Следующий месяц после августа

Февраль

— Давай поцелуемся.

Уля сглотнула нервно затрепыхавшееся сердце:

— Что?

Женя засмеялась и выпила залпом остатки красного в бокале.

— Ты меня слышала, — она посмотрела на Улю долгим взглядом, собираясь закатить глаза, но всё-таки уточнила, — давай поцелуемся. У меня в последнее время тиктоки перестали залетать, маловато просмотров, а тут тренд появился, где девочки целуются. Поэтому давай, ты же моя подруга, помоги мне снова стать популярной.

Уля уже привыкла становиться для Жениных тиктоков то видеооператором, то визажистом, то стилистом, то «кинь в меня платье, я потом сделаю склейку и по переходу в песне превращусь из домашней девочки в роковую королеву выпускного». Она ещё ни с кем не общалась так много и часто, начиная день с сонного голоса Жени в аудиосообщениях и заканчивая им же - вытараторив новую идею для тиктока, Женя отложит телефон и сразу же заснёт, чтобы завтра опять бомбардировать Улю потоками пятиминутных голосовых.

Самое странное — что обычно Уле хотелось отстраниться после нескольких дней постоянного общения с кем-то из друзей, уползти обратно в раковинку, восстановиться и только потом отвечать на сообщения. А с Женей было не так. С ней, наоборот, хотелось общаться ещё больше, разговаривать и разговаривать, пересказывать все сны по утрам, жаловаться, когда мать совсем достанет, и делиться чем-то настолько сокровенным, в чём даже самой себе признаться сложно. И это было проблемой, потому что Уле совершенно точно казалось, что Жене и без неё нормально.

С ней, конечно, неплохо, но есть и другие подружки, кому можно наговорить многоминутные голосовые. Уля почти научилась стопорить себя, когда хочется отправить Жене очередной мем или тикток с котиком, мысленно зубрила фразу "прекрати, она подумает, что ты навязчивая и перестанет с тобой общаться", но слова теряли смысл от многократного повторения, и Уля сдавалась, когда мем попадался особенно смешной.

— Ну так? — Женя ждала ответа, взгляд медовых глаз обволакивал, замедлял, мешал сопротивляться. Чтобы вернуться в реальность, Уля задумалась, какой именно в них мёд, но из тёмных сортов вспоминался только гречишный, липовый был слишком светлым, почти прозрачным.

— У тебя же помада красная.

— Она должна быть стойкой, вот и посмотрим, смажется ли.

— Тогда ладно.

— Я пойду свет поставлю.

Женя радостно подскочила с дивана, заходила по комнате, придирчиво выискивая подходящее место. Бормотала поднос: здесь пятно на обоях, здесь кресло мешается, здесь занавеска будет в кадре, а если вот тут, так, свет поставить, телефон на штатив, ага, ага.

Уля совсем не хотела, чтобы их первый поцелуй произошёл так — под камерой, с показной страстью и последующим залетанием в рекомендации тиктока, где в комментариях обязательно объявятся гоблины двух видов"какие киски!!!» и «фу, лучше бы парней себе нашли, извращенки"

В идеальном мире это выглядело бы так: розовое шампанское (пузырьки щекочут нёбо), приглушённый свет из жёлтых икеевских ламп (притворяющихся винтажными), на фоне — романтическая комедия (что-нибудь из фильмографии Джона Хьюза "Клуб “Завтрак” или «Шестнадцать свечей»), и Женя сама вдруг тянется, нежно берёт Улю за подбородок, и они целуются — долго, медленно и сладко-пресладко.

По канонам ромкомов дальше следовал бы секс, но Уля не очень представляла — а как? Должна ли она попробовать сделать кунилингус? А если у неё не получится? Что делать, если Женя не кончит? Можно ли протащить в их воображаемую постель вакуумный вибратор? А в реальном мире Женя закрепила телефон, пощёлкала яркостью светового кольца и сказала:

— Ну садись.

— Куда?

— Можешь, конечно, на меня, но тикток забанит, это нам на другой видеопортал надо.

Уля хихикнула, но вместо смешка получился жалобный писк котёнка, которому случайно наступили на хвост. Разобраться, шутка или флирт – Женины слова, времени не было.

