Огненная гора

Пролог
Такой жары не помнят даже старожилы. В высоком нежно-голубом небе висит раскаленный добела диск солнца и от его палящих лучей не спасает ничего. Ни навес над платформой, ни литры воды, которые люди вливают в себя.
После комфортного купе поезда с кондиционером и напитками из холодильника, вагон электрички кажется адской печкой. Я прохожу в его середину и сажусь на деревянную скамейку, покрытую потрескавшимся лаком. В вагоне пахнет прокисшим молоком и жжеными тормозными колодками. Днем, среди недели, пассажиров почти нет. Стайка студентов, обложившаяся сумками и рюкзаками с палатками. Две пожилые женщины с дешевыми веерами в руках и молоденькая девушка, сидящая в соседнем ряду лицом ко мне.
До отбытия электрички остается всего несколько минут и я, закинув свою сумку на полку, открываю окно и вдыхаю тяжелый горячий воздух.
Старик с огромным баулом в одной руке и с клюкой в другой, оказывается рядом со мной, как по волшебству. Он кладет сумку на сиденье напротив и ставит свою клюшку у его спинки. Вагон трогается, и деревянная палка падает на пол.
– Присаживайся, даи, – говорю я старику, подскакивая с места и хватая его под локоть.
– Спасибо, балам, – кивает он, и в его седой бороде сверкает довольная улыбка. Я усаживаю его на скамью и подаю ему в руки поднятую с пола палку.
Несколько минут мы сидим молча, исподтишка приглядываясь друг к другу. Он напоминает мне моего деда. Такое же коричневое от солнца лицо, испещренное морщинами, тот же добрый, теплый взгляд, та же седая борода и вечная каракулевая шапка. Мне иногда казалось, что дед ее не снимает, даже когда спит.
Первым прерывает молчание старик.
– Вот… – начинает он, – еду из столицы. Внука на днях женил.
– Поздравляю, даи. Пусть они будут счастливы, и пусть Аллах подарит им сына, – я почтительно склоняю голову.
Как давно я не говорил на своем языке! В школе, в институте и в армии – только на русском. А вот дед общался со мной только на родном азербайджанском. И не потому, что он был националистом, нет.
– Ты должен помнить и чтить историю и язык своего народа, где бы ты ни жил! – наставлял он меня. Увы… деда не стало пять лет назад, и с тех пор я не произнес ни слова на своем языке.
– Ты не из Нафталана случаем? – старик поправляет на голове шапку и проводит рукой по длинной седой бороде. – Говор знакомый.
– Мой дед из этого района, – отвечаю я, – Ашагы Сурра.
– Знаю я это село. Сам-то я из Еникишлака, но в Ашагы бывал не раз, – старик загадочно улыбается. – А сам-то ты откуда?
Рассказ о моей жизни занял у меня всего несколько минут. Родился в Ашагы Сурра. После смерти родителей дед забрал меня из села и увез в Москву, к своему старшему сыну, моему дяде Джамалю. Там я учился в школе. Отслужил в армии, потом поступил в институт МВД. Работаю по профессии. А сейчас я еду в родное село, куда меня позвал друг.
– А чего не женат? – стрик лезет в карман своего потертого пиджака и достает оттуда полиэтиленовый пакет, в котором аккуратной стопочкой сложены фотографии. – Только посмотри, какие у меня внучки на выданьи. Это Зарифа. Старшая. Ей уже семнадцать. Это Нардан. Ей пятнадцать. А это Седва и Ферда. Близняшки. Ты только посмотри, какие красавицы! Чернобровые. Глаза, как миндаль. Кожа – бархат.
– Даи! – смеюсь я. – Рано мне еще жениться! Да и не встретил я еще ту, что заберет мое сердце.
– И то верно… – старик не обижается. Только хитро сощурив один глаз, убирает фотографии обратно во внутренний карман пиджака. – И не торопись! Всему свое время.
Вагон дергается и останавливается в самом центре бескрайней степи. Ветерок, который хоть как-то помогал пережить нам жару, стих, и из окна потянуло сладостью пряных трав и тяжелым духом раскаленного на солнце железа.
Я достаю из своей сумки бутылку Колы. Открутив крышку, делаю глоток приторной и теплой воды, и мне в нос бьют колючие пузырьки.
– Не пей эту гадость! – Старик недолго роется в своей сумке и, наконец, извлекает на свет старый помятый термос. – Только чай! Сделай глоток, и жажда сама пройдет.
Я пью ароматный напиток с чабрецом и тонкими нотками мяты из крышки термоса и смотрю в окно.
Я был тут шестилетним мальчишкой. Мне казалось, что я забыл эту красоту, как и свой язык, но нет! Я помню, как пахнет каждый цветок на поле. Помню стрекот кузнечиков в траве, быструю горную речку, бегущую по камням, пение птиц в лесу и блеяние коз, гуляющих на лугу.
Память оживает, и вот я вижу деда, плетущего на скамейке возле дома корзину. Маму, идущую из сада с полным подолом абрикосов. Отца, въезжающего в ворота дома на красивом черном скакуне.
– Низами-и-и! Ни-и-иза-а-ами-и-и!
Тоненький голосок врывается в открытое окно моей комнаты и я, отодвинув занавеску, выглядываю в окно.
– Тихо ты, Ромка! Мама отдыхает!
– Низами, меня папка в лавку за хлебом послал. Пошли со мной! – мальчишка лет пяти нетерпеливо пританцовывает на пыльной дороге, подтягивая на тощей тушке нелепые шорты с помочами.
– Опять собак боишься? – я качаю головой, залезаю на подоконник и спрыгиваю на дорогу.
– Ага, – кивает Ромка и, шмыгнув носом, вытирает его ладонью с растопыренными пальцами.
Над козырьком лавки красуется вывеска «Магазин у Арифа», намалеванная масляной краской на куске железа. Возле него, на лавочке, сидят три аксакала в пыльных каракулевых шапках. У самого входа в магазин свора голодных псов фыркает носами в скудной траве в надежде найти кусок чего-нибудь съестного.
Ромка заходит за мою спину, пытаясь спрятаться от них. Если честно, я тоже немного побаиваюсь и вздрагиваю, когда одна из собак резко огрызается на другую, оскалив зубы. Но вида, что мне страшно, не подаю.
– Низами! Привет! – из дверей магазина выходит высокий плотный мальчик и машет нам рукой. – Ромка! Ты опять от этих дворняг прячешься?
– Тебе хорошо, Аслан. Ты вон какой большой и сильный! – тихо пищит у меня из за спины Ромка. – Низами смелый. Его ни одна собака не укусит. А я маленький и…
– Трусливый! – заканчивает фразу Аслан.
– А ну-ка! Пошли! – длинноногая худенькая девочка с двумя тугими черными косами машет на собак палкой и те, поджав хвост, убегают к старому сараю на другой стороне дороги.
– Лейла! Ты такая смелая! – вздыхает у меня за спиной Ромка.
– Пусть лучше меня боятся! – смеется Лейла. – Побежали в сад к Видади! Там персики созрели, и он варит варенье.
– У него собака страшная большая, – снова вздыхает Ромка.
– Зато пенка от варенья сладкая и вкусная! – подмигивает Лейла и, не дожидаясь нас, бежит в сторону дома добряка Видади.

Глава 1
Я просыпаюсь от громкого гудка поезда, как раз за несколько минут до своей станции. Старик исчез таким же волшебным образом, как и появился. Хотя… все намного проще. Он просто вышел на предыдущей остановке.
Я потягиваюсь и чувствую, что моя рубашка прилипла к спине, а на щеке остался отпечаток лейбла с сумки. Пытаюсь отлепить ткань от мокрой спины и «стереть» позорный китайский логотип с лица. Видимо, после сна у меня настолько забавный вид, что девушка, сидящая напротив, тихо хихикает, прикрыв рот рукой. Я поправляю черный чуб рукой и игриво подмигиваю красавице. Она смущенно опускает глаза, но продолжает улыбаться мне в ответ.
Ростом я не вышел, да и телосложением далеко не Аполлон, но женским вниманием я никогда не был обделен. Может, тому виной горячий южный взгляд. Или густые черные волосы. А может, у меня просто есть харизма и именно это цепляет прекрасный пол.
От нежных взглядов незнакомки меня отвлекает механический голос, объявляющий мою остановку. Я снимаю сумку с верхней полки и, с трудом закинув ее на плечо, поднимаю с сиденья вторую. Мое внимание привлекает кусок бумаги, лежащий на месте исчезнувшего попутчика. Это маленькая черно-белая фотография. На ней четверо мужчин в черных папахах. На обратной стороне криво накарябано: Маяк 1994. Эта надпись, сделанная карандашом, сохранилась, а вот имена людей, затейливо выведенные перьевой ручкой стерлись и размылись.
«Надо бы найти старика и отдать», – мелькает у меня мысль, и я кладу фотографию во внутренний карман пиджака.
Поезд уезжает вдаль, и я остаюсь на залитом солнцем перроне. Вокруг ни души. Только дрожащий от жара воздух и одинокая коза, привязанная в тени автобусной остановки через дорогу от меня.
М-да… путешествие становится не только долгим, но и опасным. Остатки Колы я выпил, а магазина, где я могу купить воды, не видно. Смерти от жары и жажды в моих планах не было, и я решаюсь перейти дорогу и подождать автобуса.
У козы обнаружился хозяин – мальчонка лет семи, в рваных синих трениках, подвернутых на впалом загорелом животе несколько раз.
– Когда автобус, гагаш? – спрашиваю я у мальчишки.
Тот смотрит на меня недоверчиво и сурово.
– Автобус ушел. Следующий утром, – отвечает он и, отвязав козу, дергает ее за веревку. – Идем! – но та только опускает голову и недовольно тычется в парнишку рогами. – Чтоб тебя волки задрали, тупая скотина! Иди давай!
Я теряю интерес к мальчишке и его козе и, глядя на дрожащую от жара и пыли дорогу, пытаюсь сообразить, как мне теперь добраться до села.
– А такси или просто машину тут можно…? – я оборачиваюсь к пацаненку, но ни его, ни упрямой козы уже нет. – Эх, надо было с Ромкой нормально договориться, – вздыхаю я и скидываю с плеча сумку.
Ромка объявился совершенно неожиданно. Даже не сам он, а незнакомый голос в трубке.
– Низами! Салам! Это Ромка. Помнишь такого?
Конечно, я помнил этого белобрысого и конопатого русского мальчика, жившего по соседству. Он был самым младшим в нашей компании и немного странным.
– Лейла, мне идет? – Ромка стоит перед черноволосой Лейлой и держит около своих лопоухих ушей плетеные из бисера серьги.
– Ромка! Это женские! – смеется Лейла, пытаясь отобрать у мальчика побрякушки.
– А мне нравится, – Ромка обиженно дует губы и прячет за спину руки, в кулачках которых зажаты сокровища. – Мамка вчера платье на меня мерила. Сказала, что я очень красивый.
Возможно, виноватой в том, что Ромка просто обожал все женское, была его мать. Она работала в ателье и часто использовала сына как манекен для пошива девичьих платьев. А может, этот факт стал толчком для развития имеющихся гендерных отклонений. Но только Ромка с самого детства считал, что он девочка, а его тело –всего лишь ошибка природы.
– Салам, Ромка! Как жизнь? – не могу сказать, что я очень обрадовался давно забытому другу, но от узнавания внутри меня вдруг кольнуло болезненное предчувствие.
– Ты не хочешь приехать в Ашагы Сурра? – предлагает мне Ромка.
Если честно, то возвращаться у меня не было желания. Я давно отвык от унылой сельской жизни. Большие города забирают наши души и не отпускают их обратно, но следующая Ромкина фраза меня насторожила.
– Это связано с твоим дедом. Нам очень нужно, чтобы ты вернулся, – взволнованно говорит Ромка.
– Кому нам? – спрашиваю я, но знаю ответ.
– Лейла, Аслан и я… В общем у нас тут кое-что происходит. Мы покопались в книгах и… Нужна твоя помощь.
Как раз через неделю у меня начинался очередной отпуск. Зарплата участкового милиционера, или как сейчас принято нас называть, полицейского, не позволяла мне ехать на курорты. Поэтому идея посетить родные края показалась мне заслуживающей внимания.
– Что происходит? – спрашиваю я у Ромки, но как только он начинает объяснять, в трубке раздаются странные шумы, за которыми я ничего не могу расслышать. – Ладно! Приеду, расскажешь! – кричу я в телефон. – Время приезда напишу в СМС. Это твой номер?
Но вместо ответа снова непонятное шебуршание, а затем короткие гудки.
Я настроился спать прямо тут, на узкой лавке под железным козырьком остановки. А что делать? Закинул обе сумки под скамейку и, свернув пиджак валиком, собрался улечься на импровизированное ложе. Но в этот момент рядом затормозил старенький ржавый УАЗик, обдав меня клубами пыли.
– Низами! Ты чего тут сидишь?
Ромка мало изменился за двадцать лет, как бы это странно ни звучало. Конечно, он вырос, но всклокоченные светлые волосы и лопоухие уши делали его похожим на взрослого ребенка.
– Утренний автобус жду. Ты же не ответил на СМС, – я достаю сумки из-под лавки и иду в сторону УАЗика, из окна которого торчит веселая конопатая Ромкина морда.
– У нас со связью совсем беда. По всему району, – Ромка сдвигается, освобождая мне место и кивает сутулому толстому мужику на водительском сидении. – Вургун, помнишь старика Горгуда? Так это его внук, Низами. Из Москвы вот приехал ко мне в гости.
– Помню, – равнодушно смотрит на меня Вургун и УАЗик трогается.
Ромка целый час щебечет, рассказывая мне о жизни села, постоянно требуя от Вургуна подтверждения. Тот все так же равнодушно кивает, объезжая выбоины и камни на дороге.
Пока я слушал рассказ Ромки, у меня перед глазами вставали картинки из детства. Такие живые и яркие, что кажется, это все было только вчера.
Вот мы сидим в саду доброго толстого Видади, и макаем в пиалу с пенкой от варенья теплую свежую лепешку.
– Даи, а расскажи, как тебя от Дива дедушка Низами спасал? – спрашивает Лейла, подмигивая нам.
– Это было двадцать лет назад. Мне тогда было двенадцать. Школа находилась в Хылпы, что в пяти километрах отсюда. Когда было тепло, мы ходили через речку. Дорога шла вдоль гор и через небольшой лес. Так вот… Однажды меня оставили после уроков, и домой мне пришлось идти одному. Я уже подходил к реке, чтобы перейти ее по мосту, как вдруг услышал…
– Видади! Опять ты со своими сказками! – жена Видади, красивая и веселая Солмаз подходит к нам и кладет на блюдо еще одну горячую лепешку. – Не слушайте его, – она гладит Ромку по светлой голове и поправляет Лейле косы, – он вам наговорит страшилок и вы спать не будете. Лучше кушайте варенье, а я вам еще с собой лепешек напеку!

