Улыбка Джоконды

        Притяжения


- Лэнс?!
      - Я…
      Всего пару секунд они медлили, но потом, одновременно шагнули друг к другу и обнялись. Они молчали и не думали разрывать объятий. Ленс не мог скрыть своей радости и открыто смеялся, крепче стискивая плечи Брайана, и тот отвечал не менее теплыми объятиями и осторожными поцелуями в район мочки левого уха. Кинни до сих пор помнил все наиболее чувствительные места на теле Лэнса, и этой памятью благодарил его за столь чудесное появление, поскольку благодаря ему, наконец, смог забыть о тяжелом взгляде Джоконды.
      - Ты один? – отстранился Лэнс, продолжая с удовольствием разглядывать бывшего.
      - Нет. Джастин здесь, он хотел увидеть Мону Лизу, – Брайан разволновался. Очевидно, что воспоминания о прошлом настигли обоих.
      В это время художник Тейлор тоже ощутил волнение, словно именно сейчас происходило что-то такое, что ему нельзя было пропускать. Иррациональность этого знания была очевидной, но настолько сильной, что он отвлекся от созерцания шедевра да Винчи и обернулся.
      В яркой полоске солнечного света, бьющего из огромного дворцового окна, он видел Брайана, увлеченно говорящего с высоким, худощавым человеком. Сердце Тейлора сделало кульбит. Сегодняшний беспокойный сон вновь напомнил о себе, поскольку на его глазах происходило то же самое, что было в нем: неожиданная встреча Брайана в зале Джоконды с кем-то хорошо знакомым.
      - Пусть это будет не Генри… - шептал Джастин самому себе, силясь издалека разглядеть его. Однако, слепящее солнце било прямо в глаза, и Джастин почти ничего рассмотреть не мог. Но, приблизившись на расстояние нескольких шагов, он, наконец, узнал того, с кем говорил Брайан, и краткий вздох облегчения в груди сменился новой тревогой: раз Лэнс Хардман здесь, значит и Генри где-то рядом. Джастину стало совсем не по себе, когда он снова услышал Лэнса.
      - Он на площадке, там идет монтаж подиума. Генри считает, что я ему могу помешать…
      - И он отправил тебя гулять по Парижу, - закончил без выражения за его спиной Джастин, с трудом заставив себя улыбнуться. Лэнс обернулся.
      – Приветствую Мистера Тейлора. Рад встрече, Джастин!
      А «мистеру Тейлору» сию минуту захотелось уцепиться за Кинни и зажмуриться, чтобы Лэнс растворился в воздухе, словно видение, чтобы Джастину никогда больше не слышать начала фраз, которые он знал наизусть, и с легкостью мог бы продолжить. Ему стало жутко. Он безотчетно обнял Брайана.
      - Приветствую, Лэнс. В какой-то степени, я теперь тоже - мистер Кинни, - сказал он как можно приветливей. Брайан улыбнулся, и непередаваемым жестом сплетая ладони – свою и Джастина, продемонстрировал Лэнсу обручальные кольца. Хардман изумленно приподнял брови и сгреб в охапку обоих.
      - Поздравляю! Ужасно рад за вас… Всегда знал, что это случится…
Джастин видел, что Лэнс очень смешался, что он смущен, и боится смотреть Брайану в глаза, и что опечален чем-то. Но, Хардман был верен себе – его замешательство прекратилось также быстро, как и наступило. Он еще раз обезоруживающе улыбнулся и сказал:
      - Честно говоря, я очень рад, что встретил вас. Думаю, это судьба, Джастин, потому что только ты и можешь мне помочь.
      - В чем? – улыбнулся Джастин. Он снова крепко стиснул ладонь Брайана, не собираясь ее отпускать. Почувствовав его напряжение, Брайан истолковал его по-своему, и постарался успокоить Джаса поцелуем. Он смотрел на него все то время, пока Джастин и Лэнс говорили друг с другом, внутренне надеясь, что это не ревность.
      - Я хочу представить в Париже синтезированный проект, - увлеченно говорил Лэнс, - и, знаешь, Джастин, я до сих пор не могу забыть твои рекламные растяжки для концерта в Рио.
      - Ты хочешь, чтобы я сделал что-то подобное еще раз? – сказал Джастин, еще надеясь на чудо, но уже зная, о чем попросит его Хардман.
      - Не совсем…. Было бы здорово, если бы иллюстрациями к моим песням были твои работы. Если ты не против конечно…
      - Ты хочешь видеоряд? – упавшим голосом спросил Джастин.
      - Да. Эта идея мне пришла еще в Нью-Йорке, когда мсье Милле выразил желание, чтобы мое выступление в Париже стало чем-то особенным. Я внимательно изучил твое творчество. У тебя есть несколько важных для меня тем: море, город и человек. Его одиночество, страсть и красота. У меня есть несколько новых песен, которые я хотел бы презентовать. И мне показалось…
      Джастин мог все это и не слушать. Он знал, что произойдет дальше. Самое ужасное, ему начало казаться, что сон, приснившийся этой ночью, начинает сбываться, правда в чуть измененной форме. Нужно быть совершенно слепым и наивным, чтобы не видеть этого, но и смиряться Джастин не собирался. Он сильно побледнел и, поняв, что Лэнс все еще ждет его ответа, сказал:
      - Я думаю, это не самая лучшая идея, Лэнс...
Хардман всплеснул руками от изумления, Брайан не менее удивленно вгляделся в его глаза, и оба, одновременно спросили:
      - Но, почему?
      - Ну… на самом деле… мне нужно подумать, - растерянно ответил Джастин, поскольку ничем определенным оправдать свой отказ не мог. Его личная идея из сна, озвученная в реальности Лэнсом, на самом деле ему очень нравилась. Несмотря на иррациональный страх, и воспоминания о ночном кошмаре, воображение уже рисовало десяток разных вариантов реализации предложенного проекта. Но сейчас ему нужно было выиграть время, чтобы собраться с мыслями и успокоиться.
      - Подумай, Джастин, пожалуйста, – зеленые глаза Лэнса смотрели на него ласково, а сам он напоминал домашнего кота. Это преображение было очень в стиле Хардмана: он так забавно уговаривал Джастина, что тот, наконец, не выдержал и улыбнулся. Тейлор не мог не оценить Лэнса. Все-таки, не случайно талантливый выдумщик и элегантный красавец был в свое время парой Брайану. Джастин не мог не думать об этом и в глубине души так или иначе сравнивал себя с ним.
      Увидев, что Лэнс и Джастин все-таки разговорились, задумчивый Брайан почувствовал облегчение. Несмотря на то, что на все уговоры и идеи Джас ничего конкретного не обещал и в целом отвечал уклончиво, Брайан очень надеялся, что они договорятся. Еще в Питтсбурге Джастин не раз делился с ним желанием принять участие в синтетическом проекте, они неоднократно обсуждали это вдвоем, а тут представляется такая чудесная возможность, да еще сам Хардман предлагает реализацию… И он вдруг отказывается?
      Напряжение Тейлора было ему непонятно. Интуитивно он связывал его настроение с тревожным сном, но сути происходящего не понимал, а Джастин ни за что не хотел озвучить ему свои страхи, к тому же - до конца не был уверен в том, что происходящее – события, предсказанные сном. Он не верил в вещие сны, но почти полное совпадение его с реальностью не могли не тревожить. Особенно потому, что они продолжались и далее: Джастин чувствовал, что проголодался, и в отличие от сна, сам предложил Брайану и Лэнсу пойти куда-нибудь пообедать.
      Слава Богу, не предвиделось никаких походов в район Нотр-Дама! Всего в нескольких десятках метров от выхода из дворцового сада они обнаружили маленький уютный ресторанчик и, недолго думая, зашли. Явно планируя уговорить Джастина, Лэнс, улыбнувшись фирменной улыбочкой «опытного рекламщика», предложил отметить женитьбу «четы Кинни» и заливался на все лады, как соловей, сдабривая поздравительные речи добрыми дружескими подколками, зная, что эти двое обязательно их оценят.

      Когда тремя американцами в классической русской традиции «на троих» была «уговорена» бутылка отличного французского вина, Джастин подумал: «А, какого черта?!» Он решил, что верхом малодушия будет суеверно трястись за каждый сегодняшний шаг, что необходимо продемонстрировать судьбе яйца, или хотя бы упрямый средний палец, и поддержать Лэнса, тем более, что ему самому этого очень хотелось.
      - А, давай! Я согласен! – рассмеялся Джастин, и Лэнс, «воздев очи горе», и сложив ладони в притворно-молитвенной позе, сказал: «О, милостивый Боже! Благодарю тебя!»
Брайан тоже пил. Пил не меньше, и, тем не менее, непонятные внутренние метания Джастина не заметить не мог. Странное чувство овладело им: словно происходящее сейчас имело какой-то высший смысл, и как-то связано было с тем жутковатым ощущением, охватившим его под взглядом Моны Лизы. Но это был всего миг. Брайан терпеть не мог мистику. Он мысленно отогнал это от себя, и уже через несколько минут, все трое ехали в такси на рабочую площадку Осеннего фестиваля, которая оказалась… напротив собора Нотр-Дам…

      Отметив ставшее уже привычным очередное совпадение, Джастин выругался про себя, сложил пальцы левой руки в недвусмысленном жесте, решив во что бы то ни стало сделать все по высшему разряду. И они с Лэнсом окунулись в творчество. Не заметив идущего им навстречу быстрым шагом помолодевшего и постройневшего Генри Фишера, от внешнего вида которого у Брайана едва не отвалилась челюсть, эти двое, в обнимку удалились в один из павильонов.
      Брайан лишь краем глаза отметил, что машина со слайд-репродукциями Джастина, которую он организовал еще в ресторане, во время временной отлучки в туалет, уже прибыла, и скинул Джастину смс, чтобы тот ее встретил. Он усмехнулся, когда эти двое «неразлучников-творцов» пулей вылетели из павильона, забрали доставленное, пожали руку экспедитору и также стремительно удалились обратно. Не обращая внимания ни на Генри, ни на Брайана.
      По дороге к машине и обратно Лэнс и Джастин что-то эмоционально обсуждали, останавливались на мгновение, рисовали в воздухе руками странные фигуры, потом вновь ускоряли шаг. Брайан качал головой и усмехался. Это было странно. Всегда было странно для него видеть Джастина и Лэнса такими. Как все-таки они были похожи, и, одновременно, не похожи друг на друга! Увлекающиеся, полные идей и чувств, мастера своего дела, сейчас они забыли обо всем. Сейчас они были парой, поскольку творческое единение «сильнее самой близкой дружбы и любви…».
      Брайан вспомнил эту фразу, когда расплачивался с курьером, но мириться с ней никак не мог – он все время поглядывал в открытую пасть палаточного павильона, в надежде, что Джастин выйдет к нему. Хоть на минутку, хоть за чем-нибудь…
Генри Фишер наблюдал все это со стороны. Когда Лэнс и Джастин туда и обратно прошествовали мимо него, как мимо столба, он спокойно что-то изучал в своем смартфоне – увлеченность Лэнса была ему хорошо известна. Но эмоциональная реакция Брайана на происходящее его заинтересовала гораздо сильнее, и он принялся наблюдать за ним внимательней.
      Кинни был красив. Не отметить этого Генри не мог. Он отмечал это всегда, и раньше, когда они впервые познакомились. Пожалуй, ближайшие несколько часов (как минимум) были единственной возможностью рассмотреть этого «черта из табакерки» вблизи. Как бы там ни было, но Фишеру было интересно, чем живет питтсбургский гений менеджмента, и, конечно, особенно интересовала его сама личность Брайана, истоки его невероятной харизмы, которая ощущалась даже на расстоянии. Он как раз придумывал повод для разговора, когда, растерянно побродив по площадке, Кинни коротко переговорил с кем-то по телефону, быстрым шагом направился к проезжей части, буквально на глазах Генри поймал такси и уехал.
      Все произошло слишком быстро - Генри лишь успел протянуть задумчивое: «Эммм… Даже так?», и проводил глазами уносящее Кинни авто.
      - Ок. Попробуем по-другому, - сказал он себе, и набрал номер Лэнса.
      - Да! – рявкнули на том конце мобильной реальности. Лэнс был явно очень-очень занят.
      - Солнце, я понимаю, что ты занят, но… Лэнс! МИНУТУ!!! Я собираюсь отъехать на неопределенное время. Да. Ок, привезу. И диски тоже… Да. Без проблем. Нет, струны ты никогда не забываешь… И шарф… Хорошо. Какой? Синий? Ок… Да… Солнце. ДА ПОМОЛЧИ ТЫ СЕКУНДУ, мистер Хардман!! В общем, когда вы с Тейлором решите трахнуть друг друга в порыве творческого экстаза, учтите, что мы с Кинни тоже времени терять не будем. Да я… Лэнс! Да, я пошутил же! Ну, Солнце… ну прости… ну пошутил неудачно… Соооолнышко… Люблю… да… Работайте. Звони, если что. … Конечно я тебя заберу. Все. Целую.
      Генри откровенно смеялся и улыбался во все тридцать два зуба счастливой улыбкой. Это была его жизнь, и она ему нравилась. Подкалывать Лэнса на тему творчества Генри просто обожал, особенно когда Хардман отвечал отборным матом и грозил страшной и неминуемой местью (при этом, каждый раз она была разной). Спустя время, прожитое вместе, чувства Лэнса к нему настолько прогрессировали, что однажды Генри осознал, что Лэнс, оказывается, ревнует его: к идеям, поездкам, деловым встречам, и особенно – к талантливым протеже, которыми время от времени Генри уделял свое внимание.
      Поскольку Лэнс был эмоционален и раскован, Генри приходилось переживать его иррациональное недовольство «по полной программе». Но сама мысль о том, что его «чудо» ревнует. Ревнует ЕГО, Генри Фишера, работала для Генри настолько мощным афродизиаком, что усмирение ревнивца всегда происходило исключительно в постели. В такие минуты Лэнс был особенно горячим и открытым, и Генри наслаждался собственным счастьем, позволяя ему все, что хочется.
      Сейчас, прокручивая в уме недавний телефонный разговор, Генри ощущал, что душа его переполнена, как кувшин с молоком у забывчивой молочницы: от кончиков пальцев на ногах до макушки, она выливалась через край во Вселенную. Это было непередаваемое чувство, и Фишеру хотелось, чтобы также, как он сам, были счастливы все вокруг.
Он вызвал такси, подумал немного, и велел водителю ехать к ближайшему винному супермаркету, где приобрел бутылку отличного коньяка. У самой кассы Генри задумался снова, вернулся, взял вторую, и, наконец, удовлетворенный, отправился реализовывать идею вселенского счастья для жителей планеты Земля. Пальцы наизусть набрали номер Лэнса.
      - Лэнс… Дай мне на секунду Джастина. Это недолго. Прости, что опять отвлекаю. Джас? Да. Скажи, пожалуйста, где сейчас может быть Брайан? Он срочно нужен мне по делу.
      Джастин ответил не задумываясь, и даже не интересуясь по какому делу он мог внезапно понадобиться Генри – просто назвал адрес квартиры мадам Терезы, поскольку Кинни полчаса назад сообщил ему, что едет домой переодеться. На всякий случай, он продиктовал ему заветный номер телефона с четырьмя семерками на конце и, не прощаясь, отключился.

