И овцам снятся пастухи

Глава 10.
Сколько прошло времени, сказать было трудно. Я сидел на койке рядом с Мати, потом мерил камеру шагами, пытался заснуть. Наконец, мне удалось провалиться в какую-то поверхностную дремоту, и мне тут же приснился кошмар про то, как я перед зеркалом снимаю со своего лица маски, а их бесконечное количество Проснулся я в холодном поту от того, что лязгнул засов камеры. Мати спал безмятежным сном. Маленькая дверца открылась, и туда просунули два видавших виды алюминиевых стакана. Я взял стаканы: в каждом было немного воды. В дверцу тут же сунули мятую алюминиевую тарелку, и только я её взял, как дверца моментально захлопнулась. В тарелке лежали четыре куска хлеба и два срезка сырокопчёной колбасы, что я запасал для нас в мешках. Я разбудил Мати и мы поели. Мати даже крошки с одеяла собрал и съёл.
- Голодно-то как! – Жалобно сказал он. – Тебя не сильно напичкали наркотой?
- Вообще не пичкали. Я сам всё рассказал. Поэтому нас и кормят, а ведь предлагал же поесть ещё в метро!
- Ты только не злись, я тоже им всё рассказал, я на наркотике не мог соображать, - Он уставился в пол.
- Не вини себя, ты тут вообще не при чём. Весь спрос будет с меня. Между прочим, тебе не показалось странным, что нас объявили военными преступниками, и допрашивает нас генерал Пандыр?
- Па-а-н-Де-Ыр, - Передразнил Мати. – Не, я как-то не думал.
- А зря, потому как в армии уж точно найдётся не один военный следователь, прокурор, переводчик, контрразведчик и так далее, кому бы эту простую задачу могли поручить. Что проще? Накачал человека наркотиками и тряси его, как рождественскую ёлку! Так ведь нет, сам генерал, которому бы стратегическим планированием заниматься и двигать полки по картам сражений, сидит в маленьком кабинетике и слушает, что лопочут белобрысый олух, да бывший наркушник. Нет, тут что-то не так! И почему это нас в одну камеру посадили?
- Ну, чтобы нам было веселее вместе…
- Ага, чтобы мы могли договориться о том, как вести себя на допросе, или чтобы вместе сбежали?
- Я понял: здесь есть подслушивающее устройство! – Воскликнул Мати и начал осматривать камеру.
- Бесполезно. Я уже пытался найти. Вероятнее всего, оно вмуровано в одну из стен, чтобы как раз не нашли. Но этот ход хотя бы понятен. Не понятно, что им от нас нужно: я застрелил этого осла на виду у пяти человек. По любым земным законам меня можно было бы упечь в тюрьму лет на пять, даже не напрягаясь со сбором доказательств, а в статусе военнопленного – не особо даже с судом напрягаясь. А тебя могли бы вообще отпустить – ты на свидетеля-то тянешь с трудом.
- Я останусь с тобой, - Заявил он безапелляционно. – Я к этому двадцать пять лет шёл, чтобы наблюдать их, изучать их язык!
- Эх, Мати, Мати, - Я протянул руку и потрепал его по голове.
- Что? – Он внимательно посмотрел на меня.
Я вздохнул, но так и не решился сказать, что жить нам осталось недолго.
Снова загремели засовы на двери, и в камеру вошли три конвоира. Хотя все азиаты были для меня на одно лицо, я готов был поклясться, что это были другие солдаты, не те, что приходили за мной. Тот, что с дубинкой, остался закрывать камеру, двое других потащили нас в направлении, противоположном тому, куда нас водили на допрос. На старом промышленном лифте мы спустились этажей на пять вниз и попали в просторный зал с высоким потолком, уставленный разнообразным физико-химическим оборудованием и приборами. Вдоль зала шёл коридор из толстой металлической сетки, по которому нас провели в квадратный бокс, выложенный из каких-то тёмных блоков в дальнем углу зала. Внутри бокс оказался размером три на три метра и около двух метров в высоту. Стены бокса были выкрашены ослепительно белой краской. Несколько мощных ламп буквально заливали бокс светом. Две видеокамеры под потолком смотрели на три привинченных к полу металлических стула с подлокотниками. На одном из них уже сидел какой-то азиат в одних трусах. Руки его были привязаны к стулу самофиксирующимися пластиковыми хомутами. Он тревожно озирался.
Нас с Мати бесцеремонно усадили на металлические стулья и привязали такими же хомутами. Из большого динамика на стене последовала короткая лающая команда, солдаты отдали честь невидимому командиру и поспешно удалились, закрыв за собой тяжёлейшую белую дверь со штурвалом.
- Внимание, - Послышался из динамика голос генерала. – Сейчас вы будете подвергнуты испытанию, добровольное согласие на которое вы сегодня подписали.
Я сильно выругался в адрес генерала и его матери, но генерал никак не среагировал на это. Он, очевидно, повторил свою фразу на родном языке, после чего сидевший с нами азиат начал дёргаться, причитать и просить, но после короткого окрика генерала заткнулся.
- Вы должны в подробностях запомнить, что с вами происходит, чтобы впоследствии описать наблюдаемые явления, - Сказал генерал и повторил это же на своём языке.
Азиат заскулил и вжался в стул.
Спустя секунду я ощутил лёгкий приступ волненья и слабый высокочастотный писк в ушах. Азиат в панике забился на стуле. Он начал что-то кричать, выгибаться, пытался высвободить руки, издирая в кровь запястья о пластиковые хомуты, потом разрыдался, продолжая что-то выкрикивать. Когда штурвал на двери завертелся, и она открылась, он пребывал уже в невменяемом состоянии. Солдаты разрезали связывающие его хомуты кусачками и под руки увели из бокса.
- Что вы почувствовали? – Загремел со стены голос генерала.
- Я почувствовал слабый высокочастотный свист, который воспринимался скорее не как звук, а как давление на уши, - Сказал я.
- А я вообще ничего не почувствовал, - Заявил Мати. – А что было с этим беднягой?
Стена ответила молчаньем. Время шло.
- Генерал, - Сказал я. – Вы собираетесь нас отсюда выпускать или нет?
Никто не ответил. Мы с Мати обменялись недоумёнными взглядами. Я попытался было освободиться, но хомуты крепко удерживали меня на стуле. Снаружи раздались размеренные шаги, и в бокс вошёл пожилой азиат в чёрном костюме-двойке. Он опирался на трость из резного дерева, на ногах были лаковые туфли, а волосы гладко прилизаны. В разрезе пиджака проглядывала дорогая бежевая рубашка и шейный платок. Руки были в чёрных перчатках. Он внимательно оглядел нас, потом ткнул тростью в Мати и приказал: «Умри!» Я ощутил исходившую от него волну внушения, чуть более сильную, чем у господина У.
- Да пошёл ты, - Ответил Мати.
- Сам сдохни, - Добавил я.
Незнакомец усмехнулся, резким движением повернул рукоятку трости, выхватил из чёрного дерева длинный тонкий клинок и сделал выпад в мою сторону, чуть было не попав мне в сердце. Я еле успел отпихнуть клинок ногой, и азиат едва не упал, вложив в удар энергию своего тела. В этот момент кто-то включил испытательный сигнал. Незнакомец поморщился, даже закрыл одно ухо левой рукой, но продолжил наносить удары. Сначала он пытался уколоть в сердце то меня, то Мати, но мы довольно ловко отбивались от его неуклюжих ударов: он был медлителен, а испытательный сигнал явно действовал ему на нервы. Тогда он сосредоточился на мне и попытался колоть меня в корпус короткими выпадами, но и на этом поприще немногого добился. И тут его внимание привлекли мои руки, которыми я не мог свободно двигать. Он прицелился и проткнул мне правую руку клинком чуть выше запястья, рядом с удерживавшим руку хомутом. Искры посыпались у меня из глаз, я завопил от боли, а он навалился всем своим весом на клинок, наклонившись ко мне, и наслаждался моими страданьями, поворачивая клинок в ране. Я дёрнул руку на себя, пытаясь освободиться, и клинок разрезал пластиковый хомут. Он потерял равновесие, взмахнул руками и упал головой мне на колени. Вне себя от боли и ярости я стал лупить его локтем в голову и шею, пока он не потерял сознанье. Негнущимися пальцами правой руки я схватил клинок и разрезал свои путы, затем перехватил клинок левой рукой и освободил Мати.
- Ну и сволочь! – Воскликнул Мати и попытался погладить меня по правой руке, из которой ручьём бежала кровь.
- Лучше перевяжи, - Сказал я, чувствуя, что скоро накатит болевой шок.
Мати поспешно скинул с себя футболку, порвал её на несколько частей и весьма умело перевязал рану. Из оторванного рукава моей сорочки и остатков футболки он соорудил мне перевязь. Я почувствовал себя плохо и упал на стул, едва не потеряв сознанье. Перед глазами стояла красная пелена. Мати тормошил меня за плечо и что-то говорил, но я его не слышал. В ушах звенело. Это продолжалось минут пять, потом я начал приходить в себя, а рана со страшной силой заболела.
- Больно, - Пожаловался я Мати.
- Терпи, малыш! – Почему-то обрадовался он. На глазах его блестели слёзы.
Я с трудом поднялся на ноги.
- Мне нужно обезболивающее, иначе я помру от боли. Пошли искать аптечку, - Сказал я и вышел из бокса.
Мати заботливо поддерживал меня за локоть левой руки.
По коридору навстречу нам бежала переводчица с моего допроса.
- Я вам помогу, - Сказала она на бегу и скрылась в боксе.
Там раздались два приглушённых выстрела, затем она вышла оттуда, с невозмутимым видом поправляя юбку.
- Поздравляю, - Сообщила она нам. – Вы только что убили господина Хе’м Гор Т Сё. Очень уважаемый господин. Мы скорбим по нему всем своим сердцем. Пойдёмте, я перевяжу вашу рану.
- А где генерал? – Спросил я.
- Генерал мёртв. Но это не должно вас волновать. Так и было задумано.
Я поморщился: похоже, мы угодили в такой гадюшник, что мало приключений не будет.
- Зачем нас связали, если вы хотели, чтобы мы его отвлекли? – Спросил я по дороге.
- Тогда бы господин Хе’м Гор Т Сё почувствовал подвох.
- А если бы он нас убил? – Возмутился Мати.
- Мы включили специальный сигнал, чтобы он не почувствовал моё приближение. То, что вы оба живы – это большой плюс операции, - Спокойно сказала она.
- Вот стерва, - Прошептал Мати мне на ухо.
Мы дошли до середины коридора, и она открыла ключом небольшую дверцу в металлической решётке. Мы последовали за ней в заваленный оборудованием полумрак, где картонные коробки и ящики всевозможных размеров громоздились рядом с какими-то приборами, образуя своего рода лабиринт. Переводчица быстрым шагом направилась к дальнему углу лабиринта и остановилась перед пыльным деревянным ящиком с полустёртой маркировкой «US Army Biomedical Service». Она приоткрыла его, извлекая жёлтый чемоданчик, на котором был изображён красный крест. Хрустнули защёлки, и в окружающем пространстве запахло почему-то карболкой. Она начала вглядываться в содержимое чемодана.
- Вот этим нужно присыпать рану, а потом наложить эту повязку. А в этом шприце - обезболивающее, - Подсказал ей Мати. – Я когда-то пользовался такими аптечками в экспедициях.
Она развязала повязку на ране, и я скорчился от боли. Мати схватил шприц из чемодана и быстро всадил мне иглу в левое плечо, я даже пикнуть не успел.
- Ты что? А дезинфекция? – Разозлился я на него.
- Игла покрыта стерилизующим составом, это же всё рассчитано на применение в полевых условиях.
Переводчица принялась обрабатывать мне рану. Боль постепенно отступила, но не пропала совсем. Я наконец смог нормально соображать.
- Кто у вас тут главный? Я хочу с ним поговорить, - Сказал я ей.
- У нас нет главного, вы ошибаетесь, как и господин Хе’м Гор Т Сё.
- А кто теперь замещает генерала? – Я не сдавался.
- Это не имеет значения. Генерал взял на себя всю ответственность, а господин Хе’м Гор Т Сё ему поверил, хотя и знал правду. Но он не мог поверить в неё.
- Он приказал ему умереть? – Спросил Мати.
- Вы задаёте слишком много вопросов.
- Послушайте, любая встреча с вашими этими господами может стать для нас последней! Позвольте нам хотя бы удовлетворить совё любопытство, - Сказал я как можно более просительно.
Она, похоже, смягчилась.
- Как называлась станция, на которой нас схватили? – Снова спросил я.
- Музей истории естественных наук.
- Почему-то я так и думал. А почему её так и не открыли? – Спросил Мати.
- Я не знаю, раздражённо сказала она. Нам нужно идти, - Она закончила перевязку и собралась уже уходить.
Мати выудил из ящика ещё один медицинский чемоданчик, и мы пошли за ней.
- Позвольте, я угадаю, что случилось? – Спросил я на ходу и, не дождавшись ответа, продолжил. – Довольно давно, лет тридцать назад, вы построили гейт-станцию, что позволило вам совершать переходы в другие миры. Однако вскоре ваши господа обнаружили, что не имеют влияния на жителей других миров, и быстро свернули этот проект, опасаясь, что мы можем освободить этот мир от них. Что скажете?
- Скажу, что Вы не правы, - Произнесла она, пристально посмотрев на меня. – До ввода станции в строй у нас был только один господин – господин Хатуль, наместник Бога на земле. Под его мудрым руководством мы достигли процветания, объединения всех наций в одну и создания мирного общества. Ему мы обязаны проектами космических кораблей и гейт-станции. Когда станция заработала, господин Хатуль ушёл, но пришли другие господа. Много других.
