Витя Бревис
Майн Кампф
Аннотация
Все хотят навсегда и до гроба, но не у всех получается. Найти своего человека, чтобы уже никуда не тянуло, и чтобы без сомнений, - это, оказывается, не просто "стихийное бедствие" для души, но и генеральная уборка. В ней же. Без всяких придумок, но с желанием все же успокоить и свое смятение тоже, и не проглядеть то, что ищешь.
Все хотят навсегда и до гроба, но не у всех получается. Найти своего человека, чтобы уже никуда не тянуло, и чтобы без сомнений, - это, оказывается, не просто "стихийное бедствие" для души, но и генеральная уборка. В ней же. Без всяких придумок, но с желанием все же успокоить и свое смятение тоже, и не проглядеть то, что ищешь.
А, если со стороны-то посмотреть, у всех так. И говорят на те же темы, и рассказы об одиночестве пишут...
- Ладно. Ну и что? Ты его выгнал все-таки, или оставил до утра? Я баб своих обычно до утра оставляю, чтобы было кому кофе принести, а то - прискачет, получит свое, и домой, а мне потом посуду мыть утром. А вообще, все у вас как-то не так, как у нас. Если заменить Мишу на Машу, то не сойдется. Все же два мужика, это другое.
- Думаешь? А я вот не вижу особой разницы. Влюбился в Катю, трахаешь Свету, а Катя все не выходит из головы. То же ж самое.
- Это да. Но ты, Витя - друзей ищешь себе, а мне, все-таки, главное - сиськи хорошие. Пофиг все эти Ионески, осенние листья, нужны сиськи и чтобы готовила вкусно. И потом, вам все эти традиции гадкие не мешают, институты брака, матриархаты с патриархатами, вы просто свободно знакомитесь, как белые люди, свободно сходитесь и расходитесь, я даже завидую, иногда. Вот были бы такие вот снаружи вроде - бабы, сиськи там и так далее, но относятся к этому всему - как мужики, без дешевого кокетства и романтики, без обещаний и сюсюканий.
- А с чего ты взял, Мить, что мы не обещаем и не сюсюкаем? Сюсюкаем еще как, и плачем, когда нас бросают, да ведь и ты плакал, помнишь, из-за Машки своей?
- То я пьяный был совсем. Это не считается. И все же вам проще. Можно вести себя естественней, оба одинаково хотят, одного и того же, и не надо делать вид и жеманиться, что, мол, ах, я не такая, я жду автобуса. Приходим, раздеваемся и вперед.
- Вот именно, и вперед. Секс перестал быть событием, общество стало большим публичным домом. Ладно, слушай дальше. Да, налей еще. И себе тоже!
Вот. Я сделал над собой усилие и все же не послал его вечером домой, этого Мишу. В мужья он вряд ли годился, но подмахивал неплохо и вполне способен был убить собой мое чувство к одесскому Юре. Утром у нас было еще раз, причем понравилось мне еще больше, чем вчера, этот Миша прямо на ходу ловил мои желания, угадывал, только я захочу его на спину положить, а он - раз, и сам переворачивается, только я... ну ладно, зачем тебе все эти подробности.
- Спасибо.
- К вечеру он ушел. Я стал собирать чемоданы в командировку и подумал, что я уже влюблен в них обоих, в Мишу, уже, и в Юру, еще. С этим странным ощущением и улетел в Москву.
- Ну ты и бл*ть, Витька, еще хуже, чем я.
- Не перебивай. Из Москвы я общался с Мишей по интернету. С Юрой тоже. Миша явно жаждал общения, ждал, сидел онлайн, а Юра - так, как дела спросит, и пока, побежал куда-то, видно, что меня не особо серьезно воспринимал. Выглядело это как кокетство, потому что ведь он не посылал меня совсем, нет, говорил, Витя, с тобой интересно, клево, до связи. Охотничий инстинкт взыграл во мне молодым жеребцом, сломил слабую волю, и взял я билеты из Москвы не в Киев, а в Одессу, к Юре этому, малолетке. Снял в Одессе хату. Он пришел. Я увидел его, глаза эти, как тяжелые капли, локти острые, и понял, что улетает моя голова по Потемкинской лестнице вниз.
