Всё будет!

<i><tab>Одновременно в Сергее сейчас жило два человека. Один – серьёзный, выдержанный, приученный всё просчитывать и контролировать, не прощающий ошибок ни себе, ни другим. И другой, как оказалось, неизвестный ему самому – сомневающийся, уязвимый, нерешительный. И всё это планирование всего лишь ширма, скрывающая второго Сергея от первого. Он не хотел знать себя таким.
<tab>После спортбара, следя за манёврами Сашки на парковке, ему на мгновение захотелось, вжаться лбом в плечо друга и рассказать всё. Расслабиться и наконец выпустить другого себя – слабого и измученного. Сергей даже стиснул зубы от острого желания исповедаться. О том, что регулярно просыпается в звенящем предоргазменном дурмане, потому что увидел во сне руку Кира, самого Кира. Рассказать, как однажды, сорвавшись, он, как грёбаный сталкер караулил Кира после смены, стоя неподалёку от витрины с автомаслами – не уедет ли он с кем-нибудь с заправки. С "клиентом". Сергею хотелось говорить, говорить – очищаясь. Или освобождаясь. Тянуло, зажмурившись, вышептать в чужую спину, как до смерти хочется взять Кира за его невозможную руку, а потом губами по ней, языком, собой... Как он хочет смотреть на него, как хочет его, как любит... Любит?
<tab>Хорошо, что не поддался тогда. Первый Сергей, выдержанный и невозмутимый, одёрнул, запретил. </i>

<tab>Сегодня, видать, особенный день, потому что на пороге нашей комнаты возникла самая стервозная из "красивых".
<tab>Ольга стояла, опершись спиной на дверной косяк, постукивая каблуком об пол, позёрша. Она не сводила с меня своих змеиных глазок, умело замаскированных массивной оправой очков. Кобра! 
<tab>– Как удачно, что имею честь созерцать Сергея... – прошипела она. Кобра и есть! – Как там тебя по батюшке?
<tab>– Сергей Викторович Звонарев. Неужели в документах я вдруг стал именоваться иначе? – Быть милым я с ней не собирался. Кто кого.
<tab>Юрка, как я понимаю мазохист и любитель стерв, глядя на Ольгу, расплылся в глупой улыбке. Люба вперила взгляд в монитор, делая вид, что поглощена работой. Ромки не было – шеф услал "в поле".
<tab>В последнее время Никодимыч сам давал нам поручения, Рубероида мы не видели уже несколько дней. Юрка даже как-то предположил, что он вообще не ходит на работу, но его очкастый мерс каждый день неизменно появлялся на стоянке возле офиса.
<tab>– Чем обязан столь неожиданному счастью видеть вас? – Я не стал сбиваться на ты. – А к вам, собственно, как прикажете обращаться? – Конечно, я тоже знал её отчество, но... Играть надо по правилам.
<tab>– Ольга Петровна Сортова́я. 
<tab>По дрогнувшему голосу я понял, что если и есть у этой беловоротничковой "стервы" слабое место, то только одно – фамилия. Она ей явно не нравилась. Но, взяв себя в руки, Ольга представилась в точности как я. Один-один.
<tab>– Как, виноват?.. Куда правильнее ударять: Со́ртовая или Сортова́я? 
<tab>– Значит, тебе, Сергей Викторович, больше всех нужно, я смотрю? 
<tab>– Не совсем понимаю вас, Ольга Петровна. Зайдёте? В дверях неудобно всё-таки. 
<tab>А то, что она начала мне тыкать, минус ей. А точнее, один-два.
<tab>Ольга перестала долбить каблуком пол, шагнула в комнату и закрыла за собой дверь. Люба наконец подняла голову, а Юрка по прежнему не сводила глаз с предмета своей страсти.
<tab>– Вы, Сергей Викторович, метите на место Анатолия Николаевича? 
<tab>Я удивленно замер, впрочем, не забыв засчитать себе поражение. Два-два. Потому как то, что я куда-то "ме́чу" стало для меня полной неожиданностью. И оттого не ясно, как я мог тогда продемонстрировать карьерное рвение. 
<tab>– Ольга Петровна, внятнее можете выражаться? 
<tab>– Знаешь, хватит здесь строить аналитика всея Руси! Я прекрасно знаю, чего ты добиваешься, и будь уверен, у тебя ничего не получится! – и зыркнув на меня из-за очков, она вышла, классически хлопнув дверью.
<tab>Два-три. Нервишки-то шалят у нашей кобры.
<tab>– Что это за дерьмо? Кто-нибудь может объяснить, что здесь происходит? 
<tab>– Я ваще ничего не поняла. – Люба сидела с округлившимися глазами, переводя взгляд с меня на Юрку и обратно.
<tab>– Юр, а у тебя как с пониманием?
<tab>– Серёг, я впервые слышу эту херь, но могу узнать. Вчера Славка всё крутился в курилке возле этой – Сортовой... Ну и фамилия у неё всё-таки, – он хмыкнул. – Ща нашего "кондея" вызвоню.

<tab>На следующий день к вечеру – смена Кира – я был уже на заправке. Он сразу узнал мою машину, но под бейсболкой, прятаться не стал.
<tab>Наконец бэха, заправлявшаяся передо мной, освободила место. Кир, только что вложивший пистолет в колонку, смотрел как я подъезжаю.
<tab>– До полного.
<tab>Он кивнул. То, что Кир впервые не поздоровался, порадовало. Значит, я не просто один из водителей. Да и не нужно мне его "здравствуйте", он нужен мне сам. 
<tab>Пистолет, крышка бензобака... Я вышел из машины и встал рядом с Киром – по делу приехал, имею полное право.
<tab>– У тебя что-то случилось? Я могу помочь. Если нужны деньги…
<tab>Даже головы не повернул. Меня как будто не было. 
<tab>– Кир, давай так: я сейчас уеду, а ты подумай. Надумаешь, завтра скажешь. Или это что-то другое, не деньги? Хочешь...
<tab>– Готово, можно расплачиваться.
<tab>Всё так же, не глядя по сторонам и не обращая на меня никакого внимания, Кир закончил манипуляции с пистолетом.

<tab>Я – на заправке. Припарковался около магазина. Сейчас семь тридцать восемь, если до половины девятого не подойдёт, значит... не подойдёт. Усилием воли заставил себя не смотреть туда, где третья колонка.
<tab>Кир оказался около моей машины в восемь семнадцать – глаза намертво прикипели к часам на торпедо – и встал у пассажирской двери. Перегнувшись через сидение, я сам открыл ему дверь. Кир помедлив, залез внутрь и сказал:
<tab>– Ар отпустил на пять минут. – И он замолчал, уставившись куда-то мне в шею. 
<tab>Кир пришёл, я почти победил, но от его близости – только руку протяни, я допустил ошибку.
<tab>– Сколько? 
<tab>Если он уйдёт сейчас, то винить кроме себя некого – словно проститутку снимаю. Твою мать, я теряю с ним голову! Я выдохнул и перевёл взгляд на свои руки, лежащие на руле – пытаться что-то исправить, мельтишить, значит делать ещё хуже. 
<tab>– Как ты со мной... – каким-то задушенным голосом начал он.
<tab>– Не знаю, как предложить тебе деньги, если у тебя с ними проблема, – я не дал ему закончить. 
<tab>– Сто тридцать косарей, – Кир не стал играть в обиженного дальше.
<tab>Я осмысливал цифру. С деньгами сейчас не очень, ещё не всё выплачено за мою "детку"... Но я чувствовал себя настолько всемогущим, что был готов и в евро поднять такую сумму. Только зачем ему такие деньжищи? Кир смотрел в окно и тискал, сжимал свои руки, тёр пальцы. Зачем мучить такую красоту? 
<tab>– Рубли? 
<tab>– Ага, – всё так же, глядя в окно ответил Кир.
<tab>– Уже лучше. Когда нужны деньги?
<tab>– До конца недели. – Разговор деловой, ничего лишнего. Он словно в банк ко мне пришел, за кредитом.
<tab>– Послезавтра привезу. Идёт?
<tab>Впервые за весь разговор Кир посмотрел мне в глаза. Честно говоря, я ожидал увидеть облегчение на его лице, но – нет. 
<tab>– На сколько даёшь? Проценты?
<tab>– Отдашь, как сможешь. Без процентов. Деньги не проблема, могу подождать сколько надо.
<tab>Кир ещё какое-то время поизучал моё лицо, потом кивнул и вышел из машины.

