придержав за бедро, и с удовольствием выдохнул: хорошо...
Вот так.
Ворона обхватил его рукой, пытаясь прижаться, притянуть его к себе, и молча стиснул коленями. Нередко его желание трахаться начисто перечеркивал приступ невралгии, но в этот раз им повезло.
Джо улыбнулся, несколько секунд противясь давлению его руки – словно для того, чтобы глупая Ворона занервничала, усомнилась... а потом вдруг с желанием, с явной охотой подался навстречу, смял поцелуем тонкие губы, раскрывая их языком – и так же уверенно раскрывая внутри членом, вбиваясь мощным рывком, точно так, как множество раз делал на этих же самых простынях. Опустился на локоть, налегая грудью на грудь, и медленно, слегка неловко задвигался – так, чтобы не прерывать ни поцелуя, ни ритмичного движения бедер, снова, и снова, и снова всаживая член между раздвинутых ног.
Ворона вздохнул в его губы, разгоряченный, издерганный, и Джо ощутил ответное движение: сначала – движение языка, ворвавшегося в рот; затем – движение рук, обхвативших шею и плечи. И в конце уже – давление бедер, коленей и даже пятки, упершейся куда-то в ягодицу, когда Ворона обхватил его ногами. Джо простонал и с усилием оторвался от влажных, зацелованных губ. Чуть приподнялся, глядя Вороне в лицо – словно пытаясь ухватить каждую гримасу, запомнить каждое его движение, каждую морщинку в уголке рта, дрожь ресниц, душный и жаркий румянец, затопивший скулы, и шею, и даже грудь до самых сосков…
Джо обвел языком пересохшие губы, пялясь на Ворону так, словно только что увидел его впервые. Красивый... такой странной, нелепой, нелюдской красотой – но красивый; и складывается все это из темных мазков под глазами, из белой кожи и блеклых, чуть сероватых веснушек на ней. Замедлившись, Джо улегся сверху, одной рукой отведя волосы от лица Вороны – острые стрелы-прядки, перечеркнувшие лоб. Скользнул пальцами по скуле, по пятнистой от румянца шее с острым кадыком – вниз, на грудь. Туда, где колотилось пугливое воронье сердечко.
Только после этого Джо двинул задом. И еще, и еще, ускоряясь, кусая собственные губы, упираясь двумя руками в постель – и ни на секунду, ни на мгновение не отводя взгляд. Ворона стонал под ним, дурея от каждого рывка, и Джо распахнул глаза еще шире, словно боясь пропустить, как дрогнут его губы; как блаженная улыбка поблекнет и сменится удивлением, ошеломленным осознанием того, как приятно внутри. Как нижнюю губу прикусят, постанывая, извиваясь, сжимая коленями – каждый раз, когда член влетает глубоко вовнутрь, хорошо смазанный, скользкий и гладкий, натягивающий до отказа...
Даже в самом конце Джо ухитрился смотреть. Дрожа всем телом и спуская, он так и не оторвал взгляда от чужого лица. Ворона кончил парой секунд ранее, содрогнувшись и сдавив в себе член, а потом обмяк, тяжело дыша, смежив веки и подрагивая влажными от слез ресницами.
Кажется, на пару минут Джо забылся: зачем это все?.. Наверное, чтобы любоваться Вороной – таким странным, некрасивым и безумно, по-звериному притягательным в эту секунду, что осталось только опуститься на его тело и поцеловать искривленные оргазмом губы. Теплые, тонкие... искусанные до алых следов.
Какое-то время Ворона просто лежал под ним, а потом – улыбнулся. И коротко прижался губами к щеке Джо, будто поблагодарив.

* * *
Джо вдруг понял, что разговор еще не окончен.

* * *
Близился День благодарения.
Не самый радостный в жизни Джо – слишком много видов терапии было назначено на ноябрь. Подумав, Джо тоже назначил себе терапию: утренний кофе с максимальным количеством виски, какое мог себе позволить. Наливал бы больше, да только ему предстояло не сидеть перед телеком, а выходить из дома, садиться за руль арендованной машины и снова, снова, снова что-то решать. Иногда он убирался в родительском доме, часто – готовил и ухаживал за отцом. Мать не успевала это делать – слишком много времени отнимали ее походы к психотерапевту, которому она плакалась на глупого сына и его уродца-супруга.
