Зависимость. Сиквел к 35

 
***
 
- Игорь! – стучусь в окно патрульной «десятки». – Открой. Давай поговорим.
Дверь резко открывается, и я сажусь на переднее сидение.
- О чём ты хочешь со мной поговорить? – окровавленные, пухлые губы Синеокова растягиваются в мерзкой ухмылке.
- Не заявляй на Костю, - с мольбой в голосе выкрикиваю я. – Пожалуйста.
- А ты знаешь, Максимка, что твой Котов круто залетел? – хмыкает он. – 318-тая статья Уголовного Кодекса, до пяти лет.
- Игорь, прошу тебя! – накрываю своей ладонью его руку. – Я сделаю всё, что ты скажешь, только не заявляй на него!
- Правда? – издевательски спрашивает он. – И еб*ть дашь?
- Что? – не понимаю я и встряхиваю головой.
- Говорю, и жопу свою дашь голубую? – противно смеётся он.
- Кому? – на глаза наворачиваются слёзы.
- Да хоть мне, - цокает языком он.
- Если это остановит тебя… д-дам… - закрываю лицо руками. По щекам текут слёзы. Я ответил на этот вопрос без раздумий. Ужасно конечно… но я действительно согласился бы на всё, лишь бы Костю не посадили.
- Да ты конченный педик, - с отвращением говорит Синеоков.
- Я люблю… Я же сказал, что готов на всё… - захлёбываясь словами, произношу я. –  Если надо… то… Только не заявляй, прошу тебя, нет, не прошу, умоляю…
- Избавь меня от сантиментов, - морщится Игорь. – Я не из твоей пидерской братии, ты же знаешь. Так, пошутить решил…
- Что же ты хочешь?
- Думаю, три штуки решат эту проблему. Судя, по тачке, у вас есть такие деньги, - заискивающе выговаривает Игорь.
- Три штуки чего?
- Ну не рублей же! – восклицает гаишник. – Долларов, евро.
- Хорошо, - оживлённо киваю я. – Согласен…
- Записывай номер, - приказывает мент.
Вбиваю в память мобильника его номер телефона.
Игорь изучающе смотрит на меня. Его хитрые глаза цвета заварки, с неподдельным интересом скользят по моей фигуре.
- Ты почти не изменился, - выносит вердикт. – Только ещё более педерастичным стал.
- Что есть, то есть. Зато тебя время не пощадило, - тихо произношу я. – Давай к делу, когда тебе передать деньги?
- Завтра, к 8 утра. У меня как раз смена кончается…
- Нет, - отрезаю я.
- Неужто передумал, ты? – толкает меня в плечо.
- Игорь… не правильно понял, - качаю головой я. – Давай попозже, часов в 10-11.
- Причина?
Я закусываю губу, но понимаю, что следует объяснить.
- Ну… Костя в это время на работу собирается. Мне надо ему завтрак готовить, и…
- Ты чё, не работаешь, домохозяин? – ржёт Синеоков.
- Я фрилансер, - поясняю.
- Чё? – удивлённо спрашивает инспектор.
- Ни чё, - в тон ему отвечаю я. Ещё не хватало разъяснять ему род моей деятельности. Думаю, словосочетание веб-программирование, ему тоже ничего не скажет.
- Слыш, а правильно про таких как ты говорят: больно, но выгодно. Хорошего, видать, мужика оторвал. Богатый, да ещё и вроде на рожу удался.
- Дурак ты, - обречённо произношу я.
- Скажи ещё, что я не прав, - самодовольно выговаривает Игорь.
- Ты дважды не прав, - усмехаюсь. – Во-первых, ни хера и не больно, а во-вторых, выгода здесь ни причём. Если ты хоть раз любил, то поймёшь. В чём я сомневаюсь.
- Заткнись ты. Не горю желанием разбираться в твоих «петушиных» утехах, - прерывает меня Синеоков. – В 11 так в 11. Подходи в сквер имени Голикова, там бабки дашь.
- А ты расписку… - поднимаю палец я.
- Какую на х** расписку? – удивляется тот. – Ты чё, мне в долг даёшь, я не понял?
- Расписку, в которой ты пообещаешь, что навсегда забудешь о сегодняшнем инциденте.
- Замётано, - соглашается тот, - А теперь – вали. И документы своего рыжего забирай, - сказав это, Игорь буквально выталкивает меня из машины. Я и сам рад убраться отсюда.
 
***
 
- На, - сев на своё место, протягиваю Косте права и другие документы.
- Как ты его упросил? – подозрительно спрашивает рыжий.
- Дипломатия, - пожимаю плечами и, отвернувшись, начинаю смотреть в окно.
- Я хочу услышать твои объяснения, относительно его слов про «пользование девочки», - требует Костя.
- Мне нечего тебе сказать. Я устал, - продолжаю упорно вглядываться в проезжую часть.
- Дома поговорим, - чеканит Котов, и резко газует с места.
До дома мы добирались в напряжённом молчании. Костя даже выключил магнитолу. Я притворился спящим.
 
