Я + Я

2. Как вырастают крылья 
(январь 1998)

Несколько часов назад я получил из Новосибирска письмо от Валерия N.

Внимательно прочитал. Показалось интересным. Использую в книге "Я+Я".

Такие исповеди, рассказы, мысли, рассуждения помогут мне в работе над книгой.

Спасибо, Валерий N.

Эти размышления - одновременно и письмо Вам и словно о Вас, и об одной из тех проблем, на разрешение которой Вы нещадно тратите свое здоровье и жизнь. Они для Вас - распоряжайтесь ими, как хотите. Может быть, когда-нибудь у меня хватит смелости написать о себе, ведь это, быть может, нужно для Вашей книги и не только... Мне проще бы было все это рассказать, а еще проще заново сыграть все это глаза в глаза - перед Вами. Хотя, Бог знает, что я сейчас напишу. И написал именно о себе кое-что.

Владимир Владимирович Шахиджанян пишет книгу о мужском и женском гомосексуализме "Я+Я", одним словом - он пишет книгу о голубых (стало быть, и для меня), но не только для голубых. Он задает вопросы - собирает материал. Ему много пишут, рассказывают о себе геи и лесбиянки. Кто-то набивается в соавторы, он вежливо отказывает - "нет уж, сам как-нибудь справлюсь".

Вместе со всеми он ищет и название книги, но лучше, чем есть, вряд ли придумают. "Я+Я" - это очень верное и точное название. Потому что, когда мужчина любит юношу или своего ровесника, он любит в нем и самого себя. Голубые - страшные эгоцентристы. Не эгоисты - нет. Именно эгоцентристы - в центре их мира только то, что составляет существо их телесной и духовной субстанции. А особенность эгоцентризма, собственно, и заключается в необходимости перенести свое "я" на "я" близкого тебе человека. Потому голубые, чтобы там не говорили, любят по особенному: так, как самого себя, также они и ненавидят.

Названий для книги Шахиджаняна предлагают много. Я бы тоже позволил себе напомнить ему один символ. Быть может, он сойдет хотя бы для одной из глав или станет подзаголовком - "крылья", "на крыльях", "когда вырастаю крылья". Старый "голубой" многозначный символ - помните, в одноименной повести Михаила Кузмина к юному еще совсем Ване Смурову перед тем, как добиться его, с уверенной надеждой в синих глазах обращается любящий его учитель: "Что вы чувствуете, Ваня? Вы чувствуете, как у вас, наконец, вырастают крылья..." Цитирую сейчас совершенно дословно, но точно передаю смысл. "На крыльях" - отчего это чувство свободного полета так любят геи?

Ну вот хотя бы сцена из автобиографического романа Коллара "Дикие ночи". Он у моря на высоком берегу, над пропастью, он уже знает, что у него СПИД - саркома, абсцесс в горле. Он стоит на самом краю, расправив широко руки, словно в полете, закрыв глаза. А потом - сам умирающий, отвернутый Парижем Коллар играет это в фильме: синь моря, ветер - он ловит лицом, каждым мускулом его нервные порывы, он открывает в полете глаза. Многим голубым часто снится один и тот же сон - они пытаются взлететь, но не могут. Он повторяется и повторяется вновь в разных вариантах - так бывает не один год, у некоторых всю жизнь.

Когда-то и мне снился такой же сон: я взлетал, но тут же приземлялся. В общем-то Фрейд и его последователи давно объяснили значение подобных сновидений, которые свидетельствуют о сексуальной неудовлетворенности. Но ни Фрейд, ни его ученики, ни его рьяные оппоненты, ни одна гуманистическая теория личности не объяснила нам столь многозначительных и частых совпадений - почему "голубые", а не красные, желтые, малиновые или какие-нибудь еще, почему именно цвет неба, к которому так стремятся они в своих снах.