— Так неудобно будет, сейчас, подожди, — Женя подкрутила штатив и плюхнулась на пол.

 - Иди сюда.

Уля осторожно опустилась рядом, поджав под себя коленки, которые сразу же начали жаловаться на твёрдый паркет. Она старалась не смотреть, как Женя усаживается поудобнее, сложив ноги по-турецки, но всё равно успела заметить бордовые трусы из полупрозрачной ткани. Как мерзкий мужик в метро летом, фу, прекрати, одёрнула себя Уля.

Спросила:

— Ну и что мне делать?

— Тебе нужно приблизить лицо к моему, чтобы мы касались носами, но пока не губами, а дальше…

Ай, ладно, сейчас по ходу разберёшься, просто подыграй.

Уля не считала дубли, зато точно знала, сколько раз их языки коснулись друг друга — семь. Она потянулась за восьмым, но Женя уже отвернулась и рассматривала не Улины губы, а видео в галерее.

— Так, ну, кажется, из этого я смогу что-нибудь смонтировать, музычку наложу, будет вообще красота.

— Пришлёшь потом, что получилось?

— Угу.

Женя даже не подняла глаз, будто бы и не было получаса поцелуев, от которых они отвлекались, только чтобы нажать на красную кнопку записи. Уля нехотя поднялась, зашла на кухню, выпила воды прямо из-под крана, посчитав, что терять уже нечего, потом остановилась перед зеркалом в коридоре. Всю жизнь она не понимала, почему пишут «в её глазах плясали искорки», пока не увидела их у себя. Фак, прошептала она своему отражению, это точно не закончится ничем хорошим. Отражение не помогло, только краснело щеками и губами.

— Всё-таки смазалась.

— Что? — Женя наконец оторвалась от телефона.

— Помада твоя стойкая.

— А.

Наблюдать, как Женя мизинцем поправляет помаду, глядясь во фронталку, было слишком приятно. Уля отвернулась и постаралась сконцентрироваться на узоре обоев, который охотно поплыл, закручивая маленькие розочки в многомерном вальсе.

— Ну, раз я тебе больше не нужна, я пойду?

Уходить не хотелось, но ещё меньше хотелось быть с Женей и ждать, пока она сама не скажет безразлично: ты иди, мне ещё монтировать и всё такое. Быть выгнанной или выгнаться самой — выбор был очевиден.

— Да, давай.

Женя не посмотрела вслед, не поднялась закрыть дверь и не потянулась обнять на прощание.

Уля медленно шла к выходу, всё ещё на что-то надеясь и ругая себя за эту глупую надежду, и только на пороге комнаты её догнал Женин голос.

— Уль, — посмотрела медовыми глазами в давно переслащенную Улину душу и улыбнулась уголком губ, — спасибо тебе.

Уле и не нужно было больше, чтобы грудная клетка засияла изнутри, тепло облизывая рёбра.

Своя квартира показалась пустой и пыльной, из шкафа вылез Ростик, и Уля нежно шикнула:

— Опять на свитерах валялся, рыжий ты увалень, куплю щётку, будешь сам шерстяные следы преступления убирать.

Тот довольно замурчал, сощурил жёлтые глаза и уселся посреди коридора в ожидании, когда Уля сядет и можно будет оккупировать колени.

— Что ты глядишь, сейчас-сейчас, только пришла, не видишь? Налью я тебе воды и еду насыплю, не надо меня глазами прожигать.

Ростик путался под ногами, Уля разрезала новый пакет корма и одновременно пыталась отправить сообщение Полине, которая случайно стала её главной консультанткой по вопросам чувств к Жене.

Мы поцеловались Почти сразу появилась зелёная точечка возле Полининой аватарки.

ну рассказывай

Уля заходила по квартире, выговаривая в аудиосообщение весь шквал эмоций, который захлестнул её сегодня. Когда голосовое выросло до пяти минут, она хлопнула себя по щекам, удалила и вместо него написала:

Да и рассказывать нечего, ей для тиктока было нужно, вот и всё, это ничего не значило.

уверена?

Не знаю, мне проще думать так, ненавижу надеяться впустую

я всегда рядом, помни

Спасибо, а ты-то ещё долго в своей Москве будешь?