***

      Брайан только что вышел из душа.
Он встряхнул волосами, - они волнами взлетели в воздух и опали мокрыми волнистыми прядями, покрывая тело свежими капельками воды. Кинни натянул джинсы, и задумчиво заглянул в гардероб, собираясь выбрать рубашку. Все же лучше всего оказалась любимая черная безрукавка с воротником-стоечкой, который он, по обыкновению, никогда не застегивал до конца. Брайан только успел накинуть ее на плечи, как в дверь позвонили. Мелодичный звонок переливался не спеша, словно тот, кто за дверью, не совсем уверен был – туда ли попал.
      «Ти – лиинь, тии-лииинь» - повторилось снова.
      Озадаченный полуодетый Брайан прямо так и пошел открывать. «У Джастина и хозяйки ключи. Кто это может быть?» - думал он, и по старой питтсбургской привычке, не глядя, открыл дверь.
      - Генри?.. – Брайан был удивлен, и это еще мягко сказано. Кого-кого, а уж Генри Фишера увидеть на пороге гламурной квартирки мадам Терезы он точно не ожидал. При этом, внешний вид Фишера был неожиданно сияющий, что также не вязалось с нью-йоркскими воспоминаниями Брайана. Странное, не спокойное настроение, настигшее его сегодня у шедевра великого итальянца, в этот момент вновь напомнило о себе. Но держать человека на пороге было неудобно, и Брайан жестом пригласил гостя войти.
      - Честно скажу, удивлен, - сказал он, раздумывая, что может означать визит Фишера.
      - Я предполагал что-то в этом роде, и все же…– Генри выставил на диванный столик бутылку коньяка, уперся руками в бедра и улыбнулся. Брайан обошел столик с противоположной стороны, встал лицом к Генри и сложил руки на груди.
      - Чего ты хочешь? – спросил он.
      Они смотрели в глаза друг другу, как тогда в Нью-Йорке, за столиком кафе галереи Арт-Альянс Плюс, при обсуждении стоимости картины Джастина Тейлора. Брайан и сейчас на все сто был уверен, что Генри по делу, что ему, как минимум, что-то нужно, и потому слегка растерялся, когда тот предложил «выпить мировую».
      - Хм… - удивленно вскинул брови Брайан и в уголках его губ наметилась осторожная улыбка, - то есть, никаких дел обсуждать мы не будем?
      - Не будем. Собственно, бутылок у меня две. Я подумал, что одной будет недостаточно. – Генри бесшумно выдохнул и коротким жестом откинул волосы со лба. Модельная стрижка с чуть удлиненной челкой на удивление шла ему, темно-серые глаза смотрели на Брайана спокойно, и открыто. Поза его и ладони, которые он, пожимая плечами, показывал Кинни, свидетельствовали о желании открытого общения. Словно Генри Фишер действительно предлагал мир, и, возможно, добрую дружбу в будущем. Но самое удивительное было в том, что он улыбался.
      Брайан поражен был этой улыбке. Приоткрытые губы Генри, обычно сжатые в тугую линию, обнажившие ряд белоснежных зубов, оказывается, не были такими узкими, как это показалось Брайану в первый день их встречи. Но удивляло не только это. Генри улыбался весь – губами, сияющими глазами, кончиком носа с горбинкой, развернутыми к Кинни плечами, смуглой крепкой грудью, выглядывающей в открытом вороте рубашки, даже концами начищенных до блеска черных деловых туфель.
      Брайан слегка захмелел от этого зрелища, при том, что ни одна из бутылок коньяка еще даже не была открыта. На него смотрел веселый, слегка бесшабашный парень его возраста, или даже чуть моложе, но никак не Великий и ужасный глава Нью-Йоркского Арт-Альянса. Во всяком случае, не здесь, не сейчас. Это был просто Генри. Красивый парень, обладающий завидной фигурой и впечатляющей харизмой.
      Брайан внезапно почувствовал себя старше. Он впервые растерялся – улыбка Генри действовала обезоруживающе, но, наученный жизнью, даже сейчас он не мог верить ей до конца. И Генри это видел.
      - Давай так, - нарушил молчание он, - не будем обсуждать наши прошлые жизни и бывших партнеров, раз судьбе было угодно, чтобы произошла столь впечатляющая рокировка.
      - Разумно. Если не ошибаюсь, это чуть ли не первый раз, когда я полностью с тобой согласен, - Брайан расцепил руки и усмехнулся.
      - Однако, первый бокал я предлагаю поднять за них, чтобы окончательно закрыть тему.
      Брайан пожал плечами, оглянулся по сторонам, и достал из старенького серванта два коньячных бокала, словно специально приготовленных мадам Терезой на такой случай.
      - За Джастина и Лэнса?
      - За Лэнса и Джаса.
      Янтарная жидкость отражала в бокалах последние отблески заката на фоне настежь открытого окна, и руки Брайана и Генри приблизили их друг к другу. Раздался мелодичный звон. Запрокинув головы, почти одновременно, залпом они выпили то, что следовало смаковать, чем стоило наслаждаться.
      Брайан зажмурился, глотая коньяк, но, когда открыл глаза, увидел протянутую Генри руку. Немного помешкав, он пожал ее. Рукопожатие Генри было крепким и теплым. Ни тени превосходства не было в этом жесте. Брайан смотрел на него и забывал свои страхи, ревность, даже ненависть. Ему захотелось подтянуться, расправить плечи, иронично улыбнуться, и, возможно, слегка пофлиртовать – настолько неожиданным оказался образ Генри. Глядя на него сейчас, Брайан внезапно до мельчайших подробностей вспомнил их с Генри столкновение в коридоре бильярд-клуба Арт-альянса, собственные эмоции и Того Самого Генри.
      - Я не узнаю тебя… - сказал он осторожно.
      - Не только ты. Еще по одной? – продолжил улыбаться Генри, догадываясь, что имеет ввиду Брайан.
      Сейчас они оба вспоминали незабываемый случай в пустой приемной. Генри – звенящего от ненависти Брайана, невыносимо «холодного» себя, закрученного в тугой узел ревности, и, витающее в воздухе над ними, "магическое" имя Лэнса Хардмана.
      - Ок. Давай. – Ответил Брайан.
      Они выпили еще, потом еще. В конце-концов, Брайан решился на вопрос, который не стал бы задавать в лоб никому, тем более Генри Фишеру. Но любопытство и восхищение Генри, переполняющие его сейчас, пересилили недоверие и осторожность.
      - Всегда хотел узнать, сколько тебе лет? – спросил он.
      - Откровенность за откровенность. Идет?
      - Идет.
      - 47.
      - Врешь, - искренне изумился Брайан, - не может быть.
      - Может. В июне будет 48.
      - Это… слегка гениально, ты не считаешь? - сказал Кинни, упирая язык в щеку. Легкая зависть овладела им. Хотел бы он выглядеть так же под полтинник!
      - Ну, тебе ли жаловаться? – улыбнулся Генри.
      - У меня ситуация другая… - почти серьезно ответил Брайан, и налил еще по бокалу.
      - Понимаю.
      - Понимаешь? – усмехнулся Брайан, все ближе наклоняя лицо к собеседнику.
      - Не стану утверждать, что я бы не думал о том, о чем думаешь сейчас ты, будь у меня такая же ситуация как у тебя. Но…
      - Но? – Брайан почувствовал, что хмелеет, однако старался не показать этого Генри.
      - НО! – Генри повертел в руках пустую бутылку, обернулся вокруг себя, потянулся за второй, и едва удержался на ногах, вовремя пойманный Брайаном за руку.
      - Так, о чем это мы? – Генри смешно поморщил нос, раскупоривая вторую бутылку коньяка.
      - О том, что ты бы не думал… - Брайан замолчал, понимая, что формулировать длинные фразы становится сложнее, - вернее ты бы думал о том же, о чем я, если бы… – он снова помолчал… - если бы у тебя была такая же ситуация.
      - Ах, да! Я бы, конечно, думал. Но твой случай особенный.
      - В смысле?
      - Ну, в смысле, что тебе не стоит так уж сильно беспокоиться. За тебя! – Генри вновь наполнил бокалы.
      - За меня? – изумился Брайан.
      - Ну, ты же Брайан Кинни?
      - Я, кажется... Ок. Тогда и за тебя. Ведь ты – Генри Фишер?
Согласно кивнув, они звякнули бокалами, и уже не спеша вытянули из янтарной жидкости все красоты ее тончайшего букета.
      - И… почему мне не стоит беспокоиться? – голова у Кинни кружилась уже ощутимо.
      - Почему? – Генри словно забыл, о чем они говорили. Темп, который задал Генри в коньячном деле оказался высоковат для обоих достаточно искушенных в выпивке мужчин.
      - Да. Поясни, – Брайан качнулся вперед, упираясь рукой Генри в плечо.
      - Что тут пояснять? – Генри взмахнул рукой, задумался, затем, словно вспомнив о чем идет речь, уверенно произнес, - А!.. Так.. ты же шикарен.
      - Ты будешь удивлен: я об этом знаю, – ответил Брайан, и начал тихо смеяться, ближе наклоняясь к Генри. Маленький журнальный столик между ними был единственной преградой.
      - Нееет. Лукавишь, Кинни. Тебя мучает этот вопрос. И не только этот, - уперся ему в грудь Генри.
      - Ок. Какой еще? – голова кружилась все сильней. Брайан хотел сесть, а лучше лечь, но проявлять слабость при Генри был не намерен. Одновременно его ужасно смешила эта ситуация: Кинни и Фишер пьяные вдребезги, в розово-гламурной квартирке мадам Терезы в окружении кремово-помадных подушечек и непередаваемом интерьере, пытаются рассуждать на серьезные философско-психологические темы...
      - Ты никак не поймешь, что его талант – это он и есть, – неожиданно внятно произнес Генри и сел на диванчик. Брайан буквально рухнул рядом с ним, внутренне радуясь, что все-таки первым сдался не он. Но неоднозначность собственной победы была осознанна тут же, поскольку Генри был прав: с этой точки зрения он ни разу не задумывался о Джастине. Точнее, задумывался конечно, но почему-то подсознательно отделял творящего Джастина от «просто» Джастина. Ему всегда казалось, что чертенок меняется, когда работает. А если он меняется, когда с ним, с Брайаном? Меняется ли? Или все-же он не меняется никогда? Что из этого всего следует? Кинни даже слегка протрезвел.
      - То есть… - выговорил заплетающимся языком Брайан.
      - Да. – Улыбнулся Генри и приобнял Брайана за плечи.
      - Но…
      - Точно тебе говорю. Они там сейчас оба на грани. И им очень круто вдвоем. Прими как данность и постарайся об этом не думать.
      - Пока не научился.
      - Он все равно с тобой. Он вернется. Они оба вернутся.
      - Он совершенно исчезает, когда… Я раньше как-то не обращал на это внимания. Вот скажи мне, великий Генри, ты в любом случае понимаешь в этом больше меня: так всегда было, или это я только в последнее время замечать стал?
      - Ууууу, Брайан, да ты ревнив, как сто Отелло, - рассмеялся Генри - Посмотри на себя, чудо. От тебя разве можно уйти дальше супермаркета?
      - Он уходил уже… Ничего серьезного, конечно, но мне хватило, – Брайан едва не всхлипнул, сделав глоток из пустого бокала и тоскливо задумался.
      - Сколько раз возвращался?.. – Генри пытался сосредоточиться, но глаза фокусировались с трудом.
      - … всегда, – со вздохом очень печально ответил Брайан.
      - Вооот! – Генри воздел к небу указательный палец и привалился головой к плечу Кинни. В это время Брайан болтал в воздухе коньячной бутылкой, прикидывая как разделить поровну оставшееся.
      - Надо допить, – сказал он, прищурясь заглядывая ей в горлышко.
      - Предлагаю на брудершафт! - поддержал Генри, и последняя порция коньяка была разделена поровну. С трудом завязавшись локтями и бокалами, приложившись лбами, они выпили, и Брайан неожиданно для себя сказал:
      - Слушай, а идем в La Luna. Наша встреча слишком не реальна, чтоб не отметить это событие.
      - Хм… - нахмурился Генри, силясь понять, что имеет ввиду Брайан, - а какое?
      - Бру…дер…шаф…тер… Это сложно, Генри. И не важно. Так ты идешь?
      - Я?! – Генри изумился так, словно его подозревают в чем-то непотребном, - конечно иду. Что за вопрос! Будем снимать мальчиков?
      Генри встал, слегка покачиваясь, взмахнул рукой с опустошенным только что бокалом, словно молодой поэт-романтик.
      - Мальчиков? – изумился в свою очередь Кинни и задумчиво заглянул в свой пустой бокал, - а зачем нам мальчики?
      - Как зачем? Чтобы этого… ну… - Генри откинул волосы со лба и лицо его приняло выражение королевского достоинства.
      - У нас с тобой, кажется, до х** мальчиков, Генри. Каждый сойдет за двух. Или трех… Кстати, ты тоже за мальчика сойдешь, как неплохо сохранившийся.
      - Ок, Брай! Мы оба шикарны, нам нет конкурентов и равных... Едем!
      - Такси? – Брайан набрал номер одного из парижских такси, понимая, что ни он, ни Генри за руль не сядут, - Клуб La Luna. Через… Генри, сколько?
      - Пять минут, Брай!
      Стараясь сохранить уверенную походку, и выдавая при этом непередаваемые па, Фишер удалился в туалет.

      В клуб они ввалились не слишком уверенными шагами, но все же слегка протрезвевшие – прохлада осеннего ночного Парижа делала свое дело. Чудесный янтарный напиток в крови также продолжал делать свое, и Генри с Брайаном оказались в самом центре танцпола, подкалывая друг друга и оголяясь на ходу. Наконец, оставшись в одних джинсах, эти двое сцепились руками и выдали под однообразное клубное техно нечто такое, к чему, по-видимому, парижские парни испытали искреннее уважение – им дали побольше места. Многие перестали танцевать, наблюдая. Остальные свистели, аплодировали и подбадривали танцующих.
      Генри и Брайан бросали зажигательные взгляды, обнимались, изображая неземную страсть, и Брайан ловил себя на мысли, что не может оторвать глаз от медальона на груди Генри: две изящно переплетенных буквы – L и H. Это было красиво, романтично и одновременно как-то нелепо, стыдно.
      Он не понимал, какие чувства владеют им сейчас, но эти две буквы занимали его разум, как простая и ясная форма сказать близкому человеку о своих чувствах. Брайан представил две буквы JТ на короткой цепочке (именно на короткой!)… Это показалось сначала очень пошлым, потом ужасно стыдным, потом просто глупостью, потом еще как-то и еще. Он крепко обнял Генри, прижимаясь грудью к болтающимся на длинной цепочке буквам и прошептал ему на ухо:
      - Бл*, Генри. Я них* не понимаю, что со мной не так! Мне все время нужно чувствовать его рядом, касаться… и секс… это постоянно.
Генри обхватил его голову и поцеловал в губы: медленно, тепло и ласково, словно сына.
      - Ты сам еще очень юный, Кинни. Ты, бл*, мальчик совсем. То, что с тобой сейчас происходит, это открытия. Их еще много будет. Я бы дорого дал, чтобы оказаться на твоем месте, потому что, когда подобное происходило со мной, мне было больно. То старая история, что вспоминать. Я давно другой… Ты отпусти немного своего Принца и составь компанию мне. Помнишь Криминальное чтиво?
      Брайан с удовольствием кивнул, пропуская взгляд между двумя пальцами горизонтального «виктори». Генри шепнул что-то ближе всех стоящих к ним парням, кто-то из них поспешил к диджею и на танцполе зазвучала знаменитая песня Чака Берри — You Never Can Tell.
      Именно в этот момент сквозь толпу продрались обеспокоенные Лэнс и Джастин: Брайан не ответил ни на один из 23-х звонков Джастина, а Генри - а) не привез синий шарф, б) забыл про диски, и с) не забрал Лэнса с рабочей площадки.
      Два блондина – натуральный и платиновый одинаково нахмурившись наблюдали за эротическим экстазом двух вконец оторвавшихся от мира брюнетов на танцполе. Несмотря на то, что эти двое явно перебрали, то, как они говорили друг с другом и с окружающими движениями своих тел, пластикой рук, мимикой лиц, было удивительно красивым зрелищем, и Лэнс с Джастином засмотрелись. Едва заметная в мелькающем клубном освещении бледность Джастина постепенно сходила на нет.
      - Я же говорил - они где-то вместе. Не пойму, с чего ты так разволновался. Вот оно, твое сокровище: счастливо, и в полном отрыве, а ты дергаешься, – увещевал Джастина Лэнс, не имея способности хоть на мгновение оторвать взгляд от Брайана и Генри.
      Он был озадачен поведением Джастина. Брайан не ответил лишь дважды, а Тейлор уже бросил все, и рванул его искать. Лэнс решил пойти с ним, поскольку иррациональная тревога Джастина странным образом передалась и ему. Что это? Неужели ревность? С каждым не отвеченным звонком, Джас бледнел все сильнее, ничего Лэнсу не объяснял, только все время набирал номер Кинни. Кому из них пришла идея поехать по клубам, он уже не помнил, но был благодарен судьбе, что нервотрепка, к счастью, окончена.

      Он очень устал. За этот вечер они с Джастином переделали чертову тучу работы, почти до конца составили сценарий и собрали очередность картин, Лэнс был доволен. А сейчас, непередаваемая хореография Кинни-Фишера под музыку Чака Берри пробуждала в нем странные чувства. С одной стороны, он восхищался Генри, его необыкновенной раскованностью в танце, немного угловатой пластике, но гармоничной его фигуре и характеру, с другой – не мог оторвать глаз от Брайана.
      Лэнс помнил их единственную ночь, собственные чувства, с которыми он касался его кожи. Он помнил до сих пор каждый свой поцелуй, каждое сказанное слово, даже как припечатал Брайана спиной в порыве ревности, к тому же Генри – тоже помнил. Лэнсу до сих пор было больно это вспоминать, потому что Брайан был для него высшим существом, идеалом, любовь к которому забирала много самого Лэнса. Слишком много. Но он до сих пор любил его украдкой, осознавал это, как и то, что будет только с Генри, что Брайана ему не выдержать.
      Чувства к Генри у Лэнса были сложными: он не мог без него, и любил, как реального человека, как самого близкого друга, как родного. Но той страсти, от которой ускоряется сердце, от которой счастье наполняет все существо, к Генри у него не было. Генри был старше во всех смыслах. Лэнс принимал это. Понимал все. Но острым лезвием резал напополам его душу этот танец. Именно сейчас он осознал, что Джастин – тот, с кем Брайан счастлив. Тот, появление которого в его жизни, подтолкнуло Хардмана к принятию тяжелого и судьбоносного для себя решения. С одной стороны, ему скорей хотелось уйти. С другой – невозможно было не улыбаться, глядя на сияющего Генри…
      Вдруг, кто-то из свистящих и веселящихся парней, сгрудившихся вокруг Генри и Брайана, бросил в центр танцпола ковбойскую шляпу. Генри ловко поймал ее, и надел Брайану на голову. Обняв друг друга за шеи, Генри и Брайан в такт музыке двигали бедрами и смеялись…
      Лэнс закрыл глаза. Вселенная кружилась. Что-то остро ныло в груди.

      А Джастин мог повторять про себя только одно: «Слава Богу, ты жив…».
      Сон вспомнился ему внезапно, с первой же попытки дозвониться, когда Брайан не ответил на его звонок. Его словно сбросило с небес на землю. Джастин испугался, что именно сейчас, когда они настолько увлеклись с Лэнсом, с Брайаном могло что-то случиться. Террорист на мотоцикле из его сна никак не выходил из головы.
      Джастин помнил все события во сне словно они были наяву, и его слегка трясло от картин, которые рисовало воображение. Поэтому, после первых минут эйфории, когда он, наконец, увидел Брайана в клубе собственными глазами, его охватило острое желание как минимум придушить Кинни за весь свой ужас. Но переживания последнего часа забрали много сил, и он просто смотрел на накачанного алкоголем Брайана. Смотрел, и старался успокоиться.
      Когда музыка закончилась, Генри с Лэнсом кланялись публике, взмахивая в воздухе шляпой, и обалдевшая молодежь буквально завалила их записочками с номерами телефонов. Два взрослых человека всего за несколько минут завоевали огромную популярность у завсегдатаев клуба Ла Луна и пробирались к выходу, раздавая направо и налево поцелуи, короткие объятья и многообещающие улыбки. Счастливые, пьяные вдребезги, накачанные адреналином Криминального чтива, с улыбками до ушей они внезапно разглядели перед собой молчаливых Джастина и Лэнса. Генри чуть отстал, задержанный группой юнцов, принимающий комплименты и записки, а Брайан первым увидел Лэнса.
      - Бл*, Лэнс, как можно быть таким...? – сказал он и оставил на его губах короткий дружеский поцелуй.
      - Каким? - Лэнс почувствовал, как пол ушел из-под ног и сердце забилось где-то в горле.
      - Ты сам знаешь... - прошептал Кинни, слегка задержав ладонь на его плече, - А где Джас? – Брайан вертел головой вокруг с риском не удержаться на ногах. Джастин подхватил его под плечо именно в тот момент, когда расслабленная алкоголем фигура Брайана угрожающе накренилась.
      - Сооолнышко... – протянул Брайан и всхлипнул. Джастин улыбнулся.
      Брайан был настолько пьян, что даже русским матом не было шансов заставить его хоть сколько-нибудь протрезветь. Он посмеивался, шептал какую-то чушь ему в уши, лез целоваться и сбивчиво рассказывал про Генри, коньяк и танцы. В машине Кинни вырубился совершенно, и Джастин всерьез озадачился тем, как его транспортировать на второй этаж в квартиру мадам Терезы, поскольку вертикально держаться Брай почти не мог.
      Однако, все это было не важно. Джастин был готов тащить его на себе, лишь бы Брайан никуда не сорвался сегодня на ночь глядя, без объяснения причин, и ничего страшного не случилось. Кинни был слишком пьян, чтобы только предположить подобное развитие событий, и Джастин облегченно вздохнул.
      В это же самое время в другой машине, хмельной Генри, падая на плечо Лэнсу, признавался ему в любви. Лэнс не показывал ему своих глаз, стараясь думать о том, что все в прошлом, что зря он себя разбередил, что он любит Генри. Глупое сердце рвалось на части, не внемлющее ни реальности, ни разумным увещеваниям. Лэнс безотчетно прижимал к своей груди руки Генри, касался губами ладоней и шептал что-то очень нежное.
      Звук собственного голоса и глухая тоска сплелись в странную смесь: Лэнсу было больно и мучительно сладко.
      Словно с Брайаном...


       Мы с тобой одной крови


       Стена перед глазами была такая же бесцветная, как в травматологии питтсбургского госпиталя в тот день, когда он, наконец, пришел в себя после трех недель комы. Но даже когда он стонал от боли и бессилия в палате интенсивной терапии, каждый день надеясь на то, что откроется дверь и войдет Брайан, ему не было так больно, как сейчас. Этого не должно было случиться, потому что он знал: кто-то неведомый из недр мироздания вещим сном ясно предупредил его о надвигающейся катастрофе.
      Конечно, Джастин помнил об этом. И все-таки это произошло.
      Как? Почему? Мог ли он предотвратить? Была ли во всем этом предрешенность?

      Джастин без конца задавал себе одни и те же вопросы, и мысли о собственной вине утягивали в тяжелую, вязкую путину. Умом он понимал, что не смог бы помочь Брайану. Никто не смог бы ему помочь, потому что никто не ожидал внезапного появления адского грузовика, нашпигованного террористами. Но легче от этого не становилось.
      Сидеть и ждать он не мог. Стоять – тоже. Джастин ходил туда и обратно по коридору госпиталя вдоль ресепшен с совершенно отсутствующим лицом.
      При каждой смене направления он словно заново «обнаруживал» в конце коридора Илью Рогозина, изумлялся (откуда он здесь?), и на короткое время «выныривал» из собственных мыслей. Но, вспомнив почему здесь находится русский художник, снова проваливался в бездну боли, страха, бессильного протеста и еще множества других, с трудом переносимых чувств.

      Операция шла второй час. Из отделения реанимации не выходили даже санитары. Металлическая дверь с предостерегающей надписью: «Не входить!» ярко оранжевым цветом казалась Джастину заколдованной. Никто. Уже час с лишком не открывал ее.
      Никто не может дать никаких гарантий.
      Ждать. Только ждать.

      Джастин не замечал, как все время молился. Каждый раз, когда он подходил к двери, ведущей в отделение реанимации, ему казалось, что именно за ней – сам Бог, или его Ангелы… Отсюда до операционной располагалось целое отделение - Брайан слишком далеко, и только они знают, как он там. Эта дверь – рубеж между ним и тайной жизни и смерти, граница, за которую невозможно проникнуть.
***

      - Джастин, Джааастин! Тейлор, ты меня слышишь?
Слабые проблески света едва пробивались сквозь мутную желтоватую пелену. Девушка-медсестра, Илья и нашатырь. Ужасный запах. Он все-таки отключился на неопределенное время, присев лишь на минутку. Джастин открыл глаза.
      - Что? Известно что-нибудь?.. – он ухватил Рогозина за руку и попытался встать. Илья усадил его назад.
      - Нет, пока. Ты сам, как? – всегда отстраненный Рогозин как-будто немного волновался.
      - Я? А что – я… Я в порядке… - Джастин встал на ноги.
      Рогозин выставил вперед руки, будучи совершенно уверен, что Тейлор не устоит, но Джастин оттолкнул их и сделал несколько шагов к рецепции. Он в тысячный раз задал дежурной один и тот же вопрос: не закончилась ли операция, нет ли каких-нибудь известий, и вернулся назад.
      - Я должен позвонить. Но не помню, где телефон… - сказал он.
      - У тебя в заднем кармане джинсов, - ответил Рогозин, внимательно наблюдая за ним.
      - А?.. Да, точно, - растерянно ответил Джастин.
      Он не без труда достал телефон и принялся перебирать большим пальцем список контактов. Номер Майкла нашелся быстро, Джастин чуть-чуть не успел нажать на кнопку вызова, перед тем, как его правая рука непроизвольно дернулась. Телефон взмыл в воздух и по ломаной дуге неумолимо устремился на жесткий кафельный пол. Он даже не пытался поймать дорогую вещицу, лишь безучастно следил за траекторией ее полета.
      Чудеса ловкости проявил Илья. Молниеносно выбросив руку вперед, он успел в последний момент перехватить телефон до того, как тот разбился бы.
      - Я наберу. Ничего, - сказал он.

      Пока уверенные пальцы Ильи заново набирали номер Майкла, Джастин понял, что не сможет говорить с ним, но мысль пришла слишком поздно, и попытку все же пришлось сделать.
      - Майкл, это Джас. Я звоню из госпиталя. Нет, со мной все в порядке… - Джастин замолчал, губы его словно онемели. Илья понял все без объяснений. Он осторожно забрал телефон.
      - Майкл? Это Илья Рогозин, мы не знакомы. Со мной рядом сейчас Джастин.. Мы в госпитале. На набережной Бранли произошел терракт, в котором очень сильно пострадал Брайан. Он в реанимации. Мы ждем. Да. Передам.
      Илья нажал на отбой.
      - Они приедут с Беном. Сегодня. Кто еще должен знать?