<tab>Юрка всё же поговорил со Славиком, но ничего вразумительного не узнал. Тот банально клеился к девице, а она молча терпела, докуривая свою сигарету. "Стерва!" – безошибочно поставил ей диагноз Славик, когда разговаривал с Юркой. Помогла Света. С самого утра она сидела у нас и шепталась с Ромкой. Я несколько раз порывался попросить её, пока вежливо, уйти и не мешать нам работать. Хорошо, не успел.
<tab>– Сергей, вы действительно хотите стать замом? 
<tab>Вроде я должен был готов к такому вопросу, но карандаш всё равно застыл в воздухе над очередной цифрой в таблице.
<tab>– Не знаете, Светлана, почему уже второй человек в нашей фирме задаёт мне этот вопрос? 
<tab>Она улыбнулась. Даже на мгновение показалось, что Светлана не такая уж "стерва". Ромка отчаянно сигнализировал ей глазами, о чём-то предупреждая, но она не замечала. 
<tab>– Зам проговорился, что... – Светлана замолчала и всё-таки продолжила: – Говорит, вы его подсиживаете. 
<tab>Я уже догадался, что без Рубероида здесь не обошлось. В тот день, после оглушительного ухода Ольги из нашей комнаты, я много думал и пришёл к выводу, что мой разговор с Никодимычем по поводу так называемого обучения Любы стал известен Рубероиду. То ли он сам его услышал, то ли ему передал шеф, когда решил выяснить про "новый функционал" Любы. Да неважно уже. Но вывод, который сделал наш чёртов зам, удивил. Мутный мужик этот Рубероид.
<tab>– Так вот почему он перестал к нам заходить, – оживился Юрка. – Серёга, ты в начальники собрался?
<tab>Я обвёл глазами присутствующих. 
<tab>– Таких планов я не строил. Мне вообще идея становиться замом, до вчерашнего разговора с… Ольгой даже в голову не приходила. Хотя уже пора куда-то двигаться с этого стула, – я показательно покачался на сиденье. – Но я ни с кем на эту тему не разговаривал и даже не намекал. А потому считаю разговор оконченным и тему закрытой. Предлагаю всем вернуться к работе. Светлана, вы не возражаете?
<tab>Она поджала губы, сползла со стола и, не торопясь, прошествовала к двери.
<tab>– Светлана, – сказал я вдогонку, – буду благодарен, если передадите всё, что узнали, всем заинтересованным лицам. Не хочу снова поднимать эту тему.
<tab>Юрка продолжал пялиться на меня:
<tab>– Ну ты силё-ё-о-он, курилка! Значит, правда? Рубероид тебя теперь живьём съест!
<tab>– Не съест. Люба, ты отчёт подготовила? Когда пойдёшь докладывать?
<tab>– Так уже всё, – Люба округлила глаза, – уже отчиталась. Ни одного вопроса не задал, а я так боялась, что не смогу на какой-нибудь ответить. Выслушал и отпустил... А вдруг шеф тебя уволит? 
<tab>– Не уволит. Ты лучше скажи, когда успела? Почему мне не сказала, что у Рубероида была?
<tab>– Не знаю, – Люба пожала плечами. – Ты чумной какой-то: то орёшь, то молчишь. К тебе подойти страшно. И чего было рассказывать? Всё ж нормально прошло. И не я к нему ходила, он вызвал, а ты в тот день уехал раньше, ну и…
<tab>– Говорить надо о таких вещих. Вроде взрослая девочка, понимать должна. – Всё-таки у баб мозг через раз работает.

<tab>"Детку" пора было заправлять. И Кира я не видел уже пять дней. Шеф завалил бумагами так, что все силы уходили на работу. Мысль о том, чтобы поехать на заправку я сразу отогнал, чтобы ничего не испортить: я действительно очень уставал последние дни и мог наговорить лишнего. 
<tab>Понедельник. Утро. Третья колонка. Кир.
<tab>– Ты сегодня вечером занят? – Он оставил пистолет в бензобаке, подошёл к моей дверце.
<tab>С самого начала я решил не выходить из машины, а вот сейчас жалел, глядя на Кира снизу вверх. Он стоял вплотную к дверце и отодвигать его, чтобы выйти было не с руки.
<tab>– Нет. 
<tab>– Я приеду к тебе поговорить насчёт долга, – Кир коротко побарабанил по крыше машины пальцами. 
<tab>Я так и видел их, на горячем от солнца железе: не слишком тонкие, длинные. Прикоснуться к каждому пальцу, проследить губами, начиная с ладони до самого кончика. Взять в рот, поласкать языком, посасывая. Потом на кисть, туда, где нити-вены расходятся веером... носом, вжаться, продышать дорожку выше, перевернуть ладонью вверх. Впиться губами, будто зубами впиться в запястье. Вдохнуть от кожи влагу, влагу от моих губ, но с его запахом. Я хотел его. Шлюха? Плевать, я устал бороться с собой! 
<tab>– Я после работы дома около восьми. Германа, пятнадцать, второй корпус, квартира сорок семь.
<tab>– Буду в девять.
<tab>Кир легко оттолкнулся от крыши машины. Я проследил, как его рука, которую я только что всю издышал, изласкал соскользнула по дверце вниз. Но он не ушёл: приблизившись вплотную к открытому окну, наклонился, ещё больше сокращая расстояние между нашими лицами. Кир улыбался, я видел кончик его языка, что медленно скользнул по губам. Но лишь намёком, не так, когда я предложил подвезти. Надо что-то сказать, но нет ни слов, ни мыслей. Только одни желания: втянуть бы его язык в свой рот – невозможно же смотреть! – сбросить дебильную бейсболку, ощутить влажные волосы на затылке, потом там, где шея, а если расстегнуть пуговицу униформы...  Но он только хочет отдать долг. И я понимал как. 
<tab>Наконец Кир отошёл, вынул пистолет из бензобака и махнул рукой "готово". 
<tab>– До вечера, – еле разобрал я, когда проехал мимо него. 
<tab>Я отъехал от заправки, припарковался. Кир придёт сегодня отдавать долг. Так, как, скорее всего, он делал неоднократно, так, как привык. Выходит, я получу Кира? Получу в уплату долга того, кто не хочет быть моим. Я умный, понял – не хочет. Но он придёт, и это будет конец, Кир поставит точку. Я остервенело провёл по лицу руками раз, другой... Оно было точно покрыто чем-то липким. И воздух вокруг вязкой тяжестью давил, не давал нормально вдохнуть. 
<tab>Мои желания, мечты о нём. Что сделать, чтобы забыть?
<tab>Люблю. Не могу так! Но по-другому не будет, он за этим и придёт.

