Посланник

1
Просыпаясь, каждый из нас видит белый цвет. Я же видел черную искусственную материю натяжного потолка, резко переходившего в стену, на которой висела рамка под черненое серебро. На сюжет невозможно насмотреться. Этого человека лишали самого дорогого - возможности любить, получать радость от жизни, продолжать род. И все для чего? Во-первых, всегда приятно поглумиться над страданиями беззащитного, во-вторых, а почему бы и нет, если ситуация военного положения всё спишет. «Что еще он может сделать?» - маленькая гравюра, выполненная в технике офорта гением испанского романтизма. Репродукция Гойи со сценой кастрации висела в комнате.
Место, в котором я находился, — небольшая съемная квартира, которая вот уже год как стала мне домом. Было солнечное летнее утро. Покачиваясь спросонья и добравшись до плиты, я поставил турку с водой и засыпал в нее изрядное количество кофе для поддержания тела и духа. Затем включил радио, висевшее над кухонным столом. Одна знаменитость исполняла песню о самом главном, о любви. Эта тема была центральной во всех песнях, сколько себя помню. И почему? Неужели нет ничего важнее? Я взглянул на пустую кровать и вздохнул. Давненько эта кровать не была согрета кем-либо, кроме меня. Я распахнул шторы. Из окна хлынул поток яркого света, нагревавшего квартиру и создававшего более веселое настроение. В раскрытую форточку потянулся жасминовый аромат, столь ненавидимый мной раньше, но не теперь. Все меняется. Состояния и воззрения не статичны. Этот запах каждый раз возвращал меня в прошлое, когда мой первый возлюбленный дарил мне цветы, и мне хотелось плакать от счастья. Счастье — это единственное, что может довести меня до слез. Может быть, потому теперь я не плачу - счастье давно забыто, и даже смысл этого слова мне не вполне ясен. Задумавшись о любви и былых надеждах, я совсем запамятовал про кофе, который закипел и с шипением выплескивался на плиту. Ничего, ничего… Все в порядке. Разве можно обращать внимание на запачканную конфорку? Вытер ее и сполоснул тряпку. Сидя за кухонным столом и наслаждаясь вкусом бодрящего напитка, я всякий раз направлял глаза на полку, где со мной немыми жестами переговаривались прочитанные книги. Персонаж Ромена Гари - Леди Л, убившая своего любимого из-за ревности к его призванию, кокетливо заигрывала с герцогиней Джозианой, героиней романа Виктора Гюго, роковой и взбалмошной красоткой, которая соблазнила уродца Гуинплена ради чисто спортивного интереса и желания посмеяться над собственным высоким происхождением. Спасибо писателям. Они делают жизнь осмысленной, структурируют и оправдывают выходки нашего бессознательного.

2
Не выспался. Глаза так и закрывались. Ночью я долго ворочался, вспоминая тот момент, когда отказался идти на отпевание бабушки, убежденной коммунистки и атеистки. А зачем ее было отпевать?  Вообще, вся эта обрядовая мишура вызывала чувство брезгливости. Удивительно ведь, что в стране, где рушили и взрывали храмы, где религиозность тщательно преследовалась, сохранилось такое огромное количество верующих и суеверных. Это поразительно. Может быть, и стоило пожалеть воцерковленных - жертв репрессий, но сама религия для меня отвратительна. Попы только и учат жизни да навязывают мораль, эти нестяжатели, с ног до головы увешанные драгоценными тканями и сверкающими побрякушками. А ведь в юности и я верил. Во что? Наверное, в возможность уйти от самого себя. Мои чувства выглядели болезненным проявлением подвижной психики. Вера в протекцию фантастического существа, надмирного духа создавала иллюзию причастности к чему-то большему. Возможно, вера нужна тем, кто одинок и боится себя и неясного будущего. Но куда податься со своими переживаниями, если институт, который вызвался избавлять человечество от лишних терзаний и тревог, показал себя полностью ничтожным и бутафорским? Многие отправляются к целителям, гадалкам, экстрасенсам: некоторые — к психологам и другим специалистам в области души, хотя, плацебо можно получить, купив в аптеке баночку успокоительного. Так уж точно дешевле.
