сНежный Новый год

Получив подзарядку десятком нежных поцелуев, парни выгрузились из машины, забрали из багажника обмотанную верёвкой ёлку с пакетами, полными еды, и пошли по тропинке к дому. С порога их окутал тёплый уют протопленной печки, а глаза наткнулись на миску, покрытую вафельным полотенчиком. Было понятно, что это Пантелеич оставил что-то съестное, приготовленное бабой Нюрой, и от этого стало безумно тепло на душе. Сняв куртки и шапки, ребята прошли в комнату и стали выгружать сумки, развязывать ёлку и неспешно готовиться к встрече Нового года. Дощатый пол был по-прежнему холодным, даже пёстрая дорожка не спасала, и они не рискнули снимать ботинки, но тут же еще сильнее растопили тлеющую печь. Сухие дрова сразу же принялись задорно потрескивать, будто стараясь перекричать друг друга, и Паша, подойдя к теплому боку печи, прижался ладонями и одной щекой. Вязкой волной настоящего живого тепла обернула нега, и Паша прикрыл глаза, греясь и что-то бормоча.

- Ты там, что, секреты печке рассказываешь? – усмехнулся Дмитрий, расправляя зелёную красавицу и устанавливая её посреди комнаты.

- Да нет, Дим, слушаю, - тихонько проговорил парень и, оторвав руку от тёплой стенки, поманил пальцем. – Иди ко мне, послушаем вместе.

- Вот придумщик ты, солнце, - засмеялся Димка, но всё же оставил ёлку в покое и подошел. – Ну, что тут у нас на повестке дня?

- Тсс… Давай руку и прижмись щекой к печи, сейчас всё услышишь, - шепотом проговорил Паша и, сжав пальцы друга в своей горячей от печки ладони, потянул к его к себе.

За окном тихо кружил снег, устилая наличники дома, а на стеклах из-за этого образовывались барханы, и можно было видеть, как снежные кристаллики стеснительно прижимаются к глади стекла. В комнате был слышен лишь приятный хруст, который издавал кушающий деревянные поленья огонь. В воздухе витал дерзкий запах согревшейся ёлки, которая, чуть оттаяв от мороза, стала делиться своим смолянистым ароматом хвои.

- Что-то я ничего не слышу, - прошептал Дима, - или мне слуховой аппарат погромче сделать?

- Глупик, - хохотнул Паша и хлопнул друга ладонью по плечу, – ты не ушами, а сердцем слушай.

Дима медленно переступил с ноги на ногу и вплотную приблизился к Паше. Сняв ладонь с побеленной стенки печи, он коснулся поясницы друга и тут же нырнул под свитер, согревая и поглаживая кожу.

- Что-то начинаю слышать, - с серьёзным видом проговорил Дима и, оттолкнувшись от печи и повернув Пашу спиной к ней, прижался животом к другу и коснулся губами его лба, – и, по-моему, мне сердце даёт очень даже конкретные подсказки.

Кончиками пальцев, касаясь небритой щеки Паши, он провел по скуле, скользнул по шее и забрался под высокий ворот пушистого свитера. Тыльной стороной пальцев Дима погладил шею и подрагивающий кадык, а подушечками пальцев коснулся яремной впадины. Паша шумно вздохнул и обнял Димку, проскользнув руками в задние карманы его джинсов. На губах обоих парней несмелыми бутонами расцветали улыбки, которые были красноречивее всяких слов. Хотелось коснуться друг друга и ощутить вкус сладковатых от желания губ. Паша чувствовал бессовестный жар между их телами, который распалял сильнее горячей печи, греющей спину. От этого ощущения хотелось неприкрыто стонать, и тело само начало неспешный танец под напором Дмитрия. Когда вязаные олени на свитере стыдливо начали извиваться, а сам предмет одежды начал ползти вверх и обнажать грудь Паши, в двери дома шумно затарабанили, и парни с разочарованием простонали.