Глава 2
Мы подъезжаем к высокому железному забору. Кругом полная тишина, прерываемая лишь лаем собак вдалеке.
– Только тихо, – говорит мне Ромка, прижимая к губам палец, – у меня соседи сердитые.
Калитка натужно визжит старыми петлями и мы оказываемся в саду. Он разделен на две части низеньким плетеным забором. Я вдыхаю аромат цветущих абрикосов, и меня широкой волной накрывают воспоминания.
Вот так же пахло у нас в саду. Ветки деревьев, облепленные мелкими розоватыми цветами, дарили в полуденный зной прохладу, а ночи наполняли неповторимым ароматом.
– Низами, ужинать!
Мама… Она была самой красивой и самой мудрой женщиной.
– Алмаз, неси лепешки. Мясо уже готово.
Папа очень любил ее. Я не помню, чтобы они ссорились, а эти скромные семейные ужины в саду, под цветущими деревьями, были для меня настоящими праздниками. После того как мясо, запеченное на углях с мягкими и горячими лепешками было съедено, отец доставал саз и играл на нем. А мама пела. У нее был божественный голос и мугамы в ее исполнении звучали просто волшебно.
– Тише, – снова предупреждает меня Ромка, открывая деревянную дверь, обитую коричневым дерматином.
Но тихо войти не получается. Ромка цепляется карманом за руль велосипеда, прислоненного к стене, и тот, падая, сбивает с табурета эмалированный таз. В безмолвии ночи звук падающей на пол посудины звучит как выстрел пушки. И тут же в ответ за стеной раздается детский плач.
– Вот черт… – шепчет Ромка, потирая ушибленную ногу.
Он тянет меня вперед по коридору и, открыв дверь, щелкает выключателем на стене. Мы оказываемся в маленькой и чистой комнате. В нише стоит полуторная кровать, застеленная выцветшим гобеленовым покрывалом. На окне занавеска «кошкин дом». В углу недовольно тарахтит старенький холодильник с отбитой по углам эмалью. Большой обеденный стол с двумя облезлыми стульями, шкаф с покосившейся открытой дверью, сервант с начищенным до блеска хрусталем и трюмо с аккуратной стопкой круглых жестяных коробок из-под печенья. Это комната напоминает девичью, своим уютом и нежными пастельными тонами.
– Ну вот, так и живем…– пожимает плечами Ромка, и я замечаю в его ушах золотые женские сережки.
– Ничего не изменилось, – улыбаюсь ему я.
– Ой, ты, наверное, есть с дороги хочешь? – начинает суетиться Ромка, кидаясь к холодильнику.
– Поздно уже, – мотаю я головой, – а вот от стакана воды я бы не отказался.
– Есть лимонад, – Ромка достает из холодильника пластмассовый кувшин и, ставя его на стол, добавляет, – по маминому рецепту.
Я залпом осушаю одну кружку и подставляю ее для добавки. Вторую порцию я уже смакую. Да… Это тот самый, знакомый с детства вкус! Таким лимонадом угощала нас тетя Ира, когда мы забегали к ней в гости. Яркий лимон с цедрой не заглушает, а подчеркивает тонкие нотки мяты и еще что-то знакомое… Не могу вспомнить…
– Гвоздика, – вздыхает Ромка, – мама всегда добавляла один бутончик гвоздики.
– А где она? – спрашиваю я, отставляя на стол опустевшую кружку.
– Мама умерла пять лет назад, – Ромка убирает полупустой кувшин в холодильник и протирает чистой выглаженной тряпочкой мокрое пятно на столе, – а папа умер, когда мне исполнилось пятнадцать. Глупо так… Поскользнулся, когда по камням переходил речку. Ударился виском о камень и умер.
Я вижу, что Ромку расстраивают воспоминания, поэтому просто хлопаю его по плечу рукой и ничего больше не говорю. Он стелет мне на раскладушке, и я с блаженством растягиваюсь на ней во весь рост. После долгого пути и невыносимой жары мне кажется, что я попал в рай. Вокруг ночь и тишина. Только старые ходики с кукушкой монотонно тикают на стене. Из окна слабо дует ветерок, принося с собой аромат цветущего сада. За стеной недовольно пискнул ребенок и затих под тихую песню матери.
Такой знакомый мотив… Эту колыбельную пела мне мама. Мои глаза закрываются, и я проваливаюсь в глубокий сон.
Просыпаюсь от ярких лучей солнца в окне и громких криков петухов. Я привык вставать рано. Но городское утро никогда не сравнится с сельским. Город тут же наваливается суетой, затягивая в свое ненасытное нутро. Сельская зорька улыбается солнцем в ярком голубом небе и радует тебя пением птиц.
Я слышу какую-то возню в соседней комнате и по вкусным запахам, витающим в воздухе, понимаю, что там находится кухня. Я выхожу из второй двери в сад и вижу на стене дома рукомойник, а на гвозде возле него чистое полотенце. Жара уже начинает накрывать своей горячей лапой все вокруг, и прохладная вода освежает меня и прогоняет остатки сна.
– Салам, – слышу я приятный женский голос.
– Салам, ханым, – говорю я молодой женщине, стоящей по ту сторону низенького забора, за ее спину прячется малыш лет трех-четырех. – Простите за вчерашний шум.
– Ничего страшного, – улыбается она мне и добавляет, – вы друг Романа?
– Друг детства, – поправляю ее я. – Мы не виделись двадцать лет.
– Но ведь друг? – хмурится она.
– Друг, – соглашаюсь я.
– Приглядите за ним, – она грустно качает головой, – в селе его считают местным дурачком. Но он не такой. Просто он болен. С головой у него плохо.
– Это вы про его пристрастие к женским вещам? – улыбаюсь я. – Так это не болезнь. Он и в детстве у матери вечно побрякушки воровал.
– Просто он… – начинает говорить женщина, но в этот момент из второй части дома раздается грубый мужской голос:
– Наргиз, я сегодня завтрака дождусь?
– Мне пора, – спохватывается Наргиз, – вы уж, пожалуйста, присмотрите за ним, – и быстро уходит в свою часть дома.
– Ты когда уже встать успел?
Ромка накрывает стол цветастой скатертью и достает из серванта красивые тарелки. Вид у него, надо сказать, престранный. На нем розовый полупрозрачный пеньюар, голова покрыта красным газовым платком, а на ногах женские тапочки с острыми носами.
– Для кого ты так вырядился? – спрашиваю я и тут же осекаюсь. Кажется, что фраза прозвучала как-то грубо.
– Я так каждое утро одеваюсь, – Ромка совсем не обижается на меня. – Сейчас еще к завтраку сменю наряд, – он ныряет в недра старого шкафа, и оттуда я слышу его голос, – не подглядывай только.
Собственно, подглядывание за переодевающимся Ромкой вовсе не входило в мои планы. Поэтому я начинаю ломать руками подогретую в сковороде лепешку и резать свежий козий сыр.
– Ну вот… – Ромка стоит передо мной в длинном синем платье и босоножках на тонких каблуках.
– Кхкм… – кашляю я, пытаясь спрятать смех, – так намного лучше.
– Правда? Ты тоже считаешь, что синий мне больше идет? – радостный Ромка садится на стул и, чуть приподняв подол длинного платья, закидывает ногу на ногу.
Во время завтрака меня начинают мучать смутные сомнения. А правильно ли я поступил, приехав сюда по просьбе явно полоумного парня, которого знал пятилетним мальчишкой?
– Так ты расскажешь мне, зачем позвал? – спрашиваю я у Ромки после завтрака.
– Давай об этом поговорим вечером, – Ромка убирает со стола остатки завтрака, аккуратно складывает скатерть и кладет в пустую сковороду грязные вилки. – Ты пока прогуляйся по селу. Посмотри, каким оно стало. А мне на работу надо. Меня Сона, мамина подруга, после училища пристроила в местную парикмахерскую. Все утренние смены мои. Сейчас, я только переоденусь…
Я с напряжением жду выхода Ромки из-за шкафа в очередном женском наряде. Но… он появляется в обычных джинсах и простой белой футболке. Правда, на самой футболке нарисован какой-то розовый скакун неизвестной породы с рогом во лбу, и в ушах у Ромки все еще поблескивают маленькие женские сережки.
– Я готов, – говорит он, крутясь вокруг себя. – Скажи, что мне в женском лучше?
– Экхм… – я неопределенно пожимаю плечами.
– Вот и правильно, – довольно кивает мне Ромка. – Я ушел. Если вернешься домой раньше меня, просто толкни дверь. Я не закрываю ее на замок. Еда в холодильнике. Если захочешь помыться – в саду на дереве бочка. Вода в колонке за воротами. Чао-какао!

Глава 3
Пока я мыл посуду после завтрака и запихивал свои вещи в шкаф, пытаясь не помять платья, висящие на плечиках, солнце уже разошлось не на шутку. От малейшего движения кожа покрывалась липким потом. Если учесть, что я почти двое суток провел в дороге, идея принять душ посетила меня как нельзя кстати.
Взяв чистое белье и большое махровое полотенце, я вышел в сад и сразу увидел на дереве бочку. Натаскав в нее воды из колонки, я задернул небольшую штору, окружающую «ванную» и, сняв с себя одежду, открыл кран.
Ледяная вода обожгла кожу холодом, и я громко вскрикнул от неожиданности. Через несколько секунд тело остыло, и процесс купания пошел гораздо приятней.
– Эй! – услышал я грубый мужской голос.
Чуть опустив веревку, на которой висела штора, я увидел за забором, разделяющим сад, мужчину с шикарными черными усами и синей щетиной на подбородке и щеках.
– Салам, бей! – киваю ему я.
– Салам, – отвечает он, подозрительно рассматривая мое лицо, – держись от моей жены подальше. И дружку своему скажи, чтоб мозги ей не пудрил.
– Я не хотел обидеть ни тебя, ни твою жену, бей, – говорю я, вытираясь полотенцем.
– Знаю я вас, городских, – продолжает мужчина, почесывая подбородок длинным ногтем на мизинце, – увидите молоденькую девушку и сразу похабные мысли в голове.
– Вообще-то, я к невесте приехал, – неожиданно для себя вру ему я.
– Невеста – это хорошо, – лицо мужчины становится более дружелюбным. – У нас тут молодых красавиц много. Любую выбирай, не прогадаешь.
– Нет, у меня уже есть. Подруга детства. Выросли вместе, – я сам удивляюсь, как быстро выдумываю эту историю.
– Старовата что-то невеста у тебя, – пожимает плечами мужчина. – Ну, да дело твое. Главное, своего чокнутого дружка усмири. Пусть перестанет мою жену пугать.
– А чем он ее напугал? – интересуюсь я, застегивая рубашку и выходя из-за занавески.
– Он настаивал, чтобы мы увезли отсюда сына, – хмурит густые брови мужчина. – Говорил, что ему тут находиться сейчас опасно. Нес чушь какую-то про чудовищ, которые души у детей отбирают. А она у меня верующая. Во все эти сказки верит.
– Хм… – удивляюсь я и добавляю, – хорошо, я с ним поговорю!
Приняв душ, я решаю прогуляться. Солнце с жадностью набрасывается на мою черную голову и мне приходится идти вдоль дороги, спрятавшись в тени высоких деревьев.
Неожиданно для себя, я достаточно хорошо ориентируюсь на местности. В детстве мы с друзьями часто бегали друг к другу, поэтому дорогу я не забыл. Прямо до конца, потом свернуть на соседнюю улицу. По ней до магазина, а от него налево и через два двора будет мой дом.
Я иду по улице, спотыкаясь о корни деревьев, проросших через старый асфальт, пытаясь держаться в тени. На месте низенького магазинчика с корявыми буквами, выведенными масляной краской на жестянке, теперь стоит двухэтажный кирпичный домик, на котором красуется неоновая вывеска «Супер мини-маркет». Усмехнувшись каламбурному названию, я сворачиваю влево и, пройдя пару домов, оказываюсь возле высокого забора. Продвигаясь по его периметру, я пытаюсь увидеть хоть что-то в прорехи между штакетником, но планки настолько близко прибиты друг к другу, что увидеть двор невозможно. Через два поворота я оказываюсь возле высоких кованых ворот. Подхожу ближе и заглядываю внутрь, между кручеными железными узорами.
– Эй! Чего надо? – раздается гулкий голос над моей головой.
Взглянув вверх, я вижу камеру и небольшой динамик. Поняв, что за мной наблюдает охранник, я киваю, приложив руку к груди, и говорю:
– Салам, бей! Я когда-то жил тут. Мне хотелось бы посмотреть на то место, где я вырос.
– Сейчас здесь дом господина Мехтиева. А ты иди своей дорогой, – рявкает голос.
– Мне бы только в сад зайти, – делаю я несчастное лицо. – Его сажал мой дед, а потом и отец.
– Уважение твоему отцу и деду, но господин Мехтиев запрещает сюда пускать чужих, – голос звучит более дружелюбно.
– Может, мы договоримся, а господину Мехтиеву ничего говорить не будем? – предлагаю я охраннику. – Я только прогуляюсь по саду и уйду.
В динамике что-то щелкает и шум, издаваемый им, затихает.
Делать нечего. Мне приходится развернуться и идти восвояси. Проходя мимо супер мини-маркета, я вдруг вспоминаю, что в холодильнике у Ромки практически пусто. Вся еда – это кусок недоеденного сыра, открытая пачка маргарина и пара яиц.
– Приготовлю-ка я бозбаш, – решаю я и толкаю стеклянную дверь магазина.
Выложив купленные продукты на маленький деревянный стол на кухне и не найдя на полках казан, я решаю готовить блюдо в обнаруженной кастрюле. Пока варю нут и бараньи ребрышки, режу и обжариваю овощи, в голове крутятся странные мысли.
Мне уже двадцать семь. Все мои друзья давно обзавелись семьями и детьми. А я все никак не могу найти ту, с кем захочу встретить старость. А вдруг и правда… как в кино. Я увижу Лейлу и пойму, что она и есть та самая… единственная.
Воспоминания снова накрывают меня волной, и вот я уже вижу небольшую площадку между домами.
– Ромка! Бей! – кричит Лейла. Ее щеки перепачканы, а темно-зеленое платье в пыли. Она стоит «на воротах», размер которых обозначен двумя кирпичами и, машет руками Ромке.
– Сейчас, – отвечает ей конопатый лопоухий мальчик и бьет ногой по сдутому резиновому мячу. Вместо мяча в «ворота» летит ботинок, а Ромка со всего размаху падает на землю.
– Ну вот… – Лейла выпрямляется, выходя из состояния вратаря, и поправляет длинные черные косы, завязанные на затылке в узел.
– Ромка! Ты чего? – высокий и крепкий Аслан легко поднимает хнычущего Ромку с земли и ставит на ноги.
– Я колее-е-нку ободра-а-ал…– ноет тот.
– Вот, – Аслан срывает с земли небольшой лист и, лизнув его, налепляет на ссадину, – сейчас все пройдет.
– Откуда ты знаешь? – удивляюсь я действиям Аслана.
– Я читал в книге, что подорожник обеззараживает и останавливает кровь, – уверенно говорит мне Аслан.
В этот момент из дома напротив «футбольного поля» выходит высокая худая женщина в длинном платье и в платке на черных волосах.
– Лейла! Посмотри на себя! Кто тебя такую замуж возьмет? – кричит она девочке.
– А я не пойду замуж, – хмурится Лейла, отряхивая руками пыльный подол, – я пойду в Армию служить. Как дядя Бугдай!
– Я тебе сейчас пойду в армию! – женщина срывает тонкую хворостину. – А вы чего смотрите! Пошли отсюда! – она быстрым шагом приближается к нам, и мы со всех ног бросаемся бежать в разные стороны.
Я пытаюсь вспомнить лицо Лейлы, но вижу только огромные карие глаза, широкие черные брови и длинный нос с горбинкой. Надеюсь, что время из гадкого утенка превратило ее в прекрасного лебедя!
Ромка возвращается домой как раз к тому времени, когда бозбаш уже готов и настоялся. Я разливаю по тарелкам ароматнейшее угощение. Сочная баранина, изумрудная зелень, рассыпчатый картофель и веселое разноцветье перца, морковки и айвы притягивают голодный взгляд. Нарезав мясистые розовые помидоры и пупырчатые ароматные огурцы, приглашаю Ромку к столу.
– Вот это да-а-а… – восторженно говорит он, усаживаясь рядом со мной. Ополоснувшись в нагретой за день солнцем воде, Ромка напялил на себя нежно-голубое шифоновое платье с подкладной юбкой и пышными рукавами. На голову он накинул такую же голубую тонкую шаль, закрепив ее игрушечной диадемой.
Закончив обед, мы выходим в сад и, устроившись на скамейке, не спеша потягиваем черный чай с лимоном, мятой и сахаром вприкуску. На большом узорчатом блюде горками насыпан блестящий чернослив, золотистая курага, прозрачный янтарный изюм и разнообразные орешки.
– Скажи, а ты так один и живешь? – начинаю я разговор с Ромкой издалека. К этому времени он снял с головы нелепую диадему и шарф, а поверх платья надел обычный халат.
– Ты хочешь узнать, есть ли у меня кто-то? – догадывается он.
– Ну, можно и так сказать, – улыбаюсь я.
– Есть, – кивает он, – только мы пока не можем быть вместе.
– Это м-м-м…– я не знаю, как спросить о поле Ромкиного избранника.
– Он мужчина, – смущенно улыбается Ромка. – Не может же женщина встречаться с женщиной, – пожимает он плечами, – а ты… Почему не женился?
– Да вот как-то не получилось, – отвечаю я и разливаю из горячего глиняного чайника остатки ароматного напитка. – Понимаешь… у русских женщин немного другой менталитет. Я хоть и уехал из Азербайджана, но воспитывался-то в наших традициях.
– Так я тебе тут невесту найду! Хочешь? – радостно подскакивает Ромка. – Да вот хоть Лейла! По-моему вы с ней будете очень красивой парой!