Еще со школьного возраста я чувствовал себя не таким как все. Это, к примеру, выражалось в моей увлеченности красивыми мужчинами на произведениях искусства эпохи Возрождения. Фреску Сикстинской Капеллы можно рассматривать бесконечно, уделяя внимание мускулатуре каждого персонажа, даже если это женщина. Женщины у Микеланджело все, как на подбор, напоминают мужчин с неудачно приставленной грудью. Это всегда меня радовало. Но главной моей забавой был Иисус. Иисус-судия, находившийся в определяющей точке Страшного суда. Он мне напоминал златокудрого Арнольда Шварценеггера в лучшие годы занятия бодибилдингом. От карателя с шикарным бицепсом отвернулась в жеманной позе Богоматерь. Интересно, каково быть мамой карателя? Мать всегда поймет, всегда поддержит. Тем более, что грешники сами виноваты. Нечего грешить. Бог создал людей по образу своему и подобию. Но, к сожалению, они почему-то оказались с гнильцой, и, вместо того чтобы исправить их своей могучей волей, Всевышний воплотился в смертном Иисусе и при поддержке воинства небесного превратил все в пепелище. Ах, Микеланджело, - такой прохвост, показал столько голых задниц, раздираемых демонами.
В некотором смысле одна из этих задниц - моя. Уж сколько ни уверяю себя в своей нормальности, все равно выходит пустое самоубеждение, уговоры. Как будто нерадивая хозяйка заставляет пса есть корм, который ему не лезет, потому что собака чувствует себя плохо. Спрашивается, а что тут поделаешь? Отвлекаюсь, чем могу— основном работой, тяжелой физической работой. Можно и физкультурой закрепить эффект. Ничто так не успокаивает организм, как бессилие. Не хочется ни любви, ни ласки. Ноги просто пытаются донести тебя до дома, а потом до кровати. А даже если и посмотрят на тебя искушающим взглядом красивые ребята, ты этого не заметишь, тебе не до них.
Каждый день я смотрю в зеркало и вижу не человека. Из отражения упорно меня разглядывает существо без пола. Кто может быть без пола? Ангел или робот? Мне не важно. Ангел ассоциируется у всех с добром, а я не считаю себя таковым. Робот не имеет характера. Это чистая мощь, воплощенная в искусственном материале. Пожалуй, к живой машине по образу своему я бы и хотел приблизиться. Мыслить, созидать, но не чувствовать лишней эмоциональной нагрузки. Какой психолог или священник поможет, если я не хочу быть человеком? Мне ненавистны человеческие стремления. Я глубоко презираю все мелкие дрязги между людьми всех полов и статусов. Женщины конфликтуют с мужчинами за право руководить. Мужчины конфликтуют с мужчинами за право владеть женщиной. Работодатель обманывает работника, а работник делает все, чтобы нагреть начальство. И, каждый как личность и как представитель определенного пола создает некий змеиный клубок с другими членами общества.
В жизни у меня было достаточно мужчин и женщин, чтобы понять, как они мне неприятны. Каждый по-своему. Кто склонен к манипуляциям, кто – к истерике или подавлению. Почему нельзя просто быть с партнером во взаимном уважении? Я никак не могу отделаться от поглощающего меня чувства страха и желания уйти подальше от людей. Когда я был моложе, стремление к бегству наталкивало меня на мысли о суициде. Да, представление, что можно сделать один быстрый шаг, и все пройдет — очень соблазнительно. Проблема в том, что реально умирать страшно. А неудача в самоубийстве всегда может обернуться пожизненным заточением в неподвижном теле, за которым будут нехотя присматривать безразличные родственники или работники из социальных служб. Что говорит религия о суициде? Я погружался в раздумья, и ответ был всегда прост. Это грех. Попадешь в ад. Церковь вместо того, чтобы апеллировать к понятиям о ценности жизни, пугает страшными муками в аду, придуманном ею же самой. Такое обстоятельство, мягко говоря, не поддерживало бодрость духа. Однажды, загнав себя глубоко в воронку депрессивного состояния, я просто начал резать руки. Моя вера не только не помогала, она подталкивала меня к аутофобии, к бесконечным самокопанию и унынию. Все те нежные чувства, которые я испытывал, обращая внимание на парней, всю полную гамму страсти, христианская религия клеймила позором. Это был позор и в любом светском обществе, так сильно деформированном тюремной культурой. Страх перед людьми, страх перед Богом, страх перед собственным стадным началом — вот что гуляло по моим жилам и стекало на пол из открытых ран. К дьяволу все это! Именно к нему. Если бы дьявол существовал, возможно, мне было б что ему предложить взамен на избавление меня от гнетущего беспокойства. Душа? А что это? Говорят, глаза – зеркало души. В голубых зеркалах, что я вижу, смотрясь в отражение, есть только непосредственная реакция на световой раздражитель. Эмоциональная составляющая всегда дается мышцами лица. Считается, когда поёшь - обнажаешь душу. Что ж, я иногда пою. Делаю это с удовольствием. Но какой может быть голос, если человек не уверен в наличии у него души? Правильно - и голос сомнительный. Некоторые душу определяют, как частицу Бога, которую тот вдохнул в кусок глины. Весьма красочная метафора, да. Не знаю, верю ли я в душу, или все же скепсис преобладает. Может быть, ее и вовсе нет. А если нет, то как можно ее продать?  Тем более, такому сказочному существу, как дьявол, выдуманному борцами с язычеством в древней Палестине.