К этому же психотерапевту отправили Джуниора. В начале месяца тот одолжил тачку у одного из своих дружков, а потом разнес ее вдребезги. Вместе с забором у дома Паломы Спаркс. Компенсацию за ремонт тачки его друг не потребовал, а родители Паломы согласились не подавать иск, если Джуниор пройдет терапию по контролю гнева.
Джуниор крыл всех хуями, почти неделю не появлялся дома, ночуя у случайных знакомых, но на терапию все-таки начал ходить.
К концу месяца приехала сестра, вручила Джо вязаный свитер (рукодельный, не лучшего качества) и сказала:
- Матери плохо, а ты что вытворяешь?
- А ты? – спросил Джо.
Спустя пару дней сестра уехала.
Сказала, что «в доме с раковым больным слишком давящая атмосфера», и ей, как будущей матери, такие стрессы ни к чему. Разумеется, имелось в виду не объективное материнство в обозримом девятимесячном будущем, а то мифическое, наивно ожидаемое Джорджиной, для которого сперва нужно было залететь.
Джо отвез сестру на вокзал, немного подумал… и начал добавлять в свой кофе на чайную ложку больше виски. В конце концов, всем было наплевать.

* * *
- … издалека сразу узнала, решила подойти. Как ваши отношения? Как Джо? Все ещё любит поработать язычком?
Насмешливая – как всегда.
Джо услышал ее из магазина, куда вернулся за оставленным в примерочной шарфом, и рванулся к выходу галопом, размахивая пакетами. Следом за Джо сорвались с места два продавца и охранник. Потом узнали в нем чудака, бойфренд которого перемерил шесть или семь жилетов, забраковав их все, и отстали. Единственный купленный джемпер Джо прилежно оплатил на кассе минут десять назад, так что претензий к нему не было.
Выскочив из магазина, Джо догнал Ворону и положил ладонь на его плечо. Оставлять того хоть на минуту было чревато проблемами – Ворона мистическим образом притягивал к себе людей. Особенно тех, кто имел на него зуб.
- Это что, женское пальто? – спросила Мелисса.
Она выглядела очаровательно.
- Это... Н-нет, - пробормотал Ворона. Старомодный крой и меховой воротник многих вводили в заблуждение, но Вороне нравилось это пальто. Все попытки обновить его гардероб с гангстерских семидесятых хотя бы до уровня двухтысячных терпели крах, и Джо оставалось только смириться с этим. Пальто, достойное сутенера из середины двадцатого века, было той вещью, без которой Ворона не являлся бы Вороной. Такими же вещами были его жилеты. И узкие парчовые галстуки. И перстни с прозрачными камнями, которые он так любил…
Еще были карманные часы на цепочке, которые Джо подарил ему в прошлом году. Ворона чуть с ума не сошел, когда их увидел. Он явно родился на полвека позже, чем ему было предначертано судьбой, и потому неловко ощущал себя в миллениальных годах.
- Слышала, позавчера у вас была веселая ночка? - спросила Мелисса.
Она была смуглой и какой-то бархатной. Ослепительно красивая, ухоженная, одетая в безупречно женственное бордовое пальто и шелковый шарф, в свои тридцать она могла дать сто очков форы любой двадцатилетней кокетке. У Мелиссы был кукольно маленький рот, кукольно тонкий нос, и все остальное в ней тоже было кукольное – от густых черных волос до безумных ресниц, которыми, казалось, она однажды продырявит небо.
О том, что Джо «любит поработать язычком», Мелисса знала не понаслышке – они встречались за пару лет до того, как Джо сошелся с Вороной. Лизать своих парней и девчонок Джо действительно умел, и, что важнее – любил. Небрезгливый, старательный и хитроумный, он вытворял языком такое, что Мелисса не видела даже в самых разнузданных порнофильмах. Она срывала горло от криков, кончая по пять или шесть раз, терзая ногтями то подушку, то затылок Джо, и, похоже, воспоминания об этом до сих пор не давали ей спать спокойно.
Судя по красным ушам Вороны, он понял намек.
Впрочем, под «веселой ночкой» Мелисса подразумевала совсем не это.
- Ага, - сказал Джо, одной рукой прижав к себе Ворону. – Что, подружки из «скорой» нашептали?
Подружки у Мелиссы были везде. В любой кафешке, в любом госпитале, в любом кинотеатре – в Слотхилле невозможно было сходить куда-либо, не столкнувшись с кем-то из ее осведомителей.