Глава 4
Но чуда не случается… Мы входим в помещение местной библиотеки, расположенной в низеньком домике за магазином, и я вижу женщину с потухшими глазами, длинным носом и забранными в тугой пучок черными волосами. Сидя за столом, она листает какую-то книгу и постоянно поправляет тонким пальцем маленькие очки.
– Лейла! Смотри, кого я к тебе привел! – радостно сообщает ей Ромка. В тишине библиотеки его голос звучит громко, и женщина вздрагивает от неожиданности.
– Рома, ты что так кричишь, – говорит Лейла, поднимаясь нам навстречу. – Здравствуй, Низами! Рада тебе! – и она протягивает мне худую руку.
– Здравствуй, Лейла! – наигранно радостно отвечаю я. – Ты вроде бы в армию хотела пойти. Как ты оказалась в это забытым Аллахом месте?
– Зря ты так говоришь, – качает головой женщина. – В нашу библиотеку много народа ходит. Даже из соседних сел приезжают за книгами.
– Лейла сама организовала ее, – поддерживает подругу Ромка, – выпросила в районе, чтобы выделили старое здание. Потом собрала деньги на его ремонт и объездила весь район, собирая книги.
– А где наш богатырь Аслан? – обвожу я взглядом зал библиотеки.
– Он живет в Нефтечала, – рассказывает Ромка, подвигая ко мне стул, а сам усаживается на другой верхом. – Учился пять лет в университете, в Баку. Потом вернулся в родные края. Женился. Жена ему родила троих детей. Он приедет сюда через пару дней, на выходные.
– Как у него все удачно сложилось, – улыбаюсь я. – И кто он по образованию?
– Горный инженер, – отвечает мне Лейла. – А ты как? Женат? Кем работаешь?
– Не был… Не значился… Не имею… – смеюсь я. – Я обычный полицейский. Когда учился в институте МВД, было все так интересно. Выезды на задания. Облавы. Засады. А сейчас в основном занимаюсь бытовухой. А ты? Как живешь? – спрашиваю я у Лейлы. Не то, чтобы мне интересно услышать историю ее жизни, просто это был знак вежливости с моей стороны.
– Я… – начинает она, но в это время в конце зала открывается дверь и к нам выходит черноглазый мальчик лет шести.
Увидев незнакомого мужчину, он ничуть не пугается. Подойдя к Лейле, он берет ее за руку и, бросив на меня суровый взгляд, говорит:
– Ты кто такой?
– Здравствуй! – улыбаюсь ему я. – Я старинный друг твоей мамы. Меня зовут Низами. – Я протягиваю ему руку, но мальчик делает несколько шагов назад и тянет мать за собой.
– Если ты тронешь мою маму, то я возьму огромный нож, приду к тебе ночью и перережу горло, как барану! – говорит мальчик, хмуро глядя на меня.
– Даниз! Это что такое? – возмущается Лейла и, подталкивая сына в мою сторону, добавляет, – Низами-бей мой друг. Он никому не даст меня в обиду!
– Точно? – мальчик недоверчиво смотрит на мою, все еще протянутую, руку.
– Точно, Даниз! – говорю я и с удовольствием ощущаю в своей руке его маленькую теплую ладошку.
– Извините, я на минутку, – кивает нам Лейла и уводит сына обратно в комнату.
– А где папа Даниза? – спрашиваю я Ромку, когда за Лейлой закрывается дверь.
– В тюрьме, – отвечает Ромка. – Она уехала учиться в Гяджа. Там познакомилась с этим… Они поженились, а потом он начал избивать ее. Злой оказался, как собака. Однажды к ним в гости приехал брат Лейлы, Бугдай. Может, помнишь его? Он и его не постеснялся. Набросился за что-то на нее с кулаками. Бугдай, конечно, вступился за сестру, а этот зверь его несколько раз пырнул ножом. К счастью, брат Лейлы остался жив, а этого гада посадили за вооруженное нападение. А потом еще выяснилось, что он как-то с наркотой связан. В общем, сидеть ему теперь долго.
В этот момент к нам возвращается Лейла с подносом, на котором расположились чашки с чаем и глубокая пиала с горкой конфет и печенья.
– Прости моего сына, Низами, – вздыхает она. – Он меня очень любит и боится за меня.
– Он настоящим мужчиной растет, – улыбаюсь я, с поклоном принимая из ее рук чашку. – Так вы все же расскажете, зачем меня сюда вызвали? Я конечно, очень рад снова вас всех увидеть, но Ромка говорил о каком-то важном деле. Может, наконец, поведаете?
– Когда я собирала библиотеку, мне в руки попалась очень интересная книга, – начинает рассказывать Лейла, удобно устраиваясь на стуле напротив меня. – Там говорилось про старое местное предание о Диве.
– Дивы – огненные духи. Они живут либо в вулканах, либо в пещерах, – поддерживает тему Ромка, – они боятся воды и слабеют, если не могут питаться. А питаются они душами детей. Им нужны три мальчика, единственные дети в семье. Они высасывают их души и тогда, – Ромка многозначительно поднимает палец вверх, – они могут покинуть свою тюрьму и пойти по миру, пожирая человеческие души.
– Интересная сказка, – киваю я. – Дед тоже мне такое рассказывал.
– Во-о-от! – Ромка от возбуждения привстает со стула. – Твой дед знал про Дива! Каждые двадцать лет Див просыпается, потому что заклинания рассеиваются. Вместе с ним приходит страшная жара! Он живет в горах, за рекой, но перейти ее не может, потому что слабый. Ему нужны души, чтобы набраться сил, осушить реку и пойти дальше.
– Погоди… – трясу я головой, – это ты сейчас пытаешься мне сказать, что у нас тут есть Див?
– Да! – снова подскакивает Ромка. – Видишь, какая жара стоит? Такое же пекло было двадцать лет назад. Помнишь?
– Ром, я, конечно, понимаю, что ты во все это веришь и уважаю твое мнение, но… – я качаю головой, – все это сказки.
– Лейла! Скажи ему! – возмущается Ромка, с надеждой глядя на женщину.
– Погоди, Ром! – останавливает его Лейла. – Ты не с того начал. Месяц назад у нас в селе пропал мальчик. Сын моей подруги. Он был единственным ребенком в семье. Они с мужем мелкого уложили, сами спать легли, утром проснулись, а кроватка сына пустая. Искали его все. Даже из Нефталана следователь приезжал. Нашли только через неделю. Мертвого. Ни одной царапины. Никаких ушибов. А обнаружили тело возле той самой пещеры, про которую говорил Рома.
– Так… – я потираю руки. – Вот это уже интересней. По крайней мере, никакой мистики я в этом не вижу.
– Ты главного не знаешь! – Ромка хлопает рукой по столу.
– Погоди, Ром! – вновь останавливает его Лейла. – По-моему, Низами пока к этому не готов.
– К чему я не готов? – настораживаюсь я.
– В той самой легенде говорится, что в каждом поколении рождаются огнеборцы! Их четверо: знахарь, воин, переводчик и проводник. Только знахарь может сварить нужное зелье. Только воин может подойти к Диву близко и заполучить его частичку для этого самого зелья. Только переводчик может прочитать молитву, чтобы заманить Дива в сосуд с зельем и запечатать его. И только проводник может унести сосуд с Дивом в мир мертвых.
– Страшная какая-то сказка, – говорю я, – и нелогичная. Выходит, что Див должен давно быть в мире мертвых.
– Увы, нет… – вздыхает Ромка. – Несколько поколений огнеборцев пыталось отправить Дива в мир мертвых, но… проводники туда так и не попадали. Поэтому Див только спал в сосуде и ждал, когда заклятье рассеется. А рассеивается оно через двадцать лет!
– Все равно нелогично, – пожимаю я плечами. – Если Див не может перейти реку, как он получает детей?
– Животные, – отвечает мне Лейла, – он умеет вселяться в животных. И он это делает. Какое животное самое близкое к человеку? – спрашивает она меня.
– Коза, – уверенно отвечаю я ей.
– Собака, – поправляет меня Ромка. – Он вселяется в собаку, и та уводит ребенка в горы.
– А почему именно единственный ребенок в семье? Проще найти трех братьев и увести сразу троих, – не сдаюсь я.
– Единственный ребенок в семье получает больше всего любви. Его душа наполнена ей, – вздыхает Лейла.
– И это не главное! – снова подскакивает на стуле Ромка. – Смотри, все сходится. Жара, пропавший ребенок и… мы!
– При чем тут мы? – удивляюсь я.
– Мы и есть огнеборцы! Как ты этого не понимаешь? – взрывается Ромка и начинает возбужденно бегать по залу. – Нас четверо. Так? Аслан – знахарь. У него до сих пор осталась страсть к ботанике. Он даже второе высшее сейчас получает. Лейла – переводчик. Я – воин. А ты – проводник!
– И вы верите во всю эту чушь? – не выдерживаю я. – Вы сами себя слышите? Мы живем в двадцать первом веке. У нас есть компьютеры, мы летаем в космос! А это все какой-то средневековый бред!
– А я тебе говорила, что Низами еще не готов, – качает головой Лейла. – Помнишь, как я долго готовила Аслана? А ты вот так вот сразу все выложил.
– Но ведь его дед… – начинает Ромка, но Лейла его останавливает взмахом руки.
– Ладно… – говорит она, поднимаясь, – уже поздно и мне нужно укладывать сына спать. Давайте дадим Низами время немного все обдумать. Приходите завтра в дом моего брата, Бугдая. Он как услышал, что полицейский из самой Москвы к нам приедет, так просто мечтает с тобой встретиться.
Мы медленно бредем по ночным улицам в сторону Ромкиного дома. Вся эта история с Дивом и огнеборцами мне знакома с детства. Дед часто рассказывал мне эту сказку. Но одержимость моих друзей этой историей меня немного настораживает. Я еще понимаю Ромку. У парня явно с головой не в порядке. Но Лейла и Аслан люди образованные. Как они могли купиться на такую чушь?
– Ты помнишь, как погибли твои родители? – прерывает молчание Ромка.
Я на секунду задумываюсь. Эта тема в моей семье была закрыта. А если я начинал задавать вопросы, дед всегда отвечал мне односложно.
– Их разорвало дикое животное, – повторяю я его слова.
– Их порвало не дикое животное, – вздыхает Ромка и, остановившись посреди дороги, добавляет, – их загрыз Султан. Ваша собака.

Глава 5
Я хорошо помню Султана. Это был алабай. Огромный пес, белый, с редкими рыжими пятнами. Странно, но я совершенно не помню, куда он пропал. Дед увез меня сразу после похорон, но в это время Султана уже нет в моих воспоминаниях.
Я лежу на раскладушке и ощущаю голой грудью прохладный ветерок из окна. Перед моими глазами огромная равнина. Я бегу по ней со всех ног. За моими плечами небольшой мешок, в котором булькает бутылка с козьим молоком, а спину греет только что испеченная мамой лепешка.
– Сынок! – отец машет мне издалека рукой.
Он сидит на небольшом, поросшем мхом валуне, а на его коленях лежит длинный посох. По равнине гуляет с десяток коз, несколько овец и три коровы, а между ними мечется большой белой тенью Султан. Стоит кому-то из животных отойти далеко от стада, как алабай бежит в ту сторону с грозным лаем.
Отец с аппетитом поедает лепешку, запивая ее молоком, а я сижу рядом с ним на корточках и вдыхаю пряные ароматы трав.
– Султан! – кричу я, видя, что собака несется в мою сторону.
Я успеваю подняться на ноги, но тут же валюсь на спину, прижатый к земле огромными лапами. Моей щеки касается теплый мокрый язык, оставляя на ней длинную слюнявую полосу.
Султан отскакивает на метр и, схватив в зубы палку, смотрит на меня своими добрыми карими глазами и виляет куцым хвостом.
– Ты играть хочешь, Султан? – говорю ему я и, обернувшись к отцу, спрашиваю, – Можно?
– Бегите, – кивает нам отец. – Султан, позаботься о сыне!
Мои воспоминания прерываются тихим шарканьем тапок по полу, и я вижу как Ромка, одетый в прозрачный пеньюар, выскальзывает из комнаты.
Я пытаюсь уснуть, но сон не идет. Я не могу выбросить из головы этот странный разговор в библиотеке. Не то чтобы я неожиданно поверил во весь этот бред с Дивом и огнеборцами, но мне странно, что и мой дед верил во все это. Иногда казалось, что он меня к чему-то готовит. Я помню легенды и эти странные молитвы на неизвестном языке, которые он иногда пел. И не только дед верил во все это. Наш сосед, Видади. Он тоже говорил нам, что мой дед спасал его от кого-то в горах. Подробности я, конечно, давно забыл, но то, что он нам рассказывал что-то похожее, я помню.
Я, наконец, начинаю засыпать, как вдруг понимаю, что Ромки подозрительно долго нет. Что можно так долго делать на улице ночью в одном пеньюаре?
Я нехотя встаю с раскладушки и иду в сторону задней двери. Она приоткрыта и сквозь нее в коридор льется бледный лунный свет.
– … пока не много, – слышу я Ромкин голос. Он стоит над бочкой, наполненной дождевой водой и с улыбкой смотрит в нее, – еще немного и мы будем вместе, – он касается рукой воды и омывает ей лицо.
Я бесшумно пробираюсь в комнату, ложусь на раскладушку и делаю вид, что сплю. Через секунду в комнату, крадучись, заходит Ромка и, скинув с себя тонкую ткань, ныряет в кровать. М-да… парень от одиночества совсем с ума сходит. Разговаривает с водой в бочке! Не зря меня об этом предупреждала молодая соседка.
Просыпаюсь я от громкого тяжелого стона. Я с минуту хлопаю глазами, пытаясь понять, что происходит и, наконец, поворачиваю голову в сторону Ромкиной кровати. На часах с кукушкой уже почти десять, а этот соня все еще валяется в кровати.
Я поднимаюсь и, подойдя к нему, трясу за худое плечо:
– Ромка! Вставай, вставай, дружок! С постели на…
Но замолкаю, глядя на бледное лицо друга с красными и опухшими глазами.
– Лекарство… – шепчет он, с трудом шевеля ссохшимися губами, – в комоде… В верхнем ящике.
Я кидаюсь в направлении комода. Рывком открываю ящик и нахожу в нем небольшую коробку из-под конфет. В ней лежат пакетики с каким-то белым порошком. Налив из кувшина воды в стакан, и высыпав туда порошок, я снова подхожу к кровати и помогаю Ромке приподняться, придерживая его спину. Он тяжело стонет и хватается руками за голову.
– Сходи… ко мне… на работу, – тяжело выдыхает Ромка, выпив лекарство. – Скажи, что… заболел.
– Может, скорую вызвать? – я поправляю под головой друга подушку и накрываю его простынкой.
– Нет… – он прикрывает глаза. – Сейчас… немного посплю, и все пройдет…
Я быстро одеваюсь, плещу себе в лицо пару пригоршней воды из бочки и бегу вверх по улице, где, по рассказам Ромки, находится местная парикмахерская.
– Салам, бей, – киваю я грузному чернобородому мужчине, сидящему в тени дерева на лавочке возле домика с вывеской «Бярбяр хана».
– Салам, – кивает он мне, – постричься? Бородку подравнять?
– Нет, спасибо, – мотаю головой я.
– Вот и я смотрю, – мужчина окидывает меня оценивающим взглядом, – зачем такому ухоженному мужчине стрижка.
– Меня Ромка прислал, – говорю я ему, – он приболел. Просил, чтобы вы ему выходной дали.
– Опять головные боли? – хмурится мужчина. – Бедный парень. Так мучается! Я сколько раз ему говорил, чтобы к врачам обратился. А он ни в какую. Только к знахарю в соседнюю деревню ездит за порошками.
– Я попробую его уговорить пойти к врачу, – отвечаю я мужчине. – Так вы даете ему выходной?
– Конечно! – кивает тот. – И еще, придешь, налей в тазик воды холодной. Смочи в ней тряпочку и на лоб ему клади. Я как-то так делал ему, и он сказал, что стало легче.
Когда я возвращаюсь домой, Ромка выглядит уже намного лучше. Бледность прошла, и на щеках появился легкий румянец.
– Все в порядке? – спрашивает он хрипло, открыв глаза.
– Да. Сегодня ты можешь отдыхать, но… тебе нужно показаться врачу, – говорю я, ставя на стул возле него тазик с холодной водой.
– Зачем? – Он устало прикрывает глаза и вздыхает, – врачи мне уже не помогут. А порошки, что дает мне знахарь, поддерживают меня и снимают боль.
Я отжимаю тряпочку и кладу ему на лоб, а в моей голове крутятся бессвязные мысли. Он умирает. Вот почему он позвал меня сюда. Чтобы попрощаться со мной. Но почему меня? Мы не виделись с ним двадцать лет. Хотя… возможно кроме меня, Лейлы и Аслана, у него просто больше никого нет.
– Низами. Только пообещай не жалеть меня. – снова открывает глаза Ромка. – И еще… Обещай, что поможешь освободить село от Дива.
Проспав весь день, к вечеру Ромка приходит в себя окончательно. Он снова весел, и ковыряется в шкафу, снимая с вешалки то одно платье, то другое.
– Желтое или зеленое? – говорит он, поднося очередное платье к себе.
– Ты же не собираешься идти в дом Бугдая в платье? – настораживаюсь я.
– Тогда, может, синее? – Ромка снимает с вешалки новое платье. – По-моему, оно подходит к моим глазам. Не находишь?
– Ром… – начинаю я, а он вдруг бросает платье на пол и заливисто смеется.
– Купился? Ты решил, что я совсем рехнулся? Конечно, нет. В таком виде я могу показываться только очень близким людям. Меня и без того считают местным дурачком, – он садится на кровать и становится совершенно серьезным. – Ты мне так и не ответил. Понимаешь… без проводника мы не справимся. Ты нам всем нужен.
– Я не знаю, как помочь и в чем заключается моя миссия, – пожимаю я плечами.
– Ты должен отнеси сосуд с Дивом в мир мертвых, – вздыхает Ромка. – Но для этого ты должен верить. Понимаешь?
– Я постараюсь понять, – говорю я, и Ромка, облегченно вздохнув, снова оживляется и кидается к шкафу с одеждой.

