Огненная гора

Глава 17
– А куда мы идем? – Даниз прыгает на одной ножке, держа за руки меня и Лейлу.
– Мы идем играть, – отвечаю я, подхватывая его подмышки и сажая себе на загривок. – Эту игру придумал мой дед. Он оставлял мне знаки, а я должен был найти предмет.
– А что мы ищем? – Даниз крепко хватает меня за уши и слегка «пришпоривает» пятками мою грудь.
– Одну очень важную тетрадь, – отвечаю ему я.
Да… найти то самое место, куда я ходил с дедом, оказалось не так просто. Из-за жары река заметно обмелела, и то, что раньше было ее берегом, теперь стало каменистой равниной. Но у меня есть один важный ориентир. Гора! Она уж точно не сдвинулась с места за столько лет. А вот и выступ, который я помню. И огромный камень, который был когда-то частью горы. А вот и дерево… Хотя… Теперь это не дерево и высохшая коряга, торчащая из камней.
– Смотри! – смеется Даниз. – Это дерево похоже на сгорбленного старика.
И правда. Высохшее дерево, лишенное листвы и веток, напоминает сгорбленного старика, оперевшегося рукой о палку.
– Даниз! Куда! – кричит Лейла, но мальчик уже несется в сторону дерева и ловко забирается по нему почти до середины.
– Мальчишка! – смеюсь я. – Ему положено лазать по деревьям.
– Расшибется же! – Лейла вздрагивает при каждом неловком движении Даниза.
– А какой мальчишка может обойтись без ссадин на коленях и сбитых локтей? – Я кладу руку ей на плечо и легонько похлопываю, – не волнуйся так за него.
– Он лучик света в моей жизни, – вздыхает Лейла и добавляет совсем тихо, – и ты тоже…
– Лейла… – начинаю я, но в этот момент Даниз садится на ветку и, сунув руку в небольшую расщелину в стволе, кричит нам:
– Тут что-то лежит. Достать?
Этим «чем-то» оказывается небольшой стеклянный пузырек, в котором просматривается записка. Этот неровный почерк я узнаю сразу. Я с любовью разглаживаю помятую бумажку и читаю вслух:
– Я нахожусь у входа в храм.
Сюда войти способен каждый.
Воды найдет тут жаждущий,
Еды голодный.
Лишь звонкой монетой
Хранительнице стоит заплатить.
– Бред какой-то, – пожимает плечами Лейла. – У нас нет храмов.
– Дед никогда не умел писать стихов, – смеюсь я. – Но я знаю следующее место!
– Куда мы теперь? – спрашивает Даниз, решительно глядя вдаль.
– Мы идем в магазин отца Аслана, – уверенно говорю я. – Помнишь камень, который лежал прямо у входа? – спрашиваю я Лейлу.
– Конечно! Камень! – восклицает она, помогая Данизу спрыгнуть на землю. – Храм – это магазин. Туда может войти любой и купить воды и еды. Только нужно заплатить продавщице!
До села мы добираемся ближе к обеду. Поход в магазин оказывается как нельзя кстати. Мы накупаем в нем овощей и горячих лепешек. Вот только камень найти нам не удается. Новый супер-гипер-минимаркет построен на месте старого магазина, но у его дверей знакомого камня не наблюдается.
– И что теперь делать? – Лейла накрывает на стол в небольшой уютной комнатке в здании библиотеки, служащей ей одновременно и спальней, и столовой.
– Нужно узнать у отца Аслана, куда дели эту каменюку, – отвечаю я, вдыхая аромат наваристого хамраши.
После обеда мы с Данизом располагаемся на заднем дворе библиотеки, под сенью раскидистой яблони, наблюдая, как Лейла моет посуду в небольшом тазике возле дома.
– Тебе мама нравится? – Даниз смотрит на меня совершенно по-взрослому, и я не могу врать этому взгляду.
– Очень, – отвечаю я, – ты не будешь против, если я…
– Женишься на ней? – продолжает мою мысль мальчик.
– Для начала я бы хотел за ней поухаживать, – треплю я Даниза по черным густым волосам.
– А потом? – настаивает Даниз.
Сказать честно, когда я общаюсь с Лейлой и Данизом вот так, по-семейному, у меня создается ощущение, что после долгого пути я вернулся домой. Меня окружает такое спокойствие и теплота, что мне хочется остановить время и остаться тут навсегда.
– Аслан приехал! – обрывает Лейла мои размышления.
И правда, мимо нашего дома проезжает большая черная машина Бугдая. Он ездил в ближайшее большое село по делам и заодно подвез Аслана на телеграф, откуда тот отправил телеграмму в Нефтечала с просьбой о недельном отпуске.
Забросив недовольного Даниза дядюшке Бугдаю, мы с Лейлой отправляемся в дом Аслана.
– Камень? – удивляется Аслан. – Я его помню, но отец продал магазин лет пятнадцать назад и на его месте отгрохали новое здание. Оно больше прежнего и, думаю, камень вынули из земли и выкинули где-нибудь.
– Камень? – в беседку, где мы пьем чай, заглядывает отец Аслана – старый и седобородый Сабир-бей.
– Да, ата, камень, – кивает Аслан, помогая старику подняться по ступенькам беседки, и усаживая его за стол. – Тот, что лежал у входа в твой магазин.
– Конечно, помню, – кивает Сабир-бей, принимая из рук Лейлы армуды с чаем. – Я ведь почему магазин продал? Я был вдовцом. От первого брака детей у меня не было. Вот и женился я еще раз уже в пятьдесят пять.
– Ата! – выдыхает Аслан. – Ты хотел про камень сказать!
– Не перебивай! – Сабир-бей сердито стучит палкой об пол. – Так вот… Аслана я родил почти в шестьдесят. Он мне помогал в магазине, почитай, лет с семи. А как уехал учиться в город, я понял, что один не потяну эту торговлю. Вот и продал его, – старик горько вздыхает и, сняв с головы папаху, протирает лоб платком.
– Ата-а-а! С камнем-то что? – не выдерживает Аслан.
– С камнем? – удивленно поднимает седые брови Сабир-бей. – Ах, да… Этот камень я попросил перенести к нам в сад. Захотелось оставить, как память. Так мы сейчас как раз на нем и сидим!
Лезть под беседку приходится именно мне. Лейлу я об этом даже просить не стал, а Аслан не смог бы протиснутся между землей и досками пола.
– Ну, что там? – кричит сверху Аслан, стоя на полу беседки на корточках и глядя на меня через щели между досками.
– Вижу камень, – отвечаю я, светя перед собой фонариком телефона, – он весь мхом порос. Сейчас попробую его ножом счистить.
В течение получаса я упорно сдираю серый засохший мох с камня, пытаясь найти хоть что-то необычное. Наконец, мои старания приносят результат.
– Тут что-то на камне выбито, – кричу я вверх друзьям, – прочитать тут не могу. Сейчас попробую снять со вспышкой. Может, так удастся...
И вот мы втроем сидим на ступеньках беседки и разглядываем фотографию на телефоне.
– Я очень добрый великан.
Живу в своем саду тенистом.
Любому гостю буду рад,
И чаем напою душистым, – медленно читает Лейла.
– Так это же Видади! – хлопает себя по коленкам Аслан.
– Давайте зайдем за Ромкой, – предлагаю я. – У него как раз должна смена заканчиваться. И все вместе пойдем к Видади.

Глава 18
– Не понимаю, – говорит Ромка, топая вместе с нами по пыльной дороге, – зачем уважаемому Горгуду надо было все так усложнять? Можно было просто спрятать рукопись в камере хранения на вокзале и оставить Низами ключ.
– Я знаю, зачем, – улыбаюсь я другу, – посмотри, как горят у нас глаза. Мы на охоте и еще мы команда! Это и хотел показать нам мой дед.
Ворота в сад Видади оказываются открытыми. Сам хозяин едет в нашу сторону на своей коляске и улыбается.
