Всё будет!

Чёрт, бензин кончается. А лампочка уровня топлива так и не собирается загораться. Хорошо, что заправка рядом.
– Ну давай, детка, давай ещё немножко, – казалось, что это у меня бензин на исходе, что это я, обессилев и едва дыша, ползу по дороге.
Свернув наконец на заправку, я облегчённо выдохнул. Сразу заломило плечи, захотелось сделать глубокий вдох: даже не заметил, как задерживал дыхание последние несколько минут и как сильно вцепился руками в руль.
– Сейчас, детка, сейчас.

***
<i>– Красивая машина, мощная, движок неплох. В сети уже всё излазил, теперь поехали посмотрим? – уговаривал друг.
И они поехали.
Когда Сергей увидел её в автосалоне, то сразу решил, что купит только эту машину. Сашка привёл его в тот день посмотреть на свою мечту – синий, хромированный Land Cruiser 200. Сергей всячески одобрил его выбор и достаточно красноречиво выразил это: посидел в салоне, уважительно покачал головой, обходя джип по периметру, со значением провёл рукой по блестящему крылу, даже присел около колеса и потрогал ослепительно никелированный диск. В механике он ничего не понимал, поэтому не стал ломать комедию: открывать капот, делая вид, что разглядывает мотор, которого и видно-то не будет из-за закрывающего его кожуха.
Считая, что выполнил программу "Друг, оцени тачку", Сергей отправился бродить по залу. Тогда и состоялась эта судьбоносная встреча – BMW X5 серого цвета.
– Платиново-серый, – со значением уточнил консультант, почувствовав потенциального покупателя. 
Сергей, замерший напротив бэхи, напрочь забыл, зачем тащился сюда через весь Новгород сквозь мокрый снег. Сашкина машина? Не-е-ет! Он приехал исключительно для встречи со своей "деткой". 
"Она будет моей, решено!"
Бόльшая часть суммы у Сергея имелась. Он много работал, мало тратил и почти не отдыхал. Сашка регулярно промывал ему мозги в каком-нибудь увеселительном заведении на тему «надо больше отдыхать, чудик». Недостающую часть Сергей одолжил и через полгода, когда машина пришла из Германии, уже ездил на своей "детке". Он гордился своим железобетонным упорством – если ставил перед собой цель, то всегда её достигал. 
Цели за его тридцатилетнюю жизнь стояли разные. Особенно хорошо Сергей помнил свою первую победу – новый рюкзак взамен надоевшей, но, в общем-то, удобной сумки. Серёжу Звонарёва не остановило, что с похожими ходило полшколы, он просто очень захотел рюкзак. Серёжа так тонко выстроил беседу с родителями, что с вожделенным рюкзаком появился в своём 10 Б уже к концу недели. Сумку, впрочем, оставил, чтобы ходить с ней на тренировки по карате.
Идя в тот стратегически важный переговорный день домой, он решил за ужином обмолвиться о неожиданно возникшем интересе к спорту: если родители, это те, кто оплатит его мечту, значит, в первую очередь нужно думать о них. Восточные единоборства – это был выбор родителей, но до сегодняшнего дня Серёжа яро сопротивлялся любой физической нагрузке в свободное время. Чуть погодя, после чая, между прочим, выразить сожаление, – "Может не получиться..." Мама уже наверняка к этому моменту представила своего единственного сына в белоснежном кимоно, папа просчитывал возможность получения медалей, а тут – такое… Как не получится? О, сы́ночка хочет стать самостоятельным и начать зарабатывать? Даже уже нашёл себе место? Похвально, конечно, а как же спорт? Без подсказок ясно, что одновременно учиться, работать и серьёзно заниматься в секции никому не под силу. А зачем сы́ночке деньги? Не стόит немного повременить с финансовой независимостью? Хотел на первую зарплату, купить рюкзак для школы? Ай, какой молодец – для школы! Можно, наверное, разрешить им, не чужим ему людям, купить этот рюкзак, чтобы сосредоточиться на учёбе и спорте? 
Дело сделано!
Правда пришлось всё-таки записаться в спортивную секцию. Но ведь за всё надо платить. Со временем Сергею даже понравилось, и он прозанимался в ней до окончания школы. Главное – тогда, в десятом классе, он смог не опуститься до вульгарной торговли: "Вы мне – рюкзак, а я буду заниматься спортом". Всё сделал настолько красиво, что родители даже гордясь сыном за умение рассуждать "по-взрослому", разрешили ему принимать участие во всех семейных советах: и планы летних поездок, и выбор обоев в комнату. Но что особенно ценно – время прихода домой по вечерам, возможность оставаться с ночёвкой у друзей и полная неприкосновенность своей комнаты. 
Сергей рос, и цели менялись. Последняя была – покупка машины. И он её добился! 
Машина была идеальна. Почти. Только топливная лампочка вела себя своенравно. Ни официальная станция техобслуживания, ни работники придорожных автомастерских, ни народные умельцы в задрипанных гаражных боксах на окраине – никто не мог понять, что с этой лампочкой происходит. И Сергей смирился. Как смиряются с безобидным закидоном своей любимой, а потому идеальной женщины, чьё совершенство оттеняет милый незначительный брачок. Женщины...</i>

В моей жизни была только одна женщина – немка по происхождению, с глазами серого цвета. Все другие после того, как я встретил свою "детку", неизменно проигрывают рядом с ней.
Хотя нет, женщины проигрывали всегда. Даже не так – они не играли вовсе. Жизнь играла другими красками. Краской. Но уступать своим желаниям, уступать официально не хотелось, поэтому для всех я всеяден. Игра за другую команду: подавляя и подчиняя, через себя. Другим знать не обязательно. Но, может, когда-нибудь... А пока мой цвет – один. "Цвет небесный, синий цвет полюбил я с малых лет. С детства он мне означал синеву иных начал"*. 
Диагноз? Жизнь.

– Сейчас, детка, заправимся. – Мы с "деткой" дотянули до колонки, а значит не надо устраивать ритуальные пляски с канистрой, да и по шее не получу за опоздание на работу. Настроение сразу скакнуло вверх и всё вокруг вдруг стало ярче, радостнее. Закатиться сегодня к Сашке, что ли? Давно не виделись: посидим, глянем что-нибудь из новенького или старенького.
Я подъехал к третьей колонке. Заправщик – в фирменной жилетке, кепке с большим козырьком, на руках обрезанные перчатки. Задержавшись на нём глазами, я вдруг представил, как этот работяга по ночам, при свете лучины (почему именно лучины?), ножницами обрезает нормальные человеческие перчатки до состояния называемого "рабочие, заправочные". От такой сюрреалистической картины я даже рассмеялся, но душа требовала продолжения, и меня понесло. Почему кепки у заправщиков с такими большими козырьками? Неудобно же, обзор-то маленький. Они не хотят видеть лиц приезжающих водителей или не хотят, чтобы те их видели? Особенно, если так низко надвинуть её на лоб. Вот и сейчас – лица ну вообще не видно. Да мне и не надо, собственно. Вылитый Нильс с дикими гусями**!
– Девяносто восьмой, до полного, пожалуйста, – я полез в бумажник за купюрами.
– Доброе утро. Хорошо.
О, да тут вежливые люди трудятся. И без акцента совсем. Наблатыкался!
Обычно я пользовался другой заправкой, недалеко от дома, но сегодня возвращался от родителей – уговорили остаться ночевать. До сих пор удивляюсь, что согласился. Но и на этой заправке бывал, и точно знал, что здесь работают одни чурки. Срисовал, несмотря на эти кепки.
– Можно расплачиваться. Всего доброго.
Это что, своими ногами топать в кассу? На моей заправке я отдавал деньги парню с пистолетом. Не удивительно, что тут постоянно очереди. Я нахмурился и вышел из машины. В магазине с трудом нашёл, кто возьмёт, наконец, деньги – девушка отходила куда-то. А после ещё ждал, пока она сосчитает, сколько мне полагается на сдачу. Весёлость начала испаряться – такими темпами опоздаю.
Заправщик, прислонившись спиной к столбу, казалось, задремал – из-за слишком глубоко надвинутой бейсболки, лица совсем не видно. Стало почему-то жалко парня, надо дать денег.
– Спасибо. – Тридцать рублей уже успели нагреться в руке. 
Он подался ко мне и протянул руку ладонью вверх. Надо же – перчатку снял. Рука... Тонкое запястье с остро натянувшим кожу сухожилием, почти невидные вены, кисть правильной формы, длинные ровные пальцы, суставы аккуратной сглаженной формы, красивая форма ногтей. Ни загрубевшей кожи, ни заусенцев.
Я не мог заставить себя выпустить монеты в подставленную ладонь. Рука заправщика чуть дёрнулась "давай, мол".
Ага, сейчас! Как только отдам тебе деньги, так ты тут же нацепишь свою замызганную перчатку.
Судя по положению козырька, заправщик смотрел на мою руку и ждал. Наверное, решив, что я передумал, он шагнул назад – ну, не вечно же стоять с протянутой рукой, не на паперти. Понимая, что остались считанные секунды, я перехватил его запястье, придержал и вложил всё-таки в ладонь деньги.
Выруливая с заправки, я всё ещё ощущал тепло его кожи на своих пальцах. Проехав три перекрёстка, всё равно гонял в голове: "Детка... Рука... Нильс со своим Мартином… Приятно было держать его руку. Вроде не худой, а запястье – тонкое". Перегруз. Достаточно. Сегодня на работе представление коллективу нового зама. А рука как рука. Ничего особенного.
Чем ближе я подъезжал к работе, тем легче становилось. Что такого можно увидеть в руках? Совсем недавно испытанное восхищение постепенно меркло: новый, ещё никем не виденный начальник, мигающая лампочка, вечер с Сашкой под пиво. Если он, конечно, с очередной Сонечкой или Юленькой не укатит на природу. А "природа" в его трактовке – секс на живописной полянке после лёгкого пикничка. И вроде ещё не слишком тепло на улице, но Сашку это никогда не останавливало.

Комментарий к Глава первая

*Стихи Бараташвили Николоза «Синий цвет», в переводе Бориса Пастернака

**Мультфильм "Заколдованный мальчик" Режиссёр В.Полковников. Конечно, если детально, внимательно разглядывать мальчика, то понимаешь, что это всё-таки не козырёк у кепки, а хитро уложенные волосы Нильса. Но самое первое впечатление – бейсболка (в те сказочные, давние времена!) с длиннющим козырьком.