Глава 6
Жилище местного полицейского, Бугдая Алиева, находится в другом конце села. Оно значительно отличается от остальных домов и выделяется габаритами.
– Коррупция процветает? – ухмыляюсь я, глядя на добротный железный забор.
– Нет, что ты! – Ромка мотает головой и нажимает на кнопку звонка. – Бугдай очень хороший. А дом ему помог построить отец жены. Он глава района и очень влиятельный человек.
Калитку открывает сам хозяин. Он радушно улыбается нам, поблескивая ровными рядами зубов сквозь аккуратную бородку с проседью.
– Салам! Друзья моей сестры – мои друзья! Да подарит вам Аллах счастья и здоровья!
– Здравствуй, Бугдай-бей, – кивает ему Ромка.
– Салам, – я кланяюсь хозяину, и он заключает в крепкие объятья сначала меня, а потом и Ромку.
– Женщина! Накрывай стол! Смотри, какие к нам гости пожаловали! Из самой Москвы следователь приехал! – кидает Бугдай в сторону невысокой полной женщины. – Жена моя – Фарида, – кивает он нам и ведет через сад к большой беседке, увитой диким виноградом.
– Какой я следак? – тихо говорю я Ромке, толкая его локтем. – Я такой же, как и он, участковый.
– Это я ему так сказал. Иначе он не показал бы тебе документы, – шепчет мне Ромка. – А тебе это видеть нужно. Для дела!
– Сын мой – Захир, – указывает Бугдай в сторону мальчика-подростка. – Старший – Заур, в армии служит. Как вернется, хочет идти по моим стопам. А это…– мужественное лицо Бугдая расплывается в улыбке, и он становится похож на кота, который наелся сметаны, – моя маленькая радость. Моя сладкая конфетка! Так и съел бы ее, – он ловит руками маленькую трехлетнюю девчушку и, подбросив ее пару раз в воздух, целует в раскрасневшуюся щечку, – вот… подарил Аллах на старости лет такое чудо. Никогда не думал, что иметь дочку такая радость. Сам-то женат? Дети есть?
– У меня? – неожиданно встревает в монолог Бугдая Ромка.
– Про тебя я и так все знаю, – смеется Бугдай. – Я у Низами-бея спрашиваю.
– Пока не встретил свою вторую половину, – улыбаюсь я. – Но, глядя на твою прекрасную семью, чувствую, что уже пора жениться и обзавестись детьми.
Пока мы прогуливались по саду, жена Бугдая уже накрыла стол под большим навесом в саду. Бугдай оказался очень гостеприимным и хлебосольным хозяином, а его жена, Фарида, прекрасной хозяйкой. Такого сочного и нежного мяса я давно не ел, а запеченные фаршированные овощи с острым соусом и присыпанные зеленью просто таяли во рту.
Поблагодарив хозяйку за прекрасный ужин, мы ведем неспешную беседу, в ожидании чая поедая спелые груши.
– Бугдай, расскажи Низами про то дело, с погибшим мальчиком, – Ромка переводит разговор в нужное русло.
– Низами-бею вряд ли это будет интересно, – говорит Бугдай, но по его глазам я вижу, что ему не терпится мне рассказать эту историю, всколыхнувшую тихую жизнь села. – У него на Петровке дела поинтересней будут.
– Не такие уж интересные у нас дела. Поножовщины да драки, – пожимаю я плечами. – Так что там с мальчиком?
– Пропал мальчонка. Ночью. Все двери в доме закрыты были изнутри. Только окно в его комнату распахнуто настежь. Щеколда высоко и мальчику, чтобы ее открыть пришлось бы встать на подоконник. Но никаких следов на подоконнике нет, все чисто. Еще что странно. На простыне отпечатки лап животного. Похожи на собачьи. Но у них собак не было. И еще… Кошка. Ее после исчезновения ребенка усыпить пришлось. Сошла с ума, бедолага. Целыми днями сидела в комнате мальчика и орала, глядя на окно. Но это все не так важно, – Бугдай замолкает, когда к нам в беседку заходит Фарида с подносом. На нем стоит большой фарфоровый чайник, хрустальные армуды и тарелочки с колотым сахаром, с дольками лимона, с орешками, с вареньем и конфетами. – Так вот… – продолжил свой рассказ хозяин, когда женщина ушла. – Нашли мальчика через неделю. На том берегу реки, что уходит к горам. Удивительно было то, что на его теле не было ни одной раны. Лежал на берегу в пижаме, как и был одет в ночь исчезновения. Одежда чистая, словно его только что из кровати вынули.
– А что судмедэксперты говорят? – спрашиваю я.
– Тело в район отвезли. Родители его люди верующие и поначалу противились, но местная полиция настояла, – говорит Бугдай, любуясь рубиновым чаем в хрустальном стакане. – Вскрытие не установило причину смерти. Никаких внутренних повреждений не было. Мальчик просто взял и умер.
– Ты расскажи про то, что потом узнал, – просит Ромка, уплетая за обе щеки янтарное айвовое варенье.
– Ах да… – спохватывается Бугдай, – я провел свое расследование. Полазил по местным архивам и вот что интересно. Первый похожий случай зафиксирован был в пятьдесят восьмом году. Тогда пропали два мальчика. Нашли только одного. В горах. Но его вроде подрали дикие животные. Да и вскрытие тогда не делали. Дело закрыли. Потом похожий случай произошел в семьдесят восьмом. Пропал ребенок и был найден у реки со стороны гор.
– А между пятьдесят восьмым и семьдесят восьмым? – спрашиваю я.
– Архив сгорел при пожаре в семидесятом. А про пятьдесят восьмой я прочитал в газете старой. Ее мне Лейла передала. Она как раз собирала библиотеку по области и в ту газету была завернута одна из книг. – В этот момент у ограды раздается звонок и Бугдай, приподнявшись с низенькой лавочки, кричит Фариде:
– Жена! Открой! Лейла пришла.
– А что общего в этих делах? – спрашиваю я у Бугдая заинтересованно.
– Во-первых, все дети из нашего села и соседнего Хол Гарабуджага. В пятьдесят восьмом мальчик был из Нафталана. Приехал к деду погостить.
В беседку как торнадо врывается черноглазый Даниз и кидается на шею к дяде.
– Ах ты мой сорванец! – смеется Бугдай. – Здравствуй, сестра! Присаживайся. Жена! Неси армуды для моей сестры! – кричит он и, сунув в маленькую ладошку Даниза конфету, говорит ему:
– Поздоровайся с нашими друзьями.
Но тот только исподлобья смотрит на нас, насупив густые брови, потом быстро подскакивает на ноги и убегает в сторону дома.
– Совсем дикий малец, – вздыхает Бугдай. – Ему пришлось многое повидать в своей жизни. Не сердитесь на него.
– О чем беседуете? – спрашивает Лейла, принимая из рук Фариды стаканчик с чаем.
– Нам Бугдай как раз про то дело рассказывает, – снова ерзает на месте Ромка. – Так что там с мальчиками?
- Ах, да… – Бугдай ставит на стол пустой стакан и моет липкие руки в чаше с водой. – Мальчики разных возрастов. От трех до семи лет. Все дела были закрыты за отсутствием улик. Но…– он поднимает вверх палец, – везде присутствуют собачьи следы и все мальчики – единственные в семье дети. Кстати, в семьдесят восьмом одного мальчика нашли живым и невредимым. Видади. Помните его? Добрый такой толстяк. Так вот, его возле реки обнаружил как раз твой дед, Низами.
– Помните, мы часто просили Видади рассказать нам эту историю? – обращается к нам с Ромкой Лейла.
– Да, – подпрыгивает от нетерпения Ромка. – Он еще говорил, что его туда привела собака?
– Если честно, я не помню самого рассказа, – пожимаю я плечами. – Но было бы интересно его послушать.
– Это не проблема, – говорит Бугдай. – Видади жив-здоров. И живет все там же.
– Завтра приедет Аслан, мы выберем время и все вместе сходим к нему, – как ребенок радуется Ромка. – Как в старые добрые времена.
– Но и это еще не все, – говорит нам Бугдай и внимательно смотрит на меня, – еще был такой случай. В девяносто восьмом. Сначала пропал Ибад Расулов из Гарабуджага. А потом… – он на минуту замолкает и наливает себе еще чая, – потом пытались похитить тебя, Низами. И если бы не твои родители, то неизвестно, как бы все закончилось. Вот еще одна причина, почему я хотел, чтобы именно ты помог мне с этим загадочным делом.

Глава 7
Мы идем по темным узким улочкам села по направлению к библиотеке, а у меня из головы все никак не выходит разговор у Бугдая. Нет, я не поверил вдруг во всю эту чушь с Дивом. Просто раньше я старался не думать о той страшной ночи. А теперь наоборот, силюсь вспомнить детали. Но перед моими глазами встает лишь мутная пелена.
– Ну, вот мы и пришли, – говорит Лейла и останавливается перед дверью библиотеки. – Завтра в шесть жду вас у себя. К этому времени должен подъехать Аслан.
– Да… конечно, – говорю я рассеяно.
– Низами… – Лейла берет меня за руку и смотрит в глаза, – будь мужественным. Завтра тебе предстоит большое испытание.
Испытанием она называет поход в местное отделение полиции, куда пригласил меня Бугдай.
– Я покажу тебе материалы предыдущих дел. Опросы свидетелей и…твой тоже, – сказал он мне перед уходом.
Неужели завтра я, наконец, узнаю тайну, которую так долго хранили от меня дед и дядя?
– Все хорошо, Лейла, – говорю ей я, пожимая руку.
Как странно… Этот мертвый лунный свет делает ее красавицей. Он подчеркивает природную бледность лица, а в ее глазах загораются звезды. Легкий ветер играет с выбившимися из-под платка волосами, и она кажется сказочной царицей. Прекрасной и мудрой…
– Даниз, попрощайся с Низами и Романом, – обращается она к сыну. Мальчик выходит вперед и по-мужски протягивает мне свою руку.
Ночью я снова не могу уснуть. В моей голове куча всяких мыслей. Неожиданно во мне проснулся следователь, и теперь я пытаюсь связать все эти странные события с исчезновениями в одну цепочку.
Общими у всех похищений являются пол ребенка и место. То, что они все – единственные дети в семье, скорее всего, случайное совпадение. Следы собаки… Возможно, преступник приходил к детям с собакой. Но это как-то глупо. Животное могло выдать его присутствие и разбудить домашних. Не логично, хотя логика этому маньяку не присуща. В чем смысл красть детей? Никто не просил за мальчиков выкупа. Насилия тоже не было. Да и убийства, как такового. Одного ребенка разорвали дикие животные. Видимо, ему удалось убежать от похитителя, но он заблудился в лесу. Других детей вообще не нашли. А нет трупа – нет убийства. Но вот последний ребенок… Может, местные следователи не заметили ран и ссадин. Или, например, смертельного укуса насекомого. Хотя… в наших краях нет смертельно жалящих тварей, да и медэксперты не могли ошибиться.
В этот момент меня отвлекает шорох, раздающийся со стороны Ромкиной кровати. Я дожидаюсь, пока фигура в розовом пеньюаре пошаркает к двери, тут же встаю и иду за ней.
– Кямал…Я пришел… – Ромка наклоняется к бочке с водой и, опустив в нее руку, касается пальцами воды. – Он приедет завтра и все огнеборцы будут в сборе. Низами обязательно все поймет и поверит. Ведь не зря старый Горгуд учил его. Нет… Он пока не знает. Пусть так и будет, Кямал! Он не должен этого знать, пока не настанет время….
Я теряю нить Ромкиного монолога. Неужели и правда мой дед верил в эту историю с Дивом и готовил меня к чему-то? Эти странные молитвы и символы, которые он рисовал. А еще сказки… Их было очень много и все они так или иначе были связаны с Дивом. Вернее с Дивами. От этих мыслей меня отвлекает тихий Ромкин смех.
– Ты что, Кямал. Я приличная девушка! Если только в щеку! – И Ромка опускает голову в бочку.
– Ты совсем обалдел! – я кидаюсь к Ромке и, схватив его за плечи, вытаскаю из воды.
– Низами? – Ромка удивленно хлопает своими большими глазами. На его ресницах подрагивают капельки воды, а на щеке я вижу красноватый след, который медленно тает на коже. – Ты напугал его! – он отталкивает меня и кидается к бочке.
– Если бы я не подоспел, ты бы захлебнулся и утонул! – злюсь на него я и пытаюсь увести в дом.
– Ты ничего обо мне не знаешь! – вспыхивает Ромка. – Я говорил, что у меня есть человек, которого я люблю. Так вот… это не человек, а дух! Его зовут Кямал, и мы с ним можем видеться только через воду!
Я подхожу к бочке и вглядываюсь в серебристую рябь воды. Наверное, эти галлюцинации как-то связаны с болезнью.
– Пойдем, я уложу тебя спать, – вздыхаю я и, обняв Ромку за плечи, веду в комнату.
– Я впервые увидел его в реке, – начинает рассказывать мне Ромка, пока я помогаю ему переодеться в сухую одежду. – Сначала я решил, что это у меня случился солнечный удар и от этого мерещится разное. Но потом я его снова увидел в тазике с водой, когда хотел постирать одежду. Он очень красивый и благородный. Он не из нашего времени, тут его держит какое-то неисполненное дело.
– Он привидение? – я укладываю Ромку в кровать и накрываю легкой простыней.
– Он – душа умершего человека. Со всеми его мыслями и эмоциями. И я ему нравлюсь, понимаешь? – Ромка приподнимается на кровати и хватается руками за ворот моей футболки. – И нравлюсь я ему таким, какой есть. Мне не нужно при нем прикидываться, что я мужчина. Он знает, что это только оболочка, а внутри я прекрасная и умная женщина.
Когда я просыпаюсь, Ромки уже нет в доме. Я быстро умываюсь, на ходу сую в рот бутерброд и запиваю его двумя глотками горячего чая. Мой путь лежит на другой конец села, где в аккуратном одноэтажном кирпичном доме находится отделение полиции.
– Салам, Низами-бей! – приветствует меня Бугдай, широко расставив руки для объятий.
– Салам, Бугдай-бей, – отвечаю я, ощущая крепкие похлопывания по спине.
– Я знал, что тебе будет интересно это дело, – Бугдай привычно устраивается за столом и жестом приглашает меня сесть напротив. – Я специально забрал все дела в кабинет, чтобы ты мог с ними познакомиться.
– Давай начнем с последнего, – говорю я и получаю в руки новенькую папку, на которой написаны дата и номер дела.
Она внушительно-толстая. Я открываю ее, и мне на глаза сразу попадается фотография мальчика, лежащего на камнях на берегу реки.
– Это первое фото, – говорит Бугдай, – с места происшествия. Там его нашел Лазим, наш пастух. Почитай его показания.
В своих показаниях Лазим рассказывает, что наткнулся на мальчика, когда перегонял коз на другую сторону реки. Рядом никого не было. Мальчик лежал на берегу, на спине, с открытыми глазами и чуть приоткрытым ртом.
– Посмотри на выражение его лица, – говорит Бугдай, раскладывая на столе фотографии.
– М-да… такое ощущение, что он чего-то испугался, – качаю я головой.
– Медики утверждают, что никаких изменений в его организме нет. – Бугдай переворачивает листы в папке. – Он не умер от страха или от испуга. Вот почитай!
В заключении судмедэксперта много умных слов, которые я не понимаю, но общий смысл мне ясен. Я пролистываю описания одежды и доклады Бугдая об обстоятельствах обнаружения тела.
– А это дело семьдесят восьмого года, – говорит он, выкладывая передо мной другую, более старую и более тонкую папку. – Почитай показания Видади. Ему на тот момент исполнилось двенадцать.
Показания, записанные со слов маленького Видади, ситуации не прояснили. Он помнил только, что ему нужно было идти и что его там ждали. Где и кто его ждал, он не знал.
– А это твой дед, уважаемый Горгуд-бей! – Бугдай пододвигает мне лист, исписанный знакомым, неровным почерком.
«Я увидел Видади, бредущим вдоль реки. Рядом с ним шла большая собака из стаи, что обычно попрошайничала у магазина. Когда я позвал мальчика, собака попыталась кинуться на меня. Я успел несколько раз ударить ее по голове палкой с железным наконечником. Все это время Видади стоял в стороне и никак не реагировал на происходящее. Как только собака упала, он очнулся и стал плакать, потому, что не помнил, как тут оказался»
– А теперь…– Бугдай пододвигает мне еще одну папку.
Я знаю, что именно там прочитаю, поэтому не тороплюсь ее открывать.
– Там фотографии с места происшествия и… я думаю, тебе не стоит это смотреть, – Бугдай кладет руку поверх папки.
– Нет, Бугдай-бей! Я должен это увидеть! – и смело открываю папку.

