Без слёз

3.

Отделение собралось на контрольное занятие по проведению форсированного допроса.

Накануне было объявлено, что занятие пройдёт «с использованием живого материала», и эта новость обсуждалась не все лады .

- А что значит «на живом материале»? – первым поинтересовался новичок – Малыш Эйдо Мар.

- А то и значит – привяжем тебя к колышкам и будем му-у-учить, - тут же отозвался один из главных зубоскалов отделения.

- Ага, зверски изнасилуем, - плотоядно ухмыляясь, вторил другой.

Руни только хмыкнул неодобрительно – ну, чего достают парня? Хотя, новичков завсегда стараются поддеть, и по части насмешек да подколов Малышу будь здоров как достаётся. Но он – ничего, держится, и шуточки терпит, и вообще… Все ж знают: чем позже попал в учебный центр, тем меньше шансов выжить. Но Малыш, видно, духом не падает, старается вовсю. Многие парни, в том числе и Руни с Сетом, новичка за эту стойкость зауважали, а командир, вроде как, под крылышко взял, опекает помаленьку…

- Правда, Волк, что это за такой «живой материал»? – это уже Дикарь спросил.

Командир пожал плечами:

- Я знаю столько же, сколько и вы. Веснич же любит туману напустить…

Едва Волк это произнес, как появился офицер-преподаватель Веснич, специалист по допросам. Да уж, помяни чёрта – он тут как тут… Веснич был длинный, сухой, весь какой-то бесцветный, и ничего в нём примечательного, если б не взгляд – неподвижный, почти как у Руни, но острый, холодный. Поглядишь – и будто на битое стекло напорешься…

Преподаватель подталкивал в спину парня в оранжевом комбинезоне. На физиономии парня светился перевернутый треугольник – печать контроля… Всё понятно. «Меченые» - так называли опасных преступников, приговоренных к пожизненной каторге. Их использовали в учебном центре для самой грязной работы. Ну и, видимо, для разных прочих нужд. Например, как живое чучело на практических занятиях…

- Раздевайся! – приказал Веснич своим бесцветным голосом, даже не глядя на парня. И тот с обреченной покорностью принялся стягивать оранжевое тряпьё. Руки у него заметно тряслись…

… По окончании занятия Веснич равнодушно объявил, что доволен результатами, которые показало отделение. Бесцветные казенные слова прозвучали для парней сладкой музыкой – значит, завтра они пойдут во Флорес. Первая увольнительная… И денежек дадут на развлечения. Вот славно-то! Все загомонили разом, уже предвкушая, на ходу строя планы…

А скулящего «меченого» увели. Ему даже лазарет не понадобился, вызванный медик тут же, на месте, кое-как залатал многочисленные раны на теле, обработал искалеченные пальцы. Ну, и пойло какое-то ядрёное в бедолагу влили – надо понимать, в качестве анестезии…

Руни это всё подметил краем глаза, как и то, что Малышу, кажись, немного поплохело во время занятия, хоть он виду и не подавал. И ещё… Дикарь после всего притихший был, задумчивый.

- Слышал, завтра во Флорес отправимся? – и Руни хлопнул друга по спине. Только б вывести Дикаря из этого мутного состояния. Что у него там в башке крутится – пусть или забудет, отодвинет подальше, заслонит мыслями о предстоящем веселье… или пусть прямо сейчас выложит. А если замалчивать – Дикарю это не годится, взорвется ж потом… - Помнишь, о чем мечтал?

Помнит, куда он денется. Весь последний месяц только и было разговоров, что о квартале развлечений.

- Угу, - неопределенно промычал Сет. А потом возьми и спроси, запинаясь, точно ему слов не подобрать, - Змей, слушай… Тебе… совсем его не жалко?

- «Меченого»? – сразу понял Руни. Помолчал, прислушался к себе. Детство… выходные у телевизора, сладкие блинчики, тепло отца и Наиля… Туда больше нет возврата. А сейчас… боль, кровь и смерть – рядом, привычные, как ежедневные подъёмы и отбои. Серый мир живет по своим правилам. Подчинись или умри. И все они… все, кто выжили – выходит, подчинились?.. – Наверное, не жалко. Если б такое с кем-то из ребят… А так – он же преступник, «мечеными» просто так, за какую-то мелочь не делают. Он или убийца, или наркотой торговал. А может, людей продавал на органы… Гад, в общем. Чего таких жалеть!

Руни сказал это не только для Сета, но и для себя самого. И себя, вроде, убедил.

- Может, ты и прав, - ответил Дикарь. – А всё одно – в душу как насрали. Думаешь, нам потом часто придется такое делать?

- Нууу… - протянул Руни. И рассудил, – Часто не часто, а придется.

- Х@ёво, - вздохнул Сет. Но, кажется, его отпустило.

- Х@ёво, - согласился Руни.

