Просто

Олег варил Нику кофе. Не то чтобы чувствовал себя виноватым после вчерашнего – он понятия не имел, как это, – но порыв возник, так почему нет? Где-то в глубине спящих мёртвым сном его кулинарных способностей это называлось «готовить». «Перекусить» – когда всё готовое, когда пельмени, макароны, котлеты из коробки, голубцы из кулинарии, чай-утопленник.

Достав пакетик с молотым кофе, когда-то принесённый Людмилой, и зачерпнув его ложкой, Олег задумался: одну или две? В итоге в турку с водой было высыпано четыре ложки. С сахарным песком вновь получилась задержка: он понятия не имел, пьёт ли Ник сладкий кофе. Помедитировав с секунду над сахарницей, вдруг понял, что почти ничего не знает о своём квартиранте, и уж тем более понятия не имеет, пьёт ли тот в принципе кофе – они ни разу не ели вместе. 

Олег настолько тяготился непривычными для себя мутными ощущениями: то ли неловкости за выкрики Людмилы, которые Ник наверняка слышал, то ли невнятного раздражения на себя самого за так и не купленный диван, – что у него напрочь вылетело из головы, что он сам не пьёт кофе. Да и вчерашнее поведение Людмилы не давало покоя: разъярённая, матерящаяся... Олег хорошо помнил их знакомство: как она провожала его на соревнования, писала длинные эсэмэски, восхищалась наградами, мило улыбалась Аркадьичу, смеялась над шутками Скворцова, как недавно выяснилось, «отвратного типа». Притворялась? И пацан… Он-то ей что сделал? Над туркой тем временем вспухла густая коричневая шапка. 

Рассудив, что Ник уже должен был проснуться, Олег открыл дверь в свою комнату и позвал:

– Иди сюда.

Ник и правда не спал. Он поднялся, оделся и, обречённо передвигая ноги, двинулся на кухню.

– Завтрак. – Цыган стоял у плиты и, словно показывая содержимое турки, мотнул ею в воздухе, расплескав часть на пол.

– Завтрак? – переспросил Ник. Значит, серьёзных разговоров не будет. – Вы разве пьёте кофе? – Среди всех запахов, что царили в квартире, пока хозяин жилплощади ел-пил, кофейный не чувствовался ни разу.

– Могу.

Ник кивнул и, подойдя ближе, заглянул в джезву.

– Я тоже могу, но… – Забрал её, поднёс к лицу и покачал, втягивая ноздрями запах. – Если хотите, я сварю хороший. А это как-то... И на двоих не хватит. 

Раскритиковав готовку Цыгана, Ник в растерянности начал вытирать салфетками коричневые плевки-лужицы на полу.

– Вари, – разрешил Цыган и вышел из кухни.

Разлив свежий кофе по найденным в кухонном шкафу кофейным чашкам, Ник крикнул в сторону прихожей:

– Готово.

Они впервые сидели вместе за столом и пили кофе. Оба понимали, что назвать подобное завтраком можно только при очень большой фантазии, но послушно цедили его крошечными глотками.

– Это так правильно? Варить. – Цыган заглянул в свой напёрсток.

– Ну да. – Ник предпочёл бы выпить большую кружку чёрного сладкого чая с двумя, а лучше тремя бутербродами с сыром, но упрямо втягивал в себя кофе. 

– Откуда знаешь, как его надо варить? – Цыган после каждого глотка глядел в чашку. 

– Родители пьют. Как воду. Вот и... Спасибо. – Ник начал вставать. И хоть страха, такого, как раньше, он уже не чувствовал, но сидеть рядом с Цыганом было тягостно.

– К чертям это кофе! – Жалобно тренькнула о блюдце чужая чашка. – Давай нормально поедим. 

Цыган встал и, тяжело надавив на плечо Ника, заставил сесть обратно. Сам унёс со стола чашки и, щёлкнув электрическим чайником, открыл холодильник.

Теперь перед каждым стояла кружка с чаем, на тарелке лежали бутерброды с колбасой и сыром.

– С сахаром? Клади, не сиди. – Цыган придвинул к Нику сахарницу. – Завтра я куплю диван. И шкаф тоже.

– Давайте я съеду, – Ник грелся о кружку с кипятком, – вам будет проще. – Сестра Дэна как будто через неделю собиралась домой. Значит, можно было снова напроситься к другу в соседи.

– Ты себя в зеркале видел? – Цыган хмыкнул и насыпал себе в чай одну за другой три ложки сахара. 

Ник не понял, при чём тут зеркало, но, осмелев от обиды, наконец отлип от кружки и взял с тарелки самый верхний бутерброд, к несчастью оказавшийся с колбасой. Поменять на другой под внимательным взглядом запала уже не хватило. Ник откусил кусок и вяло пожевал. 

– Тебе сколько лет-то? – Цыган вынул из чужих рук надкусанный бутерброд и вложил другой, с сыром.

Ник, занятый происходящими перед его носом манипуляциями, не уловил снисходительной насмешки в вопросе и послушно назвал свой возраст. 

– А-а-а, – усмехнулся Цыган, – спасибо, что просветил. Ешь давай, горе.

Теперь иронию было сложно не услышать. Но сыр был свежим и вкусным, и Ник глотал обиду вместе с бутербродом.

Уйдя к себе, Ник начал собирать сумку в универ. Распахнулась дверь и на пороге возник Цыган.

– Не вздумай никуда уходить, – отрывисто и чуть не приказным тоном сказал он. – Будет комната как положено. 

Вот и всё: не надо ни о чём просить Дэна, завтра у Ника будет своя комната. Как мало надо, чтобы ощутить себя счастливым. «Нормальный мужик. Всё понимает, – думал Ник. – Дотянуть до лета, а там...»

Ник, как обычно, закрутился в одеяло, привычно надышав тёплого воздуха в свою норку, чтобы успеть заснуть до Цыгана. Несколько часов, проведённых над переводом: сначала придвинувшись на стуле к подоконнику, а потом лёжа на полу. И опять заболела голова. Но, главное, с холодильниками было покончено.

– Спишь? – Ник едва не подскочил на кровати. Оказывается, он успел отключиться. – Завтра привезут мебель. – Цыган почти упал рядом. В матрасе под ними что-то негромко хрустнуло. Ник машинально уплотнил вокруг себя одеяло, словно оно могло спасти, если кровать начнёт рушиться. То ли из-за информации о покупке дивана, то ли из-за вновь открытой Цыганом форточки, прицельно выхолаживающей Никову половину кровати, но сон пропал. Высунув голову из-под одеяла, Ник вгляделся в тёмное окно... Как нарочно, на улице холодно было прямо по-зимнему.

– У тебя какие-то проблемы со сном? – раздалось из-за спины.

Ник затаил дыхание: именно в этот момент он перекладывал удобнее ногу и теперь, не рискнув закончить начатое, замер. Сил хватило ненадолго: пришлось всё-таки зашевелиться, чтобы улечься нормально, расставшись с нелепой акробатической позой.

– Парень, может, тебе опять подрочить?

– Нет! – Ник не успел отрегулировать голос, и получился нелепый детский взвизг.

– Ну ты даёшь! – Цыган громко рассмеялся. – Значит, не пойдёшь дрочить? Ну не хочешь, так не хочешь.

Больше Ник не двигался и дышать старался реже. Через некоторое время, услышав приглушённый храп, расправил затёкшие от напряжения руки и ноги. «Завтра я уже буду спать отдельно», – успокоил он себя. 

На следующий день, вернувшись от заказчика с вполне себе нормальной суммой в кармане и войдя в квартиру, Ник почувствовал запах новой мебели. Не снимая обуви, он рванул в комнату и, открыв дверь, разочарованно выдохнул: шкаф, тумбочка, письменный стол, давно знакомый ему стул, и всё. Ник ещё раз оглядел комнату. Да, она стала больше похожа на жилище, теперь вещи можно сложить в шкаф, а не хранить на стуле и подоконнике, заниматься, сидя за столом, а не примащивать книги к окну, но где он будет спать? Почему Цыган не купил диван? Ник медленно прошёл внутрь и присел на стол. 

– Ну как? – в комнату заглянул Цыган.

– Да... – невпопад ответил Ник, поднимая голову от словаря. Второй час он вымучивал поэтический перевод – препод, видно, решил провести эксперимент на несчастных студентах, пытая их лирикой Рембо. 

– Завтра диван будет, что-то там у них с доставкой. – Цыган выглядел серьёзно. – До завтра терпит?

«Почему у него такие чёрные глаза?» – в сотый раз подумал Ник.

– Да. – Сегодня на длинные слова он был точно не способен. 

Ник тяготился вынужденным ночным соседством, но стеснялся не только прямо сказать об этом, но и показать своё недовольство. 

В комнату к Цыгану он пришёл далеко за полночь – сонный и отчего-то замёрзший, – разделся и, закрутившись в одеяло, почти сразу заснул.

В университете первым делом Ник нашёл Дэна. Тот забрался под самый потолок аудитории и, развалившись, расслабленно взирал на поднимавшегося к нему друга.

– Здоров.

– И тебе. – Дэн был довольный и непривычно медлительный, будто сонный. 

– Твои отчалили?

– Сеструха, что ли? Ага-а. – Дэн расплылся в улыбке.

– Ты чего такой довольный? 

– Так. Есть причина. А ты чего такой замученный? – Дэн дёрнул его за болтавшуюся на плече сумку. 

– Дэн, раз сестра...

– Э-э-э, нет, брат. С жильём – мимо. У меня тут вариант наклёвывается, – он рывком усадил Ника рядом, дёрнув за сумку ещё раз, – охуенный, я тебе скажу. Помнишь ту, в очочках, с третьего курса? Ну ту, что документы принимала? Ну! Вспоминай-вспоминай, в приёмной только одна красотка сидела, ты должен был её запомнить! 

– Какие документы? – Ник не хотел слушать ни про какую «в очочках» – он хотел сменить жильё как можно скорее, потому что уже не верил, что в комнате когда-нибудь появится диван. Но больше, чем общая с Цыганом кровать, Ника напрягало, что после первого совместного завтрака тот которое утро подряд будил его, ожидая на кухне с бутербродами и двумя кружками чая. Мало того, Цыган начал разговаривать – задавал вопросы про учёбу, про Москву, друзей – и ещё смотрел на него своими чернильно-чёрными глазами, когда ждал ответа на любой даже незначительный вопрос. Его взгляд примораживал, лишал воли, заставлял Ника не отводить глаз. А когда удавалось расцепить эти намагниченные взглядами поля, Ника каждый раз встряхивало. Он ясно чувствовал, как что-то щёлкало внутри в этот момент, словно и впрямь небольшой магнит отлепился от другого такого же. Цыган что-то такое с ним делал: помедлишь ещё чуть-чуть, и отлепиться будет невозможно. И потому надо сразу, пока Ник ещё может, пока в состоянии почувствовать тот самый щелчок. 

– Значит, не получится. – Не к месту вспомнилась та ворона на дороге. – А я ведь к вам переводился и никакую приёмную комиссию не видел. Ты забыл. – Ник встал и забросил сумку на плечо. – Удачи тебе с «очочками». – И с прямой спиной двинулся вниз по ступенькам. Аспирант, замещающий профессора на сегодняшней лекции, занял место на трибуне, и все ждали лишь Ника.

Покупая мебель, Олег остановился на самом необходимом. На полноценную и тщательно продуманную обстановку, такую, как на баннере, что встречал покупателей у входа в магазин, у него не хватало фантазии. Он думал привести с собой Людмилу, помочь с выбором, но, прикинув, как бы это смотрелось со стороны – ни дать ни взять семейная пара, – делать этого не стал. И потом она бы сильно удивилась, узнав, что ко всему прочему придётся покупать диван, который уже как будто стоял в комнате. В магазине Олег описал комнату продавцу, взъерошенному и помятому мужчине средних лет, слонявшемуся по залу. Консультант – на нём висел соответствующий бейдж, – подойдя к ближайшей тумбочке, выставленной на продажу, достал из ящика ручку, лист бумаги и начеркал на нём кривой прямоугольник. Пошевелил губами и добавил к большому прямоугольнику несколько маленьких и таких же кривых. Какое-то время он разглядывал лист и грыз кончик ручки. Закончив любоваться, молча пошагал к лестнице на второй этаж. Олег двинулся за ним. Почти на другом конце этажа, за чередой многоэтажных компьютерных столов, стояла тумбочка и шкаф.

– Остатки от модульного гарнитура. По максимуму в вашу кубатуру. Брать будете?

– А диван?

– Диван на первом этаже. Я учёл его габариты. Обивка попадает в цвет, но подлокотники будут отличаться – он из другого комплекта. Посмотрите? Да, стол ещё. Тот подойдёт? – Консультант показал пальцем на чёрный, судя по панелям, дээспэшный письменный стол с парой надстроенных полок сверху. – Этот самый маленький. Выглядит не особо, но других под ваш метраж вы не найдёте. Устраивает?