Глава 8
Из полицейского участка я выхожу в полуденный зной улицы, и мое лицо тут же обжигают лучи солнца. Над небольшим пустырем перед домом дрожит горячий воздух. На улице ни души. Все жители спрятались от дневной                жары по домам, открыв настежь окна и занавесив их мокрыми простынями.
Я медленно бреду по улице в самый конец села, не замечая белого палящего круга над головой. Выйдя на небольшую равнину, я краем прохожу пролесок и через поле направляюсь к реке.
После увиденного в деле о смерти родителей, мне нужно подумать и побыть одному. Я сажусь на небольшой валун, вросший в землю под высоким раскидистым деревом, и смотрю на прозрачную речку, бегущую куда-то вдаль. Но сочность природных красок и шум воды меня не радуют. Перед глазами застыла страшная картина из далекого детства.
Учась в институте и проходя практику по криминалистике, я часто выезжал на места преступлений, среди которых были и убийства. Но столько крови, как на старой фотографии, я никогда не видел. На фото была запечатлена моя маленькая спальня. Дверь, стены, кровать, все, даже потолок комнаты – было залито кровью. Среди нее я не сразу разглядел лежащую на полу маму. Ее тело было истерзано, а лицо попросту выедено. Что это именно мама, я узнал по тапку, который чудом уцелел на ее ноге. Отец лежал в соседней комнате, разорванный в клочья. Видимо, он пытался выбраться из дома и позвать на помощь. Смерть застала его в тот момент, когда он протянул руку к двери. Она так и осталась висеть, оторванная от тела, крепко сжимающая ручку. На следующей фотографии, в самом дальнем углу спальни, я заметил себя. Маленький мальчик стоял у забрызганной кровью стены в белоснежной пижаме и с игрушечным мишкой в руках. У меня было такое странное выражение на лице, как будто меня разбудили, но я, открыв глаза, все еще сплю и вижу сон.
Еще на одной фотографии я узнал Султана. Огромная белая туша с открытой пастью, из которой свисал красный язык, перепачканная кровью, лежала на заднем дворе. Глаза собаки были открыты, в них застыла злоба. Нет, Султан никогда не мог бы такое сделать с родителями. Он понимал и слушался отца с полувзгляда, а маму боготворил. По крайней мере, это читалось в его взгляде. И еще странно: если собака взбесилась, то почему она не тронула меня?
Опрашивал свидетелей неизвестный мне милиционер. В его рапорте было написано, что ребенок находился в невменяемом состоянии. На вопросы отвечал односложно: да или нет. Не мог сконцентрировать взгляд на предметах. Создавалось ощущение, что ребенок находился под действием психотропных веществ. На вопрос: «Куда он собрался среди ночи?», дал единственный внятный ответ: «Меня ждали». На вопросы о происшествии молчал и пожимал плечами.
Мне такое поведение не кажется необычным. Ведь час назад на моих глазах собака разорвала родителей, и у меня явно был шок. Но вот что странно… Как только я пытаюсь вспомнить ту страшную ночь сейчас, перед моими глазами встает пелена.
Неожиданно я ловлю себя на мысли, что место, где я сейчас нахожусь, мне знакомо. Этот камень посередине реки, об который спотыкаются резвые прозрачные струи. Кусты на том берегу, по очертаниям похожие на спящего дракона. Склон горы, поросший мхом. Это все я уже где-то видел.
Вспомнил! Это ведь то самое место, где недавно нашли мертвого мальчика! Я снимаю обувь, подворачиваю джинсы и иду в реку. Ледяная вода обжигает кожу, а через минуту, когда я стою в ней почти по колено, мне кажется, что вокруг меня бурлящий кипяток.
Я сажусь на каменистый берег на другой стороне реки и растираю онемевшие от холода ноги, одновременно оглядываясь. Я не ошибся! Это именно то место. Местные зеваки и недальновидные полицейские истоптали всю траву, растущую вдоль берега. М-да… Теперь тут делать нечего. Но все же стоит еще раз все проверить.
Я медленно прохожу вдоль кустов, осматривая каждую ветку, но ничего интересного не обнаруживаю, пока на одном из длинных перистых листочков не замечаю странный серый налет. Возможно, это песчаная пыль с берега? Но тогда она была бы на всех листьях. Одна из сторон следующего куста уже сильнее обсыпана тем же порошком и его даже можно мазнуть пальцем. Странно… Откуда тут взяться сере? А листья соседнего куста немного пожухли. Такое ощущение, что на них полыхнуло жаром, и они пожелтели и скукожились.
Чем ближе я к подножью горы, тем сильнее опалены кусты, а на уцелевших ветках все больше налета серы. Возможно, случился небольшой пожар, который шел примерно… примерно от горы. Но кострища, или какой-то другой его причины я не вижу.
Кусты заканчиваются и я упираюсь в гору. Примерно в трех метрах от меня дыра в виде арки, ведущая в пещеру. А возле самого входа… Что это? Ощущение, будто огромная огненная рука тронула камни, оставив на них черный отпечаток. А вокруг него снова сера. Интересно, что могло оставить на камнях такой след? Может, это удар молнии? Но гроз в наших краях не было больше месяца.
В село я возвращаюсь ближе к вечеру. Заметив на скамейке возле магазина седобородого старика, я подсаживаюсь к нему и начинаю разговор.
– Салам, – я слегка склоняюсь перед аксакалом, приложив руку к груди. Тот нехотя поворачивает ко мне голову и кивает в ответ. – Не скажешь, как давно в этих краях была гроза?
– В начале апреля. А после нее сразу жара началась, – хрипло отвечает мне старик.
– Даи, а что может оставить на камнях вот такой след? – интересуюсь я и показываю ему фото на телефоне.
– Это печать Дива, балам, – аксакал подслеповато смотрит на фото и поглаживает рукой седую бороду. Его глаза начинают хитро поблескивать, и я понимаю, что старик сел на своего любимого конька. – Последний раз ее видели двадцать лет назад, у входа в пещеру. Такой печатью Див закрывает свое убежище, пока слаб и не набрался силы.
– Я слышал эту историю от деда, – улыбаюсь я. – Неужели тут все верят в сказки?
– Я не только верю, – хитро щурится старик, – я был одним из огнеборцев и сам видел Дива. Нас было четверо. Я, молла Ага, учитель из Маяка –Дарья-бей и мой добрый сосед Горгуд-бей.
– Это мой дед! – подпрыгиваю я на месте.
– Вот, балам! Знай: твой дед был огнеборцем-проводником, – крутит корявым пальцем в воздухе старик.
– Если он был так хорош, то почему сейчас Див снова проснулся? – спрашиваю я старика. Тот хмурится и, тяжело вздохнув, отвечает мне:
– Пронести сосуд с Дивом в мир мертвых не так просто. Для этого в мире живых тебя ничего не должно держать. А Горгуда держало.
– Что именно, даи? – удивляюсь я.
– Любовь, – улыбается старик, глядя вдаль на кроваво-красный диск солнца, садящийся за горы.
Я открываю дверь библиотеки и вхожу в небольшой зал, пронизанный запахами старых книг и дневной жарой. На полу, возле небольшого шкафа с книгами, вижу коренастого мужчину с аккуратной черной бородкой, играющего на полу пластмассовым грузовиком. Он накидывает в его прицеп деревянные кубики и, смешно рыча, везет его по доскам пола.
– Стой! Предъяви документы! – слышу я звенящий детский голосок из-за стола.
– Гражданин начальник! Я везу особо важный груз! – басит здоровяк, поднимая прицеп и вываливая из него кубики.
– Аслан-даи! Так нельзя! Ты должен сначала документы мне предъявить! – маленькие ручки начинают забрасывать кубики обратно в машину.
– Извини, Даниз! Я вот в куклы играть умею, а с машинками не сложилось, – пожимает плечами Аслан, вставая на ноги.
– У тебя дочка? – встреваю я в разговор.
– У меня их три, – смеется Аслан и, обняв меня за плечи, целует в щеку. – Ну, здравствуй, Низами! Рад видеть тебя, гагаш!
– Низами! Куда ты пропал? – из жилой комнаты в конце зала выходит Ромка, неся в руках чайник. За ним следом идет Лейла с подносом, на котором стоят армуды и блюдо с конфетами, орешками и печеньем.
– Мне нужно было побыть одному, – хмурюсь я, вспоминая фотографии.
– Я тебя понимаю, – Ромка разливает в армуды чай и жестом приглашает нас к столу. – Наконец все огнеборцы в сборе!
– Не думал, что Низами приедет из самой Москвы, чтобы участвовать в деле, – Аслан усаживается за стол и тянет руку к конфетам.
– Неужели и ты купился на весь это бред с Дивом? – смеюсь я, разгрызая сладкие ядрышки миндаля. – Как я понял, ты у нас почти с двумя высшими образованиями!
– А ты разве не веришь? – удивленно смотрит на меня Аслан. – Ты ведь непосредственный участник событий двадцатилетней давности!
– Не будем об этом, – качаю я головой. – Мне слишком тяжело далась сегодня встреча с прошлым. Лучше посмотрите вот сюда! – Я протягиваю телефон друзьям и открываю фотографию.
– Печать Дива… – тихо выдыхает Ромка, отгоняя от стола Даниза.
– Балам, иди поиграй в комнате. Нам нужно поговорить о взрослых вещах, – говорит Лейла, протягивая Данизу конфету.
– Про печать Дива я сегодня уже слышал, – киваю я друзьям. – Ты же вроде человек ученый и твое образование связано с разными природными явлениями, – обращаюсь я к Аслану, – как думаешь? Что могло оставить такой след на камнях? Может, шаровая молния?
– Я не разбираюсь в природных явлениях, – качает головой Аслан, задумчиво перебирая пальцами в бороде. – Но как горный инженер могу точно сказать, что так оплавить камень может только лава.

Глава 9
Наша встреча затянулась до ночи. Правда, «о деле» мы не говорили, а больше пили чай и смеялись, вспоминая свое детство.
– Помните, как мама Лейлы гоняла нас, думая, что мы портим ее. А ведь зачинщицей всех наших проказ была именно ты, – Аслан весело подмигивает раскрасневшейся Лейле.
– А сам помнишь, как лечил нас от всего? – смеется в ответ Лейла.
– Помнишь, как меня покусали пчелы, и ты заставил Лейлу и Низами жевать какие-то листья и этой кашицей мазать мне укусы? – Ромка заливается хохотом и хлопает по столу рукой.
– Но помогло же, – наигранно обижается Аслан.
– Ромке помогло, – говорю я, – а мы с Лейлой потом сутки животами маялись.
– А как воровали инжир из сада Видади? – вспоминает Ромка. – Мы делали вид, что воруем, а Видади делал вид, что этого не видит.
– А помните его историю? – Аслан делает большой глоток чая. – Он нам рассказывал ее раз сто, а мы каждый раз просили его повторять.
– Саму сказку не помню, – пожимаю я плечами, – а вот Видади хотел бы проведать.
– Он здорово сдал, – качает головой Лейла. – У него ноги отказали. Уже года два в инвалидном кресле.
– Навестить надо, – говорит Ромка, – он был всегда к нам добр.
– Вот завтра и сходим, – Аслан хлопает руками по коленям, – а сейчас пора расходиться. Время уже позднее.
Улицу тускло освещают старые фонари и луна, глядящая с неба. Мне очень нравятся ночи в селе. Они приносят прохладу и тишину. Это город продолжает душить тебя зноем даже в ночи и бить по барабанным перепонкам шумом улиц. А здесь, вдалеке от цивилизации, чувствуешь себя расслабленно и спокойно.
– А ты заметил, как на тебя Лейла смотрит? – говорит Аслан, пиная ногой небольшой камушек.
– И как же? – смеюсь я, перехватывая «мяч», и начинаю гонять его между ногами.
– У нее глаза начинают блестеть, – Ромка заходит сзади, выбивает у меня камень и гонит его вперед по дороге. – Ты ей нравишься, Низами, – он бьет по импровизированному мячу носком ботинка и зафутболивает его в ближайшие кусты. Ромка прыгает на месте, но вместо «Гол!», кричит:
– Тили-тили тесто! Жених и невеста!
Перед моими глазами тут же встает залитый ярким солнцем берег небольшой заводи. Ромка прыгает в метре от нас с Лейлой, громко шлепая босыми ногами по камням:
– Тили-тили тесто! Жених и невеста!
– Да успокойся ты, Ром! – отмахиваюсь от него я. – Лейлу мамка заругает, если она придет растрепанная. Лучше помоги косу ей заплести.
– Ребята! Только посмотрите, что я нашел! – из воды выходит Аслан, держа в руке круглый белый цветок на длинном стебле. – Это речная лилия.
– Дай-ка! – говорю ему я и, отобрав у него цветок, вплетаю стебелек в черные волосы Лейлы.
Мы доходим до невысокого забора, огораживающего дом Ромки, и останавливаемся.
– До завтра, – улыбается нам Аслан, – мне правда очень приятно снова встретить тебя, Низами, – он кивает мне головой. – Ну, а тебя, Ромка, я всегда рад видеть, – он хлопает Ромку по плечу. – Завтра зайду за вами после обеда, пойдем за Лейлой и навестим Видади.
– Договорились, – я обнимаю друга и хлопаю рукой по его широкой спине.
Мне снова не спится. Мысли роем кружатся в голове, то возвращая меня в далекое прошлое и взрывая мне мозг кровавыми картинами, то уводят к горе со странным отпечатком.
– Низами, не спишь? – ко мне на край раскладушки подсаживается Ромка, завернутый в простыню.
– Нет, – я встаю и сажусь рядом с ним.
– Только не сердись, – говорит он, виновато глядя на меня, – приглядись к Лейле. Она очень хорошая и добрая. А знаешь, какие она кутабы с мясом делает? Пальчики оближешь!
– Ромка, – я смеюсь и обнимаю его за плечи, – ты решил меня сосватать? Зачем тебе?
– Человек не может жить без любви, – вздыхает Ромка. – Обязательно нужно кого-то любить. И чтобы тебя любили взаимно. Вот как у нас с Кямалом. Я даже не могу вспомнить, как жил до него…
Я слушаю Ромку, и мне становится его жаль. Он нафантазировал себе этого Кямала, потому что ему одиноко и очень хочется быть нужным хоть кому-нибудь. Он придумал любовь для себя, а теперь хочет, чтобы и мы с Лейлой были счастливы. Не уверен, правда, что нам это нужно. У Лейлы неудачный опыт семейной жизни. Зато есть прекрасный сынишка. А я… Если честно, мне не хватает домашнего уюта и тепла. Я давно уже переехал от дяди и тети в служебную квартиру и, приходя домой после дежурства, часто представляю, что меня встречает вот такая, как Лейла, тихая и добрая жена. А в кроватке в комнате тихо сопит сынишка.
– …она говорила мне, что ты стал красавцем, – ловлю я последнюю фразу Ромкиных рассуждений.
– Ромка! – я смеюсь и толкаю его плечом. – Вот согласись, что ты это выдумал. Не говорила этого Лейла.
– Ничего и не выдумал, – по-детски обижается Ромка, – говорила!
– Врешь! – я смеюсь и снова толкаю его.
– Не вру! – Ромка тоже толкает меня и, улыбнувшись, добавляет, – вслух, может быть, и не говорила, но я это прочитал в ее глазах.
Утро прошло в домашних заботах. Мы с Ромкой устроили генеральную уборку в доме, потом сходили в магазин за продуктами и приготовили обед. Взмокнув от жары, я решил принять душ из бочки, заранее наполненной водой. Выходя из-за занавески, я заметил за низеньким соседским забором возле куста каких-то ярких цветов мальчика лет четырех. Он ковырял столовой ложкой в кучке с песком, внимательно разглядывая меня через редкие доски ограды.
– Привет, балам! – я подхожу ближе к забору и машу малышу рукой. – Ты чего один во дворе? А где мама и папа?
– Папа яботу яботает, – отвечает мальчик, – мама кусать делает.
– И не боятся тебя одного во дворе оставлять? – хмурюсь я.
– Салам, – из дома на мой голос выходит молодая соседка Наргиз, – спасибо, что приглядели за сыном. Я только на секунду отвернулась, а он уже ложку взял и в сад вышел.
– Осторожней, – киваю я головой женщине, – нехорошие дела в селе происходят.
– Я знаю, – коротко кивает Наргиз, – но к нам трудно пробраться. Муж сам забором весь сад обнес. Он добротный и снизу не пролезть. Так что сын в безопасности во дворе. Но спасибо за заботу.
Аслан пришел как раз к обеду. Ромка, как радушный хозяин, усадил его во главе стола, а сам начал хлопотать, ставя на стол тарелки и раскладывая ложки. Последней на стол была водружена супница с хамраши.
– Я ж забыл лепешки! – по-женски всплескивает руками Ромка и делает несколько шагов в сторону двери. Неожиданно его лицо бледнеет и он, качнувшись вперед, падает на пол.
– Аслан, переложи его на кровать, – я кидаюсь к комоду и достаю оттуда знакомую коробку из-под конфет. – В холодильнике есть вода в бутылке. Возьми полотенце и намочи его водой.
Пока Аслан выполняет мои поручения, я развожу белый порошок в воде и, приподняв Ромкину голову, подношу стакан к его губам. Ромка с трудом приоткрывает глаза и, выпив лекарство, снова закрывает их.
– Пусть отдыхает, – говорю я Аслану, прикладывая к Ромкиному лбу мокрое полотенце, – сейчас ему нужно поспать.
– Что за порошок он пьет? – спрашивает Аслан, разворачивая одну из бумажек.
– Не знаю, – отвечаю я, усаживаясь к столу. – К врачам идти не хочет, а пьет эту дрянь, которую берет у знахаря.
– Кажется, я знаю, что это, – говорит Аслан, ткнув пальцем в порошок и слизнув его, – точно. Это ахма чаман. Дурман-трава. Я слышал про нее. Растет высоко в горах. По фармакологическим свойствам ее действие похоже на опий. Она просто притупляет боль, но не лечит. Вот осел упрямый! Что ж ты к врачам не идешь! – вздыхает Аслан, глядя на Ромку.
– Боюсь, что врачи ему уже не смогут помочь, – отвечаю я и меняю компресс на голове друга.

Глава 10
Мы молча идем по раскаленным жарой улицам села, пытаясь держаться теневой стороны. Ромка забылся тяжелым сном через час после начала приступа, а мы, как и было оговорено, отправились за Лейлой, чтобы навестить добряка Видади.
– Ты знаешь, что он от этой наркоты с ума сходит? – прерываю я молчание.
– Это не от наркоты. Это от болезни, – вздыхает Аслан. – Или ты про его пристрастие к женской одежде?
– К этому я, кажется, уже начинаю привыкать, – грустно улыбаюсь я. – А ты знаешь, что он по ночам с бочкой воды разговаривает?
– А-а-а… – тянет Аслан, прикрывая глаза ладонью от ярких солнечных лучей, – ты про Кямала?
– Вот-вот… – вздыхаю я. – Надеюсь, ты в это не веришь?
– Верю, – уверенно машет головой Аслан. – Тебя не было двадцать лет и ты многого не знаешь. Ромка примерно с четырнадцати лет общается с духами. Раньше я тоже посмеивался над ним, но когда умерла моя бабушка, Ромка сказал, что она приходила к нему и просила мне передать, что в сарае, под полом, она оставила для меня подарок. И знаешь… Там была коробочка, в которой она хранила письма моего отца к моей маме. И еще часы деда, которые ему вручил сам Жуков во время войны.
– Совпадение? – предполагаю я.
– Не думаю, – качает головой Аслан. – Довлату, моему соседу, он слово в слово пересказал его разговор с отцом, когда тот уже умер. Они тогда сильно повздорили, и Ромка сказал, что отец на него не держит зла и гордится им.
Лейла выходит из библиотеки и, накинув на голову платок, приближается к нам.
– А Рома где? – спрашивает она, глядя по сторонам.
– У него снова приступ. Он даже сознание потерял, – отвечает ей Аслан. – Сейчас все в порядке, он спит. Мы не стали его тревожить.
Лейла тяжело вздыхает и идет вперед, по направлению к дому Видади. Я, ускорив шаг, равняюсь с ней. Искоса поглядывая на ее тонкий профиль и прядь черных волос, выбившихся из-под платка, вспоминаю вчерашний разговор с Ромкой.
«А ведь она красавица», – думаю я, глядя, как тонкая рука Лейлы убирает волосы обратно под платок. – «Почему я этого не заметил при первой встрече? Или, может быть, тогда вечером случилось чудо, и луна мне показала ее истинное лицо, которое я не могу до сих пор забыть. А этот взгляд… У нее в глазах я все еще вижу звезды».
– Ты чего так смотришь, Низами? – Лейла на секунду поднимает на меня свои огромные карие глаза и на ее щеках вспыхивает румянец.
– Вспомнил просто, как нас с тобой Ромка женихом и невестой называл, – улыбаюсь ей я.
– Да какая из меня теперь невеста, – вздыхает Лейла. – Ромка просто шутил.
– Ромка видит намного больше, чем мы знаем, – встревает в разговор Аслан.
– Ага, – смеюсь я, – например, в бочке с водой живет его парень Кямал! – Но друзья не поддерживают мое веселье.
Дом Видади совсем не изменился. Только забор немного покосился, да старый сад пришел в запустение. Дорожка, идущая вдоль деревьев, облитых недозрелыми абрикосами, персиками и инжиром, стала совсем узкой. Сквозь потрескавшиеся плиты проросла трава, и выперли корни деревьев. Сад все еще плодоносит, радуя своего хозяина, хотя тот и не может больше за ним ухаживать. Удивительно, как, на первый взгляд, бездушные деревья могут быть преданы своему хозяину.
Нам навстречу летит лопоухий пес, заливаясь радостным лаем, а со стороны дома до нас доносится знакомый голос:
– Беломор! Кто там пришел?
– Это мы, Видади-бей! – машет рукой хозяину Аслан. – Лейла, Низами и Аслан. Помните нас?
– А где четвертый? Маленький такой светлячок? – Видади крутит колеса инвалидного кресла в нашу сторону. Он и раньше был достаточно грузным, но сидячий образ жизни и возраст сделали его просто огромным.
– Ромка… – говорит Аслан, обнимая Видади за плечи, – он приболел. Мы решили тебя сегодня навестить все вместе. Ты не против?
– Что вы! – Видади радостно улыбается и его лицо вдруг становится молодым. – Я всегда рад старым друзьям.
Мы сидим на улице, под большим навесом и пьем горячий чай со свежими лепешками и ароматным вареньем, которое нам подала жена Видади.
– Как в детстве, – улыбается Аслан, слизывая с руки медово-желтую капельку варенья.
– Кстати, Видади-бей, – я макаю лепешку в пиалу с вареньем и стараюсь откусить от нее большой кусок, – помнишь ту сказку, которую ты нам рассказывал в детстве?
– Я знал, что вы придете именно за этим, – Видади становится серьезным. – Пришла ваша очередь бороться с Дивом. Я очень надеюсь, что помогу вам.
– Я не уверен, что вся эта история не выдумка, – говорю я, – никаких ведь подтверждений существования Дива нет.
– Как же нет? – удивляется Аслан, – а жара? А погибший мальчик? А печать Дива, которую ты, кстати, и нашел?
– Да и мы с тобой, Низами… – Видади внимательно смотрит в мои глаза. – Мы с тобой и есть доказательство. Нам удалось спастись из его лап. И помог нам в этом уважаемый Горгуд-бей. Твой дед.
– Расскажи еще раз, Видади, – Лейла прижимает руки к груди и с мольбой смотрит на хозяина дома.
– Ну, что ж… – Видади ставит пустой стакан на землю и начинает рассказ…
– Это было сорок лет назад. Мне было почти двенадцать, и я шел в соседнее село Маяк, где у нас тогда была школа. Был как раз май, конец учебного года. Жара стояла страшная. Идти через поле по самому солнцепеку мне не хотелось. Вот я и решил срезать путь через пригорный лес, который тянется вдоль реки.
Я уже почти дошел до воды, как увидел собаку. Она стояла прямо посреди реки на камне, громко скулила и поджимала под себя поочередно лапы. Мне стало жалко ее и я, сняв обувь, залез в воду и пошел к бедному псу.
Как только я опустил собаку на берег, в моей голове помутилось. Очнулся я от страшного визга. Не помню, как я оказался у входа в пещеру. Помню только твоего деда, стоящего передо мной и собаку, лежащую у его ног.
– Беги домой, балам, – сказал мне Горгуд-бей. – Див сильно разозлится, что не получил твоей души. Поэтому беги и, что бы ни произошло, не останавливайся и не оглядывайся!
И я побежал. До реки оставалось всего несколько метров, как я услышал страшные завывания и мою спину обожгли языки пламени. Рубаха на мне вспыхнула, но я успел прыгнуть в воду и загасить огонь. Див не смог перейти реку, и я остался жив, но на память о нашей встрече у меня осталось вот это…
Видади приподнимает на спине рубашку, и мы видим ожог, похожий на отпечаток огненной руки.
Мы пробыли у Видади до самого вечера. Потом заглянули к Бугдаю, чтобы забрать Даниза. Проводив Лейлу с сыном до дома, мы с Асланом тоже засобирались по домам.
– Низами… – тонкая фигурка Лейлы снова появляется на пороге библиотеки.
– Я, пожалуй, пойду, – лукаво улыбается Аслан, – а то меня дома уже заждался ужин и прохладный душ. До завтра! – и с этими словами растворяется в полумраке вечера.
– Низами, – Лейла берет меня под руку и ведет к лавочке, – я не знаю, что тебе наговорил про меня Ромка, просто я хотела сказать…
Я смотрю на бледное лицо Лейлы с такими огромными грустными глазами. На платок, почти съехавший с волос. На яркий контур черных бровей. Смотрю, как тихо шевелятся ее полные губы, и у меня возникает непреодолимое желание сорвать с них ароматный и нежный, как нераскрывшийся бутон розы, поцелуй.
– Ромка не может сказать о тебе ничего плохого, – говорю я, пытаясь справиться с возникшим желанием. – Он отзывается о тебе, как о прекрасном и добром человеке. Но мне не нужно чужое мнение. Я и сам вижу, что ты…. Удивительная, добрая и… красивая женщина.
Разговор с Лейлой затягивается на несколько часов. Ей хочется узнать обо мне как можно больше, а я, рассказывая ей о жизни в Москве, борюсь с желанием обнять ее за плечи и поцеловать.
К высоким воротам Ромкиного дома, я подхожу уже в полной темноте. Заглянув в комнату и убедившись, что Ромка спит, я иду в сад, где с удовольствием принимаю душ из нагретой за день бочки.
Я накидываю на плечи халат, вешаю на веревку, протянутую между деревьями, полотенце и собираюсь идти в дом, как вдруг слышу за забором тихое поскуливание. Подхожу к воротам и, открыв калитку, вижу сидящую у забора собаку…