- Надеюсь, с ногой уже все хорошо? – спросила Мелисса, улыбаясь.
С ногой все было хорошо.
Уже.
А вот позавчера – не очень. За последний месяц Джо отвозил Ворону в приемник «скорой» три раза, дважды – из-за ноги, еще один раз – потому что кровь из носа пошла в час ночи и не останавливалась, пока Вороне не поставили капельницу.
Джо дожидался его в приемном покое, в ботинках на босую ногу и зимнем пальто поверх пижамы, и в руках у него было насквозь пропитанное кровью полотенце.
- Видела Джорджину на днях… - сказала Мелисса, поправив берет. – Джо, ты совсем дурак? Неужели нельзя было оставить его в Портленде?
Джо вздернул губу, оскалившись, уже готовый резко ответить: нет, нельзя! Это не твое собачье де…
Но Мелисса не закончила.
- Он тут мучается! – сказала она. – Ты же знаешь, как семья к нему относится… и все равно притащил его с собой!
Джо так и остался – с открытым ртом, молчаливый, растерянный.
- Ты сделал хуже и ему, и себе, - сказала Мелисса. Глаза её были темными, влажными и зовущими. Черт знает, как она до сих пор не выскочила замуж… Но нет – ходила в девках, и Джорджина считала, что виноват в этом Джо.
По ее легенде, именно Джо разбил Мелиссе сердце, а ведь она его так любила, так любила…
- У тебя и так хлопот полон рот, - тихо, с явным сочувствием в голосе сказала Мелисса. И впервые стала похожа не на красивую куклу, а на живого человека – притягательного, но бесконечно далекого. Такими бывают призраки прошлой жизни, из которой ты вырос, как из школьных кроссовок.
- Ты мотаешься с отцом, держишь мать на плаву… а любимый человек вместо того, чтобы тебе помогать, поддерживать тебя хоть как-то, добавляет тебе проблем, - твердо сказала Мелисса. – Мог бы хоть ночью отдохнуть… так нет, мчишься в отделение «скорой помощи», потому что у Вороны то нос, то нога…
Похоже, про случай с кровотечением она тоже слышала.
Господи, - подумал Джо, - да когда же это закончится?
Когда же вы перестанете лезть в мою жизнь?
- У меня все в порядке, - сказал он вслух. – Честно говоря, мы спешим.
 - Конечно… - протянула Мелисса, сжимая в руках маленький мягкий клатч. – Доброго Дня благодарения…
Ворона косо взглянул на Джо – быстро и виновато. Без сомнения, он запомнил каждое слово Мелиссы.
Каждое чертово слово, выверенное и жестокое.
«Ты-ему-вредишь».
«Ты-делаешь-ему-хуже».
«Тебя-тут-не-должно-быть».
Джо стиснул челюсти, из-за чего под скулами вздулись крупные желваки.
В отчаянной попытке хоть чем-то оправдать свое существование, Ворона сунул руку в один из своих пакетов и достал наугад пену для ванны.
- Позвольте принять из моих рук… - пробормотал он, от стресса сбиваясь в полную эклектику. – В честь праздника…
- Из твоих – ни за что, - отрезала Мелисса.
И отступила на шаг.
- Мелисса! – Джо стиснул пальцы на плече Вороны. Тон его был угрожающим.
- Что, Джо? – выкрикнула Мелисса. - Я что, должна быть счастлива, что твой супруг решил поиграть в благотворительность? Пусть радуется, что я не засунула эту пену ему в то место, в которое он уже сунул твою жизнь, перспективы и шансы продолжить род Пайков!
Ворона так и остался стоять – с протянутой рукой, сжимая в ней здоровенную бутыль из новогодней коллекции. Такие коллекции появлялись на прилавках магазинов в конце ноября, и Ворона охотно скупал их – маленькие декоративные кусочки мыла, хвойные пенки, глинтвейновые бомбочки и черт знает, что еще. Джо этим не особо интересовался. Свою страсть к банным средствам Ворона считал чем-то постыдным. В детстве за такие девчачьи штучки его дразнили до слез.
- С моими перспективами все в порядке, - сказал Джо, взяв бутыль с пеной из чужой руки и вернув ее в пакет. - А если тебя так сильно и нездоро́во волнует мое семейное счастье, возможно, тебе стоит посетить мисс Марибетт.