– Я знал, что вы придете, – говорит нам Видади и жестом приглашает в сад. – Горгуд-бей говорил мне, что вы обязательно зайдете и попросите ответ на загадку.
– Видади-бей, вы должны дать нам новый знак, – говорю я толстяку. Тот хитро щурит глаза, протягивает руку к ветке дерева и в его ладони, как по волшебству, оказывается сочный и спелый абрикос.
– Вот, что просил показать вам Горгуд-бей, – говорит Видади и разламывает пальцами мякоть фрукта. Достав косточку, он стукает по ней небольшим камнем. Косточка раскалывается и Видади протягивает мне орех.
– И это все? – хмурится Ромка. – И как это нам поможет найти рукопись?
– Погодите… – Лейла выходит вперед и берет в руки ядрышко абрикоса. – Это матрешка!
– Какая матрешка? – хором спрашиваем мы.
– Твой дед перед вашим отъездом подарил мне матрешку, – объясняет Лейла. – Так вот… последнюю, самую маленькую фигурку, я никак не могла открыть. Теперь я поняла, почему.
– Погоди… – я с напряжением смотрю на Лейлу. – Надеюсь, ты не выбросила ее?
– Нет, – победно улыбается Лейла, – она стоит у меня на полке с книгами. Я немного сентиментальна, – она опускает глаза и краснеет. – Мне хотелось оставить память о тебе…
Мы врываемся в дверь библиотеки и замираем в ожидании Лейлы, которая уходит в комнату за деревянной игрушкой.
– Вот, – она ставит перед нами на стол расписную фигурку и садится рядом со мной, – там пять матрешек. Но пятая не открывается, хотя у нее точно есть разъем.
– Одна… – я ставлю на стол верхнюю часть первой куклы, – вторая… третья… четвертая…
А вот и пятая. И правда! На туловище матрешки явно есть разрез, но, как я ни стараюсь, открыть ее так и не получается.
– Нужно ее разбить, – говорит Лейла, протягивая мне молоток.
Один удар, и деревянный бочонок лопается, а из его нутра вываливается скрученная бумажка.
– Я верный друг, посаженный на цепь,
Я твой покой хранил и помогал с работой,
Теперь я прах, зарытый под кустом,
И охранять талмуд – моя забота, – читаю я неровные строчки.
– Нам что, на кладбище идти и раскапывать могилу? – передергивает плечами Ромка.
– Нет… – качаю я головой и вздыхаю, – нам нужно попасть в сад, где раньше был мой дом.
– И как нам это поможет? – не понимает меня Аслан.
– Друг, посаженный на цепь – это Султан, мой пес. А закопали его в нашем саду. Об этом я читал в отчетах, когда листал дело о гибели моих родителей, – отвечаю я. – Но попасть в старый сад не просто. Там ворота и охрана сидит.
– Так это как раз не проблема! – радостно сообщает нам Ромка. – Я знаю охранника. Его зовут Баты. Мы с ним служили вместе в армии.
Мы снова идем по улицам села. Солнце уже почти село и до нужного места мы добираемся уже в полной темноте.
– Не знал, что ты в армии служил, – говорю я Ромке.
– Так я почти и не служил, – улыбается он, – меня хотели комиссовать через месяц после присяги, но я отказался, и меня определили в местную Бярбяр-хана. Вот там я год и оттарабанил. Баты служил в нашей части и часто приходил ко мне прибираться. Оказалось, что он тоже с Нефечалинского района, и я еще тогда радовался, что встретил земляка. А недавно увидел его тут и узнал, что он работает охранником у господина Мехтиева.
Ромка смело нажимает звонок на высоких воротах и пару раз зачем-то бьет по ним ногой.
– Кто там? – хрипит в ответ динамик.
– Это я, Баты! – машет руками в камеру Ромка.
– Салам, Ром! – по голосу понятно, что Баты рад незваным гостям. – Что привело тебя и твоих друзей ко мне?
– Баты, а твой хозяин дома? – говорит Ромка и по-воровски оглядывается по сторонам.
– Господин Мехтиев уехал в Нефтечала на важное совещание, – докладывает Баты.
– К любовнице? – подмигивает камере Ромка.
– Ага! – хрипло смеется в динамике Баты. – Его жена с детьми на море уехали, а он совещается уже вторую неделю.
– Баты, пусти нас в сад, – переходит к делу Ромка.
– Не могу, – Баты становится серьезным. – Чего вам тут надо?
– Я тут жил когда-то, – вступаю в разговор я, – и мой дед оставил для меня тетрадь где-то в саду.
– Тебя я помню, – говорит Баты серьезно, – ты недавно шарился тут за воротами.
– Баты! Пусти, пожалуйста! – снова просит Ромка. – Мы ненадолго. Нам только тетрадь выкопать. Твой хозяин ничего не узнает.
– Тебя одного пущу, – отвечает Баты. – А эти пусть на улице ждут.
– Иди один, Ром, – хлопаю я друга по плечу. – Я из-за забора буду руководить.
– Ты хоть понимаешь, что мне придется раскапывать могилу собаки, – мотает головой Ромка.
– Он тебя не тронет, Ром, – пытается уговорить друга Аслан. – Он уже умер.
– Меня это пугает еще больше, – вздыхает Ромка и неуверенно берется за ручку калитки. – Договорились, Баты. Впускай меня. И найди где-нибудь лопату!
Я шагаю вдоль забора и тихо переговариваюсь с Ромкой, который идет с другой его стороны:
– Видишь, там должна быть полянка небольшая.
– Вижу полянку. Там что-то типа фонтана. Не то русалка, не то дельфин, – отвечает он мне.
– Когда я тут жил у нас на этом месте колодец был, – удивляюсь я. – Прошел поляну?
– Да, – отвечает мне с той стороны Ромка.
– Сейчас должны быть кусты диких роз. Нашел?
– Ш-ш-ш… – шипит из-за забора Ромка, – мог бы сразу сказать, что это дикие розы. Я весь поцарапался.
– Дерево перед собой видишь? Такое высокое? Не знаю название, – я останавливаюсь и стучу по забору рукой.
– Похоже на человека с поднятыми руками, – Ромка, видимо, тоже останавливается, потому, что звук его шагов стихает.
– Точно! Копай под ним. Вот прямо как сейчас стоишь, так и копай, – командую я.
Ближайшие пять минут я слышу только кряхтение и звуки входящей в землю лопаты.
– Хорошая собачка… – раздается тихий голос Ромки. – Ты ведь меня не тронешь, Султан? Я друг Низами.
– Ты там с кем говоришь? – напрягаюсь я.
– С твоим псом, – отвечает мне Ромка, – но он выглядит совсем не агрессивно. Даже, по-моему, хвостом виляет. Передать ему что-нибудь от тебя?
– Скажи ему… Скажи что я его не забыл и что не виню в смерти родителей, – выдыхаю я и четко слышу радостный собачий лай.
– Главное – не бояться… – тихо шепчет Ромка. – Главное – не бояться… это всего лишь мертвый пес!
Через несколько минут я уже стою рядом с Лейлой и Асланом у ворот. Калитка открывается и к нам выходит грязный, исцарапанный, но довольный Ромка. Он машет в воздухе простой школьной тетрадью в сорок восемь листов и победно улыбается.
– Я это сделал! Вы видите? Я не испугался мертвой собаки. Хотя она была огромной и косматой!
– Дай посмотреть! – вырывает из его рук тетрадь Аслан и начинает листать страницы.
– Странные знаки, – пожимает плечами Лейла, заглядывая через его плечо.
– Это древний язык азеров, – поясняет Ромка с умным видом.
– Придется поискать в книгах, как это можно прочитать, – хмурится Лейла.
– Так! – я забираю у Аслана тетрадку. – День был насыщенным и нам нужен отдых. Все оставляем на завтра. И еще нужно попросить у Бугдая машину, чтобы съездить к Знахарю.