Выбирать самому, бродя по магазину, или ехать в другое место, более пафосное и, значит, дорогое, Олег не хотел – сколько можно тянуть. И Ника было жаль. Даже при всей своей ненаблюдательности Олег видел, что тот как-то ненормально на него реагирует. «Боится. Уже и подрочил ему. Что не так?»

То недолгое время, что Олег успел прозаниматься в секции спортивной гимнастики, осталось в памяти не только первым опытом разочарования. Было и другое. Впервые испытанное им единение с собственным телом. Он будто заряжался, казалось, что у него крылья и можно управлять каждым пёрышком в них, точно закрылками, как в самолёте, купленном на Новый год. И если захотеть, захотеть по-настоящему, если рискнуть, то полетишь. Это чувство было таким реальным, что его потеря – исключение из секции – оказала на Олега ошеломляющее воздействие. А ведь ему так нравилось туда ходить. Олегу пришлось по душе всё: и растяжка, и упражнения, и гул в уставших мышцах после. И совсем не пугало, когда во время занятий тренера гнули мальчишек и девчонок, добиваясь идеального прогиба, максимальной гибкости. Со стороны человеку непосвящённому это виделось форменным издевательством. Девчонки сначала закусывали губы, жмурились, поскуливая. Но, в конце концов, не выдерживали и плакали. Мальчишки натужно сопели, стискивали зубы, недоумённо распахивали глаза, не ожидая такой сильной боли. Некоторые, тоже не вытерпев, плакали вслед за девчонками. Сдалась и вскоре бросила занятия одна, самая маленькая, на удивление ни разу не проронившая и слезинки. Когда дошла очередь до Олега, то он, к своему удивлению, ощутил не только боль, но и непонятное спокойствие – именно теперь всё было безошибочно: положение ног, выверт стопы. И всего-то требовалось довериться чужим рукам. Как просто – передать своё неумение, свой страх другому человеку, который поможет, научит. Помощь не может быть неправильной. А боль – всего лишь плата. Олег и не чувствовал её почти, потому что в эти минуты не только тело, но и боль принадлежали тренеру.

Доставку оформила молодая девушка прямо на кассе. Как выяснилось, ему полагалась скидка в связи с близостью – практически соседняя улица – его дома к магазину. Когда на следующий день привезли всё, кроме дивана – он не влез в Газель из-за перегруза, – Олег не слишком расстроился, тем более что грузчики заверили: «Завтра всё будет в лучшем виде – к вам первому пойдёт машина». И потом надо было возвращаться на работу – не до размышлений о правах потребителя, – отпросился ненадолго, мебель принять.

Придя домой вечером, Олег, увидев расстроенное лицо Ника, подумал, что у того нелады с учёбой. Мелочь какая-нибудь студенческая, не иначе. 

Но на следующую ночь, проснувшись от сдавленных всхлипов рядом с собой, понял, что не такая, видимо, мелочь. Сначала Олег решил, что ему кажется, что он ещё спит. Пошевелив больным плечом и убедившись, что всё реально прислушался: Ник, как всегда завернувшись с головой в одеяло, действительно плакал. Глухо, еле слышно. Даже матрас легонько колыхался от вздрагивающего тела. 

Олег не знал, надо ли что-то сделать или сказать. Если бы Олег вздумал лить слёзы, чего быть не могло по определению, то предпочёл бы, чтобы окружающие делали вид, что не замечают. И поэтому он продолжал лежать, надеясь, что эти звуки когда-нибудь закончатся. В конце концов, не выдержал:

– У тебя что-то случилось? – Все звуки сразу стихли. – Эй, случилось, говорю, что.

– Ничего не случилось. – Голос прозвучал натужно, неузнаваемо.

– Всё наладится. – Олег будто не слушал. – Здесь как: главное, перетерпеть, потом лучше будет. – Он коснулся чужой спины и, найдя, как ему показалось плечо, неловко похлопал по нему через одеяло.

– Да. – Спина напряглась. 

– С девушкой поссорился? Легчает, когда есть кому слить. Можешь мне. 

Больше Ник не сказал ни слова, и от этого Олег впервые ощутил себя тупым пнём. Ему впервые была в тягость его немногословность. И, словно компенсируя это, он опять положил руку на спину Ника:

– Забудь. Нормально ж всё. 

Ник снова ничего не ответил, но Олег ощутил, как спина будто бы упёрлась в его ладонь сильнее. Он убрал руку и лёг на спину: значит, сам разберётся, не маленький уже. Но сразу ощутил движение рядом с собой: к его боку осторожно придвинулось чужое тело – чувствовалась выпуклая полоска позвонков. «Разобрался…» – беззвучно ухмыльнулся Олег. 

Скоро Ник спал, почти полностью прижавшись к нему спиной. Иногда всхлипывал, вздрагивая от недавнего плача. Но постепенно дыхание выровнялось, и у Олега, слушавшего чужие вдохи-выдохи, стали слипаться глаза.

– Поднимайся, пора. – Олег дёрнул за край одеяла и, чтобы наверняка, толкнул лежащего в плечо.

– А? – Ник заполошно вскочил и сел на кровати.

– Давай-ка завтракать, поднимайся. Идёшь на учёбу? 

– Сколько сейчас? – Сигнала будильника Ник не слышал.

– Успеешь поесть.

– Нормально всё. Бывает. Забудь, – сказал Олег, но Ник, наоборот, ещё ниже склонился над тарелкой, пряча взгляд. – Ешь, ты что как неживой? Не любишь жареные яйца? Или приправы мало? – Ник кромсал вилкой омлет, возя кусочки сначала влево, потом вправо. Наконец, так ничего и не съев, положил вилку и поднял голову:

– Спасибо вам за завтрак, но мне пора уже. Я пошёл. – Однако даже не попытался встать из-за стола. 

– Давай-ка говори мне «ты».

– Да, – согласился Ник, продолжая сидеть. 

– Ты боишься меня, что ли? – Олег, и сам отложив вилку, посмотрел на Ника.

– Нет, почему вы думаете?.. – Ник осёкся и снова опустил глаза. 

– Ты странный какой-то: что ни спрошу – статуей становишься, ближе подойду – как мандраж тебя бьёт. Я такой страшный?

– Нет, не страшный. Показалось вам. – Ник поднялся, глядя на оставшийся на тарелке омлет. – Мне сегодня надо ещё успеть забежать...

– Сядь, потом забежишь. Доешь спокойно.

Ник, поколебавшись, сел назад, на удивление споро расправился с завтраком, потянулся к бутербродам и, взяв с тарелки ближайший, снова замер. 

– Чего застыл? Если это проблема для тебя, купишь сыр вечером, а сейчас – жуй.

Ник торопливо схватил чашку со стола и сделал большой глоток. И тут же окатил Цыгана веером брызг. Мгновенно прижав руку ко рту, точно хотел удержать то ли оставшийся во рту чай, то ли возглас, вскочил и выбежал из кухни.

– Да-а... – Олег вытер рукой лицо и, взяв брошенный на стол бутерброд с сыром, сжевал его всухомятку.

Интуиция не подвела – дивана в комнате не наблюдалось, не было и Цыгана в квартире. Да если бы и был, Ник всё равно постеснялся бы спросить про очередные сложности с доставкой. Он подошёл к окну и уткнулся по привычке лбом в стекло. Было бы лучше виском, в котором словно лупцевали молотками через равные промежутки, но так не изогнёшься.

Сегодня за завтраком, когда Цыган ему вроде как запретил уйти, Ник со скребущимся под ложечкой облегчением сел снова. И пока глотал невыносимо синтетический глутаматовый омлет, который попросту был сверху засыпан приправой, в животе будто что-то разжималось; хорошо, что Цыган больше не смотрел на него. А взяв бутерброд с сыром, вдруг понял, что это чужой сыр – себе забыл купить. Ник хотел было положить бутерброд назад, но не смог себя пересилить: сыр так приятно пах, что вернуть его назад на тарелку не было никакой возможности. Он сидел, вертел в руках хлеб, ощущая пальцами гладкость сырного ломтя и не решался откусить.

«Выплюнул на него чай…» – Ник закрыл глаза, окунувшись в утренний стыд и вдруг улыбнулся. Он был благодарен, что его не выпустили из-за стола: скорые перекусы перед универом испарялись из желудка уже на первой паре. Вечером еда была такая же невнятная – Ник торопился успеть позаниматься и оказаться в кровати раньше Цыгана – и переваривались быстро. Утром, сев за стол, не мог расслабиться: чужой взгляд нервировал. Он притягивал, словно тащил Ника на аркане, и сегодня за завтраком у него получилось остановить это всё. В самый последний момент получилось: не пришлось расцепляться, чувствуя тот самый внутренний щелчок.

Ник переодел джинсы и прошёл на кухню, прикидывая по пути, что сварить: рис или макароны. Когда он остановился на макаронах, выбрав их за быстроту готовки, зазвонил мобильный. 

– Да, мам. Да. Ничего. Устроился. Да, устроился. С деньгами было бы веселее. Когда? Хорошо. Я не совсем понял, почему я-то виноват? Да, мам, я и забыл, что мой интеллект… Я не хамлю, я просто устал. Я тебе позже позвоню. Спасибо за деньги.

Положив телефон в карман, Ник помял в руке упаковку с рожками. Ворона на дороге... К кому она попёрлась за помощью, тупая птица?! 

Сыр он не купил, но опять брать у Цыгана не стал и сделал бутерброд с маслом. Ник с детства ненавидел такие, но сейчас продолжал усиленно жевать, полоская рот сладким чаем. Сахара, насыпанного на макароны, не хватило, хотелось ещё. 

До десяти Ник просидел за ноутом, разбираясь с курсовой по культуре общения. К семинару готовиться времени уже не осталось. Пришёл Цыган, судя по звукам и запаху, поел, побывал в душе и ушёл.

Когда Ник вымотанный и усталый – недавний разговор с Дэном всё не шёл из головы, звонок матери, призрачный диван, курсовая эта – забрался в холодную постель, понял, что не уснёт. Молотки в виске затихли, как только он открыл ноут, будто давая отсрочку, чтобы можно было сосредоточиться. Теперь же во лбу, под черепом, пульсировала красная точка, и Ник в который раз, снова возвращаясь в детство, думал: что предпочтительнее – пульс кипятком или нормальная головная боль? 

Прибегнув к испытанному способу, Ник стал следить за дыханием: раз – вдох, два – выдох. По-видимому, у него начинался насморк – нос издавал едва слышный глухой свист. Раз, два, раз… Ник начал играть: выдувал воздух то сильнее, то тише или, делая перерыв, плавно наращивал напор – получалась своя собственная вьюга. Она то спокойно мела позёмкой по насту, то, будто из-за усилившегося ветра, свистела нестройными рывками, застревая между деревьев. Когда личная вьюга дошла до состояния бурана, пришёл домой Цыган – хлопнула входная дверь. 

Бросив своё развлечение, Ник отодвинулся от края кровати, приблизившись к центру, – придёт Цыган и станет теплее. Натянул одеяло повыше. Когда он вчера так позорно раскис, и Цыган, не рассчитав силу, уронил руку ему на спину: тычками изобразил жалость, а после убрал ладонь, то тёплый след от чужой пятерни Ник ещё какое-то время ощущал даже через толстое одеяло – ему всегда было холодно. Но главное не это: ему ни разу не предлагали поделиться проблемами – ни родители, ни друзья. Услышав такое впервые от чужого человека, Нику стоило большого труда не заплакать снова: один в чужом городе, никому не нужен. Какая девушка?! Ник с силой закусил губу, а потом безотчётно подвинулся назад, улавливая чужое участие как тепло. Совсем немного. Погреться.

Ник услышал, как Цыган вошёл в комнату, разделся и лёг рядом. Предусмотрительно сдвинутое в сторону одеяло... И сразу начал оттаивать бок, а за ним и сам Ник. Хорошо, когда тепло. 

Вечером, разогревая в микроволновке долму из супермаркета, Олег пытался определить по звукам, а точнее по гробовой тишине, царившей в квартире, дома ли Ник: как бы ни вздумал уйти куда-нибудь. Ещё и эти ночные слёзы... Наконец еле слышно щёлкнула дверь в туалете. Олег размял рукой сначала одно плечо, затем другое. «Вот и хорошо. А то свинтит ещё на ночь глядя. И что я из-за пацана так... – И сам же додумал с раздражённой горячностью: – Пропадёт один, точно вляпается во что-то. Даже постоять за себя не сможет. Вытаращит свои глазищи, рот откроет, как кукла неживая, и будет смотреть, как его обчищают где-нибудь ночью в подворотне! А с доставкой надо разбираться. Работнички…»

Перед сном Олег решил пройтись. Если вчера у него проскользнула мысль позвонить Людмиле, то сегодня он и не вспомнил о ней. Та по обыкновению дулась и ждала его с извинениями. 

