Улыбка Джоконды

Солнце в ладонях

- Брайан…
Кинни, увлеченный чем-то за ноутбуком, не отзывался. Его фигура, облаченная в тоненькое белое трико, и простую хлопчатобумажную майку того же цвета напряженно склонилась над экраном. Непроницаемое лицо не выражало ничего, однако, Джастин прекрасно знал, что может означать и эта поза, и характерный прищур глаз, но самое главное – жест: Брайан слегка покусывал губы. Звезда была не в духе. Точнее – страшно недовольна.
Звезда – одно из прозвищ Кинни, принятых Джастином для личного пользования, но называть Брайана так он решался исключительно про себя.
Трудно предположить, какой реакции можно было ожидать от Брая, если бы Джастин хоть раз рискнул произнести это вслух. Джастину, как художнику, было доступно множество нетрадиционных решений, и называть Кинни за глаза Звездой, или даже Звездочкой (благо он не знает!), было большой радостью, поскольку никаких ласкательных имен применительно к себе Брайан не выносил.

Джастина немного расстраивало это, но стоило Брайану в свойственной ему манере на распев произнести «Sunshine», как он тут же начинал думать о том, что, наверное, это не так уж важно, потому что…

- Минутку, Sunshine – медленно выговорил Брай, не отрываясь от ноутбука.

… потому что тон его голоса, и ласкающие интонации действовали всегда примерно одинаково, варьируемые лишь исходной ситуацией: если Джастин злился на Кинни, то ему хотелось сказать что-нибудь весомое, добавить крепкое словцо и… отдаться; если он был чем-то расстроен - хотелось упрямо помолчать какое-то время, подарить Брайану вдумчивый поцелуй, и... отдаться; а если он был возбужден, то - отдаться сразу, без лишних слов и действий.
Но сейчас все было иначе. И дело совсем не в ласковых словах.

Блистательный менеджер мистер Кинни потерпел первое фиаско. И ни где-нибудь, а в Париже. На Всемирной выставке. После оглушительного успеха в Неаполе, Берлине и Москве, парижская неудача оказалась довольно болезненным «щелчком по носу», и Брайан никак не хотел с этим мириться.
Джастину и самому был не очень понятен такой расклад.
Приглашение (правда устное) они получили в Москве, после чего Брайан с величайшей тактичностью и настойчивостью вел долгие переговоры на официальном уровне. И все шло прекрасно. Но подтверждение почему-то никак не высылали. Брайан нервничал – ему это очень не нравилось. В итоге, сегодня утром пришло долгожданное письмо. С отказом.
По совершенно невнятным причинам.

То, как ругался Брайан, прочитав его, Джастин не слышал раньше никогда. Обильно сдобренная фирменными русскими выражениями, выученными Брайаном в Москве, эта ругань произвела на Тейлора гнетущее впечатление: было не очень-то приятно вспоминать собственный острый приступ ревности к русскому художнику по имени Илья Рогозин, который на его глазах старательно клеил Брайана на всех тусовках, поил безбожно, и учил русскому мату.
Никогда еще за все время совместной жизни Тейлор так не дергался из-за Брайана, как те пять мучительных дней в Москве, потому что Кинни явно льстило настойчивое внимание молодого красавца (гаденышу было всего 19!). К тому же, Рогозин был чертовски талантлив. А это уже цепляло Джастина, как говорится, «за яйца».

Подавленный Тейлор ушел тогда с фуршета по случаю закрытия выставки - наблюдать собственными глазами приставания Рогозина и ответный флирт Брайана было выше его сил. Но уже спустя пару часов Джастин безоговорочно простил свою Звезду, потому что Кинни вернулся в гостиницу на удивление трезвый, и устроил сумасшедшую ночь любви.
А утром, словно кролика из шляпы, Брайан вынул откуда-то два авиабилета до Торонто, положил их перед Джастином на смятые простыни, притянул к себе и попросил его руки.
В то же утро они улетели в Канаду и обвенчались.

Поэтому, русский мат в устах Брайана, в сочетании с «пролетом» на Всемирной выставке звучал холодно и больно. Тейлору все это очень не нравилось, лишь платиновое колечко с тонкой пластиной сапфира на безымянном пальце напоминало ему, что неприятности нужно забыть. Однако, забыть ту историю совсем Джастин не мог, поскольку приглашение в Париж было получено именно от менеджера Рогозина...

Почему приглашение поступило в принципе, Джастин старался не думать. Он был уверен, почти знал, что Рогозин в тот вечер добился своего, но спрашивать об этом Брайана не стал бы ни за что. Единственное, что было важно со времен их памятного столкновения в клубе «Лагуна» – быть с Брайаном, любить его. Пока он сам этого хочет.

Видимо Брайан почувствовал его мрачное настроение, потому что неожиданно оказался рядом и ласково потрепал по щеке. От прикосновения Джастин вздрогнул, и вернулся в реальность.
Ореховые глаза смотрели мягко, близость Брайана обволакивала, успокаивала, но Джастин словно не верил ей.
- Джас..Ты расстроен.. Не переживай, я попробую по-другому…
Теплые ладони сомкнулись вокруг талии, и Джастин невольно расслабился. Все-таки они отлично оба знали наиболее значимые места на теле друг друга. Если у Брайана, помимо прочего, чувствительным местом был загривок, то у Джастина – поясница. Если Брайан когда-либо хотел успокоить его, то обнимал и поглаживал именно ее.
Это срабатывало в 99% случаев из ста. Но, - не сейчас.
- Вот только не надо по-другому, - сказал Джастин,и Брайан услышал в его словах едва уловимые горькие интонации.
- Лучше вообще никак не надо, Брай, - а это уже прозвучало слегка отчаянно.

Брайан мгновенно забыл о письме, и сосредоточенно вгляделся в лицо Джастина, который явно что-то недоговаривал, ускользая из ласкающих рук.
- Что такое, Sunshine? – он понизил голос до шепота и придвинулся ближе.
Брайан задержал дыхание и прислушался. Он всегда делал так, когда не понимал, что происходит, но чувствовал напряжение. Ему казалось, что Тейлор не то, чтобы расстроен, - он словно тоскует отчего-то.
И Париж тут совершенно не при чем.
Брайан забеспокоился, потому что других причин не видел: они только что вернулись из Торонто, где отпраздновали веселую свадьбу в компании близких друзей. Теперь они были официально женаты...

Расспрашивать Тейлора с пристрастием Кинни как-то не решался. Несмотря на не единожды доказанную стойкость и крепость характера Джастина, на неоднократные разборки с условным, а иногда и явным применением силы (собственный срыв в комнатах отдыха «Лагуны» Брайан простить себе не мог до сих пор!), Брайану все равно казалась душа художника очень хрупкой, и он боялся оказывать малейшее давление.
Тейлор поднял глаза, словно услышал эти его мысли.
«Я боюсь, что ты исчезнешь куда-нибудь», - хотел сказать Джастин. Совместная жизнь внесла неожиданные коррективы в их общение: оно, неведомым образом, перешло на ментальный уровень.
Сам Джастин стал говорить меньше, особенно о чувствах. А Брайан, наоборот – стал более открыт в выражении чувств и эмоций, что Джастина радовало несказанно. Только сейчас он радоваться не мог, - мысли были слишком заняты другим, совсем не радостным.

Джастин не хотел признаться себе в очевидном: после московской выставки остро, до паники он стал бояться потерять свою Звезду. История с Рогозиным, разворачивающаяся в течение пяти дней буквально на его глазах, произвела угнетающее впечатление. Джастину показалось, что Брайан не простил его до конца, что они вместе временно, что Кинни все-таки Кинни, и однажды все вернется на круги своя… Такие размышления могли увести слишком далеко. Тейлор понимал, что пресечь их нужно прямо сейчас, пока они не поселились в душе основательно.
Он уткнулся носом Брайану в ключицу, и постарался успокоиться: это лишь мысли. Брайан рядом. Внимателен, ласков, выдумчив и почти всегда в хорошем настроении. А уж секса у них столько, сколько не у каждой пары бывает во времена острой влюбленности. Но Джастин почему-то не находил себе места.

«Ну, и что за тучи на небе, бл*, Джас?» - думал Брайан, - «…хрен с ним, с Парижем! Найду я тебе еще что-нибудь. Ты же меня знаешь… Ну, что с тобой такое?..»
Тейлор по-прежнему прятал лицо и не отвечал на поцелуи.
- Джастин… а знаешь, что мы сделаем? – Брайана вдруг осенило. Как он не сообразил сразу? Настолько решение показалось ему удачным и простым. Словно в подтверждение этого, Тейлор наконец –то обнял его: солнце все-же выглянуло из-за туч. Брайан вздохнул облегченно.
- Мы поедем в Париж просто так. Назовем это, скажем… свадебным путешествием. Что скажешь?
Джастин неуверенно улыбнулся и позволил себя поцеловать. Брайан мысленно прочитал короткую «молитву Кинни»: «Бл*, спасибо тебе…» и проник между его губами осторожным языком, чувствуя, что теперь – уже можно.
- Погоди, - отстранился Джастин, - пообещай, что ты поднимешься со мной на Эйфелеву башню, - он все еще немного грустил, но мысль о свадебном путешествии в Париж явно радовала, и льдинки в глазах начали постепенно таять.
Брайан поражался, насколько сильно это подействовало на него – он радовался. Не только сию минуту, но и вообще.
Радовался каждой улыбке, каждому веселому, озорному взгляду, каждому смачно прозвучавшему ругательству, пятнам от краски…
Как никогда, сейчас он ясно осознавал собственное счастье, и изо всех сил «держал Солнце в ладонях», стараясь не думать, что будет через год, пять, семь лет. Он отпустил себя настолько, насколько вообще мог это сделать Брайан Кинни: он любил душой, сердцем, был привязан, и не хотел жить иначе. Он мечтал сделать счастливым Джастина.

Именно по этой причине, включив на полную мощность все свое обаяние, Брайан флиртовал в Москве с русским художником, чтобы получить выход на его менеджера, которым был никто иной, как Жерар Милле – галерист и дизайнер, крупная фигура во Франции.

Брайан упивался любимыми губами, сходил с ума от наслаждения, касаясь шеи, плеч, разгоряченной поясницы, твердеющего члена… Он чувствовал, что легко может кончить только от поцелуев. Так не было никогда раньше. Чем глубже он привязывался к Тейлору, тем сильней, эмоциональней становилось желание, острее ощущения. Секс был совершенно фантастическим.
Где-то на краю сознания все-же билась беспокойная мысль: «Нельзя так. Будь осторожен. Убьешься!»
Но, глядя в теплеющий взгляд голубых глаз, Брайан отвечал собственным мыслям: «Убьюсь? Пусть. Я счастлив…»
- Брай…
- Да?
- Давай, правда, поедем в Париж…
Брайан усмехнулся и прошептал в припухшие от поцелуев губы:
- Хоть на Луну, Sunshine…


     Je t’aime…


«Сентябрь в Париже — лучший месяц для туризма! Путешествуйте в сентябре! Летние цены, непринужденная атмосфера в городе! Дни наследия — бесплатное посещение музеев! Автосалон „Paris Motor Show“, фестиваль современного искусства „Festival d’automne“, Всемирная выставка»! — гласили бесплатные рекламные проспекты. С целой пачкой различных брошюрок Джастин устроился за столиком уютного кафе и потягивал кофе, время от времени бросая внимательные взгляды на Брайана, сосредоточенно изучающего ассортимент автомобилей, выстроенных в аккуратный ряд на парковке под крупной вывеской: «RENT».

      Кинни любезно беседовал с менеджером фирмы по аренде автомобилей, выбирая между молочно-белым новеньким Ситроеном C5 Airscape Concept и респектабельным Пежо 508 цвета воронова крыла. Со стороны было ясно, что он в замешательстве, — обе машины с равной силой дразнили амбициозность и перфекционизм Брайана. А хозяйка квартиры, снятой Джастином час назад, недалеко от станции метро Saint-Sébastien — Froissart et Temple, звонила уже третий раз… Тейлор вздохнул, сгреб брошюры, оставил щедрые чаевые улыбчивому официанту, и поспешил на выручку.

      — У этой машины, мсье, отличные ходовые качества, она устойчива, надежна, одной из характерных ее особенностей является возможность трансформироваться в кабриолет. Отделка салона, эксклюзивный дизайн интерьера, комфорт… Для городского туризма — отличный вариант! — улыбался во все тридцать два зуба коренастый «мсье Жан».
      — Ааа… эта? — вопросительно протянул Брайан, указывая рукой на респектабельный Пежо 508.
      — Пожалуйста! — воскликнул мсье Жан, — у данной модели…
      Джастин с невозмутимым видом проследовал мимо, открыл дверь Ситроена, уселся на водительское кресло, пристегнулся, элегантным жестом бросил на заднее сиденье кипу брошюр и нажал на кнопку: с легким жужжанием крыша автомобиля плавно сложилась.
      — Но, эта машина занята — разволновался мсье Жан, — мсье Кинни еще не сделал свой выбор...

      Брайан, уперся языком в щеку, с трудом сдерживая улыбку. Джастин, бросил ему убийственный взгляд в стиле Джеймса Бонда, эффектным жестом надел темные очки, гордо приподнял подбородок, и щелкнул замком зажигания. Машина приятно заурчала.
       — Эмм.., кажется выбор я уже сделал, — протянул Брайан и в точности повторил жест Джастина, водрузив на лицо темные очки. Слегка ошалевший менеджер растерянно улыбнулся и жестом пригласил его пройти в офис для оформления документов.
      
      Как только мсье Жан повернулся спиной, Кинни послал Джастину выразительный взгляд, вмещающий одновременно восхищение и легкую угрозу, и не спеша прошествовал за менеджером. Поравнявшись с Тейлором, он наклонился, впился коротким поцелуем в губы, сказал шутливо-угрожающе: «Браво, Sunshine. Но, это еще ничего не значит», — и удалился. Грация свободной, расслабленной походки и общая небрежная пластика движений говорили о том, что он точно знает — Джастин смотрит ему вслед.
Тейлор действительно смотрел, — Брайан был прекрасен. Всегда.

      ***
      Ах, Париж! Залитые мягким сентябрьским солнцем, улыбались улицы, полные прохожих. Газетные палатки, дразнящий аромат кофе, просто и элегантно одетые женщины, девушки/мальчики унисекс, стильные или отвязно-неряшливые мужчины, гламурные юноши, зрелые дамы в сопровождении мужей и любовников, мигранты, одетые в одинаковую рабочую одежду, делающие вид, что следят за чистотой улиц, и конечно — зашкаливающие привлекательностью высокие и подтянутые парижские полицейские…
      Золотая осень всех увлекала в бесшабашный танец, бросалась шуршащими листьями, словно новогодними конфетти, наполняла легкие искрящимся прохладным воздухом, очищала мысли, оставляя лишь то, что важней всего.

      Молочно-белый Ситроен C5 Airscape катился по улице Риволи. Брайан с наслаждением рассматривал окрестности и время от времени подшучивал над сияющим видом Джастина, увлеченным дорогой и общением с шикарным авто. Взгляд, и восклицания Тейлора были настолько торжествующими, словно единственная мечта его жизни реализовалась сейчас - в возможности оказаться за рулем Ситроена C5.
      Темные очки (Брайан выбирал их для Джастина сам), его горделиво поднятый подбородок и чуть сжатые в полуулыбке губы поразительно напомнили Кинни самого себя.
      Это возбуждало и возмущало одновременно.
      — Миссис Кинни, — иронично протянул Брайан, — Вы отлично смотритесь… в моем образе.

      Реакция Джастина была мгновенной: он отпустил правой рукой руль, и крепко накрыл Брайану пах, благо раздвинутые в стороны колени позволяли это сделать. Кинни охнул и наклонился вперед. Губы Джастина растянулись в истинно голливудской улыбке, и ответ прозвучал в том же тоне:
      — Советую Вам следить за навигатором, мистер Кинни, поскольку (тут Джастин выразительно крякнул)… миссис Кинни не слишком то хорошо знакома с улицами Парижа.
      — Яйца отпусти, — прозвучало в ответ насмешливо-угрожающе. Джастин театрально вздохнул и нехотя убрал руку.
      — Спасибо, дорогая, — продолжил елейным голосом Брайан, — через 100 метров — поворот направо, далее — 300 метров вперед.
      Кинни прикусил щеку и возвел очи горе.
      — Бл*, трахну, Брай! — заржал Джастин, резко притопив педаль газа. Кинни чуть не поздоровался с лобовым стеклом, ругнулся, улыбнулся снисходительно и сказал полушутя-полусерьезно:
      — Мы это обсудим, милая. И постарайся не путать педали. Пожалуйста.

      Когда они припарковались в небольшом внутреннем дворике дома, где ближайшее время собирались жить, сексуальная энергия, накачанная новыми впечатлениями, шикарным авто, скоростью и взаимными подъебками, откровенно искрила. Им не нужно было вглядываться друг в друга, чтобы быть уверенным в том, что произойдет через пару секунд.
      Брайан протянул руку, нажал на кнопку, и крыша с легким жужжанием вернулась на место. Джастин закрыл тонированные стекла и отстегнул ремень безопасности. "Плотина" прорвалась.
      Не отрываясь губами, торопясь, жадно глотая воздух они раздевали друг друга, между делом продолжая взаимные подколки, выкрикивали короткие ругательства и срывались в страстные стоны. Минута. Еще одна. Брайан шептал в самые губы Тейлора, чередуя обрывки слов поцелуями:
      — Джас… еб**ая… миссис Кинни… бл*… мой… мой…
      А Джастин повторял лишь его имя: нежно или возбужденно, неистово, задыхаясь и умоляя…
      Страстная сцена в застегнутом «на все пуговицы» шикарном автомобиле, дала бы фору большинству лучших голливудских фильмов о любви, если бы в самый острый момент не зазвонил телефон. Джастин лихорадочно нащупывал упавший между сиденьями аппарат, совершая истинно акробатический трюк. Он вынужден был ответить — хозяйка квартиры звонила в четвертый раз.