***
 
     Сняв ботинки и куртку, я побежал в спальную. Я не хотел разговаривать с Костей. Завтра, пусть всё будет завтра. Различных нервирующих ситуаций, произошедших сегодня, мне хватило за глаза и за уши.
- Ты даже не собираешься идти в душ? – войдя в комнату, поинтересовался Костя.
- Нет. Я очень устал, - у меня дрожат руки, и вообще, чувствую я себя погано.
- Максим, ополоснись, станет легче, - он подходит ко мне сзади и кладёт руки на плечи. – Хочешь, я наберу ванную, полежим там, расслабимся…
- Спасибо, с меня хватило сауны, где я чуть коньки не откинул, - Костя сжимает мои плечи и разворачивает к себе.
- Пошли в душ, - и тащит меня в ванную комнату, словно куклу.
- Раздень меня сам, - тихо говорю, отвернув голову.
Костик послушно стягивает с меня кофту, джинсы, трусы. Я самостоятельно снимаю носки и иду в душевую кабину. Прислоняюсь спиной к её стенке и апатично наклоняю голову. Воду не включаю.
- Что с тобой такое… - шепчет Константин и заходит в кабину следом за мной. Шум воды. Теплые струи обдают тело. В кабинке начинает парить. Я, по-прежнему, стою не двигаясь, понурив голову. Рассматриваю Костины стройные, но волосатые ноги. Рыжий натирает себя мылом и щурится, чтобы вода не попала в глаза.
- Посмотри на меня, - требует Костя. Я не реагирую, лишь вздыхаю. Мои волосы намокли и теперь липнут к туловищу. Мне снова становится душно.
- Посмотри! – Костя хватает меня за подбородок и приподнимает моё лицо так, чтобы наши взгляды пересеклись.
Не знаю, что он прочёл в моих глазах – боль, страх, страдание… Но Котов отпускает мой подбородок, а я снова наклоняю голову, уставившись на пальцы своих ног.
- Объясни мне, что это за мент, - Рыжий прижимает меня к себе, как маленького ребёнка, своими большими, сильными ладонями гладит мою тощую спину, с немного выступающим хребтом.
- Я не хочу об этом говорить, - артачусь я.
- А я хочу услышать твои объяснения сию минуту! – рука, секунду назад ласкавшая меня, достаточно болезненно шлёпает меня между лопаток. – Пойми, у меня голова уже от всяких мыслей пухнет… В чем дело?
- Костя! – плаксиво выкрикиваю я, и от злости кусаю его за мочку уха. – У меня нет сил, ни физических, ни духовных, чтобы выяснять отношения сейчас! Пожалуйста, подожди до завтрашнего утра! Я сегодня чуть не склеил ласты в твоей *баной сауне! Между прочим, из-за тебя! Если бы ты был умнее, то не потащил бы меня в парилку во второй раз…  А если уж потащил – будь добр, не оставляй меня одного! А ты пошёл ссать! Хоть бы с собой взял…
- Я ещё и виноватым оказался! – сжимает мои ягодицы. – А мне кажется, что дело в тебе. Ты не человек – ты ходячая проблема, - в сердцах кричит он прямо мне в ухо.
- Вот как ты запел!? – вырываюсь из кольца его рук и выбегаю из кабины. Злость и жгучая обида захлёстывают меня. Подкашиваются ноги. Сажусь на бортик джакузи, восстанавливаю дыхание и начинаю свою тираду:
- Значит, я для тебя проблема?... Обуза? Тогда, может быть всё зря?
- Что «всё»? – буравя меня взглядом, Костя выходит из кабинки.
- Всё зря, всё! – кричу, потеряв контроль над собой. Котов решил меня игнорировать – берёт с полотенце и начинает вытираться, но я решил идти до конца.
- Все… почти 20 лет – зря! Пустое место! – плюю на пол и растираю мокрой пяткой. – Ведь я принёс тебе только заботы: из-за меня ты поссорился с отцом, из-за меня ты лишился некоторых друзей… Из-за меня у тебя нет нормальной, в понимании этого слова, семьи! Кто я – болезненный, хилый, со множеством заскоков… Пью… Кололся… - набираю в лёгкие воздух. – Так брось меня! Если я ходячая проблема – оставь меня, как советовал тебе отец! Сделай то, что должен был сделать ещё в начале 90ых, когда ты учился в универе!  Порви со мной. И найди себе другого, или другую… У которых нет вредных привычек и за*бов. У которых нет «бесячих друзей»! Которые будут ходить с тобой в сауну и не жаловаться! – на последнем издыхании выкрикиваю я, и начинаю судорожно дышать. Перед глазами, то ли от нервного напряжения, то ли от гнева плывут круги. В горле ком, глаза щиплет от подступающих слёз. Не в силах сдерживать себя, я издаю какой-то нечеловеческий звук, падаю на колени, больно ударяюсь ими о кафельный пол, закрываю ладонями лицо и начинаю рыдать. Я вою, как раненый волк, и не могу остановиться.
- Наговорил х*йни, теперь поплачь-поплачь, - Костя садится рядом со мной на корточки.
- Ты ещё и издеваешься! – размазывая по лицу слёзы, визжу я.
- Я не издеваюсь, милый мой, – тихо говорит рыжий. После этих слов я сжимаюсь в комок, утыкаясь лицом в свои колени.
Лучше бы Костик кричал. Я знаю, что значит такая интонация, этот тихий, пугающе тихий, стальной голос. Я довёл его до ручки, и теперь Костя непредсказуем. Он хватает меня за волосы, от резкой боли я начинаю выть сильнее, чем прежде.
- Теперь. Глядя. Мне. В. Глаза. Скажи. То. Что. Ты. Действительно. ЧУВСТВУЕШЬ! – Костя чеканит каждое слово. Мои сивые волосы обмотаны вокруг его кулака. Он держит мою голову так крепко, что мне не повернуть её ни вправо, ни влево. Я закрываю глаза.
- Открой глаза и скажи, - требует Костя, но я ещё сильнее зажмуриваюсь.
- Открой! – свободной рукой, он отвешивает мне пощёчину.
- Ааа, - от боли, я открываю глаза и с укором, бешенством, отчаяньем, смотрю в его – цвета янтаря.
- Скажи, если бы я был девушкой, ты бы тоже меня бил? – дрожащим голосом спрашиваю я.
- Ты же не девушка, - равнодушно отвечает он, и срывается на крик. – Говори же! – снова дёргает меня за волосы.
- Всё! – ору я, брызжа слюной ему в лицо. – Надоело! Всё надоело! Твоя грубость надоела, побои…! Ненавижу тебя! Читай по губам – НА-ДО-ЕЛО! Оставь меня… - последние слова я прошептал. У меня не было сил кричать.
Костя отпустил мои волосы и оттолкнул меня. Я падаю спиной на пол. Рыжий резко встаёт, и, глядя на меня сверху вниз, цедит:
- Ты бы знал, как мне-то всё это надоело. И заскоки твои. И истерики. И твои постоянные  болезни. И пьянки с твоими друзьями, которые такие же утырки, как и ты. Максимушка, - шепчет Костя, у него дрожит голос. – Тебе же в голову насрали и не смыли. Тебе надоело – замечательно! – после этих слов он выходит из ванной.
Я остаюсь один, мокрый, голый, заплаканный, бессильно валяющийся на полу, как сломанная игрушка.
 