Застывшего на месте Ворону пришлось развернуть, а затем подтолкнуть в спину. Тот сначала прошагал несколько метров ровно, точно забыв о ноге, а потом вдруг резко захромал, расклеившись, устало вцепившись в руку Джо.
Глаза его блестели – влажные и остекленевшие, болотно-зеленые. Темнее, чем Джо когда-либо замечал.
Спустя несколько минут, когда они покинули торговый центр, Ворона спросил:
- Кто такая мисс Марибетт?
Джо засмеялся.
- Это психиатр, - сказал он. – Лучший в городе.

========== Глава 4 ==========

Отец умирал.
Джо это знал, мать это знала, все это знали. Отец умирал, грузный, опрятный, пропахший лекарствами и камфорным спиртом. Джо казалось, что он ничего не испытывает по этому поводу, кроме сильнейшего раздражения – отец умирал недостаточно быстро, и каждый день с ним, каждая фраза, каждый сомневающийся взгляд были истинной пыткой.
Джо оказался не тем сыном, о котором мечтал Джеффри Пайк, и ему не боялись об этом напомнить. Поддавшись на уговоры матери, Джо действительно не стал рассказывать отцу о том, что он приехал с супругом, вместо этого свинчивая кольцо с пальца и пряча его глубоко в карман.
У отца и так было, на что злиться.
На идиотов-врачей (не потому, что они были глупы, а потому что они не желали лечить Джеффри теми методами, которые миссис Пайк вычитала на фейсбуке).
На лечение, из-за которого хотелось не жить, а побыстрее сдохнуть.
На унизительную необходимость справлять нужду в пластиковые мешки, позабыв о возможности нормально ходить в туалет.
На сына…
О, к сыну у него было больше всего претензий.
- Твоя работа, - сказал отец. - Твое... это вот. Надеюсь, ты понимаешь, что нужно что-то менять? Или хочешь всю жизнь заниматься благотворительностью?
«Благотворительностью» мистер Пайк считал всё, что не являлось частным бизнесом. А без научной степени Джо по его меркам действительно получал копейки, работая «за так».
- Я дам деньги, - вещал отец. – Откроешь свое дело…
Джо усмехнулся.
Никаких денег уже не было. Из-за дырявой страховки они сейчас вылетали, как осенние листья в аэродинамическую трубу.
- Будут дети… нужно содержать…
- У меня, возможно, не будет детей, - устало сказал Джо. – Мы с Вороной обсуждали это, и пока решили…
- У твоей сестры будут дети, - отрезал мистер Пайк. - И ты, как брат, обязан обеспечить им достойную жизнь, образование и жилплощадь.
- Разве не их отец должен им это обеспечивать? – резко спросил Джо.
И добавил:
- Так, просто интересуюсь.
- А зачем ещё тебя мать рожала? – проворчал мистер Пайк. В сторону Джо он не смотрел – только в окно. - Чтобы ты пидоров трахал и жил, как бабочка-однодневка? Что ты после себя оставишь? Пару публикаций об этих своих... черных дырах, или что ты там изучаешь?
Джо застыл.
Потом вынудил себя улыбнуться – вздернул уголок рта, а потом оставил эту дурацкую затею. Лицо онемело, словно его настиг паралич.
- Больше у меня никакой ценности нет? – спросил Джо.
- Если б нашлась, - сказал отец, - я был бы очень рад...
И замолчал; внушительный, грузный, разочарованный.
И Джо мысленно пожелал, чтобы он умер как можно быстрее.

* * *
- Что?.. - шепотом спросил Ворона.
- Ничего, - пробормотал Джо. Он ел, ел, оголтело разделывал ножом парующий стейк, скреб железом по фарфору... Ворона молчал, и с каждой секундой это молчание становилось все более отчаянным и жалким. В какой-то момент Джо не выдержал, швырнул приборы на стол и вытер руки и губы бумажной салфеткой.
- Я… - тихо сказал он.
Замолчал.
Говорить об этом, даже думать об этом было нестерпимо.
- Я сегодня мысленно пожелал, - сказал Джо, - чтобы мой отец умер.
Ворона молчал почти минуту. Потом отодвинул тарелку с недоеденным стейком и гарниром из горошка, подсел ближе и молча сунул руки под мышки Джо, обнимая его за бока. Головой прижался к груди, будто слушая сердце, и застыл.