если и приеду, то уже весной, денег нет вообще

Уля отправила грустный стикер с котиком, который плачет и обнимает сам себя. Полина в ответ прислала смайлик сжатого кулачка, мол, держись. Уля старалась держаться, но теперь к чувствам, которые и так почти вырывались наружу в виде то ли слёз, то ли смеха, то ли нервного кашля, добавилась тоска по Полине, переехавшей в Москву по учёбе, но как будто бы навсегда.

Из близких подруг, кого можно обнять, когда становится совсем тяжко, осталась только Женя, про которую Уля теперь не знала —

они всё ещё подруги или что-то другое.

Ростик жалобно помявкивал у миски.

— Ты считаешь, раз съел весь корм в центре и теперь дно видно, то всё, еды больше нет?

Уля вздохнула и позвенела кошачьими хрустяшками в миске, чтобы они снова легли ровным слоем. Ростик довольно сощурил-

ся.

— Ты ж моя глупая умница, пойдём в комнату.

Она подложила под голову подушку и улеглась на кровать, чтобы до сна ещё пару часиков позависать в телефоне — глупые тиктоки, непонятные срачи в твиттере и бессмысленные сторис в инстаграме. Если контент заканчивался раньше, чем её начинало клонить ко сну, приходилось выискивать на ютьюбе отрывки из стендапов, лучше женских, чтобы не нарваться на сексистские шуточки и не испортить предсонное время клокочущим внутри раздражением.

Ростик обошёл кровать по периметру, потоптался около Улиных ног и свернулся мурчащим горячим клубочком. Пришло новое

сообщение от Жени:

СМОТРИ, ЧТО Я НАМОНТИРОВАЛА

И когда ты перестанешь писать этим своим дурацким капслоком?

КАК ХОЧУ ТАК И ПИШУ, ЛУЧШЕ ВИДЕО ЗАЦЕНИ, СЕКСИ ЖЕ?

Да, неплохо

Видео Уля открыла в последнюю очередь, предчувствуя, что там не просто неплохо. И оказалась права — в груди нежно заныло, когда она увидела, как же красиво они смотрят друг на друга влюблёнными взглядами, а потом страстно целуются, и Женина помада оставляет следы на Улиных губах, и руками они касаются как давние любовницы, и звучит ремикс Кэти Перри с её kiss me, k-kiss

me. Уля закусила губу, всё ещё не сдаваясь желанию, но пальцы сами тянулись всё ниже по телу, и, в конце концов, она аккуратно

переложила Ростика на кресло, достала из ящичка вакуумни и взлетела к облакам блаженства, единственный недостаток которых был только в том, что Женя не рядом, не целует каждую родинку, не проводит языком по ключицам и не улыбается хитро-хитро, меняя мощность перед самым оргазмом.

Май

Уле казалось, что все на неё смотрят. Ветер, неожиданно холодный для месяца джинсовок, будто бы издевался, раскачивая в Улиных руках пустую переноску и привлекая к ней дополнительное внимание. Некоторые прохожие глядели с сочувствием, но большинство было готово обвинять: не уберегла, животное — это большая ответственность, а надо было к ветеринару чаще ходить, позаводят питомцев и страдают потом.

Из последних сил Уля доплелась до дома, чтобы разрыдаться ещё до того, как закроет входную дверь. Она даже не представляла, что в ней есть такой запас слёз.

Кое-как добралась до ванной, плеснула на опухшее красное лицо холодной водой, вытерла полотенцем и разревелась ещё больше, когда рыжая шерстинка попала в глаз и затерялась среди ресниц так, что сразу и не вытащишь.

Сквозь слёзный туман Уля понимала, что позвонить она может только Жене — плевать, что та может и не приехать, плевать, что их отношения изменились, хотя они обе не желают этого признавать, плевать, что она не хочет быть слабой при Жене, потому что та потом применит это против неё. На третьем гудке Женя ответила и приказала держаться и ждать её в течение получаса.

Уля много всего запланировала: вымыть миски и лоток, найти приют, куда можно сдать остатки корма и наполнителя, задвинуть в самый дальний угол переноску и зайти на авито в поисках ищущих дом котят. Но всё, на что она была способна, — помыть голову, побрить подмышки, поцарапав нежную кожу в двух местах, и надеть шерстяное платье, которое можно было бы выдать за домашнее. Теперь Уля ненавидела себя ещё и за глупую надежду на что-то, чем явно не стоит заниматься, когда выплакала все глаза из-за самого любимого существа в мире.