Но лучше было сейчас думать о Флорес. А война и вся прочая хрень пусть остаются неясными тревожными тенями отдалённого будущего. Глядеть туда, вдаль – сломаешься до времени, выпьют проклятые тени всю душу досуха… Нет уж, Руни при слове «будущее» хотел видеть подмигивающий веселыми огнями Флорес и себя в обнимку с Сетом…

***

Руни казалось, что он в сказке очутился. Всюду яркие огни, музыка, вкусные запахи. Народу – куча, и при этом ни одной хмурой рожи, а раскрасневшиеся все от алкоголя и соблазнов, глаза маслянисто блестят от возбуждения… Флорес – ядовитый приторно-сладкий сон. Всё, что захочешь, только заплати…

Руни и Сет неторопливо прохаживаются по разукрашенным улочкам, глазеют на многочисленные витрины и вывески. Игорные заведения, клубы, кабаки, бордели, магазины и рестораны…

- Красотища, да? – восхищенно озираясь по сторонам, восклицает Руни.

Дикарь же только усмехается со значением:

- Видал я места и похлеще. А тут… так себе, по-простецки.

- Опять нос задираешь, - благодушно упрекнул друга Руни.

Сет нисколько не обиделся.

- Есть немного. Во Флорес кайф, когда денежка водится на баловство. Вот тогда и красотища.

Средств «на баловство» им выдали, прямо скажем, не сильно много. И даже к этим скудным средствам прилагались – в качестве напутствия – многочисленные «нельзя». Ни спиртного, ни наркоты… Но это их первая увольнительная. И первые деньги. И – по крайней мере, у Руни-то точно – должен был состояться первый секс. При одной мысли об этом у Руни начинало твердеть в штанах, и он жадно рассматривал мальчиков в прозрачных витринах борделей. И ловил себя на том, что выискивает кого-нибудь кудрявого, с нахальными глазами, да желательно, чтоб уши были оттопыренные. Вот это было б самое то!

- А тебе какие нравятся? – поинтересовался он у Сета. Раньше, по совершенно понятным для самого Руни причинам, он не решался спросить о предпочтениях друга.

Дикарь неожиданно нахмурился, замялся:

- Я ещё не решил… - потом, будто спохватившись, опять беззаботно оскалился. – Но, если ты кого себе присмотрел, так не теряйся, вперед. А то прошляемся впустую.

Руни пока никого конкретного не выбрал. Но ведь не все же мальчики в витринах торчат. Да и… если не Дикарь… и даже не похожий на Дикаря… то тогда – какая, на хрен, разница, тогда любой сойдет.

- Вот что, - предложил Руни. – Помнишь то кафе, с пирожными?

- А то! – оживился Сет. – Я там слюней напускал на целую лужу.

- Так я сбегаю, куплю нам по пирожному, а потом – к крошкам?

- Ага, план принимается! – энергично закивал Сет.

И Руни рванул за сладостями.

А когда вернулся, увидел, что друг глаз не сводит с красочной вывески над салоном татуировщика. Даже когда Руни окликнул его, а потом и за рукав дернул, Сет рассеянно отмахнулся:

- А… да… щас, обожди…

Руни грустно выдохнул:

- Я так понимаю, в бордель ты уже не хочешь?

Дикарь виновато покачал головой:

- Ну, извини, что ли. Чё-то как-то… настрой не соответствует.

Эх… Развлекаться без Сета Руни категорически не хотел. Не то будет. Серое опять… То ли привык за все эти годы, что и горе, и радость – на двоих. То ли уже приросли сердцами друг к дружке, так, что не оторвешь…

Руни всучил Сету пирожное и решительно спросил:

- Валяй уже, говори, чего хочешь?

Сет ткнул пальцем в вывеску:

- Татуху. Только… Я приценился – денег у меня недобор слегка.

- Тоже мне, горе! Я добавлю, сколько надо?

Дикарь состроил такую серьезную мину, что лопнуть можно от смеха.

- Ну, раз ты настаиваешь…

Что поделаешь, Сет ненавидел просить.

… Руни дожидался возле кабинета и с любопытством просматривал каталог. Интересно, что выберет Дикарь, он же не сказал… Не цветочки с бабочками, ясно, это для тех мальчиков в витринах. А это что за мерзость? Женщина, да такая размалеванная, с бесстыдно обнаженной грудью. Ага, иностранная татуировка, конечно, на Элпис такую-то похабщину никто бы и не выдумал… Сет, небось, что-то совсем необычное захочет, что-то потрясающее. Он же яркий, ни на кого не похожий…

- Всё… - Сет вышел из кабинета. Рубаха спущена с одного плеча, но он прикрывает рукой свое новое приобретение, не даёт посмотреть.

Что он там себе намалевал?

- Покажи! – потребовал Руни, уже готовый, если Дикарь упрётся, силком убрать его чертову руку.

Сет, однако, не стал сопротивляться, сказал – на, мол, смотри. Только вид у него был немного смущенный…

Руни взирал округлившимися глазами, буквально онемев от увиденного. Языки пламени – будто зловещий цветок распустился. А из кроваво-огненных лепестков на Руни смотрит кошмарный желтый глаз со звериным вертикальным зрачком… Ничего не скажешь – и необычно, и потрясающе…

- Жуть, - вынес приговор Руни. – На фига оно тебе? Пугать всех?

Сета такой отзыв ничуть не удивил.

- Понимаешь, - пустился он в объяснения, - Мне снится иногда что-то подобное… кошмару нагоняет так, что обмочиться не грех. А я во сне всё никак не могу посмотреть в этот глаз, иногда просыпаюсь, и кажется, что он и наяву откуда-то на меня глядит… Вот и подумал: если на себе буду носить, может, он тогда оставит меня в покое…

Руни вспомнил, как Сет вздрагивает по ночам. А Руни от него отодвигается… вместо того, чтобы прижаться да отогнать кошмары…

- Не одобряешь? – голос у Сета чуть дрогнул. Вроде, расстроился.