- Я вас понимаю, - Заявил я, хотя уже ничего не понимал.
Дальше она пошла молча и на вопросы не отвечала. Мы поднялись на лифте на тот этаж, где находился кабинет генерала. Стоявшие у лифта солдаты вытянулись по стойке смирно. Далее мы прошли по коридору, миновали дежурного, который вскочил и что-то доложил переводчице, весь трясясь от страха. Она коротко кивнула ему, и мы вышли на просторный двор, распахнув весьма массивные двери. День клонился к закату. Недалеко от бетонного крыльца парил большой чёрный гравимобиль, резкие очертания которого шли вразрез с моими представлениями об этих грациозных машинах. На двери красовался герб Корпорации. Шофёр, азиат в чёрной куртке и кепке, дремал, откинувшись на подголовник и свесив руку в открытое окно. Переводчица что-то резко сказала ему, шофёр встрепенулся, выскочил из машины и распахнул заднюю дверь, согнувшись в поклоне.
- Он довезёт вас до космодрома, - Сказала она. – Его не посмеют остановить. Да, ваши вещи уже в салоне. Двое солдат попробовали вашу еду, они сейчас в коме. Поэтому больше к ним никто не прикасался.
Она повернулась и скрылась за дверью. Мы с Мати переглянулись и пулей заскочили в салон гравимобиля. Шофёр хлопнул дверцей, машина задрожала и поползла, описывая небольшой полукруг. Свет едва пробивался сквозь тонированные стёкла, но моё внимание привлекли наши мешки посреди просторного салона, и мы с Мати, не сговариваясь, накинулись на воду и колбасу. Хлеб уже засох, так что его пришлось грызть, что нас не остановило. Вмиг уделав роскошные кожаные сиденья крошками, мы допивали предпоследнюю флягу воды, передавая её друг другу. Я откинулся на подголовник и смотрел в окно, а Мати разложился поперёк салона, скинул кроссовки и положил ноги мне на колени. Под голову он затолкал мешок.
- Ты мой герой, Рик, - Сказал он, довольно рыгнув.
- Фу, Мати, какой ты невоспитанный мальчик, - И я погрозил ему указательным пальцем левой руки.
- Больше не буду, я просто был очень голоден, - Начал оправдываться он. – И ещё я очень рад, что всё вот-вот закончится. Я покажу тебе Стокгольм, там очень красиво летом.
- Хотел бы я, чтобы всё уже закончилось, - Сказал я и посмотрел на улыбающегося Мати. – Я с удовольствием побываю с тобой в Стокгольме. А ты должен пообещать, что съёздишь со мной в Айдахо, к моей матери.
- Ну уж нет, там и моря-то не видно, - Возмутился он, и мы оба засмеялись.
Гравимобиль на бешеной скорости мчался над равниной, плавно подскакивая над попадавшимися на пути группами деревьев.

Глава 11.
Меня разбудили доносившиеся в салон звуки громовых раскатов. Гравимобиль стоял на какой-то дороге, в темноте ночи освещаемой лишь вспышками молний. За окнами лил проливной дождь, стёкла слегка запотели. Впереди виднелся освещённый фарами шлагбаум. Шофёра в салоне не было.
Я разбудил Мати и достал из мешка свой сюртук. Мати потянулся и случайно пнул меня ногой по перевязи.
- Вот гадство! - Выругался я от боли. – Где там твой волшебный чемоданчик? Коли давай ещё обезболивающее.
- Прости, я не нарочно, - Извинился он и сделал мне укол.
Боль постепенно начала стихать. Я пытался хоть что-то разглядеть в темноте, пока Мати надевал сюртук и кроссовки.
Шофёр подбежал к машине слева и так резко распахнул заднюю дверь, что я чуть не выпал из салона. Он что-то залопотал на своём языке и согнулся в поклоне. Мы друг за другом вылезли под дождь. Не успел я накинуть мешок на плечи, как гравимобиль сорвался с места и улетел, заложив крутой вираж над дорогой.
Мы пошли к шлагбауму, перед которым нетерпеливо прохаживалась фигура в плаще. Одежда быстро промокла, и мне стало холодно. Человек в плаще что-то спросил нас, но мы дружно помотали головами, показывая, что не понимаем его. Он завёл нас в будку, где уже сидели два солдата и офицер (я отличил их по головным уборам: на солдатах были береты, а на офицере – фуражка). Офицер обменялся парой фраз с человеком в плаще и приказал солдатам отдать свои плащи нам, за что я был ему весьма благодарен. Затем он вручил нам по небольшому пистолету, который легко поместился в левый карман моих брюк, а Мати сунул пистолет во внутренний карман камзола. Солдаты вытолкали нас под дождь с другой стороны будки, и, взяв автоматы на изготовку, зигзагами побежали под дождём, увлекая нас за собой. Точнее говоря, один бежал впереди, а второй – сзади, всё время подбадривая окриками то Мати, то меня, когда мы норовили упасть.
Бетонное покрытие было старым и неровным. Кое-где пробивалась трава, повсюду стояли лужи. Молнии изредка освещали тёмные силуэты гигантских кораблей вдалеке. Когда мы добежали до первого корабля, стало понятно, что эта старая рухлядь оставлена здесь ржаветь на металлолом. Я бежал уже с трудом, хватая ртом воздух. Мати держался молодцом. Солдаты прикрикнули на нас, и мы двинулись дальше, забирая правее.
Следующий корабль оказался не лучше первого: одна опора прогнила, и он стоял, опасно накренившись на стартовом столе. Я наглотался дождевой воды, у меня жгло пищевод, а сердце так и норовило выскочить из груди. Отдышаться не получалось. Бегущий сзади солдат схватил меня за плечо больной руки и, не смотря на мои протестные вопли и матюги, поволок меня силком. Темп наш замедлился, мы забрали левее. Впереди показались тусклые аварийные огни взлётной полосы.
Небольшой, хищного вида челнок был едва заметен на огромном пустом лётном поле. Он стоял в полной темноте, габаритные огни не горели. Мы добежали до хвостового трапа и отдали солдатам плащи, поблагодарив их поклонами. Единственный пилот молча усадил нас в кресла и показал, что нужно застегнуть ремни. Мешки мы затолкали под сиденья. Он ещё что-то пытался нам сказать, но я всё равно ничего не понял. Перед глазами у меня замерцали звёздочки, я изо всех сил старался восстановить сбитое дыхание. Иллюминаторов в салоне не было, и я прикрыл глаза.
Челнок включил двигатели и начал набирать скорость. Когда челнок оторвался от земли, двигатели взревели, и нас вдавило в кресла. Кровь отлила от лица, я чуть было не потерял сознание. Это длилось довольно долго, а потом сразу наступила невесомость. Я почувствовал это по воцарившейся в салоне тишине, когда двигатели выключились, а следом и тошнота не заставила себя долго ждать.
- Может, отстегнёмся и потанцуем? – Предложил довольный Мати.
- Тебя что, совсем не тошнит? Мне бы лучше прилечь, - Сознался я.
- Тошнит, но я привычный: пол жизни в космосе, как-никак. Ну ничего, скоро уже вернёшься в свою тёплую постельку, а я тебе массаж сделаю. Это, конечно, если ты уже завязал со своими предрассудками, - И он мне подмигнул.
- Вот уж против чего не буду возражать, так это против ванной и массажа, но потом – честно – только крепкий здоровый сон. Часов двадцать. Или тридцать, - И я улыбнулся, а он улыбнулся мне в ответ.
Я вдруг ощутил, что этот человек стал мне близок. Впервые за много-много лет я обрёл друга. Бывает, что люди, попавшие в переделку, потом навсегда расходятся в разные стороны, чтобы каждый из них не напоминал другому о пережитом. Но мне не хотелось с ним расставаться, это приключение сблизило нас. И пусть мы никогда не будем любовниками в прямом смысле этого слова, потому что я пока не готов к этому, и не знаю, буду ли готов когда-нибудь, но я бы хотел улыбаться ему и видеть его ответную улыбку. Я бы хотел быть с ним рядом. Не знаю, надолго ли, ведь его природа возьмёт своё, но в его лице все эти книжные фразы про неразлучных друзей, про дружеское плечо и взаимопомощь вдруг вновь обрели ту детскую непосредственность и романтизм, которые я впервые испытал, когда подростком прятался по ночам под одеялом, читая на компьютере «Остров сокровищ», а блок реальности брызгал мне в лицо морской водой и скрипел снастями, источая запах мокрого дерева, табака и крепкого ямайского рома. Мысли путались у меня в голове.
- Мати, - Позвал я.
- Что? - Он тут же повернулся ко мне и внимательно посмотрел в моё лицо, на котором, наверное, застыла идиотская улыбка.
- Я хотел тебя спросить…. – Я всё никак не мог собраться с мыслями.
- Ну, говори же, что хотел спросить? – И он делано закатил глаза к потолку. – Рик, ты иногда такой тормозной бываешь!
- Вот ты был бы не против… - Я опять замолчал: меня начало сильнее подташнивать.
- Был бы не против чего? – Мати смотрел на меня хитрющими глазами.
Челнок начал маневрировать и травить воздух. С разных сторон доносилось шипенье, где-то совсем тихое, а где-то значительно громче.
- Ладно, когда мы состыкуемся, ты отоспишься, посмотришь со станции на Сибирь – там замечательные пейзажи – а посмотреть их ты можешь только со станции, ибо радиация такая, что деревья валит наповал, тогда и поговорим, - Сказал Мати устало.
- Погоди! – Воскликнул я, поддавшись внезапно пришедшей мне на ум мысли. – Всё сходится: они выбрали место, которое нельзя сравнить по ландшафту, так как никто в здравом уме не поедет делать топографические съёмки на Урал, боясь нарваться на радиацию!
- Когда не надо, так ты вон как быстро соображаешь, - Усмехнулся Мати. – И что это нам даёт?
- Да ничего, - Кисло ответил я. – Просто нас на станции ждёт не очень любезный приём. С цветами встречать нас не будут.
- Угу, мысль, конечно, здравая. Особенно в тот самый момент, когда мы уже шлюзуемся. А что они нам сделают? Ты же сам так говорил.
Ну что тут скажешь? Я нащупал пистолет в левом кармане брюк и, убедившись, что он на месте, почувствовал себя спокойнее.
Одна из панелей на полу поднялась вверх, образуя своего рода трап с поручнями, и под ней открылся шлюзовой люк. Мы осторожно отстегнули ремни и поплыли по коридору. Мати одной рукой цепко хватался за кресла, а другой тащил меня. Левой рукой я сжимал верёвки мешков, а правая так и болталась на перевязи. Мы аккуратно занырнули в люк, где нас подхватили на руки четверо азиатов в военной форме. Они забрали у меня мешки и понесли нас, как воздушные шарики, по центральному тоннелю. На них были ботинки с магнитными подошвами, поэтому в невесомости они передвигались довольно резво.
- Слушай, они что, ради нас захватили станцию? – Шепнул я Мати.
- Не знаю, - Прошипел он. – Но тоннель для станции как-то маловат.
Я тоже обратил на это внимание: помнится, центральный тоннель станции был как-то круглее и шире.
Солдаты дотащили нас до одного из боковых люков и увлекли туда за собой. По-очереди они заскользили вниз, удерживая друг друга за ногу. Я левой рукой вцепился в ногу Мати, а он обеими руками держался за поручни. Когда сила тяжести стала достаточной, мою ногу отпустили, я встал на ступеньки, и дальше мы уже спустились по лестнице в незнакомый мне коридор. Солдаты тут же окружили нас и, слегка подталкивая, повели по коридору. Я сжал в кармане пистолет, Мати тоже сунул руку в камзол. Нас довели до широкой раздвижной двери, перед которой дежурили ещё двое солдат. Они взяли под козырёк, двери разъехались в стороны, и сопровождающие втолкнули нас в ярко освещённое помещение.
Это был командный пункт звездолёта. Мы стояли на мостике, а под нами находились рабочие места тактических офицеров и голографическая карта. Всю фронтальную стену занимал обзорный экран с видом на планету, а прямо перед нами, на мостике, спиной к нам возвышалась широкая фигура человека в чёрном костюме. На голове его красовалась старомодная шляпа, а руки были сложены на груди.
Я выхватил пистолет, дёрнул правой рукой затвор и нажал на спусковой крючок, но вместо выстрела прицельный механизм отъехал в сторону, и на его месте вспыхнуло пламя зажигалки. Руки Мати, потянувшегося было к карману сюртука, безвольно повисли.
- Ха-ха-ха, - Фигура содрогнулась от смеха. – Стоит только кого-то спасти, как он тут же норовит выстрелить тебе в спину, - Саркастически заметил человек в чёрном, а его голос показался мне предательски знакомым.
Я убрал зажигалку обратно в карман. Человек в чёрном медленно развернулся к нам лицом и снял шляпу, слегка поклонившись. Меня чуть удар на месте не хватил, когда я увидел его лицо.
- Да-да, я тот самый «чёрный человек из чёрного леса», - Ослепительная улыбка сверкнула на его почти чёрном лице. – Ну разве ты мне не рад, старина Джеф?
Он подошёл ко мне, приобнял и похлопал по спине. Я промычал в ответ что-то неразборчивое, одновременно пытаясь удержать свой мозг от падения в пучины безумства.
- Джеф?! – Возмутился Мати.
- Шон, – Мулат протянул руку Мати. – Шон Блэквуд, его старый друг, - И он подмигнул мне. – А он разве не сказал, как его зовут?
Мати вяло потряс руку Шона.
- Он вообще мне много чего не сказал, - Произнёс он злобно.