<tab>Мне предстоял целый рабочий день – прожить, дождаться. И ждать у меня сегодня получалось плохо, как бы я хорохорился. Я словно плыл, колыхаясь в удушливом мареве. Дотянуть до вечера и... 
<tab>Сашке я так и не рассказал о Кире. Он, конечно, всё знает про меня, но признаться в собственном бессилии я не мог. И Кир слишком много значил, чтобы делиться его словами, поступками с кем бы то ни было. Мне самому его не хватало.
<tab>"Там царь Кощей над златом чахнет..." Его и так не было у меня, злата моего невозможного.
<tab>– Привет. На работе? 
<tab>– Десять уже, вроде как должён. А ты? 
<tab>– Только еду. Саш, нужна помощь. 
<tab>– Проблемы? Ты таки знал кому позвони-и-ть! – обрадовался он на манер всееврейской тёти Сони.
<tab>– Давай без всего?
<tab>– Не нравишься ты мне. Э-э-э... Минут через пятнадцать перенаберу. 
<tab>Сашка логист, и когда без перерыва идут грузовики всех мастей, то ему не то что разговаривать, вздохнуть некогда. Успею доехать и даже поработать, пока Сашка перезвонит. 
<tab>– Серёг, у меня десять минут. – Я услышал его голос гораздо раньше, чем предполагал.
<tab>– Представь, ты  познакомился с девушкой и попал, она – единственное, что тебе нужно, она – всерьёз и навсегда.
<tab>Девушка – это чтобы не вдаваться. Но не слишком ли я загнул с "навсегда"? Романтик хренов! 
<tab>– Активней развивай мысль, человече, солнце высоко.
<tab>– У тебя один вечер, чтобы произвести впечатление, чтобы она поняла, что значит для тебя.
<tab>– Вечер, конечно, сегодня и ты как всегда хочешь, чтобы всё идеально?
<tab>Вот за что я люблю Сашку – у него всё всегда чётко и по существу.
<tab>– Зришь в корень.
<tab>– Для меня большой разницы нет: на раз девушка или навсегда. Хотя, с "навсегда" у меня напряг. А посему – вали и трахай, вот мой принцип. Да ты и так знаешь: погода, природа, а дальше оно само. Если природа не твоё... Мил человек, я тебе тут начитываю... А ты не слишком заморачиваешься? Так всё серьёзно?
<tab>– Самому страшно.
<tab>– Эк, тебя прихватило, – Сашка обидно хмыкнул и закашлялся, словно хотел скрыть усмешку. – Ну тогда покатили. Никаких орхидей в пробирках. Не увлекайся эстетикой, ты можешь. Купи нормальные цветы, не стог, но больше, чем три розы в фольге. Узнай, какие нравятся. Спиртное приветствуется в качестве разгона. Шампанское. Или вино.
<tab>– А если без цветов?
<tab>Я не хотел говорить про Кира уже не из-за кощеевской жадности, а из-за суеверия: открою рот и всё нарушится, пойдёт не так.
<tab>– Не любит цветы? Тогда игрушки, пустяк какой-нибудь. Только не украшения – это прямой развод на секс. Нам ведь оно не нужно, правильно понял? 
<tab>– Не нужно... – вяло согласился я.
<tab>– Нет, Серёг, ты хочешь её завалить или нет? Задачи ставь точнее.
<tab>– Боюсь, не выдержу. – Я начал жалеть, что позвонил.
<tab>– В узел, двойной... 
<tab>– Что ещё?
<tab>– В тупик ставишь. Квалификацию потерял? 
<tab>– Ближе к делу, Склифосовский.
<tab>– Делаешь акцент на твоей хвалёной галантности. Когда хочешь, у тебя отлично получается! 
<tab>Чем больше мы говорили, тем меньше я верил в свою затею.
<tab>– Обстановка важна, всё должно быть красиво. Лепестки на кровать, розовые. Да, без секса, забыл. Значит, лепестки насыпешь от входа до столика с шампанским. Дверь в спальню гвоздями заколотить. Серёг, ты опять решил метнуться?.. – Спросил вдруг Сашка без перехода, но благоразумно заткнулся на полуслове и продолжил. – Да, и никаких отбивных или всяких там лобстеров. Фрукты, шоколад, ну и твоя неотразимость. 
<tab>Значит, сначала я буду производить на него впечатление, а после всё-таки брать? Бредовей идеи у меня ещё не было. Зачем я затеял всё? Киру же нет разницы с кем, так чего я мучаюсь? Он же... Ослепительное бешенство толкнулось в груди, стало подниматься к горлу. Я физически ощущал, что если ещё хоть минуту продолжу играться – "единственная" и "навсегда", то меня вывернет от отвращения к самому себе прямо на приветливый оранжевый коврик перед входом в наш офис.
<tab>– Лепестки, говоришь? 
<tab>Желчь чувствовалась уже на языке. Два глотка из кулера в качестве скорой помощи мне хватило, чтобы рвотные позывы прекратились. Правда, теперь уже драло не пищевод, а желудок. Сашка всё ещё вещал:
<tab>– Обязательно лепестки. Две сами прыгнули на меня, как кошки, после этих лепестков, не знал, как и развязаться с ними потом. Всё, отбой, машина шефа.
<tab>Думаю, что лепестков у Кира ещё ни разу не было. И сто тридцать косарей за раз для мальчика с заправки – это прорыв. Так как от кулера я отойти не успел, то снова влил в себя воды. 
<tab>На работе я работал. Почти. Опять заходила Света, бросала странные взгляды. Юрка куда-то бегал. Я ни во что не вникал. Заказал лепестки по интернету, сказали к вечеру доставят. За срочность добавили к сумме чуть не треть от общей цифры. Продиктовав свой адрес и сбросив вызов, я окончательно убедился, что делаю что-то не то: и эта дурацкая подготовка, и весь мой план, но остановиться уже не мог. Сегодня всё случится и я выкину наконец Кира из головы. Толькое надо решить, какой алкоголь брать. Пиво, мартини? Что теперь предпочитают молодые да ранние. Представив, как Кир пьёт текилу, слизывая соль с руки, остановился на брюте. 
<tab>В течение дня я постоянно ходил пить в холл. Тошнота не отпускала. Люба каждый мой поход к кулеру сопровождала хихиканьем: 
<tab>– Селёдки накушамшись, барин? 
<tab>Я не реагировал.
<tab>Ушёл с работы пораньше, наверное, в первый раз за несколько лет. Надо было успеть всё купить и самому подготовиться. Морально. К слову, Никодимыч дар речи потерял, когда я ввалился к нему, отпрашиваться. Наверное, пытался определить по моему, без сомнения серому, лицу, что стряслось. В итоге, поняв что-то исключительно своё, шеф предложил и завтра не приходить, и подмигнул. Я не отказался. Тем более, он не отправил меня к Рубероиду с заявлением, что странно, потому как с недавних пор Рубероид решал, отпускать нас с работы или нет.
<tab>С обеда пошёл ленивый неясный дождь – вроде есть, а вроде и нет. Но обойдя несколько магазинов, я вымок. Вместо шоколада купил коробку дорогущих немецких конфет. Брют взял по акции, в другое время такая бутылка стоила бы шесть косарей. Я не знал, к чему привык Кир, не хотелось упасть в грязь лицом. Ещё кинул в корзину плитку обыкновенного горького шоколада, набрал фрукты – клубнику отмёл сразу же, – черешня, абрикосы и виноград. 
<tab>К моменту, когда сушил волосы полотенцем, я успокоился и вернулся к своей изначальной идее: прокручивал в голове как лучше разыграть  сцену "купли-продажи". Отчаянно хотелось ткнуть Кира носом в его заработок. Нет, всего окунуть в это дерьмо! Пусть наестся досыта.
<tab>В квартире было достаточно чисто. Я лишь убрал в шкаф пару рубашек со стула и рукой смахнул пыль с ближайшей к столику мебели. На нём уже лежали фрукты и конфеты, шампанское охлаждалось в холодильнике. Осталось раскидать лепестки и всё. Тошнота так и не прошла, в животе, словно огромный булыжник ворочался. Я сидел и слепо пялился в неработающую плазму. 
<tab>В девятом часу привезли коробку с лепестками. Холодная и гораздо тяжелее, чем я предполагал. Что девушки делают с этими лепестками? Ну вот лежат они на полу или на кровати, и что дальше? Я сидел с распечатанной коробкой на коленях и перебирал пальцами живые бархатные кусочки. Белые, розовые и совсем не пахнут. Сейчас придёт Кир и одна мысль о том, что я смогу прикоснуться к нему, взять его руку. Я зарылся глубже в коробку, подцепляя горстями живое конфетти, и сыпал на пол, на себя... 
<tab>Прохладные лепестки соскальзывали с пальцев, мягкие и нежные. Будто к губам прикасался. И сразу, как по заказу, перед глазами встала давняя сцена с заправки: как Кир стоял около моей машины и облизывал свои губы. Мне тогда и самому хотелось... Стоп! Кир и сегодня сделал то же. Та липкая мерзость, что просочилась в машину, в меня, когда он стоял возле и улыбался... Вот оно! Он ждёт, что я куплю его, куплю, как все остальные! В качестве уплаты долга. И я, банально, до рвоты, той самой, что преследовала меня весь день, буду тем самым папиком, который снял себе мальчика? Я обвёл глазами декорации.
<tab>Нет, к чёрту! Надо всё собрать и засунуть обратно в коробку. Сгребал я лепестки гораздо дольше, чем рассыпал. Остатки загнал под ковёр ногой. Столик отнёс в спальню, на место, бутылку поставил в бар, всё остальное – в холодильник. Комната как комната. Сейчас я сяду в кресло и включу плазму. Запланированный спектакль будет заменён на другой, а декорации на сегодня – это отсутствие декораций. Голая сцена – это современно. Авангардный спектакль с минимумом бутафории. Потому что мы будем говорить о долге, и только о нём.  
<tab>Звонок. Будто и впрямь перед представлением. Выравнивая дыхание, я пошёл к двери и открыл. Кир собственной персоной, с кривой полуулыбкой на лице. 
<tab>– Привет. – Он стащил кеды и поднял голову – ни смущения, ни волнения. 
<tab>Кивнув в ответ, я махнул в сторону комнаты: 
<tab>– Проходи. 
<tab>Плазма нейтрально светила новостями. Кир сел в кресло, я остановился рядом и спокойно ждал, даже тошнота исчезла. Верный признак, что теперь всё делаю правильно.
<tab>– Я так понимаю, что ты не разговоры пришёл разговаривать, а принёс деньги?
<tab>– А то! – бросил Кир. Лицо такое, что осталось только гаденько хихикнуть. Но в руках у него ничего не было, в карманы тоже лезть не торопился. Тоже поиграть хочет. Только меня ему не переиграть.
<tab>Я сел в другое кресло напротив плазмы и принялся гипнотизировать дикторшу. Через десять секунд – я считал – сказал:
<tab>– Мы чего-то ждём? Или ты посидеть пришёл?
<tab>Жаль, что нельзя посмотреть на выражение его лица. Если я сейчас сделаю всё верно, то получу его. Тянет деньги с мужиков? Так пусть это буду я, мне уже всё равно! Я мог жить, зная, что он где-то там, вставляет пистолеты в чужие тачки. Но что кто-то вставляет в не?.. Это – слишком. Я согласен содержать его, но сейчас надо всё разыграть по нотам, чтобы он понял, что выхода у него нет.
<tab>Тишина за спиной давила, заглушала даже работающий телевизор. Значит, сейчас пойдёт моя финальная сцена.
<tab>– Если денег нет, могу подождать. Без проблем, – я встал с кресла и щёлкнул пультом. – Кир, я за сегодня устал. Если у тебя всё, то давай закончим. 
<tab>После, по сценарию у меня уход со сцены. На кухню. Киру отлично слышно, как я щёлкнул электрическим чайником, захлопал дверцами. Только с шумами за сценой не переборщить бы. "Раз, два, три..." 
<tab>– Входную дверь захлопни, как будешь уходить. 
<tab>Занавес. Сыграно отлично, даже Сашке, ценителю эффектных сцен, понравилось бы. 

Комментарий к Глава десятая

Цитата А.С.Пушкин. Руслан и Людмила.