      — Да… мадам Тереза… — с трудом выговорил Тейлор, пытаясь откопать себя в океане чувственного сумасшествия.
      — Мистер Тейлор, квартира готова, когда Вас ждать? — щебетала женщина, не имея ни малейшего представления о ситуации, в которой находится ее собеседник.
      — М-м.… минутчерездесять…
      — Через… пять, — Брайан толкнулся последний раз и кончил с шумным выдохом, кусая губы, чтоб не крикнуть и не шокировать хозяйку, которая все еще была «на связи».

      — Бл*… по…щади… — ой, простите…
      — Я не очень хорошо понимаю по-английски, мистер Тейлор. Повторите пожалуйста, что Вы сказали? — вежливо отозвался женский голос.
      — Мы будем через пять минут — Джастин с превеликим трудом поставил слова в смысловой ряд, нажал отбой и взорвался бурным оргазмом, успев притянуть к груди голову Брайана и прошептать ему в самое ухо:
      — Люблю тебя…

      ***

      Квартира оказалась небольшой, забавной и довольно уютной. Ничего общего с лофтом в стиле модерн — милое домашнее гнездышко на двоих: студия, поделенная пополам стенкой-перегородкой, кухня, джакузи и довольно просторная зона гостиной с диваном и телевизором.

      Оглядев обстановку, Брайан не преминул отпустить парочку пошлых шуток на тему помадно-акварельного вкуса «миссис Кинни» за что тут же получил смачный шлепок по заду и с картинным оханьем развалился на кровати, демонстративно потирая «больное» место. Кровать была очень большая для столь компактного жилища, и занимала чуть не треть всего пространства. Этому факту оба мысленно поставили плюс.

      Джастин устроился рядом. Тишина в квартире впечатляла. И это тоже плюс — хорошая слышимость могла испортить очень многое… Выдержав минуту в размышлениях, Брайан и Джастин заговорили одновременно:
      — Остальные варианты далеко от центра, Брай, и я решил…
      — С другой стороны - рядом с кварталом Маре, так что вполне…
      Они переглянулись и заржали.

      Усиливая и так полу гламурную атмосферу, студия, ко всему прочему, изобиловала небольшими подушечками, разложенными хозяйкой по всей мягкой мебели. На диване их было четыре, на каждом кресле по две, а на кровати — целых семь.
      — Мне нравятся подушечки, Джас, — протянул Кинни лукаво, глядя в потолок.
      — Это чем же? — усмехнулся Тейлор, выбираясь из кровати, и собираясь распаковать этюдник.
      — Размер идеальный — в самый раз под твою задницу — иронично улыбнулся Брайан.
      — Так, значит? — и первая подушка полетела Кинни в живот.

      Брайан перевернулся, схватил следующую, и с силой отправил ее в выставленный зад Тейлора, пытающегося расстегнуть чемодан. Минут тридцать, как школьники они гонялись по студии, швыряясь друг в друга подушечками мадам Терезы, сносили попадающуюся на пути мебель, ржали, и пошлили безбожно. В конце-концов, Брайан поскользнулся, в очередной раз уворачиваясь от летящего в лицо кремово-помадного безобразия, и растянулся на полу.
      Джастин оседлал его, прижав к полу раскинутые в стороны руки. Оба пытались перевести дух, но смех ужасно мешал, и они задыхались, вяло пихая друг друга куда придется. Когда, наконец, объем воздуха в легких восстановился, они умолкли и сцепились взглядами. Взгляд Кинни постепенно менялся — теряя озорное мальчишество, темнея, становился глубже и мягче...

      Со времени их воссоединения, Джастин не раз ловил себя на мысли, что раньше таких глаз он никогда у Брайана не замечал. В них много чего выражалось — надменность, злость, ирония, гнев, насмешка, хитрость, усталость, изумление и равнодушие, но не эта обволакивающая мягкость, наполненная изнутри невероятным светом. Откуда она?
      А спокойствие, неспешность, пластичность жестов, наполненные тишиной, — где раньше все это дремало?

      Джастин долго смотрел в его глаза. Наконец, не в силах больше сопротивляться их притягательности, наклонился и коснулся языком губ. Они тут же раскрылись навстречу. Кинни отвечал медленно, тягуче, словно пробуя. Джастин закрыл глаза. Его руки, прижимающие предплечья Брайана, ослабли. Он вздохнул и притянул Тейлора к груди.
      Ласкающие ладони пробрались под рубашку, губы коснулись шеи и вдруг замерли возле уха. Джастин слышал его дыхание, сердцем чувствовал вздымающуюся грудь, касания ласкающих щеку мягких волос, стук сердца под ладонью и невыносимо нежные, шелковые пальцы на талии.

      — Je t’aime…
      Джастин решил, что ему показалось и замер, обратившись в слух, в надежде, что все-таки...

      — Je… t’aime… — повторил Брайан.

      «Господи… » — Джастин зажмурился, ком, подкатил к горлу. Он понимал, что никогда не был в состоянии вместить в себя столько, сколько вкладывал в эти слова Брайан.
      С каждым новым их повторением вставали перед глазами Тейлора особенно терзающие воспоминания из прежней жизни:
      …ненавистный теннисный мячик, и взгляд Брайана, когда ему в первый раз удалось его поймать;
      …мучительный вечер в лофте, когда не в силах высказать свою обиду, Брайан, завел его страстной, злой лаской, и бросил обнаженного;
      …день, когда уход к Итану был решен окончательно. Никогда не забыть ему жеста, откидывающего одеяло, и прямого взгляда Брайана: «Я знаю, откуда ты пришел, и что скажешь завтра, но сейчас — это то, что у меня есть. Будь рядом сколько еще можешь».
      Скользящие пальцы на его талии сейчас выражали то же, что в ту ночь, когда осторожно касались запястья, словно в попытке удостовериться: «Ты здесь. Со мной.» Он не понимал, не видел этого тогда. Не чувствовал.

      Застывшее время, существующее на полу в нелепой квартирке мадам Терезы, невероятный Париж, чувства, заставляющие Джастина плакать, шептать любимое имя, и пить из живого родника подрагивающих губ Брайана, - все это было щемящим, острым.
      Именно в эту минуту Джастин понял, насколько близки бывают влюбленные к смерти, что все высокопарные поэтические строки об этом — правда, которую невозможно передать словами.
      Его растворяли, раскалывали на молекулы невероятно простые, миллиарды раз произносимые людьми слова, резала на куски собственная недавняя незрелость и глухота, на кол надевала сладкая боль от голоса Брайана, от этих слов, произносимых чуть на распев, почти без акцента…

      Это было невероятное чувство.
      То, что происходило между ними в машине каких-то пару часов назад было прекрасно. Но то, что прорастало сейчас, Джастин не смог бы не то что описать словами, но, наверное, и нарисовать бы не смог — ни красками, ни мелками, ни слезами, ни кровью...
      Простое и нежное, прощающее все, ласкающие губы в прерывающемся шепоте любимого голоса:

      — Je… t’aime… Je… t’aime...


        По одному модулю на панели

— В общем, смотри: музей Пикассо, музей д*Орсе и Лувр. И это — минимум, Брай… — Джастин не спеша перелистывал в руках один из рекламных проспектов.
      — Браай! Брайан, ты меня слышишь?
***
      Солнце, заливая светом покрывало, вплывало через окно спальни. Маленькая квартира наполнилась прохладным воздухом и Брайан, заснувший лишь под утро, долго не хотел выбираться из постели — свежий воздух давал успокоение и заласканное тело дремало в утренней тишине.
      Однако, Джастин, взбудораженный самим фактом, что он в Париже, то есть — в шаговой доступности от сокровищ мирового искусства не мог спать. Хотелось срочно увидеть Пикассо, или нет — Мане и Дега в подлиннике, импрессионистов в целом, и, ступив в резиденцию французских королей, — загадочную Джоконду, прекрасную Мону Лизу...

      Джастин и хотел, и не хотел будить Брайана. С одной стороны — жажда познания и впечатлений, необходимых ему, как художнику требовала срочной мобилизации физических и духовных сил, с другой стороны — спящий обнаженный Брайан, едва прикрытый тонким покрывалом (смуглая, длинная фигура и темные волосы среди бельевого великолепия мадам Терезы!) смотрелся не менее живописно.

***
      Джастин улыбнулся, вздохнул и отправился «на кухню». Кофе у Тейлора был с собой всегда, куда бы он не отправлялся. Привычка к бодрящему напитку появилась еще до времен проживания в Нью-Йорке с Генри, когда частенько приходилось дорабатывать срочные заказы по ночам. Кофе был единственным приятным воспоминанием из тех тяжелых времен.
      С удовольствием, словно священнодействуя, он заварил для себя и Брая один из излюбленных сортов Lavazza, и студия наполнилась невероятным густым ароматом. Джастин усмехнулся и оформил чашечку кофе в лучших традициях «букетно-конфетного» периода. То есть, — «в постель».

      Однако, Париж и невероятная атмосфера взаимности, официально скрепленная одним безумным днем в Торонто, омрачалась внутренним, глубоко скрытым состоянием Джастина. Он вспоминал вчерашний день в деталях и никак не мог избавиться от странного чувства тревоги и беспокойных мыслей, иногда накатывающих на него, несмотря на, казалось бы, полную гармонию, достигнутую между ним и Брайаном, впервые за чертову тучу — почти семь лет.
      Даже сейчас, с небольшим подносом в руках, присев на краю кровати, разглядывая умиротворенное выражение лица Кинни, Джастин почему-то волновался, как школьник перед экзаменом. Каждый день он открывал для себя Брайана заново, видел новые детали и черты его характера, его каждый раз новую (как будто!) внешность, выражения глаз, понимал смысл его улыбок, жестов и насмешек. И было отчего — то страшно. Джастин не мог объяснить себе этого чувства. Но и говорить об этом Брайану не хотел.

      Чудовищно манящий аромат кофе разбудил бы уже любого, но не Кинни. «Неужели сонная эпопея побережья Флориды продолжится здесь? В Париже? Ну нет» — подумал Джастин, и принялся будить всерьез.
      — Браай… Просыпайся. Чувствуешь, какой аромат? — Джастин вздохнул, думая, что все его попытки добудиться бесполезны, однако услышал:
      — Sunshine… Пять заходов по два сегодня ночью, это, наверное, лучшее, что у нас с тобой вообще было когда-либо, — глубокомысленно изъяснился Брайан, не открывая глаз. Джастин улыбнулся, вспоминая ночные безумства.
      — И, почему-то я уверен, мой мальчик, — продолжил он, — что имею полное право спать в Париже, под открытым окном в ох*енно гламурной квартирке с фееричным блондином, сидящим в моих ногах с чашечкой кофе.
      — Так ты, оказывается, давно за мной наблюдаешь? — рассмеялся Джастин.

      Брайан нехотя потянулся и сел. Его не до конца проснувшиеся глаза, чуть щурились, он издал то ли стон, то ли вздох, и проговорил, слегка подражая интонациям Джастина:
— В общем, смотри: музей Пикассо, музей д*Орсе и Лувр. И, это — минимум, Брай, — я ничего не упустил, Джастин?

      Джастин невозмутимо глотнул кофе из чашки Брайана и парировал:
      — По одному модулю на панели, двадцать на тридцать на черном пенопласте, шрифт «сеntury», шестнадцатый. Нет, лучше двадцатый…
      Брайан издал короткое восклицание. Насмешливый тон его голоса задавила напряженная тишина. В один момент он стал серьезен, забрал чашку из рук Джастина, не отрывая от него глаз, выпил остатки кофе и вернул ее назад.

      — Убери чашки, а то ненароком разобьются… — сказал он глухо.
Взволнованный Джастин поставил поднос прямо на пол, не зная, что ожидать дальше.
      — Теперь иди ко мне, Sunshine… — сказал Брайан, упирая язык в щеку.
      — А может не надо? — попробовал отшутиться Джастин. Он не чувствовал, что задумал Кинни, и не понимал, чем его остроумный ответ мог так зацепить Брайана, что он, кажется… злился? Ему было очень не по себе, когда он все-таки сделал так, как его просили: забрался на кровать и устроился на коленях совсем близко к Брайану.
      — …что –то не так?.. — спросил он, осторожно касаясь пальцами его обнаженного плеча.
      Брайан вдруг обнял его, запустив пальцы в отросшую шевелюру, вздохнул, словно что-то хотел сказать, но промолчал. Джастин вслушивался, боясь пошевелиться. Он не хотел ничем задевать его, и проклинал себя за неуместную остроту, все-таки не осознавая, что он сказал такого, чтобы Брайан…

      —… я не хотел, если что… Правда… — не выдержал Джастин.
      — Так… что-то, вспомнилось, — тон голоса Кинни стал заметно напряженным. И тут Джастина осенило:
      — Бл*… Ты что, об ЭТОМ? — воскликнул он, не посмев произнести вслух имя скрипача, и разволновался еще сильнее. Воспоминания яркими вспышками ударяли в мозг, демонстрируя «кадры» из прошлого: встреча с Итаном в институте, первый поцелуй, секс в маленькой комнатке, розы и… скрипка. Ее пронзительный, будоражащий тембр навсегда связался в душе Джастина с обманом, ошибкой и собственной глупостью, от воспоминаний о которой до сих пор передергивало. Он прижимался к Брайану всем телом и мучительно ждал ответа. Ждать пришлось долго.

      — Ты знаешь, как это — серпом по яйцам? — наконец сказал Кинни со странной усмешкой.
      — Нет, — ответил Джастин, стараясь не задавать лишних вопросов, и натянулся как струна.
      — Серп проржавел и сломался. Его выбросили на помойку и забыли. А яйца, бл*, все равно помнят… — Кинни рассмеялся негромко.       Джастин, остро ощутив привкус горечи в этом смехе, притиснул его к себе, и зашептал, целуя куда придется — торопливо, нервно:
      — …до сих пор помнишь?.. Бл*! Тысячу лет прошло. Лэнс, Генри… чего только не было после этого… Брааай… ну ты чего вдруг? Какой я идиот! Пошутить хотел…

      — Ладно. Все. — Брайан резко остановил Тейлора, отстранился, посмотрел ему в глаза и сказал просто, словно о каких-то обыденных вещах:
      — Мне до сих пор кажется, что ты рано или поздно встретишь ровесника и уйдешь, несмотря на это, - Брайан провел большим пальцем по обручальному кольцу, - 12 лет разницы — это слишком много, Sunshine… Не могу избавиться от этих мыслей.
      — Господи, Брай… Ты точно не выспался! Да никогда…
      — Не обещай! — перебил Брайан, уронил его на постель и подмял под себя. Джастин увидел, как молнии мелькнули на дне его глаз и обхватил за шею, прижимая к груди.
      Брайан прерывисто дышал и бродил по его телу крепкими, нервными прикосновениями, целовал куда придется: в губы, в глаза, шею, плечи. На прелюдию это было совершенно непохоже. Лишь снова: «Ты здесь? Со мной? Это точно? Это надолго?» Тогда Джастин сказал чуть более уверенно, чем рассчитывал:
      — Я, тоже все время боюсь, что явится какой-нибудь… красавчик без заморочек и проблем…- голос у Джастина дрогнул, и на Рогозина намекнуть он не решился. Брайан вдруг отстранился от него на вытянутых руках:
      — Как ты сказал? По одному модулю на панели? — тон его голоса резко изменился, но взгляд все еще был немного печален.
      — Это… ты сказал… — осторожно ответил Джастин.
      — Тем более. Есть идея. Будет тебе сегодня на панели по одному модулю, — загадочно улыбнулся он, — идем в душ. Заодно и разберемся, — кто из нас чего боится.
      Джастин не понял из слов Брайана ничего, но очень был рад, что тот, кажется, повеселел.

***
      В сентябре Латинский квартал не переполнен глазеющими туристами, как это бывает обычно в летние месяцы — можно с удовольствием разглядывать многочисленные магазинчики, кафе, книжные лавки, фасады старинных зданий, а иногда — взгляд мог обозреть перспективу — уходящие в даль стремящиеся друг к другу линии тротуаров справа и слева.
      Знаменитая Сорбонна и комплекс окружающих ее колледжей в центре Латинского квартала привлекала наибольшее количество туристов, — они неспешно прогуливались перед университетской площадью, щелкая камерами, застревали в неожиданных позах с задумчивыми лицами, в поисках наилучшего ракурса.

      Брайан был увлечен тем же — делал снимки.
Забегающий чуть не в каждую книжную лавку Джастин, на всякий случай оглядывался по сторонам, чтобы дать ему рукой знак, дабы не потеряться. Не всегда Кинни обнаруживался сразу — не раз за весь день пешего путешествия по парижским достопримечательностям он внезапно и без предупреждения исчезал, «зависая» с камерой над какой-нибудь интересующей его деталью, а Джастин уходил далеко вперед, обнаруживая его отсутствие лишь по стабильной тишине в ответ на свои вопросы и комментарии.

