Лиличка

Потом Лиля долго выбирала в винном отделе, что взять ей на праздник, и девица, стоявшая за прилавком, даже стала удивленно посматривать на нее:
- Может, быть вам помочь? – спросила она ее, чем еще больше ввела в смущение.
- Дайте мне большую бутылку кока-колы, вот "Золотое" шампанское и… виски вон те дайте! – ответила ей Лиличка и покраснела.
- С вас триста тридцать семь рублей бабушка! – ответила ей продавщица и пробила чек по кассе. К первому пакету из кондитерского прибавился еще один пакет из винного павильона. Потом уже в гастрономическом отделе, купив копченой ветчины, сервелата и большую банку шпрот, Лиличка поняла, что всего этого ей одной не донести. Три больших тяжелых пакета сейчас лежали у ее ног, и она, оглядываясь по сторонам, думала, что вот какая она все же дура, что не взяла ручной тележки из дома. Лиличка чуть не заплакала от досады. А тем временем стало совсем темно, снова пошел мелкий дождик и надо было как-то идти. Да идти-то всего каких-нибудь десять–пятнадцать минут, и она, не раскрывая зонтик, взяв в одну руку самый тяжелый пакет из винного отдела, а в другую два остальных, хотела было уже двинуться в путь, как тут на пороге магазина появился ее знакомый - Савелий Игнатьевич. Это был мужчина лет сорока, красивый, сильный и очень умный когда-то. Он служил одно время регентом в церкви, где она пела под его руководством все эти пять лет и… была все эти пять лет в него влюблена…

Вот теперь можно было отступить и поговорить о мужчинах, в которых естественно постоянно влюблялась Лиличка…
«Я всю свою жизнь большую часть провела с женщинами! – часто рассуждала она сама с собой. Конечно, мужчин у меня в жизни хватало и в доме главбуха, и в больнице, и в церкви, и вообще везде, но я ведь такая маленькая, что они мне все казались какими–то чудовищными птицами, потому что я наверху видела только их подбородки губы и носы, носы, похожие на клювы больших хищных птиц, сидящих на своих гнездах, особо это было заметно, когда мужчина носил бороду и усы. Вот хотя бы как этот Савелий Игнатьевич! Наверху я видела гнезда, а вот внизу, там, где сходятся их ноги, я видела совсем иное, там было что-то таинственное, сильное, иногда набухавшее, волнующее меня даже до бунта моей «мамочки», головокружения. Это она имела в виду ширинку у брюк и то, что за нею у мужчин находится. "Конечно, я видела у своих мальчиков, что-то подобное, что там может быть, когда мыла их, одевала, - но там были какие-то червячки, больше забавные, чем волнующие. А вот с другими! Вот хоть этот Савелий Игнатьевич – у него-то был не червячок в ширинке, там было что-то такое, большое свисающее набок и сильно оттопыривающее одну из штанин! Ах! Я ведь все это видела в течение всех пяти лет – мне даже одной моей фляжки не хватало на день, чтобы иногда заглушить то волнующее чувство, которое у меня вызывала ширинка у него. Я всегда или, лучше сказать, очень часто стояла так близко ко всему тому, что когда-то должно было случиться, и моя «мамочка» уже не была бы так одинока, но я никогда не видела их глаз.
Я знала, что глаза у мужчин бывают голубые, зеленые, карие, а вот какие были у Савелия Игнатьевича, я никогда не видела, даже когда он наклонялся ко мне, делая какое-нибудь замечание, я очень трусила и опускала свои до уровня его ширинки. Мне очень хотелось заглянуть в глаза какого-нибудь красивого мужчины и…узнать! Что? Да я сама не знаю!
Я влюблялась и в знаменитых актеров, вот хоть в Леонида Ярмольника я влюблена и сейчас! Ох! Как же он хорош в своих ролях, пусть даже в небольших эпизодах! Но с ним у меня тоже была история почти комедийная или лучше сказать трагокомедийная:
к нам в райцентр приехала выставка восковых фигур из Москвы, и мы всей больницей, тем более, что у нас тогда был свой автобус, поехали на нее. Там были фигуры разных исторических персонажей и выглядели они, как живые. Там же была фигура и Леонида Ярмольника, взятая из журнала «Ералаш», где он играет учителя из каменного века - он был голый, в одной набедренной повязке, и в одной руке держал копье, как указку, а в другой огромную кость. Когда наша тихая экскурсия проходила уже в другой зал, мне очень захотелось вернуться и посмотреть какие же все же глаза у Леонида, тем более, что смотрительница зала, сидевшая на стуле у двери кажется, заснула. Я вернулась, взяла один из стульев, стоявших у стены и, поставила его к фигуре Леонида, так чтобы залезть на него и увидеть его вблизи. В это время смотрительница очень древняя старушенция похожая на восковую моль проснулась и подняла крик - ей показалось, что я хочу украсть голову знаменитого актера и… потом милиция, следователи, прокуратура, о господи! Меня, конечно же, к вечеру отпустили, покрутив пальцем у виска и, больше, я уже не пыталась что-то узнать у мужчин тем более, вблизи».