Теперь дело во времени. Принёс ли он деньги или изначально планировал торговаться, неважно. Главное – в другом: осталось только протянуть руку, выбрать момент. "Кир, дурашка, тебе не сбежать. Ты ещё не знаешь, не понял, но сегодня всё решилось: всё будет так, как мне надо".
Я налил чай, не зря же кипятил чайник, и выпил его в три огромных глотка, не чувствуя ни вкуса, ни температуры. Во рту засаднил язык, значит, всё-таки горячий. Я всё решу и обдумаю завтра, а пока – в душ и спать.
Обмотавшись большим полотенцем, я вышел из ванной комнаты. Люблю такие: их можно надёжно обернуть вокруг себя два раза. Мне нравилось ходить так по квартире, не ожидая, что от каждого следующего шага полотенце может свалиться. Другим полотенцем, поменьше, я на ходу сушил волосы. Наконец подошёл к столу в комнате. "А ты не прост, мальчик Кирилл! – Небольшие стопочки по пять тысяч и одна тысячными купюрами. – Так вот почему ты так долго не уходил, – хмыкнув, я погладил ближайшую пятитысячную купюру, – красиво раскладывал".
Пересчитывать незачем, уверен, что здесь вся сумма. Теперь сложнее или проще? Придётся чуть изменить план. А он у меня был? Дальнейших ходов я пока не продумывал. Ладно, высплюсь и всё просчитаю.
В дверь позвонили. Раз, ещё раз. Мысленно обматерив Сашку – он регулярно заваливался без звонка, просто так – я пошёл к двери. По пути закинул в ванную маленькое полотенце. В дверь уже барабанили, что ему надо?! Продолжая ерошить волосы, я щёлкнул замком.
– Ты? – Я так и застыл с поднятой рукой.
На пороге запыхавшийся Кир.
– Забыл чего?
– Ты... зачем?.. – Воздуха не хватало, но он всё равно силился что-то сказать. Бегом бежал по лестнице, а на лифте не судьба?
– Если ты передумал, то можешь забрать деньги. Мне не...
Я не успел сказать всё, что собирался, потому что Кир вдруг шагнул в квартиру и с размаха впечатался зубами в мои губы. От боли и неожиданности я отшатнулся, но он вскинул руки мне на шею и притянул к себе. Всё? Всё получилось?
Кир прижимался ко мне, царапая молнией ветровки. Я так и стоял истуканом: не только не отвечал, но даже не касался его, боясь спугнуть. Собой чувствовал, как его тело вибрировало, как ходила туда-сюда грудная клетка. Закрытые глаза, дрожащие ресницы... Кир поскуливал, не прекращая облизывать мои губы, вбирал их, посасывал, кусал. Точно он торопился сделать сразу всё и потому не рассчитывал ни силу, ни напор. Наверное, так целуются впервые. Впервые?! Я схватил его за плечи, отодвигая, мне нужно было увидеть лицо – найти подтверждение, убедиться.
Кир распахнул глаза и отпрянул, но я успел поймать его за воротник и притянул к себе как на аркане. Губы, уже не белые, покраснели, припухли, скулы порозовели. Кир сморгнул и опустил голову. Я взял его за подбородок и вздёрнул голову вверх. Упрямо мотая головой, он попытался вырваться, но я твёрдо держал его лицо: изучал, сканировал.
Кир не выдержал: зажмурился и, упёршись ладонями мне в грудь, оттолкнул изо всех сил. Но я уже увидел его стеснение, его страх и желание. Желание настолько сильное, что, даже вернув долг, он не смог уйти. Я перехватил Кира за руки, не пуская, и он начал рваться всё сильнее. Драка не входила в мои планы, и я ослабил хватку. У него сразу получилось вывернуться, перекрутив на себе ветровку, и теперь он извивался всем телом, стоя ко мне спиной. Я перехватил Кира за пояс джинсов и прижал к себе, он всё старался вылезти из ветровки, чтобы наверняка освободиться.
– Ш-ш-ш-ш... Тихо-тихо, т-с-с-с-с-с... – я прижал губы к его уху. – Не рвись, я тебе ничего не сделаю.
Я начал покачиваться вместе с ним, успокаивая.
– Всё хорошо-о... Я ничего тебе не сделаю. Ш-ш-ш-ш...
Удерживая Кира одной рукой, другой я обхватил его за шею. Едва касаясь кожи подушечками пальцев, поглаживал, кружа на одном месте, двигался вверх, вниз. Кир перестал вырываться, но дышал загнанно, неровно. Я по движению кадыка ловил его судорожные глотки-вдохи. Как же он пах! Кромка волос у шеи, за ухом… Как я хотел это сделать той ночью в машине!
– Ш-ш-ш-ш... – Я дотронулся губами до уха. – Всё нормально?  
Дождавшись невнятного движения головы, засчитал за да. Я по-прежнему укачивал его, обволакивал, убаюкивал. И когда Кир откинулся на меня всем телом, спросил:
– В первый раз так страшно?
Но он молчал. Я продолжал гладить его шею, другой рукой забрался под футболку. Я ждал, чтобы Кир сделал ещё один шаг без игр и пряток, сам.
– Сейчас я уберу руки, и ты сможешь уйти. Если вернулся только из-за денег, забирай.
Это были всего лишь слова, я не отпустил бы его ни за что. Хотя пока я говорил, то как будто чувствовал в себе силы разжать руки, если бы Кир сейчас дёрнулся – дверь до сих пор была открыта, сделай шаг. Но он не двигался, лишь сердце быстро стучало под моей рукой.
– Иди.
Я передумал и пошёл ва-банк. Последним ласкающим движением провёл пальцами по животу, до ямки между ключицами и убрал руки.
– Хочешь уйти? – я подул ему в волосы на затылке.
– Нет, – хрипло выдохнул Кир.
Я не торопясь, вернулся на исходную: положил свои руки Киру на живот и шею. Когда мой мизинец на мгновение оказался под поясом джинсов Кира и легко проехался по навершию головки, живот дёрнулся и заходил под моей ладонью.
– Ты всегда сможешь уйти. Если захочешь.
И словно расписавшись в обмане, с силой прижал Кира к себе и услышал тихий стон-выдох. Попался мальчик. Развернув его лицом, провёл рукой по затылку, взъерошил волосы и, едва касаясь подушечками пальцев, неспешно проследил выступающие позвонки шеи. Слегка массируя кожу головы, вновь прошёлся вверх-вниз по ступенькам-позвонкам. Я вдыхал его запах: вот он – для меня. Весь мне. Я чувствовал себя ребёнком, которого привели на конфетную фабрику и разрешили попробовать всё, что он видит.

Мы так и стояли на обозрении всего этажа. Если кто выйдет – картина маслом. Я сделал попытку шагнуть к двери и закрыть её, не отрываясь от Кира: не хочу отпускать. Он поднял голову и непонимающе посмотрел на меня.

- Дверь закроем? 

Не смог сдержаться – он так близко – я улыбнулся и прикоснулся губами к кончику его носа.

- Да, - Кир покраснел и вжался в моё плечо лицом. И это вместо того, чтобы отодвинуться и дать закрыть дверь. Продолжая улыбаться, я провёл носом по его волосам. Ладно, сейчас вместе сделаем ещё один шажок, и всё получится: вытянув руку за его спиной, я толкнулся в дверную ручку – раздался щелчок замка. Справились.

- В комнату? – вновь шёпотом ему в макушку, в волосы. 

Кир кивнул мне в плечо и снова притёрся всем телом. Он теперь от смущения вообще не отлипнет от меня? Словно сиамские близнецы мы переместились в комнату, благо всего несколько шагов. А теперь? Тащить его на уже привычном буксире дальше, в кровать? Испугаю. Не сегодня. Мы остановились на ковре, точно над тем местом, куда я впопыхах заталкивал оставшиеся лепестки. Знак?

- И что мне с тобой делать? – зачем-то произнёс я вслух. Кир оторвался от плеча и уставился на меня с удивлением. "Да-а, ты прав, глупость сморозил". Я стоял и разглядывал его, забывшего опять спрятаться. Глаза... Радужка, как дышит: зрачок то сужался, то расширялся. Приоткрытые губы… Я чувствовал, как чужое дыхание невесомо обдувало мне шею, подбородок. Пахнет... Пахнет моим Киром. Лицо так близко. Хочется поцеловать его. Он не двигался, ждал? Я смотрел на его губы. И дальше понёс уже совсем какой-то бред, должно быть мыслям было тесно в моей голове:

- Так и будем стоять? 

Кир, видимо, сделав какие-то свои выводы: неожиданно скользнул вниз, проехавшись своим телом по мне и сползая ладонями по бокам. Засаднило кожу от острых зубцов молнии. Какие горячие у него руки. Я успел только дотронуться до одной – вырвалась. Он уже стоял на коленях, едва касаясь лицом моего полотенца, скрывающего давно вставший член. Хорошо, что я люблю большие полотенца – другое давно бы упало, а этого сейчас вот совсем не надо. Лишнее. И что он собрался... Нет! В ту же секунду я запустил руки в его волосы и, дёрнув за длинные пряди, оторвал от себя, отодвинул. Потянул вниз, заставив поднять голову. "Кир, ты что фильмов насмотрелся? Что за избитый сценарий!"

- Нет, не так. Не вздумай!

Он растерянно смотрел на меня снизу. Испугается? Уйдёт? Нет, не отпущу, ни за что!

Его поза завораживала: на коленях, глаза в глаза, руки покорно, безвольно вдоль тела. Он как будто ждал, смиренно ждал моих указаний. В голове сейчас же вспыхнул красный кислотный огонь, ухнул вниз, запульсировал в животе. Нет, не сейчас, позже. Кир должен привыкнуть ко мне, к нам. Довериться. Поэтому сейчас я буду самым терпеливым и нежным, зефиркой, мать её… Или как там это называется?.. Не торопясь я ослабил захват и стал, лаская, поглаживать его голову подушечками пальцев. На всякий случай поглядывая, чтобы Кир не продолжил свою самодеятельность, приняв мои движения за разрешение. А вот сейчас и посмотрим... Мне всё равно требуется время, чтобы прийти в себя и успокоиться, чтобы не повалить его на ковёр, чтобы не взять сразу, мгновенно, загоняясь в него и выжирая изнутри собой, своим сумасшествием. Поэтому, по-ребячески загадав, поймёт ли он меня, мои движения как надо или расшифрует по-своему, я начал третий акт. Почему нет? Надо доиграть до конца, чтобы потом без фальши, без выученных реплик и отработанных поз, чтобы – наживо.   