      Больше всего внимание Кинни привлекали люди. Безошибочно он выхватывал из толпы фигуры и лица парижан, студентов, рабочих, туристов, стараясь поймать наиболее неожиданный кадр, выражение лиц, особенно привлекающие внимание фигуры. Надо ли говорить о том, что Брайан делал многочисленные снимки мужчин, парней и юных мальчиков-студентов с утонченно-интеллектуальными лицами, длинными челками, или собранной копной волос на макушке в конский хвост?

      Но больше всего поражали его полицейские… И здесь они полностью совпали во мнении с Джастином: примерно одного высокого роста, как на подбор — вытянутые, поджарые, с удивительно гармоничными фигурами, длинноногие и круглозадые, они с равнодушно-профессиональными лицами стояли на своих постах, или молча прогуливались по двое средь туристов, цепким взглядом выискивая в толпе подозрительный элемент.
      Брайану удалось несколько раз поймать в кадр суровые взгляды полицейских. Он улыбался, предполагая, что могло бы быть у них в штанах, вспоминая собственный опыт, оценивал их сексуальность и мысленно ставил баллы предпочтения. Однако, в отличие от Тейлора, Брайан ни разу не терял из виду Джастина, безошибочно вылавливая в толпе его уплывающую вперед блондинистую макушку.

      Брайан незаметно фотографировал его — то издалека, в толпе, акцентируя внимание на расслабленной, кошачьей походке, от созерцания которой его всегда охватывало невольное волнение, то вблизи, — рассматривающего архитектурные красоты с задранной вверх головой, демонстрирующего белую шею, сосредоточенный взгляд, приоткрытые губы, ладонь, прикрывающую глаза от солнца.
      Несколько раз Брайан ловил заинтересованный взгляд своего партнера на молодых парнях — ровесниках, или чуть моложе, в моменты «срабатывания» гей-радара. Кинни растерянно опускал камеру и замирал, выжидая, чем все это закончится.

      Переломив себя, он все же сделал один кадр: обволакивающая синева глаз Джастина привлекла ответный взгляд одного из студентов Сорбонны — тонкого в кости, чуть выше его ростом с длинными темными волосами, падающими на плечи. Парень был действительно хорош — зеленоглазый, с чуть резкими чертами лица, греческим профилем и очень выразительными чувственными губами.
      Он заинтересованно смотрел на Джастина, теребя длинными пальцами ремень своего рюкзака, и Тейлор улыбался ему едва угадываемой, но такой характерной для себя улыбкой, что ошибиться было невозможно — парни флиртовали, безошибочно определив себя друг для друга в нескончаемой толпе туристов.

      Все понимающий, мудрый Брайан все равно каждый раз с трудом ловил падающее в ноги сердце, и прилагал немалые душевные усилия, чтобы не вмешаться, и не сломать нах* это милое кокетство собственной элегантной прямолинейностью. Облегчало одно — Джастин никогда не заходил дальше заинтересованных взглядов. Довольно быстро он отвлекался и находил новый интересующий объект — книги, сувениры, здания, работы уличных мастеров, и делал для себя снимки на телефон.

      Однако, с каждым таким невинным переглядыванием, Брайан нервничал и возбуждался. Пару раз с трудом удержал он себя от того, чтобы не затащить Тейлора в туалет первого попавшегося кафе, и не трахнуть, зажимая ему ладонью рот, вцепившись зубами в воротник его рубашки. Он настолько ярко представлял эту сцену, что приходилось мысленно отгонять видение, дабы не привлечь внимание прохожих очевидным стояком. Именно в момент недвусмысленной борьбы Брайана с самим собой и застал его Джастин.

      — Слушай, а не завернуть ли нам в кафе или ресторанчик? Я чертовски проголодался. А ты?
      Кинни растерянно улыбнулся, возвращаясь в реальность, и на выходе из созерцания созданной им иллюзии, нежно провел ладонью Джастина по щеке.
      — Я бы тоже… Конечно, надо пообедать, — с утра ходим. — сказал он, понимая, что довольно заметно дрожит. Но Джастин, кажется, не обратил на это внимания, лишь засветился фирменной Sunshine-улыбочкой, что для Кинни только усложнило проблему.

      Они свернули с La Huchette в одну из прилегающих узких улочек, прошли, прижимаясь друг к другу несколько десятков метров, свернули на набережную Сены и сразу же наткнулись на милое кафе, куда Брайан собрался было войти. Но Джастин издалека углядел Notre-Dame и уговорил его пройти по набережной чуть дальше, чтобы, в конце-концов, осесть в ресторанчике с широкими стеклянными окнами, из которых открывался прекрасный вид на собор.
      Всячески стараясь делать вид, что все «просто супер», Брайан на самом деле не мог успокоиться, пока они, наконец, не устроились за столиком и не занялись выбором блюд. В довершение, Брайан заказал бутылку Chateau Montrose, St-Estephe — чудовищно дорогого вина 7-летней выдержки. Незаметно полюбопытствовав о цене, Джастин слегка крякнул, но ничего не сказал, лишь коротко взглянул на Брайана. И… завис.

      Вежливо-сдержанный официант повторял вслух заказ, выслушивая короткие комментарии Брайана, а Джастин думал о том, насколько убийственно, обезоруживающе красив Брайан, рассматривал смуглую кожу открытых рук, скульптурные мышцы, длинные сильные пальцы, легонько постукивающие по лазурной кружевной скатерти, традиционную модельную стрижку, которую перед отъездом Брайан чуть укоротил, что скинуло ему сразу несколько лет.

      Джастин думал о том, что яркость и неординарность внешности партнера в сочетании с его обоюдо-острым, утонченно-напряженным характером, его перфекционизм, прекрасным вкусом и зашкаливающей амбициозностью, создавали ауру исключительности вокруг Брайана.       Парадоксальный контраст создавала мощь его харизмы и неожиданная обнаженность, беззащитность, которую сейчас Джастин видел невооруженным глазом. Это сочетание било окружающих невыразимой, одному Кинни свойственной сексуальностью, под властью которой, наверное, все и падали к его ногам. Джастин поймал его напряженно-распахнутый взгляд, слишком хорошо знакомый, чтобы сомневаться — Брайан был возбужден, и изо всех сил делал вид, что это не так.

      Джастин протянул через столик руку и накрыл ладонью ладонь Брайана. Тот едва заметно вздрогнул и посмотрел в его глаза. Их пальцы тут же сплелись в невыразимом, нежном танце — проскальзывая друг в друга, обвиваясь, поглаживая, лаская. Брайан чуть наклонил голову над столиком и прошептал:
      — Что ты делаешь, Sunshine…
      Получая немыслимое наслаждение от коротких ударов током по всему телу и нежности, разливающейся рекой от этих прикосновений, Джастин ответил:
      — Тебе не нравится?..
      — Бл*… — задавил Брайан возглас, потому что к столику подошел официант и принялся неторопливо разливать вино по бокалам. Джастин был уверен, - как только официант удалится, они бегом сорвутся в уборную и уже там, отпустят на волю внезапно охватившую страсть, но Кинни сделал почти невозможное в сложившейся ситуации. Неожиданно он спросил официанта: «Можем ли мы перенести наш заказ прямо в номер?».
       — В номер? — совершенно обалдел Джастин, и лишь в этот момент разглядел на титульном листе меню красивую надпись: «Hôtel Notre-Dame» — название отеля, в ресторане которого, оказывается, они сейчас и сидели.
       — Конечно, мсье, — ответил услужливый официант, — какой номер вы предпочитаете?
Брайан бросил короткий взгляд на изумленно улыбающегося Тейлора и коротко сказал:
       — Свободный.

      Догадавшийся обо всем молодой парень сдержанно улыбнулся и уточнил:
      — Заказ принести сразу или… чуть позже?
      — Только вино… О, нет! Мы его возьмем с собой, я позвоню Вам, как только… — он не договорил, но официант понял все и так.

      Это был очень маленький и очень дорогой отель. Брайан, можно сказать, швырнул в «огонь страсти» немалую сумму, о которой даже не вспомнил потом.
      По узенькой лестнице они почти вбежали на второй этаж и, не выдержав, сцепились друг с другом, прямо в коридоре, навалившись на дверь номера. С пятой попытки с тихим стоном Брайан, наконец, попал магнитной карточкой в устройство считывателя, — дверь бесшумно распахнулась, и они рухнули на белый, длинного ворса коврик в прихожей.
      Совершенно на автомате Джастин ударил ногой в открытую дверь, и она захлопнулась. Громко шлепнулась об пол пластиковая карточка, звякнула пряжка ремня. С дьявольской осторожностью Брайан отодвинул в сторону фотокамеру и бутылку вина, рюкзак Джастина, наполненный купленными книгами и сувенирами. Его расстегнутая белая хлопчатобумажная рубашка влетела в комнату, словно светящийся китайский фонарик, и Брайан стал, словно вихрь, — неотвратимый, мощный. Джастин завелся мгновенно, отвечая глубокими поцелуями, заглатывая его язык, подаваясь навстречу его рукам, скидывая рубашку, помогая справиться с джинсами.

      Брайан не раз ловил себя на том, что едва сдерживает слезы в моменты, когда был застигнут страстью внезапно. Такое происходило всегда только с Джастином — ни разу ни с одним, даже самым лучшим своим случайным трахом, Брайан не чувствовал ничего подобного. Только Солнышко мог выбить из него столь острые эмоции. Не очень любящий разговоры во время секса, именно с Джастином Брайан хотел говорить, шептать или кричать, и слезы всегда были слишком близко.
Это состояние пугало, словно подсознание предупреждало его о глубине открывшейся пропасти, в которую целиком он нырял сейчас.

      Но он ничего не мог поделать с этим: нежность голубых глаз обезоруживала, белая кожа плавилась под пальцами, и Брайан толкался в горячую узость, разжигая себя, так, что казалось, сильнее было уже невозможно. И Джастин услышал в тишине два слова, сказанные на выдохе, сквозь стон, на грани подступающей собственной разрядки:
      — Я… твой…
      Джастин кончил, заливая живот Брайана молочно-белым, слепляя в единое их тела. Брайан прятал лицо в его шею, и повторял исступленным шепотом:
      — …твой… твой…
      — Брайан… — пытался что-то ответить Джастин, прижимал его к себе, не веря собственным ушам и все сильнее открывающейся правде его истинных чувств. Если бы знать, если хотя бы предположить мог Джастин все это в тот день, когда они совместно приняли решение о его отъезде в Нью-Йорк… Мог ли Тейлор хотя бы представить, что будет так, когда отменялась их свадьба? Он прекрасно понимал теперь эмоции Бена при их первой встрече в Питтсбурге после его возвращения.

      — Бл*, молчи только… — шептал Брайан… — … с тобой… рехнуться можно.
      Их руки сплелись. Платиновые кольца чуть царапали друг друга, издавая тихий шорох и прохладный ветер из приоткрытого окна скользил вдоль слившихся воедино тел на полу в прихожей маленькой гостиницы на набережной Сены.

      ***
      Поужинав, и слегка захмелев от выпитого вина, они растянулись на кровати. Брайан как обычно, закурил, а Тейлор, до сих пор терзаемый своей неудачной утренней остротой, хотел задать Брайану вопрос: что же все-таки значила его фраза о модулях на панели, которые «сегодня будут»? Спрашивать было рискованно, особенно после того, что только что произошло, — Джастин боялся, что утреннее состояние снова охватит Кинни, стоит лишь заговорить об этом. Но любопытство одержало верх, и, стараясь максимально смягчить возможные осложнения, Джастин с поцелуем забрал из его губ дымящуюся сигарету.
      — И? — усмехнулся Брайан.
      — Слушай, Брай… А, все-таки, — Джастин перевел дух, — что ты имел ввиду, когда говорил "будут тебе сегодня по одному модулю на панели"?
Кинни притянул его к своему лицу, тем же способом забрал сигарету назад со словами: «Курить вредно», и немного помедлив ответил:
      — Я имел ввиду только то, что по одному модулю будут сегодня ночью на панели, — он иронично улыбнулся, наблюдая за отразившемся на лице Джастина серьезным мозговым штурмом, — но для этого нам придется вызвать такси, вернуться в квартиру мадам Терезы…
      Брайан прервался, сделал пару глубоких затяжек, и продолжил:
      — …принять душ, переодеться…
      — Мы куда-то идем?
      — Как ты думаешь, почему я согласился жить в этой бл* гламурной каморке, Джас?
      — И, почему же?
      — Иногда ты бываешь удивительно не сообразителен. Мы с тобой живем в пяти минутах пешком от квартала Маре...
      — Клуб, — утвердительно сказал Джастин и устроился на груди Брайана, положив подбородок на ладони.
      — Именно. Пора познакомиться с парижскими мальчиками, — в глазах Брайана ясно отразился Брайан Кинни пятилетней давности, и, несмотря на любопытство и охватывающий азарт, Джастин разволновался. Его снова охватило знакомое чувство тревоги.

      Когда они ехали в такси, Брайан молча протянул ему две цветные пластиковые карточки — пропуски в модный гей-клуб "La Luna", известный хай-тек дизайном и огромным количеством зеркал. Думая о клубе, Джастин все равно не понимал смысла фразы про модули и собирался задать вопрос еще раз.

      Они прикидывали что надеть в первый совместный «выход в свет» в одной из ярчайших столиц мира. Чувствуя, что Брайан слегка досадует на свой слишком строгий для Парижа стиль, Джастин предложил простой и эффектный ход: одеть Кинни во все белое, что выгодно подчеркнуло бы смуглую кожу и жгучую красоту худощавой фигуры Брайана, а самого Джастина — в черное, что стройнило бы его возмужавшее тело и выводило на первый план яркую блондинистую сущность.
      Когда оба в полной «боевой» готовности осматривали себя перед единственный большим зеркалом мадам Терезы, Джастин задал вторично свой вопрос.

      — Ну, посмотри сам. Видишь — по одному модулю: один черный и один белый, — ответил Брайан.
      — Ангел и Демон — неожиданно для себя сказал Джастин, обнял Брайана со спины, и его руки в тончайшей черной обтягивающей водолазке резким контрастом выделились на фоне ослепительной рубашки Брайана, разделяя его грудь пополам.

      Неожиданно, Брайан наклонил голову, и притянул пальцы Джастина к своим губам. Этот жест был понятен без слов - Тейлор улыбнулся, прикрыв глаза.
      — Надеюсь, почему мы будем на панели, тебе не нужно объяснять? — спросил Брайан.

      Джастин понял во что он пытается его втянуть: еще в Питтсе, в «Вавилоне» они начинали эту возбуждающую, азартную игру. Джастин обычно проигрывал Кинни в искусстве соблазнения, — Брай легко обставлял его благодаря опыту, сумасшедшей харизме и особой репутации первого жеребца Либерти-авеню, но сегодня ситуация была иной.
      Они были в чужой стране, их никто не знал, и у Тейлора теперь тоже имелся достаточный опыт. Впервые за много лет они были равны в шансах, возможно даже с некоторым перевесом в сторону Джастина за счет его возраста, и особой «магии» блондинов.

      — Я выиграю у тебя, — сказал Джастин.
      — Посмотрим, — усмехнулся Брайан, — Пари?
      — Пари.
      — Что угодно, Sunshine — прошептал Брайан в самые его губы, касаясь пальцами подбородка.
      — Это ты зря пообещал, потому что я буду спорить только на тебя, — хитро улыбнулся Джастин, и едва не до тошноты подкатившая к его горлу тревога, чуть отступила.
      Брайан пожал плечами:
      — Я говорил тебе… там, на полу… в номере гостиницы… — прошептал он, и прижал Джастина к груди. В этот момент Тейлор вновь ощутил сумасшедшее щекочущее нервы чувство, как пару часов назад, когда услышал два нереальных слова из уст Брайана Кинни.
      —  Ты мой… — рискнул повторить он вслух, и Брайан так стиснул его в объятьях, что Джастин едва смог вздохнуть, — но, если проиграешь, тебе придется это доказывать.
      — Почему? — Брайан отстранился и заглянул ему в глаза.
      — Потому что я буду сверху, — как ни в чем ни бывало ответил Джастин.
      — БЛ*!!! — Брайан отступил назад и навалился спиной на стену, всем видом сокрушаясь, как же легко он попался.
      — Пари, Брайан, — дело чести, — сложив руки на груди, «дожимал» Джастин.

      Брайан покачал головой, закрыл лицо руками. В пастельно-помадной маленькой квартирке мадам Терезы зависла ожидающая тишина. Что получил бы Брайан в случае выигрыша? Тело Тейлора? Но это то, что было всегда, и при любых обстоятельствах. Его сердце? Мог бы он выиграть сердце Джастина в качестве приза?
      Стало ли бы тогда равным такое пари, если учитывать то, что его-то сердце давно уже принадлежало Тейлору?
      Пари было изначально неравным.
Брайан до глубины души прочувствовал, кто из них двоих был Демоном сейчас, потому что только Ангел в этой ситуации мог улыбнуться, открыть лицо и ответить:

      — Согласен.


       Игры, в которые играют...