- Ёлки-шишки, это дед Пантелеич пришел, точно… - с досадой провыл Димка. – Я же машину у ворот оставил, вот он и рад стараться.

- А ты бы хотел Деда Мороза? – улыбнувшись и одернув свитер, спросил Пашка и звонко поцеловал Димку в нос. – Ещё скажи, что не против снегурочки!

- Да я вообще никого не хочу, – констатировал Дима в спину удаляющемуся Паше.

- Даже меня? – выгнув бровь и замерев на пороге, он повернул голову.

- Вот что ты за человек, Паш, - засмеялся Димка, в два прыжка достиг друга и обнял его со спины, надавив на плечи. – Это даже не обсуждается! Никогда и ни с кем! Так что ты всегда в моём меню.

Стуки продолжались, и парни всё же поспешили к входным дверям. Щёлкнув замком, они впустили в дом Пантелеича, который с порога, словно настоящий Дед Мороз, потопал ногами, поохал и сквозь смех да седую бороду с усами начал осыпать ребят поздравлениями. По-простому хлопая их по плечам и зычным голосом оглашая перечень обычных, но таких нужных пожеланий, дед подмигнул и сказал, что пришел не с пустыми руками, мол, знает, что и Дима, и Павел были послушными весь год, и им причитаются подарки. В тот же миг Пантелеич полез за пазуху лохматого тулупа и вытянул две пары серых коротких валенок.

- Вот, эт баба Нюра снарядила меня до вас и велела вручить енту обувку, - дедок протянул им чудаковатые валенки, – вы ж городские и, поди, не носите такого, но тутачки хоть по дому будете топать. Енто ж не ток тепло, но и страх как нарядно!

Парни несмело протянули руки к подаркам и начали вертеть их в руках. Бабка Нюра, и правда, постаралась, расшила коротенькие войлочные сапожки разными тесёмками да украсила тканевыми аппликациями. Выглядели они по-мультяшному, но настроение точно поднимали, и парни растянули губы в улыбках. По-быстрому скинув свои ботинки, они натянули тёплые валенки и тут же стали притопывать, нахваливая и благодаря деда. Пантелеич довольно гладил свою бородёнку и отмахивался рукой, поговаривая, что они и так всегда очень много для стариков делают, так что бабка решила для ребят смастерить то, что хорошо умела. Они и детям, и внукам такие же в город передали. Носят ли те там, неизвестно, но тринадцатилетняя внучка для подружки такие же попросила.

Пока сосед рассказывал о своей внучке и о том, как председатель ему к новому году машину дров как ветерану по льготной цене выписал, Дима сбегал в комнату за подарочным свёртком для стариков. Он ещё пару недель назад прикупил для бабы Нюры пуховый платок, а для деда - курительную трубочку из корня черешни. Увидев объемный пакет, Пантелеич начал было отпираться да отнекиваться, но Пашка тут же ему пригрозил, что они разуются и будут ходить босиком, отчего простудятся и заболеют. Эта угроза возымела действие, и дед, откланявшись и пожелав напоследок крепкого здоровья, засобирался к себе, напомнив, что, при желании, ребята могут прийти к ним праздновать.

Но у парней были свои планы на эту новогоднюю ночь, ведь не зря они скрылись от всех друзей, от шума мегаполиса и телевизионных поздравлений, от взрывоопасно красивых салютов и опьяняюще обжорливых застолий. Им хотелось провести старый год вместе, хотелось вдвоем встретить наступающий, а вместо помпезных тостов услышать лишь «За нас!».

Праздник случается тогда, когда люди хотят его устроить для себя и своего родного человека, а не строго по красным цифрам календаря. И даже если бы им не удалось провести эту ночь вместе, они бы непременно это сделали третьего, пятого или десятого января. И именно в тот момент для любящих людей начался бы отсчёт нового года. Ведь двенадцать часов – это не рубеж, а смена декабря январем – это всего лишь условность.