3
Меня учили в детстве, что человек в первую очередь должен быть красив душой. Интересно, что все эти мудрые люди вкладывали в слова о красивой душе, если понятие души догматично, а красота слишком оценочна? Значит ли вышеупомянутое, что я должен быть добрым? А что есть добро? Следует ли мне быть гуманным? Что есть гуманность? Забота об умирающем на четвертой стадии рака или эвтаназия для неизлечимо больного? Слишком много неопределенного в нашей жизни. А чтобы проявить так называемую красоту души, сперва нужно хорошо относиться к людям. Но как это возможно после всех чудовищных событий, которые были допущены хотя бы за двадцатый век? Все самые страшные дела творились с согласия или попустительства так называемого большинства, на мнение которого всякий нормальный человек опирается, сам того не желая и не зная. После всего, содеянного человечеством, только о красоте и думаешь. А где же она? Я ее видел, разве что, в музеях да на природе. А люди… Они такие смешные… столько поверхностного в них. Само понятие красоты, особенно в образе человека, так плоско и искусственно. Как много внимания уделяется в нашей жизни красоте. А собственно, что это такое?  Кто определяет ту совокупность черт, которые формируют в нашем сознании идеальный образ? По моему мнению, он сам определяется и формируется… Раньше короли, пресыщенные золотом и драгоценными камнями, заставляли ювелиров и мастеров швейного дела выдумывать для себя наряды, которые бы отвлекали двор и самих властителей от их собственного уродства. Хотя, глядя на чудовищных размеров фижмы, турнюры и кринолины, сложно себе представить, что, так сильно зрительно расширяя зад, можно вызвать комплимент в свой адрес. Но, времена, когда люди украшали себя кораблями из волос и нелепыми объемами одежды, прошли. Сейчас народ изгаляется по-другому. Единых стандартов красоты нет. В моде плюрализм мнений и вкусов. Кто хочет — может себе натыкать тоннелей в уши, а кто пожелает — будет ходить в сером льняном платье без намека на сексуальность. Но, все же, если говорить о такого рода привлечении внимания, есть отдельные граждане, которые готовы расшибиться в лепешку, чтобы эрекция, указывающая в их адрес, не падала никогда. В ход идут надувные бока, тушь с 3D эффектом, автозагар, тренажёрный зал, утягивающее белье. Что только не используют модники и модницы, чтобы найти любовные приключения.
А как же я? — спрашивается. Конечно, периодически ловлю на себе взгляды голодных до человеческой плоти, но, все же, мясную лавку я не открывал, и пялиться тут не на что. Пусть каждый справляет нужду вне моего внимания. А то, что жир не свисает с моих боков пластами, означает лишь мою заботу о здоровье. Уж слишком часто я слышал от матери нытье, что суставы болят и одышка мучает. Я не идеален, но и не безобразен. Видимо, этого вполне достаточно, чтобы люди оглядывались вслед и пялились на жопу. Ну, вот серьезно, задница как задница. У всех примерно одинаковая. А внимания столько к этой части тела, что странно, как никто не придумал приспособления для забора слюней у молодых или не слишком молодых, но еще горячих страдальцев. Что касается отношений более высокого порядка, все предыдущие заставили понять, что легче и комфортнее быть одному.