В клубе La Luna было очень людно. Человеку неискушенному легко можно было бы затеряться в толпе. Но, конечно, это не имеет отношения к "чете Кинни-Тейлор". Довольно быстро они сориентировались в пространстве на пересечении прямых: бар, танцпол, комнаты отдыха и (как же без этого!) – туалет.
      Бодрое техно и впечатляющий антураж танцзала создавали азартное настроение, которое искрило в воздухе средь полуобнаженных, или вызывающе одетых молодых людей. Впервые за много лет Кинни чувствовал себя в клубе странно: вокруг была одна молодежь и откровенная "зелень", на фоне которой он выделялся особенно сильно.
      Куда ни шло еще Джастин как-то вписывался в общую картину, но Брайану было не по себе. И тем не менее, даже это не влияло на страсть Кинни к «охоте».

      - Джас… – улыбнулся он, покрутив пальцем у себя над головой, поджимая губы и плечи, - такое ощущение, что ты выиграл, еще до начала игры.
      - Да ну? – Джастин удивленно уставился на него, не совсем понимая, о чем идет речь.
      - Посмотри сам, - Кинни обвел взглядом танцпол, в надежде зацепиться хотя бы за одну фигуру «постарше». Джастин проследил за его взглядом и наконец понял, что он имеет ввиду.
      - Эмм… предлагаю для начала немного выпить, - сказал он и, ухватив Брайана за руку, буквально потащил через толпу к бару. Бармен (тоже сильно «до» 25-ти) уставился на Кинни, несмотря на то, что инициативу на себя брал Джастин: заказал какой-то умопомрачительный коктейль, от пары глотков которого все лишние мысли из головы выветрились в один момент. Брайану потребовалось выпить значительно больше, чтобы почувствовать тоже самое.

      - Мсье американец? – спросил по-английски бармен, обращаясь к Брайану, и Джастин усмехнулся, решив понаблюдать.
      Брайан опустошил бокал, выразительно облизнулся (у Джастина зашевелилось сразу все, что могло зашевелиться – настолько сексуально это получилось).
      - Американцы, - ответил он, и одной рукой сгреб голову Джастина себе подмышку. Тот ойкнул и улыбнулся с выражением лица: «ну как-то так…».
      Бармен бросил на него короткий взгляд и снова переключился на Кинни:
      - Это странно, но думаю, Вы будете иметь успех.
      - Почему странно? – улыбнулся Брайан фирменной улыбочкой - «трахну всех».
      - Наверное, потому что вас пропустили сегодня, - спокойно сказал бармен.

      Джастин попытался было возмущенно присвистнуть, но, прижатая локтем Брайана, шея находилась в неудобном положении, и звук получился скорей забавный, чем возмущенный.
      - А что, не должны были? – продолжил разговор Кинни.
      - Ну… - бармен помедлил, подбирая слова, - сегодня «молодой гей». День для тех, кому до 20-ти.
      Намек был "очень тонкий". Можно сказать – "верх тактичности". Брайан рассмеялся и прикусил щеку. В этот момент Джастин вывернулся из захвата.

      - Надо учить французский, - сказал он, - на входе было объявление, но я не понял ни черта.
      - Нет, - сказал Кинни, сквозь смех, - думаю мы пришли как раз по адресу.

      В этот момент, бармен, по-прежнему не обращая внимания на Джастина, протянул Брайану сложенный вчетверо листочек бумаги, сопроводив его выразительным взглядом. Кинни развернул его и прочел: «Через 15 минут закончится моя смена. Встретимся?»
Джастин заглянул через плечо Кинни и успел разглядеть текст записки.

      - Ага. Выиграл Тейлор, - протянул он, создавая видимость разочарования. Но на самом деле, он с радостью наблюдал, как Брайан, внимательно разглядывая бармена, преображается в сексуального хищника. Джастин терял голову от такого облика Кинни и тогда, когда они только познакомились, и сейчас.
      - Похоже, Джас, это мой второй номер – негромко сказал Брайан, и Джастин, ругнувшись про себя, понял: если у него есть большое желание заполучить Брайана Кинни в положении «снизу», то, придется очень постараться.
      - Эмм… второй? – спросил Джастин, подпадая под влияние партнера.
      - У меня есть целых 15 минут, Sunshine. Как раз достаточно, чтобы найти первого.
      - Ааа… – обалдело выговорил Джастин.
      - Ага, - облизнул нижнюю губу и слегка прикусил ее Брайан.
       - Похоже не видать тебе моей задницы, Sunshine, - издевательски протянул Кинни, и коснулся губ Тейлора ленивым поцелуем. Джастин дал на него короткий агрессивный ответ, раздвигая губы Брайана, толкаясь языком в самое небо.
      - Посмотрим! – сказал он, и отстранился. Брайан перевел дух.
      - Верим на слово? – прищурился Кинни.
      - Почему нет? – усмехнулся Джастин.
      - А вдруг ты мне соврешь? – Брайану достаточно было заглянуть в его глаза, коснуться ладонями талии, чтобы Джастин понял, что еще немного, и он «поплывет» в его руках. Этого необходимо было избежать, иначе проигрыш обеспечен.

      - У нас… честное пари, - как можно тверже сказал Джастин и вывернулся из его рук.
      - Погоди! – Брайан пошарил по своим карманам и сунул ему в руку пачку презервативов.
      - Брай, в клубах этого добра… - усмехнулся тот.
      - Нет, – отрезал Брайан, и Джас заметил тень беспокойства на его лице.
      - Обещай, что будешь использовать только мои, - сказал он вполголоса, и снова притянул его к себе.
      - Брай… ты зря беспокоишься…
      - Это надежный производитель, Джастин. Всегда пользуюсь только ими. Я хочу быть уверен… - он не договорил и сжал губы. Тейлор внезапно понял, крепко обнял Брайана и сказал:
      - Обещаю, раз ты так хочешь.
      - Тогда вперед, Sunshine, иначе…
      - Мне не видать твоей задницы – закончил фразу Джастин, усмехнулся и нырнул в толпу.
      - А можно, я сам буду заканчивать свои фразы, - слегка раздраженно сказал Брайан, глядя ему вслед, но поняв, что выговаривать поздно, вздохнул и умолк. Он постоял так с минуту, разглядывая танцующих в том месте, куда ускользнул от него Джастин, и решил, что бармен все-таки будет №1.

      Брайан вернулся к барной стойке. Бармен стоял к нему спиной и снимал с головы бандану, из-под которой неожиданно вывалилась копна длинных, почти до плеч темных волос. Он неторопливо обернулся и встретился взглядом с Кинни: у парня были карие, немного раскосые глаза, по восточному типу, прямой нос и красивой формы, строгие губы.       Черная приталенная рубашка, расстегнутая на три пуговицы сверху, подчеркивала фигуру и открывала отлично подкаченную грудь. Джинсы на бедрах завершали образ утонченного соблазнителя.
      Он немного рисовался перед Кинни, и, судя по всему, рассчитывал на долгую прелюдию – танец, или предварительные ласки. И Кинни шокировал, его, без лишних церемоний вытащив из-за стойки за пряжку ремня.

      От неожиданности, бармен залепетал что-то по-французски, и испуганно захлопал ресницами. Взволнованный лепет на незнакомом языке сработал как афродизиак – Брайан обнаружил за баром узкую дверь, впихнул туда парня, вошел следом и запер ее на защелку.
      Здесь было сумрачно – винный склад освещался единственной слабенькой синеватой лампой. Брайан прижал парня к стеллажу – звякнули бутылки. «Сколько же здесь должно быть чудесных французских вин!» - подумал Брайан.
      Парень был растерян, не ожидая такого напора. Все также не отпуская пряжку, Кинни погладил его по груди другой рукой. Взгляд у Брайана был возбужденный и тяжелый – слегка напуганный бармен затих, не представляя, что ждать от «этого американца».
      Поняв это, Брайан обезоруживающе улыбнулся и прошелся осторожными, нежными поцелуями от виска до ключицы, расстегивая «по пути» рубашку. Парень расслабился и часто задышал. В этот момент Кинни резко дернул пряжку и молнию на его джинсах. Тот ахнул и снова что-то залепетал по-своему. Француз был возбужден и, как-будто, немного возмущен внезапностью Брайана. Тогда Кинни остановился на некоторое время, словно раздумывая, - продолжать или нет. Тогда бармен, наконец, вспомнил английский язык:
      - Я хочу тебя… - прошептал он.

      Уж кого-кого, а Кинни точно не надо было уговаривать, - он быстро повернул парня спиной. Их руки, преодолев некоторую борьбу друг с другом, в конце-концов уперлись в донышки бутылок, которые начали ритмично позвякивать между собой. Брайан уже вводил в него пальцы, прикусывая кожу на загривке, когда француз, спохватившись, воскликнул:
      - … здесь… нельзя...
      Но искуситель Кинни уже вошел в него и стал медленно двигаться, постепенно ускоряя темп. Тогда француз застонал, совершенно забыв о том, что, действительно, «здесь нельзя, и можно только в комнатах отдыха».
      - ...ничего… мы быстро… - сказал Брайан и толкнулся сильнее.       Француз снова заговорил на родном языке, откидывая назад голову. Шикарные волосы упали тяжелыми волнами, перекрыв половину спины, и Брайан крепко ухватился за них.

      «Лань» - подумал он про себя, и представил, как тигр играет с пойманной ланью, перед тем, как разорвать ее в клочья. Картина, нарисованная в мыслях, мгновенно завела его: Брайан издал короткий рычащий звук, от которого у француза подогнулись коленки.
      - Лань… нежная… лань… - шептал Брайан, чувствуя, что разрядка близка. И вдруг услышал довольно чисто по-английски:
      - Еще… пожалуйста…
      Он сделал три сильных толчка, обхватил член француза, чуть-чуть сжал его, доводя до разрядки, и с рычанием кончил, прижимая горячее тело к себе. Бармен издал протяжный стон, в котором Брайан с удовольствием расслышал ноты восторга, обмяк в его руках и замер, дожидаясь, когда Кинни отпустит его.
      - Номер один, - сказал одними губами Брайан, застегивая джинсы. Он с наслаждением наблюдал за тем, как бармен оборачивается, пытается отдышаться и обалдело улыбается, глядя на него.
Лань была довольна. Собственно, как и тигр.
      - Это было… очень круто… - прошептал парень, - я Люк… а ты?
      - Мистер крутой трах, - без особого романтизма ответил Брайан.
Бармен разочарованно поморщился, одеваясь и пробормотал:
      - Мне жаль...

      Кинни щелкнул дверным замком. Танцевальные ритмы мгновенно ворвались в маленький винный погребок, где он оставлял смущенно улыбающегося, нежного француза по имени Люк. Перед тем, как выйти, Брайан обернулся, притворно-печально произнес:
      - Такова жизнь, мон шер.

      Он буквально вбежал на танцпол и яростно присвистнул, вскидывая руки вверх. Мысли о собственном возрасте больше не тревожили, - едва он принялся танцевать, вокруг завертелись три очаровательных юных существа всех цветов радуги: рыженький, блондин и брюнет. Кинни улыбнулся, охаживая каждого и выбирая не спеша.

      Когда чудесная троица окружила его со всех сторон, проявляя явную заинтересованность, Кинни подумал: «В конце-концов, в «правилах» не сказано, сколько парней можно трахать за раз», и подключился к игре четвертым «голосом» в квартете.

      Раунд оказался весьма удачным: каждый из парней принял на себя ту роль, которую определил для него Брайан, но рыжий неожиданно оказался истинным мастером минета и Кинни едва не отключался от острых ощущений, то и дело теряя лидирующие позиции.
      Блондин потрясающе целовался, стонал и толкался в ладонь Кинни каменным стояком, брюнет вылизывал ему пальцы и прикусывал соски. Парни делали все настолько слаженно, словно всю жизнь репетировали, и Брайан отпустил себя, наслаждаясь, как это бывало в «Вавилоне» в прежние времена. Однако, то, что сейчас все иначе подтверждала единственная, бьющаяся на краешке сознания беспокойная мысль: «Где Джастин, интересно?».

      Когда все завершилось, Брайану как обычно захотелось курить. Он достал сигарету и все трое, как по команде, щелкнули зажигалками. Чувствуя себя по-королевски, Кинни усмехнулся, выбирая, кого же из троих осчастливить своим выбором. «Кот, лисица и чертов вампир…» - думал Брайан. Однако, при прочих равных, конкурентов не могло быть только у Рыжего, и, снисходительно улыбаясь, Брайан наклонился к его зажигалке. Двое других разочарованно вздохнули.
Брайан затянулся, окутав себя облаком дыма, и, не прощаясь, покинул комнаты отдыха.

      Он вернулся на танцпол.
      Прекрасное настроение переливалось в мускулы, в мысли, в глаза и губы, в бедра и плечи. Внимание юных мальчиков очень радовало Брайана – откровенные взгляды и заигрывания сыпались на него словно из рога изобилия. Сияющий всеми цветами радуги Париж разжег в нем настоящий азарт, и спустя каких-то полчаса, Брайан пошел на второй раунд с двумя похожими друг на друга, как близнецы-братья парнями.

      Пока Кинни медленно трахал одного из них, второй обнимал его за плечи и целовал так, что Брайан сбивался с темпа. И первый тут же давал понять об этом нетерпеливыми стонами… В конце-концов, этот раунд оказался не хуже первого, и Брайан наслаждался во всю.
      Одно лишь по-прежнему беспокоило его – где Джастин?
      Когда с «братьями» было закончено, Брайан решил его найти.

      Он искал его долго и настойчиво, пока не разглядел, наконец, издалека белобрысую макушку. Джастин выдавал вызывающе эротический танец с двумя парнями. Один был на вид его ровесником, второй – чуть моложе. Брайан улыбнулся, наблюдая эту картину – Джас, не смущаясь, на всю катушку использовал его тактику, соблазняя парней «пачками».
      Танец Джастина был полным отрывом. Он, танцевал с прикрытыми глазами, дразня парней короткими ласками, быстрыми поцелуями, мимолетными, как бы случайными объятиями. И эти двое вились вокруг него, словно змеи, перед заклинателем. Брайан не сразу понял, что стоит посреди толпы танцующих и неотрывно смотрит на меняющееся выражение его лица, на пластику движений его тела, на руки, обвивающиеся вокруг талии одного из парней.
      Зрелище явилось Брайану дьявольским искушением.. Оно возмущало и возбуждало одновременно, и от этого становилось невыносимым, как тогда, в Латинском квартале, когда Джастин флиртовал со студентом Сорбонны. Брайан хотел его прямо сейчас, - к черту этих двоих, и плевать на пари. Пусть он проиграет, но сейчас он должен получить Джастина Тейлора, этого заклинателя душ.

      Брайан стал постепенно пробираться к танцующей троице и ловко вписался между ними, оттеснив «лишних». Джастин танцевал с закрытыми глазами, полностью растворяясь в музыке, и не сразу понял, что это Брайан обнял его за талию.
      Но стоило открыть глаза, как Кинни втянул его в медленный поцелуй, дразня языком, запуская ладони под водолазку, притягивая к себе все теснее. Получив короткую передышку между затяжными поцелуями, Тейлор успел сказать:

      - Трое…
      Брайан усмехнулся, запустил ладонь под ремень со спины Джастина и прошептал в самые губы:
      - Шестеро…
      - Как, бл*, у тебя это получается, Брай? - разочарованно простонал Тейлор.
      - Опыт, мой мальчик, – улыбнулся довольный Кинни, прикусывая губу.
      - И хитрость. Кажется, ты только что отшил мой третий и четвертый номер, - усмехнулся Джастин.
      - У меня есть для этого серьезное оправдание, Sunshine - Брайан прикусил щеку.
      - Оправдание? У тебя? – рассмеялся Джастин, успевая между делом отвечать на возбуждающие поцелуи, - не смеши мои тапочки, Брай...
      - Хочу тебя… сейчас… – горячо зашептал Брайан и Джастина словно током насквозь прошил этот шепот. Он вжался в него всем телом, но Кинни не спешил.

      В это время музыка сменилась на медленную балладу, и Брайан начал неторопливые ласки, словно танец, обнимая Джастина, кружа вокруг себя, целуя, подстраиваясь под его пластику, шепча что-то. Они сплетались пальцами, ладонями, плечами, Брайан целовал его грудь, задрав высоко черную водолазку… Их единение в танце привлекло внимание тех, кто случайно оказался рядом. Танцующие парами разбредались в разные стороны, и только вокруг них не было никого. Окружающие расступились, освобождая место.

      - Так… не… честно… - шептал Тейлор с закрытыми глазами.
      - Разве я обещал… что… буду играть… по правилам, Sunshine?
      - Бл*… Брай…
      - Весь внимание…
      - Хочу тебя… пойдем… куда-нибудь
      - Не спеши, - голос Кинни Джастин слушал словно под гипнозом.

      Брайан стянул с него водолазку и заскользил языком по шее, через ключицу и вниз, к ямочке пупка, присев на мгновение, потом резко увеличил темп – вскочил и ухватив Тейлора за бедра, вжался в него твердым стояком. Он тянул время и возбуждался все сильнее, увлекая за собой Джастина...

      В самый разгар их страстного танца на танцполе появился эффектный парень, лет 19-20. Он только что принял из рук бармена бокал коньяка, и собирался начать собственную охоту.
      Зеленоглазый блондин, чуть выше Джастина ростом, был одет в распахнутую бордовую рубашку и тонкие белые джинсы. Яркий, возбужденный, он пробирался сквозь толпу в поисках партнера, и неожиданно вышел в круг, который расчистили для Брайана и Джаса танцующие. Их эротический танец захватил все его внимание. Парень стоял с минуту как вкопанный, не в силах оторвать глаз от магического действа, затем нахмурился и нырнул в толпу.