Впрочем, быть может, снова обратиться к психологии. Что там значит голубой цвет у Люшера? Спокойствие, умиротворенность, чувствительность, ранимость. Физиологически соответствует спокойствию, психологически - удовлетворенности (достигнешь его - она и наступит). Отражает умение сопереживать и склонность к эстетической созерцательности, сензитивность, доверие, самопожертвование, преданность. И, кстати, в сочетании с красным (заметьте, как "голубые" любят это буйство цветов), означает ощущение внутренней неудовлетворенности, которое компенсируется неразборчивым расширением сексуальных контактов.

Владимир Владимирович, как психолог Вы подтвердили бы, что это еще называют очень красиво - синдромом Дон Жуана. Именно отсюда частые смены партнеров, плешка, "ремонт", и, наконец, кто-нибудь награждает тебя грязной некогда гетеросексуальной кличкой - б... А меткие на слово голубые могут подобрать что-нибудь еще более обидное... Такое происходит вовсе не оттого, что нет постоянства в голубой любви, а потому что остается вечный внутренний дискомфорт в обществе, где нужно скрывать свое подлинное лицо, где нужно играть не одну роль, а сразу несколько. Но взаимоотношения совкового общества, особенно провинциального, и голубые разговор особый. Надеюсь, Владимир Владимирович Шахиджанян не обойдет его в своей книге.

Кстати, обратите внимание, если кого-то в вашей компании называют бабником - не обманывайтесь, не подумайте, что это кондовый "натурал". Скорее всего перед вами прожженный гей. Многие из них очень вежливы и любезны с дамами, пользуются у них популярность, особенно у старших по возрасту, но непременно дипломатично ускользают от более близких отношений. Так, например, очень часто юному мальчишке не стоит бояться привести домой в гости и представить родителям своего старшего активного друга. Многие так и поступают - старший коллега по работе или товарищ, с которым на публике в отношениях сохраняется некая субординация на поверку оказывается самым близким тебе человеком.

Да - еще о непонятном слове сензитивность, которое на доступном нам русском языке означает гуманистическую направленность интересов, сентиментальность, утонченность вкусов, художественно-эстетическую их направленность, потребность в дружелюбных гармоничных отношениях, чувствительность, ранимость. Вот так просто из общеизвестной характеристики голубого цвета, разработанной Люшером, и получился портрет среднестатистического гомосексуалиста - "голубого"! Так как же у них - у "голубых" - вырастают крылья?

Собственно, книга Владимира Владимировича Шахиджаняна будет именно об этом.

Из многих прочитанных и выслушанных им исповедальных историй он составит одну. Он в своем емком журналистском жанре ответит на очередные 1000 и один вопрос. Да - тысячи и один: один Шахиджанян, а нас - тысячи.

Я уже плохо помню, как у меня вырастали крылья. Да, осознание гомосексуальности приходит не сразу, не через день или два - через месяцы, годы. Впрочем, меняются времена и люди. Быть может, уже когда-нибудь в школьном возрасте какой-нибудь совсем юный мальчишка без стеснения сможет положить на стол своему учителю веселую открытку и написать просто и откровенно: "Любимый * * ** * *!"

Впрочем, еще пройдет немало времени, прежде чем человечество, как и древние греки, вновь станет воспитывать в своей юной поросли вкус к однополой любви. А такие времена настанут: старушка Европа на рубеже тысячелетия опускает барьер совершеннолетия до заветной для многих цифры 16, в кое-каких странах поговаривают и о 14. Человечество молодеет, а значит возвращается к своим истокам, к своей древней истории, к своим подлинным внутренним чувствам, ничем не стесненным желаниям. Тогда молодые птенцы будут смело вставать "на крыло" с помощью своих старших собратьев, заботливость которых убережет их от резкого приземления на бренную землю, как это часто происходило совсем недавно и все еще происходит сегодня.

Как у меня вырастали крылья? Это сейчас мне кажется, что я всегда знал, что люблю мужчин.