С десяти утра всех своих основных работников шеф мариновал в переговорной – распорядился ждать новое руководство. Измаявшись от тупого безделья, мы и попили чай, и покрутились в креслах, и посидели на подоконниках, лениво перекидываясь разноцветными канцелярскими кнопками. Юрка, моя правая рука, в конце концов вообще улёгся на стол, наплевав на сидящий вокруг него в полном составе другой отдел. И хоть я Юрку тут же согнал, все до одной дамы демонстративно встали и вышли. Я думал – навсегда, ан нет, через несколько минут вернулись и углубились в принесённые бумаги. В отличие от них, наш разгильдяйский отдел нашёл себе другое развлечение: склонять будущего, но сейчас опаздывающего начальника на все лады, выдавая разные непотребства от слова "новопредставленный". Периодически заглядывающий к нам шеф расходиться не разрешал, повторяя то грозно, то просительно: "Вот-вот будет. Ждём".
Анатолий Николаевич, появился на пороге переговорной после одиннадцати. Молодой в общем-то мужик, но по-стариковски грузный и какой-то неприятный. Его костюм, словно вступая в конфликт с общим впечатлением, наводил на мысль о шикарном вечернем приёме, куда Анатолий Николаевич намылился в конце дня. Он чинно рассадил нас за столом: с одной стороны один отдел, с другой – второй, тяжело и со значением оглядел всех по очереди, важно поздоровался и, с нажимом выговаривая каждое слово, поведал о своих требованиях. Всех ждала стопроцентная отчётность, строжайшее соблюдение графика работы, возвращение в офис для доклада после любого выезда в город, невзирая на давно закончившийся рабочий день, и ещё кучу всего нудного и правильного.
Чувствовалось, что новый начальник покорил всех – народ онемел. Повезло так повезло. Уж лучше осталось по-старому – над нами шеф и никого более. Но, увы, Никодимыч – Николай Дмитриевич в миру – в последнее время часто жаловался на свою тяжёлую начальственную долю: "Вы, дармоеды, совсем ничего не хотите делать", "Не цените хорошего отношения", "Дождётесь у меня" и прочую чепуху. Вот и подогнал этого Рубероида. Прозвище в моём мозгу созрело сразу после окончания его речи: Анатолий – Толь – Рубероид...
До сих пор меня всё устраивало – маркетолог-аналитик, за плечами приличный стаж после универа. Функционал на мне висел разнообразный и нескучный: я мониторил цены, уровни продаж, немного дитжитал-услуг, составлял рейтинговые простыни по среднесуточным каналам и выходам рекламных сообщений. В общем и целом прощупывал конкурентов наших клиентов на рынке, потребительский спрос на их продукцию, анализировал действующую рекламную кампанию заказчиков. Получал нормально. Хотелось бы, конечно, побольше, но, порыскав по фирмам и фирмочкам, по всевозможным подобным конторам, я понял, что больше денег, чем у Никодимыча, не светит. И успокоился. Но что будет с нашими зарплатами с приходом нового начальника? Одно радует, шеф посадил Рубероида в самый конец коридора.
Первый рабочий день прошёл под знаком "Как реже встречаться с Рубероидом". Проще говоря – никто ничего не делал. Повод серьёзный – наша почти свободная жизнь накрылась... Рубероидом. Шеф, уловив настроения, тунеядствовать не мешал, и народ, совсем расслабившись, окончательно забил на свои обязанности. Вот Люба, например, как ушла покурить, так и пропала. Кстати, именно она, когда устроилась к нам на работу, совершенно точно уловив суть, окрестила наши два отдела – "умный" и "красивый". Прижилось.
"Красивый" отдел – четыре зазнавшиеся стервы, как величает их Люба. Были ли они красивые – не знаю, страшными точно не были. "Красивые" стервы занимались любыми контактами с клиентами, как с потенциальными, так и с нынешними. Не знаю, как продвигалось их общение с заказчиками, но мимо остальных в офисе они проплывали задрав носы. Правда, одна из них, Света, в последнее время вдруг стала всё чаще мелькать в нашей комнате: приходила за бумагой для принтера, которой раньше им, видно, не требовалось и даже оставалась на какое-то время для ничего не значащей болтовни.
"Умные" – это мы, аналитический отдел. Правда, из аналитиков только я, остальные три – рабочие лошадки: разыскать, уточнить, прощупать, помочь собрать информацию. Юрий, Ромка и Люба. Ещё они нередко скакали по отдельным поручениям шефа. Где-то там, вне двух наших воинствующих вселенных, существовала бухгалтерия, но из-за своего мирного нрава, пара тётенек преклонного возраста варились в унылой индивидуальной каше без нас. И хорошо, надо сказать, себя чувствовали. Сисадмином по слухам подрабатывал племянник шефа, но я его никогда не видел: то ли техника хорошо работала, то ли он её отменно-невидимо чинил.
До сегодняшнего дня разруливал взаимоотношения между нашими отделами сам шеф: сводил информацию воедино, обозначал перспективы, ставил задачи и… мирил. Наверное, это и стало последней каплей: сколько мог Никодимыч терпеть нашу холодную войну? Но если быть объективными, то "стервы" работали на совесть – серьёзных проколов с клиентами у нас не было. Они нам – потребителей, а мы – информацию и выводы по запросу.
Нет, мужика понять можно – он между нами, как меж двух огней метался. Теперь Рубероид вместо него заступит на вахту. Главное, чтобы не заставил нас работать вместе. Вот чего-чего, а этого пока удавалось избежать – каждый отдел выполнял свою задачу отдельно от другого.
– Не-е-е, Никодимыч – мужик, что надо! – наконец появилась Люба. – Ни слова мне не сказал, а я ведь в курилке проторчала со Славиком почти час!
Славик – обслуживающий нашу фирму специалист по кондиционерам. Скоро лето – пришёл проверять. Трепач ещё тот, разговорит, кажется, даже фонарный столб. Он у нас торчит обычно целый день – никуда не торопится, вот и устраивает забег по кабинетам, собеседников меняет. Просто чудо, что наша красавица смогла хотя бы через час вырваться из его словесных тисков.
Я так увлёкся дебатами о том, как будет складываться наша дальнейшая жизнь в фирме, Славик тоже, кстати, принял в них самое горячее участие, что позвонил Сашке только в обед:
– Здаров! Сегодня катаешь очередную куклу за город?
– Сегодня нет. Завтра собирался, – Сашка зевнул на том конце провода. – Устал я чего-то, да и холодно сегодня. А ты ко мне хотел? По пиву?
– Собирался. Может, что глянем?
– Давай "Два ствола"? Как раз думал пересмотреть.
Не очень уважал я творческие изыскания Гая Ричи, но этот фильм мне, в общем-то, нравился.
– Во сколько?
– К восьми? – И каждый из нас в разных концах города, пошёл дорабатывать последний благословенный рабочий день на неделе – пятницу.
Я всё же решил открыть Excel. Зачем злить Никодимыча? Тем более, половина дня прошла впустую. Успев и потрудиться, и в глубине души смириться с переменами, мы в шесть разошлись по домам.
 
Сашка придирчиво искал в сети фильм с вменяемым качеством картинки, но вдруг оторвавшись от экрана, повернулся ко мне:
– У тебя скоро день рождения. Пожелания есть?
– Ты про подарок? – удивился я.
– Да вот смотрю, руки у тебя голые – ни печатки какой, ни часов. Я вот тут себе прикупил... неплохие, вроде, – Сашка покрутил рукой в воздухе. В свете люстры блеснул серебристый браслет.
– Какие часы, Саш?.. Не отвлекайся.
Фильм был найден. Пиво пенилось. На столике стояли только две бутылки, вскрытая же коробка дожидалась своего часа в холодильнике. Мы расслабленно откинулись на спинку дивана. Хорошо – пятница.
Ближе к ночи мы упились в хлам. Хотя с того количества, которым затарились, не особенно упьёшься. Как получилось-то? После фильма, помню, слушал нытьё Сашки о том, что все бабы стервы. Причём уродливые стервы. Он даже норовил пустить слезу на моём плече. А после снова переключился на тему часов.
– Я могу своему другу... сделать хоть р-р-раз в жизни нормальный... подарок? – он поставил пустую бутылку на пол. Не пивную. – Вот мои, смотри... стόят, конечно, но... – Сашка, придвинувшись ближе, сунул руку мне под нос. – Фирму-то видишь? Во-о-о... – Слова давались ему с трудом.
Рассмотреть часы не получилось, а уж о том, чтобы углядеть марку, вообще говорить не приходилось, рука вздрагивала, глаза не желали фокусироваться. Поэтому я плюнул и кивнул:
– Согласен, дари!
Потом... А вот потом я сидел на полу около дивана с наполовину пустой бутылкой виски. Неизвестно откуда взявшейся бутылкой.
Проснулся я, словно очнулся, днём на неразобранном и незастеленном диване. Ненавижу спать, как бомж на лавке. Вчерашняя бутылка нашлась под подушкой. К счастью, пустая – диван не пострадал. Или к несчастью – мне было настолько плохо, что я, чуть не час провёл попеременно то в туалете, законно обнимая унитаз, то в ванне. В перерывах, во время пути от одного, уже ставшего мне родным помещения, до другого, каждый раз как в первый успевал понять, что в квартире я один одинёшенек.
Сашка, скотина, нашёлся к обеду. Он просто открыл дверь ключом и вошёл. И разглядывая меня с интересом, участливо так, спросил:
– Ты как?
– А ты не видишь? – в трусах, помятый, я старался поудобнее устроиться на табуретке.
Тело не желало принимать навязанную ему позу. Оно хотело только лежать и желательно в обнимку с пивом. И тут, материализовавшись словно из воздуха, перед моим носом на стол со стуком опустился Хайнекен. Высосав всё до капли, я с усилием повернулся к своему спасителю.
– Ну ты силё-ё-он... – Сашка, опершись задницей о кухонные шкафчики, с жалостью смотрел на меня.
– А сам? – я хрустнул алюминиевой банкой.
– Я уже... – он сделал выразительный жест. – Встал раньше и поправился. Это тебе.
– Мне? Спасибо. – Вот ведь, человек, пошёл другу за пивом!
– Говно вопрос. Чем займёмся? Сегодня я уже никуда не поеду. Всем позвонил и всё отменил.
Но я решил, что пора домой и отчалил, несмотря на Сашкины протесты.
Оставшиеся выходные я старательно занимался домом. Во-первых, убрал квартиру. Во-вторых, вымыл окна. Они и так достаточно долго ожидали своего часа – второй год пошёл. На разборе шкафа с одеждой я завис: как же муторно перебирать вещи, раздумывая "годится или нет?", "у меня была такая рубашка?", "где второй такой же носок?". А когда понял, что уже слишком долго, без единого движения сижу над сваленными на кровать рубашками, джемперами, нижним бельём и кучей носков, то за пять минут вернул всё, как было – в шкаф. Нет, на такой подвиг я сейчас не был способен. Лучше пойти и помыть ванну ещё раз.
Снимая футболку, вспомнил наш пьяный разговор, вытянул руку перед собой. Хотел ли я часы? Последний раз они у меня были ещё в школе.
 