В тот вечер «Их Личного Нового Года» они наряжали ёлку старыми игрушками с чердака, которые хранили запах детства и радости. Почему-то никогда идеальные новомодные шары с ручной росписью и в отдельных ячейках подарочных коробок, застеленных белым атласом, не вызывали столько трепета, как обычные стеклянные шишки, с которых облезла краска. Ни одна эксклюзивная современная сосулька с нанесенной позолотой потали и кристаллами искусственного снега не сравнится со стареньким медвежонком из папье-маше или плоской рыбкой из фольги. Но самое замечательное было доставать из старого чемодана с застёжками и привязанным к ручке малюсеньким ключиком обернутые в пожелтевшую бумагу или салфетки игрушки. Куда там киндер-сюрпризу! Тут ожидание чуда вовсе неподдельное даже у взрослых. Беря в руку очередной бумажный «снежок», не знаешь, что за чудо тебе сейчас откроется - то ли маленький космонавт с буковками «СССР» на серебристом шлеме, то ли пузатенькая избушка со снежной крышей и нарисованным окошком.

Каждый раз, доставая новую частичку советского праздника, Пашка по-детски радовался и тут же начинал рассказывать забавные истории про утренники в детском саду, на которых он был сначала то гномом, то зайцем, но впоследствии дослужился и до роли мальчика-Новогодька с соответствующими циферками на серебристой шапочке с опушкой из ваты.

Дима с улыбкой слушал друга и помогал ему завязывать нитки на скобки-петельки игрушек. Скромное зелёное деревце неспешно превращалось в новогоднюю модницу, начинало поблёскивать искристым дождиком и пестрить ёлочными игрушками. Само обряжение символа Нового года вызывало ностальгию и создавало ни с чем не сравнимое тёплое счастье, и в довершение ритуала Пашка, забравшись на стульчик, водрузил на самую макушку остроконечную красную звезду, которая вызвала дружный смех у ребят.

- Чувствую себя пионером, - стоя на табуретке и любуясь стеклянной звездой, Паша резко вскинул руку и торжественно поднял её в «салюте», отчего покачнулся и чуть не свалился на пол, но вовремя был подхвачен Димкой.

- А я чувствую, что с таким рвением ты до комсомольца не доживёшь, - проговорил Дима и поудобнее обхватил друга, который тут же устроился на его руках и обнял за шею своего спасителя.

- Знаешь, Дим, вот так бы и встречал Новый год.

- У меня на шее? – засмеялся Дмитрий и, немного подкинув его на руках, покрепче обхватил Павла.

- Да нет же, глупый, в твоих руках, - Паша провел по Димкиной челке, пропуская волосы сквозь пальцы и зачесывая их назад, как гребнем. Коснувшись губами открытого лба, он оставил кроткий поцелуй.

- Паш, так ты у меня не только в руках…

- Ещё и в печёнках? – не дав договорить, хохотнул Павел.

- Ты давно в сердце, - Дима неспешно покружился вместе с другом на руках, – ты хочешь, чтобы этот Новый год был действительно новым?

- Честно? – Павел подмигнул одним глазом, поболтал ногами в смешных валенках и широко улыбнулся.

- Как на духу, - ответил Димка и поставил друга на ноги.

- Вот честно, Дим, хочу, чтобы новый год был... старым, - сказав, Паша по-детски пожал плечами, разведя обе руки в стороны, словно эти его слова и дополняющий жест могли что-то пояснить.

- Это как? – Дмитрий легонько приподнял лицо друга за подбородок и заглянул в его глаза, где в тёмных зрачках увидел своё отражение.

- Понимаешь… - Паша упёрся пальцем Димке в грудь и повёл им через солнечное сплетение вниз по животу. – Просто нам было настолько здорово весь этот год, что я боюсь что-то менять.

- А вдруг будет лучше?