      Несмотря на сложное отношение к русскому, Джастин был благодарен ему сейчас. Здравомыслие, и стабильный для Рогозина заниженный градус эмоций были как нельзя более кстати. Джастин держался как мог, но необходимость объяснять остальным что произошло, требовала ясности формулировок и реалистично-отстраненного взгляда на происходящее. Это было то, чего он сейчас не смог бы, даже если б очень постарался.
      - Линдс, - выдохнул он, - я попробую сам.
      - Ты уверен? – Илья с недоверием вгляделся в его лицо, но телефон отдал, на всякий случай предварительно набрав витиеватый номер Линдс.
      - Линдс, это Джастин. Брай в реанимации… Был терракт, и я не успел… - Джастин снова замолчал, и Рогозин вновь забрал телефон.
      - Давай я, ок? – Джастин пожал плечами.
      - Линдси. Меня зовут Илья. Мы не знакомы. Я… друг Джастина. Мы в госпитале сейчас. В терракте на набережной Бранли очень сильно пострадал Брайан. Если Вы можете приехать… Хорошо. Я передам. Она прилетит в ближайшее время. Кто еще?
      - Наверное, его матери сообщить надо. Но у меня нет ее номера. Его только Брай знает. Еще Дебби, но ей, скорей всего, Майкл сообщит…

      Илья вернул телефон. Он странно ощущал себя. С одной стороны, хотелось уйти – чувствовалось напряженное отношение Джастина. С другой, Илья понимал, что лучше, если кто-то сейчас останется рядом. Вот только он ли должен быть этим кто-то? В конце-концов, именно из-за него Брайан и Джастин оказались этим вечером на набережной Бранли. Ведь это он предложил прогуляться вдоль Сены, чтобы отметить дебют Джастина и Лэнса, обсудить разговор с Генри, и дальнейшие взаимоотношения с Брайаном, как с менеджером.

      Все произошло слишком неожиданно, и Джастин не пострадал только лишь потому, что в момент икс был отправлен Брайаном за пиццей… А Илья отстал совсем уж по пустяковой причине - озабоченный мелким камушком, попавшим в кроссовку. Какая, порой мелочь может решить: жить человеку, или умирать, сохранить здоровье или навсегда потерять его, остаться счастливым, или несчастным. Роковая случайность, что именно Кинни оказался в зоне обстрела террористов, врезавшихся на грузовике в толпу прогуливающихся. Илья прекрасно понимал это, но… Во всем этом было некое «но», которое не давало уйти.
      Илья несколько раз предлагал Джастину помощь, особенно в тот страшный момент, когда, расстрелянный почти в упор, Брайан рухнул на мостовую. Все произошло буквально на их глазах. Рогозин до сих пор помнил его крик: «Джастин, беги!», задранную вверх белую тунику, открывающую залитый кровью живот и грудь.
      Он помнил момент, когда вызвал скорую, как пытался нащупать пульс Брайана, как белый, как снег, Джастин целовал пальцы Кинни и непрерывно говорил с ним, стараясь удержать его в сознании, и момент, когда Брайан все-таки его потерял…
      Тяжелое чувство причастности к происшедшему не покидало его, и Рогозин решил остаться с Джастином до тех пор, пока не наступит хоть какая-нибудь ясность.

      - Ты можешь идти, если нужно. Не обязательно сидеть тут, со мной, – прервал его размышления Джастин. Он перестал ходить по коридору, сел, наконец, вздохнул и сдавил пальцами глаза. Потом помассировал виски и посмотрел на Илью все тем же отсутствующим взглядом.
      - Я бы хотел остаться, если ты не против, – сказал осторожно Илья.
      - Мне все равно.
      - Неправильно быть одному сейчас, Джас…
      - Разве нас спрашивают, что правильно, что – нет? Все это… Господи! – Джастин закрыл лицо руками и замер. Илья очень бы хотел, чтобы тот заплакал – все чуть-чуть легче стало бы. Но упрямец Тейлор держался очень сильно, настолько, что Илья ему не верил. И Джастин, словно поняв это, сказал негромко:
      - Слезы не помогут, Илья. Ждать надо.

      Ждать пришлось долго. В состоянии полузабытьи, перед глазами Джастина чередой проплывали события последних десяти – двенадцати часов. Самым ярким и счастливым было их с Лэнсом выступление на Осеннем фестивале на набережной напротив собора Нотр-Дам…
***

      Джастин расхаживал по гримерке и думал. Что-то не нравилось ему в облике Лэнса.       Он внимательно рассматривал взволнованного Хардмана с головы до ног: настраивающего гитару, укладывающего волосы, развалившегося в кресле, вытянувшего длинные ноги. Все-таки белая туника очень шла и ему самому, и образу, который они с Джастином сочинили для парижской премьеры.
      О, эти зеленые глаза! Джастин старался не глядеть в них - ему казалось, что Лэнс читает его мысли. Свобода и раскованность, с которой они общались, когда рождали на свет проект, сейчас исчезли. Работа сделана, и возникло прежнее напряжение. Они оба знали, почему. Они думали о Брайане.
      Лэнс никак не мог отключиться от вчерашнего впечатления - танец Генри и Брайана с кровью выдрал из сердца его, с таким трудом достигнутое, смирение. А Джастин думал о своих работах, и том, что все они так или иначе связаны либо с самим Брайаном, либо с мыслями о нем, либо с воспоминаниями о прошлом.
      До выхода оставалось всего несколько минут.
      Наконец, когда организатор концерта, заглянув в гримерку, предупредил, что пора начинать, и Лэнс стал собираться на сцену, Джастина вдруг осенило..
      - Лэнс. Сними обувь, - сказал он.
      - Что? – растерянно переспросил Лэнс, и посмотрел вниз на мягкие замшевые мокасины.
      - Иди на сцену босиком, говорю. И джинсы я бы снизу немного подвернул… - рассуждал Джастин словно сам с собой. Лэнс бросил короткий, понимающий взгляд, и вот - они уже снова творили вместе. Только теперь они создавали сценический образ Лэнса Хардмана.
      - Тогда и волосы неплохо бы распустить, - сказал Лэнс.
      Густые светлые волосы упали на плечи, занавешивая длинными прядями глаза. Джастин подошел ближе, и «на скору руку» скрутил две пряди в тоненькую плетенку, завел ее назад и закрепил прозрачной резинкой.

      В это время Лэнс смотрел на него и думал, что счастлив, или что фатально несчастен, или и то и другое одновременно. Хотелось петь. И до боли хотелось ласки. Его разрывало изнутри от тягучей, с трудом выносимой тоски…
      Поцеловав Джастина в макушку, он направился к сцене. Через мгновение стало слышно, как публика приветствует его аплодисментами. Джастин вышел следом. Он направился мимо подиума туда, где по его предположениям, должны были находиться Брайан и Генри – к последнему ряду длинных скамеек, где можно было стоять и видеть все, как на ладони.

      Голос Лэнса зазвучал еще до того, как Джастин достиг последних рядов. Первые аккорды гитары и первые интонации низкого бархатного голоса зацепили какие-то внутренние струны: Джастин остановился. Это был «Город Зеро» - одна из первых его работ в Нью-Йорке и динамичная, драйвовая композиция «Время-деньги». Он оглянулся.
      Босой Лэнс, взлетающие и опадающие длинные волосы, рваные джинсы, ослепительно белая туника, зеленые глаза - молнии страсти и азарта… Этот парень был непостижим в своей фантастической красоте и парадоксально возвышенной, девственной чистоте. Широкие рукава белой туники и платиновый блонд длинных волос подчеркивали его сходство с ангелом.
      Джастин отвернулся от сцены. Он знал, что вторым номером будут «Ангелы в метро» - песня, для которой он сделал коллаж из портретов Брайана: Брайан, прислонившийся к стене, оглядывающийся назад, обнаженная фигура, уходящая в темноту, спящий, смеющийся, серьезный… Идея рисковая, и Джас был с ней не очень согласен, но Лэнс убедил его. Ему очень нравился Брай в образе ангела – била по нервам искренность его взгляда и неумолимая противоречивость, отнюдь не ангельского характера Кинни.

      В этот момент Джастин заметил их.
      Их было трое: Брайан, Генри и… Илья Рогозин. Вот уж кого он не рассчитывал здесь увидеть!
      Рогозин и Генри негромко переговаривались о чем-то, а Брайан не мог оторваться от видео на большом экране. Он, казалось, был удивлен и обрадован – эта сдержанная полуулыбка и прямой не мигающий взгляд говорили о многом. Иногда он покачивал головой и упирал язык в щеку, иногда чуть усмехался, менял положение рук, сложенных на груди, прикусывал нижнюю губу…
      Джастин поймал себя на мысли, что готов смотреть на это бесконечно. Он, вдруг, понял, что толком и не видел искренней реакции Брайана на свои работы. Музыка подчеркивала, усиливала каждую эмоцию Кинни, сдерживаемую в обычной жизни. Смотреть на Брайана сейчас было все равно что смотреть, как творит он сам, собственным воображением, под музыку Лэнса, ведомый его голосом и страстью.

      Лэнс пел великолепно. Даже прагматичные Генри и Рогозин на полуслове замирали, оказавшись в его власти, забывая о чем вели разговор. Джастин встал между Ильей и Брайаном, вежливо кивнув первому в знак приветствия.
      - Поздравляю, Джастин. Идея отличная, и воплощение – лучше не бывает, - сказал Илья.
      - Спасибо – ответил он, не отрывая взгляда от происходящего на сцене.
      - И вообще, - тут Рогозин понизил голос до шепота, стараясь, чтобы Брайан не услышал, - я, кажется начал тебя понимать. Не говоря уж о том, что портреты прекрасны.
      Джастин медленно повернул голову.
      - Слушай. Здесь не время и не место, но… Ты чего хочешь-то, мальчик?! Я прекрасно помню, как ты вертелся вокруг Брая еще в Москве! – Джастин изо всех сил старался не закипать.
      Ситуацию спасли двое: Брайан, который, как бы между прочим, протянул руку ему за спину, и притянул к себе, и Лэнс. Точнее – его музыка и мощный, чуть хрипловатый голос.
      Рогозин не успел ответить, поскольку, не глядя ни на того, ни на другого, Брайан сказал:
      - Джас, мне ужасно нравится эта туника. И, кстати, чья идея была отправить Лэнса на сцену босиком?
      Джастин и Илья переглянулись, обещая друг другу, что разговор не окончен, и будет продолжен при первой возможности.
      - Так, и чья же это была идея? – повторил громче Брайан, и, ухватив Джастина за плечо второй рукой, поставил его перед собой, заставляя смотреть в глаза, явно желая прекратить назревающий между парнями трудный разговор.

      Казалось бы, тысячу раз уже видел Джастин подобный взгляд Брайана, и прекрасно знал, что он может значить, но все равно, холодок каждый раз заново пробегал по позвоночнику: Брай смотрел спокойно, и как будто холодно. Но.
      Бл*! Кто бы мог описать это «но»?! В его взгляде крылось столько гневной энергии, сколько, наверное, не выразили бы «мужские разборки» с мордобоем и руганью. Одновременно, в этом же взгляде скрывалась страсть, которую Джастин чувствовал физически. И еще, в нем было искреннее чувство и беспокойство за то, что Джастин, очевидно, ревнует.

      Лэнс закончил очередную песню.
      Джастин знал, что сейчас зазвучит акапельная баллада - совсем новая вещь, которую Лэнс будет петь по-французски. И еще, он знал, что за спиной, на огромном экране сейчас появится его самая трудная, и самая дорогая работа - «Горение». Сначала фрагментами, затем целиком. Все это Джастину хотелось оценить со стороны, но взгляд Брайана не отпускал – в эти глаза невозможно было не смотреть. Этот взгляд был сейчас важней всего.
      Когда отгремели аплодисменты, Лэнс сказал со сцены:
      - Спасибо! Следующая композиция – подарок всем, кто влюблен, - он помолчал, переводя дыхание, затем продолжил, – даже тем, кто влюблен безнадежно. Поверьте, вам все равно повезло… Любовь – непередаваемое чувство. Оно делает с человеком невероятные вещи. Будьте любимыми, и любите – в любом случае. Поверьте, Вы живы, пока можете это.
      Лэнс ударил по струнам, и огненная земля с картины Джастина окутала его фигуру с ног до головы. В этот момент взгляд Брайана потерял свою гневную энергию. Он коротко вздохнул и посмотрел очень тепло, обволакивающе нежно. Джас улыбнулся и ощутил на губах долгий «Кинни-хард» поцелуй. Ему казалось, что Брайан хотел его завести прямо здесь. Но вокруг были люди, чертов Рогозин, буквально в метре от него – Генри, и все остальные – зрители их с Лэнсом шоу…
      - Брай… - успел прошептать Джастин, прежде чем снова был вовлечен в поцелуй.

      О, в руки Брайана лучше было не попадаться сейчас! Стало жарко, он понял, что возбужден: эти ловкие ладони, пальцы, готовые намекнуть, подразнить, овладеть, чуть прохладные, шелковые губы и дьяволов язык, от которого деваться некуда, вынимали душу. Джастин застонал и прижался к Брайану всем телом, изо всех сил стараясь заглушить самого себя. И помог ему в этом Лэнс.
      Он ударил по струнам. Откинул назад голову.
      Длинные волосы взлетели и опали на плечи и лицо. Согнутые в коленях ноги отбивали ритм музыки – ее пульс. Лэнс прошелся по сцене кошачьей грациозной походкой – узкими ступнями по гладкой, скользящей поверхности…
      Публика взвыла от восторга. Он пританцовывал, шептал и говорил, пел и кричал, выдавая внезапные острые интонации, и тут же, менялся до нежного шепота, умоляющего, страстного, полного тоски. Его голос втрое усиливал каждое ощущение Джастина. Это было потрясающе: ласки Брайана становились все неистовей, нежней, яростней... Джастин никогда не испытывал подобного – каждое прикосновение Брайана реально наэлектризовывалось музыкой и, конечно, тем, что он видел за его плечами.
***

      «Как они близки, все-таки, - думал Джастин сейчас, в коридоре перед отделением реанимации, - даже кровь у них одинаковая…»

      Лэнс и Генри оказались первыми, кто успел добраться до госпиталя сразу же после звонка Джастина. Джас, как сейчас видел: буквально влетающий в стеклянные двери Лэнс. На нем нет лица. Следом – молчаливый, напряженный Генри. Оба бросились к нему с вопросами: как? Что? Жив?
      Что он мог сказать?
      Тогда, в первый момент, все вокруг казалось белого цвета, как волосы Лэнса, как голос Генри, старающийся хоть как-то его успокоить. Джастин чувствовал странную связь Лэнса и Брайана сейчас особенно остро.
      Что это между ними? Страсть? Любовь?
      Вряд ли. Скорей, некое ЗНАНИЕ. Их личное. Их двоих. Только. Джастина не касающееся. Но, тогда ему было все равно. Важно было только одно – чтобы Брай, с*ка, выжил!

      Высокий, крупный доктор вышел к ним и сказал Генри два слова:
      - Я его беру, будь спокоен, - и тут же задал вопрос всем присутствующим: У кого первая отрицательная? Нужна кровь этой группы. Нашей недостаточно – потеря очень большая, и рисковать мы не можем: в его случае минимальное несоответствие может оказаться фатальным.
      В напряженной тишине, длящейся, наверное, не более нескольких секунд, когда Джастин уже готов был бежать куда угодно, лишь бы достать эту первую отрицательную, прозвучал чуть хриплый голос Лэнса:
      - У меня. Возьмите мою кровь, Бога ради…

      Они исчезли с доктором за той самой металлической дверью отделения реанимации, куда минуту назад увезли на каталке окровавленного Брайана.
      Джастин долго не мог отключиться от этой картины: свисающая с каталки рука, залитая кровью. Длинные пальцы, бледные, словно не живые – те же, что еще пару часов назад доводили его до экстаза на набережной Нотр-дам под голос Лэнса, те же, что он целовал этой ночью…
      От боли хотелось выть. Но Джастин только бледнел и молчал.
      С трудом он понял, что Генри, оказывается, хорошо знаком с Пьером Арно - одним из лучших хирургов Hôpital Américain de Paris. Именно Генри дозвонился до него, пока летел в такси вместе с едва не рыдающим Лэнсом, упросил отложить плановых и дать шанс Брайану на выживание.
      Хирург был значительно старше Генри, и Джастин понятия не имел, каким образом они могли быть знакомы. Но Пьер Арно точно очень хорошо относился к Генри Фишеру, если вот так внезапно, бросив все дела, согласился оперировать Кинни.
      - Ничего не могу обещать, - сдержанно сообщил Арно, вернувшись после того, как проводил Лэнса в донорское кресло, – ситуация очень серьезная. Будьте готовы ко всему.
      Джастин коротко кивнул и вновь провалился в расплывающуюся, вязкую реальность, существующую в больничном коридоре между рецепцией и металлической дверью отделения реанимации. Воспоминания ушедшего дня вновь фрагментами проплывали в его сознании...

***

      Лэнс.
      Пока звучали последние аккорды завершающей выступление композиции, все вместе – Брай, Джастин, Генри и Илья уже бежали сквозь толпу за кулисы, надеясь первыми успеть поздравить совершенно выложившегося, но сияющего Лэнса. Он все никак не мог уйти со сцены – парижане несли цветы, задавали вопросы, и Лэнс, отвечая, шутил, чем заводил публику еще больше.
      Все четверо уже были за кулисами, прямо рядом со сценой, когда кто-то из слушателей высказал восхищение работами художника, что этот проект – удивительно гармоничен, и прочее, прочее… Лэнс улыбнулся и сказал в микрофон:
      - Я с удовольствием хочу представить моего партнера, с которым мы создали этот проект. Джастин Тейлор! – Лэнс повернулся лицом к закулисью и жестом потребовал, чтобы Джастин вышел на сцену, залитую ярким светом софитов.

      Джастин помнил, как округлились в тот момент его глаза – ничего подобного они с Лэнсом не планировали! Потом, говорить что-то прямо сейчас… О, нет! Это слишком.       Однако, Генри и Илья в голос сказали:
      - Иди!
      И шепот Брайана на ухо не давал возможности выбрать:
      - Sunchine, и правда, лучше иди сам, иначе я тебя на руках вынесу. Через плечо. Задницей к небу.
      Джастин не успел возмутиться, как был в очередной раз «вырублен» поцелуем и буквально выпихнут на сцену, где под аплодисменты и свист публики ему навстречу вышел Лэнс Хардман. Он обнял Джастина за талию так естественно, словно тот все время находился у него «под крылом»: высокая фигура Лэнса и длинные руки словно окружили со всех сторон, защищая, укрывая от чего-то. Тейлор уже не первый раз подумал о сходстве этих рук с крыльями… Но слова Лэнса оказались совсем не ангельскими.
      - Ты, бл*, чего тормозишь? Идем. И глаза попроще сделай, – усмехнулся Лэнс.