Помедлив, Джо прикрыл глаза и опустил ладонь на черноволосый затылок. Пригладил прядки-перышки…
- На самом деле ты так не думаешь, - сказал Ворона. – Ты слишком хороший, чтобы…
- Нет, - ответил Джо. – Я на самом деле так думаю.
Когда он вернулся домой, Ворона уже принимал душ. Выскочил оттуда лохматый и заспанный, в старомодной пижаме, и бросился разогревать мясо с горошком. Джо опоздал к ужину примерно на шесть часов.
- Я всё думаю – вдруг они поймут? – сказал Джо, поглаживая Ворону, распутывая пальцами мягкие черные пряди на его затылке. – Вдруг они пообщаются с тобой – и перестанут вести себя как гондоны? Вдруг я объясню отцу, чем занимаюсь… что делаю… и он поймет?
В последнее время Джо казалось, что большую часть своего дня Ворона проводит в пижаме. Тот плохо спал ночью, с трудом поднимался по утрам, а потом садился за работу усталый, измученный, словно это он носился целыми сутками по больницам. Невралгия мучила его наплывами, но по ощущениям куда более страшной была ватная, мучительная слабость, превращающая его тело в кусок теста. Пару раз Ворона пожаловался Джо на это чувство, а потом перестал. Очевидно, вспомнил слова Мелиссы и решил, что скорее сдохнет, чем будет грузить Джо своими проблемами.
В глубине души – очень, очень глубоко, чтобы не ощущать жгучего стыда за это, - Джо был благодарен Мелиссе. Его-то и на свои проблемы едва хватало. А тут еще Ворона…
Но сейчас Ворона был рядом, мягкий и теплый, прижавшийся к нему щекой, и Джо крепко сжимал его в руках.
- Я всё время оправдываю их чем-то, - пробормотал он. – Отец ведет себя, как мудак, потому что ему страшно, и потому что он умирает. Мать ведет себя, как сука, потому что желает мне только счастья. Мелисса, даже Виктория… все они заботятся обо мне! Все они ДУМАЮТ, что заботятся обо мне…
Ворона молчал.
- Но какого хрена? – тихо спросил Джо. В его голосе не было раздражения и обиды. Простой голос простого человека. Только очень уставшего. – Какого хрена они своей заботой портят мне жизнь? Отец ведет себя, как мудак, потому что он мудак. Он всегда таким был – задолго до болезни. Мать ведет себя, как сука, потому что она и есть сука, и если что-то не вписывается в ее представления о нормальности, то это нужно бить, кусать и топтать, пока всё не станет так, как ей хочется. Джулия…
Ворона поднял голову. Прилип к Джо всем телом, скользнул пальцами по его лицу, пытаясь успокоить; но Джо его словно не замечал.
- Мелкая эгоистичная тварь, которая отцу даже судно ни разу не подала, а считает, что она лучше меня, - выдохнул Джо. – По какому праву? Потому что она девка и выскочила замуж за мужика? Потому что она леди, и грязная работа не для нее? Я сегодня спросил, может ли она подменить меня на недельку, чтобы мы с тобой съездили отдохнуть в Портленд… Знаешь, что мать сказала?
Ворона поцеловал его в уголок губ. Глаза его были мутными и пустыми, как облизанное морем бутылочное стекло.
- Мать сказала: «у нее же семья!» - с тихой, плохо скрытой ненавистью в голосе проворчал Джо. – У нее семья, представляешь? А у меня что, не семья? Ее мужик неделю не может обойтись без того, чтобы она варила ему супы, а я должен сорваться с места, переехать, перевезти тебя, бросить работу, бросить всю свою жизнь, потому что… Потому что обязан отцу самим фактом своего существования?
Ворона отодвинулся. Потом нащупал пальцами руку Джо и просто молча ее сжал. Губы его были поджаты в тонкую линию, и сам Ворона выглядел так, словно вот-вот расплачется.
- Неужели, - сказал Джо, - я не заслуживаю хоть капельку… я не говорю «благодарности» - плевать на благодарность! Неужели я не заслуживаю хоть капельку уважения? Я же немногого от них требую! Только чтобы они не трогали тебя!
- Это неважно, - тихо сказал Ворона, сжимая пальцами его ладонь. – Пусть трогают… Мне все равно.
Джо скрипнул зубами. Обхватил руками его шею, притянув к себе, молча прижался лбом ко лбу. Потом сморгнул с ресниц злые слезы и сказал:
- Я их ненавижу. Понимаешь?