      Настроение его заметно упало, - он снова отправился в бар, заказав в этот раз двойной Лонг Айленд. Не замечая нежного мальчика с голубыми глазами, изо всех сил пытающегося обратить на себя его внимание, парень в бордовой рубашке молча выпил, вздохнул и заказал еще. Он стоял у стойки бара уже добрых минут двадцать, отвергая все предложения (а их было немало), когда почувствовал чьи-то настойчивые ладони на своей талии и завораживающий голос прошептал ему на ухо:
      - Вечер добрый, Илья. Кажется, в Москве мы не закончили?

      Рогозин резко обернулся и увидел красавца Брайана Кинни - менеджера талантливого американского художника – Джастина Тейлора, которого этот самый менеджер минут 20 назад едва не трахнул прямо посреди танцпола… Откровенный танец этих двоих до сих пор стоял перед глазами Рогозина, он никак не мог сбросить с себя наваждение. А сейчас, когда Кинни был так близко, оно только усилилось.

      - Брайан?.. – Рогозин постарался улыбнуться, но получилось не очень. Взгляд у Кинни был тяжелый, предвосхищающий такой же тяжелый разговор. Необходимо было собраться с мыслями, но Кинни уже пробрался ладонями под ремень его джинс, дразня и возбуждая.

      Илья старался не реагировать. Не получалось. Как и тогда, в Москве. Но увы, правда была в том, что они, действительно, «не закончили». Илья отчетливо вспомнил сейчас вечеринку-закрытие: Кинни долго откровенно, и беззастенчиво отвечал на его заигрывания, но, как только Рогозин завелся всерьез, иронично улыбнулся, произнес тост, выпил бокал шампанского и… сбежал.
      И ведь они успели договориться обо всем: Милле даже сделал официальное приглашение... Только дальше все пошло не так, как планировалось, и, судя по всему, Брайан Кинни не собирался выслушивать его оправдания.

      Брайан вел его за собой в комнаты отдыха. Рогозин шел следом, зная, что объясняться рано или поздно придется: после секса, или во время секса. Возможно, даже вместо секса.
      Намерения Кинни Рогозин угадать не мог ни тогда в Москве, ни сейчас, несмотря на то, что внешне все выглядело довольно очевидно. Они вошли в первую попавшуюся свободную комнату, и Кинни молча дернул молнию у него на джинсах.

      - Брайан… Я хочу объяснить…
      - Обязательно объяснишь. Позже.
      «Сначала я тебя трахну…» - подумал Брайан и понял, что слишком разозлен. Кинни терпеть не мог невыполненных обещаний, и эта случайная встреча на кураже в парижском клубе, сразу после быстрого, эмоционально выматывающего секса с Тейлором (после долгой прелюдии на танцполе, они едва успели найти свободный угол в комнатах отдыха) вырастила в душе обиду за Джастина до небес.

      Зеленоглазый русский в руках Брайана не был ни ласковым, ни податливым, он словно раздумывал, как себя вести. Кинни смутно чувствовал в этом парне что-то очень знакомое, как тогда, в Москве, но точно описать, что чувствует не мог. Он старался угадать, каким будет художник Илья Рогозин - его номер 5?
      Выдержав небольшую паузу, Илья неожиданно ответил ему очень страстно, на высокой скорости, с быстрыми, жалящими поцелуями. Они касались друг друга нервно, зло, кусались, сталкиваясь зубами… Это длилось довольно долго, но в итоге ни к чему не привело, поскольку каждый из них хотел того же, что и партнер. Наконец, поняв это, они остановились.

      - Судя по всему, ты никогда не бываешь снизу… – сказал Кинни и сложил руки на груди, стараясь отдышаться.
      - Собственно, как и ты, - переводя дыхание ответил Илья.
      Брайан холодно рассмеялся:
      - То есть, в Москве ты рассчитывал меня завалить?
      - Почему нет? – Рогозин не знал, то ли ему улыбнуться и перевести все в шутку, то ли говорить начистоту. Брайан был слишком непонятной для него личностью.
      - Потому что ты это не сейчас понял, – Кинни стал серьезен.
      - Ты мне понравился… – уклончиво ответил Рогозин, следя за реакцией американца.
      - Охотно верю. А теперь ближе к делу. Что ты хочешь от меня? Точнее, что ты хотел от меня в Москве?
Рогозин тоже сложил на груди руки и спокойно сказал:
      - Нью-Йорк.
      - Ну, кто бы сомневался. Только сначала должен был быть Париж. Я ясно тебе дал понять это. Что, работы Тейлора оказались недостаточно талантливы?! – Брайан закипал изнутри, но старался не показать этого.

      Рогозин нахмурился и прошелся по комнате туда-сюда.
      - Не в этом дело. Твой протеже гениален, на мой взгляд, хотя мне не очень близка такая манера письма…
      - Тогда, какого черта?! – не выдержал Кинни.
      - Милле слишком раздул проект, не уладив до конца дела с финансированием. Когда он доложил управляющей фирме количество участников, генеральный директор вежливо послал его нах*, потому, что в смете столько не было предусмотрено. Тогда ему пришлось срезать тех, кто подключился в последний момент. И Тейлора в том числе...
      - Бизнес по-французски, бл*… - резко прокомментировал Брайан и тоже прошелся из стороны в сторону.
      - Поверь, я сделал все, что мог, но этого оказалось недостаточно.
      Брайан опустил руки вниз, и спросил:
      - Ладно. Допустим, ты не лжешь, в чем я, честно говоря, не уверен. Ответь на один вопрос... Мне всегда было интересно. Вот ты трахаешь Милле…
      - Бл*… Это чересчур, Кинни, - Илья усмехнулся, давая понять, что не очень готов говорит об этом.
      - Почему же? – не обратив внимание на усмешку продолжал Брайан, - ему, наверное, хорошо за 40, если не все 50. Тебе нравятся парни постарше?
      Рогозин покачал головой.
      - Откровенность за откровенность. Идет?
      - Ок.

      Брайан не понимал почему все сильнее и сильнее заводится. Злость буквально разъедала его изнутри, и истинных ее причин Кинни не осознавал. Это была уже не обида за Джаса, пусть с нее все и началось, это было что-то другое, важное для него лично.

      Рогозин пожал плечами и спокойно сказал:
      - Все довольно просто: Милле – это Париж. Ты – это Нью-Йорк.
      Брайан присвистнул, сделал вокруг Рогозина круг, остановился и вновь сложил на груди руки:
      - А не чересчур ли ты циничен для своего возраста, мальчик? Сколько тебе? 19-20? А как же любовь-секс-страсть? И прочие радости жизни?
      - Любовь? Вау! И это мне говорит гей лет на 15 меня старше – заржал Илья, откидывая корпус назад, невольно демонстрируя отличный пресс. Брайан заинтересованно разглядывал Рогозина, стараясь понять, чем же таким русский его так сильно цепляет и отталкивает одновременно?
      - Неужели мы будем говорить об этом? – Рогозин улыбнулся.
      - Почему нет, если трахнуть тебя я не могу? – ответил Кинни.
      - Как и я – тебя, – в зеленых глазах Рогозина «зазвенела сталь».
      - Ок. Мы оба не можем друг друга трахнуть, - Брайан усмехнулся и вновь ощутил прилив раздражения, - и все-таки - ты не ответил.

      - Я не верю в любовь и брак, Брайан. Это бомба с часовым механизмом: не знаешь, когда рванет. В любом случае – такое не для меня. До сих пор обходился без этой романтической лжи, и собираюсь обходиться дальше.
      - Даже так? - Брайан недоверчиво приподнял брови.
      - Именно. Я верю в секс. Удовольствие по взаимному согласию. Никаких обязательств, сожалений. Никаких проблем, короче говоря.

      Кинни очень захотелось уйти, не оглядываясь, но ноги словно вросли в пол. Зачем-то судьба подкинула ему этого парня сейчас, словно дразнила: вот, мол, посмотри на себя! Только сейчас ты и можешь увидеть, как все было на самом деле, потому что ты женат, открыт и любишь.
      Конечно, Брайан все видел. Почему-то было больно, и не все равно. Резало по нутру противоречие личных эмоций и реальных мотиваций: ведь Рогозин тоже был ему интересен лишь постольку, поскольку интересно было «добыть» для Джастина Париж.
      - Твоя очередь, – сказал Илья.
      Брайан ничего не ответил. Он сделал несколько шагов к выходу, остановился, раздумывая, и, взявшись за ручку двери, все же нехотя обернулся:
      - Спрашивай.
      Ему хотелось, чтобы Рогозин спросил хоть что-то о Джастине, словно это могло облегчить раздражающе тяжелое впечатление, которое русский производил на него. Брайан словно смотрел в зеркало - парень был точной его копией шестилетней давности. И несмотря на узнавание и предсказуемость дальнейшего, Кинни все же слегка передернуло от того, насколько по-деловому и без эмоций прозвучало:
      - Если я организую для Тейлора Париж, обещаешь ли ты мне Нью-Йорк?
      Брайан не сразу ответил. Перед его глазами промелькнули воспоминания пятилетней давности, когда он, без тени сомнения собрался уехать из Питтсбурга в Нью-Йорк, и уехал бы, если б не обстоятельства; когда он, ни слова не говоря, уезжал на гей-тусовки, не задумываясь о том, что чувствует Джастин, где он и с кем…
      Ему казалось, что это была чья-то чужая жизнь, не его. Именно сейчас он был собой, несмотря на мучающие мысли, несмотря на обнаженность чувств перед Джастином, - жизнь заново обрела смысл.
      А напротив стоял «русский Кинни», только жестче и циничней, потому, что сам Брайан никогда настоящим циником не был. И тем более – не был равнодушным к людям, в которых нуждался. С деловыми партнерами он поддерживал прекрасные отношения, у него были друзья, которые любили его, и которых любил он. А Джастин… да что вспоминать!? Тейлор всегда был для него важен, даже когда признавать это не было ни малейшего желания.

      Но русский мальчик был циником на самом деле. Ему никто не был нужен: рациональная, осознанная самодостаточность. Дьяволенок с ангельской внешностью: светлые, вьющиеся волосы, холодные зеленые глаза, крепко сбитая фигура, чувственные губы. Их бы целовать и любить.
      «И ведь кто-то наверняка любит, - думал Брайан, - в таких влюбляются легче всего…» Брайана неприятно задело это, словно он думал о себе самом в недавнем прошлом.
      «Прекрасное Новое поколение... Ок, сыграем по твоим правилам» - решил он. Брайан улыбнулся, взглянул напоследок в глаза Рогозина, и сказал, перед тем, как уйти:
      - Я обещаю тебе Нью-Йорк, малыш. Но. Только после Парижа.

      Его охватило неодолимое желание разыскать Джастина. Брайан шел через танцпол туда, где они расстались почти час назад, но обнаружить его удалось совсем в другом месте.
      Тейлор был… на подиуме. Конечно, не один.
      К впечатлению от разговора с Рогозиным добавилось не меньшее потрясение: Джастин танцевал откровенный танец с тем самым студентом Сорбонны, флирт с которым, Брайан снял на камеру днем...
      Он не сводил глаз с изящного паренька с раскосыми восточными глазами, который вился вокруг Джастина. Солнышко улыбался ему…
      «Это только игра… только номер… какой-нибудь. Пятый, шестой…» - неосознанно уговаривал себя Брайан.

      Парни имели явный успех – их танец сопровождался свистом, одобрительными выкриками и Кинни смотрел на все это, словно сквозь морок, не двигаясь с места, забыв даже про Рогозина. Трудно было видеть, насколько движения Тейлора гибки, как он легко «крутит» темноволосым красавцем, и как тот явно готов на все.
      - Ты, кажется, удивлен? – услышал он голос за спиной. Брайан обернулся. Рогозин смотрел на него со спокойной улыбкой. Без издевки, без намека на что-либо. Он говорил, словно констатировал факт, или сообщал о погоде на завтра:
      - Неужели ты думал, что такой, как Тейлор, рано или поздно не найдет себе кого-нибудь помоложе? Или ты думаешь, если бы мне не нужен был Париж, я бы стал трахать Милле? – русский легко рассмеялся.

      Этот смех спровоцировал еще более острые воспоминания: «Твое время ушло. Я разорву тебя на части, и это произойдет очень скоро…» - Брайан буквально увидел вместо лица Рогозина лицо Брендона, вспомнил их «дуэль» и утекающее сквозь пальцы время.
      Всего лишь время…
      Время.

      - Иди нах* Илья. Это не твое, бл*, дело! – отрезал побледневший Брайан, стараясь собрать себя по кусочкам. Но внутри все разбивалось, рассыпалось, расслаивалось и падало, падало, падало под ноги танцующим. Под ноги Рогозина, под ноги… Джастина.
      - Колечко, кстати, очень ничего, - коснулся он пальцев Брайана, - платина кажется? - Рогозин улыбнулся, и исчез также быстро, как появился.

      Пари перестало быть интересным Брайану. Он взял в баре какой-то коктейль, от которого сразу же повело голову и притупились чувства, и направился в комнаты отдыха.
      Почти в невменяемом состоянии он трахнул совершенно юное коротко стриженое создание, которое едва не растворилось в его руках.       18 парню, наверное, исполнилось только «вчера», он был совсем неискушен, - Брайан долго мучил его ласками, выдерживая на грани, и мальчишка сдерживался до последнего, пока не излился с коротким высоким криком. Потом что-то лепетал по-французски, заглядывая Брайану в глаза, а Кинни крепко стискивал его в объятьях, оставлял на нежной шее засосы, и не отпускал. Ему было очень страшно.
***

      По дороге из клуба, в темноте сентябрьской ночи, освещаемой бледными желтоватыми фонарями, Джастин с удовольствием рассказывал про студента, с которым танцевал, про «восточного принца», как его назвал про себя Кинни.
      Оказывается, звали его Мэтью, он студент третьего курса факультета философии. Брайан непрерывно курил, вставлял короткие ироничные реплики и не мог не смотреть на Тейлора, замечая, как сияют его глаза, как он счастлив, даже просто рассказывая о Мэтью.
      Брайан смеялся вместе с ним, задавал уточняющие вопросы, подшучивал над Джастином, а в груди обжигающей лавой разливалась острая тоска. Слова Рогозина врезались в мозг, словно они и есть – правда, освещающая единственное неизбежное будущее для него.

      Джастин, увлеченный рассказом, не замечал состояния Брайана: впрочем, оба были слишком накачаны алкоголем и травой, чтобы улавливать нюансы. Когда они оказались у двери квартиры мадам Терезы, Джастин, вспомнив о пари, притиснулся к Брайану всем телом и спросил, лукаво заглядывая в глаза:
      - Подведем итоги, Брай?
      - Давай, - заставил себя улыбнуться Брайан, понимая, что проиграл в любом случае, и дело совсем не в подсчете «звездочек на фюзеляже».
      - Шестеро! – с гордостью сообщил Джастин.

      Брайан смотрел в бездну голубых глаз, одурманенных танцами, сексом, травой и алкоголем, касался белой кожи, бархатной на ощупь, тонкой талии, густых волос, опьяняющих родным ароматом, сквозь которые он пропускал свои пальцы…
      Он был не в силах налюбоваться.
      Джастин, если можно так сказать, был в самом расцвете своей молодости и красоты. Мальчишеская тонкость заменилась мягкой силой и дерзостью. Наверное, впервые красота Тейлора так остро осознавалась Брайаном. Он видел не только его сексуальную привлекательность, но и что-то еще, что было важнее, что сильнее и неотвратимее привязывало его к нему.

      Брайан поцеловал краешек губ Джастина. Точно зная, что на его счету 11 самых чудесных молодых парней, какие только могли встретиться в клубе, говорящих на трех языках – французском, английском и испанском, не считая, пожалуй, русского, Кинни прошептал Джастину на ухо:
      - Ты выиграл, Sunshine…

      Едва успев захлопнуть дверь, они ввалились в квартиру.       Возбужденный Джастин еще в прихожей опустился перед ним на колени, одновременно расстегивая ему джинсы. Кинни, как и всегда, старался играть с ним своими улыбками, быстрыми касаниями, то захватывая инициативу в свои руки, то вновь отдавая ее Джастину.
      Он шутил, даже смеялся с едва заметной ноткой истерики в голосе.

      Они долго и страстно целовались. Руки Джастина скользили по обнаженному телу, умелые, любимые губы были везде... Хотелось отключиться и забыть обо всех страхах, но Брайан не мог.
      Когда, наконец, Джастин сделал первый толчок, почему-то стало настолько больно, что Брайан дернулся, едва не вскрикнув.
      Джастин, ощутив с трудом уловимое движение, остановился...

      Он стал целовать ему загривок, нежно лаская плечи, шепча что-то… Брайан не слышал, что.
      Ему казалось, что он снова едет по шоссе, выбиваясь из сил. Из Торонто в Питтсбург. Только без Майкла.

      Это был личный путь, который он был почти уверен, - ему придется пройти. Такова жизнь. "Всего лишь, жизнь, Брайан..."

      Но Джастин об этом не знал.