<i>Сергей сидел на бортике ванны и рассматривал свою руку. Нет, часы ему не хотелось, он вообще не любил украшений. Цепи – ошейники, часы – кандалы на руку. Кольца – ещё хуже. Несвобода. Себе не принадлежать. С кем-то жить вместе он не пробовал. То желания не было, то претендента. О причинах не задумывался – так сложилось.
А ведь ещё есть и те, кто женится, чтобы начать жить вместе. Зачем?!.. Сам свадебный процесс Сергею казался унизительным и показушным. Двое зачем-то идут в какое-то здание, где хорошенько промариновавшись в забитом людьми фойе, выслушивают стандартные, зазубренные годами фразы. Пара молодожёнов украшена, как лошади перед скачками. Все глазеют на них. Лошади в мыле, волнуются, бьют копытами, а толпа разглядывает, обсуждает нарядную сбрую, делает ставки на длительность предстоящей скачки, ненатурально улыбаясь, намекает – или говорит прямо – на продолжение рода. От такой картины сводило зубы.
Когда-нибудь потом Сергей не исключал возможность просто так жить с кем-то. Но официальный брак, где на тебя публично, с одобрения государства и всех собравшихся надевают кандалы? И ты живёшь, каждый день демонстрируя всему миру зависимость от другого человека? Никогда! Он потёр запястье, с силой сдавил ладонь... Нет, часы он не хотел. Он хотел ещё раз взглянуть на руку того заправщика, без перчатки. А ещё лучше снова взять его за руку и...
"Бред, – Сергей выпустил воздух сквозь сжатые зубы. – Хочу проверить..."
Что хотел проверить, он и сам не знал. Но весь вчерашний день только и делал, что разглядывал руки всех в офисе. Даже стиснул в своей ладони пальцы Славика при встрече, чего отродясь не делал – обходясь кратким "привет". Рука, как рука – ничего особенного. Юрку он попросил показать в сводных данных какую-то цифру по их последнему заказу, позвал к своему компьютеру:
– Ткни пальцем, я не вижу что-то.
Юрка нехотя поднялся со стула и подошёл:
– Серый, ты издеваешься? Ну вот же. – И он несколько раз так воткнул в монитор ноготь указательного пальца, что прогнулся экран: выступили и пропали обесцвеченные полукружья потревоженных пикселей. Мясистые пальцы. Заусенец на указательном, и, словно деревянная, квадратная ладонь.
– Впечатлился из-за нового зама? – Юрка разогнулся и недовольно посмотрел на Сергея. – Не тупи!
Ромкину руку Сергей разглядел, когда тот предложил ему халявный кофе, что перепал от Славика: главный по кондиционерам в обед сгонял в кафе, но "стервы" отказались от его подарка. Куриная жилистая лапка, с такими длинными и худыми пальцами, что офисные карандаши по сравнению с ними казались сардельками.</i>
 
Начало недели. Я ехал на работу, вспоминая утро пятницы: заправка, парень в бейсболке. Ничего подобного со мной не случалось. Наверное, я ненормальный! Залип на руку какого-то заправщика. Да так, что еле оторвал себя от неё, чаевые эти несчастные...
Никогда не страдал "великорусским шовинизмом", но по-настоящему меня всегда привлекали светловолосые и светлокожие. А тут потянуло на экзотику. Ну, допустим, рука была чуть смуглой, просто загорелой. Полукровка? И почему я нормально его не рассмотрел?
Я резче, чем нужно было крутанул вправо, сворачивая на светофоре. Ну, дал парню "на чай", ну, рука... "Лю-ю-ди! Надо чаще выбираться в город, с его большим сексом", – любила выговаривать Люба, когда у нас в комнате зашкаливал градус споров. Всё так просто! И я ведь даже его не видел. Он и не понравится мне. Да и заправляюсь я обычно на своей заправке. А на ту и ехать дальше, и незачем, собственно. Ерунда всё это.

На третьей колонке, на которой я заправлялся в тот раз, стояла мазда и прокачанный экскурсионный автобус, пришлось пристроится за паркетником на вторую. Моя "детка" подмигивала мне топливной лампочкой, перестав игнорировать.
– Сейчас, детка, сейчас... А вечером я тебя помою, подождёшь? И к Эдику съездим, обязательно.
– До полного, детка! – автоматом вылетело само, когда подошла моя очередь. Заправщик, стоя ко мне спиной и вынимая пистолет, на мгновение застыл. Ещё решит, что я к нему клеюсь, вот будет потеха! Словно услышав мои мысли, фигура в цветной униформе медленно повернулась. И снова из-за козырька непонятно, куда смотрел заправщик.
Выкинув из головы свою оговорку, я принялся высматривать тех, кто работал на соседних заправках. Хачи. Рук я со своего места не видел, конечно, но движения, походка, фигура совершенно не радовали.
– Вон, вторая дверь после двери в магазин. Там найдёте нашего менеджера, – парень, что заправлял мою "детку", показывал какому-то мужику, куда ему следует двигать. А я ловил взглядом каждое движение кисти. Без перчатки. Заправщик сделал какое-то движение пальцем в воздухе, а у меня окончательно сбилось дыхание. Он! То есть, они, руки, те самые! Я перевёл взгляд на самого парня. Закончив объяснять, тот своей невозможно великолепной рукой вытер лоб, для чего ему пришлось сдвинуть на затылок бейсболку. Обычный светловолосый парень, не чурка.
– Спасибо, – я подошёл и протянул ему деньги.  
Парень вскинул на меня глаза – опустить козырёк он не успел – и промямлил:
– Не надо. Всего хорошего, – вернул пистолет на место и удалился в ту самую дверь, что минутой раньше показывал мужику. После меня желающих заправиться не было.
Значит, слышал моё "детка". Ладно, переживём. Не собираюсь же я действительно... Парень, каких тысячи: лицо обыкновенное, голос. Рука, правда, красивая. Ну и что?
Я ехал на работу с приятным чувством свободы, даже не опоздал к проверке Рубероида. Целый день ставил в известную эротическую позу себе мозги: получили новый заказ. Юрка, молодец, к моему приходу уже промониторил и фирму-заказчицу, и её фирменное "Ягодное лукошко" на предмет затаренности им сетевых магазинов. С Юркой мы работали вместе с самого начала. Кстати, долго смеялись, когда выяснилось, что учились на одном потоке филиала Санкт-Петербургского экономического и ни разу не встретились.
Мы трудились не поднимая головы. Нашей девочки-Любочки не было, как и Ромки, – сегодня они "в поле" трудились, как любил выражаться Никодимыч – на выезде работали. Как они ухитрялись нормально сосуществовать целый день один на один: шумная, смешливая Люба и неразговорчивый студент Ромка? Он окончил школу в прошлом году, мальчик совсем, в отличие от нас, зубров экономики с уже почти десятилетним стажем. Наверное, Любе он как сын – ничем другим объяснить их странное взаимопонимание не получалось.
Периодически я отрывал взгляд от монитора и смотрел в окно.  Прислушивался к себе: ни сам парень с заправки, ни его руки уже не трогали – наваждение спало.
 А вот на следующее утро всё началось по новой: я снова на заправке как штык. Приехал ещё раз спокойно, без истерики посмотреть на его руки. Без перчаток. Сравнить их с лицом... Бредовей идей у меня ещё не было! Особенно, если учесть, что бензобак под завязку, и стоял я, как чайник какой-то, не могущий вырулить к колонке, около пожарного щита.
 Я видел, что парень, заправляя очередную тачку, косится на мою машину. Да я бы сам на себя косился: процесс "давания на чай" растягиваю на пять минут, пялюсь на него, обращаюсь к нему не иначе как "детка". А сегодня и вовсе, получается, постоять приехал. Зато увижу парня.
– Кир, ты сегодня до упора?
Из той самой двери, где должен сидеть менеджер, вышла девушка с бейджем на груди и подошла к моему заправщику. Кир, Кирилл, значит.
– Сегодня – да, а завтра я не смогу, помнишь, предупреждал тебя?
Девушка, недовольно пожав плечами, ушла.
Целый день на работе я пребывал в отличном настроении. Даже нотации сначала от Рубероида, а потом и от Никодимыча за задержку отчёта его не испортили. Я снова видел парня с заправки и узнал его имя. Всё слишком просто.
Рабочий день кончился, но домой я не поехал. Кто мне скажет, какого чёрта я опять здесь – не израсходовал и десяти литров бензина?! Припарковался у магазина и смотрел, впитывал движения Кира. Вот он наклонил голову, засунул руку в карман, протянул её за деньгами, присел на корточки около колонки, встал, размашистым шагом подошёл к другому заправщику. Они говорили. Кир смеялся. Я смотрел на него и думал, нахрена мне это всё?
Утро. Я снова стоял на заправке у магазина. Пора, пожалуй, разузнать, сливается ли топливо из бензобака моей "детки". В первый и в последний раз пожалел, что у меня не жигуль.
Теперь я ездил на заправку к Киру регулярно. Изучил его график, но всё равно случалось, что его не оказывалось на работе. На следующий день я приезжал только затем, чтобы убедиться, что с ним всё в порядке, и, не задерживаясь уже около ставшего родным магазина, уезжал.
Обычно, если я заправлялся у Кира, то в следующий свой приезд мог только смотреть на него издали. Совсем недолго. Спасибо приближающемуся лету – темнело не скоро. Я старался не слишком мозолить глаза самому Киру, да и персоналу магазина тоже. Девица, та самая, что с математикой или головой не дружила, частенько выходила покурить и поболтать по телефону. Как она успевала и деньги брать, и прохлаждаться? А вчера эта курица как будто кивнула мне, словно старому знакомому, когда, как обычно, вышла на улицу и щёлкнула зажигалкой.
Две недели прошли под моё настойчивое уговаривание себя: "Он мне не нужен. Обычный парень, не в моём вкусе. Это – помешательство. Пройдёт".
 
Жара. Понедельник. Заправка. Третья колонка.
Я понял, что парень давно меня вычислил: закончив с моей "деткой", он сразу ушёл, не обратив внимания на других в очереди за бензином.
Выехав с заправки на дорогу, я почти сразу затормозил и, припарковавшись на обочине, вернулся пешком назад – сразу купить воды не додумался. Я взял бутылку и пошёл к кассе. Девица, беря у меня деньги, подмигнула. К гадалке не ходи, я и ей примелькался.
Выйдя на улицу, остановился на крылечке. Ко мне спиной, на бетонной цветочнице перед витриной с маслами, сидели двое: Кир и другой заправщик, худой парень-таджик. Они болтали, спрятавшись от солнца. Машин, а значит, работы не наблюдалось.
– Ты сегодня не учишься?
– Скорее всего, по понедельникам буду весь день здесь.
– Значит, в четверг не подхватишь мою?
– Нет, Ар, не получится.
– Жаль. Брат хотел заехать. Может, всё-таки подменишь? Я отойду с ним ненадолго и сразу назад.
– В четверг поговорим, – Кир снял бейсболку, со стоном разогнувшись, вытянул вперёд ноги. – Боюсь, накроется сессия с этой работой.
– Возвращайся к родителям, ты так долго не протянешь.
– Нет. Хочу сам. Правда, отец тут денег предложил... Не знаю, что и делать, – Кир обнял колени. – Как выкрутиться.
– Вы, русские, не понимаете, что семья, родители...
– Не начинай... Слушай, может ещё где бабла срубить?
– Не выйдет, – Ар коротко хохотнул. – Томка вчера сказала, что терпеть не будет, хозяину сообщит.
– Достала... Я же ничего такого не делаю! И потом, было бы из-за чего: её послушать, так я визитки раздаю, а не бензин заливаю.
– А тебе и не надо ничего "такого" делать, – перебил Ар со смешком.
– Считаешь, у меня получилось бы?
Ар, наклонившись к самому уху Кира, что-то прошептал, и оба парня засмеялись.
– Если не получится на дневном, то переведусь, но к родителям не вернусь, – посерьёзнел Кир.
– В другой институт уйдешь? Как там твой называется? – Ар тоже снял бейсболку и облокотился на ступеньку спиной.
– Университет? Экономический. Ленинградский. Питерский, то есть. – Кир запрокинул голову назад и увидел меня.
Я сказал быстрее, чем успел подумать:
– Хороший вуз, я сам там учился.
Кир сразу напрягся: я видел, как побелели костяшки на руках. Ар внимательно смотрел на меня, перевёл глаза на Кира и снова на меня. Пихнул Кира в коленку. Тот опустил голову, надел бейсболку.
– Я пойду к Томке, там расписаться нужно, – он поднялся и быстрым шагом направился к зданию заправки.
Ар же продолжал сидеть и рассматривать меня – слишком пристально и непозволительно долго для заправщика. Уголок губ чуть уехал вверх. Потешаемся, значит... Значит, Кир рассказал ему про меня. Кровь ударила в голову. Зашвырнув бутылку только что купленной воды в урну, я пошёл к машине – дезертировал. "Хватит, – зло выговаривал себе, садясь в машину, – веду себя как влюблённая кукла! Пора заканчивать!"
И я закончил.