***
 
   Собрав волю в кулак, я поднялся, вытерся и надел свой любимый халат. Я надеялся, что Костя лежит в спальной, до макушки укрывшись одеялом. Я бы просто лёг рядом с ним. Мы бы молчали. Долго. Но потом, я бы решился, и первый коснулся его руки. Я бы стал лепетать, чтобы он забыл всё сказанное мной в ванной. А Костя, как всегда это бывает, простил бы меня, и, вжал бы меня своим тёплым телом в нашу кровать. Как бы мне хотелось, чтобы всё сложилось именно так.
 
Но… Я, немного успокоившись, вышел из ванной и увидел в прихожей Костю. Он обувался.
- Ты куда? – кричу я.
- Тебе же надоело, - улыбается он. – Решил тебя не утомлять. Завязав шнурки, он выпрямился и посмотрел на меня. В глазах вопрос: что будешь делать, Макс? Я знаю, какого исхода хотел Костик. Он  ждал, что я начну его уговаривать остаться. Разум говорил: «Максим, возьми себя в руки, прижмись к своему рыжему коту, и всё забудется. Всё будет хорошо». Но глупые эмоции, расшатанные нервы, мозг, отравленный наркотиками, всё испортили:
- Вот и правильно! – задыхаясь, прошептал я.
- Значит, правильно, - Костя, с грустью посмотрев на меня, ушёл.
 
 Щёлкнул замок.
Я упал на колени, и, подняв глаза к потолку, заорал:
- А-а-а! – ещё чуть-чуть, и в квартире треснут все стеклянные предметы. Я кричал, желая, таким образом, вытравить отчаяние. Но мне становилось только хуже.
- А-а-а! – крик срывается, из глаз текут слёзы – и откуда их столько берётся.
- А-а-а! – дёргаю себя за волосы, в лёгких уже не хватает воздуха.
Всё, что мне сейчас хочется – вставить в вену «баян» с убойной дозой любого тяжёлого наркотика, и сдохнуть от «золотого».
Соседи, живущие этажом выше, начинают стучать по стояку, чтобы я заткнулся.
- Ы-ы-ы-ы-х, - хлюпая носом, сдавленно, гортанно, хныкаю я.
В горле саднит от моих неистовых криков.
Шатаясь, не помня себя, я кое-как добираюсь до спальной и падаю в кровать.
 
***
 
      Постельное бельё пропахло сексом, моим кремом для тела, куревом и Костей. Так пахнет наша любовь. Я утыкаюсь в подушку рыжего, и вдыхаю его настоящий, мужской запах. В спальной горел свет. Со стены напротив, на меня смотрела  увеличенная в несколько раз фотография десятилетней давности. Костя её обожает. Здесь мы представлены как жених и невеста. Рыжий был одет в чёрный фрак, галстук-бабочку, лаковые ботинки… шикарный новобрачный. Он держал меня на руках, я улыбался во весь рот. У меня на голове фата, в волосы вплетены несколько белых лилий. Из одежды - узкие, как лосины, брючки и какая-то блестящая маечка. Я вспомнил, как мы были счастливы в тот момент. Правда, под вечер немного разругались – я перестарался с выпивкой. Но хороший секс сгладил все наши противоречия. У меня больше нет сил смотреть на это фото. Снимаю его со стены и выношу в другую комнату. Выключаю свет. Снова закутываюсь в одеяло.
 
- Костя, - шепчу я, но он меня не слышит. Меня охватывает первобытный страх. Я ненавижу лежать в этой постели один. Я ненавижу оставаться один в этой большой квартире. От страха учащается сердцебиение. С головой прячусь под одеяло, сворачиваюсь в комок. Но мне кажется, что надо мной витают какие-то тёмные, злые силы, и  видят меня насквозь своими глазами-рентгенами. Меня начинает бить озноб, чувство чёрного одиночества и бесконечного отчаяния захлестывают меня с головой.
      