Родители старательно берегли меня ото всех подробностей "этой" жизни, о которой я мог догадываться разве только по непонятным мне надписям в общественных туалетах, куда меня, впрочем, если изредка и допускали, то под бдительным оком.

Мои сотоварищи знали гораздо больше меня. А я был мальчиком-паинькой, пионерским потом комсомольским вожаком. Но почему-то уже тогда я сорвался в первый раз, когда вопреки всем указаниям сверху убедил комсомольский актив отправить в "Артек" не больную чахоточную пионерку, а симпатичного белобрысого блондина из параллельного класса, которого с огромным удовольствием тискал на уроках физкультуры в раздевалке для мальчиков.

Этот поступок - первое, за что я могу сейчас себя ненавидеть. Девочка умерла спустя год от менингита, а с парнем мы после школы встретились лишь однажды спустя пять лет: я принимал у него экзамен на престижный факультет университета, в котором к тому времени работал. Я ловил себя на мысли, что готов устроить ему отличную оценку, но, слава Богу, он вернул билет мне на стол и, улыбнувшись, вышел.

Самым светлым этапом моего гомосексуального взросления стали пионерские лагеря, походы, школьные "Зарницы". Однажды в огромной палате нас оказалось всего трое - я и два друга из какого-то провинциального городка. Я научил их дрочить, целые ночи мы занимались этим по-всякому, устраивая в палате кавардак.

Первый опыт самоудовлетворения я получил в детском саду. Мне хотелось в туалет, а ненавистная мне воспитательница не выпускала меня - шел тихий час. Я сжал все посильнее руками - и первый раз ощутил приятное возбуждение. О незнакомом чувстве захотелось рассказать соседу по кровати - он повторил, и ему понравилось. В конце концов я попробовал на вкус его маленький член. Я сосал у него изредка, пока ходил в детский сад. Самое интересно, что спустя годы именно он, играющий роль безупречного семьянина и натурала, стал источником разных слухов и сплетен о моих сексуальных пристрастиях.

Я не в обиде на ненавистную воспитательницу, я ее ненавидел и, умея разыгрывать всякие сцены, доставил ей немало хлопот. Я уже тогда чем-то отличался.

Мне поручали учить самые большие тексты на утренниках, давали настоящие роли в новогодних спектаклях, я помню, что лучше всех лепил, красил, меня оставляли, чтобы я специально построил волшебный город из кубиков.

Но время детства прошло. Мне был нужен мужчина - я хотел любви, настоящей. В 20 лет, заканчивая университет, я готов был привязаться и отдаться полностью. Жаль, что меня просто никто не подобрал. Только потом я узнал, сколько вокруг меня было гомосексуалистов, сколько знаков внимания оказывали они мне.

Двоих из них уже нет - одни спился и умер, другой - погиб.

После защиты курсовых мы вышли с Русланом на улицу и стояли у памятника. Я его звал просто Руськой. Он приехал с западной Украины, родители снимали для него комнату. Я знал, чего он от меня хочет, но боялся - не знаю почему, в детстве все было легче и проще. Он взял мою руку, нежно погладил указательным пальцем мою вспотевшую ладошку и сказал:

- Давай поставим какой-нибудь спектакль...

Знаете, что я удивленно ответил?

- А кому мы его будем показывать?

- Как кому, - смутившись парировал Руська, - просто для тебя и меня, друг для друга.

На следующий день он не пришел в университет. Был май, только что лопнули почки на деревьях. Его нашли утром, голова ударилась прямо об серый камень асфальтовой дорожки. Хозяйка квартиры всем рассказывала, что он, скорее всего, потянулся за листиком березы. Его тело увезли на родину убитые горем родители. Как там было у Цветаевой: "И вкус ночного листика во рту..."

"Он потянулся за листиком березы" - видите Владимир Владимирович - снова "крылья" не выдержали. И как часто это происходило и происходит. Помогите им научиться летать!