– Мне Даниза как раз от Бугдая нужно забрать, – говорит мне Лейла. – Проводишь? Заодно и с Бугдаем о машине договоришься.

Глава 19
Мы идем по темным улицам села, и на моем плече мирно посапывает Даниз. Его ручки крепко обнимают меня за шею, а маленький нос упирается в щеку.
– Давай, я сам уложу его спать, – предлагаю я Лейле, заходя в зал библиотеки.
– Не забудь дать ему в кровать мишку, – кивает мне Лейла. – Я пока чаю нам сделаю. Как уложишь, выходи во двор.
Свет луны такой яркий, что кажется, будто кто-то включил на небе огромную лампу. Лейла сидит на лавочке перед небольшим столиком со стаканчиком чая в руке и задумчиво смотрит в небо.
– Знаешь… – говорит она, не оборачиваясь, – последнее время я часто вспоминаю детство. Иногда всплывают такие детали, о которых я даже и думать забыла.
– Например? – спрашиваю я, усаживаясь рядом и наливая себе чай.
– Почему-то вспомнилось, как ты вплетаешь мне в волосы какой-то белый цветок, – она смотрит на меня вопросительно. – Было такое?
– Было, – киваю я и, отставив стакан на стол, беру ее за руку. – Я давно хотел тебя спросить. Ты не хотела бы… Ну…Черт! Как, оказывается, сложно сказать вроде бы совсем простую вещь.
– А ты просто скажи, – Лейла внимательно смотрит на меня своими огромными карими глазами, в которых отражается свет луны.
– Мне очень хорошо рядом с тобой и Данизом, – начинаю говорить я. – Я как будто вернулся домой. Мы вроде нашли с твоим сыном общий язык и… – я обрываю речь на полуслове и мотаю головой. – Нет! Я не о том хотел сказать. Ты мне очень… Ты мне очень нравишься! Мне ничего не нужно от тебя взамен. Просто я бы хотел…
– Низами! – останавливает меня Лейла. – Ты мне тоже нравишься. Только… не торопи меня, пожалуйста!
– Нет, что ты! – я от радости подпрыгиваю на лавке и прижимаю ее руку к своей груди. – Я хотел бы с тобой встречаться. Если ты не против.
– Я не против, – смеется Лейла. – Ты мне сейчас напомнил того маленького Низами, которого я знала. Раньше ты тоже вот так же подпрыгивал, когда у тебя получалось задуманное. Помнишь самолет, который мы все вместе строили из досок на заднем дворе дома Аслана? Когда тебе удалось забить гвоздь и скрепить доски, у тебя было вот точно такое же лицо.
– Немного страшно начинать что-то новое, – отвечаю я Лейле. – Но когда у тебя получается то, чего ты так хочешь, это праздник.
Мы проговорили с Лейлой до половины ночи. На прощанье она провела теплой рукой по моим волосам и мягко коснулась губами моей щеки. Всю дорогу домой я гладил рукой щеку, пытаясь удержать на ней тепло поцелуя, а на моем лице играла идиотская улыбка. Я был счастлив, и мне ужасно хотелось с кем-нибудь поделиться этой радостью.
– Ром… Ромка… – громко шепчу я, стоя в полной темноте посреди комнаты. Но мне никто не отвечает.
Когда мои глаза, наконец, привыкают к темноте, я понимаю, что Ромки нет в кровати. А где может быть мой друг ночью? Конечно, у бочки с водой, на очередном свидании с Кямалем.
– Ты можешь нам помочь прочитать молитвы? – задает вопрос Ромка в тот момент, когда я выхожу на задний двор.
– Увы… Я не смогу вам в этом помочь, Рома-ханым, – вздыхает из бочки Кямал. – Я не умею читать.
– Не страшно, – Ромка улыбается и поправляет на голове тонкий газовый платок, прихваченный сверху детской диадемой. – Ты для меня все ровно самый умный и интересный собеседник.
– Я для тебя только собеседник, любимая? – вода в бочке начинает громко плескаться и из нее вверх поднимается полупрозрачная голова Кямала.
– Нет, любимый, – Ромка смущенно прикрывает лицо тонким платком. – Ты еще самый красивый и желанный мужчина.
– Иди ко мне, моя жемчужина, – с прозрачных рук Кямала на дорожку сада падают крупные капли воды. Он тянется к Ромке, все выше и выше поднимаясь из бочки. – Я поцелую твои нежные, как лепестки розы, губы. Я дотронусь рукой до золота твоих волос. Я крепко обниму твой стройный стан, а ты впустишь меня в ворота рая.
Услышав про ворота рая, я роняю из руки приготовленную зажигалку. Ромка и Кямал резко оборачиваются ко мне и замирают.
– Вы это… – говорю я, нагибаясь за зажигалкой, – общайтесь, общайтесь! Я почти ничего и не слышал.
– Ты видишь Кямала? – удивленно поднимает брови Ромка.
– Мы с ним даже болтали однажды, – говорю и киваю Кямалу, как старому знакомому.
– Салам, Низами-бей! – отвечает мне на приветствие Кямал. – Надеюсь, ты никому не расскажешь о нашем свидании с Рома-ханым? Я не хочу компрометировать ее в глазах соседей.
– Что ты! – машу я рукой. – Я – могила! У меня сейчас у самого было свидание, – не выдерживаю я. – Мы с моей Лейлой сидели на улице, любовались на луну и говорили. А потом я предложил ей встречаться и она согласилась!
– Ты не рассказал ему ничего? – Кямал смотрит на Ромку и качает головой.
– Низами, – Ромка подходит ко мне и берет за руку, – тебе нельзя быть вместе с Лейлой. Когда я подталкивал тебя к ней, я не подумал о последствиях! Мне так хотелось, чтобы два моих близких друга были счастливы! Но сейчас… Если вы будете встречаться, то рано или поздно ты разобьешь ей сердце!
– Я тебя не понимаю, – говорю я Ромке, вынимая из его рук свою ладонь. – Ты не рад за меня и Лейлу? Или ты просто завидуешь нам?
– Низами-бей! Послушай меня, – Кямал вздыхает и по шею уходит в воду. – Ты –огнеборец-проводник. Твоя задача – перенести сосуд с Дивом в мир мертвых.
– Я знаю. И что дальше? – начинаю злиться я.
– Из мира мертвых нет обратной дороги, Низами! – отвечает мне Ромка, опустив вниз голову.
Такого поворота событий я, если честно, не ожидал. Так вот почему прежние проводники не смогли завершить начатое! Кто-то просто побоялся, кто-то не смог оставить неоконченные дела и не пошел, а кого-то в мире живых ждали и любили. И что теперь мне делать? Я не хочу умирать! Я хочу жить и любить! Я хочу завести семью, воспитать Даниза настоящим мужчиной и хочу еще маленькую дочку, которую буду называть принцессой!
– Не спишь? – Ромка садится на мою раскладушку и снимает со своей головы платок и диадему.
– Скажи… Почему именно сейчас я должен умереть? – спрашиваю его я. – Моя жизнь только начинает обретать какой-то смысл. Что было раньше? Работа, друзья, пустая холостятская квартира. Меня никто и никогда не ждал. Я приходил туда только спать. А сейчас я вижу… Я вижу кухню, наполненную запахами еды. Комнату с раскиданными на полу игрушками. Лейлу, которая встречает меня на пороге нашей квартиры и приглашает меня к столу. Я вижу, как веду Даниза в первый класс. У него такой огромный букет цветов, что за ним его не видно, – грустно смеюсь я. – Еще вижу, как в выходной мы всей семьей идем гулять в парк, и я с гордостью качу коляску, в которой сидит моя кареглазая принцесса.
– Низами… – Ромка вздыхает и сочувствующе гладит меня по колену, – тебе придется отказаться от всего этого ради очень важного дела. Ты можешь спасти многих. А для этого нужно пожертвовать мечтами и собой.
