сНежный Новый год

Машина тихо шелестела по трассе, разрезая морозный воздух горячим капотом и обнимая двумя лучами света фар падающие кристаллики снега. Снежинки за лобовым стеклом весело мельтешили и разбегались по обе стороны, словно поток воды перед плывущим дельфином. Дмитрий вёл машину, одной рукой держа руль, а второй потянулся включить автомагнитолу, и тут же из динамиков тихим дыханием полилась музыка. В салоне было тепло и уютно, рядом на сидении, немного опустив спинку, спал Павел, молочно-зеленоватое свечение от приборной панели плавно рассеивалось, а из решетки обдува мягким теплом дышал кондиционер. За стеклами была монохромная зима, вокруг лишь бело-серый или серо-чёрный цвет, а в салоне авто был взрыв сочного уюта: ярко-голубой с белыми оленями свитер Павла, а на его коленях – красный пуховик. Дмитрий улыбнулся и перевёл взгляд на лобовое стекло, где на серебряной нитке болтался фетровый заяц цвета сочной зелёной лужайки. Пашка любил такие нелепые вещички, и одна из них была повешена на салонное зеркало заднего вида со словами: «Учти, он следит за тобой и всё мне передаёт!»

Из динамиков послышался лёгкий свист, и через несколько тактов раздался беззаботный голос Боба Марли. Дмитрий снова растянул губы в улыбке, ведь они любили эту песню и всегда подпевали. Паша обычно прикрывал глаза, смешно кивал головой и вытягивал губы дудочкой, самозабвенно вытягивая: «У-у-у-у-у… Don't worry be happy…». Дмитрий и сейчас стал практически беззвучно шевелить губами, подпевая и постукивая пальцами по рулю, придерживая его лишь ладонями. Если бы Пашка так не умотался за день и не уснул, то они бы непременно крутанули звук на максимум и завели бы на два голоса, раскачиваясь в стороны, словно обкурившиеся марихуаны последователи растафарианства и поклонники регги. Солнечная песня действительно могла удивительным образом переносить из хрустящего морозцем зимнего вечера в жаркий полдень Ямайки, и на душе становилось легко от незатейливого месседжа: «Не парься, будь счастлив…».

Дорога ленивой змейкой огибала замёрзшее озеро, а на подъеме начинала сворачивать сразу за одинокой совдеповской остановкой автобуса, которая сберегла символику ещё радостных времён, и на ней даже под налипшим снегом четко просматривалась мощная крестьянка с охапкой пшеничных колосьев в руках, выложенная цветной мозаикой. Потёртая надпись сверху бункера-остановки гласила «Поп..ка», что означало, что если бы местные органы власти в лице председателя сельсовета дорисовали бы вытертые ветрами и местной ребятнёй две буквы, то можно было бы нормально прочитать, что данный «город-герой» именуется Поповкой. Дмитрий неспешно вел машину, а за окном ленивой светомузыкой мигали окошки домов и редкие фонари, освещающие деревенские улочки.

Вспомнился прошлый Новый год, когда они с Пашей решили отпраздновать его всей шумной и довольно разношёрстной компанией на даче у хороших знакомых. Та зима была довольно снежной, и аккурат к утру 31 декабря все дороги завалило щедрой недельной порцией снега. Добираться машинами было проблематично, и решено было ехать пригородной электричкой. Единственное, хозяин дачи Митя, его подружка Маргарита и ещё двое активистов, вызвавшихся скупить и доставить всё необходимое для грандиозной гулянки, погрузились в полноприводную старушку Ниву Тайгу. Наличие кенгурятника и лебёдки давало стопроцентную гарантию, что они доберутся до места без проблем.

Отмечать друзья стали уже на железнодорожном вокзале, когда весёлая группка из восемнадцати хихикающих, болтающих и махающих руками человек прочно обосновалась в углу зала ожидания с рюкзаками, двумя парами лыж, одними детскими санками и кучей пакетов. Девушки щелкали кольцами бело-синих жестянок с надписью «Red Bull», парни шумно праздновали уходящий год разнообразной пивной продукцией, и все вместе медленно, но уверенно приближались к приятному состоянию «ожидание чуда». Первое чудо в виде волшебного голубого вагона, прицепленного к электропоезду восточного направления, должно было свершиться уже минут через двадцать. За это время компания успела опорожнить пару десятков жестянок с «подогревом», послать гонца к киоску за сигаретами, спеть несколько песен под гитару, трижды привлечь взоры других ожидающих взрывом неконтролируемого смеха и после красиво, но невнятно произнесённого приглашения по громкоговорителю проследовать на перрон.