Взвизгнул звонок, сразу же лязгнула входная дверь, и ворвалась Женя, отряхиваясь, как мокрая собачонка.

— Уф, там прям ливануло, мне только из такси до парадной добежать, но всё равно промокла. Ты чего дверь не запираешь?

Последние сдерживающие механизмы отказали, и Уля сползла по стенке, пряча глухие рыдания в ладонях. Женя сразу же подскочила, обняла, зашептала что-то успокаивающее и была с ней, пока Уля наконец не поднялась, цепляясь руками за Женю, и не произнесла заикающимся голосом:

— Выпить хочешь?

— А я с собой принесла, — Женя метнулась к подмокшему шоперу и продемонстрировала две бутылки, — вот ром и вот кола, сейчас смешаем и будем мягко пьянеть, пока тебя не отпустит.

— Но я же сейчас не пью… —

Уля начала говорить и осеклась, понимая, что Женя не примет возражений – уже умчалась на кухню в поисках бокалов.

Чувствуя себя бессильной и бесполезной, она доплелась до комнаты и бухнулась на диван.

Плед был весь в шерсти и всё ещё пах Ростиком — каким-то меховым, чуть затхлым и сладковатым ароматом, ради которого Уля иногда утыкалась носом в кошачий затылочек, чтобы успокоиться, что бы ни происходило вокруг.

Запах, который раньше был таким близким и родным, сейчас превратился во врага, жаждущего Улиных слёз, но снова плакать она уже не могла или не хотела, поэтому сжала зубы, прикусывая изнутри щёки.

Женя пришла незаметно —только звякнули бокалы, поставленные на стол, и Улю окутало пряным облаком духов с неуловимой ноткой чего-то индийского, она заворочалась, устраиваясь поудобнее в гнёздышке из Жениных объятий. Заговорили нескоро, а, может быть, всего через пару секунд. Уля отчаянно теряла ощущение времени, только где-то под ребром саднило понимание, что всё это — не навсегда, Женя уйдёт и оставит её наедине с болью, землетрясением разворотившей грудную клетку.

— Будешь нового заводить?

— Пока не знаю, я ещё не до конца осознала, кажется.

— Хочешь, вместе сейчас посмотрим странички приютов?

— Единственное, чего я сейчас хочу, — чтобы мы так лежали ещё долго и ты не уходила.

— Я не уйду, обещаю.

Обе понимали, что это было маленькой ложью — конечно, уйдёт, если не до закрытия метро, то утром, но времени в этой квартире больше не существовало, будто они властью своего союза остановили все часы в доме.

— Ты-то как? — вдруг спохватилась Уля. — А то я тут навалила на тебя проблем, у тебя наверняка и своих предостаточно.

Женя потянулась, выгнув шею, как сонная кошка. Ростик точно так же иногда делал, подумала Уля, и слёзы опять подступили

к глазам.

— У меня нет проблем. То есть, я не считаю всё это проблемами. Да, тикток закрыли, да, мир катится к чёртовой матери, но как будто это где-то на горизонте, а мы здесь, и сами создаём себе своё маленькое хрупкое счастьице.

— И ты не боишься, что кто-то его разобьёт?

— Плевать, — Женя пожала плечами, — склеим осколки или сделаем новое. Нет смысла переживать о том, что ещё не случилось.

— Мне кажется, ещё неделю назад я тоже так думала, но когда личная трагедия накладывается на мировую, когда… — Уля набрала побольше воздуха, чтобы голос не задрожал, — тебе приходится усыпить любимейшего кота, а в новостной ленте то и дело умирают люди, то становится невыносимо.

Женя ничего не ответила, молча притянула Улю, чмокнула в макушку совсем по-матерински и вручила стакан куба либре.

— А как там с Сашей? — Уля думала, что произнести это нейтральным тоном будет намного сложнее, но после слов о случившемся с Ростиком любая боль казалась царапиной от бритвы по сравнению со сломанной рукой.