– Никита, блядь... И имя дурацкое, слащавое, и сам не лучше, подстать! – Олег курил уже вторую сигарету. Крошка табака с первой затяжки всё ещё мешалась во рту. Выкинув окурок и сплюнув, Олег повернул назад. 

Свет во всей квартире был погашен. Глянув на силуэт под одеялом, Олег лёг рядом. «Диван. Не забыть бы завтра».

– Ник, тема есть. Давай с нами. – Дэн, слишком весёлый даже для себя самого, неожиданно вынырнул сбоку.

– Что за тема? – Ник кинул деньги в кофейный автомат и раздумывал, куда нажать. Он не горел желанием ни видеть Дэна, ни разговаривать с ним, но невозможно игнорировать того, кто смотрит в упор, да ещё с такой счастливой улыбкой.

– Алия приглашает к себе, хата свободна. После пар не уходи, сразу двинем. Шесть-семь ещё наших будет – по-скромному.

– С чего это она меня приглашает? – Ник догадался, что Алия – та самая девушка в очочках из приёмной комиссии. 

– Это не она, я тебя приглашаю – грехи замаливаю. Ник, ну не могу я её спугнуть, пойми! У неё там устои... А, хрень всякая! – Дэн махнул рукой. – Родаки отформатировали по полной, теперь мне мозг ебёт. Пиво капельно, прикинь? Ибо грех. Но это мелочи. Как я её, по-твоему, завалю, если ты в соседней комнате? Надо же всё кошерно обстряпать.

– Грехи он замаливает... – Дэн раздражал своим счастливым видом. На табло автомата высветилась разрешающая надпись, и Ник достал из окошечка готовый напиток. – Сычёв, ты хоть знаешь, что такое «кошерно»?

– Однохуйственно! Пошли, я тебя с Алией познакомлю. Как ты мог забыть такую тёлочку, я тебе удивляюсь! – Дэн то ли не слышал, то ли не помнил слова Ника о переводе из другого вуза.

– У нас сегодня пять пар. – Нику не хотелось никуда идти, и он цеплялся за любой предлог.

– Четыре, пять – не всё ли равно? Всё, идёшь с нами. – Дэн так сильно хлопнул его по плечу, что стаканчик тут же оказался на полу.

– Ну ты и козлина! – Ник смотрел на свои кроссовки, залитые какао. 

– На, только не ной. – Дэн протянул пятидесятирублёвку.

– Пошёл ты! – Ник вырвал купюру и опять шагнул к автомату.

Ник догадывался, что такие квартиры существуют, но ни разу не видел их воочию: высоченные потолки, много комнат, много стекла и простора, невероятных размеров плазма на стене. А предложенный выбор спиртного по качеству и цене превосходил все мыслимые пределы для стандартной вписки. 

– Твоя Алия – дочь президента? – Ник, уже порядком выпив, стоял с Дэном на балконе. 

– Лучше, старик, лучше: они сейчас – там, в президенции своей, а мы – здесь. Везунчики могут остаться до утра. – Дэн осклабился и, швырнув окурок вниз, навалился всем весом на Ника. 

– Полегче, – поморщился тот и дёрнул плечами, пытаясь избавиться от чужого тела. Дэн ржал как конь и упирался. Впрочем, тяжеленный он тоже был как конь. – А выпивки не много для твоей принцессы? – Ник наконец смог распрямиться и освобождённо выдохнул.

– Моя девуля только себя блюдёт, да мне гайки закручивает. Другим жить не мешает – у красотки должна быть свита. Ты усёк про «до утра»? Кончай трепаться, глаза разуй и двигай. – Они вернулись в комнату, и Дэн, одной рукой обняв за плечи Ника, другой водил по сторонам как экскурсовод: – Как, ничего перспективка? Сколько возможностей у тебя сегодня: тёлочки на любой вкус!

Алия, словно восточная красотка с глянцевой открытки, оказалась девушкой гостеприимной, и шесть-семь человек, заявленных в начале дня Дэном, скоро переросли в двузначное число: сколько точно человек с бокалами и бутылками бродило, танцевало и целовалось по углам, сосчитать было непросто. Но девушки, несомненно, брали количеством. – Давай, топай во-он на тот диванчик, я тебе сейчас компанию организую. Ты как к брюнеткам относишься? 

– К брюнеткам? Не знаю. Нормально, наверное. – Голова кружилась – два стакана виски с колой делали своё дело. Ник выловил подтаявший кубик льда из коктейля и разгрыз его, достал ещё один. – Ты мне девчонку подгонишь, что ли? 

– Притормозил бы. Это третий стакан или четвёртый? 

– Отвали, а, бухгалтер? – Ник лениво разгрызал следующую ледышку. – Завидуешь?

– Пошёл ты! Будешь продолжать в таком духе – девчонку заблюёшь, а не затрахаешь. 

– А может, ей понравится? 

– Не вздумай так же хохмить и после, похеришь все мои труды. Харе пить! Вдуй сегодня как следует, постарайся. За меня. Мне-то не обломится.

– Прям так и не обломится? – не поверил Ник.

– Мой дядя самых честных правил… – грустно продекламировал Дэн. – А что делать! Но, – он поднял вверх палец, – я не я буду, если не трахну её! Но не сегодня. Ничего, она сама мне дань принесёт, на блюдечке.

Когда Ник вернулся из туалета, незнакомая коротко стриженая брюнетка уже сидела на небольшом кожаном диванчике в углу около аквариума. С радостным ожиданием на лице она крутила головой во все стороны. Дэн, тот ещё пикапер, наверняка наплёл ей про рыцаря на коне, что прискачет и увезёт в какой-нибудь замок, – он любил напустить тумана. Ник, предвкушая победу, снова смешал виски с колой и, улыбаясь, двинулся к дивану. Подзарядившись, он чувствовал себя и в самом деле на коне.

– Привет, ты кто? – сделав большой глоток, Ник сел рядом.

– Кто – я? – Улыбка на её лице погасла. – А ты кто? – Она смерила Ника недовольным взглядом.

– Я – Ник, друг Дэна. Мы с ним, да и почти со всеми здесь, – он обвёл комнату рукой с зажатым в ней стаканом, – учимся вместе, в одной группе. – В конце концов стакан качнулся, и немного коктейля выплеснулось на ноги брюнетке.

– Я так и поняла. А напиваться в группе всех учат или только тебя? – Она смахнула не успевшие впитаться капли и поднялась с места. – Алкаш!

– Почему алкаш-то? – Ник не понял: ну пролил немного, и что? Он посмотрел взбешённой девушке вслед и огляделся. Уже многие нетвёрдо держались на ногах – неудивительно при такой-то халяве.

Ник поговорил с рыбками, выделив одну, прозрачную, особенно грустно скользящую по дну и дозаправился ещё одним коктейлем. Налив новый стакан, присоединился к танцующим, пытаясь малопослушным телом что-то изобразить среди других таких же тел. В итоге облив и себя, и других, решил, что сегодня он развлёкся достаточно. Махнув рукой Дэну, удивлённо поднявшему в ответ бровь, Ник, нацепив куртку, вывалился из квартиры. 

Ночной воздух освежил, и до квартиры Цыгана Ник добрался, вполне сохраняя вертикаль. Раздевшись в своей комнате, даже не сразу сообразил оглядеться: приехал ли диван на этот раз? 

– Не прие-э-эхал, – пропел Ник, улёгшись спиной на стол. Он поболтал ногами, прослеживая взглядом руст на потолке: от стены до стены, от стены… люстра. Скучно. Помогая себе руками, поднялся, ойкнул, схватился за полку и, остановив вращение комнаты перед глазами, побрёл в ванную. 

На обратном пути, в коридоре споткнулся о свои кроссовки – один ботинок с грохотом улетел прямо в кухню. На ощупь дойдя до тумбочки, задел рукой завиток бра. Тот прогудел на весь коридор точно старинные часы. Ник, прислушавшись, остановился. Подавив желание повторить звук, почесал живот и подтянул сползшие трусы. Задев резинку, задумчиво похлопал ею по телу: растянулась, пора в помойку. Непоследовательно пообещав себе завтра и выкинуть трусы, и постирать, Ник открыл дверь в комнату Цыгана. И пошёл до кровати, сосредоточенно ступая по прямой, что далось не так-то легко.

Забравшись под одеяло и пролежав какое-то время, Ник встал и открыл окно. И всё равно ему даже без одеяла было жарко. Сбив его ногами в сторону, Ник снова потянулся, зевая и почёсываясь.  

– Приятель, я спать хочу, – неожиданно подал голос Цыган. 

– И я хочу. – Нику вдруг стало смешно, и он, не сдержавшись, хихикнул. 

– Шкет, ты набрался, что ли?

– Ага. – Ник ещё больше развеселился: они лежат и разговаривают, как обычные люди, – разве не смешно? 

– И что, спать не собираешься?

– Не получается.

Несмотря на своё состояние, Ник вполне давал себе отчёт, что как никогда смело разговаривает с Цыганом. Да что уж – разговаривает, он впервые не боялся его. Совсем. «И почему я раньше?..»

– Посчитай овец.

– Не-а, не вы-ыйдет. – Ник поднял руки и покрутил кистями, разминая запястья, словно собирался играть на фортепьяно. – Слишком мало у меня было овец, чтобы уснуть. – И он снова хихикнул, теперь уж над своей шуткой. – Не получится.

– А что получится? 

– Ничего-о-о, – протянул Ник, глядя на руки и выписывая ими в воздухе призрачные фигуры на фоне белеющего в ночи потолка. 

– Ничего? – После небольшой паузы Цыган совершенно будничным тоном заметил: – Я вот помню, что тебе дрочка нормально помогла. Так что, может, займёшься? 

– Не-а. – Теперь Ник был занят тем, что, стряхнув с пальцев невидимые капли, с размаха кидал руки на кровать, снова поднимал вверх и опять стряхивал что-то в темноту. С каждым разом удары рук о матрас становились всё сильнее. 

– Чего так? – Олегу казалось, что он разговаривает с ребёнком, который всеми силами оттягивает момент отхода ко сну. Однажды во время воскресной вылазки с Людмилой на очередную дачу хозяева долго не могли уложить в кровать свою пятилетнюю дочь: она то просила пить, то есть, то вспоминала, что не погладила напоследок кошку и долго бегала по саду в её поисках, то вдруг начинала рассказывать стихи, в отчаянии даже принялась петь, вскарабкавшись на стул, только бы не уходить от гостей. 

– Не мо-гу. – Ник принялся дирижировать в такт своим ответам.

– Чего не можешь?

– Как ты – не могу. Не уме-ею, – почти пропел он. Цыган просил не выкать, и Ник благополучно забыл об этом, но сейчас это «ты» вылетело будто само собой.

– Дрочить не умеешь? – Олег рассмеялся. – Ну ты даёшь! 

– Вот это да-а-а. – Ник неловко повернулся лицом к Цыгану и лёг на бок, подперев рукой голову. – Ты умеешь смеяться?

Олег расхохотался:

– Идиота кусок, что ж ты так напился? Тебе ж наверняка нельзя!

– Не знаю, может, и нельзя. – Нику нравилось это ощущение: спокойствие, лёгкость и обыкновенный, не обязывающий ни к чему трёп. Удивительно, но сегодня у него не болела голова, лишь лоб отяжелел. Это единственное, что мешало. Хорошо, когда ничего не болит, хорошо, когда ничего не нужно. Или всё-таки... – А ты можешь мне... ну... как тогда?

Цыган приподнялся на локте:

– Ну ты и нажрался, шкет! Берега не попутал?

– Кто бы говорил. – Рука под головой Ника покачнулась, но он удержался, для устойчивости выставив вперёд колено, случайно толкнув чужую ногу. – Мне до тебя... ого-го! Особенно, в этом. – И Ник в каком-то непонятном задоре уже нарочно задел коленом Цыгана. 

– Ты мне не дашь спать, я правильно понял? 

– Не-а, не дам, – легко согласился Ник. – А ты мне помоги. – Он хотел поудобнее подставить ладонь, но манёвр не удался и голова, всё-таки соскочив с руки, упала на подушку. – Зассал? – Ника несло. Даже выпив на пару с Дэном, не мог полностью расслабиться, а тут... А ещё Нику хотелось разрядки. И он не просит – он играет, потому что всё равно ничего не будет. 

– Заиграешься. – Цыган будто угадал его настроение.

– Кишка тонка, – не остались в долгу в ответ.

– Труселя скинул, смельчак? – хмыкнул Цыган и, склонившись над Ником, вгляделся тому в лицо. 

Ник фыркнул, завозился и отбросил снятое бельё в сторону:

– Доволен? – И неосознанно одёрнул на себе футболку. Играть – так до конца, пусть он не думает, что Ник сдастся первым. И, вообще, Цыган не сможет, не посмеет.