Так думала сейчас Лиличка, пока ее знакомый Савелий Игнатьевич поднимался по ступенькам к ней навстречу.
- Здравствуйте уважаемая Лилия Георгиевна! С праздником вас! – улыбаясь, приветствовал он ее уже на площадке магазина.
- И вас с праздником Савелий Игнатьевич! – счастливо улыбаясь, отвечала ему она. Она была так рада, что сейчас все ее проблемы будут решены, конечно, он самый настоящий мужчина или как говорят в Англии настоящий джентльмен.
- Я вижу! вы к своим собрались с подарками? – все так улыбаясь, спросил он, у нее осматривая ее груз покупок. – Не помочь ли мне вам?
- Да нет спасибо большое я сама, - для виду вежливо ответила ему Лиличка и хотела уже было взяться за один из пакетов, как Савелий Игнатьевич сам перехватил его из ее рук и, продолжая улыбаться, взял и другие два.
- Уж позвольте мне вам помочь, тем более, что меня очень интересуют какие сейчас дела в нашем храме, больнице, у вас? – и он, говоря это уже на ходу с лестницы быстро стал спускаться с нее. Лиличке ничего не оставалось делать, как быстро раскрыть свой зонт и последовать за ним. Вот так семеня за бывшим регентом Лиличка с непривычки немного задыхаясь еще и рассказывая ему все новости храма, больницы, да и свои тоже они через десять минут уже стояли у крыльца большого дома Кувалдиных.

Дом сейчас весь сиял от своих огней в окнах, за дверью слышался веселый смех, музыка чьи-то крики.
- Ну, вот я вас и доставил! - весело произнес бывший регент и поставил все пакеты на порожек крыльца. Они стояли сейчас под большим козырьком его и дождик здесь не доставал. Лиличка закрыла зонт и благодарно посмотрела на верх где должно было быть лицо Савелия Игнатьевича. Но она видела только мокрое расплывчатое пятно. Видно он улыбался ей, от него шло такое тепло, неясный свет, что Лиличка даже растерялась.
- А вы знаете Лиличка, - он в первый раз назвал ее так, - я ведь когда-то был влюблен в вас! И сейчас вы мне нравитесь, вы такая, такая….
- Маленькая! Я похожа на куколку, да? – вежливо ответила ему Лиличка и тихо засмеялась.
- Да! Вы очень хорошая женщина! Можно я вас на прощание поцелую? В честь праздника в честь…, - и бывший регент, не ожидая ее ответа, быстро наклонился к ней и так же крепко поцеловал ее в губы, как вот только недавно поцеловала ее подруга детства на том крыльце кондитерского магазина, где они все вместе сегодня встретились.
Лиличка еще долго стояла глядя в след удаляющей его фигуры. – «Кто бы мог подумать, что он был влюблен в меня, да я на него и смотреть-то боялась!» - думала сейчас Лиличка глядя уже в пустоту все набиравшего силу дождика.

Когда она вошла в дом, ей его открыла одна из «кувалдинских» женщин - все скопом выскочили ее встречать, а дети окружившую ее в плаще еще мокрую от дождя хором закричали:
- А вот и наша Лиличка приехала! А вот наша куколка приехала! – дети, взявшись за руки, тут же повели хоровод вокруг нее, не пуская в него взрослых. Она, кружась с ними вместе и, тихо, радостно смеясь им в ответ, раздавала сладости всем подряд и, хоть, детей было намного больше, пригласили друзей и подружек, всем хватило и по шоколадке и по кексу и по большой конфете. Оставались еще леденцы и пряники, но и их скоро разобрали.
- Спасибо Лиличка, спасибо наша куколка! - наконец, дети, освободили свою любимицу и, Лиличка, смогла немного перевести дух. Но и здесь она не очень-то задержалась - ее скоро позвали на кухню. Там скопились все «кувалдинские» дамы: обе жены с двумя же тещами, две сестры и какая-то дальняя свояченица, которую Лиличка почти не знала. Стол был уже накрыт, ждали только ее, и сейчас нужно было решить добавить все то, что она принесла с собой, то есть копченую ветчину с сервелатом и шпроты на стол сейчас или добавить потом к чаю. Решили что надо сейчас, и начали чистить, резать и класть все на большие блюда. Так что через несколько минут два красивых и вкусно пахнувших блюда, большая бутылка кока-колы и виски еще более украсили стол в «кувалдинском» доме – все было готово к началу торжества.
Позвали детей. Во главе стола с одного края посадили виновника торжества, его тут же окружили мать и одна из бабушек, а на другой конец возглавить его предложили Лиличке. Она, долго смущаясь, отказывалась, но ее чуть лишь не силой посадили на высокое место и окружили ее незабвенными Сашенькой и Лешенькой. Принесли торт со свечами и, все, встали с мест пока пятилетний Илья раздув щеки гасил их своим дыханием. Свечи погасли, все захлопали в ладоши, дети закричали ура и пиршество началось.