Глава 11
Я просыпаюсь от собачьего лая и громкого Ромкиного крика с заднего двора:
– Уйди! Пошла отсюда!
Я быстро натягиваю на себя джинсы и выбегаю на улицу. На поручнях лестницы, как на насесте, сидит Ромка, а снизу на него громко лает лопоухая дворняга.
– Низами! Откуда эта тварь у нас взялась? – громко пищит Ромка, спрыгивая на верхнюю ступеньку и прячась у меня за спиной.
– Вчера вечером к воротам приблудилась. Я ее впустил и накормил, – я спокойно спускаюсь вниз и смешная собаченция начинает прыгать и вилять хвостом.
– Ты ведь знаешь, как я собак боюсь. Зачем ее впустил? – Ромка брезгливо морщится и перебирается за дверь.
– Такой обычай. Если животное приблудилось вечером к твоему дому, его нужно впустить и накормить, – я сажусь на корточки возле собаки и треплю по загривку. – А лает она потому, что чувствует твой страх.
После прохладного душа и легкого завтрака, я выношу объедки во двор, чтобы покормить пса, но не нахожу его в саду. Решив, что собака нашла лазейку в заборе и убежала, я быстро забываю про нее и возвращаюсь в дом.
Ромка стоит перед большим зеркалом и примеряет очередное платье.
– Я сегодня работаю, так что дом на тебе. Хозяйничай, – говорит он, убирая платье в шкаф.
Собственно, хозяйничать особо и нечего. Маленькая уютная комната убрана до блеска. В холодильнике полно еды. Остается только постирать небольшую кучку белья и погладить его, когда оно высохнет на солнце.
Я ставлю таз с порошком на небольшую скамью у лестницы. Подняв ведро над бочкой с дождевой водой, я на секунду замираю и вглядываюсь в темную гладь. А вдруг там правда… Тьфу ты! С этими сказками про Дивов и неуспокоенных душах, я скоро начну верить в НЛО и йети! Пора заканчивать с этими предрассудками!
Я развешиваю белье на веревке в саду и слышу громкий звонок со стороны улицы. Подхватив подмышку пустой таз, я быстро иду открывать калитку незваным гостям.
– Салам, Низами! – на улице стоит Лейла, держа за руку Даниза. – Что нужно сказать? – дергает она мальчика за плечо.
– Салам, – недовольно бурчит Даниз, глядя на меня снизу вверх.
– Салам! – киваю я Лейле и мальчику, пропуская их во двор.
– Я ненадолго, – качает головой Лейла. – Выручай, Низами! Мне нужно по делам в Нефтечала. Там подготовили книги по школьной программе для нашей библиотеки. Бугдай как раз туда едет. Я хотела с его женой Даниза оставить, а она приболела. Я как приеду, сразу его заберу.
– Не проблема! – киваю я ей. – Все равно мне заняться нечем. Ну, что, гагаш, останешься со мной? Не побоишься?
– Я ничего не боюсь, – сердито гудит Даниз, – и никакой я тебе не брат!
– Ну, у нас с тобой до вечера времени много. Успеем подружиться!
Я несколько раз оставался с внуком моего дяди, годовалым Зафаром. С ним я быстро нашел общий язык, накидав ему в манеж погремушек. Поиграв со мной полчаса, а затем выпив бутылочку кефира, малыш уснул, счастливо посасывая во сне игрушечную коняшку. Поэтому я смело взял на себя ответственность за досуг Даниза.
– У тебя есть машинки? – спрашивает у меня мальчик, осматриваясь вокруг.
Вот и первая проблема. В доме нет ни одной игрушки. Книг у Ромки тоже не оказалось, поэтому надо срочно придумывать, чем развлечь Даниза.
– Может, порисуем? – предлагаю я, увидев на столе тетрадь и карандаш.
– А карандаши и альбом для рисования у тебя есть? – заинтересованно смотрит на меня мальчик.
– Настоящему художнику не нужны холст и краски, – говорю ему я. – Главное – вдохновение!
Усадив Даниза за стол, я открываю перед ним тетрадь и сую в маленькую ручку карандаш.
– Тут уже кто-то рисовал, – Даниз с интересом листает тетрадь, – смотри!
Действительно, половина тетради заполнена странными рисунками. Вот пещера возле реки. А здесь та самая «печать Дива», что я сфотографировал на телефон. Стая собак с горящими глазами и оскаленными пастями. А это…
– Смотри, – испуганно таращит глаза Даниз, – это Див!
– Ты знаешь про Дива? – удивляюсь я.
– Нет, – качает головой мальчик, – но слышал, как вы говорили с мамой. Расскажешь мне?
Я смотрю на рисунок, на котором изображен черный человеческий силуэт, полыхающий огнем, и вспоминаю историю, которую рассказывал мне дед.
– Даниз, не думаю, что твоя мама будет в восторге от этой идеи, – качаю я головой.
– Так и скажи, что не знаешь, – мальчик отталкивает от себя тетрадь.
– Знаю, только… она страшная, – пожимаю я плечами. – Ты потом спать не сможешь ночами и будешь плакать.
– Я уже взрослый и я мужчина. А мужчины не плачут, – уверенно говорит мне малыш.
– Ну, что ж… – начинаю я рассказ загадочным голосом…
Давным-давно, в наших краях жил пастух. Звали его Див. Он был молодой и красивый. Многие девушки пошли бы замуж за красавца. Вот только его сердце было холодным. Он любил только горы, тишину и себя.
И вот однажды, спускаясь со стадом с гор, он попал в страшную грозу. Барашки и козы разбежались, а молодого пастуха на краю обрыва нашла старая ведьма. Она отогрела юношу, напоила травяными отварами, накормила вкусными лепешками с сыром и уложила спать возле очага.
Наутро, когда гроза закончилась, юноша ушел, даже не поблагодарив старую женщину за помощь и гостеприимство. Придя в деревню, он рассказал всем про старую ведьму, живущую в горах и обвинил в пропаже стада старуху.
Оставшись без скота, разъяренная толпа селян поднялась в горы, заперла ведьму в доме и подожгла его. Охваченная огнем женщина высунулась в окно и прокричала:
– Гореть тебе вечно, Див! Будь ты проклят!
И в тот же момент юноша вспыхнул ярким пламенем. И сбить то пламя никто не мог. Горящий юноша бросился к реке, но не смог войти в воду. Не приняла его река. Тогда он скрылся в одной из пещер. По ночам люди слышали громкий вой Дива.
Вскоре возле той пещеры стали пропадать люди. И тогда нашлись четыре добровольца, которые решили помочь селянам избавится от Дива. Это были храбрые огнеборцы.
– А вы с Асланом, Ромой и моей мамой тоже огнеборцы? – прерывает мой рассказ Даниз.
– Это все сказки, Даниз, – улыбаюсь я мальчику. – Если хочешь, я тебе лучше расскажу про мою работу в полиции.
– А там будет что-нибудь страшное? – Даниз в нетерпении ерзает на стуле.
– Конечно, будет! – я присаживаюсь рядом с ним и убираю тетрадь и карандаш в ящик комода. – Был в моей практике один случай. Тогда я еще в институте учился, и проходил практику на Петровке. Поступил вызов: ограбление ювелирного магазина в Алтуфьево. Мы сели в машину и отправились на место преступления…

Глава 12
Даниз оказался отличным парнем. К тому же очень сообразительным. Мы вместе с ним распутали целых два дела: одно об ограблении ювелирного магазина, а второе о пропаже вещдоков из хранилища. Настоящая работа в полиции не такая захватывающая и эти «дела» я выдумал сам, но Данизу игра очень понравилась. Потом мы с ним еще час пытались продумать идеальное ограбление местного супер-дупер-маркета.
К тому времени, как с работы вернулся Ромка, мы с Данизом были уже настоящими друзьями. Пока Ромка переодевался, мы дружно разогрели суп, помыли зелень и овощи и нарезали сыр.
– Как думаете, мне идет зеленый?
Ромка стоит посреди комнаты в длинном темно-зеленом платье с изысканной вышивкой бисером на рукавах и горловине. На его голове зеленый платок, а лоб перехватывает все та же детская пластмассовая диадема. Удивительно, но Даниза ни сколько не смущает такой вид взрослого мужчины. Он внимательно осматривает Ромку с ног до головы с видом настоящего знатока, и, наконец, выдает свое умозаключение:
– Не хватает туфель, Рома-хала.
– Точно! – Ромка кидается к шкафу и достает из коробки черные лакированные туфли на каблуке.
Чай решено пить на улице, в тени деревьев. Расположившись на широком покрывале, мы с удовольствием потягиваем черный крепкий чай с конфетами и засахаренными фруктами.
– А эти картинки в тетрадке ты сам рисовал? – спрашивает Даниз у Ромки.
– Да, – не смущаясь, отвечает тот, – это мои сны. Все что в них вижу, я рисую.
– А те огнеборцы – это ты, мама, Низами-даи и Аслан-даи? – задает новый вопрос мальчик.
– С чего ты взял, что это мы? – удивляюсь я. – Там ведь нарисованы две девушки и два мужчины.
– Ну, я и говорю, что это вы. Две девушки – это мама и Рома-хала. А два мужчины – это ты и Аслан-даи, – невозмутимо отвечает мне Даниз.
Я удивленно смотрю то на него, то на Ромку. Я уже заметил, что Даниз обращается к Ромке, как к женщине, но не придал этому значения. А сейчас всерьез задаюсь вопросом: неужели Даниз считает моего друга девушкой?
– Дети видят не глазами, а душой, – улыбается мне Ромка. И я не спорю. Наверное, в чистых, не запыленных моралью, правилами и злостью глазах Даниза, Ромка именно тот, кем себя чувствует.
– А расскажи про первых огнеборцев, – просит Даниз Ромку.
– Когда люди поняли, что не смогут снять с Дива проклятье, явились огнеборцы. Их было четверо, – охотно рассказывает тот. – Один из них был местным целителем, или знахарем. Он знал все травы в округе и подобрал состав, который смог бы удержать Дива в любом сосуде, но для этого была необходима часть самого Дива. Тогда второй огнеборец, воин, вызвался добыть ее. Но он не смог войти в пещеру, охраняемую печатью Дива. И тогда третий огнеборец- переводчик спел молитву и тем самым сломал Дивову печать. Воин подобрался к Диву и поднес к нему палку. Палка загорелась, и этот огонь стал последним ингредиентом волшебного зелья. Огнеборец-переводчик снова начал петь молитву. Див не смог противиться зелью и молитве. Огнеборцы закрыли сосуд с Дивом и переводчик запечатал его молитвой. И тогда настала очередь четвертого огнеборца – огнеборца-проводника. Ему предстояло перенести сосуд с Дивом в мир мертвых. Но увы… проводник испугался и не прошел в ворота между царством мертвых и царством живых.
– А чего он испугался? – удивляется Даниз.
– Смерти, балам, – вздыхает Ромка и бросает взгляд на меня. – Чтобы перенести сосуд с Дивом в мир мертвых, проводник должен умереть.
Мы не дожидаемся, когда Лейла придет за Данизом, а решаем прогуляться и встретить ее на въезде в село. Проходя по улице, я вдруг вижу вчерашнего пса, который пролезает в наш сад через достаточно большой свежевырытый подкоп. Собака с интересом смотрит на Даниза, сверкая в полумраке глазами, и быстро, на полусогнутых лапах, пробегает во двор наших соседей.
– Даниз! Как мама по тебе соскучилась! –Лейла кидается к сыну, как только машина Бугдая останавливается недалеко от нас. Расцеловав мальчика, Лейла поднимает на меня глаза и спрашивает, – он не сильно донимал тебя?
– Что ты! – смеюсь я. – Твой сын растет настоящим сыщиком. Может, по моим стопам пойдет, – я подмигиваю Данизу.
– Мы с Низами такие интересные дела распутывали! А еще мы рисовали карту нашего магазина… – рассказывает малыш, возбужденно размахивая руками.
– План-схему, – поправляю его я.
– Да, скему, – кивает он мне, – и продумывали, как можно его ограбить, – Лейла бросает на меня суровый взгляд и качает головой. Видя, что мать недовольна, Даниз спохватывается и начинает ей объяснять:
– Мы скему не для воровства рисовали. А чтобы подумать, где лучше поставить синаклизацию и охрану, чтобы магазин не обокрали.
– Спасибо, Низами, – улыбается мне Лейла, и ее лицо становится так же прекрасно, как та речная лилия, которую я когда-то вплел в ее черную косу.
– Пойдем. Уже поздно, – Ромка хватает меня за рукав и тянет в сторону нашего дома.
– Может, проводим Лейлу и Даниза до библиотеки? – предлагаю ему я, не в силах оторвать глаз от прекрасного лица женщины.
– Их Бугдай на машине довезет, а нам с тобой нужно серьезно поговорить! – не обращает внимания на мое сопротивление Ромка.
Он тащит меня за рукав до конца улицы и останавливается возле наших ворот. Войдя в калитку и обогнув соседский забор, Ромка садится на ступеньки лестницы на заднем дворе и взглядом приглашает последовать его примеру.
– Ты меня слышал сегодня? – спрашивает он, серьезно глядя на меня.
– Сказку про огнеборцев? Конечно, – киваю я. – Я ее еще от деда своего слышал.
– А почему Див до сих пор в мире живых, понял? – снова спрашивает меня Ромка.
– Ром, – я обнимаю друга за плечи, – я все понял про огнеборцев-проводников. Они не хотели идти в мир мертвых. Потому, что их держали земные дела. Но это все сказка, Ромка! Пойми ты: нет никаких Дивов и огнеборцев. Есть древние поверья и реальные преступления. Ты просто не можешь отделить реальность от фантазии. И все это из-за твоей болезни.
– Ты хочешь мне сказать, что Кямала я тоже выдумал? – хмурится Ромка.
– Ром… Кямал тоже плод твоего воображения, – вздыхаю я.
– Тогда, что по-твоему, это? – Ромка отодвигает ворот рубашки, и я вижу на его шее небольшой круглый синяк, именуемый в простонародье «засосом».
– Ударился, наверное, – неуверенно пожимаю я плечами.
– Ага, – грустно усмехается Ромка, – шеей и ключицей.
Разговор на этом как-то сам заканчивается, и мы идем в комнату укладываться спать. Я не привык засыпать так рано, поэтому еще пару часов валяюсь, глядя в темный потолок.
Лейла… Как же я сразу не разглядел ее? Почему сначала она показалась мне скучной и неинтересной? Почему я не увидел в первую нашу встречу после разлуки эти огромные черные глаза, полные звезд? Сейчас я готов упасть в них и захлебнуться этим темным небом. А ее улыбка… Ни одна звезда на небе, ни один цветок, ни один солнечный лучик не может сравниться с этой улыбкой. А ее губы… Их невозможно сравнить ни с чем. Они так и манят меня к себе. А когда она говорит со мной, мне кажется, что я слышу песню.
От мыслей меня отвлекает короткий собачий лай. Потом у дома соседей начинается какая-то возня и мне даже кажется, что я слышу тихий детский смех. Снова короткий лай, и все смолкает…