- Да не то, чтобы… Сейчас вот глаза привыкли, так даже красиво выглядит. Честно, - и, видя, как Сет заулыбался, Руни смекнул, что выбрал верное направление. Ведь и правда, было в этом что-то разумное - страх страхом отпугивать. – А сейчас, раз на крошек у нас денег не осталось, давай ещё по пирожному?

***

Руни сперва глазам не поверил. Пригляделся: нет, не показалось – каторжник в оранжевом комбинезоне, с клеймом на лице… налаживал систему видеонаблюдения. Не чистил туалет, не таскал тяжести, как прочие «меченые»… И, кроме того, был удивительно красивый. Руни таких ни разу живьём не встречал. Тонкий, изящный, кожа как фарфоровая, коротко остриженные волосы – серебристые, с вкраплениями голубых прядей. Лицо узкое, с точеными чертами, и даже клеймо печати контроля его не уродует, наоборот, чуть ли не украшением смотрится…

Руни понимал, что только очень дорогая «ф-про» могла обеспечить такую внешность. И «меченый» этот явно из образованных, раз в сложной технике копается… Руни доводилось слышать кое-что… про тех, которые из уважаемых семей, но попадались на темных делишках, и их приговаривали к пожизненной каторге. Но чтобы увидеть воочию одного из таких – знатного, ставшего «меченым»…

Жаль, но времени, чтобы глазеть, особо не было. Позже Руни хотел поделиться с Сетом новостью про необычного «меченого», да забыл.

А где-то через пару недель опять увидел его… того самого. Да при таких обстоятельствах…

Как-то вечером, после занятий, они с парнями в карты перекинулись. И уже перед самым отбоем Руни с Сетом вспомнили, что не получили свежее постельное белье. Ну, Руни и решил сходить. Кладовка с бельем находилась рядом с душевыми. В такое время там быть уже никого не должно… Но, к удивлению Руни, из-за открытой двери бельевой доносились какие-то звуки. Кто-то из ребят? Свои все уже по койкам, разве что из других отделений… И… никак они там… этим самым занимаются…

Руни хотел уже развернуться и пойти спать, фиг с ним, с бельем, нечего парням мешать. А завтра с утра Дикарь сбегает, он шустрый, успеет до построения… Но открытая дверь притягивала взгляд, удерживала Руни, не позволяла уйти просто так, ни с чем. «Только посмотрю чуть-чуть, одним глазком. От них же не убудет».

И Руни подошел поближе… И остолбенел от увиденного. Темноту кладовки слегка рассеивало освещение коридора, но его было вполне достаточно, чтобы рассмотреть… Руни сразу узнал давешнего красавца-«меченого». Оранжевый комбинезон был спущен до колен. Обнаженное тело – такое белое, что, кажется, светится в темноте…

«Меченый» стоял, выгнув спину, опираясь о стену изящными длинными руками. А сзади пристроился здоровенный сержант из техобслуги, который казался ещё больше рядом с хрупким каторжником. То, чем они там занимались… Руни всё отлично видел даже в полумраке кладовки. Но если бы не видел - понял бы и так: хрипы и шлепки – это было знакомо, это напоминало звуки, что доносились из отцовской спальни. И запах – густой, тяжелый, горячий. Запах Руни тоже помнил… И всё-таки… Происходившее сейчас, пусть и было похоже на то, прошлое, но казалось фальшивкой, подделкой. Это не любовь, и даже не близко к ней. Не страсть, не нежность… Когда отец и Наиль были вместе, их запахи и звуки вызывали у маленького Руни восхищение, благоговение даже, словно он приобщался к важной взрослой тайне. Он не стыдился того, что знал… Сейчас же, глядя в темноту кладовки, он испытывал жгучий стыд.

Но он продолжал стоять и смотреть, чувствуя, как горят лицо и уши. И то, что ниже пояса, тоже горело, и не позволяло уйти или, хотя бы, глаза зажмурить.

А сержант тем временем, яростно рыкнув, с силой врезался бедрами в гладкий белый зад… Ясно, кончает, вот и голову запрокинул, и замычал довольно… Сразу вслед за ним кончил «меченый», но не так бурно, только охнул еле слышно и ещё больше выгнулся…

Отдышавшись, сержант выхватил из стопки полотенце, обтерся, после чего со словами: «Приберись тут!» швырнул полотенце на пол. И тяжело затопал к выходу.

Руни, который в это время тщетно пытался совладать с прихотями своего члена, не успел не то что скрыться в душевой, но даже натянуть на лицо выражение «а-я-тут-просто-мимо-проходил».

Впрочем, у сержанта присутствие Руни сколько-нибудь заметных эмоций не вызвало.

- Тебе чего, курсант? – равнодушно бросил он.

- Я… это… ммм… бельё взять, - Руни, наконец, вспомнил, зачем он сюда пришел.

- Так возьми, - и сержант, небрежно махнув рукой в сторону кладовки, удалился.

А Руни подумал, что сержантово «возьми» прозвучало как-то двусмысленно. Причем, на второй смысл, который не относился к белью, тут же бодро отреагировал член Руни.