- Не-е-е-ет, - засмеялся Паша, – я не жадный мальчик. Мне безумно хорошо сейчас, и я понимаю, что в данную секунду я счастлив. А перемены… Никто не может знать, хорошим они обернутся или плохим. Я согласен не иметь больше, но абсолютно точно не хочу и меньше! Так что загадаю своё желание про ещё один такой же год, - лукавая улыбка парня резко сменилась лёгкой паникой и смешным выражением лица, - но если мы будем продолжать с тобой лясы точить, то так и не успеем приготовиться к его встрече!

Паша развернул друга за плечи лицом к комнате и хлопнул того по мягкому месту, давая ускорение, сам же начал суетливо разбирать пакеты на столе и приговаривать, словно Маша из детского мультика: «Ой, мамочки, ой, мамочки, ой, мамочки…».

Он шуршал, как метеор, - то бегая на второй этаж за ложками, то прибегая и начиная раскрывать судочки-коробочки. Потом он вновь устремлялся на кухню за консервным ключом или полотенцем, то, снова прибегая в комнату, искал в старом шкафу вычурный салатник то ли из чешского стекла, то ли из хрусталя.

Дима неспешно развешивал электрическую гирлянду по комнате и оборачивался на Пашку, за которым следить было одно удовольствие. В какой-то момент Паша скрылся в чулане, и оттуда доносились лишь интеллигентные ругательства, редкий звон вечно падающего медного таза да стук чего-то деревянного по чему-то железному. Буквально минут через восемь шум прекратился, и на пороге комнаты возник Павел со счастливым лицом, стареньким проигрывателем «Серенада» в руках и с виниловыми пластинками подмышкой.

- Глянь, чего нарыл! Сейчас у нас будет дискотека! – радостно провозгласил Паша и тут же, поставив проигрыватель на пол возле ёлки, начал подключать его к розетке, бережно пальцем поправлять иголку, нажимать рычажки, запуская вертушку.

- Здорово, Паш! Я сто лет не слушал диски, - Дима, усевшись рядом на шерстяной половик и скрестив ноги по-турецки, не менее увлеченно начал рассматривать квадратные конверты с винилом, изучая надписи. – Да тут целая сокровищница!

- Тут целая молодость! – весомо ответил Паша и приложил указательный палец подушечкой к резиновому коврику вертящегося диска.

- Да ладно тебе, старик, - хохотнул Дима и тоже дал возможность крутящейся площадке погладить свои пальцы.

Парни ещё какое-то время поигрались с вертушкой, ставя на неё то мандарины, которые расшвыривались в стороны на скорости «сорокопятке», то сражаясь игрушками из папье-маше на вылет и радуясь, когда чужой «боец» улетал с вращающегося диска. Потом они перебирали пластинки, выбирая подходящее, и вот алмазная иголка, робко коснувшись винила, разбудила динамик, и он ностальгически зашипел. Зазвучали первые такты в стиле свинг, и «живой» эстрадно-джазовый оркестр разлился по комнате игривым проигрышем. Через несколько мгновений раздался бархатный тембр с немного небрежной сентиментальностью, и Фрэнк Синатра запел одну из самых уютных песен с зимним настроением «Let It Snow».

Снег за окном, и правда, шел не переставая, несильный ветер игриво кружил снежинки, а в доме ласково горел очаг. И пусть это был не камин, а всего лишь печь, но праздничное настроение, благодаря рождественской песне, было просто замечательное. Парни так и продолжали сидеть на полу, слушая дивные звуки прошлого века и словно чувствуя вибрацию струн фортепиано и сверкание медных инструментов оркестра, видели зеркальный блеск эстрады и белоснежный смокинг дирижёра с тонкой палочкой в руке. Лёгкость ритма завораживала и дарила удивительное присутствие чего-то необычного.