— Всё хорошо, — Женя зевнула, — наверно, скоро предложит встречаться.

— Он тебе нравится?

— Ревнуешь?

Уля хотела вывалить все свои мысли по поводу того, что с февраля они регулярно напиваются и целуются, наутро делая вид, что ничего такого не случилось, а появление Саши перечеркнёт их недосекс по недодружбе. Она бы точно решилась спросить напрямую о том, что между ними происходит, но подавилась куба либре, закашлялась и просто помотала головой.

— А жаль, — Женя скорчила обиженную мордашку.

— Что?

— Что слышала. Тебе смешать ещё рома с колой?

— Да нет, как-то мне от алкоголя вообще не легче.

Женя ответила не сразу: задумчиво повертела кольцо со змеёй на среднем пальце, потянулась за стаканом и поставила обратно после маленького глотка.

— Есть у меня идея, от чего тебе может стать легче.

В фильмах такая фраза обычно звучит перед чем-то сладким и запретным, Уля никогда не верила в то, что кино может быть похожим на реальную жизнь, но Женя уже целовала её и нежно укладывала на кровать, поэтому проще было не считать всё происходящее слишком кинематографичным, а отдаться на волю момента — и на движения Жениного языка, конечно же.

В утренней полудрёме Уля подумала, что ей, наверно, приснилось. Не могли же они действительно заняться сексом, да ещё и таким классным, которым первый секс двух неопытных девушек по определению быть не может. Но она всё-таки открыла глаза, перевернулась и сонно положила голову на Женино плечо, уткнувшись в ключицу, от которой всё ещё пахло теми пряными духами, наверняка купленными в индийском магазинчике где-то у метро.

— О, проснулась.

Уля решила не отвечать — вдруг эта сказка разрушится, стоит только героине произнести хоть слово.

— Мне нужно будет скоро поехать, сейчас позавтракаем, и я пойду.

Она прикрыла глаза. Слышалось, как Женя что-то печатает в телефоне, мягкими ударами подушечек пальцев набирая текст, как внутри грудной клетки, где-то далеко, будто в другом конце большой пещеры, бьётся её сердце, как она дышит — бы-

стрый вдох и долгий постепенный выдох.

— Мне Саша предлагает стать его девушкой, боже, какой высокопарный мальчик.

Молчание не помогло удержать сказку.

— Ты согласишься?

— Уже.

Уля приподнялась на локти, пытаясь поймать Женин взгляд, но та смотрела только в телефон.

— А как же мы?

— Ну формально это не измена, до этого мы не обещали друг другу хранить верность, так что он поймёт, когда расскажу.

— Ты не ответила.

Женя принялась быстро печатать.

— Я не про вас, а про нас.

Женя зевнула.

— Для тебя всё это ничего не значило?

— Ну Уль, — Женя сказала это таким тоном, что Уле захотелось то ли заплакать, то ли ударить её, — ты же сама всё понимаешь.

Мы были пьяные, ты была расстроена, я хотела тебя утешить, не надо придавать этому такое большое значение.

— То есть ты занялась со мной сексом в утешение?

— Если хочешь воспринимать это так, то да. Всё, у меня мало времени, поем где-нибудь по дороге.

Уле очень хотелось зажмуриться, но она продолжала смотреть, как Женя вылавливает из разных углов комнаты одежду, дальность полёта которой определялась силой порыва страсти.

Рубашка, залетевшая на кресло. Брюки, наполовину заползшие под диван. Кружевной топ, стекающий со стола, будто бы пытающийся избегнуть компании бокалов с янтарной куба либре на донышках. Трусики в цвет топа запутались в одеяле, Уля легко бы могла дотянуться и подать их Жене, но не стала. Она оделась спиной к Уле, вышла в коридор, натянула кеды, щёлкнула дверью, спустилась по лестнице и ушла с лёгким стуком двери парадной, который Уля то ли выдумала, то ли услышала самым краешком ушей.

Август

Улю разбудило похмелье. Она протопала до кухни, шатаясь и прихрамывая на правую ногу, которую вчера стёрла новыми босоножками на высоких каблуках, с тоской взглянула на пустой графин, поленилась кипятить воду и присосалась к крану.