- Он просто очень стеснительный у нас, так ведь, Джеф? – И Шон кивнул мне головой. – Но мы сейчас всё исправим. Та-там! Перед вами великий борец за научную справедливость – доктор Джеф Дженнингс! – И Шон захлопал в ладоши.
- Это как? – Мати вопросительно смотрел то на меня, то на Шона. – Это что, правда?!
- Ну… - Я не знал, как вообще реагировать на всё это безобразие.
- Да он, он, - Шон начал подбадривать меня. – Просто в другом теле. Но это всё мы сможем обсудить в моих персональных апартаментах, куда я вас и приглашаю. Пойдёмте же, у меня есть для вас сюрприз! – И он поспешил к выходу.
Мы последовали за Шоном. Солдаты у двери отдали нам честь.
- Откуда ты его знаешь? – Спросил Мати.
- Мы учились в одном классе…
- Да, мы одну школу заканчивали, - Встрял Шон. – Мы его избили в первый день, как он к нам перевёлся. Синяков ему наставили вот таких, - И Шон прижал кулаки к глазам, оборачиваясь к нам, чтобы мы его видели.
- А потом я их по-одному выловил в туалете и вмазал, как следует, - Злорадно сказал я.
- Ага, два молочных зуба мне вышиб, - Шон снова обернулся и показал пальцем на оскал своих передних зубов. – Я потом с ним целую неделю не разговаривал.
- Ну и нравы у вас в Америке, - Сказал Мати. – У нас в школе так часто не дрались.
- У нас тоже часто не дрались, - Пожал плечами Шон. – Только тогда, как кто-то подложит искусственного паука к нему в ранец.
- Они мне всё время пауков подкладывали, - Сознался я. – А меня это сильно раздражало.
- Мы тогда старый примитивный ужастик на уроке психологии посмотрели про пауков, - Шон прыснул от смеха. – А там главный герой как раз был такой мямля, его звали доктор Дженнингс.
- Они мне это потом на каждой встрече выпускников припоминали, когда я степень получил, и ржали, как идиоты, - Сказал я обиженно.
Очередная пара солдат отдала нам честь, и мы оказались в просторной гостиной. Угловой диван с кожаной обивкой расположился напротив большого белого полотна видеопанели. Массивные звуковые колонки возвышались на полированных мраморных постаментах. Огромных размеров невысокий столик овального стекла был придвинут к правой стороне дивана. Слева за палантином угадывалась гигантская кровать. По полу раскинулся цветастый ковёр.
- А теперь сюрприз! – Сказал улыбающийся Шон и распахнул дверцы бара, расположенного над диваном. – Выбирайте на любой вкус! Кто будет виски? Бренди? Ром? Водка? Это всё наша, земная выпивка!
Бар действительно был полон разношёрстных бутылок.
- Как ты всё это сюда протащил? – Спросил я. – А, ладно, я буду виски с содовой.
Я плюхнулся на диван и закинул ноги на край столика: если мне не суждено вникнуть в суть происходящего, так хоть напьюсь.
- Вот это по-нашему! – Обрадовался Шон. – Сейчас какую-нибудь закуску организуем. Как вам, кстати, мои апартаменты в стиле двадцать первого века?
Дождавшись от нас с Мати одобрительного мычанья, он открыл соседний шкафчик и извлёк оттуда огромную нераспечатанную банку испанских маслин. Мати сел рядом со мной, скинул кроссовки и пробовал босыми ногами ковёр.
- Ну что, напьёмся, как в старые добрые времена, – Сказал Шон скорее утвердительно, чем вопросительно. – Предлагаю тост за нашу чудесную встречу!
И мы напились.

Глава 12.
- Ещё по стаканчику? – Спросил Шон хмельным голосом.
Мы с Мати дружно закивали и подвинули к нему пустые стаканы.
- Содовая закончилась, - Шон потряс сифон и поставил его под стол.
- Какая жалость! – Голос начинал уже плохо меня слушаться. – Может рому со льдом?
- Льда тоже нет, - Шон развёл руками.
- Лей тогда так, - Сказал Мати.
Шон разлил ром по стаканам и поднял тост за принца Руперта.
- Какой к чёрту принц Руперт? – Спросил я. – Ты что, с Луны свалился?
- «Принц Руперт» - это флагман эскадры из пятнадцати больших крейсеров, - Шон встал, пошатываясь. – А я – командующий звёздным флотом. Поэтому предлагаю выпить за «Принца Руперта», на борту которого вы имеете честь делить хлеб с великим и беспощадным адмиралом Блэквудом.
Мы выпили, Шон налил ещё.
- Какого дьявола, Шон, ты морочишь нам головы? – Я выловил из банки большую маслину и засунул её в рот. – Как аборигены могли назвать свой флагман «Принцем Рупертом»?
- А они и не называли. Это я назвал, - Шон тоже потянулся к банке. – Ещё у меня в эскадре есть «Бреда», «Адмирал Нельсон», «Кларент», «Виктория» и «Робин из Локсли». Тебе все перечислить?
- Ты издеваешься над бедными мартышками, Шон! Как же аборигены будут такие названия выговаривать?
- Ничего, за столько лет уже привыкли.
- Лет?!
- А ты думаешь, я сюда, как на курорт, на месячишко заехал? Нет, ты ошибаешься: я уже давно сюда свалил. Эмми бросил, - Шон погрустнел, но ненадолго. – Зато теперь любая местная женщина – моя. Вот кем я там был? Да никем! Рядовой юрист: долги за дом, за машину, пенсионная страховка, работа по шесть дней в неделю, а иногда и без выходных, только чтобы семью прокормить…
- Да, Шон, юристом ты был действительно никудышным. Помнишь, как продул дело Бартона?
- Да не Бартона, а Бартека! Польский эмигрант, - Пояснил Шон уплетающему маслины Мати. – Врач, который не умел делать внутривенные инъекции. А в Америке есть строгие медицинские стандарты, которые запрещают колоть лекарства внутримышечно. И вот пара его пациенток – старухи, божьи одуванчики, - уговорили его сделать им курс витаминов в уколах. Ну он им и наколол такие синяки на руках, что те сразу побежали к окружному судье. Раздули неимоверный скандал: врач-убийца! Доктор – смерть! Но мне удалось свести это дело к лишению лицензии на год.
- То есть, дело-то ты продул, - Хихикнул я.
- Ах ну да, мистер умник сейчас будет тут всех учить, как вести дела! Надо было оставить тебя подыхать в капсуле.
- Что ты сказал, свинья? – Я негодовал. - Так это ты меня в капсулу засунул? Ну, сейчас я тебе и коренные зубы повылущу! – И я вскочил, одновременно размахиваясь правой рукой для удара.
Шон отпрянул, упал на ковёр, а я с размаху повалился на стол, роняя стаканы. Только ловкость рук Мати спасла банку маслин от опрокидывания. Рука разболелась, но я поднялся на ноги и, схватив левой рукой встававшего Шона за лацкан пиджака, кинул его на диван.
- Ну-ка колись, гад, - Сказал я зловещим голосом.
- Я позову охрану, - Предупредил Шон дрожащим голосом.
- О! Великий адмирал готов наложить в штанишки? – Я рассмеялся ему в лицо.
- Тише, мальчики, успокойтесь, - Подал голос Мати. – Ты сядь, - И он показал на меня вилкой. – А ты рассказывай, - Вилка обратилась к Шону.
Пристыженный, я поднял стаканы и сел. Мати налил нам всем по порции рома. Шон залпом опрокинул стакан в горло.
- Это была не моя идея, - Затараторил он. – Я вообще был против. Но им срочно нужно было испытать это своё устройство. Вот они и придумали этот трюк с капсулой: сгорит, и концы в воду. А пока горит, устройство работает. А наркоман этот, Рик, ну ему просто в капсулу газа подали, он и уснул, дурачок. Его в реактор затолкали, а когда процесс обмена завершился, обратно в капсулу и положили. Поэтому ты здесь, а он – там. Налей ещё, - Обратился он к Мати.
- А почему я? – Я задумчиво смотрел, как Мати наливает ему ром.
Шон залпом выпил вторую порцию. Мати подлил ему ещё.
- Потому что я тебя хорошо знаю. Я должен был удостовериться, что обмен прошёл нормально, и твоя личность восстановилась. Извини.
- И почему ты не сделал это сразу?
- Потому что мне пришлось разбираться с Хе’м Гор Т Сё и его сыном, которые умели командовать лучше меня, но ты сначала вырубил его сына, а потом и сам он спёкся. Я настроил местных так, чтобы они помогали вам подсознательно.
- А пистолеты-зажигалки и ночная пробежка под дождём – это тоже твоих рук дело?
- А здорово получилось? – Хихикнул Шон. - Я подумал, что в дело нужно добавить немного романтики.
- Да уж, романтики теперь хоть отбавляй, - Я подвинул стакан к Мати. – Наливай.
Мати чуть-чуть плеснул мне рома.
- Тебе больше нельзя, - Пояснил он.
Я не стал с ним спорить и выпил. Поискав глазами банку, и не обнаружив её, я уставился на Мати. На мой немой вопрос он развёл руками и смущённо улыбнулся.
- Со своими работодателями познакомишь? – Спросил я Шона.
- Что за вопрос! Они сами жаждут встречи с тобой. Милые старички, они тебе понравятся, - Шон усмехнулся. – Мы уже на полпути к ним.
- Мы что, уже летим? – Я недоумённо воззрился на Шона.
- И уже довольно давно, судя по моим ощущениям, - Сказал Мати. – Я тебе уже битый час глазки строю.
Я поднял со стола вилку и подвесил её между двумя пальцами. Вилка заметно отклонилась в сторону от вертикали.
- У меня одного здесь вестибулярный аппарат не работает? – Осведомился я.
- Пить надо меньше, - Сухо заметил Мати.
- Что, съел, профессор? – Шон расхохотался. – Ты бы так и не полетал на звездолёте, если б я тебя не вытащил. Здесь ориентация напрочь отказывает из-за постоянного вращения. Я тоже долго не мог привыкнуть.
- Вот смотрю я на тебя, Шон, и никак не могу взять в толк, как так получилось, что ты тут всеми командуешь? – Я толкнул свой стакан к Мати, он пролетел по стеклянной поверхности и рухнул на ковёр с другой стороны стола.
Мати даже не подумал его поднять.
- Гибкость, мой друг, - Язык Шона начал заплетаться, он нагнулся ко мне и поднял палец, решив одарить нас своим прозрением. – Это та особенность, которой так не хватает всем вам, мыслящим прямолинейно. Ну кто тебе мешал принять ту точку зрения, что Корпорация может путешествовать во времени? Сейчас был бы в шоколаде.
- Таким, как ты? – Я даже слегка протрезвел. - Правда, Шон, научная истина – вот что мне мешает. Я могу врать людям, но я не могу обмануть самого себя. Удел учёного во все времена был не в том, чтобы потакать своим слабостям, а в том, чтобы встать на сторону истины, в смелости признать неправоту, в дерзости радикальных идей, даже если в итоге тебя ждёт костёр. Ты же предлагаешь мне путь раба, а не творца. Посмотри на меня, Шон. Правда – это всё, что у меня есть. Если я начну врать себе, если предам истину, то я превращусь в банальную марионетку, не смеющую поднять головы, как миллиарды землян, или как эти твои обожатели. А я, Шон, я - марионетка, которая подняла голову, которая увидела истину, и которая уже не может вот так просто опустить голову и забыть об увиденном!
- Дурак ты, Джеф. Как был самовлюблённым дураком, так им и остался, - Шон хлопнул себя ладонью по колену. – Сам посмотри на себя. Ты – никто. Кому нужна твоя правда? Да тебе даже не поверят, что ты – это ты. Чего ты добьёшься? Взойдёшь на эшафот с криком: «Она вертится»? Таким ты видишь конец своей научной карьеры?
- Да, пусть взойду на эшафот, - Грустно сказал я. - Но, может быть, другие марионетки тоже поднимут головы. Кто-то же должен им сказать, что она вертится.
- И не надейся: плевать они на тебя хотели. Они заняты своими мелочными делами. Твоё исчезновение даже не заметят.
- Жаль, иногда достаточно даже намёка, чтобы люди могли отгадать правду!
- А я, знаешь ли, не хочу обнажать правду перед их любопытными и близорукими глазами, - Пробурчал Шон. – Ладно, ребята, вы как хотите, а я пошёл спать. Диван в вашем полном распоряжении.

Глава 13.
- Вот проклятье! – Я громко выругался, попытавшись подняться с дивана.
Голова опять раскалывалась, и я плюхнулся обратно на кем-то заботливо подложенную подушку. На пол со лба соскользнуло мокрое полотенце. Это уже входит в привычку – просыпаться с головной болью. Я схватился правой рукой за голову и обнаружил, что рука практически не болит, и я могу свободно двигать пальцами.
В узкое поле моего похмельного зрения попал вытирающий голову обнажённый Мати.
- Ты что, купался? – Спросил я болезненным голосом. – У меня рука прошла.
- Сама или при помощи далёких пришельцев, которые шлют во снах тебе привет? – Мати присел на диван рядом со мной, взял со стола очередное мокрое полотенце и положил мне на голову.
- Спасибо! Что бы я без тебя делал, - Сказал я искренне.
- Я будил тебя ночью: мы сделали пространственный скачок. Было интересно, но ты всё проспал.
- Я напился, как свинья.
- А по-человечески нельзя было напиться? Не как свинья?
- Извини, я больше не буду.
- Я тебе больше не дам так напиваться. Сам себя позоришь. Кстати, у Шона тут есть душ. Вода наша, с рециркуляцией. Постой под душем, полегчает.