– А выбраться обратно из мира мертвых точно нельзя? – с надеждой смотрю я на друга.
Тот только тяжело вздыхает и качает головой. Я и не сомневался в его ответе. Еще никому не удалось вернуться с того света. И все же… я не уверен, что готов умереть. В конце концов, можно и не носить Дива в мир мертвых. Прежние проводники этого не сделали. Чем я хуже? По крайней мере, ближайшие двадцать лет Див никого не побеспокоит.
Эта мысль меня немного успокаивает и я, наконец, засыпаю.

Глава 20
Мы уже больше часа трясемся в стареньком микроавтобусе, который выделил нам для поездки Бугдай. За окном тянутся широкие пастбища и горные склоны. Солнце шпарит так, что не спасают и открытые окна. Салон автобуса пропитан запахом бензина и нагретых до состояния лавы сидений. Мы склонились над старой тетрадью и внимательно слушаем Лейлу.
– Вот это слово я смогла прочитать. Оно звучит как Лаахо, – говорит она, водя тонким пальцем по странице.
– Там звук немного другой, – поправляю ее я. – Он звучит не как твердая «х», а скорее, как более гортанное «кх».
– Откуда ты знаешь? – удивленно смотрит на меня Ромка.
– Дед мне показывал эти значки, – отвечаю я ему. – Просто я не знал, что это древний язык, думал, это какая-то игра.
– Держимся за сидения! – кричит нам наш водитель Гариб. – Сейчас будет зона турбулентности.
«Зоной турбулентности» он назвал узкий серпантин, извивающийся по горному склону. Из-за камней, осыпавшихся с вершин, дорогу вообще трудно назвать дорогой. Но наш автобус с достоинством проходит испытание, и теперь мы едем уверенно, не рискуя перевернуться на каждом повороте.
– Так вот… – продолжает Лейла, снова открывая тетрадь. – Прочитать я это смогу, но вот выучить и проговорить с нужной интонацией – не уверена.
– Ты переводчик, – гладит ее по плечу Аслан, – у тебя все получится.
– Надо еще выяснить, как должен действовать воин, – напоминает нам Ромка.
– И проводник, – добавляет Лейла.
– Я уже знаю все, что мне нужно, – говорю я, и мое настроение сразу падает.
Я смотрю на Лейлу и мое сердце сжимается от боли. Я люблю эту женщину и не смогу отказаться от нее. Но … я не уверен, что это правильное решение.
– Вот и Еникишлак, – говорит нам Гариб, когда мы еще через пару часов въезжаем в село, расположенное у подножья горы.
– Нам нужно во-о-он туда, – Ромка показывает рукой на склон, поросший кустарником.
– Туда машина не проедет, – качает головой водитель.
– Я знаю, – кивает ему Ромка и оборачивается к нам, – я проведу вас короткой дорогой.
Ромкина короткая дорога оказалась не самой простой. Мы с полчаса плутали по практически дикому лесу. Потом карабкались в гору по узенькой тропе, и, наконец, вышли на плоскогорье. Посреди ровной горной плиты, стояла небольшая хижина, сложенная из камней. Ее крыша была покрыта ветками, а вместо привычных окон были дыры, завешанные старыми тряпками.
– Я знал, что ты придешь, балам! – слышу я знакомый голос.
Старик стоит на пороге хижины, все в том же старом пиджаке и черной папахе. В его седой бороде прячется улыбка, а в глазах блестят лучики добра и мудрости. Знахарь подходит к нам, опираясь на длинную кривую палку, и останавливается, внимательно разглядывая каждого.
– Огнеборцы, – говорит он, кивая головой, – как вы допустили смерть второго ребенка? Почему Див еще на свободе?
– Даи, – начал я, выходя вперед, – прежние огнеборцы погибли. Несчастный случай. Нас ничему не обучили.
– Вы хоть понимаете, что у вас почти не осталось времени? – суетится старик, провожая нас в хижину. – Еще один ребенок – и нашему миру может прийти конец!
– Погоди, даи, – останавливает его Аслан. – Объясни, что будет, если Див сожрет душу третьего ребенка?
– Наступит время тьмы, – качает головой старик, останавливаясь посреди комнаты. – Див наберет силы, и вода не сможет остановить его. Он пойдет по миру, сжигая все на своем пути и пожирая человеческие души. Потом он освободит других спящих дивов и жизни на земле придет конец!
– Помоги нам, даи! – просит Ромка, выходя вперед. – Нам нужно…
Но в этот момент Ромка бледнеет и, качнувшись вперед, тяжело падает на пол. Лейла испуганно охает, а мы с Асланом, кидаемся к нему и поднимаем на руки.
– Кладите его на кровать! – командует знахарь, показывая рукой на топчан, накрытый козьей шкурой. – Как давно начались такие спонтанные приступы? – спрашивает он, размалывая в ступке какие-то порошки.
– Несколько дней, – отвечаю я, кладя на лоб Ромке платок, смоченный водой из бочки. – До этого он просто жаловался на головную боль.
– Плохо, – качает головой старик и добавляет в чашку еще одну щепотку порошка. – Больше двух доз я не могу ему дать. Но скоро и они не смогут ему помочь.
– Дурман-трава? – спрашивает Аслан, кивая на склянку, откуда старик сыпет порошок.
– Верно, – одобрительно кивает старик, – ахма чаман.
– А почему больше двух доз нельзя? – спрашивает Лейла.
– Потому что в больших дозах это яд, – отвечает ей Аслан.
Напоив очнувшегося Ромку порошком, растворенным в воде и убедившись, что он уснул, мы усаживаемся вокруг небольшого, сбитого из досок стола, и Лейла кладет перед стариком тетрадь.
– У нас есть тетрадь с молитвами. Я смогу их прочитать. Но сначала мне нужно расшифровать все буквы, – говорит она старику. – Но где нам взять состав зелья?
– Записи старого Горгуда, – улыбается знахарь, проводя рукой по странице. – Мы еще смеялись над ним, за то, что он все записывает. А ведь пригодилось! Мы по этой тетрадке и прежних огнеборцев учили. И состав зелья тоже тут записан. Вот… смотрите.
Старик листает тетрадь, и мы видим запись с картинками. На ней что-то похожее на бутыль, а рядом буквы и цифры.
– Переведи, даи! – говорю я. – Нам нужно знать состав.
– Увы… – пожимает плечами знахарь. – Читать древний язык азеров могли только Горгуд и Гусейн.
– Гусейн – это ваш переводчик? – оживляется Аслан.
– Верно, – кивает старик, – только он вам не поможет. Он почти ослеп, да и с головой у него совсем плохо.
– И что делать? – вздыхает Лейла.
– Я не умею читать тексты, но на слух я смогу вам перевести состав зелья, – хлопает ее по руке знахарь.
– Я… я пока поняла только одно слово… – растеряно смотрит на нас Лейла. – Мне нужно не меньше суток, чтобы изучить весь текст.
– Я смогу прочитать, – говорю я, пододвигая тетрадь к себе. – Надеюсь, я вспомню буквы.
Оказалось, что моя голова помнит все. Дед был прекрасным учителем и вложил в меня знания так, что они остались на долгие годы, да еще так, что я о них даже не догадывался.
– Талех чаман, – читаю я.
– Горькая трава, – переводит знахарь. – Ее нужно хорошо перемолоть в деревянной ступке и добавить в зелье три грамма.
– Полынь, – догадывается Аслан.
– Чаман персодан пат, – снова читаю я.
– Трава, пугающая нечистого, – переводит старик.
– Чертополох! – подскакивает на месте от возбуждения Аслан.
– Ее нужно замочить в кипятке. В зелье добавить три капли, – кивает знахарь.
– Керьё кёрьдан варак, – читаю я дальше.
– Плачущий лист, – старик внимательно смотрит на Аслана.