Ехали так же весело и вкусно, но с обязательным возмущением девочек про отдалённость туалета от их вагона. Естественно, полчаса езды пролетели незаметно, нужную станцию объявили совершенно внезапно, и эвакуация из вагона была экстренной. На радость всем пассажирам вагона, компания всё-таки покинула электричку и в обязательном порядке, который по закону подлости не нарушается никогда, забыла один пакет и пару лыж в вагоне. Но разве это могло омрачить уже зашкаливающее предпраздничное настроение?

До скромно-мещанского двухэтажного дачного дома торгаша Митьки компания дошла без видимых потерь, даже с неким приобретением: каждый третий посчитал своим долгом принести хозяину в дом по размашистой лапе лесной ёлки. Поэтому, когда шумная толпа проходила вдоль лесной посадки с редкими, но довольно старыми ёлками, парни ломанулись по сугробам между голых деревьев и заснеженных кустарников, чтобы добраться-таки до ёлок и урвать по колючему букету…

Дмитрий ухмыльнулся, вспоминая, как Пашка начал лезть на него, пытаясь дотянуться до облюбованной им ветки с шишками. Он всё норовил вскарабкаться по другу, наступая на колено и на сложенные лодочкой руки Димы.

- Димон, давай поднатужься! Я шишки хочу! – Паша был неугомонным, и ничто не могло его остановить.

- Блин, ты сейчас мои собственные шишки отдавишь и будешь потом со старым пнём жить, - Дима сквозь смех и шипение попытался все же подсадить Павла повыше и дать возможность тому сорвать вожделенную ветку с шишками.

Не прошло и получаса, когда вся компания, исколов руки, но вооружившись обязательным атрибутом Нового года, с потерями в виде промокших девичьих ног, оторвавшихся ручек пакетов, одной потерянной лыжной палки и двух синяков после шуточного побоища, с безумными песенными руладами подошла к сияющему светом во всех возможных окнах Митькиному дому.

Для того чтобы хозяин не усомнился, что это именно его гости, кто-то из ребят начал поджигать петарды и кидать их во двор, чем привел в возбуждение соседских псов, в восторг всех парней и в истеричное недовольство девушек. Но всё это очень быстро перетекло в бурное веселье, как только хозяева появились на пороге со старой оцинкованной вываркой, из которой торчали горлышки бутылок с шампанским. Все радостно заулюлюкали и начали тут же во дворе вскрывать шипучку и пить за свое удачное прибытие…

На трассе вдруг промелькнула тень, и Дмитрий, крутанув рулем, тут же рывками стал притормаживать. От толчков автомобиля Павел на переднем сидении зашевелился и, потерев кулаком глаза, приподнял голову.

- Мы, что, приехали, Дим?

- Та нет, спи ещё, хомяк, - улыбнулся Дима и подмигнул. – Наверно, заяц на свет фар выбежал, вот я и притормозил, чтобы не сбить.

- Откуда здесь зайцы? – сонно пробормотал Паша и улыбнулся.

- Из лесу, вестимо, - Дима снова прибавил газу, и машина плавно заскользила по пустынной трассе.

- Я ещё тогда вздремну, ладно? – Паша снова улегся на спинку сидения, повернув голову к Диме, и смешно пожевал губами.

- Спи, родной, - еле слышно проговорил Дима и провел ладонью по светлым, немного всклокоченным волосам друга.

До посёлка с их старым домиком было ещё километров двадцать, но Дмитрий понимал, что и эти десять-пятнадцать минут будут для Пашки ой как нужны. Он ведь весь день накануне праздника работал, несмотря на то, что порядочные трудящиеся уже в одиннадцать утра съели по бутерброду с желатиновыми шариками, имитирующими красную лососевую икру, которые всё норовят соскользнуть с масла, да выпили по пять глотков шампанского из пластиковых стаканчиков. После всего этого нормальные люди обычно покидают рабочие места с чувством полного удовлетворения вплоть до восьмого января, чтобы уставшими и недовольными вернуться на работу, дабы похвастаться супер-пупер-мега-охрененными праздниками и с нетерпением ждать тринадцатого января, чтобы закрепить полученный в новогоднюю ночь результат.