С каких это пор он возомнил, что будет или не будет мне что-то позволять? Подняться с дивана мне стоило больших трудов, и я поплёлся искать душ. Мати вскочил и повесил полотенце мне на плечо.
Душ оказался рядом с туалетом, и я мысленно содрогнулся, представив себе, откуда берётся рециркулированная вода. Свалив одежду в углу, я задёрнулся занавеской и открыл кран. На меня полились слабенькие струйки вполне себе сносной тёплой воды. Опёршись одной рукой на стену, я начал приводить в порядок себя и свои мысли. Спустя пару минут в моей голове слегка прояснело, и я, пошарив по полкам и шкафчикам, нашёл всё, что мне было нужно, включая вполне приличную бритвенную пасту и современный набор первой помощи. Намазав лицо пастой, и позволив нанороботам заняться моей щетиной вплотную, я приступил к перевязке, но под бинтом обнаружил лишь покраснение на коже. Такого чуда просто не могло произойти, если только…
Я открыл набор первой помощи и обнаружил пропажу – инъектор с заживляющими наноботами. Мати ночью вкатил мне лошадиную дозу этой дряни. Вот почему мне так плохо: эти твари потребляют огромное количество воды. У меня банальное обезвоживание. Я открыл кран, смыл с себя растворённую щетину и жадно напился воды. Мне сразу же страшно захотелось в туалет. Преодолевая жгучую боль при мочеиспускании (а если в вас сидят сотни миллионов маленьких тварей, то к этому просто нужно быть готовым), я облегчился прямо в душевую кабину. Голова начала проходить, странная ломота во всём теле тоже отступила.
Первой же моей мыслью после всех водных процедур было напомнить Мати, в том числе кулаками, кто есть кто. Но так с друзьями не поступают, а он ведь повёл себя, как самый настоящий мой друг: пытался остановить меня, чтобы я не напился, ухаживал за мной, даже заживляющую инъекцию сделал. Кто бы ещё стал ухаживать за мной? Шон, который только и делает, что называет себя моим другом? Нет, я буду полным идиотом, если обижу своего единственного настоящего друга! Я обернулся полотенцем и, полный решимости поблагодарить Мати, распахнул дверь и сделал шаг в комнату.
Молодая азиатка, стоявшая посреди комнаты с пакетом в руках, вскрикнула от неожиданности. Я попятился назад, полотенце съехало с бёдер и упало на пол. Азиатка бросила пакет и выбежала из комнаты.
- Смотришься неплохо, - Прокомментировал Мати, который одевал новенькие брюки на диване. – В пакете одежда для тебя.
Я поднял полотенце и прикрыл стыдливое место, потом взял пакет, сел на диван и вытряхнул содержимое пакета на стол. Там оказались аккуратно сложенные серые брюки, зелёная рубашка и комплект нижнего белья чёрного цвета. Когда я развернул длинные большие трусы-шорты, Мати хихикнул.
- Бельё для настоящего англичанина, - Прокомментировал он.
- Родители Шона из Англии, - Машинально заметил я. - И зелёная однотонная рубашка – это в его стиле.
- Держись, мне вообще белая досталась. Если стесняешься, я могу отвернуться.
- Мне нечего стесняться, - Сказал я, хотя и почувствовал, как краснею.
Гордо отбросив полотенце в сторону, я натянул нижнее бельё и оделся. Мати с интересом разглядывал меня.
- Зачем ты на меня так смотришь? – Раздражённо спросил я.
- А зачем ты меня рассматривал?
- Ты же хотел покрасоваться, а я – человек скромный.
- Чего ты стесняешься?
- Я не стесняюсь.
- Стесняешься.
- Не стесняюсь! Ну ладно, стесняюсь. Чего ещё ты хочешь? Попу тебе показать?
- Тихо, не кричи, - Сказал Мати ласково, отчего я чуть не взорвался. – Ты боишься, что мужчина может желать близости с тобой?
- Ну да, наверное, - Я вдруг понял, что он прав, и всплеснул руками. – Я боюсь не только этого, но и того, что… - Я облизал пересохшие губы. – Ну что это может реально случиться со мной.
- Это естественный страх человека, воспитанного в обществе пуританской морали.
Мати приблизился ко мне и взял меня за руку, а я еле подавил в себе приступ панического страха и желание отдёрнуть руку. Мати посмотрел на меня, а мне вдруг захотелось убежать.
- Ты весь дрожишь, - Продолжил он, глядя мне в глаза. – Не бойся, я не причиню тебе вреда. Я – твой друг, ты можешь доверять мне. И как твой друг, я хочу смотреть на тебя, быть рядом с тобой в горе и в радости. Я хочу помогать тебе. Разве это плохо? Разве не об этом ты хотел со мной поговорить?
Слёзы выступили у меня на глазах, я обнял его и прижал к себе.
- Спасибо, друг! - Только и сумел сказать я.
- Ну вот, сразу нюни распустил, - Заворчал Мати. – Лучше выпусти меня, не то раздавишь ещё, и наша дружба на этом закончится.
- Ой, прости! - Я разжал объятья, которыми сдавил его, и рассмеялся, утирая глаза рукавом.
- А теперь глубоко вдохни, выдохни и расслабься, - Посоветовал он. – И запомни: никто тебя насильно в постель не затащит, если только ты сам этого не захочешь.
- Пойдём, разведаем здесь всё, - Предложил я и направился к дверям.
Мати последовал за мной.
Двери распахнулись, но стоявшие у дверей солдаты преградили мне путь.
- Мы находимся здесь с дипломатической миссией, - Стараясь говорить как можно более непринуждённо, соврал я им. – Прошу выделить нам сопровождающего для осмотра звездолёта.
Солдаты переглянулись и пожали плечами. Оружия при них не было. Сантиметров на пятнадцать ниже среднего землянина, и в плечах поуже будут: я прикинул свои шансы, и, вспомнив уроки бокса, вмазал, что есть силы, солдату справа в челюсть. Солдат поднялся в воздух на полметра и вылетел в коридор. Пока левый разевал рот, я наотмашь ударил его ладонью по лицу, и он отлетел к соседней стене – про низкую силу тяжести я совсем забыл. Довольный тем, как вырубил солдат, я повернулся к Мати и помахал ему рукой, но его округлившиеся от удивления глаза заставили меня обернуться. Весь коридор был полон солдатами. Они стояли очень плотно, заполняя собой всё пространство, которое только мог охватить глаз, и, не мигая, смотрели на нас.
Попытка протиснуться между ними закончилась полным провалом – они не сдвинулись и на шаг. Для приличия я ещё немного потолкался и отступил обратно в комнату. Дверь закрылась у меня перед носом.
- М-да. Откуда они только взялись, - Я вернулся на диван. – Поздравляю, мы теперь пленники. Что ещё придумал старина Шон?
- Полагаю, ничего хорошего, - Мати ходил по комнате, осматривал и щупал стены.
Моё внимание привлекли несколько датчиков пожарной охраны на низком потолке. До них вполне можно было дотянуться.
- Ты ведь летал на подобных кораблях? – Начал я издалека.
- А то. Только не на таких больших: у нас денег почти не выделяют на космические исследования.
- Что будет, если сработает система пожаротушения?
- По инструкции нужно покинуть отсек, затем он заполняется углекислым газом. Если останешься – не выжить. Разве что в отсеке есть изолирующая маска.
- А двери?
- Блокируются через 30 секунд. Открываются только снаружи и только спец ключом.
- В крайнем случае, будем знать, как покончить с собой.
- Оптимистично, ничего не скажешь, - Язвительно заметил Мати.
Я вернулся в душевую и вытащил из кармана старых брюк пистолет-зажигалку, после чего отправил всю свою прежнюю одежду в корзину для грязного белья. Проверив, что зажигалка работает, я сунул её в карман брюк. На пороге душевой появился Мати.
- Думаешь, через душ можно попасть в соседний отсек? – Спросил он.
- Нет. Вернулся за своей зажигалкой. Вдруг пригодится. Подарок аборигенов, всё-таки.
- А я свою и не выбрасывал, - Мати пожал плечами. – Только тяжёлая она, карман оттягивает.
- Да не такая уж и тяжёлая, - Я похлопал себя по карману.
Мы вернулись на диван и разлеглись на его половинках. Мати предложил поиграть в слова, но это быстро нам наскучило. Время шло. Какое-то гнетущее чувство примешивалось к моим ощущениям реальности. Я списал это на адаптацию к полёту. В какой-то момент я даже задремал и увидел кошмар про вселенную, сворачивающуюся в точку.
Разбудила меня та же девушка, что ранее принесла одежду. На сей раз у неё в руках был поднос с едой: две чашки горячего бульона, тарелки с булками и овощным салатом. Она поставила поднос на стол и спешно удалилась.
- На такой диете не поправишься, - Мати скорчил кислую мину.
- Тебе бы всё жрать!
- Я голоден, две недели сидел на хлебе и воде. А ты же не хочешь, чтобы я умер с голоду?
Мати отгрёб себе половину моего салата и забрал все булки.
- Мы же друзья, а с другом надо делиться, - Пояснил он с набитым ртом.
С неохотой я дохлебал постный бульон, откинулся на подушку и попытался снова задремать. Гнетущее чувство, будто я что-то упустил в своих соображениях, снова вернулось ко мне, но я отогнал его и опять задремал.

Глава 14.
Так прошло четыре дня, если судить по ощущениям Мати, а по мне, так прошла целая неделя. Шон не появлялся, и мы оккупировали его гигантскую кровать. Я даже успел привыкнуть к тому, что Мати где-то рядом в постели, на расстоянии вытянутой руки, а он иногда приваливался на мою руку во сне. Тогда я не решался разбудить его, лежал и смотрел, как он спит.
Девушка регулярно приносила нам скудную еду. На все попытки заговорить с ней она пулей вылетала из каюты. Солдаты тоже молчали, только теперь они реагировали гораздо быстрее: стоило дверям открыться с нашей стороны, как коридор начинал заполняться солдатами, и, спустя минуту, десятки пар немигающих глаз уже тупо смотрели тебе в лицо.
Как-то я спросил Мати, почему нигде нет часов.
- А зачем? - Пожал он плечами. - На корабле всегда устанавливают своё расписание – корабельные сутки, и отмеряют интервалы времени особым сигналом. Нам просто не подают его в каюту.
К концу четвёртого дня корабль начал тормозить. Я почувствовал это по подкатившей вдруг тошноте и начавшей давить на меня силе, стремившейся сбросить меня с постели. Мати тоже это почувствовал. Он повернулся ко мне и грустно улыбнулся.
- Вот и приехали, - Прошептал он.
Мати протянул руки под одеялом и крепко сжал мою руку в своих ладонях. Я почувствовал себя неловко.
- Джеф, - Сказал он взволнованно. – Могу я тебя о чём-то попросить?
Мне стало совсем не по себе.
- Конечно, только я не все просьбы смогу выполнить…
- Я понимаю. Я хочу попросить, - Он вытащил мою руку из-под одеяла, зажмурился и приложился к ней щекой. – Чтобы ты помнил, что бы ни произошло, но чтобы ты помнил, что я люблю тебя.
И он заплакал горькими слезами.
- Ну что ты, что ты, я обещаю! - Я придвинулся к нему и стал гладить его по голове свободной рукой, утешая. – Не надо так плакать из-за меня. Я совсем не стою твоей любви.
Через какое-то время он успокоился и прижался ко мне, уткнувшись носом в плечо. А я ощутил его дыхание на коже и впервые почувствовал, как приятно пахнут его волосы…
- Ну всё, голубки, подъём! – Шон разбудил нас, сдёрнув одеяло. – Я, конечно, задумывался, Джеф, почему ты не женат, но всё же не думал, что всё так запущено.
- Ты всё не так понял, - Сказал я, одеваясь. – Мати стало грустно.
- Ну конечно, ему стало грустно в твоих объятьях, да ещё и в моей кровати, - Злорадно заметил Шон. – И трусы ему помешали грустить.
- Если бы всё было так, то я тоже был бы голый, - Я разозлился на Шона. - Мати всегда так спит, можешь его спросить.
- Не спорь с ним, - Сказал мне Мати. – Люди часто придумывают себе повод ненавидеть других.
Когда мы вышли из каюты, нас сразу же окружила толпа солдат, которая начала перемещаться вместе с нами к ближайшему трапу.
- А они неплохо усвоили урок. Только зачем эти игры: нам ведь всё равно бежать некуда? – Спросил я Шона.
- Это я придумал. Эффективно, не так ли? – Усмехнулся Шон. – Военные смоделировали ситуацию: вы могли угнать челнок. Лови вас потом в открытом космосе.
- Надо было не травить с тобой байки, а действовать! - В сердцах воскликнул я.
- А ещё кое-кто напился, как одно животное, не будем его называть, - Добавил Мати.
- Я осознал, - Мрачно сказал я и поставил подножку справа идущему солдату.
Весь ряд сбился в кучу, солдаты попадали друг на друга, а мы прошли мимо барахтающихся солдат. Вверх по лестнице мы лезли молча.
В центральном тоннеле царила суматоха: солдаты вереницей тащили в челнок здоровенные ящики, возвращаясь обратно налегке. Шон протолкнулся между ящиками, а мы пристроились за ним и поплыли в общем потоке. Через шлюзовой люк мы миновали грузовой отсек челнока и оказались в пассажирском, тоже заставленном ящиками. Шесть мест занимали девушки-азиатки, а напротив нас расположились три солдата.
Челнок оказался большим и с иллюминаторами. Сиденья в левом ряду были сложены, и на их месте закреплены ящики, а в правый иллюминатор тускло светили звёзды. Свет в салоне был приглушён.