- Эм-м-м… ива! Лист плакучей ивы! – бьет себя по лбу Аслан.
– Тут надо резать свежие листья. Пять листьев. Очень мелко, – объясняет ему старик.
Через несколько минут рецепт зелья был готов. Аслан довольно улыбается, пряча в карман рубашки листок с названиями трав и дозировкой.
– Тут еще написано «Шёоле диив», – говорю я, показывая на картинку. Там, под колбой с зельем нарисован лист, похожий на язык пламени.
– Дивье пламя, – кивает старик, – это часть самого Дива, которую должен добыть воин. Без него зелье не будет иметь силы.
Мы собираемся в обратный путь далеко после обеда. Хозяин хижины накормил нас холодным мясом молодого барашка, запеченного на огне. Баранина была приправлено ягодами дикой сливы и какими-то травами. Дополнила нашу трапезу лепешка из грубой муки и ароматный травяной чай.
Аслан легко поднимает на руки спящего Ромку, Лейла аккуратно заворачивает тетрадку в целлофановый пакет, я с благодарностью принимаю от гостеприимного хозяина бутыль с холодной родниковой водой.
– Балам! – окликает меня старик уже у порога. – Подожди!
Я покорно останавливаюсь и поворачиваюсь к нему:
– Твоя работа самая главная, балам. Ты, как я понял, проводник. Ты должен довести дело до конца. Сила зелья и молитв не вечна. С каждым разом одолеть Дива становится все труднее. Когда-нибудь молитва и зелье не сработают, и тогда людей ждет страшная участь. Возможно, что другого шанса, через двадцать лет, у огнеборцев уже не будет. Ты должен отнести сосуд с Дивом в царство мертвых, балам. К этому и готовил тебя твой дед, мудрейший Горгуд!

Глава 21
Несмотря на то, что дорога обратно шла вниз с горы, идти было тяжелее. Аслан нес на руках спящего Ромку и старался идти как можно мягче. Лейла прихрамывала, видимо, натерев ногу. А меня угнетали мысли, роящиеся у меня в голове.
Старик прав. Я не имею права идти на поводу у своих желаний. На кон поставлено слишком много и мне придется пожертвовать своим счастьем. И своей жизнью… Но как же Лейла? Как же наши чувства?
– Надо уметь думать сердцем, балам! – вспоминаю я строгое лицо деда. – Оно может разрываться на части, может болеть, может замирать от радости или от боли. Но оно может и думать! Нужно просто немного охладить его и тогда… Тебе откроется правда!
А в чем та правда, бабА? В том, что я должен пожертвовать своей жизнью ради жизни других? Сколько же в этом пафоса, сказал бы я, если бы это не было правдой. Я не имею права зацикливаться на личном. Мне нужно сейчас думать только об исполнении своей миссии. Я должен унести Дива в страну мертвых!
– Лейла, – я подхватываю Лейлу под локоть в тот момент, когда она пытается перепрыгнуть через тонкий ручеек в траве.
– Что? – ее огромные карие глаза смотрят на меня с тревогой.
– Нам нужно поговорить… – я веду ее к небольшому поваленному дереву и усаживаю на него. – Я очень виноват перед тобой, – начинаю я, стоя перед женщиной, – я поторопился, сказав тебе, что хочу отношений. Я к этому не готов, – говорю я, опустив голову вниз. – Ты замечательная, красивая, добрая, но… Я никогда не смогу забыть, что… Даниз не мой сын. Извини, но у нас с тобой ничего не получится.
Я не могу поднять на нее глаза, но, даже не видя ее, я чувствую, что она плачет.
– Мне все ясно, – слышу я ее ледяной голос, – мы можем идти дальше?
Я лишь киваю и ищу между деревьев крепкую спину Аслана. До автобуса Лейла идет, не проронив ни слова. Усевшись на сиденье, она сразу отворачивается к окну, а я всю дорогу любуюсь ее тонким профилем.
– Вот это да…. – протянул наш водитель, когда мы через пару часов подъехали к памятному серпантину, что извилистой лентой обнимал гору. – Похоже, нас не хотят пускать обратно.
Оказалось, что пока мы гостили у старика, произошел горный обвал, и дорогу завалило камнями.
– Может, есть объезд? – спрашивает водителя Аслан.
– Есть, – говорит тот, покачав головой, – но нам придется вернуться почти до самого Еникишлака, а потом ехать по плоскогорью. Эта дорога раза в два длиннее, так что раньше ночи мы в село не попадем.
Выбора у нас нет. Приходится смириться с тем, что вместо трех часов путь займет все шесть.
Ромка приходит в себя, когда мы почти подъезжаем к селу. Он удивленно смотрит в темные окна автобуса и, морщась, приподнимает голову с колен Аслана, на которых лежал все дорогу.
– Почему так темно? – спрашивает он хрипло.
– Дорогу камнями завалило. Пришлось добираться в объезд, – объясняет ему Аслан, помогая сесть.
– Это Див! – уверенно говорит Ромка.– Он не хочет нас пускать домой.
– С чего это ему делать? – хмыкаю я. – Мы для него маленькие навозные жуки.
– Не скажи… – качает Ромка головой, – он знает, что у нас теперь есть оружие против него. Что сказал знахарь про зелье?
– Все ингредиенты я записал, – докладывает Ромке Аслан, – в принципе, ничего сложного нет. Высушенные размолотые травы, настои и отвары, живые листья. Все это вполне можно найти. Правда, вот цветок папоротника… – Аслан скребет пальцем запыленную бороду. – Но у меня в райцентре есть приятель один. Любитель ботаники и селекционер. Так вот он как-то скрестил папоротник с другим растением, близким к нему. И этот гибрид у него цвел.
– Где вероятность, что цветок папоротника у него есть сейчас? – подает голос Лейла, не поворачивая головы.
– Есть! Я это точно знаю, ибо видел у него несколько засушенных цветков, – уверенно кивает Аслан.
– А с молитвами что? – интересуется Ромка.
– Тут все намного проще, – снова говорит Аслан. – Низами, как оказалось, знает старый язык азеров. Он прочитает молитвы Лейле и та их выучит.
– Хм… – Ромка задумчиво трет виски пальцами, – странно…
– Что странно? – спрашиваю я друга, протягивая ему бутылку с родниковой водой.
– Да так… ничего… – Ромка хмурит брови и с жадностью пьет нагретую жарой воду.
Машина останавливается у ворот дома Бугдая глубокой ночью. Мы едва успеваем спрыгнуть с высокой подножки автобуса на землю, как из ворот выбегает хозяина дома.
Ц Лейла! Даниз пропал! – кричит Бугдай, схватив сестру за плечи.
– Как пропал? – выдыхает Лейла, покачнувшись.
– Перед сном попросился покормить Брошку и не вернулся, – Бугдай вытирает со лба струйку пота. – Мы весь сад прочесали. Все ближайшие улицы, но пока не нашли его.
– Кто такая Брошка? – спрашивает его Аслан.
– Наша собака, – отвечает Бугдай и с трудом успевает поймать падающую на землю, Лейлу.
В саду Бугдая темно и свежо. Несколько горстей воды в лицо приводят Лейлу в себя. Она вздрагивает и, открыв глаза, секунду удивленно смотрит на нас. Когда память к ней возвращается, она делает движение, будто хочет броситься ко мне, но, передумав, обнимает за шею брата и начинает громко рыдать.
– Лейла… – Ромка обнимает ее сзади за плечи, – сейчас не время заливать горе слезами. Нам пора действовать. У нас есть почти сутки, чтобы… – он внимательно смотрит на Бугдая и добавляет, – чтобы выучить молитвы, сделать зелье и идти в пещеру Дива.
– Огнеборцы? – удивленно поднимает брови Бугдай.
– Да, – кивает ему Аслан, – Даниз третий ребенок и если мы…
– Мы спасем Даниза! – я бью кулаком по стволу дерева. – И навеки закроем Дива.