«Меченый» в это время поднял грязное полотенце, кое-как вытерся и напялил комбинезон. Потом кинул полотенце в стиральный автомат. Руни подумал, было, что «меченый» не видит его. Но тут каторжник подошёл, встал перед Руни так, как положено «меченым» - руки по швам, глаза долу.

- Шаид курсант, я могу идти?

Конечно, Руни хотел его отпустить, а вот член Руни – нет. Тем более, сейчас, когда «меченый» был так близко и казался ещё красивее. Хотя, и не такой юный, каким издалека выглядел, он раза в два старше Руни… или ещё старше… Но это всё ерунда. Наоборот, «меченый» от этого ещё соблазнительней – не пацан-неумёха, а опытный мужчина… А что, если?.. Нет, правда, почему бы не попробовать? Что тут такого? Сколько ж можно нецелованным-то ходить?! Вон, татуированный Дикарь так с ума сводит, что скоро уже руки отвалятся… Эх, была – не была!

Руни прокашлялся для солидности:

- Ээ, как тебя там?

- Марис, шаид.

- Марис, не мог бы ты… - всё, дальше слова из Руни не лезли, иссякла его решительность. Впрочем, разбухшая ширинка была куда красноречивее и откровеннее.

- Как пожелаете, шаид.

От Руни не укрылось, что «меченый» запретно стрельнул в него взглядом, и красивые губы на долю секунды изогнулись в ироничной усмешке. И от этой случайно подсмотренной мимолетной непокорности всё поплыло перед глазами, и Руни, и его член желали как угодно, лишь бы побыстрее…

Марис всё понял правильно. Он без промедления опустился перед «шаидом курсантом» на колени, расстегнул ширинку на штанах Руни и взял в рот настрадавшийся от долгого ожидания член.

Руни, едва ощутив влажную теплоту, неожиданно для себя захныкал по-детски и вцепился пальцами в серебристый ёжик, будто испугавшись, что «меченый» может передумать, прервать своё занятие. Притягивая к себе голову Мариса, толкнулся в него – и будто весь очутился там, во рту, окунулся с головой в топкую, мягкую глубину. Так сладко стало, так славно и уютно, что Руни тут же кончил, издав при этом смешной удивленный вскрик…

Полотенце не понадобилось. Марис проглотил сперму и принялся старательно вылизывать член Руни. Горячий бархатный язык был таким умелым и шустрым, что Руни захотел опять. Промелькнуло, правда, в голове: «Может, будет с меня удовольствий на дармовщинку?» Но то была даже не мысль, а мыслишка, и она тут же потонула в мутном потоке желания… Руни подался бедрами к Марису, давая понять, что ждёт продолжения. Но «меченый» отстранился, провел тонкими пальцами по блестящему от его слюны члену и тихо произнес:

- Пожалуйста, шаид, не сердитесь, но… Могу я попросить об одолжении?..

Руни понимал, что в этих изящных пальцах сейчас настоящая власть над ним, что он - как беспомощный ребенок перед «меченым». И кто его знает, что захочется каторжнику? Однако, несмотря ни на что, Руни в данный момент больше всего заботило, чтобы просьба Мариса оказалась выполнимой. Лишь бы снова барахтаться в сладкой трясине… лишь бы «меченый» дал ему кончить, как следует…

- Да, – с готовностью кивнул Руни, и Марис продолжил.

- Если позволите мне воспользоваться вашей душевой… Вы могли бы взять меня сзади, прямо там, под душем, Вам понравится…

Это да, Руни был больше чем уверен, что понравится… И в то же время… Мысли беспорядочно метались. Вообще-то, обслуге нельзя в душевую курсантов, это нарушение. А с другой стороны, в кладовку тоже нельзя, но сержант ведь пустил… Если этот парень, Марис, даст в зад… черт… Руни даже не стал представлять, опасаясь, что не дотерпит до душевой.

- Да, да, пошли быстрее! – он схватил свою нежданную радость за запястье и поволок в душ. А то ещё, не ровен час, хватятся, отберут у Руни его сокровище…

… В душевой Марис разделся в один прием и метнулся под струи воды. Руни тоже всё с себя снял и стоял рядом, перетаптываясь с ноги на ногу. Он смотрел на блаженно зажмурившегося «меченого» и испытывал одновременно нетерпение и нерешительность.

Марис очнулся довольно скоро, хоть и с нескрываемым сожалением.

- Прошу прощения. Мы моемся в техничке, там вода для механизмов предназначена, всегда холодная и ржавая… Простите, шаид, я не жалуюсь, не сердитесь, что заставил Вас ждать…

Его тело, порозовевшее от теплой воды, покрытое прозрачными бусинками капель, выглядело таким нежным… Марис нагнулся, упершись руками в колени. А Руни… конечно, догадался, что это приглашение, но… кой-чего не хватало. Того, что всегда лежало у отца на столике возле кровати… и ещё на полочке в ванной…

- Смазать надо, - уверенно произнёс Руни. Его член, правда, протестовал, хотел получить своё немедленно, не теряя драгоценное время на поиски смазки. Да и где её, родимую, в такой час найдешь… Но Руни уже решил: всё должно быть, как полагается, по-людски. Чтобы «меченому» тоже приятно было.