      Также, оба не знали того, что в эту ночь, на электронную почту Кинни пришло письмо. Это было приглашение «мистеру Дж. Тейлору принять участие в арт-показе Осеннего фестиваля искусств», который стартует в Париже буквально через четыре дня…


       Улыбка Джоконды


Джастин никак не мог понять, откуда у Брайана эти темно-зеленые джинсы и ослепительно белая, удлиненная туника с глубоким разрезом на груди. К тому же, эти светло-серые мокасины — откуда? Весь день он силился вспомнить, когда они были куплены. Но память не предлагала ничего определенного. Совершенно точно только то, что все это куплено без него, до него, или же после него. Может быть в тот год, когда он жил в Нью-Йорке, или во время поездок Кинни на Майами, или в Австралию, или еще куда - к черту на рога... Почему-то Джастину очень нужно было вспомнить, словно от этого зависело что-то важное.
      Телефонный звонок выбил его из состояния сосредоточенного оцепенения. На дисплее высветился номер нового знакомого — Мэтью, который стал его последним, шестым номером во вчерашнем клубном пари. Джастин опасливо покосился на Брайана и ответил:
      — Привет, Мэт…
      Руки Брайана, застегивающие единственную маленькую пуговичку на груди, на мгновение замерли. Нервы взвинтились до небес, но Кинни смог справиться с собой, уступая неизбежному: «Куда деваться? Куда он денется? Куда я денусь, если вдруг?.. Да куда ты денешься, Кинни!» Брайан вздохнул, и отправился в прихожую к зеркалу. Уже оттуда он услышал:
      — Браай! Мэт предлагает без очереди провести нас сегодня в Лувр! Он, оказывается подрабатывает там в одном из залов, смотрителем. Пойдем? Это же здорово — не стоять в очереди…
      «Конечно здорово, еще бы. Сам Восточный принц предлагает, разве можно отказываться?!» — подумал про себя Брайан, но вслух ответил:
      — Почему нет? Мы туда уже третий день попасть не можем.
      Брайан натянуто улыбнулся собственному отражению в зеркале и вернулся в комнату. Резкий контраст его ослепительной стильности и мрачного выражения лица заставили Джастина внутренне содрогнуться: «Черт возьми! Откуда у него этот костюм? И почему язык не поворачивается спросить?»
      — Кстати, Джастин. Вчера по почте я получил для тебя приглашение на Осенний фестиваль, — деловой тон голоса Брайана почему-то совсем не удивлял, — Париж все же состоится. Надеюсь ты рад?

      Маленькая студия, словно стала еще меньше. В окна ворвался порыв ветра и распахнул глубокий вырез на тунике Брайана, открывая смуглую, идеальной формы грудь.
      — Я очень рад! А что там — показ, проект или реклама? — спросил Джастин буквально «залипая» на чертовом вырезе.
      — И то, и другое, и третье. Пока ты спал, твои работы уже... — Брайан заглянул в смартфон — уже где-то на полпути из аэропорта. Кстати, я подумал, что неплохо было бы добавить на всякий случай слайд-репродукции. Могут пригодиться. — Кинни замолчал.
      Он бросил лишь один выжидающий взгляд, но, опасаясь быть разгаданным, тут же отвернулся.

      «И браслет на запястье странный. Откуда металл? Брайан никогда не носил ничего из металла. Эти его ракушки вечные. Они, бл*, где?!» — думал Джастин, в тысячный, наверное, раз разглядывая наряд Кинни, эффектно подчеркивающий его небрежно-элегантную походку, гордое достоинство улыбки и расслабленные, царственные жесты, пока они не спеша спускались по лестнице вниз, чтобы сесть в автомобиль-кабриолет и покатить по пасмурному Парижу в сторону знаменитой резиденции французских королей.
      «Все-таки он лучший…» — думал Джастин, и тем не менее, невольно сравнивал его с юношеской гибкостью Мэтью, красотой его гладкой кожи и притворной невинностью восточных карих глаз. А эти губы… Джастин замотал головой из стороны в сторону, силясь прогнать наваждение вчерашнего сладкого свидания с этим юношей в одной из почти свободных комнат отдыха клуба La Luna.
      «Но все-же. Когда он купил все это? И почему я ни разу не видел на нем ничего подобного? К примеру, вчера в клубе… Почему он не оделся так вчера?» — думал Джастин, украдкой разглядывая сосредоточенное выражение лица Кинни за рулем, его гордый профиль и темные очки.

      «Темные очки? В пасмурную погоду? Или он не хочет, чтобы я видел его глаза?»
Джастин не заметил, как машина остановилась на одной из забитых под завязку парковок довольно далеко от дворца. Брайан улыбнулся, снял очки и вгляделся в хмурое небо.
      — Надеюсь дождя все же не будет, — полу-утверждающе-полу-вопросительно сказал он, быстро и внимательно оглядев с головы до ног работника парковки, парня лет…
      «Бог знает сколько парижанам лет! Все они выглядят так, словно каждое утро у них начинается в салоне красоты», — подумал раздраженно Джастин.
      Его всегда цепляло пристальное внимание Брайана к кому-то случайному. Однако, мысль о том, что наконец сегодня, (сегодня!) быть может удастся хотя бы пару минут постоять напротив уникальной, таинственной Моны Лизы, прекрасной Джоконды заставила его забыть обо всем, даже о загадочном наряде Брайана, происхождение которого еще минуту назад занимало все его мысли.

      На Мэтью они наткнулись тот час, как вышли с парковки. Восточный Принц припарковал велосипед, и заметив их, растерянно улыбнулся. Брайан снисходительно улыбнулся в ответ, и не давая Джастину подойти ближе, заговорил с Мэтью первый:
      — Говорят, ты приглашаешь нас в Лувр? — при этом он подхватил Джастина под локоть, прижимая к бедру. Тот зашипел, но не противился: ничего, еще будет возможность перекинуться с Мэтью порой фраз.
      «А может быть, парой поцелуев?.. Мэт настоящий красавчик!» — подумал он про себя. Брайан словно услышал его мысли. Он внезапно выпустил руку Джастина, и тот едва удержался на ногах. Кинни, словно не заметил этого, и не оглядываясь, последовал за Мэтью.

      Походка у Восточного Принца слегка женственная, но не манерная ужасно нравилась Джастину. Собственно, как и Брайану. Он не сводил глаз с Мэтью, приняв твердое решение — «увести» у Тейлора мальчишку в первом попавшемся безлюдном уголке роскошного дворца. Всю дорогу они оба разглядывали его спину и то, что пониже, пока наконец не оказались в залах музея.
      Роскошь дворцовых интерьеров на некоторое время заставила всех троих забыть о собственных проблемах и желаниях: Джастин — о Мэтью и Брайане, Брайан — о Джастине и Мэтью, Мэтью — в любом варианте только о Джастине.
      Оставив всех немного позади, Брайан неспешно шествовал по широким коридорам и залам Лувра, время от времени останавливаясь перед какой-нибудь картиной или скульптурой. Затем, снова шел вперед, по-прежнему не оглядываясь на Джастина и Мэтью. Однако, они наблюдали за ним. Каждый по-своему — Джастин бросал короткие взгляды в паузах между разглядыванием экспонатов, исключительно чтобы не потеряться, Мэтью — внимательно рассматривал Брайана, силясь понять, чем эти двое оказались настолько близки, что даже женаты? Больше всего в этой ситуации Мэтью не понимал Джастина, и третьим оставаться не собирался.

      Когда все вместе, наконец, добрались до знаменитого «зала Джоконды», произошло чудо — оказалось, что у Моны Лизы нет толпы — оказалось вполне реальным подойти к ней достаточно близко, чтобы рассмотреть.
      У Джастина в прямом смысле «сорвало крышу»: маленькая, темная, невзрачная, на первый взгляд, картина Леонардо поглотила его полностью. Ему казалось, он один видит в ней то, что не замечает никто вокруг: на него спокойно смотрела прекрасная итальянская донна с загадочной полуулыбкой на губах. Линии, краски, почерк гения и пропасть времени, как бездна, затягивали Тейлора вглубь, и он не мог противиться ни самому факту того, что видит, ни величию творения, оценить которое по-настоящему может знаток или художник.
      Сердце Джастина часто забилось, когда он услышал издалека, словно из другого измерения: «Вернись, Лео… Вернись…»
      — Вернись, Тейлор — с усмешкой говорил Брайан, ощутимо встряхивая его за плечи, — Вернись уже. Смотри, кто здесь!

      Джастин с большим трудом заставил себя оторваться от шедевра. Но это стоило сделать: рядом с улыбающимся Брайаном и напряженным Мэтью стоял Генри Фишер! Это было одновременно и невероятно и жестоко: Джастин словно Икар рухнул вниз, сверзаясь с небес Высокого Возрождения о бетон и стекло прагматичного XXI века.
      — Привет, — не слишком радостно произнес он, и снова испытал странное чувство: ему показалось, что Генри, как и Брайан, одет в непривычные ему вещи. Черные кожаные штаны и такого же цвета тунику (опять туника!) накрывал сверху светло-серый, с серебряным отливом, длинный, до пола плащ. Длинные волосы были собраны на затылке в небрежный конский хвост, и некоторые пряди, вывалившись из него, падали на лицо. И в лице этом не было ни тени жесткости, - вообще ничего из того, к чему привык Джастин во время их совместной жизни в Нью Йорке. Выглядел Генри, как истинный джедай. Не хватало лишь светящегося меча в руке.
      Оглядяваясь на Мэтью, Джастин так и не обратил внимание, что «двое в туниках» довольно приветливо общаются между собой.
      — Джастин… — негромко позвал его высокий голос Мэтью.
      — Мэт… — отозвался Джастин.
      — Я наблюдал за тобой, пока ты рассматривал Джоконду. Твои глаза сияли, ты был настолько взволнован, что… — Мэтью запнулся, — ты был прекрасен.
      — Только пока рассматривал картину? — усмехнулся Джастин, сверля глазами смущенного Мэтью. По смуглому лицу внезапно юноши пробежала тень, он опустил голову.
      — Ты всегда прекрасен. — угрожающе-ласково прозвучал голос Брайана над самым ухом.
      Джастин вздрогнул: как он мог подойти настолько бесшумно? Как они оба...? Джедай-Генри оказался рядом, и явно собирался что-то сказать.
      — Рад увидеться Джас, — приветливо заговорил Генри, — похоже мы с тобой снова в одной лодке?
      - В каком это смысле?
      - Я уже рассказал Брайану, теперь сообщаю тебе: мы с Лэнсом тоже участвуем в Осеннем фестивале. Чудесное совпадение, ты так не считаешь?

      «Еще как считаю, — думал про себя потрясенный Джастин, не веря ни в какие совпадения, — Неужто это Генри пригласил меня сюда? Что, снова Генри Фишер?!». Но, версия тут же рассыпалась в прах:
      — Любезный мсье Милле пригласил Лэнса на Всемирную выставку, но в последний момент возникли какие-то разногласия, и мы оказались на Осеннем фестивале.
      «Значит, все-таки Рогозин…» — разочарованно подумал Джастин, а вслух сказал:
      — Рад тебя видеть. Но где Лэнс?
      — О, Лэнс весь в работе! Ему монтируют подиум для выступления сегодня, и не все идет так как надо. В общем, отправил меня гулять по Парижу, поскольку считает, что я могу помешать. Настроение у него совершенно взрывоопасное. А все потому, что Лэнс очень хочет, чтобы в Париже все прошло не как обычно. Его дебют в Париже должен быть особенным, но каким, он сам до конца еще не додумал. Мои идеи в пух и прах раскритиковал и попросил оставить одного. И вот я здесь.

      «Джедай-Генри. Все-таки ты - генератор идей!» — подумал Джастин, и оглянулся на Мону Лизу.
      Народу вокруг становилось все больше. Чем дольше он смотрел на картину, тем все чаще менялось выражение глаз итальянской Донны. Он видел в них то влюбленный взгляд Мэтью, то напряженно-ироничный Брайана, то, холодный и удивительно спокойный — Генри.
      Загадочная улыбка итальянки была последней, на чем остановился взгляд Джастина перед тем, как мелькнувшая в голове неясная мысль, наконец, оформилась. Он обернулся и увидел, не спеша удаляющиеся фигуры: Генри, Брайана и Мэтью. Последний шел словно против воли, и постоянно оглядывался. Конечно, он дожидался Джастина.
      Острое, сладкое чувство кольнуло Тейлора в живот. Мальчишка Мэт был так нежен, так очаровательно влюблен, что Джастин с трудом преодолел желание затащить его сию минуту куда-нибудь, хоть за портьеру, и насладиться ждущими губами. Память о бурной встрече в La Luna подкидывала и более соблазнительные картины, но сейчас важней было не это. Он догнал приятно беседующих Генри и Брайана (что невероятно само по себе!), и, проходя мимо Мэта, как бы случайно коснулся его ладони. Юноша радостно улыбнулся, разгадав жест, как обещание.

      — Генри. Есть идея. Думаю, Лэнсу она понравится. Едем на площадку? — сказал Джастин. Но ответ прозвучал из уст Брайана.
      — Мы решили зайти перекусить, думаю, и вам, — он запнулся, — с Мэтью не помешает чем-нибудь подкрепиться. Я так понимаю, ты собираешься погрузиться в творчество?
      Брайан смотрел на него как-будто спокойно. И жест был все тот же, знакомый до боли — упертый в щеку язык и насмешливый взгляд. Но почему-то сейчас этот «Брайан в белой тунике» казался ему совершенно чужим. Джастин хотел бы чувствовать то же, что чувствовал всегда, стоило лишь ему взглянуть на эти руки, походку, глаза, непередаваемой пластики движения, услышать голос…
      Но он не чувствовал ничего. Совершенно. Зато адски заводил Мэт, хоть и казался Джастину бесплотной тенью, чудесной парижской выдумкой. Когда это случилось, Джастин не мог сказать, но точно не в клубе. Или все же в клубе?..

      Пока Генри и Брайан определялись с кафе, сворачивая, наверное, в десятый уже по счету переулок, все больше удаляясь от Лувра, Мэтью вдруг предложил Джастину зайти в ювелирный салон. Сговорившись, они скрылись за его дверями, и тем двоим ничего не оставалось, как войти следом.

      Кинни украшения не любил, Генри — напротив, интересовался ими, особенно кольцами и крупными медальонами в средневековом стиле. Пока Генри изучал то, что заинтересовало, Брайан приблизился к Джастину и Мэтью и услышал негромкий шепот Джастина:
      — Вау, какая красивая! Всегда хотел такую иметь…
      Сердце Кинни зачастило при взгляде на то, как Мэтью, словно случайно, приложился к Джастину бедром, а тот не сделал даже попытки отодвинуться.
      — Что интересного, Sunshine? — как ни в чем не бывало протянул Брайан и ловко оттеснил Мэтью, обнимая Тейлора со спины.
      — Это красиво… — Джастин указывал на подвеску из белого золота. Она состояла из короткой, немного грубоватой цепочки и изящной надписи, соединяющей оба ее конца: «Помни меня…» — по-французски. Брайан усмехнулся, отстранился и равнодушно произнес:
      — Не думаю, что это тебе пойдет. Можно найти что-нибудь менее дешевое.
Джастину показалось, что его ударили по лицу. Бравада Брайана была совершенно неуместна в первую очередь потому, что вещица не дешевая, стильная, и нравилась Джастину очень. Сейчас Кинни напоминал ему Брайана первых дней знакомства. Стало больно за Мэта: он хотел бы сделать ему такой подарок, но, банально не имел таких средств.
      Небольшую драму у прилавка не заметил только Генри, увлеченно примеривающий кольца. Когда трое в удрученном состоянии направились к выходу, он поблагодарил продавца, так ничего и не купив, и устремился в догонку.

      Обедали в полном молчании. Джастин был раздражен из-за того, что Брайан явно хотел унизить Мэтью, досадовал, замечая его грустный взгляд, и перебрасывался словами с Генри по вопросам организации фестиваля. Брайан молчал все время. Один лишь Генри замечал тоскливые ноты в его глазах. Все же, напряжение разрядил Джастин, заговорив о деле:
      — Брай. Мне понадобятся слайд-репродукции, — сказал он, и взглянул Кинни в глаза. Тот мгновенно преобразился — печаль исчезла, включился Кинни-менеджер. Он улыбнулся, набрал какой-то номер и минуты две вел переговоры по-английски. Когда разговор был закончен, «мистер Кинни» сообщил совершенно спокойным голосом:
      — Твои слайды будут на рабочей площадке Лэнса через 20 минут. Если мы выйдем отсюда прямо сейчас, то как раз успеем забрать машину и доехать до набережной.

***

      Лэнса Джастин увидел издалека. Он раздраженно объяснял что-то рабочим сцены, бегал по площадке, размахивал руками и совершенно не замечал приближающейся к нему компании. Одет он был очень просто в отличие от Брайана и Генри — обычные джинсы, обычная майка… только почему-то вопиюще желтые кроссовки (!).
      «И этот туда же!» — подумал Джастин, но потом, как ему показалось, нашел объяснение странностям. Видимо сам воздух Парижа настраивал людей на экстравагантный внешний вид. Иначе, с чего бы «золотому трио» (Джастин еще со времен Нью-Йорка называл так Генри, Брайана и Лэнса) не сговариваясь так нарядиться?
      Нет, он ничего не имел против. Брайану очень даже шел его неожиданный облик, Генри вообще резко изменился в лучшую сторону с этим новым имиджем, но Лэнс, и эти желтые кроссовки!.. Сегодня был странный день. Чем дольше он длился, тем у Джастина возникало все больше вопросов, ответа на которые он не находил.
      Однако, в окружающей действительности еще осталось кое-что стабильное: фигура Лэнса была все так же ослепительно прекрасна. Длинные платиновые волосы, все также привлекали внимание всех, кто находился в зоне досягаемости, зеленые глаза, руки…
      — Боже! Брайан! — воскликнул Лэнс и бросился ему на шею. И как радостно рассмеялся при этом Брай! У Джастина похолодело внутри. Неясное ощущение де жа вю, словно он находится в двух реальностях одновременно, накрыло его. Он понял, что все же что-то еще чувствует к Брайану, однако, оказавшийся рядом Мэтью, мгновенно затушевал это ощущение. Джастин почувствовал, что снова возбуждается от его близости, и опять справился с этим, настроив себя на рабочий лад.
      «Мэт никуда не денется! В любом случае будет моим. И сегодня» — подумал он.