Именно таким – бурным, весёлым, безудержным и изматывающим был и их с Пашей прошлый Новый год. Прелесть загородного гуляния заключалась в том, что можно было поорать вдоволь, не боясь стука по батареям, выйти сразу в зиму, не дожидаясь лифта, слепить бабу, причем хоть снежную, хоть живую, благо два просторных этажа и уйма горизонтальных мест к этому располагали. Так что вся их компания получила полный «ол инклюзив», начиная от душевной Маргариты на «ресепшн» в костюме кролика из «Playboy», Митьки в костюме Санты и с белой синтетической бородой, которая почему-то висела, как жабо, на груди, и заканчивая презентами каждому из прибывших. Дима получил звонкий поцелуй от Маргариты и вязаный берет растамана с прикреплёнными дредами, а от Санты – надувную бутылку виски, Пашке же повезло меньше, ему от хозяйки были вручены синие трусы с резиновой голой задницей, чему он, как ни странно, безумно обрадовался и тут же натянул поверх своих джинсов. От Митьки Паше перепала очередная надувашка в виде рожка мороженого, и это тоже порадовало его настолько, что тот ещё с полчаса бегал между гостями с приставаниями: «Погладь меня по попе, дам лизнуть мороженко!»

Дмитрий снова ухмыльнулся сам себе, вспоминая прошлый Новый год, он тогда немного злился на своего Пашку, который так развязно себя вел. Он, конечно, понимал, что там все друзья, знают друг друга не первый год, праздник, выпивка, веселье… но всё равно не хотелось, чтобы хоть кто-то гладил Пашку по резиновой, но, тем не менее, всё же заднице. Сейчас это казалось по-детски нелепым, ведь для ревности не было повода, но тогда, вечером, он всё же пару раз прижимал Пашку в синих семейках к стенке той самой резиновой попой, чтобы потребовать доказательств того, что тот всё же любит своего растамана. Пьяненько хихикая, Паша дёргал Димку за искусственные косички и завязывал их под его подбородком, торжественно клянясь, что Димон – самый обожаемый растаман в мире, и Паша ни за что на свете не променяет этого смешного чудака в нелепом полосатом берете даже на принца датского…

Фары выхватили из темноты дорожный указатель посёлка, и Дмитрий скинул скорость. Еще минут пять до центральной улицы с местным универмагом и зданием поселкового совета, а там уже и их с Пашей дом. До Нового года ещё уйма времени, можно успеть и ёлку нарядить, и баночки-коробочки с купленной едой вскрыть, и даже в снежки при желании поиграть! Да мало ли чего им с Пашкой захочется? Пять часов – это ж куча времени, можно было бы и велосипед трёхколёсный изобрести, и ракету с местными шавками на орбиту запустить! Ведь в прошлом году они всей весёлой компанией успели сотворить мир, заселить его и даже разрушить.

Дмитрий снова расплылся в улыбке, вспоминая ту безумную, но такую чертовски весёлую ночь. Они тогда прибыли на дачу к Митьке часов в шесть вечера, а уже к семи все были в подарках, хмеле, поцелуях и блестящей мишуре. Девочки под предводительством кролика-Маргариты оккупировали второй этаж, где буквально по-быстрому, часа за полтора, успели переодеться, подкраситься, причесаться, посплетничать, выпить три поллитровые бутылки мартини и съесть две баночки оливок. Парни же за это время успели намного меньше, всего-то разбить хозяйскую вазу династии Цин, купленную Митькой в Таиланде за тридцать евро, опустошить деревянную коробку с кубинскими сигарами, разлить по бокалам и ковру несколько пузатеньких бутылок коньяка да занять все сидячие места в гостиной с простеньким, но радующим глаз камином.

Пашка не любил табачный дым и подбил лысеющего Борьку, который после недавнего серьёзного лечения не мог наслаждаться алкоголем, попугать девчонок, чтобы поднять себе настроение и ускорить выход прекрасной половины человечества и не менее чудесной четвертины присутствующих в их компании женщин из «подполья». Решено было начать забаву с улицы, чтобы не ломать сложившиеся устои и явиться к девочкам через окно.