- В этом нет надобности, - осторожно возразил Марис, оставаясь в той же позе. – После шаида сержанта… Впрочем, если Вы брезгуете, я могу вымыться…

Руни не брезговал. Во всяком случае, не настолько, чтоб, в угоду своему чистоплюйству, сделать больно… пусть даже каторжнику…

… Второй оргазм был не таким скоропостижным, как первый. Руни успел и насладиться сполна, и неуклюже – по неопытности – приласкать «меченого». А кончил в этот раз, когда увидел на спине Мариса - еле заметные на бледной коже – белёсые полоски. У Дикаря такие же, только не побелели ещё…

«Меченый» тоже удовольствие получил, сразу после Руни.

Потом Руни дал ему ещё немного поплескаться и попользоваться моющей пеной. А напоследок, когда заметил жадный взгляд «меченого», обращенный на сигареты, благодарно протянул Марису всю пачку:

- Держи! Хочешь, я тебе ещё принесу?

***

У него теперь была тайна…

Урвать десяток-другой бесценных минуток удавалось не часто. Но – удавалось. И всё бы хорошо, да беспокойство душу царапало. Прежде всего, из-за Сета. Казалось бы, теперь-то можно к нему по ночам прижиматься, без напряга. Но Руни впервые что-то скрывал от друга, и это мучило куда больше, чем желание секса с Дикарем.

Ещё было неловко от того, что с Марисом у них так… крадучись, пакостно как-то. И в сердце у него к «меченому» ничего нет, одно только хотение. Получается, Марис – лишь способ разрядки, нужен, чтобы от Дикаря отвлечь… Руни пытался откупиться от этой неловкости, делая своему тайному любовнику немудреные подарки, то скудное, что мог позволить себе курсант: пустить «меченого» помыться, припрятать для него кусочки мяса или фруктов из своего рациона, раздобыть курева…

… В конце концов, перед Сетом пришлось открыться. Шила в мешке не утаишь, да и совесть Руни замучила изрядно…

Как получилось: на ужин им выдали фруктовое желе. Руни его не любил и всегда отдавал свою порцию Дикарю. Раньше отдавал… А тут… Когда пристальный взгляд Сета уперся в прозрачную коробочку с лакомством, которое явно предназначалось не ему, Руни не выдержал.

- У меня появился… кое-кто…

И Руни рассказал про «меченого», про тайные встречи, про то, что Марис невиданно красивый и всякое разное умеет. Дикарь смотрел недоверчиво.

- Может, он тебе таким расчудесным кажется из-за того, что он у тебя первый?

- Да говорю же… - начал, было, горячиться Руни. А потом вдруг сообразил. – А хочешь сам его увидеть?

И они вдвоем отправились в одну из подсобок хозблока, где Руни договорился встретиться с Марисом. Конечно, Руни кольнула мысль, что Сет тоже захочет, когда увидит «меченого». Но – друзья ведь должны всё делить пополам. К тому же, Руни надеялся таким образом загладить то, что долго скрытничал.

Удивился ли Марис тому, что Руни пришел не один, – трудно сказать. Никаких эмоций по поводу появления второго «шаида курсанта» каторжник не выказал. Да ему и не полагалось…

- Марис, это тебе, - Руни протянул ему желе, после чего указал на Сета. – Это мой друг. Как насчет… Ну, если ты сегодня с ним вместо меня?..

«Меченый» завороженно смотрел на подарок – сладкую массу рубинового цвета.

- Спасибо, шаид, - в его голосе была искренняя благодарность. – Я мог бы с вами двумя. Одновременно. Я умею.

- Ага, - Руни закивал и торжествующе посмотрел на Сета, вот, мол, говорил же, этот «меченый» - такая штучка…

Дикарь выглядел странно. Смотрел стеклянными глазами на Мариса, который уже устроился перед ним на коленях и ловкими пальцами ласкал его промежность.

- Нет… - растерянно и как будто даже испуганно прошептал Сет. Казалось, его знобило, и лицо дергалось.

Непонятно было, к чему и к кому относится это «нет», поэтому Марис продолжал своё дело.

- Нет! – вдруг истошно заорал Дикарь. – Не смей! Не хочу!

Он резко оттолкнул «меченого», посмотрел на Руни – взглядом, в котором смешались страх, обида, беспомощность, злость… И попятился к дверям. А когда Руни шагнул к нему – остановить, узнать хоть, в чем дело, - быстро развернулся и удрал. Только ботинки затопотали по лестнице. Догнать? Это ж Дикарь, догонишь его, куда там…

- Простите… - «меченый» так и не поднялся с колен. Втянув голову в плечи, съежившись – не иначе, побоев ждал – он продолжал бормотать. – Простите, шаид… Если я что-то сделал не так… Я не знал, я лишь хотел доставить вам удовольствие. Простите…

Руни сам ни хрена не понял, что произошло. Поэтому нечестно было обвинять «меченого».

- Кончай хныкать! Никто тебя ни в чем не винит! – это прозвучало резко, из-за того, что Руни был сбит с толку поведением Сета. «Меченый» замолк, а Руни счел нужным добавить, уже помягче. – Не бери в голову, всё нормально. Слопай желе и иди к себе.

Сказал так и пошел за Сетом.