            Похожее я переживал период, когда Костя был женат. Тогда, я ночи напролёт метался по однокомнатной квартире. Мне чудились голоса, шорохи, мне было страшно без сильных рук моего Костеньки. Только наркотики давали временное облегчение. Позволяли забыться. Уводили в другие миры, расширяя сознание, подводили к Бесконечности, разрешали общаться с Высшими Силами. В таком состоянии я видел нашу с Костей Любовь. Это была огромная скала, переливающаяся всеми цветами Радуги. В том мире, где стоит наша Любовь, многие катаклизмы пытались разрушить её. Но она стояла, даже во время сильнейшего землетрясения, ни один камушек не упал с неё. Вокруг нашей Любви была Аура, она светилась ярче Солнца, и никто не мог преодолеть её, чтобы подступиться к Скале. Лишь я пролетел сквозь неё, и, кувыркаясь в невесомости, купался в теплых, цветных лучах, исходящих от нашей Любви. На равнине, вокруг скалы росла высокая трава. Под порывами тёплого ветра она меняла цвет, как кожа хамелеона. Я лежал, приминая её, и мне казалось, что в этот момент, рядом со мной был Костя.
           А ещё я чувствовал свою Любовь. При изменённом состоянии сознания, она бурлила во мне, приятно щекоча моё тело изнутри. Однажды, будучи под кислотой, я сказал Костей о том, что внутри меня кипит любовь, но он просто улыбнулся, погладив меня по голове. Глупый, не воспринял это всерьёз.
 
           Я слабый и зависимый человек. Единственная сильная сторона моего характера – Любовь к Косте. Это моя движущая сила, заставляющая жить. Сегодня в ванной, по своей безмерной глупости, я пытался убить её. Я не смог, и никогда не смогу этого сделать. Прогнав Костю – я лишил себя смысла жизни. Ведь всё, что я делаю на этом свете - я делаю для Костеньки.
 
             Начну с простого. Я трясусь над своей внешностью. Ухаживаю за своим телом, волосами. Покупаю модные шмотки. Но мне безразлично моё здоровье, если бы Кости не было рядом со мной, я был бы уже мёртв. Только ради него я бросил тяжёлые наркотики, только ради него, я стараюсь не перепивать, только ради него я пью какие-то таблетки от печени, от  желудка и от прочих моих недугов. Я держусь за жизнь только из-за того, что в ней есть Костя. И я никогда по доброй воле не смогу оставить его – даже если он озвереет, и будет ежедневно избивать меня, даже если он умрёт. Я просто пойду за ним. И мы будем жить в том странном, переливающемся, цветном мире, где стоит Скала нашей Любви.
- Костя-а-а! – кричу я в черную пустоту нашей комнаты.
Тихо. Только в окно стучится дождь.
    
***
 
      Я уставился в темноту. Я не могу спать. Я не могу трезво мыслить. В голове, как диафильм, прокручиваются воспоминания.
 
      Мне шесть лет. Именно в этом возрасте мне пришло постыдное осознание того, что мне хочется к «дяденьке». На нашу лестничную клетку переехал бывший десантник, майор запаса. Шикарный мужчина. Мускулистый, высокий, на руке татуировка с парашютом. Он сдружился с отцом, и часто приходил к нам в гости. Меня, мальчишку с огромными серыми глазами и белобрысыми волосами до плеч, тянуло к этому бравому мужчине как магнитом. По какому-то подсознательному зову, я вился под его ногами, впитывая каждый его жест, каждую черту его лица.
- Дядя Вадим, дядя Вадим, а расскажи про армию, - вот они, волшебные слова, произнося которые, я попадал в сказку. Десантник сажал меня на колени, я крепко-крепко прижимался к нему, вдыхая его терпкий аромат, состоящий из трёх компонентов: сигареты «Друг», одеколон «В полёт» и специфический запах его тела.  Как сейчас помню – меня абсолютно не волновали его армейские байки, их я слушал в пол уха. Мне гораздо больше нравилось ощущать его большую мозолистую ладонь, которая придерживала меня за талию; мне гораздо больше нравилось проводить своими тонкими пальчиками по выбившимся из-под майки-тельняшки волосам, которые густо покрывали его грудь. Ночами, сам не понимая своих желаний, я мечтал усесться к нему на колени голышом, и чтобы он меня щекотал, дул мне в ушко и целовал в лоб и в щёки, только не так, как это делала мама, а по-взрослому. С такими безумными фантазиями, относительно дяди Вадима, я жил до четвёртого класса.
 