Трахаться ему со мной как раз нравилось, пожалуй, даже не меньше, чем мне с ним, что странно, на мой вкус, ну, его дело, а вот общие темы для разговора приходилось искать. Тогда, на корабле, мы были на одной волне, во всех смыслах, и казалось, стали родными, а тут, у себя в Одессе, ему было совершенно не до меня, друзья его звонили постоянно, звали куда-то тусоваться, вовремя лечь спать считалось у них позором. Я понял, что нам необходимы общие воспоминания. Надо было уехать с ним куда-то, где мы были бы вдвоем. Потащил его ко мне в Киев. Все одесситы бывали, конечно, в Киеве пару раз, и Юрка бывал, но с классом, с друзьями, ночь - туда, день в Киеве, ночь - обратно, что там увидишь за один день, да они и не смотрели, а больше по дискотекам лазили да курили в подворотнях. В первый день я показал ему Лавру, дом с химерами, он смотрел послушно, фотографировался. Вечером выдвинулись в гей-клуб. Не ложится же спать, не "включать" же "пенсию". В гей-клубе Юрка мой выпил 100 граммов водочки, вышел на танцпол и начал зажигать. До шести утра зажигал. Только воды попить приходил к столику. И водки еще. Я сидел один, как обосранный, смотрел на него издали и думал, зачем я тут. А потом вспомнил свои 20 лет. Сейчас и представить трудно, что и у меня было такое неинтеллектуальное понятие о проведении свободного времени.
- Ну ты склерозник, Витька. Забыл как мы в стройотряде ночи напролет танцевали, а днем цемент таскали? И баб трахали, и в очередях за водкой стояли, и траву курили, а спали - урывками.
- Да, было дело. Ну и идиоты же были. Теперь морщины пересчитывать после таких испытаний. Правда, я помню и то, что мне так развлекаться было и тогда уже скучновато.
- Так это просто оттого, что трахал ты не тех, кого хотел. Вот и скучал.
- Ну, и из-за этого тоже. А Юрка тогда в клубе танцевал истово, потел ручьями, с сигаретой в зубах, прикрыв глаза, потом там еще начали пену какую-то мерзостную разливать сверху, это чтоб разделись все, пенная вечеринка, толпа мокрых извивающихся туловищ, Юрку кто-то за хлипкие телеса лапает, а ему пох, глаза прикрыты - зажигает. Он даже не смотрел ни на кого, точно как глухарь на току, как обкуренный. Секса после этого, конечно, никакого уже не было, куда, он еще в такси уснул, мокренький весь от пены этой и пота.
На следующий день спали до трех и - опять то же самое, только я внеc немного разнообразия, сам тоже на танцпол выполз, потрясся с молодежью. Впрочем, там еще и постарше нашего были, иностранные дедушки не стесняются до гробовой доски, ничего. Едем домой, чувствую, Юрка злой. Что? Что тебе не так, скажи?
Витя, отвечает, зачем ты танцевал? Ты не так танцуешь, ты кривляешься, это пародия какая-то, не надо.
Я аж прикуел, самооценка ниже плинтуса обвалилась, всю жизнь танцевал как танцуется, и вот, дождался, нельзя больше танцевать. Ладно, не буду.
Влюбился я окончательно. Инстинкт уже не охотничий, а просто размножения, хочу его и все, каждую минуту, при этом, заметь, редкий для меня случай - больше никого не хочу. Ну, почти. Что делать, раз уж случай такой редкий, еду с ним в Одессу, ему ж учиться надо, снимаю там хату, пробно, на месяц, беру отпуск за свой счет, это можно у нас в организации, тем более, что я начальник, да и недалеко тут, до Киева, если что, одна ночь и дома. Совершаю мужской поступок - вручаю Юрке ключи, мол, хата наша общая, можешь приходить когда захочешь. Он обрадовался, ключи взял, все лучше, чем у предков жить. А предки-то моего возраста, ха. И не приходит, в квартиру-то ко мне, едет-таки с пар домой, там комп его, заниматься надо, маме по дому помогать, привычный круг, а вечером после всего уже ко мне ехать неохота, они далеко живут, это я в центре города хату снял.