Я продолжал перебирать его волосы, постепенно захватывая больше и больше: пальцами кружил на одном месте, потом лёгкими спиральками на затылок, а сам всё вглядывался в него, сканировал. Кир позволил – закрыл глаза, чуть отклонился назад, чтобы слитно с моими руками. Нравится? Хороший мальчик, умный, всё верно почувствовал. Теперь можно и усложнить задачу. Я усилил нажим, движения понемногу перешли в массажные. "Ты готов?" Потянул волосы, зажимая их между пальцами, движения по коже – сильнее, жёстче. Последний аккорд – пару раз, будто увлёкшись, легонько толкнул его голову вперёд. "Что ты сделаешь, Кир? Продолжишь начатое?" Мой мальчик двинулся, но не вперёд – хороший мальчик, а назад – почти совсем откинулся на мои руки и, дрожа губами, выдохнул. Всё. Занавес. Мой! Я не мог ошибиться. Сегодня ему не будет больно. Только не сегодня! Я опустился к нему на пол и встал рядом на колени. Кир распахнул глаза, словно очнулся.  

- Не бойся, всё хорошо, - неспешно притянул его лицо ближе к себе, вплотную. Почти коснулись носами. - Да? Готов? – я всё ещё держал лицо в руках. Это последний ответ, который мне нужен сегодня.

Не отрывая взгляда, он кивнул.

- Нет, Кир, так не пойдёт, - тихо-тихо, ему в губы. – Скажи.

Он шумно сглотнул, поднял руки – решился наконец – и неловко попытался то ли обхватить, то ли обнять меня прямо поверх полотенца, на границе кожи и махрового узла-нахлёста. 

- Да. Но я... Я просто...

- Ш-ш-ш... Я всё знаю, – вновь выдохнул ему в губы, прежде чем прикоснуться к ним.

Это и мой первый поцелуй. С Киром. Очень осторожно коснулся нижней губы, верхней. Прошёлся цепочкой поцелуев по губам в одну сторону, остановился, посмотрел на него, своего мальчика, потом – в другую. Глаза закрыты – трусишка. Я взял его лицо в руки, погладил щёки: большие пальцы заменили губы. Провёл по губам. "Открой глаза, Кир. Боишься? Открой глаза". Большим пальцем – чуть сильней по нижней губе, надавил... Он послушался и приоткрыл рот. 

- Молодец, ты молодец, Кир, - силы на исходе, сдерживаться всё сложнее. Хочу сорвать к чертям с себя это полотенце и вбиться, влиться, перетечь в него. Но нельзя. Сегодня я... Кто там, зефирка? Перетекаю вместе со своим пальцем к нему в рот. Оглаживаю десны, язык, провожу по зубам, ласкаю бархатные щёки... "Кажется, именно так, – я повторил то же самое движение у него во рту, но не резко, а нежно и словно лениво, – ты так меня проверял или отшивал? Открой глаза, Кир, ну же".

Почувствовал, услышал...

- Молодец. 

Снова вплотную... На чём я остановился? Мне не надо касаться его, я и так знал, что Кир возбуждён. Я будто сам чувствовал, как ноет и тянет у него внизу живота. "Придётся потерпеть, Кир, сегодня всё будет медленно, так, как должно быть в первый раз". Прижав к себе, аккуратно опрокинул своего мальчика на спину, на ковёр. Над ним... Поцелуй… Глубоко, жадно. Кир отвечал, но слабо, несмело. Всё так же страшно? Я отстранился. Кир зажмурил глаза. Провёл пальцем по спинке носа, ниже, по губам, подбородок – прочертил линию до ключиц и остановился. Верхняя пуговица – расстёгнута, остальные – наглухо. Кир сразу схватился за ворот, пытаясь не пустить. Дождавшись, чтобы руки, стискивающие рубашку, чуть ослабли, провёл по остро выступившим костяшкам пальцами, поцеловал каждую. Не пустит?

- Ки-и-ир… - между поцелуями.

Не сдаётся – вот упрямый! Пользуясь поневоле открытым доступом к другим частям его гардероба, расстегнул пуговицу на джинсах и сразу убрал руку. Не торопиться. Снова к сжатым у горла рукам. Облизать, пососать всё так же белевшие напряжением косточки. Опять – к джинсам. Дотронулся до молнии:

- Разрешишь? 

Мне пришлось долго ждать, но он всё-таки кивнул, не открывая глаз. Приподнялся, опираясь на пятки, руки так и примёрзли к вороту. "А рубашку, значит, нельзя, Кир?" Я стянул с него джинсы, следом – носки. Брифы… Не напугать. Позже. Снова наклонился над ним: рваное дыхание, глаза всё так же закрыты. Дотронулся пальцами до лба, щека, подбородок – прослеживая каждый сантиметр, каждую впадинку... Не важно, что рубашка всё так же мешает, зато я вижу дрожащий впалый живот. По нему рукой… Тёплый… Ниже... Зацепив пальцами резинку трусов, таким же неторопливым слитным движением потянул их вниз. Кир вскинул руки к лицу и ладонями закрыл глаза. Наверное, просто зажмуриться для него уже мало. Пальцами по колючему от озноба бедру. Дождался, чтобы Кир ещё раз приподнялся и стащил с него трусы, откинул их в сторону. Ветровку не снять – мешали поднятые руки. Да и рубашку он так и не разрешил расстегнуть. Пусть, потом.

Кир возбуждён. Член небольшой, как у мальчика. Сдержать улыбку не получилось – мой мальчик. Так хотелось дотронуться – такой трогательный, маленький! "В школе, наверное, в раздевалке дразнили..." От этой некстати пришедшей в голову мысли меня затопила такая нежность: как хмель в голову ударила, закружила… Не хватало начать жалеть его, даже желание ушло на второй план. Коснулся подрагивающего стволика, едва-едва. Кир подался всем телом к руке. Я уже сильнее обхватил член, медленно провёл вверх, вниз, наклонился и тягучим движением слизал выступившую каплю – почувствовал, как сильно вздрогнули мышцы живота под рукой. Ещё раз лизнул головку. Кир попытался отползти, но я даже двинуться ему не дал. Наконец, он убрал руки от лица и упёрся ими в меня, в плечи, в шею, в подбородок... куда попал с закрытыми глазами. Но не оттолкнул, а стал удерживать на расстоянии. "Не буду, хорошо. Сегодня всё, как ты захочешь". Мне было чем заняться: я склонил голову к своему плечу: рука, вот она, совсем рядом. Прикоснулся губами к пальцу, указательный, он ближе всего. Помедлив, коснулся ещё раз. Теперь губами по всей длине. Языком. Губами. Моя мечта... Как долго я ждал: обхватить губами кончик пальца, вобрать постепенно в рот весь, облизать, посасывая… 

Кир, неужели можно ещё сильнее зажмуриться? Второй палец. Тоже в рот. Теперь два... Яйца ломит так, что в глазах темнеет. Как там Сашка сказал – в двойной узел? Сложно, но сделаем!..

Нет, долго не выдержать. Хорошо, что я в полотенце. Мне сегодня... Сегодня всё для Кира. А со мной – как получится... Громкий стон. Он тут же, видно испугавшись, закрыл рукой рот. Той, что свободна, пока – свою добычу я не выпустил. Но и Кир не собирался вырываться: его пальцы чуть двинулись у меня во рту... Нравится? 

Его ветровка, как панцирь… застёгнутая рубашка. Хочется содрать всё. Почувствовать всего. Мой. Но не сейчас. Глазами ниже. Облизать. Вылизать живот, пупок, но не получится. Я занят сейчас – рука... Меня не оторвать…

Смазка... К чёрту смазку! Не так. Сегодня будет идеально. Всё для Кира.

Словно неохотно выпустил его пальцы изо рта, вновь насадился. Ещё раз. Стон. Другой рукой Кир по-прежнему пытался сдержать звуки, но получалось плохо. Значит, пора: я облизнул свои пальцы и провёл ими между ягодиц. Кир вздрогнул всем телом, подтянул к себе колени в попытке уйти от моих прикосновений, вывернуться... Хорошо, что он не видит мою улыбку: "Запутался? Хотел спрятаться, а получилось, что больше открылся, глупышка". 

Выдержка на нуле: кончу вот-вот, под этим самым крепко закрученным полотенцем. Я осторожно  дотронулся до ануса. Снова облизал пальцы и опять коснулся входа, погладил… Со смазкой было бы лучше. Провёл рукой по животу Кира – здесь её достаточно. И уже с его смазкой заскользил, разминая сжатые пульсирующие мышцы. Время подошло, пора. Палец осторожно внутрь, не глубоко. Кир распахнул глаза: задержался взглядом на мне, потом – потолок... Он хоть что-нибудь видел? Не важно, главное – не останавливает. Медленно-медленно я двинулся глубже. Гладкий, жаркий, тугой… Кир опустил руку на свой член. "Сегодня всё, как тебе хочется, Кир".

Вот оно. Стон. Провёл ещё раз. Кир, подбрасывая своё тело, подался ближе. Его руки уже на полу, пальцами по ковру – прочертил глубокие дорожки в ворсе. 