      Джастин вышел на сцену, с непривычки посмотрел прямо в сияющий софит и на мгновение ослеп.
      - Не смотри на свет! – запоздало предупредил его Лэнс.
      - Поздно. Я ни черта не вижу… - процедил сквозь зубы Джастин и улыбнулся в том направлении, где, по его мнению, должна была находиться публика.
      И она, уж точно, там находилась, потому что «зрительный зал» едва не взорвался от эмоций. Кто-то кричал «Браво, Тейлор», кто-то вскакивал с места, люди восторженно кричали по-французски, по-английски, по-русски…
      Джастин прижал к груди руку, и стоял так некоторое время, пока глаза снова не обрели способность видеть. Он чувствовал себя странно – никогда раньше не было к нему столько внимания. От волнения он слегка задыхался и умоляюще поглядывал на Ленса.       Тогда тот, взяв его за руку, шепнул:
      - Скажи что-нибудь. Поблагодари, например. Давай. Видишь, какой у тебя успех.
      - Но мы же вместе… - начал было Джастин.
      - Вместе конечно. Давай Джас, это не Питтсбург и даже не Нью-Йорк, это Париж, и успех в этом городе очень дорогого стоит. Не молчи, Бога ради, – он протянул Джастину микрофон.
      В тот момент Джастин по-настоящему смог оценить, насколько свободно и уютно Лэнсу на сцене, под взглядами огромного числа людей: Хардман отбросил волосы назад, расправив аккуратно тонкую плетенку, свитую Джастином собственноручно, вздохнул, улыбнулся, и присел на высокий стул, к которому прислонена была его гитара, явно давая возможность Джастину оказаться в центре внимания.
      Перед тем, как заговорить, Джастин бросил взгляд на щиколотки Лэнса, ступни, расставленные в стороны, чуть согнутые колени и длинные ноги в рваных джинсах...
      Все-таки, Лэнс был чертовски сексуален. Еще сильнее усиливалось это качество совершенной естественностью, свободой… Тогда на сцене, Джастин понял, что Лэнс, возможно, не осознает до конца сам, ни силу своей красоты, ни магию сексуальности, ни зашкаливающий градус притягательности всего вместе, в целом. Он поклялся себе, что однажды сделает серию портретов этого необыкновенного парня. Дав себе такое слово, Джастин успокоился, и повернулся лицом к публике.
      - Я немного взволнован… - начал он. Толпа поддержала его аплодисментами и одобрительными возгласами.
      - Я хочу сказать спасибо за теплый прием. Не думаю, что у меня получилось бы что-то без музыки и фантастического голоса Лэнса Хардмана, - в этот момент Лэнс спустился со своего «барного сидения» и, нагнувшись к микрофону, добавил:
      - Взаимно, Джастин. Без твоих работ мне было бы значительно сложнее выразить то, что я хотел…
      Джастин улыбнулся. Повисла небольшая пауза, которая тут же заполнилась восторженными возгласами слушателей.
      - Мне кажется, сегодня – один из самых счастливых дней в моей жизни, - сказал Джастин, едва не задыхаясь от волнения.
      - Спасибо, Париж! – воскликнули Джастин и Лэнс не сговариваясь, и, обнявшись, поклонились снова.
      Они вышли за кулисы совершенно пьяные от успеха. Волнение, охватившее Джастина в момент выхода на сцену, пропало, словно его и не было никогда. Они обнимали друг друга, смеялись и были счастливы. Илья Рогозин улыбался с легкой завистью, но поздравлял очень искренне, слегка смущаясь... Генри просто сгреб обоих в объятья и расцеловал в пылающие щеки, а Брайан стоял, улыбался, и бросил одну лишь фразу, которой сказал все:
      - Счастливы, черти!
      Лишь после того, как все хором заржали, Брайан обнял обоих, и каждого в отдельности, оказавшись одновременно между ними, и с каждым из них.
      - Лэнс… Поздравляю, дорогой, - поцелуй в губы задержался чуть дольше положенного, и вспыхнувший взгляд темнеющих зеленых глаз оказался лишь мгновением, незамеченное никем, кроме Лэнса и Брайана.
      - Sunshine… Бл*, Джас! Я бы тебя трахнул, чертов гений…– властный, быстрый жест, присваивающий и пьянящий, и поцелуй на губах, от которого вновь подкосились у Джастина ноги, заставляя ощутить абсолютное счастье, поверить, что оно в природе существует.
      Генри обнял Лэнса, привычно отметив про себя его усталость:
      - Поздравляю, Солнце. Дебют блестящий! Тебе неплохо бы выпить чуть-чуть.
      И только Брайан непонятно каким, двадцать восьмым чувством смог оценить истинное положение дел: Лэнса слегка лихорадило, настолько он выложился.

      Брайан, Лэнс и Джастин направились в гримерку, а Генри остался завершать техническую сторону проекта. Илья увязался с ним – пообщаться, а может быть чем-то помочь известному американскому продюсеру было чуть не самой важной задачей для него сейчас. Брайан бросил короткий взгляд юноше и они, кивнув друг другу, о чем-то молчаливо договорились.

      Толпа поклонников, жаждущая автографов, увязалась следом, и еще долгое время Лэнсу и Джастину пришлось фотографироваться, подписывать блокноты, буклеты, запястья и ладони, принимать цветы и подарки. Лэнс держался прекрасно, несмотря на то, что адски устал, а Джастин переносил все это с трудом. Помнится, даже во времена Рейджа, в Голливуде не ощущал он к себе столько внимания. Успех был какой-то не реальный, больше подходящий какой-нибудь рок-звезде или Лэнсу Хардману, но никак не молодому художнику Джастину Тейлору.
      Довольно быстро он устал от всего этого, и Брайан волевым решением отправил их двоих в гримерку, взяв «оборону» на себя. Однако, слишком много усилий для этого и не понадобилось – поняв, что звезды исчезли, толпа рассосалась сама.
      - Ну, правильно. Я - не Лэнс Хардман, и, тем более – не Джастин Тейлор, - сказал он вслед уходящим последним поклонникам. Затем усмехнулся. Все-таки, насколько он был выше всего этого, и внутренне очень гордился и Джастином и Лэнсом, словно они оба были существа, «вышедшие из-под пера» Брайана Кинни. В каком-то смысле это так и было…

      Когда он вошел в гримерку, Лэнс был без туники, в одних джинсах и уже не босиком – ноги его были обуты в замшевые мокасины. Он жадно пил воду, даже не притрагиваясь к спиртному, которое успел принести для него Генри. Джастин стоял, опираясь задницей на столик, спиной к окну, и смотрел на него.
      - Кстати, шикарная туника, - сказал Брайан. Лэнс поставил наполовину выпитую бутылку с водой на столик.
      - Хочешь, подарю? Думаю, тебе она отлично подойдет. Дай-ка, попробуем! – Лэнс мгновенно ожил.

      Еще минуту назад, пока Брайана не было в гримерке, он снял с себя чудесную тунику только с помощью Джастина, потому что его покачивало и довольно сильно лихорадило, а сейчас, собираясь сию минуту заставить Брайана ее примерить, он преобразился: подтянулся, выпрямился, глаза вновь ожили, словно в душе его зазвучала одна из любимейших песен.
      Джастин не мог этого не заметить, но ревновать Брайана к Лэнсу ему почему-то не приходило в голову. Лэнс казался ему настолько высшим существом, что, будто бы имел право на все в этом мире. И на Брайана, чуть-чуть, тоже имел право.
      Брайан, по-видимому, думал также, потому что не сопротивлялся, и примерил тунику. Когда он повернулся к Джастину лицом, уже одетый, всем стало понятно, что туника с этой минуты будет принадлежать только Брайану. Она прекрасно смотрелась и на Лэнсе, но так как она шла Брайану, передать было невозможно. Можно было только сказать – это его вещь.
      Кинни смотрелся в ней строже, загадочней и как-то иначе, чем обычно - фантазийно, не реально. Джастин подумал, что Лэнс через эту вещицу передал Браю часть себя, своего удивительного мира, который Брайану был тоже близок...
      - Забирай, Брай. Слов нет, как тебе хорошо, – рассмеялся Джастин, но ему стало слегка не по себе, когда чуть дрогнувшим голосом Лэнс сказал, обнимая Брайана:
      - Мы с тобой одной крови, Брай. Ты и я…
      - Это Маугли, - сказал Джастин, желая разрушить тонкую многозначность момента, и все рассмеялись.
      Если б кто-то из них знал тогда, насколько буквальными окажутся эти слова…

      В тот момент Джастин просто принял решение выйти. Он, словно почувствовал, что Лэнс хочет что-то сказать Брайану без присутствия лишних глаз. И его снова ничуть не задело это. Он понимал только, что должен оставить их одних, и, все равно, что произойдет за дверью гримерки - он не должен об этом знать.
      Он и сейчас не знал, что произошло, и даже повод, который придумал, для того, чтобы уйти, не помнил. Брайан вышел через несколько минут, осторожно прикрыв за спиной дверь. Его взгляд был растерян, он вздохнул несколько раз, и принялся покусывать губы. Джастин видел: ему от чего-то больно, и он очень не хочет этого показывать.
      А еще… На нем по-прежнему была белая туника Лэнса, чуть влажная от пота. Брайан почему-то остался в ней, позабыв одну из своих черных рубашек в гримерке. Джастин и об этом не стал спрашивать.

***

      Прошло еще полчаса. Из дверей отделения реанимации никто не выходил.
Джастин вновь прошелся по коридору туда и обратно, и, обессиленный сел напротив молчаливого Рогозина, не отрывающегося от телефона.
      Что он там делал? Просматривал сайты? Читал что-то?.. Удивительное спокойствие Рогозина не раздражало. Это был, наверное, самый подходящий сейчас человек рядом, и Джастин отвлекал себя откровенным его разглядыванием. И память раз за разом вновь прокручивала события ушедшего дня.

***

      Когда они с Брайаном вышли на улицу, им сразу встретился Генри.
      Слегка нахмурившись, он сжимал губы в тонкую линию, отчего казался старше и серьезней. Джастин едва не споткнулся, потому что перед ним снова был Великий и ужасный Фишер, времен их совместного проживания - перевоплощение, достойное театра Шекспира! Но, стоило Генри улыбнуться, как все изменилось – вернулся просто Генри, который собирался идти в гримерку к своему гениально одаренному парню и сделать для него не просто то, что необходимо, или то, что попросит, а – вообще все.
      Проходя мимо, он бросил Брайану:
      - Брай, он интересный. Посмотрим, что будет дальше, - и исчез где-то за кулисами.

      В этот момент оба, наконец, заметили Рогозина, сидящего на последнем ряду скамеек. Его поза была расслабленной, и какой-то вымотанной. Лицо не выражало ничего. Он смотрел в сторону, не мигая, и не заметил Джастина с Брайаном, что, если подумать, для него было нереальным событием. Брайан заговорил первым.
      - Как поговорили? – спросил он и присел рядом. Голос Брайана был чуть напряжен, но заметно это было едва-едва. Он постепенно становился самим собой, однако взгляд после разговора с Лэнсом, еще оставался слегка потерянным. Джастин опустился на скамейку напротив, и вытянул вперед ноги. Сумерки делали позу Рогозина еще более измученной, но заговорил Илья неожиданно очень эмоционально.
      - Бл! Брайан, Генри непредсказуем совершенно. Не знаю, что тебе сказать, и как мы поговорили, я тоже оценить не в состоянии. У меня полное ощущение, что ему все равно. Если честно, мне показалось, что все, что я говорил, его совершенно не впечатлило!
      - А ты думал, что глава Нью-Йоркского Арт-Альянса будет прям так сходу лично заинтересован тем, что какая-то девятнадцатилетняя задница обладает замечательным талантом? – припечатал Джастин, иронично улыбаясь, в стиле Кинни, при этом умудрившись сделать Рогозину весомый комплимент.

      Брайан изумленно поднял брови, посмотрел на него, и, уперев язык в щеку, сказал.
      - Sunshine, мне иногда кажется, что я смотрю в зеркало, только, шевелюра у меня не блондинистая, - сказал он, и ласково потрепал Джастина по волосам. Затем, чуть приобняв Рогозина за плечи, продолжил:
      - Видишь, и Джастин говорит, что ты талантлив. Кстати, Генри думает также, только, у него свои методы разговоров с молодежью, правда, мистер Кинни? – Брайан явно был настроен на многозначительные шуточки, и Джастин легонько пихнул его коленом.

      Глядя на то, как Брайан и Джастин начали подначивать друг друга, Илья почти физически почувствовал, как между ними разгорается нечто очень сильное. Наверное, именно то, что и соединило этих двоих, несмотря на разницу в возрасте.
      Илья вблизи увидел Кинни – совершенного мальчишку, дурачившегося с Джастином также, как, наверное, дурачатся школьники на переменах между уроками. Оба они сейчас были похожи на подростков, и Илья расслабился, наконец, забыв на время о Генри.
      А Джастин уже сидел у Брайана на коленях «верхом», и между подколками, они с Брайаном коротко или длинно целовались, зубоскаля и посмеиваясь. Это было настолько естественное, потрясающее зрелище, что Илья почувствовал сумасшедшую зависть к ним обоим. Особенно к Джастину, конечно.

      - Так, Джас… Да погоди ты. Бл*, все. Ночью отыграюсь, поверь!.. Sunshine… Ну, хватит… - скрутив Джастину руки, и выслушав его мнимо мучительный стон, Брайан ухватил Рогозина за руку и повел обоих к машине.
      - Так, мальчики, предлагаю прогуляться по ночному Парижу, - сказал Брайан, - сегодня у некоторых ошеломительный успех. Мы должны это отметить, раз звезда по имени Лэнс отказывается принять в этом участие...
      Джастин услышал едва уловимую смену интонации в последних словах Брайана, но сделал вид, что ничего не заметил. Однако! Оказывается, Брайан, все время, пока они дурачились, в глубине души переживал то, что произошло за закрытыми дверями гримерки… И что же такое там произошло? Джастин не на шутку встревожился.
      - Один только момент, - продолжал Брайан, - я никак не придумаю, куда бы пойти в ночное время в этом чудесном городе?
      - Квартал Маре? – пожав плечами, предложил Джастин.
      - Набережная Бранли… - неуверенно сказал Илья.
      - Кстати, Джас, мы с тобой там еще не были. Ок, едем.
      Брайан сел за руль успевшего полюбиться всем Ситроена, и втроем они покатили по ночному Парижу.

      Илья совсем пришел в себя, и, сидя на заднем сидении, рассматривал затылок Брайана, понимая, что не случайно встретил этого человека в своей жизни.
Сейчас он вспомнил их эротическую секс-борьбу в клубе La Luna, и увидел все немного с другой стороны: рядом с Джастином, Кинни был значительно мягче, спокойнее, естественней. Ему стало ужасно любопытно - бывает ли Брайан снизу?
      Тогда, в полумраке комнат отдыха, Илье и в голову не могло прийти, что Кинни может быть кем-то еще, кроме топа, но сейчас, глядя на то, как общаются эти двое, Рогозин видел и обволакивающую мягкость Брайана, и смиренность, и способность дать партнеру возможность лидировать. Пусть не постоянно, но тем не менее…
      Это было потрясающее открытие, и Рогозин смотрел во все глаза, невольно представляя Брайана там, где он всегда хотел его видеть.
      Однако, какая-нибудь короткая фраза Кинни, или интонация слов, обращенных к нему, за мгновение уничтожали любые фантазии в этой области: с ним Брайан разговаривал с позиции сильного и старшего, и Илья терялся совершенно, взглядом художника оценивая это фантастическое противоречие: нежность и брутальность, подростковость и острый, зрелый ум, утонченные черты лица и глубокий, тяжеловатый взгляд.
      Илье хотелось запечатлеть все это. Сделать хотя бы набросок! Остальное он довершил бы по памяти… Но Брайан затормозил, и машина остановилась на обочине дороги, рядом с набережной Бранли.

***


      Сменившая дежурных на ресепшен медсестра включила небольшой телевизор, закрепленный почти под потолком. Случившееся перевернуло весь Париж. Новости показывали едва ли не каждые 15-20 минут, и все они были неутешительными – число пострадавших в терракте на набережной неуклонно росло. Ни в чем неповинные люди умирали в больницах от огнестрельных ран, раздавленные под колесами, затоптанные в панике… Ненависть и боль наполняла сердца людей.
      Илья старался не допускать даже мысли, что Брайан не выдержит ранений, и также, как все эти несчастные люди уйдет в небытие.
      Шел третий час операции.

      Джастин внезапно поднялся, и неизвестно в который уже раз за эту ночь медленно направился по коридору в сторону двери, ведущей в отделение реанимации.
      Неясное беспокойство овладело Рогозиным, словно что-то произошло, или должно произойти прямо сейчас. Он встал, но идти следом не решился, лишь взглядом контролировал каждое движение Тейлора.
      А Джастин снова молился. Он не знал и не мог знать, что происходило в операционной, лишь десятым чувством ощущал что-то. Необъяснимое, иррациональное, и настолько острое, что предположить было страшно.

      - Остановка, мсье… - негромко сказал молодой доктор.
      - Отойти от стола! – рявкнул Арно.
      - Разряд!

      Джастин замер.
      К заветной двери он стоял сейчас спиной, а глаза внимательно вглядывались в едва заметную, причудливо изломанную линию на стене. Тоненькая трещина, замазанная свежим слоем штукатурки, вела сверху вниз, стремясь к полу. Он следил за каждым ее изгибом. Эта линия должна быть бесконечной.
      Она же не оборвется? Нет?..
      - Брай… - прошептал Джастин, и выдохнул с трудом.

      - Не заводится, мсье… - произнес молодой доктор.
      - Еще разряд! – твердо сказал Арно.

      Свет ламп в операционной и напряженно тянущееся время в коридоре перед отделением реанимации делили жизнь на «до» и «после».
      Джастин сделал несколько шагов и снова остановился. Пострадавшая правая рука дала о себе знать внезапной судорогой. Он прикусил кожу на запястье зубами и побледнел. Спазм не щадил его – слишком долгий, слишком болезненный, выматывающий. В уголках глаз набежали слезы.
      - Брайан… - позвал он.

      - Разряд! – вновь прозвучало над столом.

      - Нет… - одними губами произнес Джастин, и медленно повернулся к двери лицом, прижимая к груди больную руку.

      - Никак, мсье, - вздохнул молодой доктор.
      - Еще, Ксавье! Ну! - но молодой доктор только покачал головой.
      - Не получилось, значит. Закончили. Время смерти… - глубоко вздохнув, сказал один из лучших хирургов Парижа Пьер Арно.

      Джастин всем телом бросился на запертую дверь, ударяя в нее открытыми ладонями. Ноги подкосились, он упал на колени, приложившись лицом к холодной металлической поверхности. Родная мать не узнала бы сейчас его голос. Он кричал. Спустя несколько минут он не помнил этот момент: что он кричал, и кричал ли? С ним ли все это было вообще?..
      - Кинни! Бл*! Старый пидор! Эгоист хренов! Даже сейчас ты, бл* думаешь только о том, как легче тебе! Ненавижу тебя за это! Не смей, слышишь! Не смеееей! Боже, скажи ему… Сделай что-нибудь, Господи!

      Рогозин бежал по коридору со всех ног. Этот голос словно взорвал его изнутри. Ему казалось, что это не Джастин кричит, но кто-то другой, не названный, чудовищно сильный своей волей, любовью и верой. Он даже предположить бы не смог, кто бы это мог быть, потому что никогда ни во что не верил. Но сейчас что-то остро давило в груди.
      Он бросился на колени к Джастину, обнимая.
      Он прижимал его к себе, гладил по лицу, по щекам, по волосам, говорил, шептал и кричал что-то такое, что, как ему всегда казалось, произносить вслух он не умеет. Но, понимая, что слова бессмысленны, просто крепко сжимал слабеющее тело Джастина и целовал его в затылок, пряча собственные слезы в густых волосах.
      Он был один, и одновременно, их было двое. Прижавшись друг к другу, они словно надеялись удвоить силу сказанных слов. Но за неумолимой дверью по-прежнему было тихо, лишь медсестра хлопотала рядом с ними с нашатырем.

      Мучительные секунды тянулись невыносимо долго: крик, объятья и слезы, короткие видения из прошлого (первый поцелуй в лофте, обнаженный Брайан, выливающий себе на голову бутылку воды – пошлейшее и ужасно сексуальное зрелище), потасовка обнаженными в лофте на полу во времена Розовой бригады, рак, взрыв в Вавилоне, «Я только и думать мог, лишь бы с ним ничего не случилось. Я люблю тебя…», несколько пощечин в клубе Лагуна, сумасшедшие поцелуи в отделении полиции питтсбургского аэропорта, "Je t'aime", на полу в квартире мадам Терезы, страсть и секс, как наиболее важное проявление любви для Брайана Кинни…
      Что? Что еще нужно вспомнить?
      Лэнс?

«Да пусть он будет с кем захочет! Только пусть живет, Господи. Пусть живет… Пожалуйста!» - просил про себя Джастин.