Сложно себе представить, что было в головах у парней, изображающих из себя Санта Клаусов, да только удовольствие получили лишь мужики, ломанувшиеся на визг перепуганных девушек, перепрыгивая через две ступеньки, и бегущих на второй этаж. Дима был в числе первых спасителей и ввалился в комнату к девчонкам, застыв тут же на пороге. В спину его начали толкать остальные прибывшие, желающие воочию лицезреть необычное представление. А посмотреть и посмеяться было над чем: шесть нимф в дичайше соблазнительных образах, от медсестрички с пластмассовым шприцом и до строгой учительницы с очками на носу, были усыпаны конфетти, а подружка Бори, крупная и довольно высокая девица в костюме полисмена из черного латекса и в фуражке, держала за шиворот своего возлюбленного и давала ему поджопники коленом. Пашку наотмашь била хозяйка Маргарита диванной подушечкой в виде божьей коровки, приговаривая: «Йоулупукки недоделанные! Нашли чем развлекаться! Чуть критические дни с перепугу не начались!»

Оказалось, что Паша с Борей, вооружившись хлопушками и петардами, решили развлечь девчонок, и каждый занял свою позицию: Борька, натянувший маску «Крик» и перебравшийся из окна ванной комнаты, замер на балконе второго этажа, чтобы внезапно припасть к окну и заорать диким голосом, хлопнув ладонями по стеклу, а Пашка в это момент должен был ворваться в комнату с коридора и стрельнуть из большущей хлопушки на девчонок. В общем, сюрприз удался. Только вот парни не ожидали, что после двух минут визга кое-кто из девушек придёт в себя и всё же начнёт их «благодарить»…

Доехав неспешно до центральной площади посёлка, покачиваясь на неровной дороге, Дмитрий свернул за местный универмаг в улочку, ведущую к дому. Их с Пашей домишко нельзя было сравнить с хаткой Мити, но они его очень любили. Лето парни часто проводили вдалеке от городской суеты и наслаждались уютом старого дома.

Машина мягко притормозила у калитки, и Дима выключил мотор. Они здесь не были уже больше месяца, но дом вовсе не казался пустым: соседка баба Нюра заглядывала сюда и присматривала за домом, а её муж, бойкий дедок Пантелеич, исправно протапливал печку, чтобы к праздникам дом прогрелся и мог принять хозяев. Даже дорожка через двор была расчищена, и Дима улыбнулся такой заботе стариков. Они с Пашей всегда старались помочь им и никогда не приезжали без гостинцев, так что у них была взаимная соседская любовь.

Протянув руку и коснувшись волос Павла, Дмитрий легонько провел пальцами, ероша пряди, и тихо позвал: «Паш, Пашуня. Мы приехали». Спящий лишь чуть растянул губы и смешно заурчал, словно зверёк, но было видно, что сон медленно отступает. Дима вспомнил, как будил своего любимого наутро после встречи Нового года на Митькиной даче. Правда, утром это сложно было назвать, вся кампания, мощно празднуя, медленно редела, оставляя своих бойцов спящими по всему дому, и к шести утра тихий и почти разгромленный дом был похож на поле боя. Лишь к пяти часам вечера люд начал постепенно приходить в себя и медленно просыпаться. Они с Пашей заснули на диване в гостиной на первом этаже, и разбудил Диму шлепок по лицу от друга, который, спросонья поворачиваясь, взмахнул рукой. В ответ Димка наклонился над Пашей и, зажав двумя пальцами тому нос, дождался, пока тот откроет рот, чтобы дышать. Пашка, и правда, выпучил глаза и широко открыл рот, чтобы вдохнуть, а Дима тут же отпустил его нос и накинулся на Пашкины губы, целуя и покусывая. Ответной реакцией были пальцы, сжавшие Димкин затылок и слегка потянувшие за волосы. Дальше целоваться не было сил, и парни просто расхохотались и прижались лбами друг к другу.

- Эх, хорошо год провели, - блаженно пробормотал Паша.

- Ещё лучше новый начали, - сказал Дима и снова словил Пашкины искусанные губы, но уже сделал это нежно и со вкусом.

Тот год, и правда, чудесно стартовал, впрочем, и все триста шестьдесят пять дней он старался в грязь лицом не ударить. Дима был рад, что до этого заснул в ботинках на диване в гостиной, так как, спустив ноги на пол, он тут же услышал хруст стекла и фарфора. Ночью, после того как были произнесены первые двенадцать тостов, кто-то из компании выдвинул потрясную идею вывалиться всем на улицу, чтобы слепить бабу, поваляться в снегу, прокатиться на санках или лыжах с одной палкой и позапускать фейерверки. Благо этого добра у ребят было вдосталь, ведь без грохота и взрывов у них не обходился даже Первомай в лесу. Но всё тот же Борька, потерев лысеющую голову и многозначительно подмигнув, сообщил, что у него припасён на случай пурги «карманный» салют, и тут же сгонял за ним в прихожую. Через несколько секунд он появился на пороге и тут же продемонстрировал небольшую коробочку размером с консервную банку тушёнки. По-быстрому переставив блюдо с остатками фаршированного осетра, он разгреб место на своём углу стола, чтобы начать запуск обещанного салюта.