… Дикарь валялся на своей койке, обхватив руками подушку. Руни слегка потормошил его.

- Не хочешь мне ничего сказать? – тихо спросил он.

Сет поднял голову, вздохнул. Вроде, он уже успокоился, расстроенным только выглядел, а так – ничего странного.

- Найдем местечко потише, перетолкуем. Чтоб без лишних ушей, - и Дикарь покосился на парней с соседней койки, игравших в карты. Те уже начали проявлять любопытство, перемигивались: никак, мол, закадычные дружки рассорились…

Они вышли на лестницу, присели на ступеньки.

- Ты уж извини, что так вышло, - покаянно произнес Сет, положив руку на плечо Руни. – Я задница, весь кайф тебе поломал.

Марис извиняется, Дикарь извиняется… А виноватым себя почему-то чувствует Руни… Такая фигня.

- Мы, вроде как, договорились с ним, - Руни говорил немного сердито – из-за того, что вынужден по неясным для него причинам оправдываться. – И ему тоже всегда хорошо бывает, а не только мне.

- Угу, взаимовыгодные отношения, - согласился Сет. – Я ж понимаю, не дурак. Все наши парни, если б узнали, ёбнулись бы от зависти.

- Но не ты, - Руни услышал то, что не было сказано. – Почему?

Дикарь смотрел на него, обдумывая ответ. Кусал губы. Потом сказал:

- Он человек.

Протестующе замахал рукой, пресекая возможные возражения:

- Да, я знаю, помню, он каторжник, сотворил какую-то мерзятину, не иначе, раз клеймо на рожу заработал, и даже благородное происхождение не отмазало… Всё так, наверняка. Но… - ладонь Сета снова вернулась к Руни на плечо. – Я расскажу сейчас… никому не говорил, только тебе… чую, что надо… А потом – ты уж сам рассудишь.

Руни чуть кивнул. Он сейчас выдохнуть лишний раз опасался, чтобы не спугнуть этот миг предельной откровенности. Сет пускал его к себе так близко, как, видимо, никого и никогда.

- Помнишь, я тогда сорвался на Ригдола? Из-за матери? Она ведь, правда, артистка была, в Верхнем Городе… Но не в театре, а в цирковом шоу - акробатические номера на высоте… Может, ты даже по телевизору видел. Денег много, поклонников… Пусть мне и не верит никто…

- Я верю, - поспешил успокоить Руни.

- Знаю, но не о том разговор. Так вот… Лучше б она шлюхой последней была, как Ригдол сказал. Кем угодно, лишь бы я для неё что-то важное значил. Вот тогда было б чем хвалиться, а так… Я её не знал совсем, даже видел нечасто, оставалось чужой треп слушать – слуг и тех, с кем она работала. Шоу, слава, успех – это главное, что её интересовало. Мужчин не любила, предпочитала девчонок… такое бывает у артистов… А Элпис она вовсе ненавидела, всегда мечтала свалить отсюда, но ей было нельзя по закону, пока она может рожать. Тогда она назло решила не рожать. Но её заставили, пригрозили, что подвергнут «пси-про» и мозги ей основательно перелопатят. Пришлось подчиниться… Только мать и тут по-своему сделала. Никакого замужества, никаких контрактов, нашла иностранца, у которого даже имени не спросила… И оставила меня без «достойного происхождения». Вообще, выполнив долг перед Родиной, предпочла забыть обо мне сразу, как я появился. Даже на красивое обличье для меня тратиться не стала…

- Ты и так красивый, - решил вклиниться Руни.

- Врешь! – беззлобно перебил Сет. – Вот твой «меченый» - тот красивый. И я мог таким быть. Но, хорошо хоть, мне гибкость и ловкость от неё перешли…

Дикарь улыбнулся привычной самодовольной улыбкой, но во взгляде и голосе не было знакомого задора.

- Мне и десяти стукнуть не успело, когда мать решила, что я должен слезть с её шеи и начать сам себя кормить. Что пора меня к делу пристроить, в шоу или ещё куда… Тут-то и выяснилось, что без модной шикарной внешности во Флорес делать не фиг. Разве что, бл@дству поискуснее обучиться – авось, кто позарится. Вот и привели меня, значит, к одному слащавому пердуну. Что он, что дом его мне такими противными показались, а уж когда он стал везде руками лезть… Не выдержал я, удрал, короче. И меня бы, конечно, поймали, но я в мусорном каре схоронился. Вонючий мусор для меня и то лучше был тогда, чем тот надушенный ёб@рь… Вместе с отходами меня и выкинули за городом, а там… Там до меня дошло, какой я придурок… да поздно… Мусорные кучи – обиталище крыс и тех, для кого в городе места не осталось, - тоже отбросы, уже на людей не похожие. И все они охотились на меня – крысы и… эти… не знаю, кто страшнее… Они во мне вкусную жрачку видели. Нечего было даже и думать самостоятельно в город вернуться, даже до ближайшего патруля при таком раскладе – нереально… Всё, что у меня получилось, - спрятаться в небольшом железном ящике, для чего я сложился, как тряпичная кукла, вот где гибкость пригодилась… Я там просидел, пока не заслышал, как рядом кар с мусором приземлился. Вылез тогда, кинулся со всех ног к мусорщикам, возьмите, мол, в город. Они поглядели… Ладно, говорят, возьмем, если отсосешь. Думаешь, я хоть полсекундочки сомневался? А хрена! Отсосал, проглотил, не подавился. Они меня потом в район шестой категории доставили… Ясно, шестая категория – это не Верхний Город, но, с другой стороны, и не мусорные кучи с людоедами. Грязно, конечно, кругом пьянь да бандиты, но жить можно, если приспособиться. Я там сразу к мальчишкам прибился, которые наркотой по мелочи торговали… Почему в полицию не пошел, чтоб меня домой отправили? Боялся. Матери бы тогда штраф платить пришлось за ненадлежащий присмотр, опозорил бы я её по полной программе. Вот, думал, денег заработаю, она ведь хотела, чтобы я самостоятельным стал, тогда, может, будет мной довольна… Но я чужак в шестой категории и, к тому же, малявка. Таким в банде можно прижиться, только если вожаку приглянешься. Я и постарался – и рот подставил, и жопу… Смешно… стоило удирать из Флорес, чтобы стать подстилкой в шестой категории…