      Словно это было самым важным, что где-то там, на границе миров, хотели знать, потому что молодой доктор, собирающийся отключить монитор, установленный над головой Брайана, едва не подпрыгнул на месте от неожиданности.
      - Есть пульс, мсье! Очень слабый, но есть!
      - Внимание, работаем, – деловым тоном произнес Арно, и, через мгновение, уже мягче добавил вполголоса:

      – Давай, парень, держись…

       
       Ангелы среди нас

       Из-за необходимости продолжать концертные турне, Лэнс и Генри вынуждены были вернуться в Нью–Йорк, после чего Лэнс спел сразу два концерта во Флориде и Лос-Анджелесе.       
Работалось тяжело. Однако, он принимал свою долю полностью, опираясь на профессионализм – золотую карту, которая вывозила его в самых тяжелых жизненных ситуациях. Сейчас было именно так.
      Самое ужасное было то, что он снова остался один на один с бедой – о своих переживаниях он не мог сказать никому, даже Генри. Особенно Генри.
      Мысль об оставленном в парижской клинике Брайане в ситуации полной неизвестности мучила его непрерывно. Из коротких смсок Джастина Лэнс знал только то, что Брайан жив, находится в реанимации, что состояние очень тяжелое и гарантировать, что уже все обошлось, никто не может до сих пор. Все зависит от этих первых нескольких дней после операции. Нужно снова ждать.
      О том, что у Брайана была остановка сердца, врачи не сказали даже Джастину, и это помогало ему держаться, тем более, что к Брайану его до сих пор не пускали.
      Прошло еще два дня.
      Лэнс почти не спал, забывал поесть, только пил кофе и курил. Он молчал, много работал, делал какие-то записи, пытался писать тексты, но ничего не шло в голову, все валилось из рук. Генри не мог этого не замечать. Он становился с каждым днем все более мрачным и замкнутым.
      Осень вступала в свои права. Становилось холоднее, солнце чаще пряталось за тучами, город жил активной ночной жизнью, а днем улицы наполняли серые лица людей. Пришли осенние ветра и дожди.
      Лэнс не спал вторую ночь подряд. Он долго не ложился и в этот раз, засидевшись на кухне с кофе и сигаретами среди разбросанных по столу листков с перечерканными строчками, или отдельными словами. Генри пытался уговорить его несколько раз.
      - Сейчас, - отстраненно отвечал Лэнс, и тянул время.
      Генри сделал попытку ласками заманить его в постель. Он подошел к нему сзади, обнял двумя руками грудь и прислонился к затылку, касаясь сначала осторожными, а затем все более настойчивыми поцелуями. Лэнс сначала было подал надежду – прислонился к нему щекой и прикрыл глаза, но потом вздохнул и снова отстранился.
      - Солнце… пойдем пожалуйста, - прошептал Генри как можно теплее, ласково касаясь запястий Лэнса, бессильно лежащих на коленях. Лэнс ничего не ответил, только прижался губами к его руке. Так они простояли минут пять.
      - Я не могу, Генри… - сказал Лэнс едува слышно.
      - Что-то ты совсем раскис. Да выкарабкается Брай, ей Богу. Ну, если он после остановки выжил и до сих пор жив, то…
      - Что?! – Лэнс оттолкнул Генри от себя, - Какая остановка, ты - о чем?!
      Генри понял, что совершил оплошность.
      Хирург, оперировавший Кинни, рассказал Генри и о ходе операции и о том, что Брайан чуть не умер, что сердце «завелось» чудом уже после того, как он лично зафиксировал в протоколе время смерти. Арно просил не говорить об этом ни Джастину, ни Лэнсу, ни, кому бы то ни было, до тех пор, пока в состоянии Брайана не наступит стабильность, пока не станет окончательно ясно, что его жизни больше ничто не угрожает.       Генри буквально посыпал голову пеплом, глядя на совершенно измученного концертами и переживаниями Лэнса. Кто тянул его за язык? Ну, как можно было взять и так глупо проболтаться? «Что сейчас будет? Лэнс и так весь на взводе…» - думал Генри.
      Он пытался оправдаться, как-то успокоить его, но Хардман был разгневан. И в постель идти не собирался.
      Он бродил по квартире, перекладывал с места на место свои наброски и черновики, молчал, уходил вглубь себя. Генри не знал, что делать. Точнее – знал, но очень боялся принять решение, поскольку последствия его, как ему казалось, были необратимыми.

      О том, что Лэнс до сих пор не забыл Брайана, Генри понял еще до их с Кинни коньячных посиделок, и не менее эффектных танцев в клубе Lа Lunа. Генри нервничал, но не подавал виду. Утешало его только то, что Брайан был очевидно влюблен в своего Джаса, думал только о нем, и мучений Лэнса, казалось, не замечал.
      О чувствах Лэнса в отношении себя, Генри никогда не питал иллюзий. И теперь очевидное подтверждение этого предстало перед ним во всей жесткой неприглядности.
      Генри Фишеру было очень тоскливо. Больно было смотреть на мучения Лэнса, боль причиняли собственные чувства к нему, которые с каждым днем становились все сильнее.

      Лэнс закурил и вышел на балкон. В руке он вертел смартфон – только что ушла смска Джастину и он очень надеялся на ответ. На улице было довольно холодно. Лэнс поджимал плечи, обнимал их руками. Дома на противоположной стороне улицы уже погружались в сон, машины шуршали по дорогам все реже. Нью-Йорк затихал на короткое время стремительной ночи...
      Джастин не отвечал. Лэнс только собирался раскурить вторую сигарету, как на балкон вышел Генри. Он был босиком, домашняя толстовка на молнии была расстегнута, открывая грудь и подтянутый живот. Он облокотился на перила и забрал из пальцев Лэнса только что раскуренную сигарету.
      - Тебе хватит, - сказал негромко он, и затянулся ею сам, и не глядя на Лэнса.
      - Лэнс, тебе нужно ехать в Париж.
      Платиновые волосы подхватил ветер и бросил в лицо, закрывая его ото лба до подбородка. Лэнс нервическим жестом отбросил их в сторону. Нужно было что-то сказать, но он не мог. Достал еще одну сигарету и стал щелкать зажигалкой, которая почему-то не срабатывала. Он чертыхнулся, случайно ударил себя по пальцу и выругался.
      - Солнце… - начал негромко Генри, мягко перехватив его ушибленную руку.
      - Я ничего не могу с этим поделать, Генри… - перебил его Лэнс просто, без лишних драм.
      Генри курил и молчал. Только он один и знал, насколько болезненным был этот разговор. Ведь говорили они не о вреде курения или бессоннице... Между ними уже давно был достигнут тот уровень доверия и взаимопонимания, когда не нужно уточнять смысл сказанного.
      Наконец, Генри повернул к Лэнсу свое лицо. В какой-то момент Лэнс увидел в нем прежнюю маску Великого и ужасного Генри Фишера. Буквально на глазах Генри поменялся, став прежним. Лэнсу стало очень тяжело от этого и он прижался к его плечу, пряча лицо.
      - Нет, к черту. Не поеду я, Генри. Все равно это невозможно…
      Генри ласково потрепал его макушку, затем развернул лицом к себе и запустил пальцы в его волосы. Он говорил, как будто спокойно – ни один мускул не дрогнул на его лице, лишь блеск глаз выдавал состояние глубокой потерянности.
      - Тебе нужно ехать, Лэнс.
      - Нет…
      - Я сейчас позвоню в аэропорт, - Генри ласкал пальцами шею Лэнса, - и закажу тебе билет на ближайший рейс.
      - Генри, не надо… Черт, как же… невыносимо.
      Генри прижался к его груди и крепко обнял, их губы были настолько близко, что казалось, достаточно было вздоха, чтобы они встретились. Но Генри не спешил с поцелуями. Ему важно было сказать сейчас то, что он должен был сказать в эту трудную минуту.
      - Ты очень красивый…
      - Генри, пожалуйста…
      - Помолчи немного. Будет ли еще у меня когда-нибудь возможность сказать тебе это?
      Лэнс вздохнул и опустил голову.
      - Я хорошо понимаю, что происходит. Не слепой. Потом, Солнце, я слишком люблю тебя, чтобы связывать по рукам и ногам. Ты должен ехать. И ты поедешь.
      - Но, как же ты? – губы Лэнса дрогнули, и он провел рукой по волосам Генри.
      - Я?.. – Генри чуть нервозно усмехнулся, - я не буду тебя ни с кем делить. Ты прекрасно знаешь это.
      - То есть… – сердце Лэнса участилось.
      - То есть мы расстаемся, Солнце... – серые глаза Генри потемнели и застыли, словно в нем умерло что-то. Они так и стояли на ветру и холоде раздетые, но не мерзли. Это боль согревала обоих.
      - Прости… - Ленс прижался губами к ладони Генри. Тот молчал и смотрел на него темными глазами.
      - Собирайся. Я звоню в аэропорт.

***

      Лэнс почти ничего не взял с собой, - небольшая сумка и гитара. Он настолько нервничал, что оставил у Генри все концертные костюмы. Уходил молча и быстро, оглядываться сил не было. Он плохо помнил, как ехал в такси, как ждал в аэропорту самолет... Только в воздухе Лэнс наконец успокоился, сумев отключиться от мыслей о Генри и Брайане. О Джастине он старался пока не думать, поскольку знал – это еще один человек, о котором Лэнсу придется думать постоянно.
      Пожелав хотя бы временно освободить себя от мыслей о других, Лэнс попросил у стюардессы бокал вина, и через некоторое время заснул. Проснулся он от смски Джастина, в тот момент, когда приземлившийся самолет постепенно сбрасывал скорость.
      «Пока без сознания, но дышит сам. Мы все надеемся. Меня по-прежнему к нему не пускают».
      Лэнс дважды прочел сообщение и ответил: «Я в Париже. Ты сам где сейчас?»

      Джастин долго не отвечал. Лэнс успел выйти из самолета, доехать до аэропорта на микроавтобусе, получить багаж и задуматься, по какому же адресу стоит вызывать такси. Только после этого Джастин, наконец, ответил: «Я только что говорил с доктором, еду домой. Ты где остановился?»
      Лэнс выдохнул: длительное молчание Джаса не было связано с негативными мыслями о его появлении. Стало чуть легче. Было бы еще легче, если бы Лэнсу удавалось не думать о Генри. Но этого он не мог совсем.
      «Еще не решил – ответил он, - я в аэропорту».
      И тут Джастин отозвался быстро: «Метро Saint-Sébastien — Froissart et Temple. Через 30 минут. Успеешь?»
      «Попробую» - ответил Лэнс и вызвал такси.

      Он снова нервничал. Сердце начинало частить.
      Встреча с Джасом сейчас казалась для него едва ли не менее важной, чем с самим Брайаном. Джастина он увидел на площади у станции метро еще из машины. Он попросил водителя остановиться так, чтобы тот не смог его заметить - Лэнс хотел дать себе немного времени, чтобы собраться. Но особенно это не помогло.
      Он перекинул через плечо ремень, на котором висел футляр с гитарой, подхватил сумку и пошел навстречу судьбе. Судьба, в виде Джастина Тейлора-Кинни выглядела не самым лучшим образом. Сильно исхудавший Джас ждал его, ежась в простую хлопковую курточку, под которой не было даже джемпера. Он курил, выдыхал дым и нетерпеливо ходил из стороны в сторону. Лэнс остановился и какое-то время смотрел ему в спину, не решаясь окликнуть.
      - Джас.. – негромко позвал он, наконец, и тот быстро оглянулся. У Лэнса сжалось сердце – Джастин был совершенно измучен. Лицо потемнело и осунулось, улыбка, которой он приветствовал Лэнса, была печальной. Бедняга, за несколько дней ожидания совершенно потерял силы, словно осужденный, слишком долго ждущий смертельного приговора.
      Джастин, в свою очередь догадывался, почему Лэнс сейчас в Париже, но не собирался ни о чем его спрашивать или хоть как-то дать ему понять, что все знает. Ему было не до Лэнса, как очевидного соперника. Ни о какой ревности к нему речь не шла. Всем сердцем он хотел только одного – чтобы Брайан пришел в себя, наконец. Чтобы он просто выжил.
      В какой-то степени, он был даже рад видеть Лэнса, потому что остаться одному после отъезда Майкла с Беном и Линдс было невыносимо тяжело. Мучили тяжелые мысли.
      Иногда он думал, что каждый следующий день окажется для него последним, поскольку все время забывал есть, спал только в госпитале, рядом со входом в отделение реанимации, и то лишь урывками. Ночи в квартире мадам Терезы были бессонными.       Маленькое уютное жилище превращалось для него в тюрьму.
      После «дежурства» в госпитале он приходил домой и падал на кровать, пытаясь уснуть, но его тут же окружали знакомые до боли ароматы и запахи Брайана, впитавшиеся в постельное белье, и сон тут же покидал его. Джастин обнимал подушку и плакал, как дитя. Такая история повторялась через день: он то держался, как стальной, то рассыпался в прах.

      Несколько секунд он стояли, глядя друг на друга, не приближаясь.
      Наконец, Джастин бросил недокуренную сигарету, стремительно подошел к Лэнсу, молча забрал у него сумку, и направился мимо метро куда-то во дворы.
      - Идем, - сказал глухо он. Лэнс поспешил следом.
      Джастин шел очень быстро, почти бежал, и через каких-нибудь пару минут они оказались в маленьком внутреннем дворике рядом с домом, внутрь которого вела единственная дверь подъезда. Джастин щелкнул ключом домофона, и они оказались в нешироком коридоре перед лестницей на этажи. В этот момент что-то произошло: Джас чертыхнулся и уронил на пол ключи. Они звякнули где-то совсем рядом, но найти их сходу он не смог и от эмоций ударил ладонью в стену.
      Не выпуская из рук гитару, Лэнс одной рукой обхватил Джастина за шею и притянул к своей груди. Тот, тоже не выпуская из руки сумки Лэнса, молча прислонился к нему затылком, и так замер.
      - Какой этаж? – спросил Лэнс, зарываясь носом в его волосы.
      - Второй, - прошептал тот.
      Ощутив всем существом чудовищный объем боли в душе Джаса, готовый разорвать его изнутри из-за любой мелочи, любого безобидного стечения обстоятельств, Лэнс понял, что много сильней сейчас, и в состоянии взять хотя бы часть всего этого на себя. Он наклонился и довольно быстро нашел ключи.
      - Сейчас я приготовлю что-нибудь, а ты пойдешь в душ. Потом мы вместе позавтракаем, и ты попробуешь поспать, ок? – Лэнс осторожно погладил Джастина по затылку. Тот кивнул, и в этом молчаливом жесте натянутая струна нерва слегка ослабилась, Лэнс физически почувствовал это. Джастин первым зашагал вверх по лестнице.

***


      Лэнс сделал самый простой омлет, заварил чай, резонно решив, что кофе сейчас Джастину ни к чему, порезал небольшими кусками сыр и чуть подсохший хлеб. Оглядев сервировку, он удовлетворенно хмыкнул и только сейчас понял, что до сих пор не переоделся. Дорожные джинсы, бежевые ботинки и синяя парка были сброшены с сильно постройневшего тела Лэнса. Он достал из сумки домашний костюм – серые трикотажные брюки на завязках и тонкую толстовку на молнии, переоделся и постучал в дверь ванной комнаты.
      - Джастин… Как ты там? Завтрак готов.
      - Выхожу, - глухо отозвался Джастин.
      Лэнс почему-то прислушивался к тому, что происходит за дверью – вот выключили воду, вот шуршит полотенце, мягкие шаги по коврику, вздохи. Джастин стал часто вздыхать – Лэнс это заметил еще тогда, когда все только случилось.
      - Бл*! – раздалось за дверью, и она тут же открылась. Джастин буквально наткнулся на Лэнса – в одной руке тот держал бритвенный станок, а вторую прижимал к подбородку. Из-под пальцев сочилась кровь.
      - Я порезался, - констатировал спокойно Джастин, и попросил Лэнса принести перекись из шкафчика на кухне. Лэнс быстро нашел все что нужно, затем, оторвал от подбородка ладонь Джастина, сжимающую порез, и ловко обработал его. Порез был не очень глубоким, но длинным.
      - Как же ты, так? А? – сокрушался Лэнс. Странное чувство возникало у него вблизи Джастина – словно он должен быть сейчас с ним рядом. То есть – его приезд был предопредлен? Сочетание голубых глаз, натурального цвета блонд волос Джастина удивляли его всегда, но сегодня все это вместе с неким внутренним надломом било Лэнса по нервам почище самых искренних, самых затаенных своих мыслей о Брайане.
      А еще, несмотря на острую нервическую ауру Джаса, Лэнс ясно видел в нем самого Брайана: Джастин говорил, как он, принимал похожие позы, когда садился или стоял, и иногда смотрел на него так, как бы, наверное, смотрел Брайан.

      - Рука. Не знаю, последнее время спазмы замучили. Никогда не знаешь, где он может застать. Вот – побриться хотел… - Джастин смущенно улыбнулся и вдруг положил обе ладони Лэнсу на грудь, проводя руками вверх по молнии к открывшемуся кусочку смуглой кожи на груди.
      Лэнс еще раз обработал порез, дожидаясь, когда перестанет кровить, и заклеил его пластырем. Прикосновения Джастина были удивительно умелыми и очень приятными и он мог бы наверное позволить себе немного насладиться ими, если бы Лэнс не хотел добиться того, чтобы Джастин поел и попробовал выспаться. Он встретился с ним взглядом и забрал обе его ладони в свои.
      - Идем. Я не Бог весть какой кулинар, но завтрак сносный.
      Тот усмехнулся и послушался.

      Лэнс незаметно следил за тем, как двигаются руки Джастина, когда он наливал себе чай. Правая слегка подрагивала почти постоянно, но видимо, она бывала и в более худшем состоянии, поскольку Джастин на подобные "мелочи" не обращал внимания.
      Они поели в молчании. Лэнс собрал посуду, потянул Джастина за руку в спальню и заставил лечь. Тот усмехался, но сопротивления не оказывал.
      - Я не усну, Лэнс – улыбнулся он, оказавшись укутанным мягким одеялом, - возишься со мной, как с…
      - Ой, вот Кинни номер два! – твердо сказал Лэнс, - мне может нравится с тобой возиться. Я может быть удовольствие получаю – юный мальчик, красавчик. Щас уведу тебя у Брая, и разрешения не спрошу, - он подмигнул Джастину. Тот вдруг посерьезнел, глаза вновь потемнели… - он снова думал о Брайане.
      - Нужно набраться сил, чтобы ждать, - сказал Лэнс, - не думай о плохом. Тебе нужно поспать, а я просто побуду рядом. Ты мне доверяешь?
      Джастин в этот момент вспомнил их совместный проект, триумф на сцене, свидание Брайана и Лэнса после концерта в гримерке… Весь кусок своей жизни, с момента, когда в нее вошел Лэнс Хардман.
      - Лэнс..
      - Да?
      - Как хорошо, что ты приехал… - сказал он и закрыл глаза.

***

      Не смотря на свои прогнозы, Джастин довольно быстро уснул, и Лэнсу, к сожалению, довелось наблюдать один из его спазмов – он застонал во сне, рука непроизвольно дернулась и сжалась в кулак. Тогда Лэнс осторожно подобрался к нему, высвободил из-под одеяла больную руку, взял ее в свои ладони и стал разгибать каждый палец, осторожно массируя от ладони вверх к подушечкам. Джастин затих, стал ровнее дышать и заснул спокойно. А Лэнс остался сидеть рядом, не в силах отпустить изящную бледную ладошку.
      «Бл*, мне стоило приехать раньше», - думал он.

***


      Это место удивительно. Простор голубого неба, сияние солнца, зеленый ковер травы под ногами и спокойное теплое море, плещущее волнами вдалеке.
      Брайан был один.
      Он шел босиком по траве, улыбался и время от времени взглядывал в небо. Дышалось легко, свободно. Было радостно и хотелось взлететь над этим простором, обнимая руками весь мир. И он полетел бы, но что-то внутри подсказывало ему, что еще рано, что не пришло еще его время.
      Он увидел перед собой ручей со сверкающей на солнце прохладной водой, и наклонился напиться. Вода имела непередаваемый вкус, и Брайан, напившись, сел у ручья, обхватив колени.
      Легкий ветерок трепал его волосы, ласкал губы и щеки. Брайан улыбался. Наслаждаясь красотой невиданной природы, он иногда думал о том, как попал в это дивное место. Силился вспомнить, но ничего не получалось – словно он всегда был здесь. Еще его немного смущало то, что вокруг не было ни души.
      Брайан оглядывался по сторонам, пытался кричать, что есть сил, но никто не отзывался. Смирившись, он подложил под голову руку, лег вдоль ручья, вытянув ноги, прислушиваясь к журчанию воды и прикрыл глаза. Он дышал глубоко, спокойно, но не дремал. Сейчас, в тишине и покое пришло осознание, что он здесь для чего-то. И этого чего-то необходимо дождаться.

      Брайан потянулся и вздохнул, чувствуя полную свободу и легкую эйфорию от происходящего.
      - Эй… - услышал он, как кто-то негромко позвал его. Брайан резко сел, и оглянулся по сторонам. Голос не повторялся, и он решил, что ему просто показалось. Он снова растянулся на траве, чувствуя невыразимую негу, легкость во всем теле и ощущение счастья.
      - Ээээй, вставай… - позвали снова. Брайан снова сел. Теперь он был уверен, что не ослышался, - звали действительно его.
      - Кто здесь? – растерянно отозвался он, и услышал, что в ответ ему, как будто усмехнулись. Голос был словно совсем рядом, и одновременно доносился откуда-то сверху.       Брайан встал на ноги, покружил на месте, стараясь хоть что-нибудь разглядеть, но рядом не было ни души, лишь та же удивительной красоты природа, теплый ветер, солнце и поблескивающий водами ручей…
      - У меня мало времени, - раздалось в тихий раз, - иди скорей.
      Брайан посмотрел на свои босые ступни.
      - Хорошо. Но куда? – чуть громче спросил он.
      - Я слышу твои мысли. Не трать силы на разговоры, просто иди вверх по ручью.

      В этот момент Брайан впервые заволновался. Это чувство неприятно царапнуло его, словно он что-то важное не улавливает в происходящем. Он поспешил вверх по ручью. Он почти бежал, начиная замечать, что, сужаясь, русло ручья постепенно поднимается.
      Брайан остановился, чтобы перевести дух, посмотрел вверх и из его губ вырвалось изумленное восклицание - перед ним открылась огромная, пологая гора, вершина которой виднелась в облаках. Именно туда и вело его русло ручья.
      «Мне точно туда?» – подумал он, слегка паникуя.
      - Да, - ответил голос, - не бойся. Просто иди. Я тебя жду.
      - А спуститься ты не можешь? – выкрикнул Брайан, обхватив свои плечи.
      Голос усмехнулся: «Ниже уже некуда. Только ты можешь ко мне подняться».
      Брайан выругался про себя и тут же услышал:
      - Вот так лучше не делать.
      - Что, и ругаться нельзя?! – откровенно занервничал Брайан.
      - Ну.. не стоит… Поднимайся. Мало времени, – в голосе прозвучала интонация досады.

