Мышеловка

Теперь стоит поподробнее рассмотреть человека, притворившегося бездыханной статуей. Мужчина лет тридцати, блондин с торсом атлета, совершенно обнаженным. В светлых льняных шортах, настолько тонких, что под прозрачной тканью легко угадываются очертания розовой, пока что расслабленной плоти. Крепкие мускулистые ноги и босые ступни с длинными пальцами. Судя по загрубевшей коже, и не слишком ухоженным ногтям ему приходится много ходить. Руки его так же грубы. Костяшки сбиты. Да и на теле видны шрамы, ссадины, начинающие бледнеть и совсем свежие кровоподтеки.

Лицо парня гладкое, без единой морщины, лишь меж красиво очерченных темных бровей залегла чуть изогнутая складка. Глаза закрыты и невозможно рассмотреть их цвет. Прямой нос и, как принято писать в любовных романах, чувственный рот. Хотя у парня он скорее жесткий. Лишенные влажного блеска, мягкие губы плотно сжаты.

Часы в соседней комнате пробили шесть вечера, и парень открыл глаза. Серые, льдистые. Слишком необычные и яркие, чтобы их можно было назвать настоящими. Линзы - скажу я.
- Парень – средоточие тайны, ведь дальше нас ждут необычные, фантастические события! – Скажет проницательный читатель.
Не буду разочаровывать. Идите за мной, друзья!

Часть 1.

Вик моргнул и почесал бледный кривой шрам, пересекающий высокий лоб. Давняя травма. Память о глупой, нелепой юности, которую хочется вычеркнуть, вырезать ржавым скальпелем настоящего и скормить вечно голодному прошлому. Порой кажется, что эта ненасытная бестия будет вечно тащиться за ним и откусывать по кусочку, пока от него не останется иссушенный, обтянутый кожей скелет.
- Что писать? – Одними губами пробормотал Вик и, опустив ладонь на гладкую шкурку «мышки» разогнал ею танцующие на черном фоне экрана фигуры.
Засветилось белое поле с двумя строчками:
Вик Фон Захер
«Орущего заткни»
- Что за хрень… - Пробурчал Вик и, выделив нелепые строки, нажал delete.

Прошлое… Вик уже не помнил, когда отказался от полу девичьего имени Вики. Кто и главное, при каких обстоятельствах надоумил его принять «крещение» псевдонимом Фон Захер. Факт на лицо. Родилась новая звезда. Виртуальный писатель, автор гей-прозы – Вик Фон Захер. Его читали. Им зачитывались! Хвалили и ругали. Грозили божьей карой и ставили свечки за упокой метущейся души. Вик на все отзывы отвечал:
- Благодарю за внимание.
И добавлял про себя: «Бред!».

Никто, даже он сам, не мог бы сказать, к чему именно относится последнее высказывание. К «неповторимому творчеству» или к мнению читателей. Вик не был заносчивым гордецом, равно и самоуничижение было ему чуждо. Он просто записывал мысли, рождающиеся в сознании, и скармливал их всем желающим. Некоторые писатели видят образы. Картинки, но Вик мыслил текстом. Целые абзацы всплывали в сознании и сверлили мозг до тех пор, пока он не выпускал их на волю электрическими разрядами сквозь бегущие по клавиатуре пальцы.

Шрам на лбу зудел. Так бывало лишь в моменты посещения Музы. Она витала где-то поблизости и вот-вот готова была шмякнуть творца по затылку тяжелой совсем не женской рукой.
- Что писать… - Уже громче пробормотал Вик и в тот же момент в комнате раздались легкие шаги. Нет. Это была не Муза. Всего лишь угрюмый, сопящий словно мопс, Сашка.
- Дед хочет осьминожек.
- Ну, так приготовь.
Протянул Вик, настукивая одним пальцем: «Он возник, словно сотканный из воздуха, трепещущий мираж. Моя мечта. Сладкий сон и…».
- Бред!

Сашка прошлепал босыми ногами по паркету. Вик отчетливо слышал, как прилипает влажная кожа. Жарко. Уже вторую неделю стоит невыносимая, удушающая, выдавливающая из тела последние остатки влаги жара. Сашка высокий, не менее крепкий. Нет. Более широкоплечий и фактурный. В спортзале он нарабатывает массу и рельеф. Специальное питание. Без углеводная, маловодная диета. Вик предпочитает спарринги с Куем. Впервые услышав имя своего тренера, Вик подумал, что ослышался или этот мелкий азиат просто издевается.
- Куй. – Отрывисто представился сухощавый гладколицый человечек неопределенного возраста и поклонился.
Вик, не знакомый с восточным церемониалом протянул руку.
- Э… Вик. – Так же коротко отрапортовал он и, не выдержав, переспросил. – Простите, вы сказали… Вас зовут… *уй?
- Куй. Куй Канн. Уаша тьенер.
- Чего? – Брови Вика полезли на лоб.
Мало того, что имя похоже черт знает на что, так еще и общение затруднено из-за жутчайшего акцента.