      Расцепившись с Брайаном, Лэнс куда более сдержанно поприветствовал Джастина.
      — Генри сказал, что ты хочешь что-то особенное для дебюта? Я вот что подумал… — начал Тейлор, и рассказал ему свою идею соединить выступление Лэнса с видео-демонстрацией собственных картин.
      У Лэнса тут же загорелись глаза. Почти также, как минуту назад Брайана, Лэнс сгреб Джастина в объятья и за руку увел с собой к аппаратуре. Через какое-то время над Сеной раздались чарующие звуки голоса Лэнса. Джастин слушал его, что-то отмечал в своем блокноте и копался в коробке со слайдами. Работа закипела.
      Брайан смотрел на это отрешенно. Словно и не на них, а внутрь себя. «Любить гения трудно, — думал он, — впрочем, наверное, также, как просто любить»

      Спустя время он тоже включился в работу. С Генри. Они сообща что-то считали, придумывали, при этом постоянно тормошили Джастина с Лэнсом, задавая бесчисленное количество вопросов и мешая им. Дошло до того, что эти двое начали огрызаться в недвусмысленных выражениях. Но творческий процесс - удел не только музыканта и художника. Два матерых менеджера по-своему творили на фестивальной площадке, которая волей случая оказалась напротив того самого отеля Нотр-Дам, где пару дней назад состоялось страстное свидание «четы Кинни».
      Брайан улыбался, укладывая Генри "на лопатки" доводами и аргументами, а Генри достойно отвечал ему цифрами и выводами. К концу дня они настолько сработались, что не заметили, как Джастин и Лэнс вот уже несколько минут молча наблюдают за их увлеченным спором.
      — Вообще-то, господа менеджеры, мы закончили еще полчаса назад, — иронично, «в стиле Кинни» протянул Лэнс. Брайан отреагировал сразу же, уловив в его голосе намек на их прежние отношения, и притянул его к себе, оставляя на губах Лэнса осторожный поцелуй. Генри не остался в долгу — сгреб на колени Джастина и промурлыкал ему на ухо:
      — У Кинни отличный вкус, мон шер. Он может любить только гениев.
      Джастина словно током ударило: «Любить… любить… любить…» Слово, словно мигалка кареты скорой помощи, или полицейской патрульной машины врезалась в его мозг.
      Любил ли он Брайана? Он не знал. Да и что такое, вообще, любовь? Есть ли она на самом деле? Почему так остро ему нравится сейчас потерянный и забытый всеми Мэтью, бесцельно гуляющий по рабочей площадке? Почему его почти не волнуют поцелуи Брайана и Лэнса? Почему не смущают слова Генри? Какого черта он вообще сейчас сидит у него на коленях?!

      Джастин оттолкнул Генри. На глазах у всех он направился к Мэтью, резко прижал его к себе, и поцеловал так, как всегда целовал только Брайана. И Кинни не выдержал. Его не остановили даже разумные слова Генри:
      — Брай, не надо сейчас. Это бесполезно. Остынь.
      Не остановили даже ласковые руки Лэнса, в объятия которых он угодил, когда Лэнс бросился наперерез.
      Брайан пересек площадку, и приблизился к чугунному заборчику, отделяющему реку от набережной. Лэнс с Генри с ужасом ждали того, что может произойти, но не смели вмешиваться. Казалось, что Брайан сейчас убьет обоих.
      Но произошло другое.

      В момент, когда Джастин и Мэтью на мгновение оторвались друг от друга, Брайан, настиг целующуюся парочку. Он обхватил Мэтью за талию и резко развернул к себе, окончательно оторвав его от Джастина. Произошло это настолько молниеносно, что Джастин растерялся.
      Через плечо Мэтью с ледяным спокойствием Брайан смотрел ему в глаза, и крепко стискивал бедра юноши, который настолько был ошарашен, что даже не пытался сопротивляться. Уж кто-кто, но Джастин точно знал, что означает это спокойствие. Однажды он уже видел такой взгляд.
      Итан. Всегда Итан, и тот ужасный вечер, когда Брайан дожидался его в полной темноте после игры в боулинг, куда он сам так и не явился: обещал, и не пришел. Джастину стало плохо не только от воспоминаний, но и от того что происходило сейчас, на его глазах.
      Брайан целовал Мэта. Глаза, шею, губы, — медленно, тягуче, обнимая, стискивая, лаская бедра, грудь. Его руки, с чуть вздувшимися венами, уже бродили у Мета под майкой, под ремнем джинсов... Джастин, шокированный и возмущенный поначалу, внезапно смирился. В нем заговорил художник, и происходящее неожиданно показалось ему дьявольски красивым. Если б не острота ситуации, он точно сделал бы набросок!
      «Разгоняющий» страсть Брайан был похож на хищника кошачьей породы, и вся его пластика, прикосновения, которые Джастин, при взгляде на них, почти ощущал собственной кожей, были невыносимо желанны.
      Он знал, что чувствует сейчас Мэтью, и не удивился, когда тот начал стонать. Он бы тоже стонал. Он бы вообще не помнил, как его зовут, если бы Брайан прямо сейчас взялся не за Мэтью, а за него. Свихнувшегося художника.
      Спустя еще минуту таких поцелуев, Джастин поймал себя на том, что касается дрожащей ладонью руки Брайана, обнимающей Мэта. Дальше — всего один молниеносный взгляд глаза в глаза, и Мэтью был оставлен прямо там, на набережной, потому что короткого поцелуя, которым одарил Джастина Брайан на бегу было явно недостаточно.

      Пять минут после Мэтью. Ситроен C5 Airscape мчался к кварталу Марэ.
      Семь минут после Мэтью. Они свернули в узкий проулок в двухстах метрах от станции метро Saint-Sébastien — Froissart et Temple.
      Десять минут. Они взлетели по лестнице на второй этаж в квартиру мадам Терезы.
      Двенадцать, - катались по полу прямо в прихожей, целуясь и кусаясь, вырывая друг у друг страстные стоны. Шепот, вскрики, прерывающееся дыхание и вздрагивающая кожа на животе под пальцами. И разрядка: Джастин сделал два полноценных глотка. Это Брайан.
      «Мой Брайан. Моя Звезда» — словно в бреду носились мысли в голове Джастина.
      А в голове художника Тейлора больше не было Мэта. Словно не было раньше никогда! Почему?!

      «ВСЕ-ТАКИ: ОТКУДА У БРАЙАНА ЧЕРТОВЫ ЗЕЛЕНЫЕ ДЖИНСЫ, И ОХРЕНИТЕЛЬНО СЕКСУАЛЬНАЯ БЕЛАЯ ТУНИКА?!»

      Пока Джастин приходил в себя, Брайан успел одеться, пробежаться по студии, налить себе стакан воды и выпить его залпом. Он молчал. Джастин не смел заговорить первым. Его разум отказывался понимать, что вообще происходит в этот безумный день?! А ведь он еще не закончен! Тейлор нервничал. А Безумие продолжалось: поверх туники Брайан накинул светлый плащ и шагнул в прихожую. Остановился, словно хотел что-то сказать. Тогда Джастин вцепился в него двумя руками, страшно встревоженный чем-то:
      — Не уходи, пожалуйста. Не сейчас! Брай…

      Кинни, словно этого и ждал. Он притянул Джастина к груди, и горячо зашептал прямо в губы, прерывая слова короткими поцелуями:
      — Я сейчас. Джас, я вернусь…
      — Куда ты?!
      — Я скоро. Ты пока можешь… в душ…
      — Брай, не уходи!..
      — Дождись… Не ложись без меня. Дождешься?
      Джастин кивнул.
      — Скажи… — Брайан встряхнул его за плечи.
      — Дождусь, Брай. Конечно дождусь…

      И только сейчас, наконец, Звезда засияла, озарив душу Джастина теплой, родной улыбкой.
      Он ушел. В студии наступила странная тишина. Нужно принять душ. Брайан так сказал.
      Джастин долго и тщательно намыливал возбужденное тело, стараясь не думать о том, куда сорвался в сумерках Брайан. Куда бы ни сорвался, значит ему это очень важно.
      Сколько времени он пробыл там, уговаривая себя под струями воды, Тейлор не смог бы сказать точно. Но когда первый раз затрезвонил телефон, Джастин был еще в душе.

      Когда он вышел из ванной в одном полотенце поверх бедер, благоухающий дорогими французскими ароматами, которые они с Браем накупили в первый же день, телефон звонил уже третий раз. Номер был незнакомый.
      Машинально нажимая на кнопку приема, Джастин бросил взгляд на часы с розовым кроликом на циферблате, висящие в прихожей.
      «Кажется, было около 20.00, когда мы выехали с площадки. Я хорошо помню, как посмотрел на часы на приборной панели…»
      — Джастин! Это Лэнс! У вас все в порядке?
      «...ехали мы, наверное, минут 10-12…»
      — А, что должно быть не в порядке? Почему ты спрашиваешь?
      «Секс на полу… Черт! Не могу даже предположить сколько времени прошло!»
      — Слава Богу, вы дома…
      — ЧТО СЛУЧИЛОСЬ, Лэнс?! — Джастин почувствовал, как пол уходит из-под ног.
      — Только что передали в новостях. В квартале Марэ перестрелка. Там ужас что. Есть жертвы.
      «Наверное, прошло чуть больше часа. Может быть он ушел дальше квартала…»
      — Лэнс. Брайан час назад вышел. Не сказал куда.
      — Бл*! Мы едем, Джас!

      Джастин лихорадочно одевался. Он набирал и набирал номер Брайана, но ответа не было. В одних джинсах и курточке на голое тело он выскочил из квартиры, едва не забыв ключи. Единственное, о чем он мог думать сейчас: только бы Брай не ходил в квартал Маре. Только бы его носило где-нибудь в другом направлении. Пусть он будет в клубе, и перетрахает всех, кто подвернется под руку, пусть закупается шмотками в фирменном салоне Гуччи или Прада! Пусть найдет Мэта и...
      Только Боже, пусть он не окажется на линии огня в квартале Маре!
      Господи! Зачем я дал ему уйти?! Господи, господи…

      Джастин бежал к месту трагедии, расталкивая попадающихся на пути. Вокруг было полно полицейских. Трупы. Пятеро. Криминалисты и доктора осматривали их. Джастин разглядел Лэнса, сидящего на коленях на асфальте. Генри стоит рядом…
      «Они что, плачут?.. Нет-нет-нет!..»

      Джастин не помнил, как прорвался через оцепление.
      Окровавленная белая туника ярко выделялась на влажном асфальте. Он не слышал, как плачет Лэнс, и что говорит ему с трудом сдерживающийся Генри. Он видел только полуобнаженную грудь и несколько глубоких кровавых ран, раскинутые в стороны руки, удивленное выражение лица, и, смотрящие в небо, застывшие любимые глаза…
      — Брай, нет! Брай, пожалуйста! Бл*, очнись, Кинни! — вся кровь отлила от его лица. Он не мог в это поверить, не хотел.
Очнувшийся от шока Лэнс пытался удержать его за руки...

      Джастин отстраненно смотрел, как служащие медицины катастроф упаковывали тело Брайана Кинни в черный полиэтиленовый пакет. Обыкновенное и страшное зрелище одновременно.
      — Пожалуйста, дайте мне две минуты, — попросил он санитаров, затем наклонился, поцеловал еще теплые губы и закрыл Брайану глаза. Потом кивнул, и, не в силах подняться, остался сидеть на асфальте, пока тело не забрали. Дальше память словно стерли. Потом он вспомнил себя в тот момент, когда миловидная докторица что-то сочувствующе объясняла ему, а бледный, словно неживой Генри переводил:
      — Крепитесь, мсье. Пять пуль: две в сердце, одна в живот, одна в бедро и последняя в сонную артерию. Не было шансов. Он был первым, кто попался на пути мотоциклисту.
      — Кто? — только смог выговорить Джастин.
      — Его задержали. Допрашивают. Но, пока ничего не известно.

      Лэнс плакал и обнимал Джастина за плечи так нежно, словно Брайана. Он любил его до сих пор. Джастин краем сознания понимал это и больше всего на свете хотел заплакать тоже, чтоб хоть немного стало легче, но не мог. Душа словно покинула его тело.
А ведь и правда, она его покинула: ушла вместе с Брайаном, оставив художнику Тейлору лишь память.
      — Извините, мсье, — вернулась доктор, — Вот. Это было у него в руке, когда все случилось. Возьмите, — женщина протянула Джастину небольшую бархатную коробочку в форме прямоугольника.
      Джастин машинально открыл ее. На белой подушечке лежала изящная и дорогая вещица — подвеска на цепочке из белого золота. Два слова на французском, соединяли ее края: «Помни меня».

***

      Джастин открыл глаза. Было позднее утро, и дождь барабанил в окна маленькой квартиры — сентябрь наконец подтвердил, что он, все ж осенний месяц. Слезы на глазах еще не высохли. Он плакал во сне. В квартирке было темно от пасмурной погоды за окном, но Джастин не стал включать свет. Разбитая в хлам душа с изумлением прислушивалась к мягким шагам по ковру, к тихому позвякиванию ложечки о края чашки, к аромату кофе…
Этого не могло быть. Или все же было реальностью?
      Брайан появился перед ним в своих любимых светло-серых джинсах от Гуччи, с обнаженным торсом, свежий, только что из душа — еще не просохли до конца волосы, и присел на край кровати.
      — Ты так вертелся этой ночью… Заехал мне коленом в грудь. Уж извини, я ушел в гостиную на диван. Тебе что, снилось, что ты в футбол играешь? А под утро ты так кричал, я аж проснулся. Пробовал тебя разбудить, но ты отчетливо послал меня нах*. Вот, кофе тебе сварил, не знаю, правда, нормально ли получилось. Попробуй.

      Джастин молча принял у него из рук чашку, но ладони дрогнули, и кофе едва не расплескалось прямо на простыни.
      — Джас, ну что с тобой такое? Мы, конечно, с тобой вчера слегка перегуляли… Потом, ты же выиграл, кажется? Кстати, как тебе понравился клуб? — Брайан улыбался и смотрел, как он судорожно глотает кофе.

      — Ага — первое, что смог сказать Джастин, мечтая только о том, чтобы не разрыдаться.
      — Кстати, - воскликнул Брайан, — рад сообщить тебе, что Париж наш! Утром я просматривал почту и обнаружил письмо-приглашение на Осенний фестиваль. У нас с тобой четыре дня, чтобы организоваться. Пока ты спал, я связался с Питтсбургом, и они отправили сюда с сопровождением твои работы. Плюс еще я подумал, что стоит захватить…
      — …слайд-репродукции… — прошептал Джастин, внезапно побледнев.
      — А что? По-моему, это хорошая мысль.
      «НЕТ!!!» — взорвалось сознание. У Джастина закружилась голова, и он вцепился пальцами в несчастную чашечку, словно она могла реально помочь.

      — И вообще, сегодня ливень. Есть шанс, что народу в Лувре будет меньше. Ты кажется мечтал посмотреть на Джоконду? — продолжал Брайан, растянувшись рядом.
      Джастин внезапно прильнул к нему, прижался лицом к груди и судорожно вздохнул.
      Сердце бьется. Он жив. Он рядом. Это не сон.

      — Брай… Дай пожалуйста мой телефон. Он, наверное, зарядился уже, — попросил Джастин.
      Первое что он сделал, когда телефон оказался в его руках — удалил номер Мэтью.