Сейчас, вспоминая происходившее лет пять назад, я думаю, каким был наивным.  Столько внимания, комплиментов… тот, кого я называл любимым, дарил мне цветы, восхищенно смотрел на меня, говорил, какой я красивый. А я никогда и не понимал этого. Всякий раз, когда меня называли красивым, у меня возникало ощущение, что меня обманывают, дразнят, смеются надо мой. Для меня было невозможно разглядеть красоту, когда я видел свое унылое прыщавое лицо с длинным носом и изможденно худыми скулами, обтянутыми неравномерно окрашенной клеточной тканью. А он целовал меня. Этот человек заставил поверить, что я достоин любви. Большей ценности, чем его чувства, я не мог себе представить. Мне хотелось всегда быть рядом с ним, чтобы касаться его руки и видеть в глазах столь дорогую мне искорку душевного тепла, попадавшую мне в сердце и становившуюся огнем домашнего очага. Полгода длились отношения, постепенно нисходившие до равнодушия, часто сменявшегося брезгливостью и претензиями. Он стал высмеивать все то, что раньше боготворил. Мое печальное семитское лицо уже вызывало у него ироничную улыбку. Подруги говорили ему, что я вовсе не красив, а он это пересказывал мне, утверждая, что ценит меня не за внешность. Я бы сказал, он меня вообще ни за что не ценил, потому как кроме упреков и раздражительного тона от него невозможно было ничего услышать. Чувства стыда и унижения возвращали меня в состояние затюканного подростка, которого травили в школе, били и заплевывали, открыто показывая презрение. А за что было презирать? Я просто был тихим парнишкой, любившим погружаться в себя и мечтать. Как же мы расстались? Без лишних разговоров. Он просто привел домой другого парня и сказал, что хочет быть с ним. Собственно, он утверждал, что не особо сдерживал свои мужские потребности все время, что мы были вместе. Я кричал, бил посуду, пытался драться с ним? Нет. Я просто молчал. Не было сил говорить что-либо. Я впал в ступор. Просто сел на стул и, уставившись взглядом в одну точку, не проронил ни слова. Я умер.
Сейчас я ничего не хочу слышать о красоте. Красота — это покой для меня, когда дома есть я, и всё идет по моей воле. Одному хорошо. Сам за собой ухаживаешь — и ладно. Нужным быть не обязательно, когда ты верен себе. Сейчас, придя домой по окончании рабочего дня, я уже не нуждаюсь во внимании и теплых объятиях. Так легко включить телевизор и медленно терять связь с реальностью, находясь во власти электрического гипнотизера.
А в детстве пророчицы и ведуньи - мамины подруги говорили, что непременно девчонки штабелями будут укладываться. Смешно все это. Какие тут девчонки, если само разделение жизненного пространства с другим человеком вызывает у меня отторжение. А как же «семья - ячейка общества», «дети – цветы жизни» и прочие заученные лозунги людей с хорошо развитым стадным инстинктом? Раньше хотелось всего — и семьи, и детей, и социально одобряемого статуса отца. Традиционалисты скажут, что надо обязательно продолжать род. Однако к роду Романовых, Габсбургов, Валуа, Бурбонов или, на худой конец, Юсуповых, я не отношусь. Одно дело, если б у меня были гены от родителей - потомственных ученых или деятелей искусства. А так-то… живет себе человек и умирает. Никто о нем не вспомнит. Потомки и те бы забыли через поколение. И кем я был: пел ли в хоре, драил ли полы на корабле, красил ли потолки в домах у богатеньких ворюг — ровным счетом никому не интересно. Так и мой прах перегниет, и память обо мне исчезнет быстрее, чем распадутся на атомы документы о факте моего рождения.

4
На улице дул холодный ветер. Тучи явно намеревались высвободить часть накопившейся меланхолии. Я ощущал, как мягко и равномерно распределялся тусклый свет по грязно-зеленой лужайке, окаймленной раскидистыми нарядами ив. Деревья шелестели, словно перешептывались, разглядывая милую парочку на скамейке. Молодой человек стоял на коленях перед беременной избранницей. Он целовал ее живот. Ему было все равно, как он выглядит, и испачкает ли брюки о землю или траву. Я просто наблюдал. Счастливое выражение лица будущего папы не вызывало сомнения, что передо мной настоящая семья, которая ждет появления желанного сына или дочки. Они скоро явят миру плод своей любви, носителя их драгоценных хромосом, продолжателя всего того, что родители не сумели воплотить. Каждое дитя - сокровище. Оно — не просто творение добрых начинаний отца и матери, не только нежный ангел, крылья которого невозможно увидеть. Ребенок - несбывшаяся мечта, нереализованная амбиция, последняя возможность оставить хоть что-нибудь хорошее на белом свете. Мой глаз отдыхал на паре влюбленных, а внутри чувствовалось мягкое тепло, похожее на то, которое бывает, когда мы выпиваем разогретое молоко с медом и маслом, чтобы успокоить больное горло перед сном.

5
Закончился день. Вернувшись с прогулки, я открыл входную дверь квартиры и ощутил, как сильно оголодал. Время - не то, чтобы позднее, но сил и желания что-либо готовить уже не оставалось. Я достал из кармана джинсов рекламную бумажку, взятую мной у листовщика. Надписи и картинки обещали экстатическое удовольствие от получения бесплатной третьей пиццы, если заказать две. Что же мне мешало насладиться этим ощущением? Я набрал номер и сделал заказ. Мне ответили, что заказ доставят через полчаса, я засек время, но звонок в дверь обрадовал меня уже через двадцать минут, и я вообразил себе эти волшебные сыры и помидоры, набросанные на аппетитный кусок румяного теста.