- Сменный персонал, - Неопределённо кивнул Шон то ли на девушек, то ли на солдат.
- Персонал чего? – Спросил я.
- Станции «Альфа». Ты такого чуда ещё не видел.
- А почему она так далеко, что нам пришлось делать гиперпространственный прыжок?
- Габариты не позволяют ей долго находиться в планетной системе: метеорит может словить. Поэтому она всё время движется в относительно безопасной части пространства.
- А движется она, конечно же, чтобы не засекли, - Пробормотал я.
Шон сделал вид, что не услышал меня. Солдаты крепили последний ящик. Спустя некоторое время возня стихла, и началась процедура шлюзования.
Челнок плавно отделился от корабля и развернулся. В иллюминатор мы увидели тёмную махину звездолёта, подсвеченную лишь габаритными огнями. Посадочный прожектор челнока сверкнул на полированных деталях арматуры, осветив на мгновенье вращающееся колесо с отсеками для экипажа. Челнок включил маршевые двигатели и, быстро набрав скорость, устремился к цели. Бесформенное тёмное пятно где-то впереди нас начало приближаться.
При подлёте мы сбавили скорость, а тёмное нечто включило габаритные огни. Посадочный прожектор челнока не мог осветить всё сооружение, но и без того привыкшие к темноте глаза смогли различить детали этой гигантской станции.
Шесть огромных, несколько километров в диаметре, колец вращались в разные стороны относительно центральной бочкообразной фермы. Я даже открыл рот от удивления.
- Вот это да, - Пробормотал я, ибо станция действительно была способна поразить воображение любого, кто видел её впервые. – Кто-то явно решил воздвигнуть себе рукотворный памятник.
- Скорее ковчег, - Задумчиво сказал Мати.
- Ковчег? – Переспросил я.
- Ну да, ведь в случае опасности планетарного масштаба такая станция – единственный шанс спасти как можно больше самого ценного, что есть на планете – людей.
- Не всегда люди – самое ценное, - Шон криво усмехнулся. – Но в чём-то ты прав.
Челнок пристыковался к станции, и девушки первыми покинули борт. Затем Шон сделал нам знак, мы отстегнулись и последовали за ним. Попав в просторный центральный тоннель, Шон первым делом открыл какой-то ящичек на стене и достал оттуда комплект магнитных накладок на обувь. Ремешки сами застегнулись вокруг его ботинок, стоило только приложить накладки к подошвам. Мы с Мати последовали его примеру, и спустя несколько минут уже крепко стояли на ногах.
За Шоном мы прошли по центральному тоннелю, нырнули в один из колодцев и оказались в коридоре одного из колец. Из динамиков прозвучал мягкий «дзинь», и женский голос на чистом английском с лёгким акцентом произнёс: «Станционное время одиннадцать тридцать. Посетите солярий, затем вас ждёт полдник в столовой номер 14». Шон выругался, резко развернулся и пошёл в обратную сторону.
- Мне кажется, или здесь стоит какой-то затхлый запах? – Поинтересовался я.
- Я тоже его чувствую, - Сказал Мати. – Напоминает запах в доме престарелых. Пахнет старостью и упадком.
Мы подошли к дверям, на которых было написано «Солярий». Шон вошёл в тамбур первый, достал из стенного шкафчика очки с зелёными стёклами и вручил нам. Надев очки, мы прошли в солярий.
Яркий солнечный свет заливал широкое помещение с высоким потолком и полированным деревом на полу. Плотный, насыщенный кислородом, воздух рассекали изумрудные световые лучи. В воздухе стоял устойчивый запах грозы и мокрых листьев. Стены – огромные экранные панели - изображали лиственный лес со снующими по деревьям белками. Слышалось неназойливое птичье пение и шорох ветра.
Откуда-то с потолка медленно падали маленькие светящиеся шары, похожие на сгустки тумана размером с небольшой орех. Я подставил ладонь под один такой шар, он растёкся по ладони, впитываясь в кожу, и я ощутил лёгкое прикосновение, как от пёрышка, потом едва заметное покалывание и растекающееся от этого места приятное тепло.
Мати вытянул руки и восторженно ловил шары обеими ладонями. Очередной шар упал мне на макушку, и приятное тепло побежало от темени по шее и спине. На секунду я даже забыл, что мы здесь делаем. Судя по идиотскому выражению лица Шона, он тоже поймал шар на голову.
Невдалеке полукругом расположился ряд шезлонгов. Напротив них стояли в ряд двенадцать инвалидных колясок, в которых сидели полуголые старики в зелёных очках. Некоторые были абсолютно лысы, другие со спутанной белёсой шевелюрой, двое из них носили длинные бороды. Они внимательно следили за нами.
- Подойдите сюда, молодые люди, - Стариковским, но властным голосом сказал ближайший к нам дед.
Стальная воля его голоса вывела нас из оцепенения.
- Шон, Вы можете отдыхать, - Добавил он тоном, не допускающим возражений.
Шон открыл было рот, но повернулся и ушёл. Мы с Мати сели в шезлонги.
- Меня зовут господин Хатуль, - Представился говоривший. – Это господин Шацу, господин Кон Ме, господин Гато, господин Билади, господин Фелезе, господин Мао, господин Катэр, господин Пака, господин Кеди, господин Неко и господин Пуна, - Он последовательно указал рукой на каждого из стариков.
Они кивали нам каждый раз, когда он называл их имена.
- Чувствуйте себя здесь, как дома, - Продолжил господин Хатуль. – У нас редко бывают гости. Вижу, вам понравился энергетический душ?
Мы дружно закивали головами.
- Тогда заходите сюда почаще, - Господин Хатуль улыбнулся, продемонстрировав нам ряд хорошо сохранившихся зубов.
- Послушайте, а Вы, случайно, не тот самый господин Хатуль, о котором нам так много говорили местные азиаты? – Спросил я, слегка приврав.
- О, они совсем не азиаты, - Заскрипел господин Катэр, а мне даже послышалось нечто, похожее на смешок. – Они называют себя Ки’в Т О, что означает «люди из воды».
- Генетический код отличается более, чем на треть от вашего, - Добавил господин Пуна и кашлянул. – Раньше эту планету населяли и другие народы, но они успешно их ассимилировали.
- Много наций – много проблем, одна нация – одна проблема, - Встрял господин Гато и захихикал.
Господин Хатуль грозно глянул на господина Гато, и тот умолк.
- Вижу, вас беспокоит множество вопросов, - Сказал господин Хатуль, делано улыбаясь. – Может быть, вы согласитесь тогда разделить с нами скромный ланч, после чего мы сможем продолжить нашу беседу?
Я как раз поймал очередной шар на макушку и не мог адекватно реагировать. Мати больно ткнул меня кулаком в бок, я вскочил с шезлонга и затараторил: «О да, да, конечно!».
В солярий вошли девушки в очках. Они помогли старикам одеться и повезли их на объявленный полдник. Мы проследовали за ними.
- Очки сними, - Шепнул мне в тамбуре Мати. – Ты ведёшь себя хуже, чем они.
Я действительно пребывал в состоянии какой-то эйфории от этих шаров. Интересно, это так и было задумано?

Глава 15.
По сравнению с тем, чем нас кормили на крейсере, скромный ланч можно было смело назвать праздничным ужином: дымящийся суп-пюре, паровые котлетки в нежном соусе, отварной картофель со свежей зеленью, рассыпчатая белая рыба с протёртой чечевицей, рисовые шарики под кисло-сладким соусом с молодыми побегами бамбука, многослойные бисквитные тортики, разноцветное желе и, конечно же, ароматный английский чай в пузатых фарфоровых чайничках. При виде всего этого разнообразия у меня живот свело.
- Только не говори, что всё это нам нельзя есть, - Страстно зашептал Мати мне на ухо.
- Не стесняйтесь, - Сказал господин Хатуль. – За эту скромную трапезу мы должны поблагодарить нашего добрейшего друга Шона, который бесперебойно поставляет нам продукты с Земли. Мы, старики, едим мало, поэтому нам будет только в радость, если вы присоединитесь.
Девушки принесли нам столовые приборы и разлили суп: старикам понемногу, некоторые даже отказывались, а нам по полной тарелке. Я запустил ложку в суп и медленно поднёс её ко рту, наслаждаясь ароматом еды. Только годами воспитанная вежливость не позволила мне поднять тарелку и выпить весь суп залпом. Вдруг среди размеренного позвякивания ложек о тарелки раздалось резкое швырканье – это Мати слишком быстро набил рот горячим супом и теперь не мог продышаться. Старички сделали вид, что ничего не заметили. Они действительно ели мало, и у меня даже сложилось впечатление, что вся еда предназначалась нам. Но это их ненавязчивое гостеприимство меня совсем не радовало, я всё больше и больше погружался в мрачные мысли.
- Полагаю, вы не против, если мы совершим небольшой моцион после ланча? – Осведомился господин Хатуль, поставив на стол недопитую чашку с чаем.
Я поднялся из-за стола, а Мати развалился на стуле и вставать не хотел или уже не мог. Судя по его виду и тяжёлому дыханию, он явно объелся, но всё ещё с интересом посматривал на недоеденное стариками желе. Уставившись ему прямо в лицо, я пытался гримасами и едва заметными покачиваниями рук показать, что уже пора идти. Он тяжело вздохнул мне в ответ.
- Что ж, когда-то я тоже был без ума от сладкого, - Мечтательно заметил господин Хатуль, а старики закряхтели, поддакивая. – Ваш друг может остаться и продолжить трапезу. У нас нет здесь строгих правил, кроме назначений врача.
Мати жалобно посмотрел на меня. Казалось, он бы душу продал за лишний кусок бисквита, и я махнул на это рукой.
- Вы не соблаговолите повезти мою коляску? – Спросил господин Хатуль, когда мы вышли в коридор. – Мне тяжеловато с ней управляться.
Остальные старики остались в столовой.
- Куда едем? – Поинтересовался я, с трудом сдвигая коляску с места.
- Здесь восхитительная оранжерея! Доктора настоятельно рекомендовали мне регулярные прогулки. Думаю, для Вас это тоже было бы полезно.
И я покатил его в оранжерею.
- Последнее время меня терзают сомненья: почему вы не используете местных для обмена личностями? Могли бы уже давно ходить своими ногами, - Спросил я мрачно, как только мы отошли достаточно далеко от столовой.
- О, я давно заметил, что Вас что-то беспокоит, - Сказал господин Хатуль. – И я ценю вашу прямоту: не каждый решится в вашем положении на прямые вопросы, - Он помолчал. – Господин Гуян-и вынужден был прибегнуть к помощи местного юноши. Вы знаете его под именем Хе’м Гор Т Сё. Мы выбрали самого способного юношу, он даже обладал весьма неплохой способностью к гипнозу. Но после периода адаптации личность господина Гуян-и не восстановилась полностью. С годами она деградировала, он начал мыслить неверно и поддался соблазнам. Завёл ребёнка, пытался убедить местное население самостоятельно принимать решения. Это совсем на него не похоже. Поэтому мы решили не делать более опрометчивых поступков – метод изначально был предназначен для существ одного пола и вида.
- Выходит, я способствовал смерти самого нормального господина? – С горечью заметил я.
- Все мы совершаем ошибки, - Господин Хатуль покачал головой, а я, хоть и не видел его лица, готов был поклясться, что на его лице заиграла усмешка.
- Главной моей ошибкой было прилететь на гейт-станцию, - В сердцах сказал я.
- Ваша судьба была предрешена с того самого момента, как мы направили Вам приглашение.
- И Вы не боитесь, что я могу просто свернуть вам шею?
- Какой накал страстей! Вы же не обидите несчастного старика, которому осталось жить не больше года, если верить показаниям моего измерителя пульсовой волны? – Он показал приборчик на левой руке, который я поначалу принял за часы.
Мы въезжали в оранжерею – длинный зал с высоким арочным потолком. Тропические лианы вились между диковинных деревьев. Разноцветные птицы порхали с ветки на ветку, переливаясь в лучах кварцевых ламп. Под ногами захрустел мелкий гравий. Горячий воздух был напитан ароматами усеивавших подлесок цветов.
Он был прав – беззащитного старика я не смогу обидеть.
- А как вы собираетесь заставить меня отдать вам это тело? Как вообще Вы управляете людьми, ведь у Вас нет никаких способностей, даже гипноза, как у вашего Гуян-и?
- Когда-то у нас были величайшие способности, и мы распоряжались всеми известными нам вселенными по праву сильного. Но наши рабы обманули нас. Они поднесли нам в дар инструмент, который позволял нам жить вечно, но с каждой реинкарнацией мы утрачивали свои способности. Шаг за шагом. Пока не стали обычными людьми. О, мы жестоко отомстили им – их вселенная перестала существовать. Эти ящерицы стояли на коленях и умоляли нас взять их лучшие яйца, но я приказал выкинуть их за борт. Не будет больше мятежных рабов. Ни одного.
- Вы сами виноваты. Вы, как царь Мидас, запустили руки по локоть в золото, и теперь они у вас по локоть в крови, - Съязвил я.
- Как видите, мы и так неплохо управляем людьми. Достаточно лишь дёрнуть за ниточки души, как марионетки тут же начинают семенить ногами.
- А зачем нужно управлять людьми? Жили бы себе спокойно, супчик бы хлебали. Детей бы растили. Наслаждались бы жизнью, одним словом.
- Если бы не мы, двенадцать вселенных погрязли бы в хаосе! Люди не способны самостоятельно принимать правильные решения. Не вмешайся мы, вы бы истребили друг друга. Зло, зависть и ненависть правили бы этим миром. Не наша помощь, так на Земле никогда больше не было бы жизни после падения астероида. Мы спасли народы не одной планеты, мы несём созидание и грамотное управление.