Через пару дней феноменальная память Вика дала о себе знать, и он без труда выговаривал (по мнению тренера вполне сносно) некоторые важные для работы слова на корейском. Господин Канн или просто учитель. Так пафосно называл Вик корейца - создателя нового, пока еще не признанного мировым спортивным сообществом вида единоборств. Он с невероятным рвением брался за обучение любого, кто бы согласился взять на себя роль «груши». Не смотря на внешнюю суровость, учитель оказался веселым парнем, но при этом не терпящим нарушения дисциплины. В первые дни тренировок Вик приползал домой, согнувшись пополам, и падал замертво, чем вызывал жуткое недовольство Сашки. После месяца тело загрубело, окрепло, превратившись в витой ремень из сухих, жестких мышц.

Сашка подошел к восседавшему в кресле Вику, и опустился на корточки.
- Дед хочет, чтобы осьминожек готовил Ося.
Вик манерно закатил глаза.
- Са-аш, я не Ося. Объясни своему деду раз и на всегда. Я устал каждый день выслушивать одну и ту же песню. Я не понимаю ни слова из его маразматических бредней. Я хочу написать хоть что-нибудь, а не готовить ГРЕБАНЫХ ОСЬМИНОЖЕК!
Сашка отшатнулся, словно уклоняясь от пощечины.
- Вик. Вот ты мне скажи. Для кого ты надрываешь мозг? А? Для чего? Тебе мало журнала? Ты статью, кстати, сдал или мне опять придется платить за квартиру с дедовой пенсии, а ты снова будешь мне рассказывать сказки про…
Вик жестом остановил приятеля и встал.
- Хрен с тобой. Побуду еще разок Осей. Но! Это будет последний раз.

Часть 2.

- За что?! Да вы… вы… Вы не имеете права! Я… Да иди ты!
Игорек швырнул в лицо побагровевшему боссу папку. Та взмахнула синим крылами, осыпая обалдевшего от подобной наглости шефа бумажным фейерверком.
- Проект, мой фюрер! Можешь засунуть его себе в …
Босс медленно поднялся. Вырос над мощным дубовым столом, одновременно воздевая жирный перст.
- Ты-ы-ы!!! Уво-о-олен!!!
Игорек скрестил на груди руки и покачал головой. За тем наклонился вперед, повторяя жест босса, оперся не такими внушительными кулаками в столешницу и проорал:
- Не-ет!!! Я сам ухожу, жирная тварь! Теперь ты не сможешь пить из меня кровь. Я – талант! Недооцененный, втоптанный в дорожную пыль твоими свинячьими копытами! Я ухожу сам, понял, боров?!

Босс с невероятной прытью, совершенно неожиданной для подобного колосса метнулся из-за стола в мгновение оказавшись перед опешившим Игорьком. Лицо обдало жаром, колени подкосились и Игорек очень пожалел, что он – это он, а не маленький серый мышонок, способный при малейшей опасности шмыгнуть… Да хоть вон под тот диван. Мощные ручищи стальными клещами вцепились в отвороты пиджака и встряхнули тщедушное тельце.
- Ах-х-р-р… - Булькая слюной, прохрипел босс.
- Я… вы…
Игорек болтал ногами, судорожно соображая, что делать.
«Он сейчас меня сожрет! И не подавится! Проглотит вместе с очками и именной ручкой…» - пронеслось в затравленном сознании.
- Раздавлю, гнида! – Рокотал босс.

Игорек втянул голову в плечи и зажмурился. До конца не осознавая, чего собственно собирается добиться, скользнул онемевшей рукой в карман пиджака и зашарил в нем негнущимися пальцами.
«Ручка… Ручка… Нашему дорогому… Любимому… Коллеге от… от…» - отчетливо всплывали перед внутренним взором слова, нанесенные на позолоченное (ха!) перо.
- Сплоченного коллектива! – Уже в слух на удивление хладнокровно выплюнул Игорек в багровое, трясущееся от напряжения рыло босса.
- Ш-што?! – Хватка немного ослабла, и одновременно Игорек выбросил вперед кулак с зажатым в нем пером.
Острие с влажным чавканьем вонзилось в правую глазницу. Хрустнуло. Игорек сильнее вдавил орудие и пару раз провернул. На лице его играла плотоядная ухмылка каннибала…

Часть 3.