– Я готова, – мокрое лицо Лейлы полно решимости. – Я не отдам этой твари своего сына.
– Чем я могу помочь? – спрашивает нас Бугдай.
– Мне нужен транспорт, чтобы съездить в райцентр за ингредиентами для зелья, – просит Аслан.
– Бери мою, – Бугдай кидается в дом за ключами от машины.
– Лейла, Низами… – говорит нам Ромка, – ваша задача – учить молитвы.
– А чем ты добудешь частицу Дива? Он ведь состоит из огня, – спрашиваю я Ромку.
– Сильнее огня что? – спрашивает тот и, не дожидаясь, сам отвечает на вопрос:
– Закаленная сталь. Закройные ножницы моей матери, они из старинного сплава. Думаю, должны выдержать огонь Дива. А еще у меня есть склянка из толстого стекла. Она подойдет для зелья. Значит… – подытоживает Ромка, – завтра утром встречаемся в библиотеке у Лейлы. К этому времени вам надо выучить молитвы.
Все разошлись по делам, а я бреду вслед за Лейлой в ее дом-библиотеку. М-да… Нелегкая предстоит ночь. После всего сказанного мной этой женщине я чувствую себя настоящей сволочью. Но… Пусть лучше все останется именно так.

Глава 22
Лейла держится молодцом. Опасность, которая грозит сыну, заставляет ее на время забыть обиду, причиненную мной. Она внимательно слушает, как я произношу слова, и старается повторять их как можно ближе к оригиналу.
– Этот звук… «н», должен быть более глухим, – говорю ей я. – Вот так: « эйтеран». Слышишь?
– А что значит слово «эйтеран»? – спрашивает меня Лейла.
– Эм… я не знаю этого языка, – тру я лоб рукой. – Но я помню, как дед мне читал что-то похожее. По-моему, это переводилось так: «Пади печать, рукою огненной поставленная! Откроются врата пусть, тьмою занавешенные! Врагов своих впусти в чертоги каменные!»
– Скорее всего, это и есть перевод молитвы, – кивает мне Лейла и снова начинает читать сложный текст. – «Лаахо меэр даст аз ооташ тахвиль! Дегозар осхаркят девозе! Тарики хаарде! Юшманон ла эйтеран дар фолён!»
– Как у нас успехи? – в библиотеку заходит Ромка с сумкой через плечо.
– Первая молитва почти готова, – отвечаю ему я. – Уже приступаем ко второй.
– Учтите, – Ромка ставит сумку на пол и присаживается к нашему столу, – молитва должна быть прочитана правильно. Иначе мы ничего не сможем сделать.
– Я стараюсь, – вздыхает Лейла и читает дальше, – «Хич джои надора ляонари дар мо джахон! Ооташь саохич мэй шавэт! Орамтовош аль! Овулькар шуреми ру дар акуш то! Таатиль у ароэ амишэ дар джахон могре!»
– Красиво звучит, – улыбается Ромка, – интересно, что это означает?
– Нет места проклятому в нашем мире! Огонь, погасни! Сердце, успокойся! Прими мятежный дух в свои объятья! Закрой его навеки в мире мертвом! – вспоминаю я неожиданно стихи, которые читал мне дед.
– Так это же вторая молитва! – догадывается Лейла. – Ее нужно читать, чтобы закрыть Дива в сосуде. А первая – для открытия печати!
– Согласен, – кивает ей Ромка. – Я на всякий случай взял с собой все, что может понадобиться. Когда Аслан вернется, нужно сразу готовить зелье, чтобы на закате можно было выступать.
– А что нам еще может понадобиться? – киваю я на сумку, стоящую на полу.
– Там ножницы моей матери, склянка для зелья и немного одежды, – спокойно объясняет Ромка.
– Какой одежды? – настораживаюсь я.
– Неужели ты думаешь, что я пойду в бой в этом? – Ромка дергает себя за штанины джинсов. – Дива не обманешь внешностью. Он видит твою душу. Так зачем мне прятать ее под мужской одеждой?
– Хм… – хмурюсь я, – ты слишком все усложняешь, – пожимаю я плечами. – Этот ритуал повторяется из поколения в поколение. Нужно только сделать зелье, добавить в него частицу Дива, прочитать молитву и… – тут я осекаюсь и замолкаю.
– Унести сосуд в мир мертвых, – заканчивает за меня Лейла. – Думаю, что самое сложное – это добыть частичку Дива. И еще – найти вход в царство мертвых.
– Я знаю, где он, – отвечаю я, мрачнея, – это вода. Мне придется отнести сосуд в воду и…
– Отправить Дива в небытие, – заканчивает за меня Ромка.
– А теперь, – я хлопаю по столу рукой, – Ром, сделай нам крепкого чая, пожалуйста. А мы с Лейлой продолжим учить молитвы.
Аслан возвращается из райцентра около полудня. Все ингредиенты он нашел достаточно быстро, а вот с цветком папоротника вышла небольшая накладка.
– Мой друг, Василий, тот, который вывел цветущий папоротник, уехал на какую-то выставку, – рассказывает Аслан, доставая из сумки добытые для зелья травы. – Мы со Светланой, его женой, сначала пытались ему дозвониться. Но он, видимо, был на лекции и телефон выключил. Потом мы пытались понять, что же из всех его гербариев именно цветок папоротника. К счастью, Василий через час сам перезвонил. Оказалось, что в данный момент в его оранжерее как раз расцвел папоротник и он позволил срезать несколько цветочков.
– Интересно, как выглядит этот таинственный ингредиент? – спрашиваю я.
Аслан молча достает из сумки влажную тряпочку, разворачивает ее, и мы видим небольшой белый цветок, чем-то похожий на лилию.
Оставшиеся полдня мы наблюдаем за ходом изготовления зелья, а Лейла сидит в углу библиотеки и постоянно повторяет слова молитв. Наконец, склянка, которую принес Ромка, наполняется мутной желтоватой жидкостью, пахнущей, как плохой чай.
– Кажется все готово, – сообщает нам Аслан, заворачивая флакон в мягкую плотную ткань.
– Я тоже готова, – подходит к нам Лейла.
– Ну, а мне особо ничего не нужно для моей миссии, – говорю я, подходя к друзьям.
– Я тоже готов, – из комнаты выходит Ромка, одетый в длинное шелковое платье, расшитое бисером. На шее куча разных бус и металлических украшений. Вместо маленьких колечек в ушах длинные ажурные медные серьги. – Время близится к вечеру, – продолжает он, накидывая на голову тонкий платок, – к закату мы как раз будем у пещеры.
Мы идем по широкой равнине, пахнущей сухой от жары травой. Ромка несет в руках серебристые туфли и длинные кованые ножницы. Аслан прижимает к груди тряпку, в которую замотана склянка с зельем. Лейла нервно поправляет платок, из-под которого постоянно выбивается непослушная черная прядь волос. Мы молчим, и каждый думает о своем, глядя на кроваво-красное солнце, медленно опускающееся за гору.
«Я сделаю все, чтобы спасти Даниза!», – думаю я, глядя на тонкий профиль Лейлы, идущей сбоку от меня. – «Мне очень жаль, что так все получилось. Я хотел бы быть для тебя героем. Но останусь в твоей памяти мужчиной, предавшим тебя. Хотя… ты умная. Ты все поймешь, как только я уйду. Я очень хочу, чтобы вы с Данизом были счастливы!»
Мост через речку сломан. Вместо него торчат несколько длинных столбов, а в воде плавают поломанные палки. Такое ощущение, что здесь прошелся гигант, и своими огромными ногами переломал толстые бревна.
За несколько жарких месяцев речка обмелела, и мы с легкостью находим брод. Я подхватываю на руки тонкое тело Лейлы и иду в воду. Она не сопротивляется, но ее руки не обнимают меня за шею, как раньше. Она только крепко цепляется пальцами за воротник моей рубашки, чтобы удержаться.