- Вечер такой снежный, а у нас тепло, будто и нет зимы, - Паша встал на колени, подполз сзади к Димке и обнял того за плечи, повиснув на нём и уткнувшись в его затылок. Немного покачавшись, вдыхая яблочный запах душистых волос Димы, Павел упёрся подбородком ему в плечо, подняв глаза к мерцающей яркими огоньками гирлянде, и стал тихонько напевать, неспешно поглаживая ладонями бока и поясницу Димки.

- Иди ко мне, мой снежный, - Дима, немного наклонившись вперёд, вытянул свои руки, завёл их назад к Пашке, взял его пальцы в ладони и, удерживая правую руку, обвёл друга вокруг себя, будто в танце, увлекая того наперёд и усаживая напротив себя. – Мой нежный снежный, - улыбнувшись, он обеими руками обнял Павла за поясницу и притянул практически вплотную к себе.

Порою им хотелось болтать без умолку, но иногда им просто необходимо было побыть в тишине и «разговаривать» лишь касаниями. Паша, сидя на вытертой, но теплой шерстяной дорожке, обнял ногами друга и скрестил щиколотки у того за спиной, а Димка сжал в своих ладонях пальцы любимого, они немного наклонились друг к другу, соприкоснувшись лбами. Вот так, на расстоянии одного выстрела - выстрела глазами, парни сидели и еле заметно улыбались, немного покачивая головой то ли в такт музыке, то ли мысленно разговаривая…

Стрелки настенных кварцевых часов медленно облизывали гладь циферблата, неумолимо приближая полночь. Старый год нехотя прощался, оставляя приятные воспоминания и лёгкие тревоги, дарил трепет радости и волнение от маленьких свершений, оставляя в памяти моменты счастья и забирая с собой терпкие разочарования. Наверно, ему не хотелось, чтобы люди с досадой вспоминали год прошедший как время мучительных терзаний или беспросветных ситуаций, каждому ведь хочется оставить себе лишь лёгкую грусть ностальгии и порою мимолётную улыбку благодарности за то, что всё это было.

По комнате старого, щедро усыпанного декабрьским мягким снегом дома витали нежно-густой аромат хвои и дразнящий - мандаринов. Но если прикрыть глаза и постараться вдохнуть душой, если попытаться увидеть сердцем, то можно было бы уловить множество запахов: вкрадчивый - нежности отношений, волнующий – абсолютного доверия, пьянящий – безграничной любви. Возле вычурно милой ёлки сидели два человека, которым не нужен был бой курантов или обращение президента, и вовсе не важен был момент перехода с одного месяца в другой или богато накрытый стол, приевшиеся хлопки обязательного шампанского или загадывание нелепых желаний. Важны были лишь они двое, готовые провожать старый год под тихие звуки инструментов оркестра и без единого слова, готовые встречать новый год, сидя в смешных валенках на стареньком половике в окружении разбросанных по полу оранжевых мандаринов без какого-либо намерения загадывать что-то несбыточное или очень желанное.

Многие люди получают в дар от судьбы счастье, но, наверно, немногим даётся возможность ощутить его в данную секунду и понять, что больше ничего и не хочется. Мы привыкли всегда желать лучшего, забывая наслаждаться тем, что имеем в этот миг. Но достаточно лишь захотеть посмотреть на свою жизнь со стороны, и мы тут же поймём, что можно слышать красоту и видеть звуки, чувствовать мысли и ощущать фантазии.

Человеческое счастье может быть долгожданным или нечаянным, шальным или душевным, безудержным или наивным, но от этого оно не может быть менее ценным. И если под свой «Личный Новый Год» вам нечего будет загадать, значит, вы действительно получили в дар подлинное счастье, и тот, кто вам его дарит, сейчас находится рядом. И остаётся лишь нежно взять его за руки, заглянуть в его бездонные глаза и, беззвучно шевеля губами, сказать «Спасибо…». Поверьте, он всё прекрасно поймет без слов, ведь ощущает то же самое – желание в новом году оставить всё по-старому. По-старому чудесным, по-старому искренним, по-старому взаимным…