Пусть пока только пальцами… Ещё раз провёл, чуть сильнее. Горячий, нежный... Кир стонал, уже не сдерживаясь. Опять подбросил тело вверх, пытаясь повторить. Снова обхватил рукой свой член. Я старался попасть в такт с его движениями. "Что ж ты так торопишься..."

Сейчас, совсем скоро... Я склонился над приоткрытыми губами… Глубже, сильнее, ещё. Языком. Пальцами. В ритм...

Тихий вскрик мне в рот. Я отодвинулся, вынимая пальцы и давая дышать. Хотелось смотреть и смотреть на него: испарина на лбу, влажные волосы, пересохшие губы, глаза прикрыты уже расслабленными веками. Поцеловал каждый, ощутив, как дрогнули ресницы. Обнял, ловя собой последние волны разрядки. Отодвинулся и, держа его руку, провёл ею по судорожно вздымающемуся животу, пальцами по дорожке спермы. Другую руку Кир тут же поднял к глазам и положил запястьем на переносицу. Закрылся. 

- Кир, посмотри на меня. Пожалуйста, - я потянул руку на себя. – Я хочу видеть тебя. "Ты должен всё увидеть".

Сперма с его живота собрана. Кир решился, он смотрел на меня. Я поднёс его руку ко рту и, не отводя взгляда, стал облизывать каждый палец, ладонь, между пальцами. Не упустил ни миллиметра. Мой мальчик даже не покраснел, а запламенел смущением.

- Ты – мой, Кир.

Поцеловав напоследок ладонь, я лёг рядом на ковёр, продолжая смотреть на него. Повернувшись на бок, он стал уползать от меня ниже, ниже, пока не уткнулся лицом в подмышку, пытаясь зарыться мне под руку. Я поцеловал в подушечку каждый палец по очереди, потом сначала... Кир где-то там горячо дышал в меня, а я ласкал его руку. 

Мой.

Солнце давно село – за окном синяя летняя ночь. Мы лежали с Киром на ковре, касаясь друг друга плечами. Я ощущал мягкий ворс голой спиной и представлял себе лицо Кира, узнай он, что где-то под нами лежат розовые лепестки – вдавленные в пол и растёртые в прах нашими телами. Воображал, как он будет подбирать жалкие ошмётки с пола, в ужасе глядя на меня. Другие, в коробке в шкафу, наверное, уже завяли – забыл положить в холодильник, как сказал курьер. Показать ему? Всё, что было ещё пару часов назад здесь, в этой комнате, казалось мне одновременно и смешным, и каким-то раздражающе неприятным: подготовка к приходу Кира, тщательно спланированный спектакль. Не хочу. Ему не надо знать.

Наверное, со стороны мы выглядели нелепо: Кир – всё так же в ветровке и рубашке, я – в полотенце. В неприятно липнущем ко мне полотенце. Я был настолько увлечён своим мальчиком, что не помнил, в какой момент кончил: то ли, когда увидел, как он обхватил свой член рукой, то ли когда я наконец добрался до руки Кира и взял в рот его пальцы. 

Голос Кира... Он что-то рассказывал… Родители, учёба, девушка какая-то, друзья... 

Как только Кир остыл после оргазма, освободился от судорожного дыхания, успокоился, я сам попросил его, фокусируя взгляд на потолке: 

- Рассказывай. 

Он не стал уточнять: "что?" или "зачем?" Он просто заговорил. Я слушал и рассеянно перебирал, ласкал его пальцы. Слушал? Отдельные разрозненные слова нехотя цеплялись за мой слух, но тут же соскальзывали. Рука Кира уже привычно в моей и сейчас этого было достаточно. Я водил вверх-вниз по каждому из пальцев, задерживаясь на фалангах, и слушал, казалось бы, знакомые мне буквы, слоги... В какие слова их складывать? Зачем? 

Он вбирал, впитывал голос Кира, его самого, наслаждался близостью наконец полученного тела, насыщался им и... совсем не слышал, того, что ему рассказывали. Сейчас всё казалось неважным. Кир, лежащий рядом и доверчиво вложивший в его руку свою и, может даже поверивший ему, это – главное. 

Сергей пропустил почти театрализованное представление о менеджере-Тамаре, пригрозившей выгнать студента за "приставание к клиентам":

- …Представляешь, Ар придумал, как их отшивать. Почти всегда помогало, - Кир с опаской покосился на Сергея, прикидывая, помнит ли тот, как один из приёмов опробовали на нём самом. Не дождавшись реакции, успокоился и даже изобразил Ара, который разойдясь не на шутку, и периодически утирая появляющиеся на глазах слёзы, со смехом предлагал то один способ, то другой. 

Ничего не слышал Сергей и про ректора, что на прошлой неделе недвусмысленно дал понять, что с такими пропусками и хвостами отчисление Кира не за горами. Пропустил историю про развод родителей. Он был занят – так и не выпустил руки Кира. "Теперь надо взять левую... Хочу". Приподнявшись на локте, Сергей склонился над лицом Кира. Тот замолчал и тоже внимательно смотрел на него, вдруг протянул руку и дотронулся до губ пальцем. Сергей словил его движение, захватил ртом смельчака, сдавил зубами… 

Кир нравился ему таким: серьёзным, сосредоточенным и даже немного настороженным. Теперь Сергей знал, какой он, каким может быть. И тем интереснее было наблюдать за ним, соединяя в своей голове две картинки – "до" и "после", "тогда" и "сейчас". С усилием вытянув палец изо рта, Кир провёл им по подбородку, перешёл на шею и замер во впадине между ключицами… 

Услышав в вечер спора от Сашки, что Кир – красивый, Сергей опешил. Он не понимал, почему сам не видит этого. Разглядывая его, обласкивая взглядом каждую чёрточку, Сергей и сейчас не видел "красивого Кира". Одно знал и видел точно: стоит ему сейчас проявить настойчивость и парень будет извиваться под ним, подмахивая и издавая такие стоны… Это сводило с ума, будоражило кровь, сбивало дыхание. И поэтому, глядя на двигающиеся губы Кира, который опять что-то увлечённо рассказывал, Сергей снова не слышал ни слова, не понимал. 

Я лежал и смотрел на него. Надо же... Если бы меня попросили описать Кира тогда, в беспросветный период напрасного катания к нему на заправку, чтобы только видеть его, то я бы не смог. "С чего Сашка решил, что он красивый?" Светлые волосы, прямой нос, губы, глаза – всё как у людей. Ничего выдающегося. Хотя нет. Есть одно, что выделяло его из всех: этот невозможно упёртый парень – мой. Только мой! Здесь каждая мышца сейчас расслабленного лица, каждый волосок и изгиб тела – принадлежат мне. Руки… Долгий рассказ у него получается. "Ки-и-ир, хочу тебя..." 

- Ты ведь ничего не слышал, из того, что я говорил?

Его рука всё ещё в моей: я поднёс её к губам. Заждался... Запястье, открытая ладонь, перевернуть руку, каждый палец, каждую косточку губами, языком, зубами прихватить, прикусить и всё время – в глаза: "Тебе нравится, Кир?"

- Ты ведь мне расскажешь ещё раз, завтра? - не соврал я.

Мне и так пришлось прерваться, чтобы ответить. Надо снова взять в рот указательный палец, продолжить его сосать… Кир кивнул, дыхание сбилось – не до слов. 

- И послезавтра... 

Совсем рядом приоткрытые губы. 

- ...и через неделю...

Кир не отрывал глаз от моего рта. 

- ...и через год. 

Он следил за моим языком.

- Расскажешь мне? – я любовался эмоциями на его лице.

Глаза моего мальчика затуманились, грудь под рубашкой заходила быстрее. Кивнул.

"Нет, Кир, на сегодня хватит. Продолжим завтра, всерьёз. Тебе всё понравится, уверен".

- Спать? – выпустив руку, я наклонился ниже и, не дожидаясь ответа, звонко чмокнул в нос. - Да?

- Здесь?

Видно, что он разочарован. Хочет ещё? Не-е-ет. Всё завтра.

- Пошли спать, - я позвал настойчивей.

- А ты...  

Я не дал ему договорить. Мне не надо сейчас вопросов, ответов, мне просто нужен Кир под боком в моей постели. Ещё раз чмокнув Кира, но уже в губы, запечатал все следующие слова. Поднявшись с пола, протянул ему руку. Он встал сам и, оглядев себя, покраснел. Видок ещё тот: взъерошенный, раздет ровно наполовину, перекошенная полурасстёгнутая рубашка с ветровкой. Я потянул его за рукав: 

- Снимешь?

Кир кивнул и начал её стягивать, избегая моего взгляда. Надо принести ему что-то надеть, заодно и самому не мешало бы охладиться.

Как он улыбнулся, как посмотрел, когда увидел меня, вернувшегося с халатом. Совсем смутился, когда я помог ему одеться. Глядя на него такого, моё сердце сделало дополнительный толчок, выбившись из обычного ритма. Тело, забыв про ледяную воду только что в душе, вспыхнуло тугим жаром. Член мгновенно налился кровью и тут же вспрыгнул под полотенцем. О как! "Кир, тебе нельзя так улыбаться – я кончу в секунду". 

Обнять и не отпускать… Кир попытался завязать пояс, успеть до того, как я притяну его к себе, но не вышло – его руки с бесполезными концами махровой полосы оказались зажаты между нами. Я убрал их, развёл в стороны: так хотел почувствовать его всего, целиком, кожа к коже…

"Так держи. Запомнил?" Я прижал уже расслабившиеся руки вдоль тела, к бокам и развёл полы халата в разные стороны. Да! Теперь моё полотенце – к чёрту. Мой мальчик, каждым изгибом своего тела мой, каждой клеточкой... 