Глава 13
Я просыпаюсь от истошного крика, доносящегося с улицы и, пока сижу на кровати и пытаюсь проснуться, во дворе слышится громкий женский плач и какой-то грохот.
– Див забрал еще одного ребенка! – Ромка вскакивает с кровати и, схватив со стула розовый пеньюар, кидается на задний двор. Я перехватываю его уже у двери, накидываю на его плечи обычный халат и забираю гипюровое недоразумение.
Натянув на себя джинсы, и на ходу просовывая руки в рукава, я тоже выбегаю на улицу и спешу на шум.
Возле распахнутой двери дома на коленях стоит Наргиз и громко воет, колотя кулаками по пыльной траве. В самом доме слышится грохот и тяжелые шаги.
– Что случилось? Где Джавад? – спрашиваю я у женщины.
– Он в доме, – отвечает мне Ромка, пытаясь успокоить бедную Наргиз. – Ночью маленький Наби пропал.
Я захожу в дом соседей и вижу Джавада. Мужчина открывает на кухне все тумбочки, выворачивает их содержимое на пол, а его губы бормочут:
– Наби…сынок…иди ко мне…
– В детской искал? – спрашиваю я у мужчины. Он поднимает на меня рассеянный взгляд и неуверенно кивает.
Дверь в детскую спальню открыта настежь. По беспорядку и перевернутой мебели я понимаю, что Джавад тут уже был. И это очень плохо. Если здесь и были следы преступника, то они безвозвратно исчезли в этом бардаке.
– Окно было открыто? – спрашиваю я у хозяина, показывая на распахнутое окно.
– Я всегда на ночь приоткрываю окно, но ставлю его на ограничитель, – отвечает мне Джавад и тяжело опускается на детский стул, – он высоко. Наби до него не достал бы. Он еще очень маленький, мой Наби…
Я не дослушиваю и подхожу к окну, перешагивая через перевернутую кроватку. Ограничитель, в виде плоской железяки с зубцами, вывернут из деревянной рамы и валяется тут же на подоконнике. Я заворачиваю руку в занавеску и, притянув к себе створку окна, разглядываю стекло.
На нем ни одного отпечатка. На подоконнике тоже ничего. Стоп! Под окном небольшая куча песка. Если преступник увел мальчика именно этим путем, то на песке могли остаться его следы!
Я быстро выбегаю из дома и, обогнув его, останавливаюсь. Окно детской комнаты находится достаточно низко. К тому же под ним куча песка, что уменьшает высоту еще на полметра. Я вижу две глубокие ямки. Они явно оставлены детскими ножками. А вот еще вмятины. Они не такие глубокие, но более широкие. Получается, что мальчик спрыгнул с подоконника, но, не удержавшись, упал на коленки. А вот и отпечаток детской ручки. А вокруг… Хм… вокруг только собачьи следы.
– Низами! Иди сюда!
Ромка стоит у забора и машет мне рукой. Я быстрым шагом подхожу к нему и вижу тот самый подкоп, через который еще днем в наш сад забиралась собака. Он достаточно широкий и в него вполне мог пролезть четырехлетний малыш.
– Посмотри там, на корне, – говорит Ромка, садясь перед дырой на корточки.
Я следую его примеру и вижу на выпирающем из земли корне что-то белое. Мне приходится лечь на землю и сунуть в дыру руку до самого локтя, чтобы вынуть мягкий светлый лоскуток.
– Это кармашек от пижамы моего Наби, – говорит Джавад, забирая мою находку. Совершенно неожиданно для меня этот взрослый и сильный мужчина начинает рыдать в голос, целуя кусок белой ткани с маленькими голубыми цветами.
– Его увели куда-то на улицу, – я быстро встаю на ноги и бегу к калитке.
На улице полумрак, но небо уже начинает светлеть. Кроваво-красные лучи восходящего солнца окрашивают его в розовый цвет. Светило начинает свой путь из-за горы, и кажется, что она объята ярким пламенем. «Огненная гора», всплывает у меня в памяти. Да, именно так называют эту гору местные жители и именно Огненную гору упоминал в своих сказках мой дед.
– Он забрал его туда, – говорит мне Ромка, показывая рукой на гору. – Низами… Поверь мне. Он подослал ту собаку, и она увела мальчика через реку к горе. Нам нужно собраться всем вместе и идти за ним.
– Я сам впустил эту собаку, – вздыхаю я, но тут же спохватываюсь и добавляю, – нужно позвать Бугдая. Пусть сообщит в область, что у нас снова похищение.
– Нам нужно идти к горе, – Ромка тащит меня за рукав рубашки обратно во двор. – Одевайся и иди за Лейлой. Я пойду за Асланом. Встречаемся на краю села со стороны реки.
Я долго стучу в дверь библиотеки и наконец-то слышу за ней тихие шаги. На пороге появляется испуганная Лейла. Я на секунду зависаю, глядя на ее прекрасные глаза, ресницы которых еще трепещут от сна. Любуюсь ее худенькими плечами, кутающимися в старый платок. Восхищаюсь крупными завитками черных волос, спускающимися на крепкую грудь.
– Что случилось? – взволнованно смотрит на меня женщина.
– Пропал ребенок наших соседей. Наби. Вокруг дома собачьи следы и под забором подкоп. Ромка говорит...
Но она, не дослушав меня, кидается обратно в дом и через пару минут возвращается уже одетая.
У выхода из села нас уже ждут Аслан и Ромка. Аслан постоянно смотрит на часы и качает головой.
– У меня автобус до Нефтечала через три часа, – вздыхает он.
– Аслан, тут речь идет о жизни ребенка, – хмурится Ромка. – Наша задача вызволить его до заката. Потом будет поздно.
– Я знаю, Ром, – кивает Аслан. – Если что, позвоню на работу и попрошу отгул.
– И какие у нас планы? – спрашиваю я. Мне кажется, что тут только я могу мыслить трезво. Мои друзья снова ударились во всю эту мистическую белиберду и снова пытаются втянуть в нее меня.
– Идти в пещеру и сразиться с Дивом, – уверенно говорит Ромка.
– Погоди, - останавливает его Аслан, – нужно ведь еще сварить зелье и узнать, какие именно молитвы нужно читать.
– Возможно, все это у нас в крови, – неуверенно пожимает плечами Ромка. – На подготовку времени нет. Так что будем импровизировать.
До горы мы добираемся, когда солнце уже встает над горизонтом. Переходя реку, я беру на руки Лейлу и всю дорогу вдыхаю аромат ее волос. Я даже не ощущаю холода воды, несущейся по камням у меня под ногами. Я вижу только ее слегка раскрасневшееся от смущения лицо и чувствую на своей шее ее тонкие, но сильные руки.
– Мы у цели, – говорит Ромка, раздвигая руками кусты вокруг входа в пещеру, – а вот и печать…
Над аркой пещеры, ведущей в темноту, мы видим черный отпечаток, похожий на ладонь. От него еще идет жар. Такое ощущение, что огонь коснулся камня всего часа два назад.
– Горячо! – я трогаю отпечаток пальцем и трясу в воздухе рукой.
– Камни долго отдают тепло, – кивает Аслан. – Посмотри, как вокруг печати высох мох.
– Не отвлекайтесь, – говорит Ромка и, обойдя нас, подходит к входу в пещеру. – Я первый.
То, что происходит дальше, я не забуду никогда. Темнота пещеры вдруг начинает выпирать навстречу Ромке и отталкивает его с громким хлопком. Ромка отлетает в кусты, кряхтит и шебуршится в них и, наконец, выползает, потирая поцарапанные руки.
– Нужна молитва, – говорит он и смотрит на Лейлу.
– Какая именно? – испуганно отвечает женщина.
– Первая, что на ум приходит, – подсказывает Ромка.
Ненадолго задумавшись, Лейла поправляет платок на голове, опускается на колени и начинает медленно читать знакомые слова:
– Истинное восхваление принадлежит только Аллаху, Господу миров. Я прошу у Тебя, о Аллах, то, что приблизит ко мне Твою милость, действенность Твоего всепрощения, защиту от грехов, пользу для всего праведного. Прошу у Тебя спасения от всех ошибок. Не оставь ни одного греха, который бы Ты мне не простил, ни одной тревоги, от которой Ты меня не избавил бы, и ни одной нужды, которая, являясь правильной, не была бы удовлетворена Тобой. Ведь Ты – Милостивейший.
Я смотрю на зыбкую темноту пещеры и мне кажется, что она живая. Она злится, и поэтому ее мрак дрожит и бурлит, словно кипящая смола.
– Я попробую, – говорит Аслан, тоже наблюдая за входом в пещеру. – Если Рома прав, то должно получиться.
Но получается ровно то же самое, что у Ромки. Темнота бьет Аслана в грудь, но тому удается устоять на ногах.
– Может, молитва не та? – скребет Ромка небритый подбородок.
– Или просто самовнушение, – говорю я и смело направляюсь к пещере. – Вы просто верите во все это, вот вам и чудится разное. Вот увидите, мне удастся пройти внутрь!
Не дожидаясь ответа друзей, я смело протягиваю руку в темноту. Странно, но передо мной вместо дыры стена. Она достаточно плотная и теплая на ощупь. Скорее, это похоже на нагретую резину. Я толкаю руку вперед, но стена упирается и пружинит.
– Странно, – говорю я и достаю из кармана джинсов небольшой перочинный нож.
– Низами! – слышу я крик Лейлы, но уже поздно.
Нож втыкается в резиновую стену и из нее вырывается сноп огня. Порыв горячего воздуха обжигает мне грудь и отталкивает прочь. Я катаюсь по земле, пытаясь сбить с рубашки огонь. Ко мне подлетает Аслан и кидает на меня свой пиджак.
– Наверное, природные газы вырвались наружу, – говорю я, поднимаясь на ноги.
– Это печать Дива, Низами, – качает головой Ромка, показывая мне на вход в пещеру.
Огня нет. Только черное и мутное месиво, плотно закрывающее дыру в горе.

Глава 14
Я ногой открываю калитку в наш сад и на ходу срываю с себя обгоревшую одежду.
– Да что же это такое! Так не бывает! – кричу я, распахивая дверь в дом. – Этому должно быть логическое объяснение!
– Низами… – мягкая рука ложится на мое голое плечо, – тебе нужно только свести все факты воедино и поверить, – говорит мне Лейла. – Выключи следователя. Ты – огнеборец! А эта тварь забрала ребенка.
– Я тоже не сразу поверил, – вздыхает Аслан и садится на стул, – пытался объяснить все с научной точки зрения но… Этому нет логического объяснения.
– Низами, – Ромка усаживает меня на раскладушку и, достав из тумбочки какую-то мазь, начинает наносить ее на мою обожженную грудь, – сейчас наша задача – найти нужную молитву и сварить зелье.
– Надо идти в библиотеку и искать там, – уверенно говорит Лейла и направляется к выходу.
Около двух часов мы проводим в душном помещении библиотеки, листая старинные книги.
– У меня ничего, – говорит Ромка, откидывая в сторону очередной том. – Только сказки и предания. Ни слова о молитвах, зельях и огнеборцах.
– У меня вообще стихи, – отвечает Аслан, отвлеченно пролистывая страницу за страницей.
Если честно, я не особо вникаю в содержание книги, которая досталась мне. Там в основном картинки и фотографии. Картинки, видимо, взяты из древних писаний, а вот фотографии попадаются занятные. Эти изображения были найдены в разное время в разных частях страны. Им несколько сот лет и нарисованы они были неизвестными художниками прямо на стенах пещер. Мне трудно разобрать их смысл. Но везде присутствует черный человеческий силуэт, охваченный огнем.
– Я кое-что нашла, – говорит Лейла, подзывая нас подойти ближе. – Это, конечно, не молитвы и не зелья, но уже что-то.
Она открывает книгу на середине и начинает нам объяснять:
– Тут написано, что проклятье Дива было очень распространено именно в горных районах. Причем не только в Азербайджане. Так вот… древние азеры были язычниками. У них была своя культура и свой язык. Соответственно, молитвы, которые мы ищем, не исламские. Они языческие и читать их нужно на языке азеров.
– Где нам найти эти молитвы? – стучит пальцами по столу Аслан.
– Нам их должны были передать, – отвечает Ромка.
– Верно, – кивает головой Лейла, – нам должны были передать свой опыт прежние огнеборцы. Вот только… Кто они и где нам их искать?
– Погодите! – подскакиваю я. – Старик! Я встретил старика в другом конце села! Он сказал, что был огнеборцем вместе с моим дедом! Он должен знать предыдущих огнеборцев. Ведь, по идее, они должны были их обучать!
На улице стоит нестерпимая жара. Обожженная грудь горит огнем, но изнутри меня бьет холод. Я кутаюсь в свой пиджак, накинутый на плечи и вытираю со лба текущий в три ручья пот.
К нашему счастью, седой аксакал, которого я встречал двумя днями раньше, все так же сидит на лавке возле забора и задумчиво смотрит в голубое небо.
– Даи! Ты помнишь меня? – говорю я старику.
Тот переводит взгляд сначала на меня, потом на Ромку, Лейлу и Аслана.
– Что вы тут делаете? – удивленно вскидывает он седые брови. – Как вы допустили, что Див забрал второго мальчика?
– Даи… Ты учил прежних огнеборцев! Скажи, где их найти? – почти кричу ему я.
– Вас не выучили? – старик начинает взволнованно теребить редкую седую бородку. – Как такое могло случиться?
– Помогите нам, даи! – Лейла подходит к старику, берет его сморщенную руку и с поклоном прижимает ее к своему лбу.
– Их зовут Анвар и Анар Мамедовы, Довлат Оруджев и Озан Абиев. Они все из села Маяк. Горняки, – отвечает старик. – Мы учили их вместе с твоим дедом и остальными огнеборцами, – говорит старик, обращаясь ко мне.
– Спасибо, аксакал, – кланяюсь я старику и обращаюсь к друзьям. – Пошли к Бугдаю. Нужно срочно найти этих огнеборцев. Пусть свяжется с Маяком.
В одноэтажном здании местной полиции тихо и душно. Бугдай сидит за столом в своем кабинете и листает материалы какого-то дела. Увидев нас, он радостно подскакивает на стуле и принимается обнимать нас по очереди.
– Низами-бей, Рома, Аслан, Лейла! Как же я рад вас видеть!
– Мы уже виделись, Бугдай, – Лейла отстраняется от брата, – когда я утром к вам Даниза приводила.
– Мы к тебе по делу, Бугдай-бей! – говорю я полицейскому. – Нам срочно нужно найти четырех людей. Двадцать лет назад они проживали в поселке Маяк.
– Хм… – чешет Бугдай бороду. – Маяков у нас в области два. Маяк-1 и Маяк-2. В котором из них?
– Давай в обоих поищем, – кивает Аслан и садится на стул.
Бугдай удивленно пожимает плечами и берет из рук Аслана лист бумаги с написанными на нем именами. Он долго тыкает пальцем на кнопки обычного стационарного телефона на столе, потом в ожидании ответа барабанит пальцами по папке с «Делом» и, наконец, громко кричит в трубку:
– Салам, Урфан! Как здоровье, дорогой? Как семья? Сына еще не женил?
– Про дело спроси, – тихо шепчет ему Ромка, показывая на часы.
– Кого родил? Еще одного сына! Какой ты счастливый, Урфан! Пусть Аллах хранит тебя и всю твою семью, – продолжает разговор Бугдай, отмахиваясь от Ромки как от мухи. – Урфан, я к тебе по делу. Не мог бы ты по своим каналам узнать о судьбе четырех человек. Они проживали двадцать лет назад в Маяке. Но в каком именно, не знаю. Хорошо, дорогой, записывай: Анвар и Анар Мамедовы, Довлат Оруджев и Озан Абиев. Спасибо, Урфан! Жду дорогой!
– Скажи, что очень срочно! Прямо сегодня нужно, скажи! – дергает брата за рукав Лейла.
– И как можно быстрее, Урфан! Дело важное. У меня тут следователь из самой Москвы! – гордо говорит в трубку Бугдай.
– Скажи, что с Петровки, 38, – подсказывает ему Ромка.
– С тридцать восьмой Петровки приехал! – Бугдай подмигивает мне одним глазом. – Жду, дорогой! До связи! – полицейский кладет трубку и платком вытирает со лба пот. – Хороший человек Урфан. Может любую информацию добыть по району. Мы с ним в одном институте в Баку учились. Только он на аналитика, а я на полицейского.
– Так что он сказал-то? – нетерпеливо ерзает на стуле Ромка.
– Сказал, что часа через три-четыре перезвонит, – отвечает Бугдай. – Я как раз опрошу Романа и Низами-бея о сегодняшнем происшествии. А потом мы пойдем пообедаем у меня дома.
Нервозность друзей передается и мне. Во время обеда я постоянно думаю о соседском малыше. Но в моих мыслях Наби не в руках безжалостного маньяка, а в темной пещере, и рядом с ним черный силуэт, охваченный огнем.
В полицию мы возвращаемся примерно через три с половиной часа. Мы впятером молча сидим в кабинете Бугдая и, как завороженные, смотрим на телефон. Ровно через полчаса аппарат нервно взвизгивает и Бугдай снимает трубку.
– Да, дорогой! Ждем… В каком году? Это когда шахта обрушилась? Все четверо? Понял. Спасибо, Урфан! Ты очень нам помог. – Бугдай кладет трубку на рычаг и, вздохнув, говорит, – все четверо были погребены в обрушившейся шахте три года назад. Никто из этих людей не выжил…