– Скромник, как я посмотрю? – Цыган, подцепив край футболки, стал наматывать её на кулак, постепенно подтягивая Ника ближе к себе.

Тот дёрнулся, словно приходя в себя, но было поздно: футболка поднялась почти до подмышек, а сам он оказался слишком близко к Цыгану. Пьяная удаль тотчас спала, и Ник зло прошипел: 

– Отвали, шуток не понимаешь.

– Не так быстро. – Цыган, казалось, даже ухом не повёл. – Сдулся? 

Ник был готов расписаться в собственной трусости, но ему не дали – чужая рука лишила воли, пустив по телу сладкий парализующий ток. «Это всё неправильно, – заметались мысли в голове. – И почему он лучше меня знает, что надо делать. Зачем я вообще…» Преодолевая тягучую истому в животе, упрямо стараясь уйти от прикосновений, Ник начал отцеплять от себя чужие пальцы – они были везде. Но потом просто не смог пошевелить руками. Сразу стало легче, и будоражащий ток уже беспрепятственно тёк по венам, удобно спалив все мысли в голове. Наслаждение вместе с прижатыми к подушке руками придавило, смяло. Рот открывался в беззвучном то ли крике, то ли стоне. Губы обметало сухостью. И Ник, зажмурившись до влаги в уголках глаз, нетерпеливо, неловко подавался вперёд. Иногда ему казалось, что он чувствует дыхание Цыгана у себя на шее, и тогда словно бы автоматически Ник трогал языком губы. Тело плавилось от жара, рвалось, томилось, но разрядки не получало. И Ник подкидывал бёдра всё резче…

– Ну! – услышал он строгий голос над собой. – Пьянка и секс – про разное. Давай кончай. 

Влага коснулась сухих губ – прохладно, пить!.. Тяжело, что не шевельнуться. Настолько тесно и жарко, и… Ника с криком выгнуло на кровати. 

– Та-ак не мог-у, – выдохнул он, когда получилось выровнять дыхание и разлепить веки. В животе всё реже вздрагивало, мышцы растеклись киселём, становясь всё легче и невесомее, но мешала голова. Что-то назойливо пыталось пробиться на поверхность, но волны удовольствия ещё перекатывались лениво по телу, поэтому думать и вытаскивать из глубины это «что-то» не было сил – мысли путались, заплетались в туманные орнаменты, мельчали. Оставалось собраться с силами, подтянуть колени к груди, закрутиться в одеяло и спать. 

Сосредоточено смотря на себя в зеркало в ванной, Олег спустил в кулак. Затем открыл кран, наблюдая, как вода смывает мутные разводы в сток, и больше открутил вентиль. Намочил руки и обтёр влажными ладонями лицо. Ещё раз сунув руки под воду, провёл по лицу… «Этот шкет делает мозг почище алкоголя!» Мысли. Где важные, где шелуха. Непонятно. 

В жизни Олега подобных историй не случалось, не считая почти забытого случая в душевой. Их сборная приехала на юношеский турнир в Токсово, и Олег, выбившись из установленного Аркадьичем графика, оказался в душевой ближе к ночи. Но нарушал не только он. Парень в полулёгком из «Буревестника» – Олег не помнил его имени, – показавший на сегодняшней тренировке неплохие результаты, тоже проигнорировал отбой. Переходя из кабинки в кабинку, и выбирая душ не слишком забитый известью, Олег видел, как за ним тяжёлым взглядом следил этот, в весе пера. Найдя прилично работающую сантехнику, Олег взял бутыль с жидким мылом. И хоть раньше никаких конфликтов с ребятами из «Буревестника» у них не было, готовый к любой заварухе, он на всякий случай встал к парню лицом. Но тот, смигнув, расслабился и шагнул вперёд, потом ещё… Теперь он смотрел иначе. 

Мыло уже стекло с пальцев, когда Олег нагнул его. Двигаться было неудобно, ноги скользили по мокрому полу, пока парень не прижался к стене, вцепившись рукой в краны. Повизгивая и сжимая в себе Олега, он совсем скоро забрызгал кафельную стену. Белые потёки на голубой плитке, чужой стон… Олега тряхнуло, вздёрнуло по нервам – неожиданно ярко, горячо. Он ни разу до этого не пробовал с парнями, не умел, не знал, а тут повело: железными пальцами рванул к себе жилистое тело и стал вколачиваться со всего маху. 

Вернувшись обратно в свою кабинку и снова выдавив мыло в ладонь, Олег принялся смывать с себя случайный секс, как случку. Острую, бешеную, наверное, необходимую не только этому, из «Буревестника», но и самому Олегу – предстоящий бой держал в напряжении. Подставив лицо под воду, колко бьющую из душевой лейки, расслабленный и спокойный, Олег уверился на все сто – он победит. Ловя ртом воду, с усилием провёл по груди… С девчонками не так. С ними словно играешь в игры – обременительно и фальшиво. Иногда Олег ловил себя на том, что, общаясь с девчонками, ему приходится разрабатывать не менее чёткую стратегию, чем во время боя. Несколько льстивых слов о лице, фигуре, сказанные в правильное время, купленная шоколадка или пакет запретных чипсов, смех в нужном месте над совершенно несмешной шуткой. Лишь соблюдая строгую последовательность, можно рассчитывать на секс, который всё равно никогда не приводит к такому пронизывающему концентрированному удовольствию, как только что. С девчонками – словно кто воды плеснул: без насыщения, без едкого, продирающего по хребту удовлетворения в конце. 

А сегодня Олег был готов… Не сразу, позже, когда смотрел на острый треугольник задранного вверх подбородка. Но руки, которые он держал, вдруг дёрнулись, рванулись и тут же расслабились в его ладонях. И Олег сразу передумал: сдвинулся в сторону и лёг рядом. Следил за ходящим вверх-вниз животом, слушал чужое сорванное дыхание. Ещё полчаса назад он не собирался касаться Ника, но тот устроил целое представление. Обнаглевший от алкоголя и дурной отваги, открытый, живой и как будто впервые настоящий, он вызвал у Олега интерес. В желании поддразнить тот включился в игру, чтобы посмотреть, как далеко Ник может зайти. Но потом утратил контроль. И целомудренные попытки Ника прикрыться, после того, как он сам швырнул на пол трусы, ничего не изменили. Сведённый от желания живот, тянущая книзу боль… Словно не Ник, а Олег хотел разрядки, но стеснялся сказать об этом прямо. Впрочем, Олег с самого детства жил по принципу «тело – в дело»: каждый нерв, мышца, натянутое струной сухожилие должны были работать. И потому он как никто понимал, как важна для тела разрядка. А значит, надо помочь. Придавив Ника к матрацу, легко поймал руку, завёл её наверх и прижал вместе с другой рукой к подушке. Забывшись, навалился сильнее: «Давай, малыш, кончай скорее».

Олег завернул кран и вышел из ванной.

– Никит, ты как? 

– Что? – Хмель от только что пережитого оргазма тут же испарился. Пока не было Цыгана, он нащупал всё-таки, что его тревожило, и вяло, словно сладкую вату, перекатывал на языке: «Это просто дрочка, это просто так. Я всего лишь спустил, и потому мне сейчас так...» Дрёма опутывала всё больше, и тут как обухом по голове. 

– Теперь, говорю, дашь мне заснуть? – Цыган потрепал Ника по волосам. 

Как-то сразу обдало холодом, захотелось не просто укрыться, а спрятаться. И Ник рванулся всем телом в сторону и плотнее натянул одеяло – ладонь сразу исчезла с головы. 

– Я – спать. Чего и вам советую. – «Вы» проклюнулось и щипало язык.

– Что теперь? Голова опять? – Шевеление за спиной, и Ник сжался, ожидая прикосновения, но ничего не последовало. 

– Я спать, – снова повторил Ник и с силой, словно хлопнув дверьми, закрыл глаза.

В зал Олег пошёл прямо с утра. Впервые без предварительной пробежки по парку. Встал на беговую дорожку, выбрал средний режим и, следя за сменяющимися на электронном табло красными цифрами, подгонял резиновое полотно под ногами: быстрее, быстрее… Кто-то заботливо открыл фрамугу в кардиозоне – бежалось свежо и приятно. Плазму над потолком ещё не включали, и Олег смотрел на улицу через огромные окна: серые фасады домов, перекрёсток со множеством светофоров, машины, люди, люди… Он выучил, что после пешеходного зелёного слева, сразу загорался зелёный свет светофора справа, перекрывая движение на маленькую улочку между афишной тумбой на углу и фасадом с разбитой вывеской «Барклаевская улица». Пешеходы в ожидании уже собрались у перехода. Олег с силой повёл плечами – мышцы туго откликнулись, приятно отозвавшись в спине. Сойдя с дорожки, он пошёл к весам. Заныл желудок, словно от просроченных пельменей. «Какого хера я полез к нему? Ещё и обиделся на меня потом. За этот ёбаный поцелуй, что ли?»

Утренняя радиостанция неестественно бодрыми и жизнерадостными голосами ведущих призывала начать новый день с улыбки. 

Наутро Ника разбудил звонок в дверь. Вчера, перед тем как ложиться, он выпил сразу две бутылки пива: «девятку», чтобы вернее. И действительно заснул раньше, чем стихла вода, пущенная Цыганом в ванной.

А сейчас никак не мог разлепить веки, несмотря на раздражающе повторяющийся дребезжащий звук. Прослушав ещё один куплет хриплого кваканья из коридора, Ник встал, натянул джинсы и подошёл к входной двери. Близко и выпукло, а оттого непохоже, перед ним в глазке маячило лицо дочери тёти Тани. Над головой снова проснулась сиплая лягушка. Он крутанул замок.

– Оле… А где Олег? – Девушка дёргала себя за цепочку на шее, кусала губы.

– Его нет. Наверное. 

– А ты?.. – Ник не отвечал, ждал, что она узнает его, а ещё лучше поймёт, что он её брат, которого сестрица совсем недавно выставила из квартиры. – Ты можешь передать, чтобы он… – Светлана замолчала, снова натянула на шее цепочку – влево, вправо, словно хотела перетереть ею шею. – Ладно, ничего.

Ник смотрел, как она, выпрямив спину и шаркая домашними шлёпками, медленно уходила вверх по лестнице. Выходной, Цыгана нет, значит, можно ещё поспать.

– Тебе тут нравится, – спросил Цыган и уточнил, – в нашем городе? 

Он стоял у окна и ел яблоко. Ник пришёл на кухню налить себе чай и остался – показалось неудобным ответить на вопрос и уйти. Потом был второй вопрос, о Москве: Цыган там не был. 

– Шутишь? – не поверил Ник.

– Не рвался никогда особо. Но когда-то был совсем близко, в отборочных участвовал. Писатель какой-то. У нас Пушкин, у вас… забыл. – Цыган провёл пятерней по волосам. – После планировалась встреча в Москве, но я свалился с гриппом и меня заменили. 

– Хорошая замена?

– Фу-у-ух, – выдохнул с нажимом Цыган, – ну и спросил. – Он коротко хохотнул, взял второе яблоко, покрутил в руке и положил обратно в пакет. 

– Извини, тупой вопрос. – Ник встал.

– Сядь, не мельтеши, нормальный вопрос. – Ник сел, но сразу же поднялся, подошёл к мойке, помыл свою кружку, поставил в сушку и только после, вздёрнув подбородок, посмотрел Цыгану в лицо.

– Ты прям как… Ладно, – рассмеялся Олег, – забей. Тот бой… Аркадьич, тренер, весь мозг мне вынес: говорит, своими соплями перспективы проебал. Мне же было так херово, что в больничку в итоге закатали, – Олег ухмыльнулся, – ты как надо спросил. Все решили, что я напалмом блевал из зависти к Ермаку, что вместо меня поехал. Ну да, правы, блевал. Знатно так. Но от температуры: лёжа с гудящим жбаном вместо головы и думая не о том, что я здесь, а как он там бьётся. – Олег обхватил себя ладонями за шею и свёл локти.

– Сейчас придумал? – Ник не мог простить Цыгану его обидный смех. И таким смелым было проще удерживаться на расстоянии от магнитного чёрного взгляда. 

Сузив глаза, Цыган убрал руки и распрямился. Продолжая смотреть на Ника, подошёл к столу и, отодвинув табурет, сел. Дёрнул углом рта и неожиданно сказал:

– Жрать хочу, сил нет. Но, – он положил ладони на стол, – ты почти угадал, шкет. Почти. Сначала страшно жалел, что не еду, аж глотку сводило. А потом, как отрезало: он уехал, я остался, дело сделано, чего зря желчью исходить? И дальше о Ермаке, Димке Ермаченкове думал – как он покажет себя.