В голове стыдными вспышками мелькала вчерашняя ночь, где Уля сначала просто пила вино с Полиной, а потом они целовались, а потом, кажется, было что-то ещё, но здесь память объявила о своей несостоятельности. Почти разряженный телефон пришлось долго искать по всему дому, чтобы в итоге выудить из кармана джинсовки и вздохнуть с облегчением, что он всё-таки нашёлся.

Прости, но я совершенно не помню, что вчера было, напомни, пожалуйста 

Уля нервно напрягала мозг в попытках докопаться до похороненных под несколькими бутылками вина воспоминаний, но всё было тщетно, а Полина так и не ответила. Спать дальше не было смысла, поэтому Уля просто добралась до кровати и легла созерцать потолок, где в сероватую белизну прокралась изгибчивая трещинка. В углу от лёгкого сквозняка подёргивалась паутинка, давно разорванная и осиротевшая без хозяина, но всё ещё клейким слоем цеплявшаяся за стену. От вибрации телефона прямо под ухом Уля чуть не подскочила, со второго раза попала в зелёную кнопку и заплетающимся языком ответила:

— Алё.

— Правда не помнишь, что вчера было? Вообще-вообще не помнишь?

Интонация Полины находилась ровно посередине между раздражением и разочарованием.

— Ну я что-то всё-таки помню… — Уля сразу же начала оправдываться, чувствуя себя провинившейся школьницей перед любимой учительницей, заботливой и снисходительной, но вдруг стала строгой и отстранённой.

— Что именно?

— Мы пили, обсуждали твою Москву и мои странные взаимоотношения с Женей.

— Я не про это.

— Полин, скажи прямо, я так не могу, кажется, я сделала что-то очень неприятное для тебя, но я не могу понять что.

— Окей, — Полина глубоко вздохнула и немного помолчала, — мы напились, и ты решила меня поцеловать, а потом мне пришлось останавливать тебя, чтобы мы не зашли дальше.

— Это я смутно помню. Тебе было некомфортно, что я полезла целоваться? Прости, я была пьяная, надо было тебя спросить сначала.

— Дело не в активном согласии, я бы остановила тебя, если бы хотела. Просто…

Уле казалось, что она сейчас прогрызёт дыру в костяшке среднего пальца, которую всегда покусывала, когда тревожилась.

— Просто что?

— Скажи, о чём ты думала, когда поцеловала меня?

— Не знаю. О чём обычно думают люди в таких случаях? Захотелось, вот и поцеловала.

— Ты знаешь.

— Нет, объясни, пожалуйста.

— Окей, — Полина снова вздохнула, и Уля поняла, что слово «окей» она теперь не сможет воспринимать как нейтральное или

приятное. — Ты в этот момент целовала не меня, а образ Жени.

Тебе хотелось, чтобы я была ею, но раз она вне зоны твоего доступа, то и я сгожусь. Короче, ты воспринимаешь меня как жилетку, в которую можно потрахаться.

Ну или пососаться, потому что до секса у нас с тобой вчера бы точно не дошло.

— Это не так.

Костяшка распухла от зарождающихся синяков и закровоточила. Уля просто слизнула кровь и переключилась на соседнюю -  безымянного пальца, с которого глумилось кольцо со змеёй.

Она хотела бы забыть о том, как однажды целый вечер пролистала все интернет-магазины, чтобы найти то самое, как у Жени.

— Умоляю, не отрицай. Ты это всё прекрасно понимаешь.

— Полин, я не пыталась в тебе найти замену Жени, мы вообще с ней не общались уже пару недель, мемчики иногда друг другу скидывали, вот и всё.

Телефон издал крошечную вибрацию, и Улино сердце подпрыгнуло до самого нёба. Женя.

МНЕ ОЧЕНЬ ПЛОХО, ТЫ СМОЖЕШЬ ПРИЕХАТЬ?

— И всё?

Голос Полины становился всё более устало-недовольным, а Улю разрывало между желанием оправдаться перед ней и непреодолимым любопытством узнать, что случилось у Жени. Надо было выбирать, но Уля решила, что любой выбор будет неправильым, поэтому переключила на громкую связь и открыла Женино сообщение.