Глава 15
Мы выходим в раскаленный от жары вечер и садимся на лавку возле здания полиции.
– И что теперь? – спрашивает Ромка, глядя на гору.
– Ни-че-го… – отвечает ему Аслан.
– Не бывает безвыходных положений! – Я вскакиваю на ноги и начинаю ходить вдоль лавки туда-обратно. – Нужно все проанализировать. Мы не можем вот так просто оставить мальчика в лапах этого… Дива.
– Ты поверил? – с надеждой в голосе спрашивает меня Лейла.
– Не то, чтобы совсем поверил, но тому, что я сегодня увидел, мой внутренний следователь не может дать логических объяснений, – качаю я головой. – Но… нам нужно действовать. Если верить Ромке, то у нас осталось всего несколько часов.
– Что ты предлагаешь? – устало спрашивает Аслан.
– Дайте подумать, – я почесываю пальцем бороду. – Нас должны были обучить молитвам и зельеварению последние огнеборцы. Их нет, но их обучали прежние. Значит, у них остались знания и записи. Из предпоследних одного мы знаем. Это старик с лавки. Он был переводчиком. Значит, у него должны остаться молитвы. Еще мой дед, он был проводником. Но его больше нет. Осталось найти знахаря и воина.
– Надо вернуться к старику, и расспросить его обо всем, – Ромка хлопает руками по коленкам и встает.
Старик все так же сидит на лавке возле забора и задумчиво смотрит вдаль. Его седую бороду развевает горячий ветерок, на лоб глубоко надвинута черная папаха. Он похож на памятник из-за осевшей на его черном пиджаке пыли.
– Даи! У нас проблемы! Помоги! – начинаю я разговор с аксакалом.
– Не нашли прежних огнеборцев? – быстро соображает старик.
– Верно, – киваю я. – Поэтому обучать нас придется вам и вашим друзьям. Скажи, где нам найти воина и знахаря?
– Я не смогу вам помочь, – вздыхает старик, – за столько лет я позабыл молитвы и почти совсем ослеп. А рукописи я отдал твоему деду, балам, – отвечает он. – Молла Ага уехал даже не знаю куда, и я о нем ничего не слышал. А с Дарья я не общался с девяносто восьмого. Говорят, он сгинул где-то в лесах.
– Нам нужны молитвы и зелье! – Ромка со злостью бьет ногой по камню на дороге. – Ребенок может погибнуть!
– На все воля Аллаха! – вздыхает старик и проводит ладонями по бороде.
Мы идем по улицам села и неотрывно смотрим на гору и на солнце, медленно спускающееся вниз.
– Меня постоянно что-то напрягает в рассказе старика, – говорю я задумчиво, – не могу понять, что.
– Имена знакомые? – спрашивает Ромка.
– Нет, – качаю я головой.
– Может, название местности? – спрашивает Лейла.
– Лейла! – я резко останавливаюсь, – ты не только красавица, но и умница! – Я подхватываю Лейлу на руки и делаю вместе с ней несколько кругов.
– Отпусти, сумасшедший! – отмахивается она, краснея.
– Не время веселиться, – мрачно замечает Ромка. – Наби был таким милым. Он мне всегда махал ручкой и улыбался.
– Погодите, – я ставлю Лейлу на землю и обращаюсь к друзьям, – я вспомнил! Постоянно звучит название Маяк. А мой внутренний следак при этом напрягается! Так вот… – Я запускаю руку во внутренний карман пиджака и достаю оттуда фотографию. Ту самую, которую забыл в поезде мой попутчик. – Смотрите… На обратной стороне слова: Маяк 1994. Это как раз незадолго до того, как в прошлый раз просыпался Див. И именно то место, где проходило обучение огнеборцев. А теперь смотрите!
Друзья обступают меня и начинают разглядывать фото.
– Это тот самый старик, – тычет пальцем в фотографию Аслан, – только лет на двадцать моложе.
– А это мой дед, – я показываю пальцем на крайнего мужчину, – я сразу не признал его. Слишком глубоко на глаза надвинута папаха.
– Этот, по-моему, молла. Видите, у него в руках четки, – Лейла внимательно смотрит на лица мужчин.
– А это – тот самый старик, который ехал со мной в поезде, – говорю я. – Он ехал в Еникишлак.
– Он живет не совсем там, – говорит Ромка. – Он живет в лесу, чуть выше Еникишлака. Это мой знахарь, который помогает справляться с болезнью.
– И что нам это дает? – Лейла качает головой. – Молитв у нас нет, а до Еникишлака на машине ехать четыре часа.
– Мы не можем бездействовать, – уверенно говорю я своим поникшим друзьям. – Нам сейчас главное – попасть в пещеру и найти малыша. Может, в нее есть другой вход?
– Погодите! – вдруг хлопает себя по лбу Аслан и вынимает из кармана сотовый телефон. Он находит в нем нужный номер и, дождавшись ответа на том конце, радостно кричит в трубку:
– Саня! Друг! Здравствуй! Узнал, дорогой? Да! Аслан! Собственной персоной. Как жизнь, дорогой? Как жена? Еще не родила тебе сына?
– О деле спроси! – шипит на Аслана Ромка. Тот кивает ему и продолжает говорить:
– Ну, у меня сын и с третьей попытки не вышел. Ничего, дорогой! У тебя еще вся жизнь впереди. Как здоровье уважаемой Зинаиды Петровны?
– Аслан! – восклицает Лейла, закатывая вверх глаза.
– Я все помню, – отвечает ей Аслан, прикрыв трубку рукой. – Передай ей от меня низкий поклон и скажи, что ничего вкуснее ее пирожков с капустой я в жизни не ел, – Аслан оборачивается и, видя наши недовольные лица, переходит к делу. – Саня, дорогой! Помнишь, ты со своими ребятами разработки делал в наших краях. Да… Верно. Меня интересует первая гора в массиве. Точно! Огненная гора. У тебя есть ее схема в разрезе? Меня интересуют внутреннее строение пещер. Отлично! Скинь мне ее на почту. Очень тебе благодарен, Саня! Просто выручил! Привет от меня жене и не забудь передать мои слова уважаемой Зинаиде Петровне!
В доме Аслана жарко и душно. Мы расположились на стульях вокруг небольшого стола, на котором стоит компьютер. С кресла на нас с презрением смотрит огромный кот, на стене тикают старые часы, а с кухни доносятся приятные запахи готовящегося ужина.
– Смотрите… – Аслан открывает фотографию и подвигает монитор ближе к нам, – вот наша пещера, – он тычет пальцем в черный круг на схеме, – к ней ведут два пути. Один идет вот отсюда. Как я понял, это рукотворный коридор. Когда-то в этой горе велись разработки. Хотели наладить добычу каменного угля. Что-то, видимо, пошло не так, и работы свернули. Но сами тоннели остались. Это наш единственный вариант. Хотя он тоже спорный. Опоры могли давно сгнить, а свод обрушиться. Зато идти по нему до во-о-от этой точки, – он снова тычет карандашом в экран, – чуть больше часа. Есть еще один вариант, но в нашем случае он бесполезен. Внутри всего массива имеются катакомбы. Это русло высохшей подземной реки. Оно начинается вот отсюда и идет через все четыре горы массива. Но до входа в русло идти пару дней и, соответственно, внутри гор еще столько же.
– Тогда собираемся и бежим к ближайшему входу! – говорю я, вскакивая со стула, напугав тем самым кота.
– Как? Вы уходите? – перехватывает нас в коридоре мама Аслана.
– Ана! Мы сейчас сходим по делу и вернемся! – Аслан гладит мать по сгорбленной спине и выходит вслед за нами на улицу.
До входа в подземные коридоры мы добираемся, когда солнце уже наполовину ушло за горизонт. Мы быстро находим большую дыру, выдолбленную в камне, но подойдя ближе, замираем в оцепенении.
– И тут печать… – Ромка проводит пальцем по черной отметине.
– Оказывается, Див не такой дурак, как мы думали, – вздыхает Аслан.
Лейла отворачивается, и по дрожащим плечам женщины я понимаю, что она плачет.
– Проклятый Див! – взрываюсь я от бессилия и кидаю в черную дыру небольшой камень. Язык пламени вылетает из темноты, но я успеваю от него увернуться. – Да покарает тебя Аллах, грязная тварь! – я снова кидаю в пещеру камень, и она отвечает мне очередной вспышкой пламени. Я начинаю швырять в запечатанный вход все, что попадается под руки. Камни, палки, куски каких-то железок. Темнота отвечает мне ревом и огненными всполохами.
– Низами… – Ромка подходит ко мне и перехватывает руку с очередным камнем, зажатым в кулаке, – все бесполезно. Мы проиграли, – он смотрит на последние лучи солнца, исчезающего за горизонтом. – Но у нас все еще есть шанс спасти остальных жителей. Нужно найти рукописи и сходить к знахарю за зельем.
В село мы возвращаемся в полной темноте. За полчаса никто из нас не проронил ни слова. У дома Бугдая мы остановились на несколько минут и приняли из рук его жены спящего Даниза.
Увидев сына, Лейла снова начинает плакать. Моя душа сжимается в комок от жалости. Я подхожу к Лейле и обнимаю ее за плечи. Она прижимается ко мне и громко рыдает.
– Не бойся, – говорю я, гладя ее по спине. – Я не позволю этой твари причинить вред еще кому-то.
– Я тебе верю, – Лейла поднимает на меня свои прекрасные глаза, полные слез, и в этот момент я чувствую, насколько она мне дорога.

Глава 16
Я лежу на раскладушке и смотрю в потолок. Сон не идет. В голове множество мыслей, жужжащих, как потревоженный улей. Какой уж тут сон? Мой холодный разум все еще противится факту, что малыш погиб. Он еще пытается найти доводы, но сердце… Сердце сжимается от скорби, а перед глазами стоит мальчик с ложкой в руке и смотрит на меня с укором.
«Я виноват в его смерти!», – эта мысль огнем прожигает мою голову, – «Это из-за своего неверия я пустил в наш сад собаку. Это из-за меня мы остались необученными и не смогли спасти малыша! Если бы я сразу поверил друзьям, мы успели бы найти записи с молитвами и знахарь объяснил бы нам секрет зелья. БабА! Почему ты не подготовил меня? Почему сразу все не объяснил?»
Мимо меня тонкой розовой тенью проскальзывает Ромка, спеша на задний двор к своей бочке с водой. Я не хочу сегодня ему мешать. Пусть хоть немного отвлечется от своих мыслей и побудет с Кямалем.
«Победы не бывает без жертв, Низами», – слышу я дребезжащий, как разбитый кувшин, голос деда. – «Но любая жертва – это чья-то ошибка».
– Я помню это, – отвечаю я ему полушепотом, – смерть мальчика – моя оплошность, моя вина.
«Ошибаться может каждый. Все учатся и делают неверные шаги, Низами. Главное, делать правильные выводы», – снова вспоминаю я слова деда. – «Я не смогу помочь тебе избежать ошибок. Но я могу направить тебя в нужную сторону. Твою душу, Низами!»
– Где рукописи, бабА?
«А давай мы сыграем с тобой в нашу игру?» – я вспоминаю морщинистое лицо деда с притаившейся в седой бороде улыбкой. – «Я спрячу от тебя вот этот мяч, и буду оставлять для тебя знаки. По ним ты найдешь свою игрушку».
– Знаки! Нужно найти эти подсказки! Но с чего начать? – продолжаю я мысленный диалог с дедом.
«Посмотри вокруг, балам!» – мы сидим с дедом на берегу реки, под небольшим деревом. – «Это мое любимое место. Тут я встречался с твоей бабушкой, когда мы еще не были с ней женаты. Тут я ожидал рождения твоей матери. Это очень важное место, Низами! Запомни его!»
– Точно! Нужно найти то место! – подпрыгиваю я на раскладушке.
– Что? Кошмары? – спрашивает меня Ромка, заходя в комнату.
– Нет! Нужно искать знаки! Понимаешь? – взволнованно говорю я другу. – Мы с дедом в детстве в такую игру играли. Он оставлял подсказки, и я по ним отгадывал, где спрятан предмет.
– И откуда мы узнаем, где найти первый знак? – Ромка снимает с себя тонкий розовый пеньюар и ложится в кровать.
– Нужно найти любимое место деда, – отвечаю я и накидываю на плечи халат, – там должен быть первый знак. Нужно завтра же начинать поиски. Я плохо помню это место, но думаю, что если увижу его, то точно узнаю.
Ромка что-то сонно бурчит себе под нос, а я, порывшись в кармане пиджака, нахожу помятую пачку сигарет, зажигалку и выхожу на задний двор.
Я бросил курить года три назад. Дурная привычка прицепилась ко мне в армии и долго не отпускала. Эту старую пачку с пересохшими сигаретами я храню как память. Сегодня мне просто необходимо покурить, чтобы собрать все мысли воедино.
Я кручу колесо зажигалки, и она неохотно выкидывает в темноту желтый язык пламени. Я смотрю на танцующий огонь и вспоминаю картинки из книги. Див – существо огненное. Просыпается после заклинания он слабым, поэтому речка является для него преградой. Чтобы набрать силу, ему нужны три души. Мальчики, единственные дети в семье. Именно им достается вся любовь отца и матери. После того, как Див сожрет последнюю, третью душу, его силы будут безграничны. Он сможет осушить реку и выйди к людям, и тогда… Что же будет тогда? Хм… про это я ничего не знаю. Нужно уточнить последствие катастрофы у Лейлы.
Дальше… Четыре огнеборца. Их язык – древний язык азеров. Молитвы и рецепт зелья именно на нем. Убить Дива невозможно. Задача огнеборцев – заточить его в сосуд и перенести в мир мертвых. Чтобы попасть в логово Дива, нужно сломать печать. Это делает огнеборец-переводчик с помощью молитвы. Дальше… Огнеборец-знахарь делает зелье, последним компонентом которого является частичка самого Дива. Ее может добыть огнеборец-воин. Дальше огнеборец-переводчик читает молитву. С помощью ее и зелья Дива затягивает в сосуд, который запечатывается той же молитвой. И последнее… огнеборец-проводник переносит сосуд с Дивом в мир мертвых. И именно я этот самый проводник. Моя задача довести дело до конца. Иначе все начнется снова, через двадцать лет, когда заклинание потеряет силу.
Значит, молитвы мы постараемся найти. Дед был не просто мудрым человеком. Иногда мне казалось, что он знает будущее и может его предвидеть. Поэтому я ни капли не сомневаюсь в том, что он оставил мне подсказки, чтобы я смог найти рукопись. Останется найти знахаря и собрать нужные ингредиенты для зелья. С воином, я думаю, проблем тоже особо не возникнет. Ему нужно взять частичку Дива и принести ее знахарю. А вот со мной не все понятно. Как я смогу найти вход в мир мертвых и вернуться обратно, выполнив миссию?
В этот самый момент мои раздумья прерывает тихий всплеск воды в бочке. Я бросаю в темноту так и не докуренную сигарету и поднимаюсь со ступенек лестницы.
Если честно, я ожидал увидеть в бочке несчастное существо, случайно попавшее в воду. Например, мышку или лягушку. Каково же было мое удивление, когда на меня из бочки глянуло красивое лицо юноши. У него были тонкие, лихо закрученные вверх усики, черная папаха и украшенный богатой золотой вышивкой, старинный сюртук.
– Ты Низами? Друг РомА? – тихо спрашивает незнакомец. Ромкино имя он произносит именно так, с ударением на последний слог, отчего оно звучит загадочно и воспринимается как женское.
– Верно, – киваю я головой призраку, – а ты Кямал?
– Да, – юноша улыбается и добавляет, – возлюбленный прекрасной Рома-ханым.
– Кхкм… – откашливаюсь я, не зная, что на это все ответить Кямалу.
– Моя прекрасная говорила, что ты хорош собой, но я не знал, что настолько, – хмурит брови юноша. – Мне нужно ревновать? Может, мне сразу стоит утопить тебя?
– Эй, парень! – я легонько стучу ладонью по бочке, отчего лицо Кямала покрывается рябью. – У меня есть любимая женщина. Ее зовут Лейла. Так, что на твоего… твою Рома я не претендую.
– Не понимаю… – Кямал прихватывает тонкими пальцами свой подбородок и задумчиво качает головой. – Как можно вообще смотреть на других женщин, когда рядом с тобой Рома-ханым? Ее глаза, как кусочки неба, выглядывающие из-за туч после грозы. Ее волосы – золотые струи волшебного водопада. Ее ноги – врата желаний, которые я…
– Погоди, погоди! – перебиваю я Кямала, останавливая его взмахом руки. – Давай лучше про врата желаний не будем.
– Хорошо, – быстро соглашается тот. – Значит, я могу доверять тебе, Низами-бей?
– Конечно, Кямал-бей! – киваю я привидению.
– Пообещай мне, что ты позаботишься моей прекрасной Рома, – говорит он грустно. – Я не смогу этого сделать, пока она находится в мире живых.
– Погоди! – осеняет меня. – А где находится вход в мир мертвых?
– Здесь, – коротко отвечает Кямал, – в воде.
Я захожу в комнату и подхожу к Ромкиной кровати. Он спит, закинув руки за голову, а его лоб сжимает игрушечная детская диадема с пластмассовыми камнями, которую он забыл снять перед сном. Я аккуратно убираю ее и кладу на тумбочку трюмо.
Странно, но то, что я только что разговаривал с призраком, меня ничуть не смущает. Более того, из этого разговора я получил очень интересную информацию, которая мне может пригодиться. Теперь я знаю, что войти в мир мертвых можно через воду. Осталось найти рукописи с молитвами и съездить к знахарю. Мой внутренний следак теперь выглядит совсем иначе, чем прежде. Вместо мундира на нем мантия волшебника, а вместо свода Законов в руках – рукопись с молитвами и колба с зельями.