Ворона впился пальцами в его руки, быстро дыша. Глаза его были закрыты.
- Я не должен… - бормотал Джо. - Не имею такого права, потому что они моя семья. И я готов делать все что нужно, готов потратить все, что у меня есть, всего себя положить, лишь бы им было хорошо… Но я их ненавижу!
- Это неправда, - тихо сказал Ворона. – Просто ты вымотан, тебе нужно отдохнуть…
Нет, - злобно подумал Джо.
По мнению отца, ему нужно не отдохнуть, а основать свое дело, чтобы обеспечить племянников! Господи, эти племянники еще не рождены, даже не зачаты, а их уже нужно обеспечивать! Несуществующие дети имеют в этой семье больше прав, чем Ворона!
- Плевать на них, - пробормотал Джо, целуя мягкие чужие губы. – Плевать на всех. Не могу так больше.
«… зачем ещё тебя мать рожала?»
- Ты просто устал, - шептал Ворона, то целуя в ответ, то насильно отрывая себя от Джо, от его рук, от его жадного рта. – Ты хочешь спать…
«Чтобы ты пидоров трахал и жил, как бабочка-однодневка?»
- Я не хочу спать, - сказал Джо. И встал из-за стола, крепко взяв Ворону за руку. Только по пути набрал стакан воды и прополоскал ею рот – торопливо, жадно, то ли избавляясь от мясного привкуса, то ли проталкивая ком в горле.
«Что ты после себя оставишь?»
Ничего, - с яростью подумал Джо.
Пусть я ничего после себя не оставлю, но буду жить с человеком, который делает меня счастливым… а не с бабой, которая сможет родить мне детей.
Ворона торопился за ним, волоча больную ногу и подскакивая на здоровой.
Стакану с водой нашлось место на прикроватной тумбе.
И Джо действительно стало на всё плевать.

* * *
Восемь лет назад любимая забава Джо привела Ворону в замешательство. Тот, до двадцати семи проходивший в девственниках, стыдливый, зажатый, затравленный, даже не мог поверить, что кто-то хочет с ним спать. А уж лезть языком... ТУДА? Такое у Вороны просто не укладывалось в голове!
Вот только Джо не шутил, и ради него Ворона сперва брился женским маленьким станком, которым было очень неудобно орудовать под яйцами и между ягодиц, а потом решился на отчаянный шаг.
... надо сказать, он быстро привык к салонной процедуре. Может, двадцать минут позора окупались тем, что его возлюбленному не приходилось теперь колоть язык черной щетиной, удалить которую станком до конца не получалось. А может, душевные и физические страдания искупало то странное, постыдное, но изумительное в своей чистоте удовольствие, когда возлюбленный лизал его ТАМ.
Так или иначе – Ворона смирился. И ловил от анилингуса такой кайф, какой не каждая девка ухитрялась словить от куни. А Джо любил это делать, потому что…
Просто потому что любил.
По центру кровати он бросил небольшую квадратную подушку, пухлую и лоснящуюся белой глянцевой наволочкой. Наверное, шелк; Джо не покупал ее, так что не знал подробностей. Вернувшись к Вороне, он расстегнул и стащил с его плеч пижамную рубашку, а затем подцепил мизинцем резинку штанов. Ворона льнул, послушный, мягкий в его руках, как подтаявший пластилин: лепи что хочешь. Джо взял его лицо в ладони, вынуждая приподняться на мысках, и коротко, жадно поцеловал. А потом спустил руки ниже – на рябые от веснушек плечи – и поцеловал в губы еще раз. А потом – еще раз, скользнув ладонью по бледному, тщедушному телу, по худым бокам, где под кожей при малейшем надавливании чувствовались ребра. Снова взялся за резинку штанов – и сдернул их по бедрам Вороны, позволив упасть до самых щиколоток, оставляя его совершенно нагим.
Ворона покачнулся – держаться долго на носочках ему мешала больная нога, - и Джо обхватил его поперек живота, легко, словно куклу, завалив на постель. До нее всего шаг, и можно швырнуть на нее спиной, поцеловать в плечо, в острую ключицу, а потом встать и начать расстегивать на себе рубашку.
- Давай... – тихо сказал Джо, - как я люблю.
В конце концов – имеет он право хоть на что-то?
Хоть на какое-то удовольствие?