На заправке я больше не появлялся. Неделю, другую, третью просто жил: ел, спал, работал и пил с Сашкой по выходным. Умеренно пил.
В один из очередных алкогольных заходов, ближе к вечеру, мы вышли на улицу и, забив, что нарушаем, расположились с бутылками на лавочке под кустами сирени.
С каждым днём становилось всё теплее, всё дольше гуляли на детской площадке родители с детьми. Вот и сейчас одна мамашка, не обращая внимания на то, что чуть не оттаптывает нам ноги, ломала ветки цветущей вовсю сирени. Её дочь, универсального детсадовского возраста, подпрыгивала рядом, взвизгивая от нетерпения. Мы, внимательно следившие за процессом, томились желанием послать их подальше.
Дождавшись их ухода, Сашка глотнул пива и закашлялся. Отдышавшись и вытерев рукой рот, спросил:
– Слушай, всё хотел узнать, а что там у тебя с руками? Фетиш какой-то?
– С какими руками? – я, растопырив ладонь, повертел ею перед своими глазами. Видно было не очень, вечерело. – Ты про что?
– Вот и я не понял. Помнишь, когда ты у меня весь вискарь выжрал?
– Прямо-таки весь? И что, совсем один выжрал?
– Ладно, я тоже помог. – Сашка допил бутылку и замер, будто прислушивался, как пиво полилось в желудок. – Ты тогда весь мозг мне вынес своими руками.
– Не понял.
– Пургу какую-то нёс: косточки там, пальцы... Всё талдычил: "руки, руки". Не помнишь?
– Гонишь! – Помнить я не помнил, но сообразил, что наговорил в тот день лишнего.
– Ты чуть не причмокивал, словно сраный француз слюну пускал на эти, как их там... на трюфеля!
Я молчал.  
– Не помнишь?
Сидя на лавочке и тиская в руках ставшую неподъёмной бутылку, я вдруг отчётливо понял, что дальше так продолжаться не может. Я и сам всё понял про себя, но услышать это от другого, от Сашки... Это было слишком!
Мне определённо нравился Кир, но обсуждать это со своим другом я не собирался. Сашка проявлял лояльность к моим, как он выражался, "странным желаниям и периодическим взбрыкам", а я в ответку вежливо не грузил его подробностями.
Зашвырнув недопитую бутылку в куст и старательно игнорируя Сашкин стёб, я хлопнул его по плечу:
– Значит, говоришь, руки?
Когда Сашка понял, что я вызываю для себя такси, то даже обиделся, но я, клятвенно прижимая руку к груди, взмолился почти трезвым голосом:
– Хочу домой. Веришь? Мечтаю завалиться в кровать. Устал.
Он проникся, дождался со мной машины и только потом двинул к подъезду, махнув на прощание пустой бутылкой.
Дома, упав в кресло, я попытался собрать свои мозги в кучу – вышло не очень. Нельзя сказать, что мы много выпили, но я решил отложить всё на завтра – важные решения лучше принимать на трезвую голову и желательно не ночью. А делать что-то надо, особенно, после моего алкогольного признания Сашке про запавшие в сердце руки. С этой мыслью я и заснул.
Утром первым делом я принял холодный душ. Взбодрившись, сварил овсянку, вспомнив, как мама варила мне её по утрам перед школой. Налил крепкого чая в белую кружку с пчёлкой и подошёл к окну. Отцвела черёмуха – асфальт засыпан белым крошевом лепестков. Аромат сирени до моего этажа почти не доходил, но всё равно ощущался. Вот теперь, попивая чай мелкими глотками и глядя сверху на двор, я размышлял над сложившейся ситуацией.
Итак. Что мы имеем? Первое – Кир. Тянет меня к нему со страшной силой: хочу видеть его, хочу... Не отвлекаться! Второе. Кир явно меня избегает. С одной стороны, я слишком назойлив, не поспоришь, парня можно понять. Но, с другой стороны, я же могу ему просто не нравиться? А вдруг он не гей? Во-о-от, хорошая мысль, а главное, очень своевременная!
Освобождая себе место на подоконнике, я отодвинул в сторону подаренную Сашкой на новоселье загогулину, инсталляцию, как он её обозвал: нечто несуразное, слепленный наскоро хаос из стекла и пластика. Я уселся на подоконник, прижался спиной к стеклу. Гей он или нет – молчит мой радар. Я хочу, чтобы он дал мне шанс. Или взять этот шанс самому? Нельзя себя вести как влюблённый идиот: страдаю, аки дева в говённом любовном романе. Это не я, а кто-то другой устраивает у магазина на Кира засады, заправляется чуть не каждый день, чтобы видеть его, смотреть на его руки, даже Сашку слюной умудрился закапать. Ар ухмыляется, ушлёпок... Я превратился в посмешище. Можно сделать вид, что Кира нет, и жить дальше, но для меня теперь это слишком мало.
Я сбился со счёта. Какой это был пункт? Образование явно мешает.
Первое. Надо снова стать собой, и тогда Кир станет моим. Всё! Это первое и единственное. И у меня всё будет, я знаю!
Сегодня у нас опять Света из "красивых стерв". И как я раньше не сообразил: она ведь к Ромке ходит! Не в моём вкусе, этакая как будто усохшая кустодиевская барышня. И вот это боха-а-атое тело приткнувшись своей боха-а-атой задницей к столу нашего студентика: Света изредка подхихикивала, прикрывая рот рукой и при этом всё выглядело вполне пристойно, деловито, я бы даже сказал. Но она и Ромка: ещё то зрелище! Длинный, нескладный, нездорово скромный, с бледным до прозрачности худым лицом. Сейчас мы уже попривыкли, но сперва на него смотреть было страшно.
Кивнул Юрке, показывая глазами на эту парочку. Он в ответ пожал плечами и снова уткнулся в документы. Я же вгляделся в Ромку: видать, девица-то и правда его зацепила. Да и Света, раз выползает из своей каморки только для того, чтобы посетить нашу комнату, тоже какой-то интерес имеет. Стряхнув с себя чужие отношения, я вернулся к бумагам и компьютеру. И тут Светлана, словно впервые увидев в комнате кого-то, кроме Ромки, спросила:
– Ребят, а Николай Дмитриевич надолго уехал?
Ей никто не ответил. Юрка, насколько я его знаю, из принципа, Люба пожала плечами, и, взяв сигареты, вышла. Я же так и смотрел в монитор щёлкая мышкой, но уже бездумно. Выстраивал ритм, созвучный моей мысли: "Шеф не ска-зал мне! Шеф не ска-зал мне! Шеф не ска..." Никодимыча мы не видели уже несколько дней, а, оказывается, он просто уехал. Но раньше он каждый раз докладывался, когда собирался куда-то. Конечно, без особых подробностей, но всегда предупреждал меня, сколько дней его не будет. И что же случилось такого, что он смылся по-английски? Да не-е-ет, не по-английски, Света же знает, что он в отъезде.
Я решил пройтись. В соседнем с нашим офисом дворе уже как неделю плевался водой недавно построенный фонтан. Можно посидеть около, подумать.
По понедельникам он работал с утра. Значит, я снова на заправке.
Я сегодня – это снова я, а не влюблённый дурак, пускающий слюни. Наверняка поэтому Кир и шарахался от меня.
Третья колонка. Кир заправлял мою "детку".
– Как там Астронавт, так и преподаёт глядя в потолок?
Кир хоть и узнал мою машину, но то, что я выйду не ожидал.
– Всё так же зверствует?
Кир смотрел на меня. То ли из-за козырька кепки, то ли оттого как он старался держать голову, я не мог понять, с какими эмоциями он смотрит.
– Я у него больше тройки на экзамене никогда получал. – Когда для дела, то можно и приврать. – А ты?
– Нормально, – Кир преувеличенно внимательно уставился на заправочный пистолет.
– Могу подсказать, где его слабые места, – я не сдавался. – Хочешь?
– Справлюсь. Оплачивайте. Всего хорошего.
Вот и весь наш разговор. Ничего, дальше будет лучше, я знаю. Всё будет лучше!
Через три дня я опять приехал на заправку – по всем приметам бензин должен вот-вот закончиться. Теперь я приезжал к Киру, когда топливо действительно подходило к концу.
Передо мной стояла одна машина – белая девяносто девятая. Кир закончил её заправлять и хлопнул крышкой бензобака.
– Кир, ты помнишь наш разговор? Выводы сделал? – девица-менеджер, стояла неподалёку и кричала в нашу сторону. Как на базаре! Даже если Кир накосячил, зачем отчитывать его при всех? Я посмотрел на него, хотел по лицу понять, что случилось. Посмотрел, ага! Еле поборол в себе желание сдёрнуть с него эту дурацкую бейсболку, даже сделал шаг.
– Закончишь, подойди. – Менеджер резко, по-военному, развернулась, чуть было не щёлкнув каблуками, и пошла обратно.
Я опять перевёл глаза на Кира: он уже заправлял мою машину, и на его голове чудесным образом отсутствовала кепка. Теперь я видел его эмоции точно – злится. И, видно растерявшись из-за внезапного начальственного наезда, даже опёрся о машину свободной от пистолета рукой.
Я шагнул к нему и взял за руку, отрывая от крыши моей "детки", сделал серьёзное лицо:
– Не надо трогать мою машину, Кир.
Я почувствовал, как напряглась его рука и тут же, в ответ, сжалась и начала подрагивать неизвестная мышца в моём животе. Каких усилий стоило не начать перебирать его пальцы, скользя подушечками по каждому, а с каким трудом я разжал свою руку... Несколько секунд как вечность.
Кир тут же засунул руку в карман и отошёл.
– Извините.
Я ехал домой. В животе тепло вздрагивала всё та же неизвестная мышца – я только что держал его за руку.
Рубероид затаился. Мы тоже все как-то подобрались: меньше ходили на перекуры – я перестал выходить на улицу, чтобы развеяться – проверили все свои долги по документам, сверили отчёты с новой формой, что выдал Рубероид. Стали тише разговаривать, несмотря на то, что зам сидел далеко от нас. Что-то такое витало в воздухе.
Получив от "красивых" три однотипных заказа "на молочку", я по привычке залез в сводки за последний месяц: как расходится йогурт, творожок и... Что там третье? Открыл договоры. Ого, да здесь резолюция Рубероида! Никодимыч, бывало, тоже оставлял своё царственное волеизъявление чуть ли не через весь документ, и тогда мы сразу понимали – в скором времени жди головомойку. Шеф предпочитал всё говорить на словах. Но обычно предварительная работа по заказам велась нами без каких-либо указаний. Это стандартная, отточенная годами процедура пояснений не требовала.
Я читал снова и снова: "Ответственность за выполнение договора возложить на Семенцову Л.Д. Отчитаться о проведённой работе". У нас было не принято, чтобы за договор отвечал конкретный человек. Понятно, что ответственный – это я, но заказом никогда не занимался кто-то один. Поэтому Любу, самозабвенно долбившую сейчас по клавиатуре и мусолившую во рту карандаш, ждёт неприятный сюрприз.
Интуиция работала отлично: ощущения зашатавшегося подо мной стула не наблюдалось, значит, никакой опасности для моей задницы нет. Получается, не у меня проблемы, а у нашей фарфоровой девочки. Когда она появилась у нас – наивное личико, голубые глаза, длинные ресницы, мы её прозвали фарфоровой куклой Любой. Подразумевая целлулоидный мозг, конечно. Потом разглядели, нормальная оказалась девица, не глупая и добрая. Видимо, мы её доброту за ограниченность вначале приняли.
Люба, наверное, уже давно наблюдала за мной и, поймав мой взгляд, вопросительно качнула подбородком "что?" Я сделал вид, что просто задумался, и снова углубился в таблицы. Наша Люба точно не сможет сопровождать выполнение такого договора от начала до конца, особенно на заключительном этапе, когда потребуются анализ и рекомендации. Позже, попрактиковавшись, получится, но не сейчас. Я подошёл к её столу и положил на клавиатуру лист с резолюцией. Люба долго смотрела в него, потом подняла голову с уже мокрыми глазами. Ненавижу бабские слёзы, но если сейчас не прикрыть эту Семенцову Л.Д., то завтра Рубероид придёт и по наши души. Он взялся проверять нашу профпригодность? Сейчас меня интересовало лишь одно: а не сам ли Никодимыч санкционировал эту проверку, потому и уехал?
– Только не надо вот этого. Ты делаешь, что обычно, остальное, как и раньше, на мне. Получишь готовые бумаги, я объясню всё, чтобы ты отчиталась перед Рубероидом. Поняла? Только не реви.
Люба зажала рот рукой, быстро закивала и выбежала из комнаты.
Я специально приехал к окончанию его смены. Кир стоял около бензобака моей "детки", придерживая пистолет, я вышел и встал около.
– Кир, ты всё? – послышалось от соседней колонки. Ар.
– Да, последняя. Давай, – Кир махнул рукой и, вынув пистолет, сказал уже мне: – Расплачивайтесь, всего хорошего.
– Могу тебя подвезти, – решился я.
Кир несколько секунд разглядывал меня.
– Легко!
Он поднял вверх руку, растопырил пальцы, потом по-особенному взмахнул в воздухе замысловатой щепотью, и в довершение склонил голову в дурашливом поклоне.
Отъехав от заправки, я встал недалеко от выезда, быстро расплатился. Кассирша никак на меня не отреагировала, и я счёл это добрым знаком. В зеркале заднего вида наконец увидел Кира: с брезентовой сумкой через плечо, в светлой ветровке и голубых джинсах. Он прямиком шёл к моей машине. С заправки протяжно свистнули, но Кир никак не прореагировал.
– Ну что, едем? – он подошёл к дверце машины и сложив в приоткрытом наполовину окне руки, одна на другую, опустил на них подбородок.
Я молчал и пялился на него. Звуки смазались, стёрлись. Между нами было сантиметров десять, я даже чувствовал его дыхание на своём лице.  
– ...как?
Я смотрел на его рот, но толком ничего не слышал. Кир облизнул губы и нежно улыбнулся.
– Чего молчишь? К тебе поедем или ко мне? – Кир ещё раз медленно с выражением облизал губы, ухмыльнулся и сделал то самое, пошлое движение языка за щекой.
Кровь бросилась мне в лицо, застучало в висках.
– Отойди от машины, – я едва двинул онемевшими челюстями, так стиснул зубы. – Пошёл вон!
Кир чмокнул воздух, подмигнул и обиженно-манерно пропел:
– Ну-у, как хочешь. Сам позва-ал...
Я уже не слушал, не хотел слышать. Взревел мотор... Кир еле успел отскочить от машины.
Припарковавшись у дома, я долго не выходил. Машинально обводил руль руками. "Детка... Детка..."
В квартире, нашёл под мойкой полбутылки водки. Значит, вот какие нынче в моде подработки у студентов? И клиентов искать не надо: сами подкатывают. Выбор опять же можно сделать хороший – оценил тачку, и вперёд!
Одна стопка, вторая, не тоста же мне дожидаться. Где-то здесь был хлеб.
Кир такой... Такой! Мысли не связывались. Ещё одну. Как мало осталось в бутылке.
Губы... Его руки, длинные пальцы... А язык? Маленький розовый кончик... За это надо выпить!
"Выкручивается" он! И почему я не дотронулся до него, когда он только подошёл к машине, когда был так близко ко мне? Надо было сразу, чтобы он не успел... не успел и рта раскрыть. Шлюха!
Надо допить, не размазывать же про бутылке оставшиеся десять капель. А пожрать бы не мешало. Ладно, завтра. И помоюсь завтра. Дойти до кровати.
Всю ночь я целовал эти развратные губы, я мял, жевал их, врывался в рот, посасывал язык, глубже... Хотелось в него, совсем, до конца, до крика: чтобы он выстанывал, шептал моё имя, чтобы дрожал, вжимался в меня.
В животе закручивалась огненная пружина, лицо Кира плавало, кривилось, туманилось: "Сам позва-а-а-ал..." Я подорвался на кровати, в трусах – мокро. Мне ж не пятнадцать! С остервенением теранул губы. Они зудели, ныли, словно всё случилось наяву. Парень – шлюха. Возможно, с опытом. А я, как влюблённый подросток, кончаю от снов. Сдёрнув испачканное бельё, я отшвырнул его так далеко, как только смог.
Пять утра. Даже глаз не могу закрыть, чтобы не увидеть язык Кира: облизывающий губы, близко-близко... В паху дёрнулся член. Я ж только кончил! Насколько мог терпеть, сжал яйца, продышался. Теперь, когда отпустило… Не-е-ет, теперь я был учёный и глаза закрывать не стал. Так и лежал, пялясь в потолок.