Вот ведь несносный! Всё делает по-своему – не стоится ему спокойно: вывернулся из моих рук и скинул халат совсем. Снова прижался и, дрожа, выдохнул. Значит, теперь он точно готов, он хочет и даёт мне это понять. А вот теперь я сам не смогу до завтра – не вытерплю. 

Кир цеплялся за меня руками, тёрся, лизнул в плечо. Я последние секунды, удерживая себя каким-то чудом, ждал что будет дальше. Его трясло, как в ознобе, улыбаясь ему в макушку, я еле сдерживался, чтобы не начать успокаивать. Он провёл языком по моему плечу ещё раз и... прикусил кожу зубами. "Так хочешь?". Нужно ли мне, чтобы он сам попросил, хочу ли я дальше мучить его и себя заодно?.. 

- Серёж, я... Ты думаешь, что я... – слова у него кончились.

- Кир, пойдём в кровать, там скажешь, ладно? – отцепив его от себя, я поднял халат с пола и набросил ему на плечи. – Идём?

Не дождавшись ответа, я потянул его за пустой рукав за собой.

Кровать. Одеяло и халат – на полу: пришла моя очередь разговаривать.

Долгая растяжка. Бесконечная. Очень много смазки. Звонкий вскрик Кира: я – внутри. Переждать. Вместе. Вместе дышать и тут же забыть сделать вдох, глядя на намокшие ресницы, следя за скатывающейся каплей с уголка глаза… Наконец, Кир коснулся рукой моей спины и провёл вниз, стирая выступившую испарину.

- Могу? 

Мой мальчик лежал с закрытыми глазами, закусив губу и блестя влажными дорожками на висках. Как в замедленной съёмке кивнул в ответ. Первое движение... Не то. Чуть левее. Не так... Немного сдвинувшись и внимательно следя за мимикой Кира: он поморщился, значит, опять не то…

Полуоткрытый рот… Хотелось склониться к нему, но лучше без лишних движений, чтобы меньше боли. Вдруг Кир вздрогнул и шумно выдохнул. Так? Ещё раз. Ещё толчок. Задышал чаще мой мальчик. Капли пота на лбу, упавшая прядь на лице... Забавно морщась, Кир силился убрать её, щекочущую – не получилось, но он тут же забыл про неё, когда я, сохраняя найденный угол, стал вновь и вновь выходить и погружаться в него. Он мой!

…Кир на пределе. Стон-вскрик. Громко. Теперь после каждого моего толчка я слышал его. Опустив руку, Кир потянулся к своему члену. Обхватил его и заскользил – вверх-вниз... У меня были другие планы. Хочу попробовать: плавно, но настойчиво убрал его уже мокрую от смазки руку.

- Не надо, Кир.

Всхлипнул, замотал головой и вновь обхватил член. Я видел, как смазка натянулась прозрачной ниткой…

- Кир, мальчик мой, не надо, убери руку. 

- Пожа-а-алу-уйста-а-а, я не могу-у... Мне надо... – подвывая, хныкал Кир.

"Что ж ты из меня монстра-то делаешь..." Но не уступил: сделал ещё один толчок, ещё, резче, ещё. Ещё глубже, продолжая удерживать, не пускать...

- Давай, Кир, кончи для меня, - снова толкнулся в него. Склонился ниже и зашептал в губы... - Ну, Кира! Давай! 

Толкнулся ещё раз, вильнув бёдрами... Закричал, мой мальчик, забился. Заплакал? 

Накатило, взорвало... Я чувствовал свой пульс внутри Кира, его пульс... наши... вместе.

…Кир – расслабленно подо мной. Я ещё не вышел из него.

- Ты как? 

Не открывая глаз, притянул меня к себе за шею, даже попытался обхватить ногами. Они дрожали, ничего не получалось, но он всё равно тянул к себе, ещё ближе… Невнятный просящий шёпот и я сдался, чуть не падая на него. "Кир, ближе уже нельзя!"

- Всё хорошо? – он в ответ лизнул моё плечо и закивал, соглашаясь. – Кир, отпусти, тебе тяжело.

Снова быстро-быстро, но уже отрицательно помотал головой. Понятно – боится посмотреть на меня, стесняется. Вот ведь, ребёнок!

- Кира... – болезненный укус за плечо. Понял, не буду, сейчас не буду. Я стал гладить его по голове: непросто приспособиться, пытаясь удержать хоть часть своего веса на руках. – Отпусти, Кир. Тебе наверняка неприятно сейчас. Дай мне выйти, тебе надо отдохнуть, - опять упрямо мотнул головой, всхлипывая мелкими глотками. Выдохнул… Рвёт грудь от нежности:

- Тс-с-с-с-с, всё хорошо... Ты мой сладкий мальчик... Отпустишь? – как не слышит. Ладно, а так: - Шоколад будешь? – Кир замер, даже перестал дышать. – Будешь?

Чуть отодвинулся. Недоверчивый взгляд и неуверенный кивок в ответ:

- У тебя есть шоколадка? 

Да что ж за ребёнок мне достался-то? И где это всё раньше пряталось?

- Была где-то. Принести?

Уже смелее кивнул. Ещё не все слезинки высохли, не все вытерлись об меня. Я стёр пальцами оставшуюся влагу.

– Отпустишь? Схожу.

Наконец он разжал руки, и я смог подняться. Кир, раскрасневшийся и смущённый, живот опять в сперме... Увидев, что я смотрю на него, зашарил рукой около себя… Одеяло искал? Оно на полу – не выйдет спрятаться. Но он нашёл выход – зажмурился. Я сел рядом и стал стирать белёсые следы, растирая рукой по его животу. Кир схватил меня за руку, остановил... Склонившись, я поцеловал его в закрытые веки, в лоб, спустился поцелуями по носу, к губам. Кир открыл глаза и прошептал мне в рот:

- Серёж, ты же хотел... Шоколадка...

Кир снова возбуждён: он стеснялся моего взгляда, своего вставшего члена. Я чувствовал его, упирающегося мне в живот.

- Кир, подождёшь немного, ладно?

Застонав, он привычно закрыл лицо рукой. Я не смог уйти и оставить его таким. Всё для него: быстро, не буду мучить...

Очень скоро от шоколадки ничего не осталось – Кир быстро расправился с ней, забыв предложить мне. Так и ел, лёжа: сначала засовывал конец сладкой плитки в рот, и только потом отламывал. Шоколад разламывался криво, крошился, потом нагревшись от рук, начал размазываться по рукам, оставляя сладкие следы на губах...

Я уже не хотел шоколад. Сейчас для меня главное – руки. Доел? Кир разглядывал свои коричневые пальцы. Пора!

Наклонившись над ним, лицо в лицо, я взял его ладонь: пальцы дрогнули мне в ответ и... Нет, мои! Не знал, с какого начать... Пять, пять возможностей насладиться: языком, губами... Каждый взять в рот, каждый, не пропустить ни одного. Ни за что. Теперь ладонь... Нет, без шоколада слаще. А раз рука уже чистая, значит... И я повторил весь путь сначала.

Когда я успел заснуть? Кир не спал: голова – на моём плече, что-то выводил пальцем у меня на груди. Я прислушался к ощущениям... В крестики-нолики играет? Вот ведь!..

За окном светало. Где-то там, совсем близко от нас – белые ночи. 

- Когда у тебя кончится сессия? – в ответ он лишь дёрнул плечом. – Не знаешь ещё? Пересдача? 

Кир тяжело вздохнул и уполз с моего плеча, чтобы кивнуть мне куда-то в бок. Я взял его за руку, которая только что выиграла партию, да так и осталась лежать на моей груди.

- Когда сдашь, поедем в Питер? – несколько быстрых кивков. – Никогда не видел, как разводят мосты. Столько раз был и ни разу не видел: то лень, то спать охота, а до моста о-го-го сколько топать. Погуляем с тобой ночью, посмотрим? – снова быстро-быстро закивал в мой бок, уже начавший получать удовольствие от такой формы беседы.

- Кир, ты теперь больше никогда не будешь со мной разговаривать?

Он тихонько вытянул свою руку из моей и начал другую партию в крестики-нолики, но уже на моём боку. И правда, зачем разговаривать?.. Он, едва касаясь, водил по мне пальцем. Сначала я даже пытался угадывать, за кого сейчас играет Кир – за ноликов или крестиков и кто выигрывает, потом бросил, сбился. Сосредоточиться не получалось: прижавшись всем телом и щекоча своим дыханием, рядом со мной лежал мой мальчик, и я плавился от его тепла и ещё чего-то такого, что заставляло меня сглатывать, чтобы убрать разрастающийся в груди незнакомый игольчатый ком. Долго он будет прятаться?

- Тебе больно? – вдруг догадался я.

Приподнялся на локте, чтобы увидеть его лицо. Замерла на полдороге рука, рисующая нолик... Кир опустил руку и отрицательно мотнул головой, щекотно мазнув волосами.

- Правда? Скажи, как есть, - попросил я, продолжая смотреть ему в макушку.

Кир задрал голову и словно бы виновато неловко пожал плечами.

- Сильно?

Кир тепло уткнулся мне в бок лицом и быстро-быстро замотал головой, каждый раз проезжаясь носом по моей коже. 