Долго говорили тосты, долго пили и закусывали, пока это не надоело детям, которым не терпелось узнать, что же все-таки подарили Илье в этот день. Скоро только взрослые остались за столом и, то, некоторые мужчины пошли курить, дамы тоже стали почему-то исчезать одна, за одной и, в конце, когда дело уже близилось к подаче чая за столом оставались одна Лиличка и два ее бывших воспитанника. Лешенька и Сашенька, которые уже достаточно выпившие все пытались рассказать ей о своих делах. Лиличка выпив за вечер всего одну рюмку виски и без нее была, почти пьяная. Она с радостью слушала бытовые и служебные дела семьи Кувалдиных, тихо смеялась, когда было смешно, переживала и, чуть не плакала, когда было грустно. Лиличка сейчас была почти счастлива. Она была бы счастливо полностью, если бы не встретила свою подругу Любу Дуванову и бывшего своего регента. Она почему-то думала сейчас о них: - « Вот было бы сейчас как хорошо, если бы они оба были здесь! Они бы увидели, как меня все любят, как обо мне все заботятся и, не потому, что у меня есть деньги в банке и не, потому, что я маленькая и у меня никого нет кроме них! Конечно, нет! Конечно не из-за того. Нет! Они все просто меня любят!».

Но вот начался вечерний чай и снова все говорили тосты, выпивали, закусывали и в конце одна из девочек села за пианино и, стараясь, весело сыграла знакомую всем песенку из мультфильма о дне рождении, где крокодил Гена пел такую же под гармошку. Потом кто-то из детей читал стихи, кто-то пел соло и, в конце концов, дети устали стали сонными и им было уже пора расходиться по домам, спать, как один из кувалдинских мужчин это был Сашенька, попросил спеть Лиличку что-нибудь на прощание.

Она обычно пела в таких случаях песню под названием «В лунном сиянии», но сейчас оглядываясь по сторонам и увидев как все снова сели на свои места слушать ее, она вдруг сама взяла бутылку с виски и налили себе полную рюмку. Залпом, выпив ее, Лиличка встала с места и, чуть пошатываясь, подошла к пианино. Все затаили дыхание. Это было что-то небывалое. Вот она, держась одной рукой за крышку пианино, а другую, положив себе на грудь, гордо поглядела на всех и… запела: «Миленький ты мой – возьми меня с собой – там, в краю далеком буду тебе женой…» - Она пела так вдохновенно и хорошо, как никогда. Сидевшие за столом заслушавшись ее, застыли, кто с чашкой в руке, кто с чайником, кто уже и с надкушенным пирогом. Лешенька держал бутылку с виски, а Сашенька большую рюмку – они хотели выпить, но так же слушали ее, как все. У них у обоих на глазах выступили слезы. А Лиличка продолжала петь…
И вот на самом высоком тоне, где героиня песни просит взять ее даже чужой Лиличка замолчала, но через секунды продолжила уже совсем другую незнакомую ни кому песню.
Это была даже не песня, а большой куплет сочиненной ею только что:

- Поздние пташки пропели, а я все жду соловья
И никогда не поверю, что ты разлюбишь меня
Не верьте, не верьте, не верьте
Не верю, не верю, не верю и я!
И никогда не поверю, что кто-то разлюбит меня!

Когда Лиличка допела свой куплет в зале наступила тишина. Такая тишина бывает очень редко и обычно после нее раздаются громкие крики и аплодисменты и все это потом нарастает, нарастает, и переходит в шторм с криками браво, чудесно, это невозможно и прочее. Так было и сейчас. Все повскакивали со своих мест и окружили ее со всех сторон.
- Мы все так любим тебя, так любим! – кричали дети хором.
- Это было чудесно! – вторили им их матери и отцы.
- Огромное спасибо тебе наша… мама! – целовали ее с двух сторон Сашенька и Лешенька Кувалдины.
А Лиличка стояла, сейчас прижав руки к груди и, была так счастлива, так счастлива как никогда…