– Выручишь? – Сашка позвонил с утра пораньше. – Вечером сегодня занят? А ночью?
– Ночью? Тебе помощь, надеюсь, не в койке требуется? – не смог смолчать я.
– Всё не так интересно, к сожалению. Отгонишь мою машину в ремонт?
– Могу, в принципе. Решил наконец убрать тонировку с передних дверей?
– Нет, там посерьёзнее проблемы.
– Куда ехать?
– Это не в городе, Серёг. Надо пригнать машину в Шевелёво, там домик такой приметный, не пропустишь. Отдашь вместе с документами Иван Иванычу... Молчи, давай без подъёбок – я не в настроении.
– Да я и...
– Он будет ждать тебя в одиннадцать вечера, не раньше. Дедок хороший, руки золотые, но, бывает, чудит. Приедешь после двенадцати, даже разговаривать не станет. Выручишь?
– Саш, а поближе к городу дедков не водится, как мне потом возвращаться? Ночью в такую тьмутаракань не всякий таксист поедет.
– С этим проблем нет, его сын тебя отвезёт. Заплатишь ему, а потом сочтёмся.
– Ладно, уговорил. Когда машину пригонишь?
– Серёг, тут такое дело... Забери её сам от моей работы, документы и ключи на охране, – Сашка как-то особенно горестно вздохнул в трубку.
– И за что я такой покладистый?
Кстати, а ты сам где будешь?
– Я же говорю – без комментариев.
 
Я ехал на Сашкином крузаке в Шевелёво, а душа пела: "Моя детка – самая-самая". И слушается бэха лучше, и подвеска жёстче, и шум в салоне другой, приятнее, что ли. Всё точно так, как я люблю, как мне надо.
Перед выездом из города я поел в кафе и сейчас наслаждался ветерком из открытого окна. Тихо играло радио... Заметно потемнело, но из-за тонированных стёкол казалось, что совсем ночь. На трассе впереди мужская фигура в светлой куртке: поднятая рука, на лице тёмные очки. Зачем они ночью? Может, взять? В сумраке, в ярком свете фар его фигура выглядела ослепительно белой. Поздно уже, уехать ему будет непросто: машин мало, да и место не располагало к остановке. Он как специально встал около ограждения. Откуда взялся-то? Поблизости ни съезда, ни даже пролома в металлической конструкции. Карабкался на обочину из леса?
Прикинув, что до двенадцати по-любому успеваю, остановился. Подберу, заодно гляну, сколько мне ещё до места назначения. Шариться по экрану телефона то ещё развлечение, надо сказать этому "золотому" мастеру, чтобы и навигатор Сашкин заодно посмотрел – глючит, скотина. Открылась пассажирская дверь, и сквозняк снёс с торпеды наскоро приклеенный стикер с адресом Иваныча мне под ноги. Горестно вздохнув, я нагнулся: номер дома не запомнил, надо поднять.
– ... до Ситно.
Из-за проезжавшей фуры едва услышал, куда ему надо. Изогнувшись буквой зю и продолжая шарить рукой под сиденьем, еле-еле натужно выговорил:
– Давай, запрыгивай назад.
Вот интересно, почему, если ты идёшь в хрущёбу, так обязательно нужная квартира на последнем этаже? Или стоит чему-то упасть, как это что-то оказывается в совершенно невероятном месте: незаметном для глаза и неудобном для руки, куда при всём желании ничего и засунуть нельзя. Так и сейчас: вот как бумажка могла попасть в механизм регулировки сиденья?
– Только... – мямлил парень. Денег, наверное, нет.
– Так отвезу, – я отпыхтел в ответ, как тяжеловес со штангой. Пора начинать ходить в тренажёрный зал.
Приняв нормальную сидячую позу, я выключил уже надоевшую станцию и засунул стикер в карман рубашки.
– Ситно, это, кажется, недалеко. Покажешь? – В ответ с заднего сиденья донёсся странный звук. – Покажешь, куда ехать, говорю?
Не получив ответа, я обернулся. Теперь можно бы и мне издавать разные звуки, что я и сделал, прохрипев:
– Привет, Кир.
 