      Брайан вздохнул и снова пошел вдоль ручья.
      Чем выше он поднимался, тем тяжелее становилось переставлять ноги. Дышать – труднее, думать о Голосе – совершенно невозможно. Брайан думал лишь о том, как бы не вырубиться по дороге, как бы справиться с чудовищной задачей – взойти на эту неимоверно высокую гору.
      В какой-то момент ему показалось, что сил не хватит, и эта во всех смыслах божественная красота вокруг убьет его. За горло схватил ужас.
      «Зачем я иду туда? Кто меня зовет? Я не знаю, чем все это вообще закончится! Почему я слушаюсь этого Голоса?!»
      - Потому что знаешь, что тебе нужно подняться - ответил Голос.
      - Но я не падаю! – крикнул из последних сил задыхающийся Брайан.
      - Не трать силы на разговоры. Иди!

      Брайан шел. Страх все сильнее проникал в душу, физические силы отказывали, лишь на волевом усилии переставлял он ноги, делая тяжелые, медленные шаги.
      Не сразу он понял, как оказался внутри тумана – ручей перестал быть виден, гора тоже исчезла. Единственное, что помогало хоть как-то ориентироваться, была твердая опора под ногами – Брайан видел, что идет по каменистой тропинке, которую, было очень похоже, что протаптывает он сам.
      «Как я устал…» - подумал Брайан и сел прямо на камни.
      - Я знаю, - сказал Голос и Брайану показалось, что он услышал вздох где-то совсем рядом. Его мучил этот путь, но также заставляло идти любопытство – он очень хотел увидеть обладателя столь притягательного голоса. Сам Голос заставлял его идти через все «не могу». Самое странное было в том, что Брайан не мог на слух определить – женский то был голос или мужской.
      Брайан буквально рявкнул, заставляя себя встать и идти.
      - Уже очень близко. Еще несколько шагов и я протяну тебе руку, - уговаривал его Голос.
      Брайан старался не смотреть, не думать, не, не, не… Эти последние несколько шагов дались чудовищным усилием, но в самый последний момент он вдруг ощутил, что кто-то очень сильный тянет его вверх. Брайану показалось, что он летит. Эти несколько мгновений полета он потом вспомнит лишь однажды…
      Наконец туман исчез.
      Брайан оказался на широкой каменистой площадке, в центре которой лежал крупный обломок скалы – плоский камень, к которому Брайан устремился, мечтая сесть. Он шел к нему, оставляя на камнях кровавые следы, и наконец, достигнув цели, буквально рухнул на него, понимая, что не чувствует ни ног, ни сердца, ни воздуха, ни себя самого.
      Брайан закрыл глаза. Захотелось умереть, настолько тяжело ему было.

      - Это хорошо, что ты поднялся, - услышал он над самым своим ухом мелодичный голос. Он казался Брайану волшебным, исцеляющим. И действительно – дышать стало легче, он ощутил, как частит в груди сердце, увидел свои кровоточащие ступни и краем глаза слева и чуть сверху над собой увидел кого-то, сидящего на другом обломке скалы, значительно большем, чем тот, на котором сидел он. Брайан осторожно повернул голову и попытался сесть.
      Приняв относительно вертикальное положение, он наконец увидел обладателя дивного голоса – на скале сидел парень в рваных джинсах, босой и до пояса обнаженный. Он обнимал руками правую ногу, согнутую в колене, а вторая свободно свисала вниз. Брайану очень хотелось разглядеть его, но смотреть было от чего-то очень трудно – парень словно светился весь, как Солнце или яркая утренняя звезда, и этот свет ослеплял.
Страшная догадка едва не парализовала его дыхание - он понял кто перед ним.

      - Я умер? - прошептал он непослушными губами.
      Парень улыбнулся, спрыгнул со скалы, но остался стоять там, на расстоянии нескольких метров, не приближаясь. Он улыбался и от этой улыбки сияние его только усиливалось.
      - Я… умер? – повторил Брайан.
      - Нет… - вздохнул парень. Он сделал всего один шаг в сторону Брайана, и тут же глаза Брайана перестали видеть.
      - Я ничего не вижу… Пожалуйста… кто ты? – шептал он, прижимая ладони к глазам.
      - Ой, прости. А сейчас? – спросил парень.
      - Не знаю, глазам больно…
      - Открой их, не бойся – голос послышался совсем рядом, словно удивительный парень стоял в двух шагах. Брайан осторожно открыл глаза.

      Он действительно стоял в двух шагах, но уже не сиял так смертельно, как раньше. Правда даже этого света Брайану было многовато, но видно парень сделал все, что было в его силах, и Брайан решил, что этот уровень сияния он сможет вытерпеть.
      - Меня зовут Рудольф, - произнес парень и сделал шаг назад.
      - Красивое имя… и голос… и сам ты… - Брайан был потрясен красотой незнакомца. Он не рискнул бы описать его. Единственное, что казалось в его внешности немного странным – сочетание ослепительного свечения его тела, зеленого цвета глаз и темных, почти жгучих смоляных волос.
      - Ты завал меня. Зачем? – спросил Брайан, ощущая, как от незнакомого парня исходит спокойствие и невыразимая чистота. Этот голос.. он не мог принадлежать земному существу.
      «Ангел…» - подумалось Брайану.
      - Не так уж и быстро ты догадался… - сказал Ангел и грустно улыбнулся, - я спустился сюда чтобы поговорить с тобой.
      - О чем? – Брайан уже не мог не смотреть на него, не мог не слушать его голос. Во всем этом была какая-то высшая магия, которой не подчиниться он не мог.
      - Мне важно, чтобы все, что я сейчас скажу, ты запомнил.
      - Я запомню. Говори.
      - Это обещание будет очень непросто выполнить, Брайан, - вздохнул Ангел и приподнял вверх подбородок, - но я думаю, ты справишься. У меня слишком мало времени…
      - Ты нарушаешь какие-то правила? – догадался Брайан.
      - Да.
      - Ради меня?..
      Ангел усмехнулся, и потрясенный Брайан только в этот момент увидел едва заметные сквозь сияние два удивительной красоты крыла за его спиной.
      - Ну, можно сказать и так. На самом деле, я не твой Ангел.
      - А у меня есть свой?..
      - Есть, и он сейчас слишком занят, чтобы вести беседы. Я имею прямое отношение к одному близкому тебе человеку. В какой-то степени, мой разговор с тобой –шанс ему на спасение.

      Брайан молчал, слушал и чувствовал, как тоненькое лезвие боли врезается куда-то в район солнечного сплетения. Словно он что-то забыл и мучительно вспоминал сейчас.
      - Я сделаю все, что ты скажешь.. – сказал Брайан. Он с трудом узнал собственный голос – таким хрипящим он оказался.
      Ангел посмотрел ему прямо в глаза - боль в солнечном сплетении резко усилилась, и к ней добавилась еще одна - слабая, ноющая. Где-то в районе сердца.
      - Я надеюсь на это. Брайан, рядом с тобой человек, в котором есть немалая доля небесной силы. Он носит это в себе с рождения. Мы все здесь следили за его взрослением и удивлялись, как у него получается носить в себе ее, - ведь он обыкновенный земной. У него удивительный голос, его невозможно не слушать.
      «Нет, это не Солнышко, - подумалось Брайану, - Лэнс?»
      - Именно. Так случилось, что он очень хочет быть с тобой рядом. Он любит тебя с силой Ангела, ты понимаешь, что это значит?
      - Нет… – Брайан чувствовал, как слабая ноющая боль в сердце значительно усилилась, и вонзается уже мощными, звериными клыками. Но в то же время зарождалась новая – где-то в животе.
      - Это значит, что… В общем, он силен настолько же, насколько слаб. Силу свою он контролировать не может, поскольку через нее связан с нами, и поэтому легко может от нее погибнуть.
      - Я… люблю Лэнса… - прошептал Брайан, понимая, что еще чуть-чуть и от боли потеряет сознание.
      - Я знаю, но хочу предостеречь тебя от неправильного решения.
      - А разве бывают в таких случаях правильные?
      - Бывают. В твоем случае правильное решение окажется самым неправильным из возможных, которые ты будешь обдумывать.
      - Почему ты говоришь со мной? Скажи правду, - Брайан внезапно понял, что Рудольф что-то недоговаривает.
      - Я не могу, Брайан, я и так нарушаю все, что только можно, разговаривая с тобой. Единственное, что смогу сделать – дать знак. Но ты постарайся запомнить все, что я тебе сказал. Это будет очень трудно, предупреждаю.
      - Мне больно… - простонал Брайан.
      - Я знаю. Немного позже станет еще больней, но ты терпи. Терпи сколько можешь, и сколько не можешь – тоже.
      - А Джас… его Ангел тоже занят? – спросил он из последних сил.
Рудольф усмехнулся, приблизился, сел рядом и обнял голову и плечи Брайана.
      - Нет. Его Ангел самое беззаботное существо.
      - Почему?
      - Потому что все время вынужден отдыхать…
      - Но почему? – Брайану стало обидно за Солнышко.
      - Ты ошибаешься сейчас. Но у тебя еще будет время об этом подумать, - усмехнулся Рудольф, - сейчас закрой глаза и терпи. Старайся глубоко дышать – это тоже будет сначала очень больно, но потом привыкнешь. Прощай.

      Острая, грызущая боль пронзила Брайана. Он стонал и кричал, он пытался встать и идти, и не мог. Потом он словно шел куда-то, потом будто снова лежал на камне. Потом ощутил сильный толчок и свет ударил по глазам. Брайан увидел, что лежит в большой светлой комнате, буквально увитый тонкими трубочками и проводами.
      «Капельница… госпиталь? Черт, где я?! Где Джастин?»
      - Доктор Арно! Мсье Арно! – услышал Брайан звонкий женский голос, - он в сознании! Скорей идите сюда!
      - Слава Богу, - отвечал глубокий низкий голос, - мсье Кинни, если Вы меня слышите, моргните один раз.
      Брайан попытался что-то сказать.
      - Ни слова, прошу Вас. Вам нельзя говорить. Только глазами, пожалуйста. Брайан моргнул один раз и слезинка покатилась по его щеке.
      - Сообщите пожалуйста мсье Тейлору…
      Брайан хотел крикнуть, но только дернул головой.
      - Стой, Мари. Мсье Кинни, вы что-то хотите сказать?
      Брайан моргнул и слезы уже невозможно было остановить.
      - Вы не хотите видеть мсье Тейлора?..
      Брайан долго лежал с открытыми глазами, и наконец медленно моргнул.
      - Хорошо. Мы сообщим ему, что Вы в сознании, поскольку обязаны это сделать, но в палату допуск не дадим до тех пор, пока Вы не разрешите.
      Брайан моргнул и сделал попытку отвернуться от врачей и медсестер, столпившихся у его постели. Он разглядывал свои бледные руки и плакал. Будь у него силы, его сотрясали бы рыдания. Он помнил, что произошло. Ему было больно от ран и плохо от долгого забытья и еще – мучила какая-то мысль, рвущаяся сквозь сознание, как сквозь путы. Словно он что-то должен сделать, что-то кому-то обещал. Но, как ни силился вспомнить, - не мог.

***


      Джастин снова и снова дозванивался до доктора Арно – телефон не отвечал. Лэнс сидел на диване и теребил в руках одну из гламурных подушечек – старался не подать виду, что нервничает: дозвониться они не могли до Арно со вчерашнего вечера. В конце-концов, телефон в руках Джастина зазвонил сам. Он выслушал молча и спросил только:
      - А когда можно будет?
      Услышав ответ, он поблагодарил и нажал отбой.
      - Что? – Лэнс быстро встал, - как он?
      - Слава Богу, Лэнс, он в сознании! – Джастин перевел дух и прижал к сердцу ладонь,       - Боже, я думал не дождусь и сдохну сам!
      - И? Можно его навестить? – Лэнс чувствовал, что волнение мешает говорить, и сильнее стискивал подушечку. Джастин вздохнул.
      - Нет. Он не хочет меня видеть…
      - Да ну? Что – тебе прямо так и сказали?
      - Нет, конечно. Сказали не так. Арно говорит, что к нему пока нельзя, надо понаблюдать и... еще уйму лишних слов. Но меня-то не обманешь. Я знаю – он не хочет. Мы такое проходили, еще в Питтсбурге. Но это не важно - пусть делает так, как ему легче. Я подожду еще.
      Лэнс заходил по комнате.
      - Знаешь, что. Тебя он видеть не хочет, как ты говоришь. Но, может быть, он допустит к себе меня? Я же просто друг. Попробую, может быть?

      В интонации голоса Лэнса была слышна просьба. Словно бы он просил у Джастина разрешения первым увидеть Брайана. И просьба эта шла настолько из глубины души, что Джас, прекрасно понимая - что и почему, согласился.
      - Попробуй, Лэнс. Все-таки вы… - тут он не договорил, щелкнул нервно пальцами и отвернулся. Тогда Лэнс осторожно приблизился со спины и положил ему на плечи руки, легонько сжимая их.
      - Джас… Если ты против, я не пойду. И если я тебе неприятен, или чем-то мешаю, я могу уйти. Только скажи… - удивительный бархатный голос Лэнса проникал Джастину в отдаленные уголки души и ранил, задевая самые нежные ее струны. Но почему-то от этих ран и от остроты понимания происходящего Джастину не было ни тяжело, ни больно. Он слегка «уплывал» от голоса Лэнса, и неожиданно реагировал на его прикосновения – хотелось, чтобы они длились… Мало того, Джастин хотел поцеловать Лэнса с самого первого мгновения, как увидел у метро, но счел это желание слегка безумным, объясняя его усталостью и долгим нервным напряжением.
      Он не сразу крепко заснул в тот первый день, и потому помнил, как Лэнс пытался остановить спазм в его руке, как ласково гладил ладонь и массировал пальцы. Именно от этого Джастин тогда и уснул.
      Лэнс ему нравился. Лэнс не мог не нравиться. Но.
      Что-то такое еще чувствовал в нем Джастин – странную силу, которая выражалась через его голос и действительно – через руки. Возможно это – черта всех гениальных музыкантов? Или Лэнс наделен чем-то еще сверх своего таланта?
      Он часто вспоминал, как они вместе работали над проектом. Лэнс ему казался то очень хрупким, ранимым и нежным, то чудовищно выносливым, волевым, резким и прямолинейным, то – мудрым, спокойным, рассудительным. А еще, Джастин точно знал, что между Лэнсом и Брайаном существует мощная связь какого-то иного, высшего порядка, над которой никто не властен. Это было что-то другое, чем их с Брайаном отношения. Как-то там все было иначе, и Джастину казалось, что они оба на все это имеют право.

      Иногда он остро ревновал. Короткими, выматывающими приступами, иногда напротив – понимал, что в этом нет смысла, и приходил к выводу, что если Брайан все же выберет Лэнса, то он препятствовать не будет. И все равно, легко ему не было.
Однако, Джастин сейчас расслабленно прислонился спиной к груди Лэнса, положил ему на плечо свою голову и прикрыл глаза. Его волосы щекотали Лэнсу щеки. Лэнс осторожно обнял его одной рукой.
      - Иди к нему… - сказал негромко Джастин, не открывая глаз и не отстраняясь, - но только сразу же позвони мне – я хочу знать, как он, - закончил твердо Джастин и резким движением развернулся лицом к Лэнсу, оказавшись в миллиметре от его губ. Только чудо удержало обоих от поцелуя.
      «Что же в тебе такое есть?» - думал Джастин. Он провел ладонью от его лба к губам и увидел, как тот, закрыв глаза, сделал невольный жест навстречу. Сказать, что Джастина это завело – ничего не сказать. Но Лэнс внезапно открыл глаза и Джастин встретил твердый, жестковатый взгляд. Они молча разошлись: Лэнс схватил курточку и вышел из квартиры не оглядываясь.

***
      Первый день в сознании Брайан только спал и пил воду, есть ничего не хотелось. Но на второй день, он проснулся от адского чувства голода и с трудом дождался завтрака. На осмотре доктор Арно разрешил говорить и первое, что сказал Брайан, было
      - Я бы хотел попробовать встать…
      Доктор внимательно осмотрел все швы и покачал головой.
      - Исключено. Лежать минимум семь дней. Потом, может быть, попробуем вставать. Если очень хочется, можно выше приподнять изголовье, как на завтраке, но на ночь его будут снова опускать.
      Брайан заметно сник. Откуда же знать доктору, что мистер Совершенство не выносит клиник и терпеть не может долго находиться в обездвиженном состоянии, и что те несколько дней в клинике у доктора Рабиновица дались ему с огромным трудом, что он вспоминает то время с ужасом…
      Брайан сильно депрессовал, хотя не признавался в этом даже самому себе.
      С одной стороны, он пытался бороться со своим состоянием, с другой же – понимал, что действительно - едва не умер, и организм, восстанавливающийся после клинической смерти, болезненно переживал происшедшее. Настроение было на нуле.
      Желаний было только два – спать и плакать.
      Если первое Брайан позволял себе по полной программе, то со вторым неосознанно боролся, однако, борьба эта загоняла его в депрессию еще сильнее. Говорить не хотелось ни с кем.
      Мысль о том, чтобы увидеть Джастина, подавляла. Он очень хотел увидеть его, потеребить мягкие волосы, обнять, просто посмотреть на его чудесную улыбку, но мысль о собственной беспомощности убивала, и показываться ему сейчас он не мог. Как и всегда, для Джастина ему хотелось быть сильным и красивым, а лучше – совершенным.
      Те несколько каналов, которые были настроены на ТВ в его палате, он изучил вдоль и поперек: новости, мелодрамы, жизнь животных в дикой природе…
      Вот львица загоняет красивого длинноногого оленя. Брайан чувствовал себя этим оленем. Какой смысл в красоте его длинных ног, если беднягу все равно сожрали? Брайан выключил телевизор и попытался заснуть.
      Это был особый режим жизни: спать утром, после обеда и после ужина. Но сегодня почему-то не спалось. За окном наступали сумерки. И вместе с ними снова охватил Брайана приступ отчаяния. Слезы не были злыми. Брайан плакал от бессилия, торопливо смахивая их с лица, стараясь даже не всхлипывать.
      В один из таких моментов и заглянул к нему доктор Арно.

      - Мистер Кинни, к Вам посетитель.
      - Я никого не хочу видеть – отрезал Брайан, не оборачиваясь.
      - Я понимаю Вас, и решение в любом случае будет за Вами, но благодаря этому человеку Вы остались живы. Мы перелили Вам его кровь. Думаю, Вам стоит познакомиться с ним. Потом, поймите - Вам необходимо общаться. Я давно уже мог бы допустить к Вам Вашего самого близкого человека – мистер Тейлор звонит мне каждый день.
      - Джастин? Нет, пожалуйста… пока пусть не приходит. Не могу сейчас…
      - Тогда, быть может, просто поговорите с посетителем?
      Брайан вздохнул. В грудь словно впечатался раскаленный тяжелый камень. Он перевел дух, подумал немного и ответил.
      - Хорошо. Я попробую. Пусть зайдет, только не долго.
      Арно улыбнулся и вышел из палаты.

      И каково же было удивление Брайана, когда в палату легким шагом вошел Лэнс.
      Он был радостно взволнован, одет очень просто, а шикарные платиновые волосы были собраны в хвост.
      Во его облике сейчас было нечто неожиданно утонченное. Откуда-то взялась мягкая грация движений, теплый, чуть смущенный взгляд и беспокойные руки, которые он то прятал за спиной, то разглядывал, то сплетал пальцами… Брайан изумился настолько, что даже сказать ничего не смог.
      То, что сказал доктор Арно про кровь и появление самого Лэнса сейчас – удивительно волнующего встряхнуло Брайана, и он отвлекся от тяжелых мыслей. Они смотрели друг на друга не в силах произнести ни слова. Брайан слегка тонул в сияющих зеленых глазах Лэнса и чувствовал, что какая-то мысль вновь рвется сквозь сознание.       Что-то он должен был сделать. Но что? И для чего? Кому? С кем? Зачем?
      Брайан вздохнул и облизнул пересохшие губы.