Я посмотрел в глазок. Мне показалось, что за дверью находился старик с длинными темными волосами и сутулой осанкой, однако, открыв ему, я увидел молодого парня. Он поразил меня своей броской внешностью, в которой смешались восточные и европейские черты. Он был в кепке, из-под которой на меня смотрели черные глаза. Его губы зашевелились. Он представился Богданом. На мгновение я ощутил, что земля начала уходить из-под ног. Сердце заколотилось, когда молодой человек протянул мне три коробки. Он предупредил, что пицца горячая, чтобы я не обжегся, но я не чувствовал даже тепла, хотя от упаковок шел пар. Богдан вручил мне заказ и смотрел на меня так, что я уже чувствовал не свой, а его голод. Я пошевелил в кармане рукой, пытаясь найти мелочь, чтобы дать чаевых. Он сказал, что не надо денег. Тогда я предложил ему войти и разделить со мной пиццу, надеясь, что очаровательный курьер не откажется, учитывая позднее время. Не говоря ни слова, он шагнул за порог, я услыхал, как, чуть пошумев, заработало радио. Как странно, подумал я. Играла все та же песня о любви, которая крутилась еще утром. Из-за спины парень достал букет цветов. Что это были за цветы, я не смог понять, но пахли они жасмином, хоть и не имели к нему никакого отношения. Я пошатнулся от удивления, выронив врученный букет, но успел ухватиться рукой за предплечье Богдана. Оно было поразительно горячим. Таким горячим, что хотелось погреть о него мои замерзшие от волнения пальцы. Он заговорил баритоном, хотя, до этого было полное впечатление, что у него тенор. Парень спросил, есть ли у меня сокровенное желание. Я… По лицу парня было ясно, что ответ ему не нужен. Он смотрел в мои глаза, будто читая по ним мысли. Я выпалил, что утром думал, как бы мне хотелось, наконец, успокоиться. Он улыбнулся. Такой счастливой улыбки я не видел с тех пор, как был влюблен. Сверкающим пламенным взглядом Богдан охватил мое тело. Он приблизился ко мне и начал вести в танце под музыку, которую мы слышали по радио. Я ощущал дикую силу. Он пах, как пахнет соблазн. Неясно, но непреодолимо манко. Покусывая мочку моего уха, шепотом он объяснил, что все исполнит. Я ничего не мог воспринимать в тот момент, кроме тактильного ощущения. Я машинально поставил подпись, вероятно, для отчетности в его компании. После этого он сжал мои плечи и потянулся к моим дрожащим губам. Завладев ими, Богдан завладел мной, и мы упали на кровать, провалившись в темную яму неутолимого голода, забыв о лишних манерах и условностях. Я кричал и плакал. Мне хотелось умереть от счастья, но вдруг погасло всё. Я ничего не помню. Казалось, будто мир рухнул.

6
Я открыл глаза. На постели находился я один, завернутый в запачканную кровью простыню. Рядом на тумбочке лежала подписанная мною бумага, в которой говорилось об исполнении моего желания. Разница между тем, каким я был в начале дня и сейчас, не чувствовалась. Разве что спокойствие наполняло меня изнутри. Стирая слезы со щек, я выпутался из простыни и подошел к большому зеркалу. Все было как прежде, только маленькой детали не хватало. Обратив внимание на низ живота, я увидел, что под ним ничего нет. Только красное пятно и все. Никаких признаков принадлежности к полу. Удивительно, но волнения не было и не возникало впредь. Было только чувство благодарности. Как это прекрасно! Я встретил парня своей мечты. Я улыбался, и радостный смех раздавался в комнате, отбрасывая от стен еле уловимое эхо. О, как они глупы! Как только люди не понимают, что так легко стать счастливым?

Что это? Что так сильно шумит? Я обнаружил себя лежащим на полу. На лбу была шишка. Видимо, уронив рекламную листовку, я попытался поднять ее с пола и ударился об угол кухонного стола. Прошло ровно полчаса с момента моего заказа. Звонили в дверь. Я открыл и увидел молодого человека с тремя коробками пиццы в руках. Он был красив и приветлив. Его глаза блестели наивностью. Мое сердце не меняло ритма, а дыхание оставалось ровным и спокойным. Лишь голова раскалывалась. Я пошарил в карманах и дал ему мелочи на чай. Лучезарная улыбка сверкнула на его лице. Я добродушно улыбнулся в ответ и попрощался, закрыв дверь на замок. Теперь я остался один. Раскрывая коробку, я лег на кровать и, уставившись в черный квадрат потолка, принялся заедать одиночество.