<i>После той ночи, воспоминания о которой вызывали в нём горячее желание напиться снова, прошла почти неделя. За это время он столько передумал. Сначала его ослепило бешенство: сидя на кухне и планомерно опустошая бутылку водки, он ждал отключки, чтобы перестать терзаться. Но главное – избавиться от видений, толпящихся перед глазами: руки Кира обнимали загорелую до черноты рельефную спину с цветной наколкой на лопатке. Кир закинул руки на шею молодящегося дедка с огромной бриллиантовой печаткой на мизинце – старческие пальцы мяли спину Кира, оставляя красные следы-вмятины – и целовал его, перебирая седые волосы на затылке. Кир и сразу двое, они...
И наутро легче не стало. Целый день Сергей делал попытки не заводиться. Отвлекался на обыденное, привычное: машины на дороге, нескладная шарнирная худоба Ромки, фигуристость Светланы, практически поселившейся у них в кабинете с недавнего времени. Думал о причинах затворничества Рубероида, два дня не вылезавшего из своей каморки. Помогало, но только на работе. Вне её… Доводили до белого каления хамовато-медлительные продавщицы в магазинах, тормознутый замок домофона, даже лампочка в машине вдруг стала раздражать своим непостоянством: то умирала навсегда, то начинала бешено моргать сутки напролёт. Но когда Сергей понял, что его выводит из себя абсолютно всё: люди, мебель, даже запахи, – стало страшно. Анализ хоть как-то помогал не сорваться. "Машины? Напокупали прав. Автошко-о-о-ола! Ромка? Он что, болен?! Есть надо нормально! Света? И что она постоянно торчит у нас? Надоела! Рубероид? Этот может оставить равнодушным только труп! А продавцов по объявлениям, что ли, набрали?
А потом в один из дней как будто пришло смирение. Раз он, Сергей, думает о шлюхе, всё время думает, значит... Значит, не выйдет у него забыть, заставить себя поверить, что Кира никогда не существовало. И Сергей начал искать ему оправдания. День за днём. Получалось не очень.
На работе Сергей ходил мрачный, неразговорчивый. Когда кто-то из коллег обращался к нему с вопросом, он заводил глаза к потолку и разражался лекцией о всё больше нищавших разумом соотечественниках – не врут, мол, СМИ. После лекции всё же следовал ответ, щедро приправленный сарказмом. Юрка после очередного воспитательного монолога однажды не выдержал: "Сбавь обороты, Серёг, это уже перебор. Ты что такой?" Когда же Люба подошла к нему и, чуть не заикаясь, попросила разъяснить пару абзацев в её отчёте для Рубероида, то Сергей, понимая, что это спасение их общей шкуры, сдержался. Люба получила ответы стальным голосом и без воспитательных внушений.
Сашке Сергей предпочитал не звонить – боялся нахамить на пустом месте. За рулём неоднократно ловил себя на нехарактерных ему жестах, со средним пальцем. Причём для такой реакции достаточно было кому-то ехать слишком близко. Ночь успокоения не приносила. Сначала Сергей долго не засыпал, потом ежечасно выныривал из сна, а под утро, часов в пять уже просто лежал, следя глазами за фосфоресцирующей секундной стрелкой на часах, висевших напротив кровати. Почти каждую ночь ему снился Кир, его руки. Сергей просыпался со стояком, но не трогал себя, получая мазохистское удовольствие от тянущей боли в паху, лежал до тех пор, пока не засыпал опять. Или пока не дожидался сигнала будильника.
Измучив себя и других, он окончательно смирился, словно что-то перегорело внутри. Возненавидеть или забыть Кира он не мог.</i>
 
Кир затаился на заднем сиденье – я следил за ним в зеркало. Немного погодя он снял очки, покрутил их в руках, снова надел. Меня распирала такая радость, что требовалось время прийти в себя, чтобы не наломать дров. Как хорошо, что я согласился отогнать Сашкину машину, этот явно сигнал свыше. Теперь Кир никуда не денется от меня: на шоссе, почти ночью. Что он вообще здесь делал в такое время?
– Я выйду, останови, – Кир очнулся. На меня он не смотрел, говорил, отвернувшись к окну.
– Не чуди, сиди спокойно. Я отвезу.
Какое-то время мы ехали молча.
– Кир, наверное, пора... – договорить не успел, а так долго слова подбирал.
– Я не хочу разговаривать, – Кир изучал чернеющий вдоль дороги лес. – После указатель на Савино, налево и дальше прямо, до Ситно, – всё же решил объяснить мне дорогу.
– Кир, это глупо! – не выдержал я, когда мы в тишине проехали ещё километров десять. Я не хотел сдаваться.
– Останови.
Вот упёртый!
– Кир, нам надо поговорить. Ты что, боишься меня, что ли? Не съем же я тебя.  
– Я не хочу разговаривать, дай мне выйти. Останови!
– Кир, что ты как ребёнок себя ведёшь. Давай нормально...
– Останови, выпусти меня, – его голос заметно потяжелел.
Услышав звуки, доносившиеся сзади, я понял, что он дёргает дверь. На ходу собрался прыгать? Детский сад! Хорошо, что я по привычке, как тронулись, заблокировал двери.
– Слушай, время – к двенадцати, у тебя нет денег. Да и с ними вряд ли кто здесь тебя подберёт, ты не сможешь уехать.
Кир метнулся к моему сиденью и зашипел в ухо:
– Откро-ой две-ерь.
Так разозлился или настолько испуган?
– Блядь, останови и открой эту чёртову дверь! – Кир уже орал.
Я ни разу не слышал, чтобы он матерился. Звучит.
– Дальнобойцу довоз будешь отрабатывать? – я тоже незаметно для себя сорвался в крик. Включив свет в салоне, развернулся к нему: – Может, мне тоже?
Кир отшатнулся, забился в угол сиденья и затравленно глядел оттуда: на щеках проступили два красных пятна, сумку он выставил вперёд, словно щит. Глаза блестели, будто он собрался плакать.
– Чего испугался-то, ты ж привычный? – Но я уже пожалел, что наговорил всё это. Какого чёрта докапываюсь до него?
– Ладно, забыли, – я снова стал смотреть на дорогу, только чтобы не на Кира. Его застывшее лицо, частое дыхание, горящие щёки... И слететь с дороги тоже не хотелось. – Разуй глаза, здесь негде остановиться!  
– Открой... – его голос сорвался.
Мне и самому стало страшно. Вдруг почудилось, что он сейчас бросится на меня, и тогда мы точно окажемся в кювете. Я прижался к дорожному ограждению, остановился и разблокировал двери. Кир по щелчку замка буквально вывалился из машины.
Я крикнул в открытое окно:
– Кир, я тупо пошутил. Но ты, правда, не сможешь...
Но он был уже далеко – перемахнул через ограждение и припустил к лесу. Куда его несёт? Бежать за ним я не собирался – будет только хуже. Всё равно в такой кромешной мгле я его не найду, а он, услышав мой голос, совсем в чащу уйдёт: потеряется или сломает себе что-нибудь в темноте. Самое лучшее – уехать. Кир успокоится, вернётся на шоссе… Авось подвезёт его кто.
– Ну что, детка, я мудак?

========== Глава шестая ==========

Через два часа, возвращаясь в город, я проклял всё: и дождь, так некстати зарядивший, и долбаный карандаш, которым Сашка накарябал адрес так, что ничего не разобрать, и этого Иваныча, который, видите ли, ждал меня до полуночи, как был уговор, а посему глубокой ночью открывать неизвестно кому не собирается. Да ещё оказалось, что я забыл возвратить руль на прежнее место в рулевой колонке после того, как искал эту чёртову бумажку с адресом. Но больше всего злился на себя, что поддался на Сашкины уговоры: теперь пусть сам гонит свою тачку в это хуево кукуево, соблюдая режим дня ненормального деда!
Не может быть! На другой стороне дороги, у ограждения, мелькнула фигура в светлой куртке. Я резко нажал на тормоз. Машина вильнула, пошла боком и остановилась. Я давно уже проскочил место, где заметил сгорбленный силуэт, но всё одно – выскочил из машины. Дождь тут же вернул возможность мыслить здраво – запрыгнул обратно, молясь, чтобы до разворота не пришлось слишком далеко ехать.
– Детка, давай!
Я не сколько смотрел вперёд, а сколько прилип глазами к зеркалу заднего вида, пытаясь в ночной дождливой мгле разглядеть Кира. Даже не сразу сообразил, что по привычке обращался к своей машине, которая в данный момент преспокойно стояла перед моим домом. "Исправлюсь, детка".
– Давай, давай! – неизвестно кого подгонял я: себя, машину, дорогу.
Разворота всё не было. Я бы сам уже давно наплевал на сплошную, машин пока не видно – скоро два ночи, как-никак, но мешало разделительное ограждение – только на самолёте.
Наконец мост! Я ехал, напряжённо вглядываясь в лобовое стекло. Почему я не заметил место, где стоял Кир? Твою мать! Дворники безостановочно сновали туда-сюда, но казалось, что именно из-за них я ничего не вижу. Я потёр стекло – запотело. А вдруг кто-то его уже подобрал? От мысли, что не увижу Кира, что упустил его, меня замутило. Я замотал головой, чтобы отогнать дурноту и проехал его.
Резко на тормоз. Выровнял. Остановился. Сдал назад.
Когда я поравнялся с Киром, то боясь снова напугать его, из машины не вышел. Беготня по лесу ночью – не мой конёк. Опустив стекло с его стороны, я подался к окну. Кир был мокрый, что называется "до нитки". Я точно мудак! Он почти сидел на ограждении: опершись на него руками, сгорбившись и втянув голову в плечи. Сумка валялась у ног.
– Кир...
Узнал, но не двинулся с места, только обнял себя. Сидел и смотрел куда-то сквозь меня.
– Кир, залезай. Я отвезу тебя, куда скажешь.
Никакой реакции.
– Кир, поздно уже, дождь. Не глупи! Всю ночь тут будешь торчать? Забудь, я тупо тогда пошутил. Я ничего тебе не сделаю.
Бессмысленно, как со столбом разговаривал. Я вышел из машины, обошёл её и остановился рядом с Киром, вгляделся в него: по лицу стекали капли, его била сильная дрожь, я слышал стук зубов.
– Пойдём, – я поднял его сумку и мотнул ею к машине, приглашая.
Застывший взгляд и никакого движения. Ну хоть не бежит, уже хорошо. Я взял его за рукав и потянул к машине. Брать за руку, касаясь кожи, было... Он не пошёл, он просто переставлял ноги. Открыв заднюю дверь и, закинув в неё брезентовый куль, в который превратилась под дождём его сумка, посмотрел на Кира: по трясущимся губам хотелось провести пальцами, стирая дождь. Лучше его не трогать. Мокрый, замёрзший, усталый: он запросто может сорваться. Отступив от дверцы, я подтолкнул его в спину.
– Залезай. Там тепло, согреешься.
Кир, деревянно согнувшись, забрался внутрь. Боясь, что громкий звук тут же спровоцирует его на очередную глупость, я постарался как можно тише закрыть дверь. Так и параноиком недолго стать. Метнулся к багажнику: там должно быть одеяло, которое Сашка использовал для выездов на природу. Твою мать, что это за альковный аксессуар? Шёлковое, скользящее, с большими бордовыми цветами, тьфу. Но другого ничего нет, и я положил его рядом с Киром.
– Укройся, теплее будет.
Он смотрел прямо перед собой, я даже не понял, услышал ли мои слова. Сел за руль, тронулся. Печку – до отказа, максимум – на задние сиденья. И куда ехать, обратно в город или до Ситно? Если я сейчас спрошу, вряд ли он ответит. Бросил взгляд в зеркало: сидит, всё так же неподвижно уставившись в никуда, к одеялу даже не притронулся. Я остановил машину и снова вышел в дождь.
Рубашка на плечах уже насквозь, мокрая ткань неприятно холодила спину, туфли ещё держались, но их хватит ненадолго. Открыл заднюю дверь, и, стараясь не касаться Кира, стал его укрывать. Одеяло действительно оказалось очень скользким, потому получалось плохо. От моих движений он отмер и внимательно посмотрел на меня. Так хотелось коснуться его, но я упорно продолжал подворачивать ему под ноги одеяло. В конце не выдержал, провёл рукой по его волосам, чуть задержавшись на затылке. Ничего не изменилось, Кир заледенел в той же позе, с тем же выражением на лице. Похоже, это вид истерики, только тихий. В таких случаях воды надо дать или нашатырь под нос, на крайний случай – по щекам. Нет, бить по лицу не наш метод, воды на нём и так полно, нашатырь тоже искать не полезу. Кто знает, что есть у Сашки в аптечке. С неба на меня всё сыпал и сыпал дождь. Ноги в ботинках промокли. У Кира, наверное, тоже вся обувь мокрая. Снимая с него кеды, я почувствовал движение – Кир двинул ногой, уходя от прикосновений. Вот и хорошо. Я распрямился, снова провёл по его волосам.
– Сними сам, ты насквозь мокрый.
Въехав в посёлок, сообразил, что не знаю адреса. Спрашивать не рискнул, надеясь, что Кир заснул. Вернулся назад на шоссе, проехал до знака «съезд с дороги» и через двести метров остановился у реденького перелеска.
Дождь закончился. В машине не продохнуть от жара и влаги, настоящие тропики. Я выключил печку и приоткрыл окно. Раз Кир не протестовал, когда я уехал из Ситно, значит, точно заснул. Я включил лампочку над сидением и обернулся: он действительно спал, закрученный в ком из одеяла. Встав на колени на сиденье, и перегнувшись через спинку, начал разворачивать Кира. Укрыв парня нормально и сняв наконец с него мокрые кеды, я уселся обратно. Время 2:23. Везти Кира назад в город? Но он же зачем-то сюда ехал. Да и куда его девать в городе?
Я откинул своё сиденье. Не слишком удобно, но это лучше, чем спать сидя. Поставил сигнал будильника на семь. Сон не шёл, я смотрел на тёмные очертания леса впереди. В открытое окно изредка падали крупные капли, скопившиеся на крыше. Оставив небольшую щель в окне, я посмотрел на Кира: тёмные от влаги волосы занавесили глаза, рта не видно. Лихо я закрутил его в одеяло. Коснуться лба, провести пальцем по брови, по виску к уху... А если отодвинуть одеяло, то можно почувствовать его запах, коснуться. Я словно уже чувствовал под пальцами напряжённо стучащую жилку на шее, влажную кожу... Если будет шанс задержаться около него хоть на секунду, я не сдержусь. Поэтому отогнув от губ одеяло и ощутив дыхание Кира на своих пальцах, я снова лёг на своё место, но так, чтобы видеть его.
Небо расчистилось, птичий щебет стал громче. Никогда не спал на улице: неудобно и как-то странно. Шум деревьев, птицы, ещё какая-то неопознанная живность, гул редких машин с шоссе, – слишком много звуков, чтобы заснуть. Я лежал и слушал дыхание Кира.
 