Сижу один, гуляю днем по Дерибасовской, мальчиков нагло разглядываю, работаю что-то там в интернете, письма спонсорам пишу, а он за первую неделю только 2 раза и приходил. Потрахаться. То есть, он мой, но как бы и не мой. Не изменяет, но и не скучает по мне. То ли вообще сдержанный такой по натуре, то ли я не его тип. То ли изменяет. Я злюсь, даже эрекция слабая от злости и неуверенности. Сцену ему закатил, зачем ты, мол, мне голову морочишь, скажи, что не люб я тебе, и бросим эти попытки построить отношения. У меня годы идут. Нет, Витя, говорит, мне реально приятно с тобой разговаривать, вот даже и сейчас, но ты же не можешь требовать от меня любви через 2 недели знакомства, мне нужно время. А на выходные он вообще куда-то в область к родственникам смылся.
Совершаю второй мужской поступок - вызываю на эти выходные того Мишу из Киева, писателя. Приезжает, как миленький. Вот тут уж у меня эрекция была, я этого Мишу бедного разбомбил так, что парню ходить трудно было, он меня все по лысине гладил, смотрел восхищенно. В перерывах он писал свои опусы, а я читал или работал, чем не семейная жизнь, тихая и спокойная, однако в воскресенье вечером посадил я Мишу на поезд в Киев, а в понедельник позвонил Юрке и все ему рассказал. Цель моя была достигнута - у него, наконец, появились хоть какие-то эмоции. Он не расплакался, конечно, но голос дрожал. Я ему объясняю, что я специально это сделал, чтобы его забыть, Юрку, что это не простая, а особая, запланированная, техническая измена.
- Ага, можно подумать. Самоутвердиться захотел, так и скажи.
- У этого мужского поступка были разные мужские мотивы. Согласен.
Короче, приехал он. На часок. Не дал, обиделся. Я ему подарок вручил, чашку красивую дорогую, вручил и не выдержал, прослезился чуть-чуть. На следующий день он дал, и целовал вроде даже нежнее, чем раньше. Пообещал, что переедет ко мне, но позже. Вроде, в глазах его что-то новое появилось, приязнь, доверие, а может, просто интерес, что я еще выкину такого.
Вообще, он как будто боялся раскрыться до конца, защищал сердце, все говорил, что не хочет быть у меня одним из. Я отвечал, что мы все друг у друга одни из, у кого одни из первых, а у кого - из последних. Все хотят навсегда и до гроба, но не у всех получается. У него еще не было отношений, ни с кем, он не знает, что это, и боится. На что уж я одинокий волк, но он еще более один на этом свете, вообще как в эмоциональной капсуле живет, никаких страстей, единственное увлечение - выпить и зажигать на танцполе все ночь. Вот это, как мы тут с тобой сидим - называется у них плесень-пати, представляешь. А чтобы была не плесень, надо обязательно чтонить нарушать, переходить границы, марихуану курить, еще как-нибуть здоровье себе портить, чтобы было "вау!", чтобы масса кругом бурлила и что-то происходило, якобы удивительное, то есть просто так им общаться неинтересно, надо орать друг другу те же самые слова сквозь толпу и громкую музыку, и чтоб глаза слезились от сигарет.
- А может, ты просто старый для него?
- И это тоже. Мало этого, но ведь и он для меня слишком молодой. А кому сейчас легко?
- Ну и?
- Что ну и? Хату свою я в Киеве сдал, долгосрочно, на эти деньги в Одессе снимаю сейчас даже более приличную, да еще и на жизнь остается, в Киеве-то все дороже было, плюс работаю теперь из Одессы, в командировки езжу, но уже реже. Все можно, если нужно. Юрка со мной живет, я хату снял возле его института, пару раз в неделю он родителей навещает, бабушке продукты носит. Дожал я его.
- Любит?
- Да кто ж его знает. Сам признается, что не умеет любить, но я что-то чувствую, какие-то лучи от него. Привык, это точно. Нравлюсь - да. Хорошо ему со мной - йес. А про любовь мне не так уж и интересно, главное, что я его.
Мда. А тот Миша прислал мне на мыло еще рассказ. Мне нравятся его опусы. Этот - про одиночество, сильный такой, до слез пробирает. Вот, Митя, включи интернет, я тебе щас зачитаю.
- Блин, Витька, мы пьем или у нас библиотечный день нах?
- Давай давай, у тебя ж журнал, может, опубликуешь парня.
- Ты хочешь за мой счет ему отплатить? Ну хорошо, потом посмотрю, я сделаю это для тебя.
- Спасибо, Митя.
Произведение опубликовано с согласия автора
Фото Анны Колосовой
6 комментариев