Руни осторожно вздохнул. Подумал, что Дикарю, может быть, вообще теперь противно этим заниматься. А Руни ещё лез к нему тогда… но он же не знал… и теперь надеялся, что он для Сета – не как те… все те, кто...

- Месяца через два, - продолжал Сет, – Нас словили. В полиции сразу узнали, кто я, связались с матерью. Ну, думаю, всё: теперь придется послушным быть, делать, что скажут… Но, странно, это не пугало, и, вроде, тот гад слащавый уже не таким противным казался. Зато – мягкая постель, ванна, чистая одежка, сладости… Но главное – она… И пусть ругается – какое-никакое внимание… Пока мечтал, вернулся полицейский. Говорит: «Она не будет тебя забирать, отказалась в пользу государства». И добавил, сплюнув: «Вот бл@дь!» Меня как током шибануло. Кинулся на него – драться. Да куда мне… Но, знаешь, лучше бы он меня поколотил. А так – он посмотрел жалостливо, поохал, что, мол, бедняжка, вся беда, что у тебя отца законного нет…

Сет помолчал. А когда заговорил снова, смотрел уже не куда-то в стену, как до того, а прямо на Руни.

- Лет мне мало было, потому в армию загремел. Повезло. А будь я постарше… Торговля наркотой – тяжкое преступление… Так что, это на мне тут пытки могли отрабатывать. И это меня ты мог за фруктовое желе покупать.

В его голосе было столько отчаяния… Руни не знал, что сказать, поэтому просто положил ладонь на колено Сета. А тот сердито спихнул его руку.

- Только пожалей меня, Змеище, сразу в лоб получишь! Думаешь, я для чего тебе тут распинаюсь? Чтоб ты меня наглаживал?! Нет, чтоб объяснить: когда с кем-то по принуждению или по необходимости… с тем, с кем не хочешь, но надо… Это всегда гадко и грязно, даже если не больно, даже если сам кончил, а всё одно – унизительно. Будто в тебя, как в унитаз, спустили…

Руни молчал. Ему казалось сейчас, что он снова стоит и смотрит, как бьют плетью его друга. И снова ничего не в силах сделать. Даже разделить боль…

***

Руни продолжал делать Марису подарки. Но теперь – за так, ничего не желая взамен. Смотрел в красивое лицо «меченого» и видел Дикаря с вот таким же клеймом…

… В тот день, когда Руни вручил каторжнику пачку ароматизированных салфеток, добытую во время очередной увольнительной во Флорес, – их в одном магазинчике бесплатно раздавали – Марис сказал, что его переводят. В какой-то другой учебный центр, точнее он не знал…

Руни молча смотрел на него. Наверное, так и должно было закончиться… наверное, к лучшему, что закончилось… А всё же… немножко жаль. Пусть не любовь и даже не привязанность…

- Вы были так добры ко мне, шаид. Могу ли я…

- Да, - сказал Руни. И тут же остановил «меченого», потянувшегося снять комбинезон. – Нет, не это. Я давно хотел спросить… Расскажи, за что тебя…

Руни провел пальцами по печати контроля на лице Мариса. Тот отвернулся, хоть ему и не положено было. Произнес чуть слышно:

- Я заслужил, шаид…

- Расскажи!

… Он был инженером. Сделал хорошую карьеру. Несколько лет назад его назначили ответственным за технику безопасности на одной из крупных шахт… Конечно, он сразу же увидел, что оборудование старое, что велика опасность аварии, хотя по документам, разумеется, всё было – лучше некуда. Но… владелец компании предложил хорошие деньги… Все предшественники Мариса брали взятки и молчали… Таков порядок, так было всегда… А потом случилась авария, десятки погибших, расследование. Владелец компании отделался крупным штрафом, а Марис…

- Я заслужил своё наказание. Мне до сих пор кажется – я слышу, как они кричат… жуткие крики сгорающих заживо…

Руни мог бы спросить: когда это было, в каком городе. Но поймал себя на мысли, что не хочет знать. Не хочет помнить Мариса как виновника гибели отца, как того, кто разрушил жизнь Руни. Зачем? Что хорошего это знание принесет Руни? Разве станет легче от того, что этот человек жестоко наказан? Нет, пусть всё останется, как есть. Пусть они расстанутся по-хорошему.