- Ну и хорошо. Хорошо, что не сильно больно, - я погладил его по голове. 

- Спи, - Кир вздохнул. – Спи, мой мальчик. Ты, ведь, мой? 

Он подул мне в бок, лизнул и гулко угукнул. 

Понедельник. Сегодня с обеда я "в поле", сам напросился, потому что днём мне нужно было попасть в город – очень важное дело.
С самого утра в нашей комнате уже сидела Светлана – совещалась с Юркой и Ромкой. Когда я зашёл, они замолчали.
– Я работать. Потом расскажете. – С этими словами будто уже и не совсем "стерва" удалилась.
– Переговоры с недружественным отделом с утра пораньше? – я решил поддеть оставшихся заговорщиков.
Они замялись, но, в конце концов, разошлись по своим местам. Люба болела, и сегодня  собрался чисто мужской коллектив. Работали молча, из комнаты никто не выходил – обычно курила только Люба.
– Сергей Викторович, а вы уже отдали свой отчёт по "Альтаиру" Ру... Анатолию Николаевичу?
– Ром, с чего вдруг такие церемонии? Ещё на прошлой неделе отдал. Я где-то накосячил или появились новые цифры?
– Нет, Сергей Ви... Сергей, всё в порядке. С утра заходил шеф, интересовался тобой. Вот я и подумал, вдруг ты отчёт альтаировский не сдал.
– Он спрашивал что-то конкретное?
– Нет, просто поинтересовался, будешь ли ты сегодня в офисе, – включился в диалог Юрка.
– До обеда буду здесь, после – на торговых точках, тех, что мы наметили раньше, как контрольные. Рубероид послал. Потом сразу домой.
– Может, перед уходом зайдёшь к Никодимычу?
– Он же не просил зайти или я что-то упустил?
Мне казалось, или они действительно пытались вынудить меня сходить к шефу. Я мельком глянул на одного, на другого: Ромка явно что-то изображал лицом Юрке – конспиратор хренов.
– Серёг, просто зайди и всё. Тем более, ты в отпуск собираешься, его всё равно надо согласовать.
– Если оставите меня в покое, то схожу.
За двадцать минут до обеденного перерыва я, взяв бумаги и на всякий случай планшет, под многозначительные взгляды вышел из комнаты.
Никодимыч, как обычно, висел на телефоне, а точнее, сразу на двух. Я уже не раз замечал, если шеф в кабинете, то он всенепременно хотя бы по одной трубе, но разговаривает.
– Заходи, Сергей, сейчас.
Пока он разговаривал, я разглядывал новые цветные жалюзи. Здоровенный комнатный цветок, что раньше стоял при входе, теперь придвинули к окну. Люминесцентные лампы как прежде "радовали" привычным разноголосым потрескиванием.
– У тебя вопрос какой-то? – Наконец Никодимыч положил телефон на стол.
– Я по поводу отпуска.
– Да, действительно, ты же из отдела обычно первым уходишь. За две недели без тебя, я надеюсь, ничего экстраординарного не случится? Концы подчистил?
– До конца недели добью.
– Значит, с этим разобрались. Другой вопрос – дело вот какое...
Снова заорал дурным голосом входящий звонок на телефоне шефа.
– Да. Зачем? Хорошо... – он закрыл микрофон рукой и зашептал мне: – Без меня лампу ну никак не выбрать.
Никодимыч ещё минут пять мычал что-то одобряюще-поощрительное в трубку. Если так пойдёт и дальше, то я не успею сегодня сделать всё, что запланировал.
– Сергей Викторович, вы давно работаете у нас в фирме. – Шеф, снова прикрыв рукой микрофон, вернулся к нашему разговору. Его официальное обращение заставило меня втянуть живот. – В последнее время ситуация, складывающаяся на рынке, диктует нам свои правила. И некоторые из них заставляют задуматься по-настоящему. Думаю, пора нам с вами...  Да, дорогая. Да, беж подойдёт. – Он снова включился в покупку лампы.
Такую фразу недоговорить! Вот, значит, что за стихийное собрание я наблюдал сегодня в нашей комнате. Увольняет? Значит, и впрямь пора мне двигаться дальше. Тогда и мне рынок сможет что-то там надиктовать...
– О чём это мы? А, твой отпуск! Когда планируешь?
– Через неделю, со следующего понедельника. Могу писать заявление?
Как я понял, Никодимыч потерял нить нашего с ним разговора. Или сделал вид.
– Пиши. Ты сейчас уезжаешь, как мне сказал Анатолий Николаевич?
– У меня до вечера несколько точек, хочу всё успеть.
– Серёж, ты не думал о переменах в своей профессиональной деятельности?
Я уже было поднялся с кресла, но пришлось вновь опуститься в него.
– Честно говоря, нет. У вас есть мысли на этот счёт, предложения?
– Мысли есть, но пока ещё не всё ясно, поэтому давай вот как сделаем: ты сейчас отгуляешь отпуск, а потом, по возвращении, мы с тобой всё и обговорим.
– Речь об увольнении?
– Жизнь покажет, Серёж.
И под эту загадочную фразу я вышел из кабинета. Идя до машины, так и эдак прикидывал направление будущего разговора с шефом. Что конкретно он хотел сказать, непонятно, зато ясно, что этот разговор напрямую вытекал из последних событий: порученного Любе договора, знакомства со "стервой-коброй" Ольгой, даже моего разговора с Никодимычем в коридоре. Но раз таинственная беседа отодвинулась на некоторое время, то я решил выкинуть её из головы и сосредоточиться на работе. Но сначала необходимо было заправиться. Причём срочно. Очень. Мне не требовался для этого датчик бензина – теперь я всегда знал, когда пора заправляться.
На заправке я подкатил к третьей колонке, как раз освободилась. Заправщик в фирменной одежде сразу вставил пистолет в бензобак. Я нажал на кнопку и стекло с моей стороны опустилось.
А сервис, я смотрю, здесь начал хромать. Персонал ведёт себя без должного уважения к клиентам: заправщик оставил пистолет в бензобаке, обошёл машину и, подставив руку, навалился спиной на дверцу. Это даже не отсутствие уважения, а самое натуральное хамство – чуть не улёгся грязной униформой на мою детку! Жаль, не видно лицо нахала. Зато его рука – чтобы ему, видите ли, мягче было опираться на кузов – наполовину в моей машине. Я стащил с чужой ладони грязную перчатку...
Он всё-таки носит мой подарок: белое золото, двойная якорная, плотное широкое плетени. Я не мог не сделать подарок Киру. Нет, его руке, вот этой... Я втянул запах Кира от запястья, сдвинув языком холодную змейку браслета. Этот браслет, удачно отрекомендованный мною как "серебряный", манок для меня, блажь. Мне необходимо видеть доказательство, что Кир мой. Мой! Это взрывало мозг круче секса. Как он шипел, когда впервые увидел его, закатывал глаза: "Я это не надену! Всё равно сниму!" Осмелел мой мальчик – зубки начал показывать. Кир люто ненавидел разные бабские, как он называл, штуки. (Хорош бы я был с лепестками в тот день.) Пришлось уговаривать. Убедил, хватило пяти минут. Я знал, выучил, как именно он любит, и что после с ним можно делать, что хочешь. В итоге он сам застегнул браслет на руке. Первое время я проверял, носит Кир мой подарок или нет. Потом перестал – не снимет, знал. Хотелось думать, что это я так хорош, но догадывался, что дело в другом. Пока. Потому что всё равно всё будет, как мне надо. Рано или поздно.
Хорошо, что меня не видно из-за его спины. Да к чёрту! Я не касался Кира уже четыре часа. Вчера... Лучше не думать.
Пока заполнялся бензобак, пока были эти минуты, я втянул в рот указательный палец Кира, поласкал языком, наигравшись, облизал каждый палец по очереди. Нежно, сладко... Мне не показалось, я услышал стон – шумное дыхание после выдало его с потрохами. Значит, именно с этого местечка сначала. Потом по этой косточке пройти губами, языком... Я целовал, ласкал тонкое запястье, сначала обходя полоску металла, потом по нему, снова вокруг, боролся с диким желанием выйти из машины: увидеть его лицо, глаза, приоткрытый рот. Рвало крышу до сих пор, когда я видел, как Кир возбуждается: зрачок затапливал цветную радужку, губы приоткрывались, показывая кончик языка между ними…
Неважно, что от его рук несло бензином, и что через мгновение он оттолкнётся от дверцы и, как ни в чём не бывало, отойдёт к пистолету, даже не заговорив. Играется... Как же долго до вечера. Сдохну от желания!
Не сразу щёлкнула крышка бензобака. Кир вставил пистолет в колонку и ушёл, низко наклонив голову, привычно спрятавшись за козырьком бейсболки. Даже не оглянулся, упрямец! Около магазина на стоянке я вышел из машины. "Твой" было написано пальцем на пыльном боку моей детки. Я улыбнулся. Мой Кир, непокорный и податливый. Только мой.
Я обвёл эти чертовски важные для меня буквы. Но кто сказал, что это извинение за хамское обслуживание? Сегодня, когда ты приедешь ко мне после смены, я припомню твоё вызывающе безобразное поведение. Потому что сегодня будет до слёз. Я запомнил как, записал на подкорку. Ты только мой! И чтобы это навсегда поселилось в твоей легкомысленной голове, буду каждый вечер напоминать тебе.