Другой мой несостоявшийся университетский друг - неплохой ученый был. Мы с ним так много общались: он очень много мне дал, как учитель, хотя и делал мне поблажки по своим очень сложным языковым предметам. Я все знал о том, что он любит мужчин, мы с ним об этом говорили - и только. Мне стыдно, что я за глаза осуждал его вместе со всеми.

Знаете, Владимир Владимирович, уже после его смерти в 35 лет, мне показали несколько его фотографий десятилетней давности, когда ему было столько, сколько мне сейчас. Спортивный красивый парень - я не мог поверить,

во что он превратился в 35. Я в ужасе думаю о том, что будет со мной через десять лет.

Я искал простого доброго мужчину старше меня. Искал ли - в состоянии близком к истерике не один месяц я бродил по дневному, вечернему, ночному городу, благо характер моей профессии позволяет мне распоряжаться временем, как угодно. Я ничего и никого не ждал, я просто шел по улицам, останавливаясь у каждого телефонного автомата, нервно набирая цифры дорого мне телефона. Но...

Наконец, я нашел то, что хотел: путем проб и ошибок я вычислил, как ни странно, по объявлению. Он жил в хмуром городе у моря, на краю европейской России. Меня это вполне устраивало. Часто нам было достаточно сидеть напротив друг друга, говорить нежные слова и смотреть в глаза. Иногда, напротив, в буйстве чувств мы занимались любовью всюду - в театральной ложе, в гримерке одного народного артиста, наконец, в вагоне метро...

В моей памяти остались лишь его стихи, адресованные мне. Вот они, он, я знаю, не обидится, если я прочитаю их сейчас кому-нибудь. Если бы я знал, что многие мотивы его стихотворений содержат в себе краткий конспект наших взаимоотношений?

Любовь подобна огоньку свечи...
Она нежна, прекрасна, бесконечна,
Но и она порой недолговечна,
Как тонкий прутик в пламени печи.
Она жестока, как удар кинжалом,
И валит с ног, как старое вино.
Красивых мальчиков на улице навалом...

Так и произошло - прутик сгорел, пламя в печи разожгли друзья. Вообще в "голубой" среде, несмотря на все сложности ее жизни, много всяческих интриг, которыми сами голубые слишком осложняют себе жизнь. Все это также от их постоянной неустроенности и желания непременно сохранять отношения прежде всего со всей "голубой" корпорацией, желания не выпасть из обретенного, наконец, круга понимающих тебя людей.

Я веселым бываю все реже.
На душе моей холод зимний,
Ведь когда умирают надежды,
Не поют о них траурных гимнов...

Голубых еще называют веселыми, да уж - их выдержке можно только позавидовать, они никогда не падают духом, только любой голубой - не разудалый говорливый Петрушка, а Арлекин - тип глубоко трагикомический, часто играющий веселую роль на фоне очень драматических событий его внутренней и реальной жизни.

Мои ночные дороги,
Мои хождения без толку...
Так носит голодной зимою
По лесу старого волка.

Мои оскалы и рыки,
Чтоб спрятать слезы и горечь,
А вслед мне слышатся крики,
Что я последняя сволочь.

Уткнуться лицом в снег талый -
Закрыть глаза и забыться.
Мне нужно от вас так мало,
Чтоб было кому присниться...

"Чтоб было кому присниться...", - ну вот мы, Владимир Владимирович, и вернулись к тому, с чего начинали - к сновидениям. Можно было бы продолжить эту историю еще одной. Пока "крылья" не подводят - полеты, во сне иль наяву, продолжаются.

"На крыльях", "когда вырастают крылья" - неплохой подзаголовок для Вашей книги. Сильный, емкий красивый образ.

У меня перед глазами картина с московской выставки двухлетней давности какого-то немецкого авангардиста (он тоже по теме) - два мужских тела, тщательно вырисованные твердой рукой опытного художника, сплелись в нечто общее... один на другом... Трудно, невозможно разделить их тела. Но руки... Руки расправлены, словно в полете - на крыльях.