     Когда я учился в четвёртом классе, у нас появился новый физрук. Совсем молодой, крепкий парень, выпускник физкультурного факультета. Помню свою реакцию на него. Перекличка.
- Малафеев, - выкрикивает он мою фамилию, а я стою, выпялившись на него, и молчу.
- Пацан, ты Малафеев? – он подошёл ко мне и наклонился.
- Я… - робко отвечаю. Чувствую, как щёки заливает румянец.
- Будь внимательнее в следующий раз, - физрук ворошит мои волосы и продолжает перекличку.
Я не помню его имени, но в памяти навсегда остались те ощущения, которые, я испытывал, глядя на него.
Я плохой спортсмен, но в четвёртом классе, физкультура стала моим любимым предметом. Три раза в неделю я мог любоваться объектом своего вожделения. Я бесстыдно пялился на его задницу, плотно обтянутую узкими трениками, у меня перехватывало дыхание, когда он показывал нам упражнения на брусьях. Я смотрел, как играют его мышцы рук… Мне хотелось уткнуться носом в его накачанную грудь и вдохнуть его резкий запах. Как-то раз мы прыгали через козла. Мне никак не давалось это упражнение. Физрук, при каждой неудачной попытке хватал меня за талию, а потом, прижимая к себе, снимал меня с этого спортивного орудия. Он дышал мне в затылок, бурчал, что я должен стараться, ведь спорт и здоровый образ жизни есть основа основ. Я не слушал его, от возбуждения у меня темнело перед глазами, низ живота сводила сладкая судорога. Тогда я понял – со мной случилось что-то не то. Я вырвался из его рук и умчался из зала в раздевалку. Мой лучший друг – Додик, бросился за мной.
Я сидел на скамейке и плакал. Первый в моей жизни стояк меня очень испугал.
- Максимка, ты чего? – волнуясь, спрашивает Давид.
Я, озираясь по сторонам, стягиваю с себя шортики и трусы, обнажая восставший член.
- Ого! – присвистывает Додя. – С чего бы это?
- Из-за тренера, - хныкаю я. – Давидушка, сделай что-нибудь, - умоляю я.
Коломбо несмело касается моего члена.
- Ай! – пищу я.
- Больно? – настороженно интересуется Додя.
- Наоборот. Додичка, потрогай ещё! – со слезами на глазах, клянчу я.
- Только потому, что ты мой лучший друг, - Давид отважно сжимает своим кулачком мой член и начинает двигать вверх-вниз.
- Ой, мамочка, что со мной творится! – мне ещё нет одиннадцати, и я явно был не готов к таким ощущениям. – Ох, Додя, прошу, ещё, ещё, ещё-о-о!
Я зажмурился, закусил губу, весь мой мир в тот момент сосредоточился вокруг члена. Перед глазами поплыли грязные картинки: я голый, а тренер меня обнимает… Вот я лежу в кровати с дядей Вадимом, трусь об его «перец», который в разы больше моего… А вот, обнажённый физрук кружит меня на руках, и целует в губы, как в фильмах про любовь. Приходит осознание: такие мысли неправильные. Но Додька стоит рядом со мной, напряжённо дышит мне в лицо, его обслюнявленный кулак скользит вдоль моего члена, и мне хорошо, как никогда в жизни. Жмурюсь ещё сильнее, и представляю, что вместо Давида, эти «манипуляции» со мной проводит физрук. Отчётливо помню, как меня посетила мысль: а сможет ли тренер ласкать мой «перчик» ртом. Я представил, как он, абсолютно голый, под его смуглой кожей играют мышцы, наклоняется, тёплый рот, охватывает мою плоть и…
- Ой, ай, о-о-о-х, - непроизвольно текут слёзы, а из члена брызгает сперма.
- Фууу! – Додька стряхивает со своей ладошки тёплую жидкость, - Макс, ты что натворил!?
- Доденька, я нечаянно! – оправдываюсь я. Обессилено сажусь на скамеечку.
- Максим, надень шорты-то! – шепчет Давид.
- Ах, я не могу! – откидываю голову назад и размазываю остатки спермы по головке. – Ты не представляешь, что со мной случилось… Внизу всё сжалось, будто щекотно, а перед тем, как это белое брызнуло, я прямо чувствовал, как оно внутри бежало. Знаешь как приятно? Я думал, что на ногах не удержусь.
- Круто! – Додька задумчиво чешет лоб. – Я сегодня книгу прочитаю папину, медицинскую. Вдруг ты заболел…
- Ой-ой, не хочу болеть… Нее, это не может быть болезнью, это ведь так приятно!
- Ладно, Максимка, одевай труселя пошли в зал, а то нас хватятся.
После этих детских воспоминаний мне стало легче, потому что они меня рассмешили. Но через минуту, мне снова стало больно.

Зависимость//Сиквел к 35, часть 4, финал

*** 
         До встречи с Костей моя жизнь представляла собой сплошное душевное страдание. После того случая в раздевалке, я смирился с тем, что мне нравятся мальчики. Я принимал себя таким, какой я есть. Женственным, хилым, слабым, зависимым, маменькиным сынком. Меня изводило другое. Я мечтал, чтобы кто-то близкий, сильный, смелый, был рядом со мной, таким нежным и хрупким. Когда я гулял, у меня подгибались колени, когда я видел высоких, широкоплечих мужчин,  так не похожих на меня. Я хотел, чтобы хоть один из них, подошёл ко мне, отвел светлую чёлку со лба, поцеловал в мои мягкие губы, обнял, и больше никогда не отпускал. Сколько слёз я выплакал из-за этого. Я грыз подушку, чтобы не было слышно моих всхлипов. Я завидовал «натуральным» парочкам, которые целовались, гуляли, держась за руки… А я, красивый, лучше любой девчонки, ходил и просто глотал слюни, глядя на представителей мужского пола. После одной неудачи, я боялся сделать первый шаг…
 
         Единственную радость и успокоение я находил в музыке. Это была моя отдушина. Слушая её, я чувствовал себя живым и достойным счастья. Я представлял себя, стоящим на сцене, терзающим электрогитару, тысячи людей воют от восторга, а я кручу головой, тряся своими белобрысыми, почти до пояса волосами.
 Восьмой класс. Пятнадцать лет. Мы с Додькой сбежали с последних уроков, чтобы успеть на почтамт до обеда.  Двоюродный брат Давида, Юрген, который  жил в ФРГ, прислал ему посылку, обещая, что это будет «супер-пупер». Внутри фанерного ящика лежала кассета, которую, мы, волнуясь, вставили в громоздкий, советский видик. Из колонок на меня хлынула волна звука. Жесткий рёв гитар, бешеный ритм ударных. Барабанщик отырвался по полной, второй гитарист, стоя на возывшении затянул классное соло. На сцену выбежали солисты. Оба с длинными, чёрными, вьющимися волосами. На лицах – нарисованы чёрно-белые маски. Одежда – некое подобие обтягивающих трико, украшенных шипами и блестками. На накачанной груди – вырезы, через которые пробивались кудряшки. Забитый до отказа стадион, ревел. Тот солист, у которого на одном глазу была нарисована звезда (Пол Стэнли), зарядил угарный рифф на своей гитаре. Я вздрогнул. Потом, он запел, мелодичным, немного хрипловатым, но безумно красивым голосом:
Searching in the darkness, running from the day
Hiding from tomorrow, nothing left to say
Victims of the moment, future deep in doubt
Living in a whisper till we start to shout
We're creatures of the night, we're creatures of the night. 
  Это был концерт в поддержку диска Creatures of the Night, группы KISS. Уже со второго куплета, я начал колбаситься, скакать по Додькиной квартире и орать: «I`am the creature of the night». Эта музыка произвела на меня неизгладимое впечатление. Теперь, я был не просто Максимом-педиком. Я называл себя Созданием ночи, Макс-металлист. Не такой, как все. Совсем-совсем не такой. Отдавая все карманные деньги на подпольные записи KISS, Motley Crue, Cinderella, WASP, Poison, Guns`n`Roses, я приобщался к металлической культуре бурных 80ых. Эта музыка, образ музыкантов рождали во мне протест, давали мне невиданный душевный подъем. Мне казалось, что я могу свернуть горы. Я стал увереннее в себе. Я щеголял по улицам в узких варёных джинсах и косухе. Простые спортивные парни уже не пробуждали во мне такого трепета, как прежде. Я искал свою половинку, живущую в одном ритме со мной, под Музыку glam-metal.
 