Как-то незаметно получилось, что они вместе с Цыганом опять сидели за столом и разговаривали. Больше о Питере. Но теперь Ник не выжимал из себя книжное о чудо-мостах, белых ночах и архитектуре, он рассказал о крошечных горбатых мостиках, названия которых ему были неинтересны, но стоять на них, опершись на перила и точно вымерив середину, ему до чёртиков нравилось – будто Пушкин на гравюре, что висела в кабинете отца. Рассказал, как хорошо оказалось жить одному, без родителей, как бесит город своим холодом, высокомерной серостью домов, ввинчивающимися в уши словечками – питерский колорит, чтоб его! Цыган не перебивал, не спорил, не пытался, как Дэн, ёрничать: «В вашей Москве не лучше». В какой-то момент встал и вышел из кухни. Вернувшись, кинул на стол коробку шоколадных конфет. 

– Налетай, компьютерщики от хлама избавлялись. Кто-то им за услуги отвалил, а им лишь никотин подавай.

– Хорошенький хлам, – присвистнул Ник, видевший совсем недавно такую же у Алии дома. – Это дорогие конфеты. 

– Любишь сладкое?

– Не особо. Та девушка, Света… 

– Светка? – Олег сел и рванул шелестящую упаковку с конфет. – Теперь что?! 

Ёжась от тяжёлого взгляда и сразу начав путаться в словах, Ник рассказал про вчерашний приход соседки сверху, жалея, что не сделал этого раньше. Глядя на серьёзное, даже злое лицо, старался говорить как можно короче. Цыган выслушал, крепко выругался и сразу ушёл. В коридоре грохнула дверь. Ник, открыв коробку, потрогал пальцем красивые   шоколадные конусы. 

Когда не только от монитора, но и от текста в учебнике начали уставать глаза, Ник понял, что прошло много времени. Отложив тетрадь, он подошёл к окну и прижался лбом к стеклу: невидное в подсвеченной фонарями кромешной тьме небо, обнесённый стенами домов двор, ветки деревьев с кое-где оставшимися листьями, неуклюже парковавшийся слева от арки белый автомобиль. Ник зябко повёл плечами – холод и темень. Если бы можно было совсем не выходить… Конфета давно переварилась, и желудок заныл, прося чего-нибудь посущественнее. Ник отлип от стекла и пошёл на кухню. 

Заглотив, не жуя, кусок сыра с хлебом, Ник сделал второй бутерброд, но больше: помидор, ветчина, сыр. То, что мяса он не покупал, понял, когда откусил. Подумав, что ущерб будет меньше заметен, начал делать такой же бутерброд Цыгану. Кусок хлеба – наискосок, тонкие куски ветчины, пергаментные кругляши огурца, помидор... Толстенный шмат сыра Ник придавил вторым куском хлеба, открыл микроволновку и остановился: запихнуть такое в рот и не вывихнуть при этом челюсть было нереально. Но успокоив себя наличием в доме ножей, Ник захлопнул дверцу печки. Выставив таймер на полторы минуты, со спокойной совестью доел свой бутерброд. 

Микроволновка давно мигала зелёным нулём и уже несколько раз сигналила напоминалкой, когда открылась входная дверь, впуская Цыган. Войдя на кухню, он сел за стол, огляделся, похлопал себя по карманам и скривился. 

– Жрать хочется, – как и несколько часов назад повторил Цыган. Снова потянулся к карману, выругался и, облокотившись на стол, замер. 

Ник вынул из микроволновки тарелку с бутербродом и поставил перед Цыганом.

– Мне? – Тот поднял голову.

– Я свой уже съел.

Когда от бутерброда ничего не осталось – странным образом челюсть у Цыгана не вывихнулась, – он сказал:

– Светка хотела… Помог её муженьку съехать.

– Он так долго вещи собирал?

Цыган снова скривился, оттолкнул пустую тарелку от себя.

– Сначала ждал, когда этот уёбок придёт, потом выставил его из квартиры. – Цыган с силой сдавил правую руку. – Она из-за него в больницу попала.

Ник вспомнил ускользающий взгляд Светы и её тяжёлые шаркающие шаги по лестнице.

– Бил? – зачем-то уточнил он, прекрасно видя, что костяшки на правой руке Цыгана краснее, чем на левой.

– Не понял: то ли толкнул, то ли ударил. Теперь нет ребёнка. Это ты сделал или купленное? – без перехода спросил Цыган и постучал пальцем по пустой тарелке.

– Не понравилось? – Ник не стал уточнять, что только что спросил не про парня в семейниках, а про самого Цыгана.

– Вкусно. – Цыган встал из-за стола и вышел в коридор. Почти сразу вернулся, держа в руках пачку сигарет. – Умеешь готовить?

– Не особенно. Это просто бутерброд, – сказал и, глядя Цыгану точно в переносицу, добавил: – Меня Колей, кстати, зовут. Это я так, на всякий случай, для памяти.

Цыган, уже зажавший губами сигарету, вынул её изо рта и пожал плечами. Не спуская глаз с Ника, покрутил сигарету в руках, кивнул и ушёл. Ник стоял и улыбался пустому проёму кухонной двери.

Пока Цыган курил на лестнице, Ник поставил на стол две кружки, щёлкнул чайником и достал упаковку с кофе. Подумал, убрал её на место и вынул из жёлтой пачки два чайных пакетика. 

– Я не понял, – подошедший сзади Дэн по обыкновению навалился всем телом, забросив руку на плечи, – ты чего свалил-то? Динарка теперь нос от меня воротит. Ты что ей наплёл? 

«Автомат» вместо тягомотного зачёта по логике хотели многие, потому сегодня к началу первой пары собралось неожиданно много народа. Лекционный зал постепенно заполнялся: кто-то лениво переговаривался, развалившись на столах, кто-то, перешагивая через ступеньку, выглядывал из оставшихся свободных мест самые удобные – ближе к проходу. С местами на логике с самого начала дело обстояло так. Преподаватель, худой и длинный, как жердь, лучше бы он был толстым и неповоротливым и сидел себе спокойно за столом, хоть и ставил «автоматы», но и спрашивать любил без предупреждений. Неожиданно, будто взлетая по ступенькам, подбегал к выбранному ряду и, показывая пальцем на жертву, кидал вопрос. В жертву выбирался тот несчастный, кто забирался в самую середину. Студенты быстро раскусили систему, и аудитория стала представлять собой интересную картину: пустая, будто обнесённая невидимой стеной середина зала и переполненные, забитые до отказа крайние столы. Но жертвы находились всегда: опоздавшие, двоечники-пофигисты или, наоборот, зубрилы, которым не страшен любой вопрос. Сегодня Нику посчастливилось занять последнее из стратегически верных мест, едва он застолбил его сумкой, как нарисовался Дэн. 

– Сдриснись. – Ник сбросил руку. – Динара? Это ещё кто? 

Дэн швырнул свою сумку рядом с Никовой, пнув чей-то яркий пакет дальше по сиденью, и обречённо выдал:

– Как выяснилось, эта сука – главная подруженция Алии. Точно мне своего геморроя было мало. Какого хрена ты тогда свалил, Ник?

– Вспо-омнил!.. Сто лет прошло. Сам где шлялся столько времени? Телефон не берёшь, в универ не ходишь.

– Если бы не Динарка… – Дэн осклабился и цыкнул. – Ты не поверишь, старик!..

– Денис! Сычёв! – раздалось от входной двери. 

Дэн резко, будто получив удар по голове, присел на корточки и прошипел:

– Ти-и-ихо, – будто в таком гвалте его мог кто-то услышать дальше метра, и, двигаясь по-утиному, начал проталкиваться между ножками стола, стремясь втиснуться под столешницу. 

Ник обернулся. К ним, лавируя между студентами, всё ещё стоящими на ступеньках и прикидывающим, куда можно приземлиться с минимальным риском, быстрыми шагами поднималась сердитая женщина в ярко-синем костюме.

– Сычёв, тебе не надоело? Я что, буду с тобой в прятки играть? – Бросив строгий взгляд на Ника, она подошла к столу и стукнула по нему кулаком. – Вылезай немедленно!

– Ну, Екатерина Михайловна, ну заче-е-ем, – Дэн кряхтя полез обратно, – я и так бы к вам пришёл.

– Пришёл?! Сколько тебя ждать прикажешь, Сычёв? Если обещаешь сделать, надо делать! Взрослый парень, а ведёшь себя…

В конце концов, Дэн, бурча что-то извинительно-жалкое, ушёл, подгоняемый хорошими, совсем не женскими тычками в спину. Ник постоял, глядя им вслед, и сел.

– Чего это Катька к нему лезет? – Одногруппница Татьяна, сидевшая сзади, положила ему руку на спину.

– Катька? – обернулся Ник.

– Ну, как там её… методистка наша. Вечно ей что-то надо!

Ник дёрнул плечами и отвернулся. Но Татьяна снова коснулась его спины.

– Ну что ещё? 

– Спросить нельзя? – обиделась она. 

– Ну не знаю я, чего она припёрлась. И бабу эту вообще впервые вижу. Чего пристала? На Дэна слюной капаешь? Только тебя у него в койке для полного комплекта недоставало.

– Придурок! – раздалось сзади.

Ник кивнул, приветствуя появление головной боли, и достал тетрадь. Нашаривать ручку по сумке  не пришлось: между листами валялся карандаш.

После пары, на которую Дэна не было, Ник спустился на первый этаж: надо было в библиотеке разобраться с практикумом, что шёл комплектом к учебнику французского. Нику и ещё нескольким счастливчикам брошюры не хватило. 

– Где моя сумка? – У самой лестницы, навалившись плечом на застеклённую дверь, стоял Дэн.

– Сумка? – Ник растерялся – она осталась валяться на полу в аудитории. Хозяйка цветного пакета столкнула её с сиденья, когда, придя с подружкой к звонку, увидела чужое имущество на своём месте.

– Чувак, я не взял. Сорян.

– Бля-я-а, какого хрена, Ник?! – И Дэн, зло топая, начал подниматься по лестнице.

Очередь в библиотеку заканчивалась в коридоре. И, как назло, впереди стояла Алия с той самой девчонкой с дивана, что окрысилась на него из-за коктейля. Они почти синхронно смерили Ника презрительными взглядами и отвернулись.

Получив вожделенный учебник только вместе со звонком, Ник пошёл не на пару, а к кофейному автомату – надо было чем-то запить таблетки. Головная боль пульсировала во лбу, казалось, что даже переносица давила в мозг. 

Две студентки, помогающие в библиотеке, пили чай в дальнем закутке и, громко смеясь, перемывали косточки какой-то Чижовой Ленке. Воспользовавшись случаем, Ник безнаказанно забрёл к временно неохраняемым стеллажам. Кажется, в последний раз их клали на эту полку. «Lecture analytique en français» и «La grammaire française d’aujourd’hui», пока хватит. И то, если голова пройдёт. На занятиях он в любом случае не высидит – в библиотеке спокойнее.

– Эй! – Кто-то тряс его за плечо. Ник потянул одеяло с лица и тут же снова укрылся с головй – в глаза бил яркий свет от люстры. – Жив?

– Что? – Ник узнал голос Цыгана и всё-таки выполз из-под одеяла, приподнялся на локте, щурясь от яркого света. – Что? – Он приставил ладонь козырьком ко лбу.

– У врача был? – Цыган в одних трусах стоял рядом. У него и правда было какое-то квадратное тело, смуглое, поросшее густыми чёрными волосками. Бугры мышц, словно булыжники, уродовали торс.

– Врача? – Ник разглядывал плечи Цыгана, его грудь, пытаясь вспомнить, чувствовал ли он недавней ночью всю эту выпуклую каменность.

– Тебе сильно досталось? 

– Мне? – Ник потёр глаза и сфокусировался на лице Цыгана.

– Тебе, дурилка, кому же ещё! Подушка в крови, в ванной на полу тоже.

– А-а-а, – Ник провёл рукой под носом, посмотрел на пальцы и лёг, – никто меня не бил. Кровь носом пошла в универе, вот и всё. Библиотеку всю уделал. Вечером, наверное, от горячей воды... Можно погасить свет?

Цыган чертыхнулся, обогнул кровать, ударил по клавише выключателя и, раздевшись, лёг рядом.

– Вы… – начал было Ник.

– Всё. Спи.

Скоро до Ника долетело глубокое и размеренное дыхание. Сам же он ещё долго видел пять ярких пятен под веками – по количеству лампочек в люстре. Казалось, что они навсегда отпечатались на сетчатке. Ник разглядывал пятна, смаргивал, снова пересчитывал их. Они бледнели, постепенно превращаясь в едва различимые белёсые точки. 

– Я приду поздно. – Ник, в ботинках и куртке, стоял на пороге ванной и смотрел в сторону. – Или завтра.

– Да без вопросов. – Олег вынимал чистое бельё из стиральной машины. Но, всё ещё чувствуя на себя взгляд, поднял голову: – Ключ потерял?

– Нет.

Олег распрямился. Ник всё ещё смотрел в сторону.

– Проблемы?

– Я… кофе сварил. – Ник сглотнул.

– Кофе? 