Первые секунды я только моргал, мозг категорически не хотел включаться. Машина, я одет, какой-то лес... Кир! Я рывком подскочил с места и обернулся: скомканное одеяла и пустое сиденье. Заднюю дверцу даже не закрыл, засранец, чтобы меня не разбудить. На часах 6:48. Куда он делся, ненормальный?
Приведя себя в порядок и пожевав батончик из какой-то сверхполезной, как обещал текст на обёртке, субстанции, которую до меня уже кто-то жевал, не иначе, я поехал в город. Одна радость: к мерзкому снеку нашлась бутылка воды, и я смог избавиться от приторной сладости во рту. Заодно умылся.
Солнце не слепило глаза, движение на шоссе было неплотное. Батончик и правда оказался питательным – желудок затих. Времени хватало: и нормально поесть перед работой, и душ принять, и переодеться. Всё было неплохо, очень даже неплохо.

В последнее время Сашка был раздражённый какой-то, хмурый – очередная кукла не даёт? – и слишком уж рьяно взялся за меня. И телефон я днём на работе не беру – занят, видите ли, и вечером тоже не желаю разговаривать – медиа-план по рекламе мне дороже друзей. В прошлую субботу вместо того, чтобы поехать к нему домой, провёл полдня в офисе. Он отчитывал меня и отчитывал, нудел и нудел. Когда моё терпение иссякло, впрочем, как всегда и бывало, пришлось найти время и место для восстановления мира и внутреннего спокойствия. Вечер пятницы, питейное заведение.
Но Сашка, вопреки ожиданиям, не повеселел: мы молча накачивались пивом. Я в душу не лез –   надо дождаться, пока сам созреет и всё выложит. Народу в помещении было полно – конец недели, как-никак. Вдобавок сегодня ещё играл кто-то с кем-то. Футбол... На кой мы попёрлись в спортбар в день финальной игры? Я – мимо, да и Сашка – вне спорта. Болельщики всё прибывали и прибывали. Сниматься с якоря и перебираться в место потише?
Выхватил глазом из толпы девушку: слишком разодета для такого места. Тёмненькая, фигуристая, она стояла не дойдя шаг до барной стойки, и, покачивая сумкой на длинном ремне, настороженно крутила головой. Явно, что первый раз в таком месте. С кем она, интересно, здесь? Ближе всего к ней только коренастый, поджарый мужик в косухе с загорелым до черноты лицом: облокотился на стойку и разговаривает с барменом. Лето почти, жара под тридцать, а он в кожаных куртке и штанах. Никогда не понимал этих байкеров, как они не варятся в своей экипировке? Но на нём висела другая девица: закинула руки на шею, облепила всего своим тщедушным тельцем. Но король дорог, видимо, совсем не тяготился своей ношей. Моя брюнетка, сделав шаг к этой парочке, толкнула девушку локтем и недовольно что-то сказала. Ясно, она – подруга этой прилипалы.
Я ещё раз взглянул на Сашку и со скучающим видом предложил:
– Давай, я девку какую-нибудь склею.
– Тебе это зачем?
Он удивился так ярко, что, казалось, думать забыл про свои загоны.
– Хочу. Сегодня хочу!
– И что ты будешь с ней делать?
Вот ведь не уймётся, зараза. Хотя прекрасно знал, что девушки у меня тоже бывали.
– Сам передумаю, так тебе подарю.
Сашка задумался, наверное, вспомнил про своё похоронное настроение. Нет, сейчас его опять утянет.
– Давай на спор!
Сашка снова оживился – спорить он любил всегда, в любом состоянии. На всё, что движется и не движется, на любую чепуху. Главное – спор!
– А давай!
И вот он уже сам вовсю рыщет глазами по залу, воспрянул духом, приятно посмотреть. Бабы – это его всё!
Как я и думал, Сашка хотел по максимуму усложнить мне задачу: дольше задерживался взглядом на темноволосых, не мой колер, и пропускал блондинок. Но в день матча выбор был невелик и он, судя по всему, остановился на подмеченной мной раньше брюнетке.
Видно, сегодня мой день: сложная задача – моя любимая задача. Девушка раздражённо оглядывалась по сторонам с явным намерением сбежать – подруга не обращала на неё никакого внимания. Тем временем игра уже началась: шум матча, голос комментатора – всё приправлено дымом сигарет, галдежом и нестройными возгласами уже порядком набравшихся любителей спорта.
– Она, – Сашка показал на брюнетку пальцем.
Ну что ж, брюнетки – Сашкин фетиш.
– Годится. На что спорим?
– Ты должен её привести к нам за столик, не на пять минут, не радуйся. И чтобы не кривилась, будто одолжение делает, – он подмигнул и продолжил: – Не справишься – возишь меня на своей "детке" всю неделю, всегда подумывал о личном водителе.
– Лады. Если я всё это проворачиваю, то ты сегодня улыбаешься каждому встречному, любому, кто подойдёт ближе, чем на метр.
Мне всё больше нравилась эта затея, казалось, что всё, что происходило сейчас, я делал исключительно для себя, а не пытался развеселить друга.
– И тебе тоже?
Я поднялся и хлопнул его по плечу:
– Мне в первую очередь! – и отправился прямиком к своей победе. "Если я выиграю, то Кир..." Что Кир, не успел додумать, мне помешала Сашкина брюнетка. Она, резко развернувшись к выходу, налетела на меня. Решила сбежать? Глядя на её одежду, туфли, украшения, было ясно, что такая девушка привыкла к другому, другому всему: обществу, времяпрепровождению, заведениям. Вырядилась. Что она тут забыла тогда? Злющая какая!.. Но когда я пасовал перед трудностями?
– Мне нужна ваша помощь.
Лучше сразу и по существу. Без всяких "девушка, а можно...", "когда я вас увидел..." и прочей мишуры.
– Помощь? – Она остановилась.
Получается. Главное, не улыбаться! Я же аналитик, как-никак, соображаю.
– Мы поспорили на вас... Нет!
Девушка дёрнулась меня обойти.
– Подождите, ничего предосудительного, поверьте, всё вполне мирно.
Правда – лучшее средство для достижения цели, когда умеешь это делать.
Она не хотела слушать, но я не давал ей уйти: руками не касался, всего лишь загородил собой проход.
– Хорошо, извините, – я с серьёзной миной поднял руки вверх, словно сдаваясь. – Давайте я вам вызову такси, в качестве извинения. Вы, кажется, собрались уходить? Оплачу его. Или хотите, сами позвоните в ту фирму, чьими услугами обычно пользуетесь?
– Я сама наберу, – помедлив, сказала она.
Вот мы уже шли вместе в гардероб клуба – там было потише, а Сашка косо ухмыльнувшись, отсалютовал мне пивом.
– Такси? Машину к бару "Чемпион". Что? Да, он. ...Хорошо. Через сколько? А раньше? Ладно. Да, хорошо. – Она нажала отбой и посмотрела на меня. – Через полчаса.
– Подождём?
Девушка заторможено кивнула, глядя куда-то мне за спину. Я оглянулся – компания, притащившая её сюда, и думать забыла про неё, но в их паре произошла смена дислокации: мужик пялился в плазму, почти лёжа на своей девице, которая налегала на пиво. Как они приехали? Если тот подгорелый на солнце сухарь с девицей на байке, то наша брюнетка где сидела? Хотя какое мне до этого дело!
– Может, к нам за столик? Вы не волнуйтесь, нашу договорённость выполню в лучшем виде, даже не пойду за вами к такси, – я был максимально серьёзен и руки не распускал.
Чем дольше вся эта история длилась, тем большее волнение я чувствовал. Словно по какой-то неизвестной причине этот спор что-то значил для меня. Будто бы в детстве, загадывая, ты давал себе зарок: если сейчас первой на светофоре остановится белая легковушка, значит, моё желание сбудется. Если белая… нет чёрненькая сядет за наш столик, то… Что мне это давало, что должно сбыться?
Девушка наконец перевела на меня взгляд:
– Что за спор?
– Я должен вас привести к нам за столик и заставить улыбнуться.
Теперь можно было и улыбнуться, теперь это к месту.
– И всё?
– Нет, не всё, вы угадали, – любуясь ее лицом с выражением "я так и знала", я сделал эффектную паузу: – Вы должны ещё и посидеть с нами.
Она улыбнулась. "Туше!" Вот бы точно так, но чуть позже, при Сашке. Ну да ладно, начало положено. Я буду не я, если она ещё не один раз улыбнётся.
– Ведите, – согласилась девушка.
– Прошу, – я в полупоклоне отступил и показал рукой на Сашку.
Не то чтобы Сашка был удивлён моей расторопностью, но некоторая растерянность имела место. Учись, салага!
Познакомились. Брюнетку звали Настя. И скоро мы смеялись все вместе: я рассказывал что-то про Рубероида, местами слегка утрируя и приукрашивая, Сашка травил анекдоты и пересказывал уже сто раз слышанные мной байки. Насте мы взяли коктейль, себе ещё пива. Прошло гораздо больше получаса, когда такси всё-таки пришло. Сашка встал, чтобы Настю проводить. Я придержал его за плечо:
– Я обещал даме, что она одна выйдет к машине, без нас.
Лицо у Насти сделалось растерянное. Пожалела, дурочка. Зря. Мне – без надобности, а Сашка поиграется и всё равно бросит, как всегда.
Я встал, легко пожал девушке руку и протянул купюру:
– На такси. И спасибо за компанию.
Настя выхватила деньги, и, цокая брендовыми каблуками, направилась к выходу. Проследив за удаляющейся фигурой, я сел за столик и невинными глазами посмотрел на Сашку – тот был сильно недоволен:
– Чего, скотина, не дал девушку проводить?
– Она не нужна тебе, Саш, я же вижу.
Он не ответил, встал из-за стола и стал пробираться через сгрудившуюся толпу к барной стойке. Судя по воплям, только что был забит решающий гол.
– Ну, когда начнёшь?
– Что? – Сашка вернулся с добытым в толчее пивом.
– Улыбайся, чертяка. Проспорил – начинай!
– Дай пиво хоть выпить нормально.
Мы ещё посидели. Понемногу Сашка разговорился, размяк и правда начал улыбаться. Но, на мой взгляд, поводов для улыбок, кроме как наш спор, у него не было: шантажирующая его своим залётом кукла, всерьёз могла отравить жизнь.