- Теперь я хочу кое-что для тебя сделать, Марис.

На этот раз Руни опустился перед ним на колени. Ласкал сначала руками, досадуя на то, что пальцы такие неловкие и грубые. Потом, когда прикоснулся губами… Марис отстранился, мотая головой.

- Не надо, шаид… Пожалуйста, прошу Вас…

- Почему? – недоумевал Руни. – Разве плохо?

«Меченый» протянул руку, осмелившись погладить Руни по щеке.

- Хорошо. Слишком хорошо. Потому и не надо. Иначе… мне потом тяжелее будет…

***

Железная лестница, ведущая на крышу – с некоторых пор это было их любимое место, их уютный уголок. Здесь всегда тихо и темно. Здесь можно посидеть вдвоем, когда свободная минутка, покурить, поболтать о всяком… А лучше всего – просто сидеть рядышком и молчать…

Но сегодня Дикарю не молчалось.

- Тебе без @бли тяжело или ты в него влюбился?

Руни понял, о ком идет речь. И пока подбирал ответ – как объяснить, что, вообще-то, ни то, ни другое, что можно ведь просто сочувствовать человеку, переживать, как он там дальше устроился, что его ждет… Пока соображал, Сет приблизил к нему своё лицо и прошептал:

- Да понимаю я всё: ему х@ёво, и ты о нем беспокоишься. Ты ж такой, не можешь иначе… А знаешь, что я всё это время… что я ревновал тебя к нему, до жути, так, что иногда - придушил бы.

- То есть… Как? – опешил Руни. Да уж, выдал Дикарь… - Я не понимаю…

Сет вдруг схватил его за шею, потянул к себе, коротко и зло поцеловал в губы.

- Конечно, не понимаешь, дубина!

- Сам дубина! – беззлобно огрызнулся Руни. – И вообще, ты, помнится, сам сказал, чтоб не лапать. Я думал, тебе неприятно.

Дикарь протестующе замахал руками.

- Я про тогда сказал, а не про вообще… - и, заметив, как вытянулось лицо Руни, начал разъяснять. Серьезно так, даже ворчливо. – Понимаешь, я не как другие, я тебя делить ни с кем не хочу, если ты со мной – значит, только со мной… вот… И мне убедиться надо было, что у тебя ко мне всерьез, а не просто – лишь бы сунуть в охоту…

- Убедился? – неожиданно весело спросил Руни. Ему вдруг стало легко и беззаботно. Будто рухнули бетонные стены вокруг, будто прекратился бесконечный унылый дождь. Руни заглянул в себя – и не нашел там серого. Совсем.

- Бл@дь! Я ему важные вещи говорю, а он лыбится! – насупился Дикарь. – И дальше-то чего? Мы так и будем разговоры разговаривать? А то уже вечернее построение вот-вот…

- На фиг разговоры! – счастливо согласился Руни и решительно усадил это сердитое лохматое чудо к себе на колени.

Дикарь обвил его шею руками, да так крепко, будто и впрямь задушить собирался, и – ну целовать вперемешку с укусами… шею, лицо… чувствительно прихватил зубами за нос… Но Руни только смеялся, сдирая с Сета майку, расстегивая штаны…

Руни едва не кончил сразу же, как Дикарь насадился на него. Но, в то же время, эта невозможная теснота и исказившееся лицо Сета не на шутку испугали Руни.

- Тебе не больно? – с тревогой спросил он.

Сет зажмурил глаза и тяжело дышал.

- Да! Нет! Оху@нно! – застонал он сквозь зубы. И задвигался. – Ой, бл@дь! Щас сдохну! Глубже давай!

До Руни дошли только последние слова, и он двинул бёдрами, всаживаясь в Сета по самое не могу. Тот заорал – уже одним только матом и что-то вовсе несвязное. И задвигался быстрее, резче, тесно вжимаясь в Руни и ещё теснее сжимая его внутри себя…

Они кончили быстро и в один момент, словно их тела сговорились… После чего валялись на неудобных железных ступеньках – мокрые, одуревшие от запаха друг друга.

Сет припал щекой к щеке Руни и зашептал ему прямо в ухо:

- Змей… Змеище мой… Только передохнём – и давай ещё, да?

… После отбоя они лежали на койке Руни. Сперва договорились, что просто спать будут, но не удержались, опять занялись этим… то есть, не совсем по-настоящему, просто обжимались, целовались, поласкали друг дружку… и снова кончили… Им было так хорошо, и совершенно наплевать на испачканное белье, на любопытных товарищей, прислушивающихся к их возне…

Сет водил кончиками пальцев по лицу Руни и вдруг отдернул руку, шепнул удивленно:

- Змей?.. Ты, никак, плачешь?..

А Руни и сам удивился: точно, и глаза влажные, и щеки… Он помнил всё это время: оплакать – значит, отпустить. А Руни боялся, что, если отпустит свою боль, останется у него одна только пустота. Всё равно, что умереть до времени. И он хранил своё горе… Но теперь пришло время освободить сердце – для тепла, для радости. И Руни, прощаясь, оплакивал свою боль…

… Дикарь улыбался во сне. Руни поцеловал его, едва прикасаясь губами – улыбка к улыбке. Было немного страшно, оттого, что теперь у Руни есть, что терять.