– Захотелось. – Теперь он разглядывал потолок.

– Ладно.

Закончив развешивать в ванной бельё, Олег нашёл свой телефон на кухне и набрал номер Людмилы.

– Люсь, ты всё ещё злишься?.. Да. Решил дать тебе время остыть… Люсь, если ты приедешь... Конечно… Нет. Хорошо. – Высыпав заправку для супа в давно кипящую воду, Олег туда же щедро сыпанул приправы. Убрав баночку на полку, отнёс телефон от уха, посмотрел на появившееся на экране лицо Людмилы и, выдохнув, закончил: – В семь, так в семь. Жду. 

С силой хлопнув дверью подъезда и засунув поглубже руки в карманы, Ник быстрым шагом двинулся по улице. Зачем он отпрашивался у Цыгана? 

Уже у следующего дома Ник замёрз и думал только о том, что зря надел под куртку тоненький свитер – дул резкий холодный ветер, а до Дэна предстояло идти ещё целый квартал. Тот отмечал сегодня день рождения. Официально он был в прошлую субботу, но к Дэну приезжала семья: родители приурочили свою очередную проверку к радостному событию. Успокоив родственников, явив им благопристойного сына в пустой от посторонних и, кстати, отдраенной на совесть квартире, Дэн чуть не на следующий день объявил в универе, что в выходные ждёт всех к себе на днюху. Не терпелось скинуть ярмо примерного мальчика. 

Если у Алии собралась более-менее избранная публика, понимающая толк в солидных вечеринках, то сегодня гвалт стоял такой, что Дэн несколько раз просил всех угомонится и не вынуждать соседей вызывать его родителей. Конечно, он привирал. Мать для установления дополнительного контроля делала попытки познакомиться с жильцами из квартиры напротив, но каждый раз приезжала в Питер так неудачно, что их не заставала. Дэн сам редко сталкивался со своими соседями: неопрятным бородатым мужчиной и маленькой женщиной с взъерошенными волосами. Решив про себя, что они какие-нибудь геологи или художники: и то, и другое в его ситуации было на руку, он тут же выкинул чудну́ю парочку из головы. Но как бы то ни было, разбираться с полицией, вызванной соседями снизу, уставшими от шума, а главным образом от демонстрации приёмов самбо над своей головой, не хотелось. Юрка и Сёмыч никак не могли определить, кто из них лучше владеет приёмами защиты, а кто – нападения. Дэна как будто слушали, но его увещеваний хватало ненадолго – всеобщее громовое ржание и грохот то и дело ударяющихся о пол тел быстро возобновлялись. 

В конце концов, все приползли в большую комнату: оккупировали диван, кресла, уселись на подоконник, даже принесли табуретки из кухни. Ник сразу расположился на полу – пухлый палас с прожжённой, но искусно замаскированной цветочным горшком дырой был сегодня необычайно чист. Тем более что тесниться в куче мале на диване не хотелось. Или, взгромоздившись на один из подлокотников, сползать с него после очередной вспышки смеха, потом снова взгромождаться назад, расталкивая других желающих сесть повыше. 

Анекдоты, байки, истории, интересные лишь рассказчику, перебор вышедших фильмов… Разгорелся спор об исполнителе саундтрека к новому блокбастеру. Его видели все. Ник попытался вставить свои пять копеек, но, поняв, что перепутал фильмы, замолчал.

– Алия нашего Дэна крепко держит за задницу. – Рядом с Ником, кинув на пол подушку, плюхнулась Татьяна. 

– Расслабься, трахнет да забудет. Как всегда.

– Попа-а-ал! – Словно не слыша его, Татьяна махнула рукой. – Так ему и надо.

– А может, она ему нравится? – Ник потянулся к столику за пультом и включил плазму.

– Вот именно поэтому. – Татьяна толкнула Ника плечом и заглянула в лицо. – Слушай, Смирнов, ты только в последнее время долго соображаешь или по жизни тугодум? Ходишь с табличкой: «Транслит мне, пожалуйста»? 

– Слушай, что тебе надо? Запала на Дэна, а я тут причём? Вот он, пользуйся, ведь в универе его редко теперь можно встретить, занят сильно. Только смотри, чтобы Алия тебе голову не отгрызла.

– Какой же ты идиот!.. Погодите, – закричала вдруг Татьяна, рывком оборачиваясь к спорящим сзади, – я знаю, почему она такая зараза. У неё сын в том году умер, вот она теперь и отрывается на всех. – Саундтрек был забыт: теперь всем было интересно из-за чего Скворцова, препод по английскому, всех валит на экзаменах.

– Дэн сейчас к юбилею универа программу готовит, – Татьяна повернулась к Нику, – сдуру ляпнул Катьке, что в школе всегда концертами занимался, хвалился, что профи, вот и запрягли. Теперь ещё и номера репетирует со всеми. Не знал?

– Катька — это та баба, от которой он прятался? – Ник вдруг понял, что давно ничего не знает о делах Дэна.

– Она самая, – засмеялась Татьяна, – только поздняк метаться, раньше надо было думать, перед кем пальцы гнуть. Подписали. 

– У нас будет концерт? Не знал.

– Ну ясное дело. – Татьяна положила подбородок на плечо Нику. – И где Дэн обитается последнее время тоже не знал, м-м?

– Нет. – Он видел близко лицо девушки: чёрная точка в углу глаза, пятно родинки на кончике носа, жирно блестевшие от помады губы.

– Ты хоть что-то дальше своего носа видишь, Ник?

– У тебя краска размазалась под глазом. 

Он встал, кинув пульт на ковёр. Захотелось выпить что-то покрепче «Балтики-восьмёрки». На кухне, открыв окно, Ник мгновенно закрыл его снова: казалось, за несколько часов, что он здесь, на улице наступила настоящая зима. Ящик с пивом унесли в комнату – Ник был согласен уже и на «Балтику», в холодильнике ничего алкогольного не нашлось. На подоконнике стояла открытая банка с маслинами – Ник выловил их и по одной закидал себе в рот. Мотнув банкой, отхлебнул коричневого рассола. Мерзость. Полоская рот, заглянул под мойку: к счастью, давнишняя бутылка водки – Ларкина первая покупка по паспорту в большом городе – никуда не делась. Но больше глотка Ларка выпить не смогла и со злости засунула бутылку в мусорное ведро, и если бы Ник её тогда не вынул из помойки… Он отвинтил крышку и приложился к горлышку.

– Картина маслом! Теперь что скажешь?

С торжествующим лицом в дверях стояла Алия, рядом Дэн, переводивший злой взгляд с водки на Ника и обратно.

– Смотри, что завалялось, можно в бутылочку сыграть! Помнишь, ты рассказывал, как вы на первом курсе… – Ник поболтал бутылкой в воздухе.

– Какого хуя… – Дэн выдохнул и как-то резко опустил плечи. – Ник, какого хуя ты делаешь?

Алия подошла ближе, забрала у Ника бутылку и вылила всё содержимое в раковину, перед этим театрально занеся над ней руку. После разжала пальцы, и бутылка с грохотом упала следом. 

– Я не хочу, – она повернулась к Дэну и отчеканила, – я не хо-чу слышать, как ты ругаешься. И вообще, выбирай. Дружки твои алкаши, шалавы, пошлые игры в бутылочку или я. И быстрее выбирай, я отлично знаю себе цену.

– Ник… старик… 

Ник не стал слушать и, показав средний палец, прошёл мимо в коридор. День рождения закончился.

Олег не успел ничего сделать, ему даже говорить не пришлось – Людмила, зайдя в квартиру, тотчас запрыгнула на него: обхватила ногами, обняла за шею и впилась в губы. 

– Пряжка давит, – единственное, что она сказала, когда Олег, не рассчитав силу, слишком прижал её к себе. 

Если Олег знал противника – его сильные и слабые места, любимые приёмы – и сам во время боя ощущал подъём, то мог угадать, на какой минуте раздастся свисток арбитра. Свисток, означающий его победу. С Людмилой Олег тоже знал, когда надо отпустить себя и ускориться, что значит её «ха-а» и когда прозвучит тягучее «м-м-мх». Но всё сбилось, едва из коридора в его покрытую испариной спину клацнул язычок дверного замка. Звук был настолько оглушительным, что Олег словно очнулся. Острые ногти Людмилы, шея с тонкой цепочкой – жемчужина на золотом якорном плетении, купленная им в подарок на годовщину знакомства... 

– Ну же... Ну! Чего остановился?!

Значит, не слышала. Значит… Олег оглох, он перестал слышать всё, кроме давно затихшего лязга замка в прихожей. Снова и снова этот тихий щелчок. Захлопнувшаяся дверь как свисток судьи. Всё. Только не выигрыш, а красная карточка и удаление. Жемчужина в ямке между ключицами не давала сосредоточиться. Тогда в магазине он ткнул в первый попавшийся кулон, остановив поток красноречия продавщицы хриплым «Не надо. Этот». Задранный в потолок подбородок и судорожно дёрнувшийся от глотка кадык. Этот! Олег не успел, всхрипнул во вздохе, но тут же подхватился и всё равно довёл последний период до свистка: нельзя уйти с поля побеждённым.

В правом ухе звенело от недавнего крика – он точно был прощён. Людмила, положив голову ему на плечо, тяжело дышала рядом.

– Я люблю твою кровать, – сказала она, подняв лицо и блестя глазами в темноте. 

– Кровать? – Олег аккуратно стягивал презерватив.

– Да. – Людмила снова устроилась на плече и медленно провела рукой по жёстким чёрным волоскам на его груди. – И причём гораздо больше, чем свою.

– Люсь, ты… в душ пойдёшь? – Голос сел.

– Зачем? – Людмила, протянув руку, включила настенное бра.

– Выключи, – поморщился Олег, – терпеть его не могу. 

– Раньше тебе нравилось. 

Олег сосредоточенно завязывал презерватив. 

– Ты сейчас домой поедешь или позже? – Олег сел и заслонил лампу рукой. Ослеплённый, он пробовал сосредоточиться на чужом лице. Мешалась скользкая резинка в руке. 

– Думаю, лучше сейчас. – Людмила, рассеянно глядя в окно, поднялась с кровати.

Погасло бра, и бело-голубой свет перестал настырно лезть под веки, зажглась люстра. Стоя к Олегу спиной, Людмила торопливо одевалась.  

– Теперь-то что? – Он следил за её резкими движениями.

– Ничего. – Людмила вдруг сверкнула зубами в улыбке. – Я позвоню тебе завтра. Или послезавтра. Обязательно.

Олег, натягивая и отпуская резиновое колечко презерватива, пощёлкал им по руке. 

– Машину заказать?

– Я на проспекте поймаю, Олежек. 

Сразу после ухода Людмилы он пошёл на кухню и выкинул резинку в мусорку. В спальне, выудив телефон из кармана джинсов, Олег нашёл нужный номер в списке контактов.

– Ты где? Две минуты тебе на сборы… Что? Всё потом. Рот закрой и двигай домой, не то я приеду и погоню пинками. – Олег отключился, столкнул с подоконника сумку Ника и, подойдя к шкафу, потянул на себя стопку постельного белья.

На вокзале воняло. Ник отрешённо купил кофе, ореховый коржик и отошёл к самому дальнему столику. Обожжённая горячим стаканом ладонь, усыпанный орехами шарф – не вытрясти, – свежее пятно на локте от совсем недавно съеденного кем-то мороженного за этим столиком. Как ни крути, день со всех сторон «сложился». В кармане дёрнулся от пришедшей эсэмэски телефон. Ник раздражённо схватился за трубку: «Смирнов1какоо хуя тв свалил ты…» Он не стал дочитывать и погасил экран. И вот тогда позвонил Цыган. 

После разговора нажав отбой, Ник, улыбаясь, дожевал коржик. Давным-давно мама очень похоже звала его с улицы домой: так же жёстко и не слушая никаких отговорок. А потом у неё была одна защита, другая – Ник запутался в званиях, регалиях. Ассистент, доцент, профессор... Каждый временной отрезок как очередная дверь, захлопнувшаяся перед его носом – каждая последующая крепче и выше предыдущей. Форт-Нокс. Ник тосковал по маме. Маме, готовящей по выходным пироги, ругающей за тройку, но всё равно вечером приходящей плотнее подоткнуть одеяло и погладить по голове, жалеющей, когда он плакал от обиды или боли… Но мама была занята работой, подготовкой доклада, публикации, беседой по телефону. Она пыталась поддержать с ним разговор, но путала имена друзей, задавала вопросы, на которые давно должна была знать ответы. Из-за этого начинала злиться, в конце концов, срывалась и уже не слушала, а воспитывала: читала сыну лекции о «правильно-неправильно». Ник мрачнел, замолкал и сразу уходил к себе в комнату. Падал на кровать и разглаживал загнутый угол карты мира, прикреплённой на стену вместо старого детского коврика с колобком. 