       Первый курс политеха. Впервые, я увидел Костю в столовой, это была середина сентября. Его рыжая грива и сильное тело, скрывающееся под самопальной футболкой с KISS, показались мне чем-то не достижимым. Он стоял в начале очереди, я – в конце. Мне безумно хотелось подойти к этому металлисту, что старше меня на год, непринуждённо заговорить, типа: «О, ты тоже любишь металл… Не хочешь винилом или кассетами обменяться?» Но я струсил. Это рыжий жеребец даже не смотрел в мою сторону. Я боялся, что он надо мной посмеётся.
 
       Первое октября. Я, и ещё десяток моих сокурсников готовились к Посвящению в студенты. Говорили, что придёт кто-то со второго курса. Ванька, мой одногруппник, сказал, что это будет рыжий металлист. Я сразу понял - это тот парень, со столовой. Стук в дверь, я бросаюсь к ней. Открываю.
- Я со второго курса, пришёл вам помогать, - бросает он. Я замер, любуюсь им.
- Впусти меня уже, - сварливо выговаривает Костя, начиная раздражаться.
- А… - пропускаю его, и понимаю, что нужно привлечь его внимание… не важно как, лишь бы пообщаться с ним, познакомиться. Не нахожу ничего лучше, кроме как преградить ему путь:
- Дай пройти, - толкает меня. Какие у него сильные руки!
- Не горячись, рыжий, - изображаю абсолютное спокойствие и дружелюбие. – Напишем сценарий – пойдем, покурим на крыльцо, там выскажешь все претензии в мой адрес.
- Не указывай мне, - плюёт он, и садится рядом со Смирновой.
- Я просто предложил, - развожу руками и сажусь напротив его. Рассматриваю. До чего же красивый парень! Как хочется распустить его волосы, завязанные в тугой конский хвост, и уткнуться в них носом. И ощутить прикосновения его рук на своей коже. Какой он настоящий, живой, эмоциональный. Я хочу принадлежать ему, всегда, без остатка. Под конец обсуждения меня била слабая дрожь – лишь бы он пошёл со мной покурить… Лишь бы побыть с этим парнем ещё минуту!
- Ну что, пойдём курить? – спрашивает он, схватив меня за шкирку. У меня сердце пропускает удар.
- Пойдём, только отпусти меня, пожалуйста, а то шейка болит, - клянчу я.
- Шейка болит, - передразнивает меня, и мы идём на крыльцо университета.
Я использовал все свои волевые резервы, чтобы не повиснуть у него на шее и не закричать: «Костенька, я только для тебя!»  Он согласился пойти ко мне домой… за футболками… А дома… понял, что его тянет ко мне, не менее, чем меня к нему. Наш первый поцелуй. Грубый, страстный, такой настоящий… Я никогда не забуду его. Костины ладони, которые сначала робко, а потом уверенно скользили по моему телу, задрали майку, чтобы прикоснуться к моей фарфоровой коже. У нас обоих стоял так, как никогда до этого, мы тёрлись друг о друга, задыхались от ощущений. И оба знали: это правильно, это для нас. Мы как цельный комплект. Костя – главная вещь, а я – принадлежность. Как принадлежность идеально подходит к главной вещи, так и я, идеально подошёл к нему, растворился в его объятьях, чтобы он больше никогда не отпускал меня.
     Встретив, наконец-то свою любовь, я не мог заснуть и плакал, только не от одиночества как это бывало раньше, а из-за бесконечной радости. В эту тёплую осеннюю ночь,  я поклялся себе, что буду беречь эту Любовь как ничто другое. И сейчас, я, кретин, всё разрушил: «Надоело… Надоела твоя грубость… Оставь меня…».
 