Когда мы вышли из бара, начало темнеть. Душно. Где-то за домами заходило солнце. Пятница. Значит, Кир как раз на заправке, но мне туда нельзя.
 
<i>Пригнав после неудавшегося ремонта Сашкину машину назад в город, Сергей тем же утром решил отпустить Кира – временно отступить. Чтобы встретившись после перерыва, принять окончательное решение. Когда перестаёшь давить и настаивать, то тебя могут ожидать интересные сюрпризы.
Один только разговор с Никодимычем тому подтверждение. Сергей, после возвращения шефа из командировки, столкнулся с ним в коридоре. Специально не пошёл к нему в кабинет сразу по приезду, хотя очень хотелось всё прояснить немедленно.
– Николай Дмитриевич, как съездили? – вежливо спросил Сергей.
– Нормально, Серёж. Как Анатолий Николаевич, привыкли друг к другу? Всё никак не поговорю с тобой.
– Всё в порядке, работаем. Николай Дмитриевич, может, Любе стоит пойти поучиться, как вы считаете?
– Поучиться? Она не справляется?
– У меня к ней претензий нет, но её новый функционал...
– Какой функционал? Не совсем понимаю...
Николай Дмитриевич выглядел озадаченным. Пухленький, невысокий, со своей неизменно аккуратной круглой стрижкой, которая каждый раз давала всем повод для веселья: осталось приделать ушки и будет похож на Винни-Пуха. Сергей смотрел на шефа и ждал повторения вопроса.
– Серёж, что за новый функционал такой? Я чего-то не знаю?
– Люба теперь с договорами "от и до" работает. Она способная, но пока ещё не всё получается. Вот я и думаю, может, получится её отправить на учёбу?
Сергей не стал жаловаться, не стал ничего выяснять, а всего лишь "посоветовался", чтобы направить мысли начальства в нужное русло: пойти к Рубероиду и поставить того на место.
Так и с Киром. Сергей не стал переть напролом, а решил дать ему отдохнуть от себя, чтобы тот начал скучать. Однако совсем не видеть Кира Сергей не мог. Поэтому иногда ездил в другую часть города, чтобы поехать мимо заправки. Когда везло – успевал выхватить взглядом знакомую фигуру, но чаще ездил впустую. Не наматывать же круги.
План разработан, линия поведения продумана. Теперь не отступать!
</i>
 
За нашими спинами ухнула, закрываясь, дверь спортбара. В голове бродил хмель.
– А поехали ко мне, с ночёвкой? – спросил Сашка, не забывая, впрочем, улыбаться. – Дворами проскочим. Не хочу бросать машину.
– А давай, – не отказался я. – Но можешь улыбаться не так яростно, я сегодня добрый.
Сашка склонил голову в шутовской благодарности, и мы загрузились в его успевшую нагреться на солнце машину. На дороге было спокойно, наверное, все уже съехали на дачу. В отрытые окна врывался тёплый ветер: свистел в ушах, обдувал лица.
– Какого хера! – Сашка вдруг в раздражении ударил по рулю. – Хотел же сразу после работы заправиться.
– Так здесь заправка есть недалеко, – как можно нейтральнее «вспомнил» я, надеясь на встречу с Киром, раз выпал случай. – Второй светофор направо.
Сашка молча свернул на нужную улицу. Значит, так тому и быть. Тем более завтра я так и так собирался приехать к Киру, первый раз после той ночи. Прошёл уже целый месяц, пора.
– У меня щёки от напряжения уже сводит! – Сашка жалостливо улыбнулся. – Может, хватит?
– Хорошо, на заправке поулыбаешься заправщику и квиты.
– Точно?
– Езжай на третью колонку. Видишь, заправщик в кепке козырьком назад? Или какая тебе больше нравится? – Я протиснулся между сиденьями назад.
– По барабану. А ты чего туда залез, бдить будешь из засады?
– Обязательно.
Не хотелось, чтобы Кир срисовал меня через лобовое стекло. Даже ладони повлажнели: вдруг узнает машину? Надеюсь, что после всего, он вряд ли её запомнил. Но то, что Кир перестал прятать глаза за козырьком порадовало. Будем считать это хорошим знаком.
– Всё исполню в лучшем виде, товарища нацалника, – дурашливо отрапортовал Сашка, и мы пристроились за белым жигулём.
Хорошо, что Сашка не тронул тонировку – даже стоя вплотную к машине салон было не рассмотреть. Сегодня Кир то ли злой, то ли уставший: движения резкие, глаз почти не поднимал, не взглянул ни на водителя жигуленка, протянувшего мелочь, ни на автомат, куда механически вложил пистолет. Следующая машина наша. Но Кир, достав телефон и прижав его к уху, отвернулся к чахлым кустикам у помойки. Если увидят, его за это по головке не погладят.
– Здесь и всё?
– Да, да... – Меня сейчас мало интересовал наш спор. – И скажи заправщику что-нибудь, поговори.
Кир уже убрал телефон в карман рабочей куртки, но настроение у него после короткого разговора лучше не стало.
– Постарайся не палиться, что ты "в дрова", – сказал я Сашке в спину, когда он уже вылезал из машины.
– Здравствуйте. Девяносто пятый. До полного. – Сашка, видно чтобы на штормило, оперся рукой на капот и выдал свою фирменную улыбку. Именно такой он очаровывал своих кукол. И ведь каждый раз работало!
Кир опешил. Наверное, не успел переключиться после телефонного разговора, а тут внезапно водила уж слишком разулыбался в твою сторону. Если бы это был не Кир, то я, скорее всего, уже угорал бы над его лицом. Но лишь с жадностью всматривался в желанные черты.
– Добрый день. – Кир справился с растерянностью и даже выдавил в ответ кривую улыбку.
– Работаешь на полный или подрабатываешь?
Выждав какое-то время, но так и не получив ответа Сашка постучал пальцем по чужому плечу:
– Э-эй! Спрашиваю, подрабатываешь тут или на полный день устроился? Учишься?
– Что? Да, – Кир отмер и снова уткнулся взглядом в заправочный пистолет.
– Тяжело?
– Нормально.
– Как платят?
На этих словах Кир понял голову.
– Не слишком, но хватает.
Только я подумал, что у Сашки кончилась фантазия, как услышал:
– Ты же явно неглупый мальчик. Есть более доходные занятия.
Я затаил дыхание.
– Спасибо, обойдусь, – Кир с ухмылкой, крутанул на голове бейсболку, надвинул на глаза козырёк и убрал свободную руку в карман.
Сашка ушёл расплачиваться, а я продолжал смотреть на Кира. Спасибо тому, кто придумал тонировать стёкла в автомобилях. Кир так сильно сжал в руке заправочный пистолет, что побелели костяшки. Прикрыв веки, я сделал глубокий вдох, представив как беру его ладонь и… тут же распахнул глаза от неожиданно качнувшейся подо мной машины – Кир пнул колесо. Ого!
– Всё? – Сашка плюхнулся на своё место и обернулся ко мне.
– Годится, – я пытался придать взгляду пьяную сонливость. – Поехали домой, ща сдохну. Хочу поесть нормально и спа-а-ать.
– Пересядешь вперёд? – перестав улыбаться, Сашка выглядел усталым.
– Не, мне и здесь хорошо.
Мы уже подъезжали к дому, как Сашка вдруг спросил:
– Почему ты выбрал этого?
– Кого?
Я понял, про что он, но тянул резину.
– Заправщика. Почему именно его?
– Сам не знаю. Жигуль белый понравился. – Но пошутить не получилось.
– Красивый парень, – туманно прокомментировал Сашка.
– Какой? Заправщик?! – Кир – красивый?
– Ладно, не красивый, приятный. Не знаю, какие там у вас каноны. Ладно, проехали.
Сашка начал парковаться. Он не слишком хорошо умел это делать, а сегодня после пива ещё медленнее катался туда-сюда, встраиваясь между помойкой и грузовой "газелью".
– Понравился, что ли? – я не мог ждать, пока он встанет наконец, не мог молчать.
– Ты, я смотрю, совсем плохой. – Сашка выключил фары и заглушил двигатель. – Я про то, что он как девка выглядит.
– Не заливай! Не похож на бабу.
Пора было уже выходить из машины, но я не двигался и Сашка не торопился. Кир – красивый?
– Парень как парень. Ты что, думаешь, что...
– Уймись, я только сказал, что он смазлив, и больше ничего.
Я разглядывал помойку, пытаясь вспомнить, как обычно выглядят пьяные, а потому безобидные люди.
– Серёг, извини, если не то скажу... Короче, как друга прошу, не втягивай меня в свои дела. Не хочу быть ни сводником, ни лохом. – Сашка открыл бардачок и вынул какую-то папку. – Пошли, я жрать хочу.