– Иди спать! – Олег встретил его на пороге, когда Ник отгремел положенное ключами в замочной скважине.

– Может... 

– Я перестелил. Без разговоров.  

Ник не переставал улыбаться всё время: пока допивал кофе на вокзале, ехал в метро, пока был в ванной. Он вернулся. Дом. Привычный запах пряностей, но уже немного разбавленный воздухом из открытой форточки – на ужин у Цыгана были глутаматовые пельмени. 

Не спалось. От желания, словно от зубной заморозки, неведомым образом распространившейся по телу, немел живот. Ник провёл по нему рукой и закусил губу – лучше бы не двигался. Заморозка мгновенно отпустила, и низ живота скрутило так сильно, что пришлось сцепить зубы. Можно было бы пойти в свою комнату – вполне сгодится, но хотелось совсем другого. Ник вгляделся в лежащего на спине Цыгана. Резко контрастируя с подушкой, вырисовывался профиль: спинка носа, лоб, губы… Внезапно Цыган схватил занесённую над своим лицом руку и дёрнул Ника к себе.

…Знакомый голос ему шептал что-то про бессонницу, жемчуг, про то, «чтобы больше и не думал»... Чужие слова попадали в щёки, в губы, в шею. Ник вытягивался в струну, стонал и подавался ближе. Приятно тянули в запястьях придавленные над головой руки. Потом шёпот стал беззвучным: прохладный язык, жёсткие губы. Ник тоже умел так разговаривать. Главное, чтобы слова забирали сразу с языка. Так ненасытно близко, без мыслей и воздуха. Хотелось пошевелиться, чтобы проверить, есть ли ещё хоть один миллиметр свободы, но не шелохнуться – он будто впечатан, врос в огненное тело Цыгана. И сразу накатившая горячая волна ударила, смыла… Ник упал на кровать, завозился и, подтянув к себе колени, воткнулся лицом в тёплый бок, задышал, задевая ресницами чужую кожу. Ни одной мысли, ничего, кроме тягучей истомы и сладкой лени в теле. Откуда-то сверху опустилось одеяло, укрыв Ника с головой.

Людмила позвонила ему днём и непривычно ломким звенящим голосом попросила приехать.  

– Мил, это срочно? Мы договаривались? – Олег собирался поехать в магазин, чтобы разобраться с диваном, как выяснилось, потерянным грузчиками. 

– У нас с тобой всё не срочно, Олег. Всё само собой, а значит, никак. – Людмила помолчала и вдруг попросила – обыденно и спокойно, как за хлебом сходить: – Ты выдели мне один вечер, это не так уж много.

Олег напрягся – извинительный секс сейчас особенно был ему поперёк. В их последнюю встречу Людмила не могла слышать, как Ник аккуратно захлопнул за собой дверь, поняв, что пришёл не вовремя. Ещё бы! Ходящая ходуном кровать и полувсхлипы Людмилы в такт… Замазанный очередным приторным женским стоном, щелчок замка сразу потух, Олег же подстроился толчками, дыханием под его повторяющийся фантомный звук. Даже губы, как будто вспомнив, шевелились «давай». И пускай разрядка смела Олега неожиданно, не вовремя, Людмила ничего не поняла, не догадалась, он постарался. 

– Во сколько? 

– Я сегодня дома, отпросилась. Как освободишься, приезжай. И купи коньяк, нам есть что отметить.

Олег взял бутылку «Пьера Феррана», сыр одного из тех сортов, что хвалила Людмила, и кусок хамона. Подумав, добавил к покупкам коробку конфет. Звоня в дверь, вдруг ощутил, как сильно врезаются в пальцы ручки пакета, и, поморщившись, снова надавил на кнопку звонка.

Людмила открыла дверь в старом блёклом халате. Забрала пакет, привстав на цыпочки, коснулась своей щекой его и замерла. Влажные после душа волосы, терпкий запах сладких духов.

– Тебе не тяжело? – Олег огладил её плечи, провёл по рукам вниз и попробовал отобрать пакет. – Люсь?..

– Иди в комнату, я сейчас. 

Маленький кофейный столик, пузатые бокалы, два кресла. Олег опустился в ближайшее, вытянул вперёд ноги, прочертив пятками тёмные полосы в высоком ворсе ковра. Вошла Людмила, неся перед собой, словно на подносе, тарелку с куском мяса. Бутылку с коньяком по-свойски зажала подмышкой.

– Халат?

– Не нравлюсь? – Бутылка звякнула о стеклянный столик. – Открывай. Нет, подожди, лимон забыла. 

Олег разлил коньяк и огляделся. В вазе на полу, почти сразу у двери, стояли свежие цветы – крупные розовые бутоны на длинных стеблях. Как пластиковые – никакого запаха. На диване, свесившись рукавом до пола, валялся пиджак, юбка топорщилась мятой подкладкой. Рядом лежала вешалка и пустой скомканный пакет. Прислонившись к подлокотнику, стояла швабра. Казалось, что хозяйку квартиры прервали во время уборки.

– У тебя праздник? – Олег кивнул на розы, когда Людмила вернулась.

– Сегодня – да. – Она сделала глоток и закинула в рот дольку лимона. – Хороший коньяк, молодец, не пожадничал. Олежек. – Людмила подалась вперёд и, проведя ногтем ему по колену, спросила: – А почему ты не делаешь мне предложение?

– А ты разве хочешь?

– Что меня всегда раздражало, – она откинулась на спинку кресла, – твоя манера так извернуть разговор, что уже ничего не хочешь: ни получить ответ, ни разговаривать дальше.

– Меня всё устраивает.

– Во-о-от. – Людмила залпом допила коньяк и налила ещё. – Я хочу напиться, не возражаешь? Это тоже всегда бесило: ты всегда говоришь, что думаешь, ни капли не заботясь о других. Если подумать, – Людмила взяла нож и начала кромсать окорок неровными кусками, – ты жестокий человек.

Олег смотрел, как толстые тёмно-розовые ломти мяса чуть не со стуком падают на тарелку. 

– Мил…

– А чего не Люся? – Сделав большой глоток и закашлявшись, Людмила просипела: – Почему за эти годы, что мы знаем друг друга… Ты, кстати, помнишь, сколько прошло? – Она помотала головой. – Не надо, не напрягайся, я просто так спросила – знаю, что ты ни хе-ра не помнишь. Какие же вы мужики примитивные! 

Развалившись в кресле и держа бокал с коньяком в испачканных жиром пальцах, Людмила жевала, некрасиво двигая губами. Олег словно впервые видел свою девушку: где этикет, красивые позы, элегантные мелкие глотки? Людмила всегда была аккуратисткой, но сейчас она сидела перед ним в застиранном домашнем халате, расплёскивая, подливала себе спиртное и резала мясо, придерживая его пальцами. Нож валялся прямо на столике и то, что она говорила… Если хотела выяснить отношения, зная, что он терпеть не может такие разговоры, значит, что-то действительно случилось. Людмила поставила бокал и щёлкнула по краю ногтем: он снова опустел. 

– Так почему за всё время ты ни разу не позвал меня замуж? Даже в шутку. Ну, лей, чего ждёшь!

– Наверное, я не хотел жениться. Не хочу, – поправился Олег.

– Ты даже соврать не можешь. – Людмила вдруг заплакала. – Чурбан! Самый настоящий чурба-ан! Признайся, ты-ы… даже мой подарок не вынул из упаковки-икх. 

Запонки действительно так и лежали в коробочке в прихожей. Ерунда какая-то, а не подарок – застёгивать рубашку на какие-то штуки вместо пуговиц. И причём здесь вообще запонки, где связь: жениться и железки на рукава?

– Тебе нельзя столько пить.

– Мне нельзя столько быть с тобой! – Голос сорвался, и Людмила зарыдала в голос.

Олег сжал губы. Тикали стенные часы, за окном шумел загруженный машинами проспект. Людмила понемногу перестала плакать, вытерла ладонями лицо и, глядя в окно, сказала тихо и хрипло:

– Я бросаю тебя. Ничего не скажешь?

– Надо что-то сказать?

– Обычно люди после такого спрашивают почему, просят не уходить, просят простить.

– Мне не за что извиняться. 

– Ты издеваешься?

– Решила уйти, ладно. Я не могу тебя заставить быть со мной.

– Ладно?! Это всё, что ли? – Людмила, замахнувшись, сбила со столика пустой бокал. – Уж лучше бы молчал! Как обычно. Ты замечал, что ты или молчишь, или про свой спорт дурацкий говоришь? Один спорт! Про то, как там было раньше и как стало сейчас. Ты помешался на нём! Даже других достать успел.

Олег смотрел на капли коньяка на ковре и вспоминал их последний выезд на дачу. Да, разговор был о борьбе, точнее, завязался спор о детских спортивных секциях: со скольких лет правильно отдать туда ребёнка, что лучше – самбо или борьба? Тему выбрала подруга Людмилы, а он лишь рассказал то, что знал.

– Мне всё осточертело! Я тащу тебя везде и всюду, уговариваю, подталкиваю, принимаю решения, куда нам идти вечером, куда ехать отдыхать, как провести выходные. Я хочу цветов, хочу кольцо, свадьбу, общий дом, а ты… Ты здорово трахаешься. – Людмила перестала частить и заговорила спокойнее: – Больше ты ничего не можешь мне дать. Или не хочешь, а, Олежек? Ты хоть любишь меня? Забудь. – Она отвернулась к окну.

– У тебя проблемы на работе?

– Что у меня? Проблемы на работе? – Людмила усмехнулась. – Пусть будет: на работе. Что с тем пацаном?

– Пацаном?

– Не надо, Олег, вранья только не хватало. Я знаю, что он до сих пор живёт у тебя, я видела его сумку на окне в спальне. Он такой несчастненький? Не удивлюсь, если ты и кровать ему свою уступил. Да без разницы. – Людмила встала и всунула полупустую бутылку в руки Олегу. – О нём ты заботишься, он живёт с тобой. Он, а не я. И знаешь почему? Потому что из нас двоих мужик я. А мужикам не нужна забота. Правильно? – Она шагнула к бокалу, всё ещё лежащему на полу, легко придавив ногой, толкнула дальше. Он покатился вбок и, ударившись о ножку дивана, остановился. – И ведь даже сейчас, – её голос скрипел, как старый рассохшийся шкаф, – пока я не скажу тебе уйти, ты так и будешь сидеть здесь, хотя всё давно ясно.

Поставив бутылку на столик, Олег встал.

– Так и уйдёшь молча?

Олег пожал плечами и выдохнул длинно, долго. 

– Всё? – Людмила смотрела настороженно и жалко. Олег снова пожал плечами. Жениться он не хотел, а вот с диваном вопрос надо было решать.

Менеджера не было на месте. Как Олегу объяснили, он помогал продавцам в зале: слишком много покупателей. 

– И о чём ты думала? 

– А о чём надо? Цвет красивый. Ну скажи, что красивый!

Олег, опершись на шкаф у кабинета менеджера, ждал его возвращения. Услышав голоса, он заглянул в отгороженный фанерными щитами отсек с мебелью для прихожей, как гласила табличка, свисавшая с потолка. Спиной к нему стоял мужчина в ярком пуховике с олимпийской символикой на спине, чуть поодаль, на красном пуфике, нога на ногу сидела девушка. Она жевала жвачку и подёргивала мыском остроносого ботинка.

– Цвет? Малыш, какой цвет?

– Ну красный, красный! – Она закатила глаза и выдула пузырь.

– Дело не в цвете, он просто не поместится в наш коридор, – на удивление спокойно проговорил мужчина и подошёл к девушке ближе. 

– Не поместится? – У неё открылся рот.

Мужчина присел на корточки, словно говорил с маленьким ребёнком, и ласково погладил девушку по щеке:

– Ты откажешься от заказа или мне сходить? – Девушка вместо ответа уткнулась лбом в чужое плечо, зашмыгала носом. – Малы-ы-ыш, перестань, всё такая ерунда – ну забыла померить и забыла. Бывает.

Поговорив с менеджером, Олег вышел на улицу и поднял голову. Ветер стих, крупные снежинки, попадая в круг света фонаря, падали медленно и редко. После щелчка неожиданно погасла лампа и тотчас пропали снежинки, точно их выключили. Олег прошёл до следующего фонаря и снова поднял голову – снег падал по-прежнему. Перед глазами всё ещё стояла сцена в мебельном: девушка, решившая поиграть в хозяйку дома, и её невозмутимый спутник. Ухмыльнувшись и натянув сползший с головы капюшон, Олег ощутил желание разбежаться и, как в детстве, прокатиться по накатанной на тротуаре ледовой дорожке. Жаль, что льда ещё не намёрзло.

Олег давно не ступал на жёлтый круг* – нет под ним борцовского ковра, но и на красной полосе он потоптался достаточно, все сроки вышли. Только готов ли тот, другой, кто напротив?