***
 
- Костя-а-а! – скидываю с себя одеяло и кричу. Спрыгиваю с кровати, натягиваю халат, кое-как обуваю тапки, и, достав Костин пуховик из шкафа, выбегаю на улицу. Уснувшая консьержка, сидящая на первом этаже продрала глаза, и проводила меня заинтересованным взглядом.
- Костя! – выбегаю во двор, освещённый фонарями. Новенькие скамейки у трёх подъездов нашего дома пусты. На детской площадке гуляет ветер.
- Костя… Где ты? – путаясь в полах халата, бегу к нашему гаражному блоку, что находится на цокольном этаже. Было видно, что рыжий машину не брал.
- Костя! – поднимаюсь по покатому спуску к гаражам. Внимательно осматриваю двор – ни души. На улице идёт первый апрельский дождь. Снег ещё не везде растаял. На асфальте – слякоть, которая так и норовит проникнуть в мои шлёпки. Я мёрзну, волосы вмиг намокают под холодными каплями. Понимаю, что в таком виде выгляжу глупо, но  я готов обежать весь город, лишь бы найти Костика. Шестое чувство подсказывает мне, что нужно отправится на аллейку, что раскинулась недалеко от нашего дома. Она ведёт к основной улице, где проходит главная автострада района.
- Костенька, - спотыкаюсь, бегу по пустынной улице, поворачиваю на аллею. Из десятка фонарей горят только два – в начале и в конце. Прищуриваюсь, и вижу, что где-то вдалеке мерцает красный огонёк, словно кто-то курит.
- Костик! – выдыхаю я, и мчусь туда, к этому призрачному огонёчку. Спотыкаюсь, падаю, растягиваясь на мокром асфальте. В кровь расцарапываю ладони, притормозив ими, но быстро встаю и снова бегу к своей цели, мокрый и грязный. На самой крайней скамейке вижу знакомую фигуру, освещаемую тусклыми лучами фонаря. Окурок полетел вниз.
- Костя! – кричу, что есть мочи. Пустая улица отзывается эхом: «Я-я-я!». Ноль эмоций. – Костенька, это же я! – плаксиво выговариваю.
- Я же тебе надоел… Зачем пришёл? – не глядя на меня, произносит он.
- Ты тоже сказал, что тебе надоело… - начинаю спорить.
- Но ты ведь первый заявил об этом, - возражает Костя.
- Рыженький! Котик мой! – подбегаю к нему ближе и падаю на колени. Не рассчитываю падение, и скольжу голыми коленками по асфальту, сильно изодрав их. Как в детстве.
Дождь усиливается.  Крупные капли затекают мне на шиворот и попадают на оголившуюся грудь. Начинаю стучать зубами. Костя, наконец, оборачивается, в его глаза ярость.
- Встань, придурок! – хватает меня за руки и, вздёрнув, сажает на скамейку.
- Идиот… - рыжий поднимается и продолжает приговаривать. – Клинический идиот! 
Я смотрю на него и невольно улыбаюсь, чувствую, что в его голосе нет злости.
- Вот даун! – Костик закрывает лицо ладонями. – Ты бы ещё в одних плавках за мной побежал, - снимает с себя пальто и набрасывает мне на плечи.
- Домой, скорее, домой! – орёт он, и указывает пальцем в сторону дома.
- А ты? – взволнованно спрашиваю я, вскочив со скамейки.
- Куда я денусь?... – усмехается он. Я прижимаюсь к нему. Вижу, что по его щекам текут струйки воды. Капли дождя или слезы…?
- Костя… - слизываю языком одну из струек. Солёная. – Ты плакал…?
- А что, мне смеяться в такой ситуации? – шепчет он, положив мне руку на плечо. Рыжий плакал… Ведь он такой сильный, волевой. Настоящий боец. На моей памяти только пара раз, когда он прослезился. А сейчас, соленые капли бегут по его лицу.
- Костя…
Котов смотрит на мои ноги.
- Макс! Ты ещё и в тапках! – выдыхает он, и берёт меня на руки. – Домой, пить горячий чай!
Он несёт меня как пушинку, будто мой вес для него – ничто. Он быстро преодолевает аллею, а я шепчу ему на ухо:
- Ты ведь знаешь, Костенька, я рожден для тебя. Всё, что я делаю – только для тебя… Не оставляй меня одного… Прошу, никогда не оставляй. И я тоже никогда тебя не брошу. Даже после смерти!Входим в подъезд. Снова разбудили консьержку. Краем глаза замечаю, что она смотрит на нас и улыбается. По-доброму, сопереживая, радуясь, что у нашей неспокойной парочки снова всё наладилось. Интересно, сколько ссор прошло перед её глазами, когда, то я, то Костя, выбегали из подъезда, или орали на всю лестничную клетку…
Подойдя к двери, Костик ставит меня на пол и отпирает дверь. Мы входим в квартиру.
 
***
 
- Скорее, под одеяло! – командует Костя.
- Я хочу с тобой, - тяну его за рукав.
- Горячий чай заварю и приду, - порывисто, крепко, обнимает меня, - Максим, ты ведь от любого сквозняка простываешь, иммунитет у тебя - никакой…  Додумался – выбежать на улицу в таком виде! Иди, прогревайся. Ведь меньше, чем месяц назад болел.
Подчиняюсь своему мужчине. Иду в спальную, попутно захватив фото, которое я снял со стены. Вешаю его на место. Раздеваюсь до гола, и кутаюсь в одеяло. Через некоторое время объявляется Костик с кружкой горячего чая и расчёской.
- Рыжик, пусть чай постынет немного… Ты же знаешь, я не люблю горячее.
- Смысл его тогда пить? – бурчит рыжий.
- Я могу язык себе обжечь… Как я тогда тебя буду ротиком ублажать? – игриво оправдываюсь я.
- Тогда… - Костя ставит парящую кружку на тумбочку. – Пусть поостынет, но чуть-чуть. Давай я тебя расчешу пока, а то всё волосы спутались.
 