Аслан берет на руки Ромку. Тот перехватывает из его рук склянку с зельем и так же прижимает ее к груди.
Гора встает перед нами, полыхая огнем от лучей заходящего солнца. Вокруг странная мертвая тишина, нарушаемая только звуками наших шагов. На каменной стене все так же красуется черный отпечаток руки, а сама дыра, ведущая внутрь, тихо гудит, словно через нее проходят провода с током.
– Готова? – спрашиваю я у Лейлы.
В ее глазах решительность. Черные брови сдвинуты, губы сжаты. Примерно такое же выражение лиц у Ромки и Аслана.
– Да, – коротко отвечает она и делает шаг ко входу в пещеру. – Лаахо меэр даст аз ооташ тахвиль! Дегозар осхаркят девозе! Тарики хаарде! Юшманон ла эйтеран дар фолён!
Она читает молитву с удивительной точностью. Потом повторяет ее еще раз и еще, но… Ничего не происходит
– Что-то не так, – хмурится Ромка, кидая в дыру небольшой камень. Камень отскакивает от «двери», и из нее вырывается небольшой сноп огня.
– Молитва не подействовала? – Аслан трогает рукой отпечаток Дива.
– Может, я какое-то слово не так произнесла? – Лейла смотрит на меня с испугом, и я понимаю, что она готова разрыдаться.
– Нет, – качаю я головой и подхожу ближе к входу, – ты прочитала все верно.
И тут в моей памяти всплывают смутные воспоминания. Я вижу деда, сидящего на полу, с прижатыми к груди руками. Его глаза закрыты, и он тихо поет на незнакомо мне языке.
– Это нужно петь! – осеняет меня.
Я сажусь на землю, прижимаю руки к груди, закрываю глаза и начинаю петь:
– Лаахо меэр даст аз ооташ тахвиль! Дегозар осхаркят девозе! Тарики хаарде! Юшманон ла эйтеран дар фолён!

Глава 23
Как только я открываю глаза, пропев молитву в третий раз, происходит удивительное явление. Черный отпечаток на камне наполняется лавой и загорается. Вход в пещеру тоже окутывает пламя. Оно поднимается почти на два метра вверх и медленно спадает, будто кончилось горючее. Печать Дива гаснет и исчезает.
– Проход открыт, – говорит Ромка и смело шагает в пещеру.
Поначалу внутри темно. Откуда-то издалека нам в нос бьет резкий запах гари. Через десять минут пути по каменному коридору мы чувствуем, повышение температуры.
– Жарко… – выдыхает Аслан, расстегивая пуговицы на рубашке.
– Див близко! – отвечает ему Ромка. В ярком свете фонарика его лицо кажется бледным и каким-то больным.
– Ты хорошо себя чувствуешь? – спрашиваю я друга.
– Все нормально, – кивает мне Ромка и решительно идет вперед.
Жара становится все сильнее и стены тоннеля за поворотом начинают светиться. Мы останавливаемся за небольшим выступом, пытаясь остаться незамеченными, и хоть немного отгородиться от пекла.
– Что там? – спрашивает Лейла, выглядывая из-за моего плеча.
– Там Див… – отвечаю я, прикрыв глаза «козырьком» руки.
Я видел изображения этого существа на картинках в книгах. Его образ часто рисовал мой дед, когда рассказывал мне сказки. Где-то, в глубине души, я все же надеялся, что Див – это какое-то удивительное явление природы. Но, увидев его в реале, был поражен.
Перед нами огромная пещера, с нишей с правой стороны. В ней, на большом камне лежит маленькое тело Даниза, прикрытое рваной тряпицей. В самом центре пещеры, на высоком камне сидит огромное огненное существо. Его тело напоминает заветренную сверху лавовую глыбу, с кроваво-красными трещинами. Оно объято пламенем, но в его очертаниях все же угадывается человек. Лица у дива нет. Лишь два огромных горящих углубления вместо глаз, из которых, словно слезы, вытекает горящая лава.
– Где Даниз? – Лейла все же протискивается между мной и Асланом и заглядывает за угол.
– Он жив! – отвечает Аслан, показывая рукой в нишу.
– Что теперь? – спрашиваю я у Ромки, который зачем-то пытается нацепить поверх платка детскую пластмассовую диадему.
– Теперь мой выход, – говорит он, отстраняя нас и выходя вперед. – Аслан. Готовь зелье!
Ромка решительно шагает вперед в сторону пещеры, но через несколько секунд, закрыв лицо руками, отступает обратно в наше укрытие. Его светлые брови и ресницы опалены, а диадема деформировалась и местами оплавилась.
– Я не могу… – растерянно смотрит на нас Ромка, – там слишком жарко. Я не смогу подойти к Диву.
В этот момент яркие лучи света начинают метаться по стенам пещеры, и мы с ужасом видим, что Див поднимается с камня и медленно идет в сторону ниши, где лежит Даниз.
– Даниз!!! – громко вскрикивает Лейла и, выхватив из Ромкиных рук длинные кованые ножницы, кидается вперед.
Горячий ветер срывает с ее головы платок, разметав в стороны черные волосы. В ее глазах вспыхивают отблески огня, исходящего от Дива. Ее ноги отталкиваются от земли, и она, словно сказочный воин, летит вперед, выставив перед собой грозное оружие. В несколько прыжков она оказывается около Дива и, с громким криком кидается на него. Щелчок, и огненный палец отлетает в сторону. Див начинает метаться по пещере, разбрызгивая по стенам лаву из порезанной руки, не позволяя Лейле подойти к сыну. Она в одно мгновение оказывается возле отрезанного пальца и, зажав его между лезвий ножниц, бежит в нашу сторону.
– Вот часть Дива, – говорит она, задыхаясь, – что теперь?
– Надо добавить его в зелье, но… – Аслан хмурится и смотрит на склянку, – он не влезет в узкое горло.
– Погодите! – вдруг осеняет меня. – Помните, на рисунке огонь был не внутри сосуда, а снаружи! Нужно поднести палец к донышку и вскипятить им зелье!
– Аслан! Открывай склянку! Лейла, поднеси палец Дива ко дну флакона. Низами… пой молитву! – командует Ромка, наблюдая за Дивом из-под распахнутой ладони, приставленной ко лбу.
Я сажусь на пол, прижимаю руки к груди и, задыхаясь от смрадного запаха гари, начинаю петь молитву.
– Хич джои надора ляонари дар мо джахон!
Ооташь саохич мэй шавэт! Орамтовош аль!
Овулькар шуреми ру дар акуш то!
Таатиль у ароэ амишэ дар джахон могре!
Палец, зажатый в ножницах, вспыхивает белым пламенем, и мутная жидкость внутри сосуда начинает менять цвет. Сначала на кроваво-красный, а затем на черный. Див останавливается посреди пещеры и, устремив в нашу сторону пустые глазницы, начинает громко выть.
– Читай, Низами! – кричит Лейла.
Я вижу, как дрожат в ее руке раскаленные добела ножницы. На лбу Аслана выступает пот, но он из последних сил продолжает держать над огнем склянку с кипящим в ней зельем.
– Хич джои надора ляонари дар мо джахон!
Ооташь саохич мэй шавэт! Орамтовош аль!
Овулькар шуреми ру дар акуш то!
Таатиль у ароэ амишэ дар джахон могре! – снова пою я, и вижу, как из склянки поднимается длинный хвост черного пара.
Див, не переставая выть, начинает таять, превращаясь в раскаленную лаву, и она жирной красной кляксой медленно ползет в нашу сторону.
– Читай! – Ромка пытается перекричать вой Дива, задыхаясь от удушливой гари.
– Хич джои надора ляонари дар мо джахон!
Ооташь саохич мэй шавэт! Орамтовош аль! – пою я в третий раз.