— Подожди секунду, мне тут нужно…

Уля осеклась, вспомнив, что «покормить Ростика» уже несколько месяцев потеряло статус убедительной отмазки. Полина молчала.

Что случилось?

ПРОСТО ПРИЕЗЖАЙ, УМОЛЯЮ,

ТЫ МНЕ ОЧЕНЬ НУЖНА

— Дай угадаю, Женя написала?

— Нет… Ладно, да, да, написла, Полин, я знаю, что я ужасная подруга и что я действительно сейчас делаю выбор в пользу

Жени. Я всё ещё влюблена, наверно, и это ужасно, эта чёртова влюблённость делает из меня бесчувственного монстра, зацикленного только на одном человеке. Я не знаю, что мне нужно сделать, чтобы ты меня простила.

Объясни, в чём дело

ТЫ НЕ ПРИЕДЕШЬ?

Если не ответишь, что произошло, то нет

— Уль, я очень тебя люблю, но мне нужно время, чтобы перестать на тебя злиться.

Я РАССТАЛАСЬ С САШЕЙ, ВЫ-

ПИЛА БУТЫЛКУ ВИНА, И МНЕ ТАК ГРУСТНО, ЧТО Я БУКВАЛЬНО НЕ МОГУ ВЫЛЕЗТИ ИЗ ВАННЫ

— Я перезвоню тебе, как только смогу, если ты всё ещё захочешь слушать мои глупые оправдания.

Полина усмехнулась, и Уля понадеялась, что в этом смешке была хотя бы нотка возможного прощения.

— Лучше напиши, я в Сапсане буду, там со связью всегда какие-то проблемы.

— Договорились. Я тоже тебя очень люблю и не хочу терять.

Ответом были гудки завершённого вызова. Уля подскочила собираться, ненавидя себя за то,, что никакой вины перед Полиной она не чувствует, только сладостное предвкушение встречи с Женей и тайную злую радость от её расставания.

Скоро буду

Дверь в Женину квартиру была открыта, и Уля решила не звонить, сбросила джинсовку на тумбочку в прихожей и пошла сразу в ванную.

— Ой, ты там голая.

Женя слишком красиво лежала в позе русалки с разбитым сердцем, на бортике ванны стоял бокал с красными подтёками, Уля отвернулась, чтобы она не заметила, как лицо зарделось мгновенно от этой нежнейшей картины.

— Да что ты там не видела, повернись обратно.

— Где полотенце или халат?

— Прекрати строить из себя приличную девочку, раздевайся и залезай ко мне.

Уля поняла, что именно чувствуют мифологические моряки, услышав песню сирены. И сдалась. Больше не было сил беспокоиться о последствиях и удерживать себя от настолько желанного.

— А ты подготовилась, — Женя хохотнула, заметив на щиколотке свежую царапину от торопливого бритья.

— Заткнись.

Вода в ванне угрожающе плеснула, собираясь перелиться через край. Женя медленно подвинулась, пока Уля уцепилась за её плечи, чтобы не поскользнуться.

— Ты меня позвала, чтобы соблазнить, потому что тебе одиноко из-за расставания?

— Возможно.

Уле хотелось то ли утопить Женю, то ли поцеловать. Дразнились дельфинчики на плитках, будто бы знали всё ещё до того, как Уля вошла в дверь.

— Как же я тебя ненавижу.

— Но пришла ведь.

Вместо ответа Уля набрала в ладони воду и выплеснула на Женю.

Та отфыркнулась, протёрла глаза и продолжила:

— Может, я просто осознала, что всё это время мне нужна была только ты, а Саша был ошибкой?

— Я тебе не верю.

— Как хочешь.

Женя приподнялась, схватила Улю за шею и подтянула к себе.

Прямо ей в губы Уля выдохнула:

— И что дальше? Я не про сегод-

ня, а про вообще. Про нас.

— Не знаю, посмотрим. Целуй уже.

Уля вырвалась и отодвинулась, чуть не налетев спиной на мерно капающий кран.

— Я серьёзно. Утром ты опять скажешь, что это ничего не значило, выгонишь меня, а через какое-то время всё повторится.

— Улечка, учись жить моментом, — Женя недовольно цокнула языком, потом вдруг смягчилась и добавила: — Не выгоню, обещаю.

Уля выбрала поверить ей.