Все гости во главе с хозяевами были уже довольно хорошо накачены анестезией, и никто не усомнился в том, что Борис знает, что делает. Когда же фейерверк начал дико свистеть и пуляться зарядами в потолок, а яркими искристыми звёздами засыпать праздничный стол, все до единой девушки кинулись врассыпную, пытаясь укрыться кто за спинами мужчин, а кто и под столом. Пашка мужественно схватил бутылку коньяка и начал брызгать на коробку, а Дима схватил чей-то искусственный парик «а-ля Киркоров» и начал махать им в направлении фейерверка. Естественно, что парик сразу же начал гореть и вонять, от искр и коньячной жидкости вспыхнули тканевые салфетки на столе, а рядом стоящая пластиковая бутылка минералки начала плавиться. Митька, дабы спасти своё имущество, начал размахивать каминной кочергой, пытаясь сбить коробку на пол и там уже затолкать её под стол. После визга Маргариты «Горим!» парни не нашли ничего умнее, чем схватить за края скатерть и дернуть ее наверх, чтобы накрыть очаг возгорания. Итог: после всего тридцати секунд огненного фейерверка комната была устелена битой посудой, на столе, как тушка молодого мамонтёнка, лежала под обгоревшей скатертью груда негодной еды, а потолок был усеян дымными эллипсами от зарядов. Короче, разукрасили парни комнату под хохлому…

- Да ты сдурел, Лысый! – визжала Маргарита с поникшими меховыми ушками на голове и оторванным от юбки кроличьим хвостом в руках. – Ты решил нас в воздух поднять?!

- Борисыч, ну ты Гагарин! – сквозь нервный смех похвалил того Паша и, подойдя к парню, легонько дал ему подзатыльник.

- Да ты же самый трезвый, Борька! Как ты мог такое учудить? Ведь ты нас чуть не сжёг, – беззлобно спросил Митька и, переложив кочергу из одной руки в другую, двинулся по стеклу к перепуганному гостю.

- Ребята, не нужно, не бейте меня, - проблеял Боря и начал отступать. Все тут же дружно заржали и начали окружать новоявленного пиротехника.

- Ты с чего взял, что это карманный фейерверк? – злобно усмехаясь и тоже подступая к Боре, начал Пашка. – Или ты специально решил нас взбодрить?

- Ребята, я не виноват! Там на коробочке так написано! – запнувшись ногами об диван, Борька плюхнулся на него и забился в угол.

- «Комета Галлея», - начал читать Дмитрий, вертя в руках слегка обгоревшую по верхнему краю коробку.

- О, Лысый! Комета! Ты разве не допёр, что это смутно похоже на безобидный комнатный фейерверк? – ехидно начала Маргарита, а Боря пожал плечами и нервно покрутил из стороны в сторону головой. – Ладно бы он назывался «Садовые светлячки», а так явно с названием чё-то не то! Или тебя ничего не смутило?

- Батарея салютов, калибр…, класс…, количество залпов… - читал Дима и тут же всхлипнул от смеха, - да ты читать-то умеешь, Буратино? Тут же синим по жёлтому написано - фейерверк уличный!

- Да нет, карманный, - просипел Боря, подтянув ноги на диван.

- Компактный, дурень, а не карманный! – заржал Дима и тут же дал команду: - Бей его, ребята!

Вся толпа парней с улюлюканьем, словно на футбольном матче, кинулась к истерично вопящему и усиленно сопротивляющемуся Борьке. Конечно же, никто его не бил, а лишь защекотали до обморока да наорали в уши, сделав его на последующие полчаса глуховатым…

На переднем сидении зашевелился Паша и поднял голову. Вытянув руки в стороны и попытавшись потянуться, он выгнул спину и протяжно зевнул. Дима тут же забрался рукой под его свитер с оленями и потер Пашкин живот. Тот сыто заурчал и снова откинулся на спину.

- Всё-всё, хомяк, хватит балдеть, пора идти в дом.

- А можно тебя поцеловать? – прищурив один глаз, спросил Пашка.

- А можно меня об этом не спрашивать? – улыбнулся Дима…