Ворона удивленно вздохнул, на мгновение оглушенный падением, а потом облизнул губы и перевернулся на живот, торопливо подкладывая подушку под бедра. Справившись с пуговицами, Джо так и оставил рубашку болтаться на плечах – распахнутую, белую, помятую... завтра ее уже точно никуда не наденут, а отправят в стирку. Расстегнул и сбросил штаны, оставшись в трусах, а затем подхватил с тумбочки стакан с водой, набрал немного в рот и прополоскал его. Помедлив, уселся на кровать, обмакнул в стакан пальцы – и отряхнул их над чужой ягодицей, позволив каплям упасть на светлую кожу. После чего наклонился и жадно, будто только этого и ждал, слизал воду с поджарого зада.
Ворона слабо вздрогнул – мокро и холодно – и шумно вздохнул, ощутив первое прикосновение языка. Молча обхватил ладонями ягодицы и слегка развел их, открываясь сильнее, практически предлагая себя поиметь – эта ужасно стыдная поза, должно быть, долго не давала ему покоя… А может, и сейчас не дает. Вот только ни тогда, ни сейчас Ворона не отказывался от предложенной игры.
Просто не мог отказаться.
Не был способен лишить себя этого.
Джо вернул стакан на тумбочку, облизал еще влажные пальцы, а затем улегся животом на кровать, устраиваясь головой между узких бедер. Медленно провел языком в промежности – там, где виднелись придавленные к подушке яйца... и чуть выше... и еще выше – туда, где между раздвинутыми ягодицами было так нежно и гладко, как не бывает после бритья.
- Извращенец… - пробормотал Ворона.
По голосу было слышно, что он улыбается.
- Может, хоть это нас встряхнет? – спросил Джо, болтая ногами и лениво двигая языком – полизывая, оставляя на коже слюну, а иногда – скапливая ее за щекой и сплевывая, щедро, обильно, позволяя тонкой прозрачной струйке потечь в промежность и запачкать подушку. Решив, что влаги уже достаточно, скользнул языком по складочкам кожи, растягивая их, но противоречиво не толкаясь вовнутрь – напротив, уверенно и настойчиво лаская снаружи, словно пытаясь разгладить каждую неровность, расправить каждую складку, изучить её языком.
Ворона тихо засмеялся, уткнувшись лицом в постель и ерзая, пытаясь потереться членом о подушку. Дышал он часто-часто, кусая губы и едва сдерживаясь, чтобы не запроситься вслух. Джо всегда чувствовал, когда он хочет сильнее.
Как будто в сексе он понимал свою вторую половину лучше, чем во всех остальных аспектах жизни.
Сейчас он двигал языком размеренно, систематично – и почти бездушно, словно это массаж; по кругу, по кругу, по кругу, изредка соскальзывая вниз и припадая ртом к яйцам, проводя губами по промежности. Он любил своего глупого Ворона – всего, от пяток до макушки; а тут любил особенно; тут он чувствительный, мягкий, и будет хныкать от удовольствия, когда припечет... Помедлив, Джо всосал губами кожу промежности, втянул ее в рот, а потом отпустил, тут же накрыв губами расслабленное, обласканное языком очко. Внезапно толкнулся, твердым кончиком проникая вовнутрь – и снова принялся кружить вокруг да около... чтобы спустя секунд десять вновь оказаться внутри – проникнуть горячим, влажным, напряженным языком, растягивая мягкие розоватые складочки.
Ворона ахнул, мелко дрожа и подаваясь бедрами назад, и Джо придавил его к простыням, к пухлой блестящей подушке, чтобы не извивался ужом. Широко раскрыв рот, продолжил систематично трахать его языком, разжимая, растягивая, без проблем проникая туда, где очень-очень нежно, и странно, и бархатно-сладко. Чем таким Ворона себя отмывает или обмазывает, когда ходит в душ?..
Ощутив, как язык немеет от сильного напряжения, Джо выдохнул и медленно скользнул губами вверх, к ямочкам на пояснице. Он уже устал от продолжительной, изматывающей игры, но совершенно не желал ее прекращать. Слишком приятно, когда Ворона дрожит и постанывает, весь извивается, вскидывая зад, и по нему – по его напряженной бледной спине, по рябым плечам, по взмокшему затылку со слипшимися прядками-перышками, - заметно, какой безумный кайф ему это доставляет.
- Ну что, трахнуть тебя? – Джо приоткрыл глаза – мутные, подернутые поволокой, оторвавшись от чужого зада почти через силу, и обвел языком раскрасневшиеся губы.