Утром Ник проснулся до будильника и лежал, прислушиваясь к звукам в квартире. Наконец не выдержал, встал. Из ванной забрёл на кухню. Цыган что-то жарил, судя по запаху, яичницу, бутерброды уже лежали на тарелке, чайные пакетики в кружках закрашивали кипяток в коричневый цвет. Ник постоял, машинально отметив, что количество бутербродов с колбасой и сыром одинаково, и сел, чтобы не мешаться под ногами.

В молчании выпил половину своей кружки, когда перед ним появилась тарелка: два выпуклых желтка с рваными, кое-где подгоревшими краями белка. Рядом звякнула вилка. 

Умяв почти всю яичницу, Ник понял, что ест только он. Перестав жевать, поднял голову: Цыган, сидя напротив и облокотившись на стол, смотрел на него. Смотрел тяжело, пристально. Ник медленно сглотнул и облизал губы. «Молодец. Давай малыш, сейчас!» – Ночью, вынырнув в реальность и хватая воздух онемевшими от испытанного удовольствия губами, было легче, потому что он не видел лица Цыгана, зато сейчас, под пробирающим до костей взглядом... Тотчас заныло, запульсировало внизу живота.

– Чего? – просипел Ник. Цыган его пугал. – Чего? – Удушливый жар подступил к лицу, захватил щёки, казалось, что даже лоб полыхал огнём.

Цыган не отвечал.

– Мне пора, – откашлялся Ник, – сегодня Сухарникова к нулевой сказала быть, а я тут…

В прихожей, быстро одевшись, Ник присел на корточки и начал заталкивать концы шнурков в кроссовки. Ему казалось, что главное – оторваться от чёрных глаз и уйти, тогда всё успокоится, станет как раньше. Ник чертыхнулся и начал заново перевязывать шнурки. Закончив, подхватил сумку с пола, разогнулся и увидел Цыгана. Тот стоял в дверях кухни и всё так же гипнотизировал взглядом. Нет, Ник ошибся, ничего как раньше не будет. А потом Цыган подошёл слишком близко.

Через полчаса Ник, взъерошенный и запыхавшийся, вывалился из подъезда. Через плечо болталась сумка, сплошь покрытая пыльными отпечатками его подошв.

– Ерохина, дай поговорить, а? – Дэн опёрся кулаками на парту и навис над Татьяной, сидевшей рядом с Ником.

– Перебьёшься. – Она окинула Дэна насмешливым взглядом.

– Тань, как человека прошу, сходи погуляй. Перетрём и уйду.

– Ну как оно, ничего? – Дэн наконец упал на освободившийся стул и подтянул к себе тетрадь Ника.

– Оно ничего. – Ник смотрел, как нарочито медленно Дэн листает одну страницу за другой.

– Заливаешь?

– Что тебе надо? – Ник выдернул тетрадь из чужих рук.

– Что за херня с тобой творится?

– Не поверишь, я о том же хотел тебя спросить! – Ник отзеркалил позу: облокотился на спинку стула и вытянул вперёд ноги.

– Хорошо, давай сначала. Что происходит?

– А что происходит? – Ник, ухмыляясь, смотрел на доску, на белые разводы от плохо стёртого мела.

– Знать бы. Ты как съехал от меня, так неродной стал: молчишь, обижаешься, водку из горла хлещешь. До кучи Ерохину динамишь, как последний задрот. В доту по ночам рубишься – остатки мозгов растерял?

– Тебе что-то не нравится? – Ник стиснул челюсти. 

– Нравится, не нравится… 

По времени пара уже началась, но логика всё не было.

– Пошли нормально поговорим. – Дэн сгрёб со стола пожитки Ника и встал. – Давай, давай, шевели батонами, прогуляешь разок, не помрёшь. 

– Ник, ты ку… – Голос Татьяны оборвала закрывшаяся за ними дверь. 

– Как её плющит-то! – Дэн засмеялся и, дёрнув Ника за рукав, рванул в сторону лестницы: – Втопили, а то ща препод нас срисует. Может, сходим похаваем?

Пока они дошли до «Макдональдса», Ник узнал, что Ларку увезли домой в Усады. Приехавшая не вовремя родительница, выйдя из лифта, сразу наткнулась на свою дочь, нетрезвую, виснувшую на незнакомом парне.

– Прикинь? Тимур чуть не обосрался, когда Ларкина мамашка на него налетела. Она так визжала, что соседи выкатились на площадку. В кои-то веки дома оказались! Закажи мне колу и бургер с картошкой, пойду столик займу, а то ща офисные набегут.

– Ну, – Дэн закидывал картошку себе в рот целыми пригоршнями, – и где ты живёшь?

– Нормально всё.

– Я спросил где, а не как. В общаге тебя нет, узнавал, можешь не сочинять.

Ник перестал сыпать сахар себе в чай. 

– Узнавал?

– Так где обитаешь? – Дэн вытряс из пакетика остатки картошки в рот.

– У знакомых. – Перерыв салфетки, Ник взялся за второй пакетик с сахаром.

– Знакомых? Я их знаю? Пароли, явки… Ху из?

– Дэн, отвали.

– Я хочу понять, что происходит.

– А что происходит? – Пошуршав упаковкой, Ник откусил от чизбургера. 

– Не надоело? Ладно, как хочешь. Вот козлы! – Дэн разворошил всё, что было на подносе. – Каждый раз какая-то херня: то соломинки нет, то вместо чёрного чая зелёный, то соус зажмут!

Закончив с едой и выпив колу безо всяких соломинок, они развалились на мягких сиденьях.

– Ща пойдём. Пять сек. – Дэн поковырял пальцем во рту. – Подкати к Таньке, девка уже из трусов выпрыгивает. 

– Твоя Ерохина не знает, как к тебе в кровать залезть. – Сыто рыгнув, Ник откинул голову на спинку. – Думает, коза, я ей помогу.

– Чё-о?! – Дэн рассмеялся. – Ну ты и тугой, бро! Пошли покурим, и я тебе доступно, на па-а-альцах всё расскажу.  

– Подыхаю от голода. Хочешь, я сделаю... – Ник войдя в кухню, осёкся и замолчал.

– Я тоже думаю, что не мешало бы перекусить. А то всё разговариваем и разговариваем… Вернее, я разговариваю, а ты молчишь. Да, Олежек? – подперев рукой голову, за столом сидела девушка. Блондинка с ярко-розовыми накрашенными губами. Красивая. – Олежек, представь нас. Ну, если конечно, у мальчика не болит голова и поэтому мне не надо срочно уходить. Садись-садись, не бойся, не съем. – Она наконец перестала сверлить взглядом Цыгана.

Ник ухмыльнулся, поджал губы и сел за стол. 

– В прошлый раз мы не познакомились, но можно и сейчас. Ты, Олежек, не против? 

– Люсь, кончай.

– Как, говоришь, тебя зовут?

– Ник его зовут. Для чего этот театр, Люсь?

– Я тут до тебя, Ник, как раз говорила, что женщины такие непостоянные: сегодня – одно, завтра – другое, послезавтра – ещё что-нибудь. Погорячишься, а потом жалеешь. Олежек, ты хоть понял? – Цыган молчал. – И как у тебя дела, Ник? – Людмила вновь обратила внимание на Ника. – Учишься, работаешь, так болтаешься? Чего хочешь от жизни, какие планы? Если у тебя проблемы, то ты скажи, мы с Олежкой поможем тебе.

Ник посмотрел на Цыгана и пожал плечами. 

– Так ты нас покормишь, Олежек?

– Кофе будешь? 

– Свари. И что там ещё у тебя? Только не пельмени с котлетами. Сыр есть? Хлебцы не кончились? А ты рассказывай, Ник, не молчи.

– Учусь, работаю. Всё. – И он снова посмотрел на Цыгана.

– И надолго ты здесь? – Девушка не отставала. – Знаешь ли, – она накрутила прядь на палец, – мы собираемся пожениться, и посторонние в квартире…

– Ешь. – Цыган поставил перед Ником тарелку с бутербродами с сыром. Зажёг на плите конфорку. 

– Интересно. – Людмила придвинула к себе тарелку, повозила её по столу, словно игрушечную машинку, и, в конце концов, затормозила перед Ником. – Кушай детка, не смотри на тётю. Тебе надо сил набираться.

Сама «тётя» тоже смотрела сквозь него и кусала розовые губы.

– Козёл ты, Олежек, – наконец припечатала она, выходя из прострации. – Как подумаю, сколько времени с тобой потеряла… 

Людмила встала, залепила Цыгану пощёчину и вышла. Тот сразу пошёл за ней.

– Ушла? – поинтересовался Ник, с аппетитом уплетая бутерброд. Он слышал шаги Цыгана и знал, что тот, вернувшись на кухню, встал у него за спиной. Но, даже если бы не слышал, всё равно догадался по исходящему от его тела теплу. 

– Да. 

– Совсем?

Цыган обошёл стол, сел напротив и махнул головой, будто отпустил кого-то невидимого.

– А-а. – Ник взялся за следующий бутерброд.

– Надо решить.

– Что решить? С чем? – Ник перестал жевать.

– С диваном, ёпта! – Цыган неожиданно засмеялся, взъерошил волосы и спросил: – У тебя бывает, когда – бац! – и всё понятно? Будто операцию на глаза сделали. 

Ник доел бутерброд, отряхнул руки от крошек и, чётко глядя Цыгану в переносицу, как тогда, когда впервые назвал ему своё имя, спросил:

– А она? – Ник вёл игру на трезвую голову. Теперь на трезвую.

– Я был в магазине и забрал деньги. Мне предложили выбрать другой диван, взамен первого, но я решил, что незачем. В той комнате сможешь заниматься.

Ник взял пустую тарелку, подошёл к раковине, открыл кран. 

– Что скажешь? – Цыган не понял игры. 

Ник кивнул и продолжил возить губкой по тарелке. Олег подошёл сзади и обхватил Ника за шею, мазнул пальцами, словно собираясь делать массаж.

– Не передумаешь?

– Нет. 

Проще, когда не видишь лица. 

Густой запах специй в квартире. Ник захлопнул дверь, сбросил сумку с плеча, скинул на пол шарф, куртку и сразу прошёл на кухню. Олег в борцовке и шортах стоял у плиты, держа в одной руке коробку пельменей, в другой – ложку. Ник засунул ледяные ладони Олегу под мышки и прислонился лбом к тёплой спине.

– Замёрз?

– У-у, – промычал Ник – руки взорвались болью от мгновенно вскипевшей от жара крови.

– На тебя варить?

Вместо ответа Ник вытянул губы трубочкой и медленно выдул тёплый воздух Олегу в спину.

– Как ты здесь жил? 

Ник снова не ответил и пошевелил пальцами.

– Согрелся? 

Пельмени с глухим шорохом съехали в воду.

– Есть хочу. – Ник, встав на цыпочки, попытался заглянуть в кастрюлю. – Ты давно приехал? 

– Только перед тобой. 

Ник лизнул кожу на спине и хотел освободить ладони, но Олег, прижав локти к телу, не дал.

– Когда снова поедешь? – Ник боднул его лопатку.

Он так и не полюбил этот чужой промозглый город. Ему всегда было холодно. Каждой осенью, после сдержанного, как и сами петербуржцы, лета, для Ника сразу наступала зима. Даже нелепая вязаная шапка, купленная ему Олегом, наверное, в детском мире, тёплая куртка и большой толстый шарф, два раза обмотанный вокруг шеи, не помогали, и Ник промерзал насквозь. Как он ухитрялся замёрзнуть, когда и бюро переводов, и их квартира находились в пяти минутах от метро, Ник и сам не понимал. Но он так заледеневал, что, заходя в квартиру, приваливался к закрытой двери и долго стоял, впитывая тепло. Дополнительные обогреватели, установленные Олегом, работали безотказно. Когда тот уезжал с командой на сборы, Ник держал их включёнными круглосуточно, доводя температуру в квартире до запредельной.

Два ключа на кольце, холодная плашка замка… Ник всегда открывал дверь сам и, найдя Олега на кухне за готовкой ужина, сразу засовывал ледяные руки ему под футболку. Олег привычно приподнимал локти, давая доступ. Ник блаженно закрывал глаза и расслаблялся. 

Они не проводили вечера в душевных разговорах, не обжимались на последних рядах кинотеатров, сгорая от страсти, не срывали друг с друга одежду в лифте. Ни одного слова о любви. Одному это было не нужно, второй не понимал зачем. Для них всё было просто.

Комментарий к Выбор

* Поединок в вольной борьбе проводится в так называемой «зоне состязаний» – это девятиметровый жёлтый круг в центре борцовского ковра. За пределами жёлтого круга проходит красная полоса шириной в метр – «зона пассивности». Если кто-то из борцов заступает в запретную зону, схватка останавливается и затем возобновляется в центре ковра – в жёлтом круге. Захват и контратака, начавшиеся в центре ковра, считаются действительными, где бы они ни были закончены.