- В свою пользу, конечно. И бедных ящериц по той же причине обрекли на вымирание. Может, ещё где проявилась расовая дискриминация? Вам же нужны были тела только вашего биологического вида.
- Люди глупы, - Он предпочёл не заметить моего выпада. - Мы учим их быть самостоятельными, но процесс идёт очень медленно.
- Особенно, когда это вам не нужно. Я вот только не могу понять, зачем вы посылали мне эти виденья? И что это за бред про совместимую пару, одну из трёх возможных? Это-то зачем?
- Виденья? – Господин Хатуль задумался. – Наши рабы владели такой технологией, но я думал, что она утрачена. На этот счёт есть древняя легенда. Такая древняя, что я даже успел забыть про неё. Легенда гласит, что каждое поколение приходит Праведник, в чьё сердце нисходит искра божественного присутствия. Она наполняет его светом божественного сознания, но раскрыть этот свет миру может только Муж, который избирает Праведника своей вечной супругой. Оба они жертвуют собой ради друг друга, и в этой великой любви проявляется божественный дар. Дар творить, подобно богу. Но это всего лишь сказка, которую я услышал от своего деда. Кто-то поверил в неё или хочет, чтобы поверили Вы. Меня больше беспокоит то, что с помощью этой технологии кто-то может попробовать внушить людям плохие мысли.
- То есть вы не внушаете? Вы хотите сказать, что местным аборигенам никто ничего не внушает? Что они сами добровольно выполняют ваши приказы?
- Вы же катите мою коляску, хотя могли бы этого и не делать.
- Это чистейшей воды манипуляция: Вы давите на моё чувство сострадания. Но это не заставит меня поделиться с вами телом.
- Не будьте столь наивны. Если откажетесь Вы, ваш друг пойдёт на это ради того, чтобы спасти Вас.
У меня внутри всё обмерло, а ладони мгновенно вспотели.
- Не трогайте его! – Я на секунду замер, потом сорвался с места и на бегу бросил: - Сами докатитесь.
Запыхавшись, я вбежал в пустую столовую. Девушка убирала со стола посуду.
- Где он? – Зарычал я на неё.
Она улыбнулась мне и что-то ответила на своём языке. Видимо, на мне лица не было, потому что она сжалилась надо мной, бросила убирать посуду, взяла меня за руку и повела по станции. Двери небольшой каюты распахнулись перед нами, и я увидел сидящего на односпальной койке Мати, который сосредоточенно что-то писал на листке пожелтевшей бумаги старинной шариковой ручкой, положив листок на стул перед собой. Увидев меня, Мати встрепенулся, скомкал листок и сунул его в карман. Девушка поклонилась и ушла.
- Мати, я тебя потерял, - Сказал я, садясь рядом. – Что ты пишешь?
На душе у меня сразу полегчало.
- Да так, - Сказал он грустно. – Хотел оставить тебе записку, чтобы ты меня не терял.
- Но я ведь тебя нашёл, - У меня вдруг опять кошки на душе заскребли. – Ну-ка, посмотри на меня.
Я взял его за плечи и развернул лицом к себе. Он отвёл взгляд, не захотел посмотреть мне в глаза.
- Ты же не хочешь сказать, что старики тебе что-то предложили? – Спросил я с тревогой в голосе.
- Тебе-то какая разница?! – Сказал он горько. – Чувствуй себя здесь, как дома. Это твоя каюта.
- Э нет, вот что я тебе скажу, Мати Гэйл: ты никуда не пойдёшь. Я всё уже решил. Никто из-за меня больше не погибнет, я возьму на себя ответственность за всё, что я сделал.
- Ты дурак, Джеф. Ты – учёный с мировым именем, ты нужен миру. А я никому не нужен, значит, туда мне и дорога! Ты не удержишь меня, - Слёзы покатились у него по щекам, он попытался вырваться из моих рук.
- Ты мне нужен, - Я обнял его. – Мати, ты нужен мне! Я твой друг и я хочу, чтобы ты жил. Я хочу, чтобы ты радовался жизни, чтобы ты бегал босиком по песку и купался в море. Я хочу, чтобы ты помогал людям, ты ведь и им нужен тоже. Я хочу, чтобы ты встречал рассветы и провожал закаты. Я хочу, чтобы ты жил за нас двоих, потому что я… Потому что я люблю тебя! – У меня тоже потекли слёзы из глаз.
Он вдруг страстно поцеловал меня в губы и бросился срывать с меня одежду, осыпая поцелуями. Я попытался что-то сказать, но он приложил палец к губам, и я подумал, что в эти последние часы, которые нам суждено провести вместе, я подарю ему всю свою любовь. Я тоже стал раздевать его и целовать в руки, в губы, в шею и грудь. Он мягко направлял меня в моих неуверенных ласках. Боясь причинить ему вред, я действовал осторожно, и, когда мы слились, он впился в мои губы самым страстным поцелуем, какой я только мог себе представить. Я уже не мог сдерживать свою плоть, и мы занялись любовью. Он выгибался и стонал от напряжения, сдавливая руками мои плечи до синяков, а я получал такое неимоверное удовольствие от всего процесса, что не остановился даже тогда, когда он вскрикнул, и тёплая струйка брызнула мне на грудь. Спустя секунду и я испытал ни с чем не сравнимый оргазм, реальность помутилась у меня перед глазами, мир вспыхнул вдруг у меня в голове мириадами огоньков, слившихся в одну большую вспышку, и вселенская бездна поглотила моё сознанье…

Глава 16.
Очнулся я на полу каюты. Потёк семенной жидкости засох у меня на груди, я замёрз и покрылся гусиной кожей. На плечах проступили синяки.
Поёжившись, я сжался в комок, пытаясь согреться. Перед глазами всё плыло, голова кружилась, странные чувства тревоги, одиночества и пустоты терзали меня. Я вдруг почувствовал, нет, почуял близость Мати. Моей душе сразу стало теплее, ведь его душа так невинна и наполнена любовью ко мне… Я вскочил, как ужаленный, едва не потеряв сознание от приступа головокружения. Мати лежал на постели в полном забытьи и даже не среагировал на мои интенсивные попытки его растормошить.
Что-то странное происходило со мной, чувство тревоги накатило на меня с новой силой. Я едва не упал, попытавшись надеть брюки: тело не слушалось меня. Хотя нет, дело было совсем в другом. Я стал чувствовать мир иначе, будто моя голова увеличилась до невообразимых размеров, и я не мог теперь сориентироваться – привычные органы чувств не могли воспроизвести полную картину окружавшего меня мира. Я замер, прислушиваясь к новым ощущениям, и совершенно чётко ощутил сознание двух солдат, идущих по коридору. Они катили пару медицинских тележек с носилками, что доставляло им массу неудобств: колесо одной из тележек заедало, и она норовила уехать в сторону.
Вот солдаты остановились перед нашей дверью, и один из них взял с каталки инъектор. Я будто улавливал их намерения. Судорожными руками я вытащил из брюк ремень – другого средства обороны мне придумать не удалось, и когда двери распахнулись, а солдат с инъектором шагнул в каюту, я бросился на него, намереваясь накинуть ремень ему на шею. Запутавшись в брюках, которые я так и не надел, я рухнул прямо солдату под ноги. Двери закрылись у него за спиной. Он начал наклоняться ко мне, чтобы сделать укол, но я схватил его за ногу и резко дёрнул. Солдат машинально выпустил из руки инъектор, сбрякавший на пол, и приземлился на открытые ладони, затем резко перекатился на спину и попытался вскочить. Я снова дёрнул его за ногу, но он изловчился и заехал ботинком мне в скулу. Как ни странно, это привело меня в чувства, и я успел подняться на ноги прежде, чем он вскочил.
- Сдохни, гад! – Заорал я, и попытался нанести ему хук в челюсть правой рукой с разворота.
Солдат уклонился, и я, снова запутавшись в брюках, упал на пол. Первый раунд был не в мою пользу, но сдаваться я не собирался. Оттолкнув ногой мешавшие брюки, я снова вскочил, готовясь нанести серию коротких ударов, но солдат так и застыл в неестественной позе. Я поднял с пола инъектор и, на всякий случай, вкатил ему в плечо двойную дозу. От прикосновения инъектора солдат зашатался и рухнул на пол.
За дверью оставался ещё второй, который не вмешивался в потасовку только потому, что каюта была слишком маленькой, чтобы в ней свободно могли подраться три человека. Я встал рядом с дверью, решив использовать фактор неожиданности. Так и произошло: второй устал ждать и зашёл в каюту. Увидев сначала распростёртое на полу тело товарища, он бросился к нему, и я успел впрыснуть ему в плечо одну дозу, прежде чем он ударил меня в живот. Я согнулся пополам от боли, солдат вырвал у меня из руки инъектор, но сделать укол не успел. Он зашатался и осел на пол, лицо его мертвецки побелело. Для полного счастья я вкатил ему ещё одну дозу.
Обессиленный, я опустился на стул. Ранка на лице саднила, живот болел, руки дрожали. Только теперь я понял, что снотворное предназначалось для нас, и могло убить солдат. Мне стало противно на душе, но предаваться сентиментальным рассуждениям было некогда. Я снова попробовал разбудить Мати, но он спал, как сурок, и совершенно не реагировал, иногда только вздыхая во сне. Наскоро одевшись без нижнего белья, потому что разбираться, где чьи трусы свалены в кучу, было некогда, я натянул на Мати брюки и рубашку. Я подогнал к постели медицинскую каталку, опустил носилки до уровня кровати и перетащил Мати на носилки вместе с одеялом. Его кроссовки я привязал шнурками к носилкам, и мы поехали искать лифт. Я был уверен, что лифт есть, так как те большие ящики, что летели вместе с нами в челноке, никак не прошли бы в узкий колодец, по которому мы спускались с Шоном.
Параллельно я пытался извлечь пользу из своего неожиданного дара, стараясь ощутить присутствие людей по пути нашего следования. Внезапно я обнаружил, что могу расширять охват пространства бесконечно, но тут же испугался и сосредоточился на ближайших людях.
Старики ужинали в столовой, через два отсека от меня. Две девушки помогали им там же. Ещё десять девушек сплетничали в большой каюте, которая осталась у меня за спиной. Они готовились везти стариков на прогулку. Одна девушка запускала робот-уборщик в солярий. Шон с последним солдатом ждали у лифта, в тринадцатом по счёту отсеке. Больше на станции людей не было: солдаты в моей каюте были мертвы.
В инъекторе оставалась ещё одна доза снотворного. Я безуспешно пытался сообразить, что мне делать, но ничего не приходило мне в голову. Шон неплохо дерётся, но он боится меня. Может быть, мне удастся сначала вырубить солдата. Но на это слабая надежда. Я попытался восстановить в памяти то чувство, которое испытал, когда крикнул на солдата, после чего он вырубился. Что-то вроде ненависти, сильной неприязни… Нет, наоборот, желания защитить, любви… Тоже не то. Что-то среднее.
Я закатил тележку с Мати в первую попавшуюся пустую каюту, которая оказалась подсобным помещением, и, спрятав инъектор за спиной, побежал по коридору, придерживаясь стены. Ближе к лифту я выскочил на Шона с военным и заорал на солдата, пытаясь вложить в свои слова как можно больше того противоречивого чувства:
- Лежать!!!
Шон дёрнулся от неожиданности, а солдат рухнул замертво на пол. Я почувствовал, как во мне вдруг пропало ощущение его намерений. Видимо, он умер от испуга.
Шон недоумённо смотрел то на меня, то на мёртвого солдата.
- Умеешь же ты пугать, чёрт, - Усмехнулся он. – А где остальные? Ты и их вырубил?
- Оба мертвы, - Сказал я, пытаясь перевести дух. – Один сам, второму я сделал укол снотворного.
- Ну, стало быть, ты сам напросился, - Шон выхватил весьма габаритистый пистолет из кобуры под мышкой.
- Не делай этого, Шон, - Я исподлобья уставился на него, как бык, готовый забодать, и крепко сжал за спиной инъектор. – Мы можем быть вместе. Мы же друзья.
- Всё-таки ты – тупая скотина, Джеф, - В сердцах сказал Шон. – Ты хочешь, чтобы я ради тебя разрушил весь свой мир? Дерьмо вся эта твоя дружба! Приготовься, у меня здесь резиновые пули, так что очнёшься уже господином.
- А я бы пожертвовал многим ради тебя, - Сказал я, пытаясь подобрать нужный душевный настрой. – Медленно положи пистолет на пол и отойди.
Я попытался сконцентрироваться на сознании Шона и отдать ему приказ, подобно тому, как это сделал бы господин. Но я ошибся: его психика не выдержала напора, и я ощутил, как в нём что-то зазвенело и скрипнуло, будто трещина пошла по хрустальному бокалу, готовому вот-вот лопнуть. Испугавшись, я перестал давить на его сознание, но было уже поздно. Шон замер, лицо его исказила кривая улыбка, а из уголка рта закапала слюна.
- Вот дерьмо! – Выругался я.
Я отобрал у него пистолет и попробовал с ним поговорить, но Шон только подхихикивал на мои обращения к нему.
- Стой здесь, и никуда не уходи, - Распорядился я, но, похоже, это было излишним: Шон и так никуда бы не ушёл. Не смог бы самостоятельно.
Быстрым шагом я вернулся к столовой, отломав по дороге весьма приличной длины вицу в оранжерее. Девушки как раз вывозили стариков в коридор.
- Переведи им, что мы идём в солярий, - Сказал я первому же старику, направив на него ствол.