Черный хвост пара спускается вниз и, подцепив лаву, втягивает ее внутрь склянки. На ножницах появляются трещины, а тонкие пальцы Лейлы начинают чернеть от жара. Аслан сжимает зубы и на его руке, в которой зажата склянка, вздуваются огромные волдыри.
– Продолжай! – орет он мне, но мои глаза от напряжения заливают слезы. Я вытираю их руками, и понимаю, что это вовсе не слезы, а кровь течет по моим щекам.
– Овулькар шуреми ру дар акуш то!
Таатиль у ароэ амишэ дар джахон могре! – выдавливаю из себя я и без сил заваливаюсь на каменный пол.
Последние капли лавы исчезают в склянке и, смешиваясь с остатками зелья, осыпаются на дно седым порошком.
– Даниз! – вскрикивает Лейла и, отбросив в сторону ножницы с рассыпавшимся в прах пальцем Дива, бежит к сыну.
– Аслан… закрой крышку. Низами… – Ромка стоит надо мной, протянув мне руку, – ты сможешь сам идти?
Я с трудом поднимаюсь и вижу перед собой Лейлу, на руках которой мирно спит Даниз.
Мы, с трудом передвигая ногами, идем по остывающему каменному коридору навстречу светящемуся впереди выходу. Мне кажется, что прошло всего несколько минут с тех пор, как мы вошли в пещеру, но я с удивлением обнаруживаю, что на улице уже утро. Высокое небо окрашивают первые лучи солнца. После ужасной гари и жара, легкий утренний ветерок воспринимается как спасение.
Мы стоим на берегу реки и смотрим на восход. Лейла гладит рукой черные волосы сына. Ее пальцы почернели и скрючились, но она не чувствует боли.
– Ну, что… – говорю я, вглядываясь в прозрачную воду. – Теперь мой выход!
– А как ты выберешься обратно? – спрашивает меня Аслан, заматывая обожженную руку носовым платком.
– Как же хорошо жить! – вздыхаю я, не отвечая на вопрос друга и ежусь от прохладного ветра.
– То есть ты… – Лейла на секунду отрывается от сына и испуганно смотрит на меня.
– Да, – я улыбаюсь ей и провожу рукой по щеке Даниза, – береги его.
– Низами! – вскрикивает Лейла и утыкается в мое плечо лицом. – Так вот почему…
– Ну, все… – я отстраняюсь от нее и тяну руки к склянке с Дивом. – Не поминайте лихом!
– Погоди, Низами, – Ромка подходит ко мне и забирает из моих рук плотно укупоренный флакон, – ты, наверное, не понял. Мы ошиблись.
– Ты о чем? – с недоумением смотрю я на друга.
– Лейла не смогла открыть печать Дива. Зато она смогла добыть его палец. Ты смог прочитать молитву и закрыть Дива в сосуде. Ты – переводчик. А Лейла – воин. Проводник – это я…
– Ромка… – тихо охает Лейла.
– Ты уверен? – хмурится Аслан.
– Это точно? – качаю я головой.
– Друзья… – Ромка улыбается нам своей тихой и немного детской улыбкой, – мне и так осталось недолго. А там меня ждет любимый. Так что не нужно слез. Я делаю это не только для всех, но и для себя тоже.
С этими словами он берет в руки сосуд с Дивом, поправляет на голове искореженный пластмассовый венец и подходит к самой кромке воды.
И тут происходит чудо. Вода перед ним расступается и из образовавшегося коридора навстречу Ромке выходит стройный полупрозрачный силуэт. Это юноша в богато расшитом камзоле и в черной папахе. Он улыбается Ромке, и его тонкие изящные усики поднимаются вверх. Ромка оборачивается к нам, машет рукой и идет навстречу своему любимому Кямалу. Постепенно его фигура становится прозрачной, и мне кажется, что ее очертания меняются. Теперь это вовсе не Ромка, а невысокая светловолосая девушка в нежном, струящемся волнами платье. На ее голову накинут платок, который придерживает изящная золотая диадема, усыпанная драгоценными камнями. Кямал берет ее за руку и в тот же момент вода смыкается над их головами…

Эпилог
Время бежит, словно быстрая горная речка. Оно то тихо шелестит водой по мелким камушкам, то несется по склонам, сметая все на своем пути. Вот уже новое лето. Оно не такое жаркое, как предыдущее. Небо часто затягивают тяжелые низкие тучи, и проливной дождь орошает долины, покрытые сочной зеленью трав.
– Опять дождь, – улыбается мне Лейла, кладя на мое плечо руку, затянутую в перчатку.
Ожог был достаточно сильным, и спасти руку не удалось. Долгие месяцы, проведенные в больницах и на реабилитации, мы пережили все вместе. Я, Лейла и Даниз. Лейле пришлось учиться пользоваться протезом и делать все левой рукой.
Мои знакомства в Москве и связи Бугдая здесь помогли мне получить гражданство и неплохую должность в Баку. Теперь, когда все проблемы остались позади, я решил в очередной отпуск свозить свою семью на родину.
– Тебе грустно? – спрашиваю я жену, глядя на стену ливня за окном электрички.
– Нет, – улыбается она мне. – Дождь – это прекрасно.
– Надеюсь, Бугдай не забудет прислать за нами машину и нам не придется ночевать на станции, – говорю я, вспоминая свой последний приезд в родное село.
– Аслан обещал на выходные привезти всю свою семью, – Лейла поправляет растрепанные волосы Даниза и добавляет, – так что у тебя будет компания.
– Фу! – морщит нос Даниз. – Девчонки!
– Может, среди них – твоя будущая жена? – подмигиваю ему я.
– Такое только в сказках бывает, – отвечает мальчик и, уткнувшись носом в стекло, вглядывается в дождливую темноту.
Наверное, он прав и наша встреча с Лейлой в то тревожное лето была сказкой. Иногда мне кажется, что все, что случилось в пещере – это странный сон, но покалеченная рука жены и несколько ожогов на теле Даниза напоминают, что это действительно было. И еще… Ромка… Мне так не хватает этого странного парня с его детской непосредственностью и мудростью старика.
Я помню, как мы вернулись в село. Нас встречали все его жители. Уж не знаю, как они обо всем узнали, но нас чествовали как героев. Тело Ромки так не нашли. Только через два дня речка выбросила на берег детскую пластмассовую диадему, поврежденную огнем. В могилу положили любимое зеленое Ромкино платье, зеркало и игрушечную корону.
Поезд останавливается на станции и мы выходим на темный и пустой перрон. Дождь льет, как из ведра и мы решаем дождаться звонка от Бугдая в зале ожидания.
– Смотрите! – кричит нам Даниз, стоя у мутного окна. – Там Рома-ханым!
– Что ты выдумываешь, Даниз! – хмурится Лейла, вглядываясь в дождь.
– Точно говорю! – не сдается Даниз, тыкая пальцем в стекло. – Низами! Ты ее видишь?
Увы… я перестал видеть странные вещи после того, как мы победили Дива. Я честно пытаюсь разглядеть в окне Ромку, но перед моими глазами только стена из дождя.
– Ты точно думаешь, что это Рома? – спрашиваю я Даниза.
– Конечно! У него длинные светлые волосы. На них тонкий зеленый платок и еще… такая, как корона… – Даниз пытается показать руками, что именно видит на голове Ромки.
– Диадема в драгоценных камнях, – вздыхаю я.
– Ты его видишь? – радостно оборачивается ко мне Даниз.
– Нет, – качаю я головой, – но очень хотел бы его увидеть.
– Он говорит спасибо за то, что помните о нем, – Даниз внимательно смотрит в окно. – И еще, что он счастлив за вас и что теперь все будет хорошо.
– Передай ему, что если у нас родится сын, – сквозь слезы шепчет Лейла, – мы назовем его Ромой.
– А если дочка? – я обнимаю Лейлу и глажу ее по округлившемуся животу.
– РомА, – отвечает Даниз за меня, делая ударение на последний слог, отчего имя становится женским и немного загадочным…