      Лэнс подошел к столику, налил из кувшина воды и присел на край кровати, протягивая Брайану стеклянную кружечку. Брайан стал пить, стараясь не смотреть на Лэнса, а тот просто подставил ему под затылок свою ладонь, чтобы Брайану было удобней.       Ладонь у Лэнса была прохладная, словно руки еще не успели согреться после улицы, а прикосновения - очень приятные и Брайан невольно прислонился затылком к его руке.
      - Лэнс… - прошептал Брайан и впервые улыбнулся после случившегося.
      - Брай… Господи, я так рад тебя видеть, так рад… - Лэнс приник щекой к его лицу и прерывисто задышал, сдерживая слезы.
      - Ты приехал… - Брайан не замечал, как ладонь привычно гладила Лэнса по волосам.
      - Я давно в Париже, но к тебе все не пускали. Брай… Брай… - Лэнс тихонько застонал, пряча лицо, и обнимая Брайана настолько, насколько позволяли его раны.
      - Ну-ну… Я в порядке, в порядке – старался успокоить его Брайан, и сам едва сдерживался от слез, - кто бы мог подумать, даже кровь у нас с тобой одинаковая, Лэнси.
      - Так… получилось… - Лэнс отнял от плеча Брайана лицо и, улыбаясь, снова взглянул ему в глаза. Они смотрели еще мгновение друг на друга.
      - Я ведь скучал, Лэнс, - негромко сказал Брайан.
      - Брай, и я тоже, очень…
      - Ты не понимаешь.
Лэнс тоже стал серьезен. Не выдержав, он взял в руки ладонь Брайана и прижался к ней лицом, губами.
      - Лэнс..
      - Да?..
      - Иди ко мне…
      Лэнс коротко полу-истерически рассмеялся и не двинулся с места, пряча лицо.
      - Брай, не надо. Мне и так тяжело. Ну, ей Богу…
      Но Брайан потянул его за руку на себя и притянул к груди, касаясь губами тайного местечка под мочкой правого уха – самого интимного места на теле Лэнса. Лаская его губами, Брайан мог успокоить и уговорить Хардмана на что угодно. Лэнс притих, и Брайан услышал его шепот.
      - Ты помнишь…
      - Я не забывал, деспот.
      - Почему деспот?
      - Потому.
      - Брай… Я ведь могу подумать…
      - А ты не думай. Можно поцеловать тебя?
      - Ты думаешь, я откажусь? – Лэнс чуть-чуть отстранился, их губы оказались в опасной близости. И Брайан поцеловал.
      Длинно, глубоко, очень нежно, Лэнс старался не стонать, но все звезды и планеты Эфира вспыхивали и взрывались внутри его существа яркими фонтанами восторга. Хотелось рыдать, хотелось петь, и сладкая мука охватила его, осыпая мелкими осколками наслаждения по всему телу – от макушки до пяток. Они долго целовались, но Брайан, еще не восстановившийся после операции, почувствовал, что кружится голова и упал на подушку, облизывая губы и прикрывая глаза.
      «Да что же это со мной? – думал он, - последствия тяжелого ранения? Все время рыдаю, как лесбиянка и… хочу Лэнса?.. Может я с ума схожу?»
      Потом они смотрели друг на друга и улыбались, а Брайан снова чувствовал, что готов разрыдаться. Он очень не хотел, чтобы Лэнс уходил. Появление Лэнса согревало, трогало, и что-то еще такое делало с Брайаном, что ему хотелось, чтобы он был с ним всегда.       Осознание этого очень смущало Брайана и тревожило чувством вины перед Джастином, которого он со всей очевидностью глубоко и нежно любил, с которым они были официально женаты.
      - Почему ты не хочешь видеть Джастина? – неожиданно спросил Лэнс, будто услышал его мысли. Брайан раздумывал что ответить.
      - Только честно, - попросил Лэнс, и деваться стало некуда.
      - Посмотри на меня. Что, прямо так и показаться ему? Ну, сам подумай..
      Лэнс покачал головой.
      - Брай, ну… Что тебе сказать. Ты до сих пор не понял, какой человек рядом с тобой?       Джас удивительный, уникальный парень. Он почти не спал все то время, пока…
Ждет терпеливо, когда ты соизволишь допустить его. Все-таки эгоист ты хренов, Кинни. –       Лэнс стал серьезен.
      - Вы там без меня, смотрю, неплохо устроились, да? – Брайан хотел рассмеяться, но от смеха заныли раны и лишь слезы наполнили глаза.
      В этот момент в палату вошла сестра и твердо сообщила, что свидание окончено, что "мсье Кинни необходимо отдыхать". На общий протест Лэнса и Брайана сестра ответила строгим взглядом и убийственными словами: «Сейчас доктора позову, если мсье Кинни собрался нарушать режим!»
      - Ладно, Брай. Я пойду. – Лэнс хотел поцеловать Брайана, но не решился при сестре. Только улыбнулся немного растерянно. Он уходил, а Кинни смотрел ему вслед.
      «Как же красив… Как я соскучился» - думал он.

      Еще через день во время осмотра доктором Арно Брайан попросил его разрешить ему телефон. Арно был непреклонен. Тогда, немного подумав, Брайан попросил его, чтобы тот разрешил посещения для Джастина.
      - Решились, наконец – это хорошо, - сказал Арно. – Мистер Тейлор ежедневно звонит мне узнать, как Вы себя чувствуете.
      В интонациях Арно Брайан уловил упрек и вздохнул. Джастина видеть хотелось остро. Лэнса видеть хотелось всегда. И, честно говоря, не на шутку беспокоило их совместное проживание в его отсутствие. Нельзя сказать, что Кинни ревновал, но и полноценно доверять обоим опасался.
      «Джастин рядом с Лэнсом! Уму непостижимо что могло между ними произойти за все это время. Если учесть, что оба творческие натуры. Они еще до премьеры своего проекта демонстрировали, что отлично без меня обходятся» - эти мысли могли завести Кинни куда угодно. Он понимал это и старался особенно им ходу не давать. Это было нелегко.

      Джастин пришел на следующий день сразу после завтрака – удивительно спокойный, улыбчивый. Принес вкусности. Одет нарядно, причесан… Брайан рассматривал его так внимательно, словно видел впервые. И все же это нечто, что было между ними стабильно создавало напряжение – страсти, желания быть ближе, прикоснуться. Брайан понял, что возбуждается. Но глаза его снова наполнились слезами.
      - Привет! Неужели я, наконец, тебя вижу… - вздохнул Джастин, и присел на край кровати настолько близко, насколько было возможно.
      - Не похож? – в голосе Кинни можно было расслышать тревожные ноты.
      Джастин замолчал. Рука Брайана нежно трепала его волосы. Было тихо. И никто из них не смел нарушить тишину. Каждый знал, что счастлив только тем, что видит другого.       Джастин отмер первый.
      - Я тебе тут всего принес… Вот здесь. Лэнс офигенно готовит. Вот. И еще, вдруг ты захочешь в домашнее переодеться… Тебе вставать можно?
      Брайан улыбался.
      - Говорят неделю лежать, но я вечерами, пока никто не видит, подхожу к окну. Тут очень скучно.
      - Да уж. Зато нам с Лэнсом не скучно было – не выдержал все-таки Джастин и отвернулся, стараясь сдержать слезы.
      - Солнышко. Вот еще твоих слез не хватало. Ну, что ты… Все же обошлось.
      - Брай, я не знаю, что пережил. А ты еще, видеть меня не хотел. Ну, о чем еще ты думаешь, Господи? Бл*… я ночевал тут под дверью почти каждую ночь. Спасибо Лэнсу, поправил мозги.
      - Джас… Солнышко… Ну, я придурок, не подумал…
      - Вечно ты не думаешь, а отдуваюсь я. Господи, что я несу! Чудо мое, я так рад, так соскучился. Хренов Кинни, ты до инфаркта доведешь!
      Брайан остановил этот словесный фонтан, резким движением притянув Джастина к груди, и внутри что-то отозвалось длинной тянущей болью. Брайан зашипел и все же поцеловал Джастина так, как хотел, как мог.
      - Вы там с Лэнсом не скучаете, я вижу… - сказал он полушутливо. Но Джастин либо не понял намека, либо сделал вид что не понял.
      - Он очень вовремя появился. Сначала улетела Дебби, - у нее кафе. Потом Линдс – у нее дети. Гасу, кстати, не стали рассказывать. Когда уехали Майкл и Бен меня накрыло. И тут – чудо с небес: Лэнс прямо из аэропорта. Нянькается со мной, как с ребенком.

      Брайану стало не по себе. Какая к черту ревность? Что могло произойти между ними, когда они оба понятия не имели – выживет он или нет? И Линдс была здесь, и Брукнеры и Дебб..
      - Прости… – сказал Брайан.
      - За что?
      - Да за все это – соврал Брайан.
      Сестра прервала и этот разговор. Джастин понимающе кивнул и попрощался.
      - Я хочу приходить каждый день… - тихо сказал он, выжидающе глядя на него, словно спрашивая разрешения.
      «Ну и какой Лэнс может быть? – подумал Брайан, - бедный мальчик – я его совсем измучил. Нет. Пусть все идет так, как было».
      Обнять Джастина хотелось смертельно, отласкать все выплаканные слезы, все молитвы, целовать до головокружения, любить, любить так, чтобы он стонал от восторга, и снова быть живым, сильным, сексуальным.

      Дверь за Джастином закрылась и снова подвели предательские слезы. Брайан в этот раз не стал сдерживаться – просто плакал, закрывая лицо ладонями. Остановить этот поток не было сил, и вскоре Брайан уснул.
      Проснулся он, когда за окном уже были сумерки. Ему захотелось хоть ненадолго встать и сделать пару шагов по палате.
      Он сел, свесил ноги, оперся о край кровати и встал. Сегодня это далось проще, чем вчера, и Брайан не спеша дошел до окна. Он отодвинул прозрачную занавеску и прислонился лбом к стеклу. Стекло было холодное, за окном больничный парк освещали фонари, но в этот час уже никто не гулял. Шел дождь и отстветы фонарей отражались на мокром асфальте, словно на стекле.
      Брайан некоторое время смотрел в одну точку, потом взгляд его случайно упал на длинный узкий подоконник. Его внимание привлек какой-то предмет в самом углу, явно забытый кем-то. Брайан сделал еще шаг и разглядел небольшую зачитанную книжицу.
      Он взял ее в руки, потрепал странички и улыбнулся – над этой книжкой явно кто-то плакал.
      Почему? Книжка такая, или может быть в этой палате однажды кому-то не так повезло, как Брайану и кто-то из родных, дежуря день и ночь у постели умирающего плакал тайком? Брайан вертел в руках книжку - роман «Поцелуй Ангела».
Он усмехнулся, предположив, что роман скорей всего женский. Но что-то все же заинтересовало его, и Кинни пробежал глазами несколько первых строчек. Вместе с книжкой Брайан добрел до постели, лег, и исчез.
      Книга совершенно поглотила его, потому что неожиданным образом главными ее героями оказались трое потрясающих, влюбленных друг в друга парней. Брайан буквально проглотил ее, очнувшись, когда на часах было уже три часа ночи.
      Он думал о погибшем Рудольфе – герое книги, о котором больше всего переживал пока читал, и об осиротевших Грегори и Винсе. Несколько строчек из романа не давали ему покоя, слова Грегори: «Нас было трое. Мы могли быть семьей, не как две половинки, а как три части единого целого. Но никто из нас этого не понял: Винс испугался и запутался. Руди просто не выдержал, а я…»
      Брайан не мог спать. В ночной тишине уже который раз рвалась изнутри какая-то очень важная мысль, Брайан изо всех сил пытался вспомнить, но так и не смог.
      Уже под утро, когда за окном стало светать, он забылся глубоким сном. Сон был тяжелый, беспокойный, почему-то снова тревожили раны, и Брайан крутился во сне.

      Ангела он разглядел не сразу. Сначала пришла боль.
      В этот раз никуда подниматься было не нужно, и Брайан обнаружил себя, сидящим прямо на камнях. Не было и тумана – яркое солнце слепило глаза, лишь по легкому дуновению Брайан ощутил совсем близко взмах крыла.
      - А я был прав, - раздался мелодичный голос.
      - В чем? – Брайан обернулся и узнал Ангела. В этот раз парень с крыльями за спиной был словно обожжен – кожу его покрывали темные разводы, копоть и шрамы. Кровавые шрамы. Это было странно. «Разве у Ангела может идти кровь?» - подумал он.
      - Может, конечно. Чем ниже к земле, тем мы больше становимся похожи на людей. А прав был я в том, что ты сам не сможешь вспомнить мою просьбу.
      «Господи! Рудольф! Ну конечно!» - догадка словно громом поразила Брайана.
      - Так это ты книжку подкинул? – с трудом произнес он, почему-то губы не слушались, а в груди вновь нарастала боль, - это ты был… в той машине? Ты – Руди?

      Брайан был настолько потрясен, что шевелиться не мог. Ангел подошел ближе и приложил ладонь к его затылку – боль притупилась, и Брайан смог выслушать рассказ Ангела.
      - Так случилось. Я не хотел. Глупый был, отчаявшийся. Умирать в планах не было. – Ангел усмехнулся, - погонять любил на машине. Часто так снимал стресс. Если б я знал тогда, как мне придется гонять сейчас... – Рудольф рассмеялся, и Брайан буквально прилип глазами к его лицу. Оторваться от него было невозможно, - Рудольф был прекрасен настолько, что дух захватывало. Дело было не только во внешней красоте, хотя даже от ее одной Брайану трудно становилось дышать, - взгляд. Во взгляде Ангела ютилась целая Вселенная. Смотреть в его глаза было страшно, а не смотреть – невозможно.
      - А как же ты…
      - Стал Ангелом? Ну, меня не спрашивали особо. Да и не стоит сейчас об этом. Ты видишь где я сегодня был? – Ангел указал на свои шрамы и копоть.
      - Догадываюсь – прошептал Брайан.
      - Это Лэнса носит. Диву даюсь иногда, откуда приходится его доставать…
      - Но почему? Мы так хорошо поговорили вроде бы.
      - Вроде… Ты понятия не имеешь, какие мысли лезут ему в голову. Я блокирую половину, но даже той, что остается, достаточно, чтобы уничтожить обычного человека.       Его сила фантастическая – она рождает, и она же убить может. Мне с ним очень трудно, Брайан. Он сам как Ангел, и честно скажу.. я не хотел бы, чтобы он оказался здесь.
      Ты правильно понял – в затасканной книжке история моей земной жизни и моих… - тут Ангел замолчал, видно было, что ему трудно говорить об этом.
      - Твоих близких – помог ему Брайан, удержавшись от слова «парней».
      - Да. Грег и Винс. Знал бы ты, как я скучаю. Просил позволения быть Хранителем, хотя бы у одного из них. Но нельзя – родных и близких по закону охраняют другие Ангелы. Мне достался Лэнс. Я с ним скоро пятнадцать земных лет, с тех пор, как у них ссора вышла с Генри, и он потерял все. Он уже тогда едва не погиб.
      - Но Лэнс… Я никогда бы не подумал. Он кажется очень стойким, все время шутит, самодостаточный такой, знает себе цену, и чего хочет…- Брайан понял, что его мозг сейчас взорвется от всех этих новостей.
      Ангел усмехнулся недобро, и Брайану снова стало не по себе.
      - Я от него отхожу крайне редко, поверь. И это ужас, что в его голове! Там столько всего… прекрасного, столько музыки, страсти, любви, но все это сжигает его изнутри. Я слишком хорошо знаю это – сам был таким. Он всегда был одинок, даже когда был с Генри. Хочет, как лучше и сам мучается, дурачок. А сейчас он бредит тобой.
      - Мной… - сердце пропустило пару ударов, - а как же Генри?
      - О! У него совсем другая судьба. Им тоже занимаются, не волнуйся.
      - Но почему я никогда не замечал того, о чем ты говоришь? – спросил Брайан.
      - Потому что я хорошо работаю, мальчик. Ты сейчас вернешься, и уже не забудешь о моей просьбе, потому что книга тебе не даст забыть. Ее, кстати, занятный парнишка написал. Удивляюсь, как ему смелости хватило обо всем рассказать.
      Лицо Ангела омрачила печаль. Он замолчал на некоторое время, но вскоре снова заговорил с Брайаном, стараясь не смотреть на него.
      - Знаешь, если бы не одаренные люди – между землей и нами связь бы оборвалась давно… Возвращайся. Ты все понимаешь и все чувствуешь. Ты скоро поправишься. Просто. Прими. Правильное решение. – Брайан ощутил, как ладонь Ангела коснулась его груди. Мощный толчок и он снова оказался в палате реанимации, где провел вот уже больше двух недель. Брайан проснулся.

      Впервые боль не беспокоила его и не давило мрачное настроение. Брайан сел на постели, потянулся и замер. Мысль была внезапной и настойчивой: «Лэнс. Что-то нужно решать».
      Брайан решал целый день. Благодаря разрешению Арно, у него наконец появился телефон, и Брайан попросил обоих парней не приходить сегодня, под предлогом дополнительного обследования. Врал, но деваться ему было некуда – в присутствии хотя бы одного из них решение принять было бы уже невозможно, да что там – и думать то было бы трудно.
      Прочитанный ночью роман давил на Брайана очевидной фатальностью трагической гибели одного из троих главных героев. Не случайно, что им оказался самый ранимый, одаренный и наиболее сложно внутренне устроенный человек. Брайан с ужасом видел в нем сходство с Лэнсом. Это ощущение не оставляло его, словно в нем и была разгадка – решение его проблемы.
      Но дело было не только в этом. Брайан помнил сон, который ему приснился этой ночью. В этом сне кто-то просил его за Лэнса. Он помнил, что речь шла именно о нем.
Брайан очень хотел вспомнить сон целиком, но не получалось, и это очень раздражало его. В конце-концов, решение было принято.

      На следующий день, он в большом волнении ждал Джастина и Лэнса вместе. Они явились. Напряженные и мрачные оба. Разбрелись по разным углам, друг на друга не смотрят. Джас слегка бледен, Лэнс – с отрешенным выражением лица, как будто тоже принял какое-то решение. «Таак… Какие-то нелады в королевстве Датском» - подумал Брайан.
      - Мальчики, это ничего, что я очень рад вас видеть? – съязвил Брайан. Тогда парни переглянулись и Лэнс, чуть сбиваясь, сказал:
      - Брай, мы подумали… В общем. Наверное, мне лучше уехать. Так складывается. Я счастлив, что ты поправляешься, ужасно рад был тебя повидать. Ужасно рад… - Лэнс замолчал. Было видно, что слова даются ему с трудом, а зеленые глаза поблескивают холодным нервом, близким к отчаянью.
      Джастин разминал правую руку и время от времени оглядывался на Лэнса, будто тот что-то еще забыл сказать. Дождавшись, когда Лэнс договорит, он резко встал, глубоко вздохнул, сжал голову руками, прошелся по палате туда-сюда (Брайан не сводил с него глаз), потом остановился, не оборачиваясь лицом к Лэнсу и Брайану.
      - Так. Чушь какая-то. Чушь… - сказал он и обернулся - едва не позеленевший от напряжения.
      - Брай, я не слепой. Прекрасно вижу, что между вами, еще с концерта на набережной.
      - Джастин – с легкой угрозой в голосе негромко сказал Брайан.
      - Погоди, не перебивай. Мне и так непросто.
      - Джаас… - Брайан сказал уже с очевидным нажимом в голосе.
      - Я тебя очень люблю – буквально прокричал Джастин. В палате стало так тихо, что если бы кто-то прислушался, то наверняка услышал бы, как стучат у всех троих взволнованные сердца.
      - Так, все. Я не могу больше! Прощайте - не выдержал Лэнс, и только повернулся к выходу, как Джастин догнал его, и ухватил за руку.
      - Бл*, Лэнс! Мы же говорили с тобой всю ночь! – торопливо говорил он - Ухожу я – ты остаешься.
      - Так!********! – рявкнул Брайан, приложив окружающий мир и обоих парней многоэтажным непечатным.
      – НИКТО НИКУДА НЕ УХОДИТ! Сели оба и выдохнули.
      В палате вновь повисла тишина.
      Лэнс и Джастин, не разнимая рук, послушно сели вдвоем на один стул. Они так и прислонились друг к другу, глядя на Брайана, понимая прекрасно, что в его руках сейчас их судьба. Брайан смотрел на них и сердце щемило чем-то удивительно нежным, а еще – ему впервые было очень спокойно, словно все происходит сейчас по чьей-то высшей воле.       Не первый раз уже после всех странных стечений обстоятельств в своей жизни, и здесь – в клинике под наблюдением доктора Арно, Брайан всерьез задумался о Боге или Провидении, или ангелах, которые, возможно, хранили всех троих от чего-то.
      - Теперь послушайте меня. Пожалуйста. – Брайан спустил ноги на пол, но вставать не рискнул. – Вы, решили все за меня, да? Красавцы. Слов нет.
      - Брай… - осторожно начал Лэнс, и Джастин сжал его руку, заставляя замолчать.
      - В общем… Я никого из вас никуда не отпущу - сказал Брайан, - потому что жизни не представляю без вас обоих.
      Брайан почувствовал, насколько ему стало легко, словно это и была та важная истина, то самое неправильное из всех правильных решений, которое он должен был принять.
      - Ты хочешь сказать, - Джастин привстал, по-прежнему не отпуская руки Лэнса. Лэнс же, по-видимому настолько сильно переживал происходящее, что даже встать не смог, только вздыхал и прикрывал глаза ладонью.
      - Sunshine, - Брайан улыбнулся, - ты все понял правильно. Я хотел поговорить с тобой об этом и раньше.
      - То есть. Озвучь. Я должен быть уверен, Брай, – Джастин приблизился и сел на край кровати.
      - Я озвучу. Джастин, я бы хотел, чтобы Лэнс стал третьим членом нашей семьи.
      - Что? – Лэнс встал и забрался прямо на кровать, устроившись в ногах Брайана. Он не знал куда деть себя от обуревавших чувств. В глазах полыхал огонь, он не был уверен, что ему не послышалось и от волнения хлопал себя по карманам в поисках сигарет. Нашел, вставил в зубы, отчаянно стараясь не встречаться с Брайаном глазами.
      - Тебе хватит. Ты сколько уже выкурил сегодня? – твердо сказал Джастин, забирая у него сигарету.
      - А? – коротко воскликнул Лэнс, вскинул подбородок и все-таки встретился взглядом с Брайаном.
      Наблюдавший за происходящим, Джастин почувствовал странное спокойствие. Словно Лэнс и должен был всегда сидеть на постели рядом с Брайаном и им самим. Напряженная ладонь Лэнса в его руке расслабилась. От осознания этого факта Джастину стало очень приятно, и он сделал то, что захотелось, без оглядки на Брайана. Собственно – то, что хотелось сделать вот уже несколько дней с приезда Лэнса и их совместного проживания в квартире мадам Терезы – Джастин потянулся и поцеловал Лэнса в губы. Нежно, медленно - так, как любил сам, чтобы его целовал Брайан.
      Он скользнул рукой ему за спину, пересчитывая пальцами сквозь джемпер выступающие косточки позвонков, и с удовольствием слушал, как Лэнс дышит, как что-то шепчет в ответ в самые его губы.