- Это ни к чему, - Сказал господин Неко, кажется, это был он. – Они понимают, только не все говорят. Впрочем, Вы можете высказать свои предложения уже сейчас. Как я понимаю, военные не справились со своей задачей. Но Вам нужно ещё выбраться отсюда: челнока на станции нет, а если бы и был, то Вы не смогли бы им управлять.
- Я хотел бы обсудить кое-какие проблемы со всеми господами наедине, там, где нам ничто не будет мешать, - Я усмехнулся. – У меня есть к вам предложение, от которого вы просто не сможете отказаться.
Девушки покатили стариков к солярию, а я пересчитал их по головам. Все двенадцать были в сборе. Когда стариков завезли в солярий, заботливо надев им очки, я приказал девушкам уходить.
- Прекратите размахивать пистолетом, - Раздражённо сказал господин Хатуль. – Угрожать старикам смертью по меньшей мере безнравственно.
- Кто бы говорил, но только не тот, кто приказал уничтожить целую цивилизацию, - Я попробовал ощутить его намерения, а пистолет засунул за пояс. – Хотя вижу, Вы почему-то не уничтожили яйца. Так где же они теперь?
Господин Хатуль молчал, оценивая ситуацию.
- Я не верю, что Вы вдруг стали обладателем давно утраченного дара, - Сказал он медленно. – Нам нужны доказательства. Тогда, быть может, мы примем Вас.
- Примете? – Я рассмеялся. – А я как раз хотел избавить мир от господ.
- Вы совершаете большую ошибку, молодой человек! – Господин Хатуль приподнялся на руках в кресле и встал на ноги, шатаясь. – На нас лежит глубочайшая ответственность за судьбы мира, без нас Вы просто не сможете управлять!
- И не собираюсь, - Усмехнулся я ему в лицо. – Пусть сами управляют собой. Должны же они когда-то начать.
- Неслыханно, - Зашептались старики. – Нельзя позволять людям самостоятельно мыслить. Это же полная анархия!
Господин Хатуль упал обратно в кресло-каталку и прикрыл лицо рукой.
- Вы хоть понимаете, с какими проблемами столкнётесь? – Спросил он севшим голосом.
- Пока что моей единственной проблемой были вы. Так где яйца?
- Вот, я записал здесь, где их можно найти, - Сказал господин Мао, извлекший откуда-то небольшой помятый конверт. – Там есть инструкция в контейнере. Не зря я хранил их всё это время. Вы уж позаботьтесь о них, - И он глубоко вздохнул, будто тяжёлый груз упал с его плеч.
- У нас ещё есть время, чтобы найти новые тела, - Заметил господин Хатуль. – И на вашем месте я не был бы так категоричен.
- А я бы на вашем месте расслабился и приготовился встретить неизбежное в покое и радости, - Я подпалил зажигалкой вицу и поднёс её к датчику на потолке.
Раздался сигнал тревоги, и я поспешил к выходу.
- Спасибо, - Проскрежетал кто-то из стариков, кажется, это был господин Катэр.
Прислонившись к стене, я ждал, пока заблокируются двери, и мне даже стало жаль стариков, растерявших свои бессмертные души в погоне за бессмертием тела. Всё-таки чертовски-изощрённую пытку придумали им ящерицы, подарив бесконечную жизнь! Даже устав от череды перевоплощений, они вынуждены были продлять своё существование снова и снова, боясь потерять то единственное, что у них осталось. Боясь неизвестности и небытия…
Спустя несколько минут всё было кончено. Мурашки поползли у меня по коже, когда я почувствовал, что не могу уловить их сознание. Встряхнув головой, я отогнал от себя мрачные мысли и пошёл за Шоном. Мне ещё предстояло найти яйца.

Глава 17.
Мати открыл глаза, зажмурился, привыкая к яркому свету, и сел на кушетке.
- Где это мы, Джеф?
- В медицинском отсеке, - Я выкинул ватку с аммиачной водой и кивком головы отпустил девушку. – Ты дрых так, что пришлось будить тебя нашатырём.
- А… - Мати зевнул и потянулся. – Я бы ещё поспал. Как меня достала уже эта зажигалка! Всё бедро отдавила.
Он вытащил из брючного кармана зажигалку и выбросил её в урну. Зажигалка лязгнула, ударившись о пустое дно.
- Погоди-ка, - Я нагнулся и взял зажигалку, рассматривая её. – У тебя всё это время был боевой пистолет!
Опустив предохранитель, я отвёл затвор и показал ему зарядный механизм сквозь щель для стреляных гильз.
- Ну я, как-то не думал, что раз тебе дали зажигалку, то мне дадут что-то настоящее.
- Эх, Мати, Мати! – Я вручил ему пистолет. – Могли бы как-то выкрутиться из этой переделки, знать бы об этом раньше.
- Погоди, - Он почесал за ухом. – А что старики? Тебя уже не надо от них спасать?
- С ними случилось несчастье: в солярии отказала автоматика, потом сработала система пожаротушения. Мы скорбим по ним всем нашим умом… Или как там у них.
- А Шон и солдаты?
- Шон свихнулся и усыпил солдат снотворным. Нашим снотворным. Ну ты понимаешь, они тоже того… Он сейчас в соседнем отсеке слюни пускает. Я кое-как с помощью девушек связался с адмиралом, который командует эскадрой Шона. Скоро прилетит сюда на переговоры.
Мати ошалело смотрел на меня.
- Джеф, а ты меня не обманываешь?
- Ну что ты, глупыш! – Я улыбнулся и погладил его по голове. – Пойдём завтракать. Ты проспал больше шестнадцати часов.
Мати неуверенно поднялся с кушетки и замер, расставив руки. Он с ужасом озирался вокруг. Я бросился к нему и придержал его, подставляя плечо.
- Что с тобой?
- Да так, голова кружится, - Он удивлённо посмотрел на меня. – Спасибо тебе, Джеф.
- Не за что. Идти можешь?
- Да, - Он сделал несколько неуверенных шагов, но потом пошёл смелее. – А что на завтрак?
- Думаю, завтрак будет не хуже ланча, после которого ты на пол суток вырубился, - Пошутил я. – Только не переедай, а то потолстеешь.
Мы вышли из медицинского блока и направились к столовой. Я попытался определить, где находится адмирал, но вдруг с облегчением понял, что я уже не могу чувствовать чужое сознание. Мой странный дар пропал, будто его и не бывало. Сразу страшно захотелось спать, ведь всё это время я не спал. Я покосился на Мати и подумал, что было бы, наверное, здорово, если нам удастся ещё побыть вместе. Он улыбнулся каким-то своим мыслям и взял меня за руку, а мне стало хорошо на душе от того, что чувствую его тепло в своей руке.
* * *
- Я не могу этого сделать, - Пожилой седеющий азиат в парадном кителе мерил шагами кают-компанию.
Вот уже битый час он отказывался брать на себя командование.
- Вы боитесь? – Спросил я устало. – Только давайте на чистоту, без этих ваших уловок про служение великим идеям, нерушимую дружбу народов и особое предназначение.
- Послушайте, - Адмирал снял фуражку и положил её на один из образовывавших огромное кольцо стол. – Мы рождаемся в этом мире, чтобы служить. Таково наше предназначение. Так нас учат с детства, так воспитывают родители, так пишут книги, так говорят господа. Это наш образ жизни, мы вверяем свои судьбы не богу и не провидению, а конкретным людям. Они берут на себя ответственность за нас перед богом. А вы хотите разрушить эту многовековую традицию одним днём. Я боюсь, да, я не стесняюсь этого, потому что я боюсь даже не бросить вызов – я боюсь, что взамен разрушенным устоям общества Вы ничего не сможете нам дать. Вы всего лишь отнимете цель существования у всего нашего народа. Но Вас же это совершенно не волнует, ведь так?
- Но, согласитесь, и я в таком случае не могу управлять вами, и он тоже, - Я кивнул на скучающего Мати. – Мы здесь всего лишь случайно. Нас должны были убить, и Вы бы никогда не говорили с нами о таких вещах. У нас нет никакого права командовать. Просто так было угодно…
- Кому было угодно? – Адмирал упёрся кулаками в стол и посмотрел на меня сверху вниз.
- Никому. Судьбе было угодно, чтобы мы остались живы.
- Бог есть судьба, - Процитировал адмирал. – Нитями судьбы он ведёт нас к тем, кому доверил он творить закон, и с кого спросит он потом за все грехи наши.
- Адмирал, - Мати оживился. – А не кажется ли Вам, что приведённая Вами цитата позволяет любому человеку снять с себя ответственность и переложить её на другого: он де мне приказал так сделать? Просто потому, что так удобно. Более того, ваша религия позволяет вам оправдать себя за любое преступление. Убил человека – приказали. Изнасиловал – приказали. Украл – приказали. Что Вы на это скажете?
- Если я убью человека потому, что мне так хочется, то я предстану перед справедливым судом господина. Господин же отдаёт приказы, исходя из принципа божественной справедливости.
- Понятно, - Хитро сказал Мати. – А если господин прикажет убить другого господина?
- Значит, такова божественная справедливость.
- Ну хорошо, - Мати завёлся. – Ваш господин Шон приказывал доставлять себе выпивку и девушек. Это, по-вашему, тоже божественная справедливость?
- Око господне зрит за каждым господином денно и нощно. Да падёт в пучины вечного безумства нарушивший божественную справедливость! – Снова процитировал адмирал. – Как видите, кара господня не заставила себя долго ждать.
- Давайте сделаем так, - Вмешался я, поняв, что это может продолжаться до бесконечности. – Вы будете отдавать своим людям приказы, будто бы подчиняясь нам. А на самом деле мы не будем Вам ничего приказывать. Идёт?
- То есть Вы готовы взять на себя ответственность перед богом за любые мои поступки? – Удивился адмирал.
- Не за любые, - Я вздохнул. – А за те, что Вы совершите, исходя из принципа божественной справедливости. Надеюсь, он у вас где-нибудь описан.
- Гм… - Адмирал надел фуражку и снова зашагал вдоль столов. – И что же мне следует сделать в первую очередь?
- Адмирал, - Я уже готов был рвать и метать. – Я просто хочу, чтобы Вы начали мыслить самостоятельно! Не будет больше господина, который будет решать за вас, что делать.
- Я всегда мыслил самостоятельно. Думаете, господин Шон распоряжался, с каким ускорением двигаться кораблю или по какой траектории обогнуть ту или иную планету?
- Тогда что же Вы хотите? – В сердцах воскликнул я.
- Это не так важно. Гораздо важнее то, чего хотите Вы.
- Всего лишь высадить яйца на какой-нибудь приемлемой планете и вернуться домой!
- Так почему Вы сразу не сказали? Если у вас нет больше ко мне вопросов, то я пойду разбираться с текущими делами. В нескольких парсеках есть планета с неплохой атмосферой, и гравитация там – 0,95 от нормы. Челнок должен вылететь через два часа. Буду ждать вас там, господа.
Адмирал кивнул нам и вышел из кают-компании.
- Старый маразматик, - Выругался я.
- Не сердись на него, - Мати улыбнулся мне. – Я думаю, он пытается таким образом обезопасить себя и своих людей от нападок других господ. Какой с него спрос, если мы потребовали помогать нам. – Он встал, подошёл ко мне сзади и нагнулся губами прямо к моему уху. - А ещё ты обещал мне показать оранжерею. Там, должно быть, так романтично целоваться!
* * *
Мы немного опоздали: центральный тоннель был пуст, контейнер с яйцами, должно быть, уже погрузили. Я первым нырнул в шлюзовую камеру и сквозь заставленный ящиками грузовой отсек поднялся в пассажирское отделение. Передние места занимали что-то активно обсуждавшие девушки. Адмирал сидел в одном из пустых рядов. Лицо его выражало невозмутимое спокойствие. Ближе к хвосту челнока одна из девушек заботливо поила Шона водой.
- Не будете возражать, если мы полетим вместе? – Спросил я, присаживаясь у иллюминатора.
Адмирал молча кивнул.
Рядом со мной в кресло плюхнулся Мати, потом привстал, стряхнул крошки гравия с одежды и смущённо улыбнулся. До нас донёсся сдавленный смешок.
- Что они обсуждают? – Обратился я к адмиралу.
- Что ещё, кроме любви и молодых мужчин могут обсуждать девушки? – Адмирал усмехнулся. – Они из разведки. В совершенстве владеют приёмами рукопашного боя и любым оружием.
- М… - Я не нашёлся, что сказать. – Почему же тогда они не помогли старикам?
- У нас в священных текстах сказано, - Адмирал нагнулся к нам. – Что бог проявляется в любви. А любовь давно покинула это место. Не только Вы, господин Дженнингс, верите в древние легенды.
Челнок отстыковался от станции, сделал разворот, и мы в последний раз посмотрели на плавно вращающиеся гигантские кольца. Где-то там, среди многочисленных блестящих ферм и переборок, две оставшихся на станции девушки смотрели вслед удаляющемуся челноку.
Глава 18.
Маленький мальчик впереди меня сжимал в руках огромное зелёное яблоко, почти со всю свою голову.
- Ма, ну можно я его возьму? – Канючил он матери, пытавшейся отобрать яблоко.
- Тоби! – Строго выговаривала мамаша. – Выбрось это из головы. Нельзя везти фрукты и овощи на Землю.
Борьба шла с переменным успехом: захватить яблоко одной рукой она явно не могла, а выпустить ручку чемодана на колёсиках не решалась. Очередь медленно продвигалась к пункту пограничного контроля. Под куполом лунной базы стрекотали четырёхвинтовые зонды, проверяя герметичность швов. По залу прогуливался скучающий охранник.