***
 
      Костик начинает аккуратно водить расческой по моим растрепанным, влажным волосам. Я подаюсь вперед, на каждое его движение и урчу, как кот.
- Максим… Расскажи мне про этого мента, - просит Костя.
Я поворачиваюсь к нему, целую в щетинистую щёку и соглашаюсь:
- Хорошо. На самом деле, всё просто… Синеоков – мой бывший одноклассник. Он перевёлся в мою школу, когда я восьмилетку заканчивал. После первой четверти…
Смотрю на Костика, он кивает, позволяя мне продолжать.
- Тогда Игорь выглядел лучше, красивее… Он боксёром был. Ну… а я урождённый гей… Он мне, конечно, понравился. Впрочем, он всем девчонкам понравился, и у меня не было шансов. Поэтому, я решил с ним просто подружиться. Додька на меня обижался, говорил, что ничем хорошим это не закончится, и был прав, - замолкаю.
- Что же случилось? – спрашивает Костя и прижимает к себе.  Я беру его за руку, набираю побольше воздуха и продолжаю:
- Видишь ли, он меня использовал. Я делал за него уроки… Я угощал его всякими вкусностями, которые папа из Москвы привозил… В общем, я делал всё, чтобы Игорь благосклонно относился ко мне. Наконец-то я решился… На выходных… Позвал его к себе, сказал, что у меня дома есть коньяк. Он сначала ломался, мол, не пьёт, так как спортсмен, но всё-таки мне удалось влить в него несколько рюмок… Костя, обними меня.
Рыжий сажает меня к себе на коленки, и я, накручивая его волосы на пальцы, запинаясь, рассказываю:
- Я опьянел, он тоже был хорош… Я сел с ним рядом и… п-поцеловал, - чувствую, как Костик сжимает мой бок. – Он сначала ответил, даже погладил меня по волосам, играл языком, я потом резко толкнул меня на пол, пнул ногой и, смеясь, сказал, что он не из «этих».
- Что потом? – шепчет рыжий.
- Он ушёл… Я всю ночь проплакал. А на утро, когда пришёл в класс, всё парни, кроме Додика, показывали на меня пальцем и дразнили «мужеложцем». Я этого не выдержал, и побежал на крышу школы, хотел спрыгнуть вниз… Мне было очень плохо. К счастью, Давид успел меня остановить, взял за руку, привёл в класс и сказал всем, типа: «А знаете, как Игорь узнал, что Макс педик? Наш боксёр сам пришёл к нему в гости и целовался с ним».
Костя усмехнулся:
- Да уж, твой Додик умеет стрелки перевести…
- А то, - улыбаюсь и трусь носом об его щёку. – Про меня все забыли, и стали чмырить Игоря. Он сломался, и перевёлся в другую школу через некоторое время. Вот так.
- Ясно, - гладит меня по голой спине. – Максим… ты любил его?
- Ты что, совсем? – хохочу я, а потом крепко целую Костю в губы. – Я любил, люблю и буду любить только тебя! Выкинь из головы эту историю…
- Почему ты не рассказывал мне об этом раньше?
- Я до сегодняшнего дня даже не вспоминал… С тех пор, как ты появился в моей жизни, остальные переживания оказались такими глупыми… Только Ваша рыжая персона стала занимать мои мысли, - звонко целую его в ушко.
- Что ты пообещал этой мрази в обмен на мои документы? - серьёзно произносит Костя.
- Три штуки… Завтра в 11 я должен передать ему…
- Где? – Костик кладёт мне ладонь на щёку.
- В сквере имени Лёни Голикова, - отвечаю я, и льну губами к его шее.
- Завтра пойдём вместе, - решает Костя.
- Но…! – восклицаю я.
- Никаких «но»! – кладёт меня на спину, и нависает надо мной. – Максик, это всего лишь капитан ГИБДД. Всё будет хорошо. Завтра разберёмся… а тебя он просто припугнул, желая поиметь с нашей семьи бабла.
- Костик… - шепчу я. – Я очень женственный, да? Сегодня так вообще… почти весь день ревел…
- Было много поводов для слёз, - рыжий наклоняется ко мне и обводит своим язычком контур моих губ. – Ты не женственный… ты – капризный мальчишка, и всегда таким был.
- Это плохо? – провожу своими длинными пальцами по щекам, тронутым рыжей щетиной.
- В этом весь ты, - невесомо целует меня в лоб.
- Хочешь, я завтра приготовлю твою любимую картофельную запеканку с мясом? – приподнимаюсь на локте. Костя, взбив свою подушку, ложится рядом.
- Хочу, очень хочу… Макс, ложись ко мне, - мягко просит он, и я, обняв его одной рукой за шею, устраиваю свою голову на его груди. Костя запускает свои пальцы в мои волосы, а другую ладонь кладёт мне на спину, время от времени поглаживая её. Гасим свет.
- Давай спать, - шепчет Костя. – Сегодня был сложный день.
- Давай, - ещё сильнее прижавшись к нему, закрываю глаза, предварительно чмокнув Костика в грудь, покрытую жёсткими, рыжими кудряшками.
- Максим… - сильные пальцы пробегают вдоль позвоночника.
- Ммм?
- Я люблю тебя… Очень люблю, - у Кости дрогнул голос.
- Знаю… - поднимаюсь чуть повыше, утыкаясь макушкой в его подбородок. – Я тоже. И не могу без тебя.
- Да, - довольно выговаривает Костя. Я знаю, он сейчас улыбается.
 
 
***
 
    В кольце Костиных рук я быстро засыпаю. Из памяти улетучиваются все передряги, случившиеся в этот день. Я прощаю Костику все его слова, сказанные в пылу ярости, всего его удары. Костя простил мои капризы и истерики. Мы спим, чувствуя, тепло друг друга. Это была не первая, и, конечно, не последняя ссора. Но я знаю одно: как бы мы не ругались в дальнейшем, мы всё равно будем вместе, так как не сможем жить порознь. У нас настоящая, любящая семья, пусть этого не признает закон и широкая общественность. Пусть у нас нет дурацкого штампа в паспорте. Браки заключаются на небесах, это как раз наш случай.