       Короли и принцы


Они стояли в очереди в Лувр уже битый час. Джастин дважды бегал за минералкой и в туалет. Брайан переминался с ноги на ногу, каждые пятнадцать минут думая о том, как вытерпеть свалившееся на голову испытание, или о том, как отговорить Джастина от мучительной затеи. Но очередной раз пробежавшийся вдоль очереди и обратно, Джастин уверенно сообщал: «Мы двигаемся, Брай! Еще минут десять, и войдем!»
      Кинни вздыхал, щурился на солнце, снимал и снова надевал темные очки, улыбался, трепал Джастина за ухо, с удовольствием слушал его выразительное «ай! ой! Брай, ухо оторвешь!» и думал: «Sunshine. Если мы не войдем в Палас в ближайшие полчаса, то воон там, за фонтанчиком, среди буйной зелени я войду в тебя! Сразу, и, как говорится, „на всю длину“!» Он был уверен, что Джастин и не отказался бы от спонтанного траха в садах Лувра, ведь в этом есть некая средневековая романтика. Брайан легко представил эту картину:
      — Хочу тебя, герцог!
      — О, да, мой король!
      «Вы думаете, кто будет королем? Ну, конечно — я. А Джастин, так уж и быть — герцог. Или принц? Черт, точно: мой принц…» — Кинни улыбался и вспоминал, как они с Джасом ехали в пасмурный, слякотный зимний день в только что приобретенный особняк. Как тогда жутко было от одной лишь мысли, что, несмотря ни на что, Джастин снова откажет. Он хорошо помнил, как старался улыбаться, пытался бравировать, шутить, и делать вид, что все не так важно. Но суть была в том, что уже тогда это было важно, просто нить осознания только еще начала «сшивать» в единое полотно неясные фрагменты мотиваций.
      «Когда все-таки это началось? — спрашивал себя Брайан время от времени, — В какой момент чертенок забрался в душу так, что вырвать стало невозможно?» Он точно знал, что до скрипача. Сильно до. Но вот когда точно, в какой момент? Не мог определить. Когда был рак?
      «Очень хреново было знать, что мальчик в курсе. Хотел прогнать — не ушел. Как это было странно — задремать в его руках от слабости, грудью ощущать его поцелуи, и тысячный раз делать вид, что „просто устал после перелета“. Наверное, всю жизнь буду помнить, насколько теплые у него тогда были руки, мягкие такие, прям шелковые. А меня мутит и температура. Он с каждым днем все шикарней становится, а я зеленый, круги под глазами, ничего не жру, злой, бессильный, мокрый от пота, и даже трахнуть его не могу. Импотент хренов. Бл*! И все равно он ластится ко мне, как котенок. Черт. Так хотелось сказать ему, что он, бл*, нежный до мурашек. И не мог. Молчал. Упрямый идиот. А фильмы эти… Дал бы мне по морде сразу, я бы заткнулся еще тогда. Но не верилось. Бл*, мне и сейчас не верится, что он со мной до сих пор, что, кажется, и правда — счастлив…».
      — Брааай! Брайан, ты где витаешь? Вынься уже из телефона, наша очередь подходит, — голос Джастина выдернул его из воспоминаний. Брайан ощутимо вздрогнул и невольно притянул его к бедру, зарываясь носом в блондинистую шевелюру.
      — Ты чего? — Джастин что-то почувствовал в этом жесте.
      — Да так, не важно, — Кинни прикрыл глаза, пытаясь сгладить момент возвращения в реальность. Но не удалось.
      — Наша очередь, наша очередь! — буквально завопила «миссис Кинни». Глава семейства едва успел понять, как вбегает в узкий проход между двумя напыщенными контролерами, слегка приложившись коленкой о косяк двери, утягиваемый чертенком за руку в просторные холлы Лувра.
      Он пораженно оглядывался вокруг, отдавая дань бьющей в глаза роскоши резиденции французских королей, и отмечал про себя, насколько гармонично смотрится Джастин в золотисто-голубом оформлении стен, как горделиво поднимается по золоченой лестнице, словно он, и правда, принц…
      Красота дворцовых залов, коридоров и лестниц вызвала в душе Кинни почти детский восторг. Он старался не показывать своих эмоций, но иногда его накрывало так, что он представлял себя фаворитом самого Короля Людовика: «Кажется, Людовик был натуралом? Или нет? Не имеет значения. Допустим — не был…»
      Брайану нравилась эта фантазия: сама собой выпрямлялась спина, походка становилась соблазнительней, он довольно долго представлял, каким бы он мог быть во времена Людовика, фокусировал взгляд на затылке Джастина, и, наконец, решил: пусть он будет (временно, конечно) королем Людовиком. Не тем, крикливым и капризным, как в романах Дюма, а, таким, как сейчас — загадочно-сексуальным, юным, прекрасным, и до чертиков увлеченным.
      Джастин застыл около одной из картин, а Брайан медлил, раздумывая, как соблазнить «Короля». Сейчас это могло оказаться намного сложней, ведь он уже был не совсем с ним, с Брайаном. Он был в своем мире, куда Кинни без стука входить опасался. Но нафантазировавшись вволю, он так завел себя, что единственное, чего ему хотелось сейчас — оказаться наедине. Одного взгляда было достаточно Брайану на эту расслабленную позу, эти руки, скрещенные на груди, на полупрозрачную рубашку-марлевку, и сердце заходилось в лихорадочной пульсации. Тело сводило от желания.
      Внезапные приступы страсти не были слишком частым явлением для Брайана, но он каждый раз отмечал про себя каждый случай, пытаясь понять, почему ему иногда бывает так трудно сдерживать себя. Так проявлялась открытость, сдерживаемая и отрицаемая многие годы? Или страх расставания, так и не покидающий Кинни?
      Привычка визуально отслеживать глазами юное окружение Джастина стала для Брайана нормой. Зачастую он и не замечал, что делает это, пытаясь подсознательно контролировать потенциальную опасность.
      Он был влюблен. Он любил, и был слегка безумен. Он был таким, каким больше всего на свете боялся стать. В нем сейчас всего было слишком: жизни, страсти, любви, но одновременно и рассудительности, и недоверия — искалеченной взрослости, настигшей внезапно. Иногда он ловил себя на мысли, что хотел бы провести пару дней, не выбираясь из постели, упиваясь этим чудом: его губами, кожей. Он хотел бы любить его, или просто смотреть как тот спит, целуя украдкой. Его распирало от нежности. До дрожи, до слез иногда. Это чувство было истинным и совершенным настолько же, насколько казался совершенным ему его белобрысый художник. Брайан боялся думать, и не мог не думать о том, как долго продлится это счастье.
      Пока буря эмоций захлестывала Кинни неотвратимой волной, они оказались в нешироком коридоре рядом с огромным окном, расположенным внутри арки. Арка, занавешенная тяжелой бархатной занавесью, была тем, что ему нужно было сейчас.
Выждав момент, когда в коридоре окажется как можно меньше посетителей, Кинни зажал Джастину рукой рот, и вместе с ним нырнул в арку. Это получилось настолько виртуозно, что занавесь почти не шевельнулась. Были двое — и нет их. Исчезли. Словно растворились в воздухе.
      Оказавшись в полумраке задрапированного белыми шторами окна, Джас был спиной притиснут к подоконнику, а Брайан медленно, глубоко целовал его, и руки, блуждающие под джемпером по обнаженной спине Джастина заметно дрожали.
      — Брай… Ты… Ты чего так… Внезапно…
      — Хочу тебя. Сейчас…
      — Здесь?
      — Да. Мой… Мой… чертенок…
      Как он сказал это! У Джастина подкосились коленки. В голосе Брайана была та самая нежность, о которой годами Джастин мог только мечтать. Именно она заставляла вечно сдержанного Кинни шептать невозможные, невероятные для него слова. В такие моменты Джастин терял ощущение реальности происходящего. Не мог привыкнуть. Никак. Он жадно слушал, и отвечал поцелуями, чувствуя, как ускоряется сердце Брайана, как тот прерывисто дышит, как пробегает по его телу сладкая истома. Единственное, что мог сказать Джастин в кратких передышках, было: «Любимый…», многократно повторяя шепотом между серией поцелуев и ласк.
      — …люблю, Sunshine… — простонал Брайан, пряча лицо на его плече, и рассмеялся собственному безумию. Джастин как можно тише стал расстегивать ремень на джинсах Брайана, но, тот остановил его и расстегнул ему молнию сам, приспустив на бедра джинсы.       Брайан опустился на колени, продолжая стискивать ему бедра… Джастин был ошеломлен. Конечно, Кинни это делал иногда, но не часто, и дома, в постели. А тут — в Лувре, в самом центре Парижа, в рискованной, дерзкой ситуации!..
      Но все мысли исчезли, стоило Кинни только обхватить губами его член. Это было и сильно, и нежно одновременно. Это было очень быстро, стремительно. Возбуждение нарастало с огромной скоростью и Джастин уже стонал, не помня себя, с трудом удерживаясь в вертикальном положении на дрожащих ногах. Цепкие руки Брайана жестко удерживали его до самой разрядки. Едва она приблизилась, Брайан отпустил его, встал, слегка сжал его член рукой и проник между губ глубоким, долгим поцелуем.
      Джастин едва сознание не потерял. Грань, на которой Брай его на секунду оставил, напоминала прыжок в ледяную воду. Мозг отказывался принять это, тело буквально кричало, но вдруг снова — молниеносное, короткое сжатие, и одновременный поцелуй… Его тело сотряслось сильнейшим, острым оргазмом. Джастин едва не крикнул, но Брайан зажал ему ладонью рот и стиснул бедра в коротком, сильном объятье. На самом краю сознания Джастин смог услышать:
      — Только не кричи. Не кричи, умоляю тебя. Выставят нас к чертям отсюда, — Брайан счастливо смеялся, не выпуская его из рук, — ты о**енный. Где меня носило столько времени?..
      — В Вави — лоне, кажется, — едва смог выговорить Джастин, — бл*, у меня голова кружится… А сам?
      — Возьми меня, только не слишком крепко. Я совсем рядом… — и Брайан уже ласково трепал его волосы, задыхаясь от наслаждения. Всего от пары прикосновений он кончил, резко выгнувшись назад, стиснув губы и зажмурившись. Джастин обнимал его бедра, всем телом чувствуя его дрожь, слыша стон сквозь сжатые губы, видел капельки пота, скопившиеся в ямочке ключиц... В этот момент Джастин окончательно понял, что такой красоты нет ни у кого. Никто не может сравниться с Брайаном, никакой смазливый юнец, ни одна супермодель, ни даже Лэнс Хардман, черт бы его побрал!
      С годами Кинни становился сексуальней, черты лица выразительней, тело обретало все большую чувственность — он «настаивался», словно дорогое вино. Но, эта открытость, это «люблю…» в момент экстаза, было еще новым, непривычным, и потому сильно действовало на Джастина. Ему снова остро захотелось поцелуев, и он целовал Брайана: лицо, шею, грудь, — везде, где мог дотянуться, пока тот пытался отдышаться. Кинни стоял, упираясь обеими руками в подоконник по обе стороны от Джастина и молчал, не поднимая головы.
      — Вот здесь — он коснулся груди, — что-то рвется. Мне страшно, Sunshine.
      — Почему?
      — Слишком уж, бл*, я счастлив, — рассмеялся Брайан, по-прежнему не поднимая глаз, — ты понимаешь, что это такое?..
      — Кому как не мне и понимать, - усмехнулся Джастин, - это ж я ходил вокруг тебя, бился словно о бетонную стену. Пять долбаных лет, Брай…
      — Не могу этого объяснить. Этот взрыв, Майки в реанимации… Я смертельно испугался тогда. Не поверишь, я молил Бога, чтобы ты выжил. Я понял, что, бл* мне ничего не нужно, лишь бы еще раз увидеть твою улыбку. Чтобы ты жил, и все. Так просто и ясно вдруг понял… Что люблю тебя. А сейчас, вот это все… — Брайан неопределенно повел рукой в воздухе, — привыкнуть не могу. Все кажется, что…
      — Молчи, — Джастин прижался к нему всем телом.
      — И все время хочу тебя… Мне словно все время проверять нужно, что ты здесь, со мной, что мы вместе. Мы, Джас! Это ох**енно звучит, — Брайан прислонился к его щеке губами и помолчал немного. Дыхание его становилось все размеренней и спокойней.
      — Джас… скажи, — вновь заговорил он.
      — Что?
      — Что тебе снилось этой ночью? Не помню, чтобы было что-то подобное, со времен Хоббса. Опять головные боли? Я на самом деле ночь не спал, все срывался к тебе.
      — Мне снилось, что ты меня бросил, — сказал, чуть подумав, Джастин. Это была почти правда.
      — Ради кого-то? — продолжал спрашивать Брайан, слегка отстранившись.
      — Нет. Просто ушел. От меня ушел, — не стал уточнять Джастин, чувствуя, как в душу вновь закрадывается необъяснимая тревога.
      Брайан вздохнул и коснулся лбом его плеча, как в тот день, в отделе полиции питтсбургского аэропорта.
      — Я никуда не уйду, Sunshine.
      — Ты недавно требовал от меня, чтобы я не давал обещаний, а сам… — усмехнулся Джас.
      — Мне можно. Я знаю. Я старше… — голос Брайана прозвучал чуть глуше, но его пронзительно-искренние интонации кошачьими лапами прошлись по сердцу Джастина так мягко и так уверенно, словно Кинни и правда, что-то знал. Джастин не смог ответить. Прижимаясь лицом к груди Брайана, он все-таки всхлипнул, не выдержав.

      Целый день Джастин отгонял воспоминания об этом сне, но они все равно возвращались. Невероятно реальное ощущение себя во сне и логика разворачивающихся в нем событий были слишком живыми, словно, и правда, это происходило наяву. Странный и страшный сон не покидал его, словно зачем-то необходимо было обязательно о нем помнить. Но это было еще пол беды…
      Джастина волновало состояние Брайана. Он знал, что никогда, ни при каких обстоятельствах не расскажет ему содержание ночного кошмара, и тем не менее неосознанно чего-то боялся. Ему казалось, что эти невероятные приступы страсти у Брайана с ним как-то связаны, словно Брай чувствовал что-то. Джастин думал, что, вероятней всего, так оно и есть, но даже если это так, ему все равно хотелось продлить минуты, которые они только что пережили вместе.
      Именно тогда, когда губы Брайана едва касались его щеки, и осторожными невесомыми поцелуями подбирались к висками или глазам, когда его ресницы щекотали кожу, а ладонь ощущала гулкие удары его сердца, Джастин осознавал, почему натуралы так долго готовят, и так ценят «свадебное путешествие». Он понимал, что это никакой не ритуал, что влюбленные в это время свободны в проявлениях своих чувств. Их не сковывают правила приличия, они могут быть самими собой друг для друга, потому что рядом нет вездесущих глаз друзей, родных, просто знакомых, — никого. И это важно, потому что выражение истинных чувств никогда не бывает публичным.
      Даже шевельнуться сейчас Джастину не хотелось. Он поймал себя на том, что хочет остановить время, и остаться вот так, обнимая Брайана за тяжелой бархатной завесью в Лувре, в этой нише у окна, где лишь кусок плотной ткани отделял их от реального мира.
***
      Все ж к Джоконде они в этот день добрались.
      Усмиренные, притихшие, улучающие момент, как бы случайно прислониться друг к другу, они бродили по залам Лувра, застывали около картин, и Брайан все время шутил, называя Джастина принцем. Он говорил с ним нарочито высоким "штилем" на старинный манер, и Джастин поддерживал игру, отвечая в тон. Им было хорошо, и оба ничего не замечали вокруг.
      Но в зале Джоконды они словно рухнули «с небес на землю». Здесь было много людей, разговоров шепотом и вслух, и Джастин был раздосадован, что к картине подойти будет трудно. Однако, мысль о том, что он в каких-то двух-трех метрах от знаменитой Моны Лизы кисти великого Лео (как его про себя называл Джас), приводила его в нереальное, сумасшедшее состояние. Он даже не заметил, что Брайан немного отстал, намеренно желая дать ему возможность побыть один на один с портретом прекрасной итальянки.

      Кинни всегда чувствовал внезапную перемену в Джастине: он словно терял с ним внутреннюю связь, становясь на время совершенно одиноким. Вроде бы, вот он, Джастин — оглядывается, улыбается, что–то пытается сказать, но, одновременно, его и нет рядом. Так было всегда, когда Тейлора охватывала жажда творчества, когда он должен был что-то изучить, попробовать новые оттенки или материалы, или просто погрузиться в работу.       Брайан всегда немного нервничал в такие моменты, но знал, что они — неотъемлемая часть художника Тейлора, что нужно смириться, и попробовать это полюбить… Это было трудно.
      Джастин исчез. Он смотрел на картину, совершенно поглощенный, ничего не замечающий вокруг, и Брайан решил незаметно приблизиться.
      Маленькая, темная картина захватила и его. Сердце пропустило несколько ударов. Ему казалось, что в лице загадочной итальянки есть нечто мистическое. Брайан даже помотал головой, силясь прогнать наваждение, но оно не ушло: глаза донны по-прежнему смотрели холодно, и, словно открытые ворота в бездну, пугали.
      Душа Кинни металась под этим взглядом. Он хотел обнять ей колени и попросить защиты, словно мудрость Джоконды и великое знание о чем-то таком, что ему недоступно, могли дать сил. Брайану было неуютно под ее взглядом, но и оторваться от него он не мог. В какой-то момент ощущение стало настолько острым, что он не выдержал, и поторопился отступить на несколько шагов назад, чтобы Джастин, случайно обернувшись, не заметил его смятения.
      Он понятия не имел, с чего портрет итальянки произвел на него настолько странное впечатление. Никогда раньше, ни на одном из изображений Моны Лизы в альбомах по искусству, и учебниках, времен колледжа, он не замечал у нее такого взгляда и таких глаз. Брайану казалось, что неземное существо смотрит на него глазами Моны Лизы откуда-то из глубин мироздания, и хочет сообщить что-то важное.
      Впечатление было настолько гнетущим, что Кинни почувствовал необходимость отвлечь себя чем-нибудь банальным.
      Он решил найти туалет.
      И по прямому назначению, и чтобы умыться: тяжелый взгляд Джоконды хотелось именно смыть.

      Едва он отвернулся от портрета, как тут же столкнулся с таким же погруженным в размышления высоким, худым, слегка раздраженным человеком. Они с размаху столкнулись плечами и, вернувшиеся в реальность, с изумлением заозирались по сторонам. Когда первое замешательство прошло, и были произнесены дежурные извинения, эти двое, наконец, рассмотрели друг друга.
— Ты? Не может быть, — изумился Брайан.
— Похоже, все-таки может, — прозвучало в ответ, и лицо зеленоглазого блондина озарила истинно королевская улыбка.