      Брайан совершенно ошалел от этого зрелища. Ладно бы еще он сам целовал кого-то одного из них, но, когда на его глазах целовались эти двое друг с другом… Брайан понял, что неимоверно, неистово заводится – тоскливое, острое желание пронзало все его существо. Безотчетно он потянул Джастина за одежду к себе, и не успел понять, как эти двое оказались в его постели – каждый со своей стороны.
      Лэнс целовал его губы, шепча что-то такое фантастически нежное, что Брайан никогда не слышал даже от Джастина. А Джастин осторожными, вдумчивыми поцелуями покрывал все места на груди, которые не затрагивала повязка. Он скользил ладонями по шее, плечам, сплетая их пальцы вместе. Брайан прикрыл глаза от наслаждения и прислушивался к тишине, наполняющей его изнутри.
      Остановиться было трудно, но все-таки Брайан это сделал.
      - Так… если мы сейчас не прервемся, мне не выдержать, - я слишком соскучился, - с вами совершенно о**тельно, поэтому нужно срочно прекращать – Брайан рассмеялся, когда Лэнс и Джастин, услышав его слова, лишь активнее продолжили.
      - Бл… Лэнси… Джас… Черти ж вы мои…. Пожалуйста… сейчас домой вернетесь – вам будет чем заняться, а мне, что? Др*чить тут в одиночестве?
      В коридоре раздались шаги. Они явно приближались к двери палаты Брайана. Вот кто-то уже взялся за ручку – Лэнс и Джас мгновенно слетели с постели и уселись на разные стулья, срочно приняв сосредоточенные выражения лиц.
      Наблюдая за всем этим со стороны, и пытаясь хоть как-то успокоиться, Брайан старался не смеяться, но улыбка сама расползалась в разные стороны. Ему было совершенно ясно, что нестандартно-неправильное решение, которое он принял – самое что ни на есть правильное. С этими мыслями он и встретил доктора Арно, улучив момент незаметно кивнуть парням, чтобы те шли уже домой.
      Он с завистью проводил их взглядом, торопливо исчезающих из палаты, прекрасно зная, что произойдет спустя каких-нибудь минут двадцать, в маленькой квартирке мадам Терезы.

***


      - Джас, - я куда-то… положил ключи, ты не помнишь? – взволнованно шептал на лестнице Лэнс, стараясь не отвечать на провокационные, откровенно дразнящие прикосновения Джастина.
      - Не… удивительно. Ты плохо… помнил, как тебя зовут, когда мы соби…рались..
      - Мальчик… Ты слегка охре…нел. Ты так не… о, господи!… Не думаешь?
      - От тебя охренеешь. Я ключи нашел. В правом кармане, - хочешь – достану? –       Джастин запустил руку в карман Лэнса, вытащил ключи и вставив в замочную скважину, пытался открыть дверь, при этом стараясь не отпускать губ Лэнса.
      - Хочу тебя, - прошептал Лэнс и дверь, наконец, поддалась. Они ввалились в квартирку, едва успев захлопнуть дверь, как желание, сдерживаемое неясностью будущего на протяжении недели совместного проживания, наконец, было отпущено на вольные хлеба. Они вбежали в спальню, раздеваясь на ходу, помогая друг другу и рухнули на кровать.
      Когда Джастин впервые коснулся кожи Лэнса, он понял насколько она невероятно ровная, насколько говорит в Хардмане порода. Обнаженный Лэнс потряс Джастина и это шокирующе прекрасное зрелище обрушило на него мощной чувственной волной. Они впервые целовались по-взрослому, жадно лаская друг друга, катаясь по кровати, позволяя себе все то, что еще пару часов назад совершенно и однозначно нельзя было себе позволить. Когда взбудораженные И возбужденные они остановились, пытаясь осознать кто будет играть первую скрипку, под темнеющим взглядом зеленых глаз Лэнса, Джастин, словно загипнотизированный, сам перевернулся на живот. И услышал за спиной тихое восклицание.
      - Как сильно я хотел этого. Не представляешь, насколько! – после этих слов он и вошел. Джастин немного подался вперед, вскрикнув – с момента тяжелого ранения Брайана никто не прикасался к нему. Только он хотел попросить Лэнса двигаться медленней, как тот внезапно поменял угол, и легко достиг той точки внутри, от прикосновения к которой в мозгу Джастина взорвались сразу несколько фонтанов острого наслаждения.
      Он стонал под музыкальными пальцами Лэнса почти непрерывно, чувствуя их кожей, трепетал и умолял ускорить темп, не в силах справиться с волной нахлынувшего возбуждения, а Лэнс не спешил, вкладывая в каждое свое действие высший смысл и особую, тонкую страстность, как поэзию или музыку – свой личный почерк, слишком отличимый от почерка Брайана.

      Когда они оторвались друг от друга и упали рядом, улыбающиеся и задыхающиеся, в телефоне Джастина мелодично звякнула смска. Он протянул руку, посмотрел на дисплей и расхохотавшись, показал его Лэнсу. Через секунду они оба ржали до слез над коротким, и очень говорящим посланием Брайана: «Ну как? Оторвались?)) Черти! Ох, доберусь я до вас!))) Чтобы завтра после обеда явились оба. Мне разрешили вставать».
      Перевернувшись на живот, Лэнс набирал ответную смс, а Джастин как бы между прочим покусывал его за ухо и целовал за мочкой. И Лэнс зависал, пропуская буквы. Наконец он ответил: «Брай, новость чудесна! Будем завтра к 13.00. И да – оторвались. И это была фантастика))». Спустя некоторое время от Брайана пришло короткое сообщение: «Гады!))»
      А Лэнс и Джастин продолжали поцелуи, теплые, нежные ласки, не отпуская взгляды друг друга. Наконец, Лэнс сказал.
      - Знаешь, я когда увидел вас тогда у Джоконды, мне на короткий миг показалось, словно мы, и правда, втроем. Потом Брайан показал кольца, и я спустился с небес на землю. Лицом об асфальт, можно сказать. Мысль была, словно я что-то навсегда теряю. Я был уверен - все то, что произошло сегодня, никогда не будет возможно.
      - Нет, - Джастин снова поцеловал его, - ты будешь с нами. Всегда. Будешь петь, я буду вас с Брайаном рисовать. Должен же я запечатлеть двух роскошных мужчин моей жизни, в конце-концов. Иначе – для чего вы вообще существуете?

      Джастин шутил и все время старался касаться Лэнса. А он купался в ощущениях и никак не мог до конца поверить в случившееся. Если о том, что Брайан может пойти на тройственный союз Лэнс еще как-то мог предположить, то то, что на него согласится Джастин, да еще вот так, как сейчас примет его всего целиком, у Лэнса даже мысли не было.
      Тяжелый разговор, который состоялся у них этой ночью, Лэнс трактовал не в свою пользу. Он готов был уже отступить и вернуться в Нью-Йорк. Он понимал, если бы так случилось – неизвестно как бы сложилась его дальнейшая судьба. Но произошло чудо и Лэнс, слишком сильно битый жизнью, боялся в него верить. Он и слушал, и не слушал Джастина, уходя глубоко в свои мысли.
      - …Брай будет как всегда умеривать наш с тобой творческий запал, - продолжал тот, - делать вид, что устал, что ему все равно, и он очень крутой мен, но на самом деле…
      Джастин не успел договорить, как снова звякнула смска. На этот раз до телефона дотянулся Лэнс.
      Счастливая улыбка озарила его лицо – на дисплее высветилось сообщение от Брайана: «Сказать по правде, я счастлив как придурок) Сижу на кровати и улыбаюсь. Видел бы меня мой доктор, подумал бы, что крыша у меня окончательно съехала – то рыдаю, то улыбка до ушей) Хочу быть сейчас с вами, сил нет насколько. Но я поправлюсь, и ох, устрою вам, уж поверьте). Целую обоих. Очень жду завтра».

           Эпилог

      - Ты спиртное купил? – весь в дыму готовки, Лэнс выбежал в прихожую, принимая из рук Джастина пакеты с продуктами. Тот скривил губы.
      - Черт, забыл. Всю дорогу старался не забыть название твоего сыра, вот и… Лэнс, душа моя, принеси полстаканчика воды. Пить хочу – умираю. Разуваться лень – все равно снова идти – Джастин обворожительно улыбнулся, и Лэнс, вздохнув, отправился с пакетами на кухню, откуда вскоре раздался его голос.
      - Слушай, только вчерашняя газировка осталась. Будешь?
      - Солнце, из твоих рук я готов выпить даже яду, – отшутился Джастин.
      - Болтун! – рассмеялся Лэнс, - шутки у тебя… Держи. Я убежал, у меня там мясо в духовке.
      Джастин пил воду и думал о том, как соблазнительно-раскованно двигается Лэнс, как хорошо на душе, какой чудесный сегодня день. Они были взволнованы: сегодня после 16.00 выписывали Брайана и оба готовились к этому событию, как к семейному торжеству. Конечно, надо было купить спиртное, но не виски или любимый Брайаном коньяк, а что-нибудь полегче: еще вчера доктор Арно подробнейшим образом инструктировал Джастина насчет питания для Брайана. Никаких сильных алкогольных нагрузок ему сейчас было нельзя, значит пусть будет легкое вино. И Джастин отправился в парижские «Винные подвалы» - магазин-салон, где были представлены редкие коллекционные французские вина.
      Провыбирал Джастин довольно долго, и когда вернулся, стол был уже сервирован. Все чисто вымыто, прибрано и Лэнс почти полностью собранный, озабоченно смотрелся в зеркало, в задумчивости, не сменить ли рубашку.
      - О! Ты уже готов? – входя сказал Джастин.
      - Джас, ну где ты ходишь – опоздаем! – Лэнс бросил на него пристальный взгляд и торопливо поправил за ухо волосы. Он был весь напружиненный и шикарный – словно перед концертом.
      Джастин всегда удивлялся – откуда у него это: перед каждым выходом на сцену в глазах Лэнса загорался огонь, разжигающий в нем самом мощнейший внутренний драйв, способный зажечь полный зал публики. Сейчас было что-то подобное и Джастин не удержался: проходя мимо него с бутылкой вина, которую собрался поставить на праздничный стол, он легонько шлепнул Лэнса по заду.
      Лэнс отреагировал молниеносно, но совсем не так, как мог бы предположить Джастин. Догнав его буквально двумя шагами, он крепко сжал в объятьях и прислонился лбом к его затылку.
      - Бл*, я так нервничаю… Джас… Помоги мне, Бога ради…

      Только в этот момент, наконец, Джастин понял насколько Лэнс на самом деле взволнован. Много раз до этого Джастину приходило в голову, что внешняя раскованность и свобода Лэнса демонстрирует не совсем то, чем он живет и дышит глубоко в себе. Но никогда раньше не было у него возможности подтвердить свои догадки. И слова Лэнса сейчас, его тревога в голосе, весь его удивительно прекрасный и в то же время неспокойный вид открыли Лэнса таким, какой он и был на самом деле.
      Джастин поставил бутылку на пол, и повернулся к Лэнсу лицом, ласково скользя пальцами по его лицу.
      - Тише… Все хорошо. Выглядишь шикарно. Сейчас я переоденусь, и мы поедем.
Лэнс улыбнулся, но губы чуть дрогнули, и Джастин длинно поцеловал его, притянув к себе.
      - Успокойся, мистер Кинни, - улыбнулся Джастин. И Лэнс, наконец, сказал то, что его, по- видимому, мучило до сих пор.
      - Вы оба… не исчезнете однажды? Не бросите меня?.. - взгляд его был серьезен. Джастин с изумлением понял, что Лэнс едва ли не на грани истерики.
      - Бл*, Лэнс. До чего ты сложная натура… Куда мы без тебя вообще? Ты видел, как Брай на тебя смотрит? А я? Что я чувствую, когда ты просто подходишь ближе, не говоря уж… Ты задумывался? Ты из себя хоть иногда выглядываешь на свет Божий, чудо? Иди сюда...
      Они долго целовались, и, опаздывая, Джастину пришлось гнать Ситроен на всей возможной скорости, чтобы успеть. Лэнс сидел рядом молча, откинувшись на спинку кресла. Глаза его были прикрыты, грудь вздымалась и длинные платиновые волосы трепал ветер.
      Успели они в самый последний момент. Лэнс и Джастин едва успели выйти из машины, как из главного подъезда госпиталя с простеньким рюкзачком на плече вышел Брайан. Он увидел их сразу же, но чуть задержался на крыльце, вдыхая свежий прохладный осенний воздух. Затем поспешил им навстречу, по привычке сдерживая улыбку. Они молча обнялись.
      Когда наконец объятья разомкнулись, Брайан бросил на заднее сиденье вещи и уверенно устроился за рулем.
      - Я поведу. Занимайте свободные места.
      Джастин устроился на заднем сиденье, давая возможность Лэнсу остаться ближе к Брайану. Тот, наконец улыбнулся от души и надавил на газ. Машина взвизгнула и покатилась назад – в маленькую квартирку мадам Терезы, где ждал накрытый стол, чистая постель и совершенно новая жизнь четы Кинни.
      Они ехали молча. Молча поднимались по лестнице на этаж, молча открыли квартиру и вошли в нее. Волновались все, даже Джастин почувствовал судьбоносность момента – все-таки это было начало новой жизни. Теперь они всегда будут втроем. И как сейчас произойдет «настройка» этих отношений, было очень важно. Первым заговорил Брайан.
      - Я в душ. Мечтаю смыть с себя больницу. Потерпите? Я скоро – он лукаво улыбнулся, упирая язык в щеку – до боли знакомый жест Брайана, и ускользнул в ванную. Что он имел ввиду, ни Джастину ни Лэнсу объяснять было не нужно, - было ясно, что прямо сейчас садиться за стол глава семейства не собирался.
      Джас разделся и смотрел на то, как раздевается Лэнс – его руки вздрагивали и пуговицы на рубашке поддавались с трудом…
      - А мы не будем ждать, - сказал Джас и потянул обнаженного Лэнса к себе.
      - В смысле?
      - В прямом. Идем.
      - Ты думаешь? – смущенно прошептал Лэнс. Через пару мгновений они бесшумно отворили дверь ванной и замерли, потрясенные тем, что увидели.

      Брайан стоял к ним спиной, вода стекала по его исхудавшему телу. Эта полу мальчишеская худоба придала его фигуре незнакомую утонченность, и лишь в движениях и жестах по-прежнему был виден его характер доминирующего сексуального хищника, для приручения которого понадобилось целых две неординарные личности.
      Сам Брайан даже сквозь шум воды услышал, как они вошли, но не оборачивался, делая вид, что ничего не заметил. Ему было важно, как отреагируют Лэнс и Джастин на то, что увидят, хотя два точечных шрама на его спине – следы от пуль, прошедших навылет, были лишь цветочки, по сравнению со шрамами на груди. Их Брайан показывать очень боялся.
      Сказать по правде, он волновался сегодня не меньше Лэнса, только совсем по другим причинам. И эта встреча в душе (а Брай догадывался, что парни его ждать не станут) была для него важнейшей частью настройки будущих отношений, о которых в этот день размышлял каждый из них.
      Тогда он и ощутил поцелуй в один из шрамов. Это был Лэнс – Брайан помнил его прикосновения, хотя они никогда всерьез не прикасались друг к другу с момента расставания. Вот его ладонь скользнула по плечу и, наконец, Брайан ощутил все его тело и сам, возбужденный еще с утра, не стал сдерживать стоны. Он уперся одной рукой в стенку и ждал, когда подключится Джастин. И Джастин подключился – он был первым из двоих кто увидел его растерзанную грудь.
      Джас примерно предполагал, что увидит, и прильнул губами к длинному операционному шраму, идущему от ключицы, на сантиметр мимо сердца и вниз к ребрам. Он спускался вниз по рубцу и слышал, как заходится сердце Брайана под его губами. Джас опустился на колени и взглянул ему в глаза – так было всегда, когда они вдвоем затевали легкую эротическую игру. Но ожидающий приговора взгляд Брайана Джас не смог выдержать.
      Он встал и принялся за Брайана всерьез. Он целовал его настойчиво, проникая меж губами языком, глотая теплую воду и слушал его стоны, чувствовал руки на своей пояснице, на ягодицах, ласкающие, страстные, нетерпеливые…
      - Люблю тебя… - прошептал Джастин и снова рухнул вниз, обхватывая губами напряженный член. А Лэнс в это время ласкал его грудь, вжимаясь в ягодицы и постепенно выцеловывая каждый миллиметр кожи Брайана, приблизился к его губам. Когда они встретились взглядами, Брайан неожиданно для себя прошептал: «…вот и ты, наконец…».
      В этот момент что-то невыносимо виртуозное сотворил внизу Джастин и Брайан едва удержался на ногах от нахлынувшей волны возбуждения и нежности – наиболее мощного сочетания из тех, какие он испытывал когда-либо наедине с Джастином.
      Лэнс же, чувствуя все и всех одновременно, буквально заласкал Брайана трепетными, жаждущими ладонями, не отпуская его губ.
      Брайан слишком быстро оживал. Он чувствовал себя где-то между мирами – реально существующим и тем, что за гранью, где ему довелось побывать. Жизнь и смерть могла примирить только любовь и наконец сейчас ему стало все равно на свои пять шрамов на груди, потому что Лэнс и Джастин выцеловывали каждый сантиметр его кожи, каждый шрам, словно два нежных волчонка, пытающихся вернуть к жизни израненного вожака стаи.
      Брайан молча плакал. И от больничной слабости, и от сладкой неги, будоражащей кровь. Но под струями воды заметить слезы было трудно и, радуясь этому обстоятельству, он отдавался им весь, то уступая, то перехватывая инициативу, понимая, что все это – лишь прелюдия, лишь первое «танго втроем», которое они не раз еще повторят и сегодняшней ночью, и завтра, и когда ненадолго вернутся в Питтсбург, чтобы вскоре улететь в Нью-Йорк...
      Ни Лэнс и Джастин не были в курсе того, что как только в палате Брайана появился телефон, он обсудил с Синтией и Тэдом возможность открытия головного офиса «Киннетика» в Нью-Йорке. Никто из них не знал глобальных планов гениального рекламщика, менеджера и продюсера Брайана Кинни, однако уже сейчас они делали все для того, чтобы эти планы осуществились. И Брайан верил, что Лэнс и Джастин однажды исцелят его душу, перенесшую краткую «командировку» на тот свет.
      Растворяющийся в неге, согретый любовью, Брайан на мгновение словно отключился. Он увидел перед собой глубокие, чуть печальные зеленые глаза неземного существа, с которым как-будто однажды уже встречался. Он прошептал одними губами: «Кажется, я выполнил твою просьбу...». И услышал в ответ: «Я вижу…»
      - А, мой Хранитель… где он сейчас?
      - Спит третий день, - Ангел усмехнулся.
      - Скажи ему, что я безумно благодарен… - шептал Брайан
      - Я передам. Тебе нужно срочно возвращаться.
      - Да…
      - Прощай, Брайан. Живите дружно.

      Брайан очнулся как от толчка. Лэнс и Джастин поддерживали его, не давая упасть, вода была выключена, сам он был закутан в полотенце.
      - Что? – спросил он обеспокоенно.
      - Ничего, - ответил Лэнс, - тебе нужно поесть. Я, кстати, столько всего наготовил.
      - Точно, - подтвердил Джас, - все утро возился. Идемте. Продолжить всегда успеем.
      Поняв, что никто из двоих даже не намекнет ему на то, что он банально потерял сознание от нахлынувших чувств, от двойных ласк в душе, Брайан рассмеялся и расцеловал парней, вызывая улыбки на сосредоточенных лицах. Ему больше не было стыдно перед ними – Лэнс и Джас теперь и всегда его семья. Его логово, его стая.

***

      В маленькой квартирке мадам Терезы этим вечером горел приглушенный свет. Трое сидели за столом, ели вкусную еду, приготовленную искусными руками и любящим сердцем, пили легкое вино, шутили и обсуждали предстоящие перемены.
      Брайан отвечал на звонки и смски друзей, Лэнс спел новую песню, аккомпанируя себе ладонями, отбивающими ритм на столе, Джастин без умолку травил анекдоты…
      Было хорошо.
      Трое мужчин прощались с Парижем.
      Так началась их новая жизнь…