- Тобиас! – Мамаша не унималась. – Сходи и выкинь это в ближайшую урну! Или я оставлю тебя здесь навсегда!
Мальчик испугался, расплакался, но яблоко выбросил. Мне стало жалко его, я порылся в сумке и вручил ему зажигалку.
- Держи: это сделали инопланетяне. Специально, чтобы ты не плакал.
Мальчик недоверчиво рассматривал зажигалку, но реветь перестал.
- Спасибо Вам! – Мамаша заулыбалась мне.
- А инопланетян не бывает! – Заявил мальчик, щёлкая спусковым крючком.
- Тогда отдай дяде обратно, - Сказал из-за моей спины Мати.
- Не отдам, - Буркнул Тоби. – Дядя мне её подарил.
Мамаша всплеснула руками, а я подмигнул ей. Мы остановились перед жёлтой линией. Мальчик с матерью прошли на досмотр.
- Это моё! – Завопил мальчик, когда таможенник отобрал у него зажигалку.
- Успокойся, ты получишь её обратно, когда прилетишь, - Сказал таможенник устало. – Сейчас оформим декларацию, и твоя зажигалка полетит в багаже.
- Ваши документы, - Обратилась ко мне девушка в форме.
- Вот паспорта и справка из клиники, - Я протянул ей бумаги. – Я сопровождаю мистера Блэквуда, поскольку он, прямо скажем, немного не в себе.
- Почему у мистера Блэквуда нет отметки о приезде? – Спросила девушка, внимательно вглядываясь в моё лицо.
Шон капнул слюной на стойку. Я достал салфетку и вытер Шону лицо.
- В справке написано: они не могли установить его личность. Возможно, он уже плохо соображал, что делает, когда прилетел сюда.
- Минуточку, - Девушка подняла трубку телефона.
Я закатил глаза к потолку, всем своим видом показывая, как мне всё это надоело. Она что-то долго обсуждала с начальством. Очередь начала роптать. Наконец, спор с начальством завершился.
- У вас хорошие связи, - Недовольно сказала девушка, пропуская нас на досмотр.
- И почему ты не оставил его там? – Проворчал Мати, когда я завязывал Шону шнурки на ботинках.
- Не могу бросить друга. Пусть даже последнюю сволочь.
- Объявляется посадка на рейс 144-М, следующий до космодрома имени Джона Кеннеди, - Объявил женский голос по громкой связи. – Пассажиров просим пройти к трапу и занять свои места. Пожалуйста, сохраняйте посадочные талоны до конца полёта.
Скучающие пассажиры потянулись на посадку. Мы подхватили Шона под руки и повели его в челнок.
- Можно, я сяду у прохода? – Спросил Мати.
- Нельзя, - Буркнул я, усаживая Шона к иллюминатору.- Обещаю, что ты первый получишь свой обед.
Стюардессы объясняли правила техники безопасности. Со стороны могло показаться, что Шон их внимательно слушает, но он, конечно же, не слушал.
- Знаешь, Джеф, - Мати убрал подлокотник между нашими креслами, взял меня за руку и придвинулся ко мне. – Всё-таки не могу я понять некоторых вещей…
Катапульта выплюнула челнок, вжимая нас в кресла. С грохотом включились двигатели. От их шума у меня заложило уши.
- Зачем старики так долго ждали? – Продолжил он. – Они же превратились в полные развалины.
- Ну, это-то я могу объяснить, - Сказал я громко, чтобы перебить шум. - Они боялись потерять свои воспоминания. Новый мозг не в состоянии вместить десятки тысяч лет памяти, более ранние события всё равно потеряются. Поэтому у них был целый архив, где они записывали свои любимые воспоминания, а потом, после обмена, пересматривали его. Но это совсем не то же самое, что самому помнить. Они не хотели потерять свою индивидуальность, пытались сохранить личность неизменной. Но это им не удалось. И они это понимали. Вот и тянули до конца, пока уж совсем не припрёт.
- Да, в каком-то плане мне их даже жалко. А почему они хранили яйца?
- Боюсь, на сей счёт я могу высказать только гипотезу. Когда они отправили гейт-станцию в чёрную дыру в момент перехода, это схлопнуло целую вселенную, в которую был открыт гейт, до размеров точки в нашем пространстве. Но пространство той вселенной никуда не делось, как ни парадоксально это звучит. Просто вселенная ящериц оказалась в другом измерении. Оттуда они могут слать нам образы. Теоретически, они могут даже путешествовать туда и обратно, но энергии на переход потребуется очень много. Так вот, старики, опасаясь того, что подаренная им ящерицами аппаратура может выйти из строя, предполагали шантажировать ящериц. Они не уничтожают яйца, а ящерицы рассказывают, как чинить аппаратуру.
- Или совесть заела.
- Нет, совесть они потеряли давно. Как и цель жизни. Тысячелетиями они убеждали себя в том, что без них мы не справимся. Ну и подхалимы всех мастей, конечно же, твердили им то же самое. Даже смерть они посчитали меньшей трагедией, чем осознание того, что они никому не нужны.
Двигатели выключились. В салоне воцарилась тишина, а я почувствовал, как тошнота опять подкатывает к горлу.
- Как здорово, Джеф, что мы с тобой нужны друг другу, - Мати наклонился ко мне, и мы соприкоснулись головами.
Я тоже наклонил голову, слегка зарывшись носом в его пушистые волосы. На меня вдруг накатили сентиментальные чувства, я подумал, что, наверное, никогда не был так счастлив. Мы сидели молча, Мати поглаживал меня по руке, а я пьянел от запаха его волос. Незаметно для себя я задремал.
Меня разбудило нытьё Тоби, который опять что-то клянчил у матери. Мати тихонько посапывал у меня на плече. Большинство пассажиров развалились в своих креслах с закрытыми глазами. Кто-то мерно храпел на задних рядах. Я почувствовал, как ощущение чужих намерений снова вернулось ко мне. Неприятный холодок пробежал по коже, но я взял себя в руки и расширил сознание на весь челнок. С ужасом почувствовав, как мысли людей текут через мой разум, я испугался и хотел уж было снова задремать, но мне пришла в голову шальная мысль. Я попробовал охватить сознанием всю планету. Когда мне это удалось, и чужие сбивчивые мысли заполнили мой мозг подобно нестерпимому хаотичному шуму, я послал всем свою мысль, перебивая их мысли, сбивая их на свой лад.
«Вы забудете, что можно путешествовать во времени, - Диктовал я. - потому что во времени нельзя путешествовать!»
«Вы забудете, что есть гейт-станция!»
«Отныне вы будете любить друг друга. Вы будете любить близких, родственников, знакомых, всех других людей!»
«Вы не будете завидовать другим людям, ибо из зависти рождается ненависть, а вы не можете более ненавидеть!»
«Вы будете творить добро и отвергать зло!»
«Вы будете счастливы, вы будете радоваться каждому мгновению своей жизни, потому что в этом и есть высшее предназначение человека – жить и познавать мир!»
Эпилог
Утро выдалось дождливым. Мати уже встал и колдовал на кухне. Оттуда периодически доносились звон посуды и хлопанье дверцы холодильника. Вот засвистел чайник на плите. Я потянулся в кровати и нехотя поднялся, накинув на себя только рубашку. Босыми ногами я прошлёпал по тёплому, выложенному старинным паркетом, полу к маленькому окошку и выглянул на улицу.
Мелкий дождичек поливал улицы Стокгольма и крыши домов, оставляя на окнах брызги, стекавшие крупными каплями вниз. Дувший с моря ветер на короткое время разгонял облака, и радостное июньское солнце вспыхивало на мокрых изогнутых поверхностях крыш и чудаковатых флюгерах, изображавших петухов разной степени похожести. Глядя на чудесные разноцветные крыши со всевозможными башенками, колоннадами и статуями, я невольно залюбовался этой великолепной картинкой.
- Иди завтракать! – Мати вынес из кухни большой поднос, поставил его на стол и засуетился, отгоняя меня от окна.
- А ты был прав, - Сказал я ему, притянул к себе и поцеловал. – Такого замечательного города я ещё не видел.
- Я же говорил, что тебе понравится, - Смущённо сказал Мати, обнимая меня.
Он усадил меня за стол и налил кофе из кофейника в большую чашку.
- Знаю я вас, американцев, - Подмигнул он мне. – Вы всегда пьёте кофе вёдрами.
- Не всегда, разве что кто-нибудь не пожалеет кофе, - Улыбнулся я в ответ. – А это что? – Показал я на тюбик, похожий по виду на зубную пасту.
- О, это национальная шведская еда, - Мати расплылся в улыбке. – Тебе понравится. Намажь это на варёное яйцо и ешь.
- Надеюсь, это хотя бы можно жевать, в отличие от ваших сухих хлебцев.
- Ты кушай, - Мати потрепал меня по голове. – А не болтай.
- А куда пропал пульт от видеопанели? - Спросил я, поискав глазами.
- Зачем он тебе? – Мати как-то нарочито пожал плечами. – Не порти себе аппетит. У нас гора писем, их бы сначала разобрать.
Он унёсся в прихожую и начал там сгребать с пола бумажную корреспонденцию.
Я всё-таки встал, порылся в тумбочке и нашёл пульт. В это время Мати приволок пачку газет, писем и листовок, и вывалил их на стол. Заметив у меня пульт, он осуждающе посмотрел на меня.
- Удивительная у вас страна, - Сказал я, выдавливая бежево-красную пасту на варёное яйцо. – Вы всё ещё издаёте газеты на бумаге и засовываете их в дырку в двери.
- Это часть культуры, - Мати тяжело вздохнул то ли от того, что и эта часть культуры скоро уйдёт в небытие, то ли от того, что я включил новостной канал.
На экране мелькнула заставка, и появилась моложавая ведущая, улыбнувшаяся зрителям во весь рот своих искусственных зубов.
- Вы смотрите «World News Report». Перейдём к новостям одной строкой.
- Шон Блэквуд, юрист адвокатского бюро «Киричек и Смит», несколько лет назад пропавший без вести при загадочных обстоятельствах, был обнаружен друзьями в психиатрической клинике «Море Спокойствия» на Луне. «Трудно выразить словами то неимоверное облегчение, которое мы с Джейсоном испытали, когда наш папа Шон вернулся к нам живой! Я уверена, что он обязательно поправится!» - Заявила Эмили Блэквуд в интервью нашему корреспонденту. Врачи клиники «Седьмая печать», расположенной в штате Мэн, пока дают очень осторожные прогнозы о перспективах выздоровления мистера Блэквуда.
- Неподдельный интерес вызвало появление на публике после продолжительной болезни доктора Дженнингса, известного борца с лженаучными теориями. Вчера он прибыл в Швецию для прохождения курса восстановительной терапии. Напомним, что доктор Дженнингс потерял лицо и руки в авиакатастрофе около года назад, а недавно он перенёс сложнейшую операцию по трансплантации конечностей и лицевых мышц от неживого донора. Имя донора держится в секрете. Посольство Соединённых штатов в Швеции уже заявило о готовности выдать доктору Дженнингсу новый паспорт. «Мы уже получили идентификационный чип и бланк паспорта на имя Джеффри Дженнингса и ждём, когда к нам поступит официальный запрос от его имени» - Сообщил посол США Кристофер Робинс по телефону для нашего канала.
- Оставайтесь с нами, вас ждут местные новости, а я, Мэрайа Лоперамидис, прощаюсь с вами.
На экране появилась заставка «The Local Sweden».
Брови полезли у меня на лоб от удивления.
- И когда это я успел потерять лицо и руки? – Спросил я, поставил кружку на блюдечко и ощупал своё лицо.
- Ты пей кофе, нечего отвлекаться на глупые новости, - Сказал Мати и загадочно улыбнулся.
На экране показали наш дом и небольшую толпу под зонтиками, затем почти весь экран заняло лицо полноватой ведущей.
- Я нахожусь сейчас перед домом, где, по предварительным данным, остановился прибывший вчера в аэропорт Арланда доктор Дженнингс. За истекшие сутки наша редакция получила более миллиона писем с просьбой показать его новое лицо. Оставайтесь с нами, и вы первыми увидите наш эксклюзивный материал о докторе Дженнингсе – живой легенде научного мира!
Я выключил видеопанель. Кусок яйца застрял у меня в горле, и я захлебнул огромный глоток остывающего кофе. Покачав головой, и представляя себе, как буду выпутываться из цепких лап журналистов, я принялся просматривать почту. Смеющийся Мати, а его почему-то развеселили эти пассажи про миллион писем и легенду научного мира, сгрёб со стола всю почту и отправил её в корзину.
- Вот, выудил из ненужного хлама, - Подсунул он мне конверт с большой эмблемой Корпорации.
Сердце моё забилось чаще. Я аккуратно оторвал полоску с боковой стороны конверта и извлёк сложенный пополам лист плотной светло-бирюзовой бумаги. Письмо гласило:
«Дорогой доктор Дженнингс!

Мы невероятно рады выразить Вам свою признательность за Ваш великий вклад в науку, в дело мира и процветания!
Мы также от всего сердца верим, что Ваше бесценное здоровье пойдёт вскорости на поправку, и смеем надеяться, что Вы и Ваш друг примете наше скромное приглашение на благотворительный ужин, посвящённый презентации новейшей технологии межзонных переходов, которая в скором времени позволит человечеству проникнуть в параллельные миры.
Ужин состоится 4 июля в 19:00. В программе вечера праздничный салют, а Лондонский филармонический оркестр исполнит сюиту «Музыка для королевских фейерверков».

Искренне ваш,
Господин Гуян-и.»
Киров, 1998, 09.01.2012 (эпилог) © Юра Осипов.