Ворона оглянулся на него через плечо, и взгляд у него был дурной и пьяный. Судя по нему – уже забылся неприятный вечер, и плохой разговор, и даже то, как тошно им в этом городе.
- Трахни меня, - быстро сказал, почти выкрикнул Ворона, пунцовея ушами то ли от стыда, то ли от наслаждения, доставленного бесстыжей лаской. – Давай, пожалуйста…
Джо нашарил на тумбе брошенный флакон. Трусы сдернул вниз, но полностью снимать не стал – оставил болтаться на бедрах, высвободив член и двинув по нему щедро смазанной рукой. Остатки лубриканта свез большим пальцем на подушечки среднего и указательного, а затем провел ими между чужих ягодиц, быстрым, размеренным движением погрузился в очко, не встретив практически никакого сопротивления; да и откуда, если Ворона млеет и кайфует, и расслаблен настолько, что можно было и без смазки обойтись? Быстро дыша, Джо навалился сзади и скользнул полами распахнутой рубашки по бледной спине, щекоча тканью и наконец-то пристраиваясь к приподнятому заду – чтобы затем грубовато, одним движением ввести в него член.
- Бля-ядь…
Джо даже вскрикнул, не сдерживаясь, не задавливая это в себе; зачем? Кто-то услышит? Ну и пусть слышат! Пусть слушают, пусть! Уперся руками с обеих сторон от чужого тела, пытаясь не придавить собой Ворону, не вжать намертво в простыни, сбив с дыхания, а напротив – дать больше воли, больше возможностей, чтобы двигаться вместе. Толкнулся бедрами еще, и еще, и еще, быстро, ритмично, возбужденный и даже перевозбужденный настолько, что явно долго не продержится.
А ведь даже не заметил, когда член встал, когда мучительно и сладко заныли яйца... до того был увлечен процессом, трахая языком нежный, чувствительный зад.
Ворона прикусил ребро ладони, затыкая себе рот. Они оба уже ходили по грани – чуткие, жаркие, слипшиеся телами, так идеально подходящие друг другу, что даже странно: как люди этого не видят? Почему думают, делают, говорят всякую чушь? Или они слепые? Или глупые? Как можно этого не понимать? Джо резко зажмурился, уткнувшись лицом во взъерошенный затылок Вороны, и подобрался весь, как спортсмен – каждой мышцей, напряженный, чертовски красивый на пике телесного изнеможения. Вскрикнул сквозь зубы, наконец-то спуская... Как будто оргазм – это не награда за физиологический процесс, который можно произвести с любой бабой или любым мужиком на Земле, а нечто такое, что можно заполучить с одним-единственным, особенным, главным человеком в твоей жизни.
Потому что других таких просто нет. Черт знает, как с ними можно трахаться и кончать... И вообще – получится ли? Они ведь – другие...
Ворона под ним едва не плакал от удовольствия – обычного плотского, физического удовольствия, и чего-то еще, чему сложно подобрать название. Только спустя минуту, безнадежно уляпав наволочку спермой, Ворона тоже обмяк и распластался на постели, часто и тяжело дыша.
Джо по инерции еще пару раз дернул бедрами, а потом застыл, уткнувшись лбом в чужой загривок. Быстро дыша – и обжигая этим лопатки Вороны, - простонал и медленно извлек член, а потом откатился и упал на спину, раскидав облепленные рубашкой крепкие руки.
Больше ему ничего не хотелось.
Ни одобрения матери.
Ни уважения отца.
Ни чтобы Виктория и Мелисса заткнулись – он сам их заткнет, когда в его голове привычку быть джентльменом победит желание им НЕ быть.
Ворона потянулся следом за Джо на подламывающихся от усталости руках, наклонился к его лицу и медленно поцеловал. Джо промычал тихонько, улыбаясь, с трудом оторвав руку от постели и положив ее на лохматый, угольно-черный затылок.
- Люблю тебя, - хрипло пробормотал Ворона. – Как же я тебя люблю…
Джо засмеялся, а потом соскользнул ладонью с лохматой макушки, перевел руку ниже и прижал его к себе – голого, нелепого в своей наготе, как ощипанная пташка.
- Последний шанс, - сказал он тихо.
Ворона приоткрыл глаза. Взглянул вопросительно, не проронив ни звука.
- Я дам им последний шанс, - повторил Джо, – не быть мразями. И все. Больше этого не будет.