Дед неподвижный, прямой, как генералиссимус на военном параде, восседал в инвалидном кресле.
- Это мой трон! – Говорил дед.
- Это твое прокрустово ложе. – Шептал Вик.
Сухощавый, но невероятно костистый, с большими, узловатыми ладонями, вечно покоящимися на артритных коленях, обтянутых черными трениками. Когда-то дед был могуч. Высок и силен, но ныне от его былой красоты не осталось даже намека. Крупный, ноздреватый нос, кончик которого едва не касался верхней, растрескавшейся губы. Нижняя мясистая губа отвисла и с нее частенько капала слюна. Особенно когда дед дремал. А в последнее время глубокий сон был для него обычным состоянием. Сейчас дед бодрствовал. Об этом говорили открытые белесые, словно у вареной рыбы глаза. Набрякшие веки чуть подрагивали, видимо старик боролся со сном.

- Ося? – Проскрипел дед.
Слух у него был отменный в отличие от зрения.
- Да, Боря. Это я. – Выдохнул Вик и встал перед креслом деда. – Ты… Звал?
Дед медленно кивнул и попытался поднять руку. Сухая, увитая толстыми жилами ладонь, приподнялась на пару сантиметров и вновь безвольно упала на колено.
- Присядь, Ося.
Дед говорил тихо, почти беззвучно, но Вик научился читать по губам. Собственно их ежедневные диалоги были весьма предсказуемы. Парень заучил наизусть каждое слово, а дед, не большой любитель сюрпризов, не разочаровывал молодого друга.

Вик нашарил ногой табурет, выдвинул из под стола и плюхнулся на него, избегая невидящих глаз деда.
- Ося… - Завел вечную мелодию старик. – Я так рад, что тебе удалось спастись тогда.
- Да, Боря. Я тоже очень рад.
- Дай руку.
Парень осторожно взял корявую длань старика, ощущая под пальцами трупный холод вековой древности.
- Он милосерден. Всевышний.
- Да, Боря.
- Я так испугался, Ося. Я думал, что он убьет тебя.
- Нет, Боря. Мне… Я изворотливый подонок! – Вик хмыкнул и посмотрел в лицо деда.
Как же он стар! И ведь все, даже он, молодой, крепкий, здоровый Вик станут такими. Гниющим, подточенным временем и болезнями деревом.

Дед растянул губы в усмешке.
- Ты не подонок, Ося. Ты – герой. Ты спас меня тогда… Ты…
Дед теперь говорил громко и уверенно. Каждый раз, подбираясь к этой точке, он переходил на польский. Вик не понимал ни слова, но Сашка однажды перевел. Лучше бы он этого не делал…
«Ты помнишь, Ося? Конечно же ты помнишь. Мать ушла, сказав, что вернется с хлебом для нас. Может, раздобудет еще и молока. Ты помнишь, Ося? Я так хотел молока… Я верил, что она вернется. Ты хватал ее за руки и плакал. Ты же был взрослый, а я… Я так… Несмышленый младенец. Разве я понимал, каким способом она… Ты не мог ее задержать, правда, Ося? Молчи. Я знаю, что винишь себя до сих пор. Ты не виноват. Она знала, на что идет. А потом появился он. Мы не спали. Мы уже забыли, когда последний раз спали. От голода сводило кишки, и я грыз подушку, чтобы не завыть. Помнишь, я прокусил себе руку и слизывал теплую кровь, так хотелось есть… Он ворвался в дом и… Я помню его глаза. Ты бросился на него. С голыми руками против автомата. Он ударил тебя и… Я забился в угол. Я – трус, Ося! И не говори, что я был слишком мал тогда. Ты упал, но потом… Я думал, что ты умер. Он убил тебя. Но ты зашевелился, а потом встал на колени и у тебя на лбу… Кровь заливала твои глаза… И ты умолял… Ты умолял оставить мне жизнь. Я не помню, как сбежал. Я слышал, как ты кричал: «Беги-и!» Я побежал. А потом… Потом выстрел. Как ты спасся, Ося? У тебя ведь остался шрам? После удара прикладом, да? Ты меня спас, брат. Ты меня…».

Вик сжал стариковскую ладонь и зажмурился.
«Отличная идея для рассказа! Добавить эротики… Молодой солдат. Верный пес вермахта и юный, голодный, готовый на все… Нет. Ты циничный ублюдок, Вик. Перед тобой живой человек, потерявший все! Он живой! Каждый день переживать один и тот же ужасный день и тешить себя иллюзией… Он спасается, цепляется за свои грезы. А иначе утонет…».
Дед вдруг резко, всем корпусом подался вперед, и Вику на мгновение показалось, что он просто вывалится из кресла. Растянется на полу, разбив свой крючковатый нос, и ему с Сашкой придется поднимать довольно тяжелого деда, отмывать лицо от крови. Но дед не упал. Он с невероятной силой сжал ладонь Вика и, уставившись мгновенно прозревшими глазами в его расширившиеся от ужаса глаза, зашептал:

- Я так и не сказал ему, как люблю. И маме не сказал. Ося был моим братом и умер, так и не узнав, как я его люблю. Ты тоже любишь. Я знаю. Есть в этом мире человек, который не знает, насколько ты его любишь. Выбирайся из своей мышеловки, мальчик, иначе грезы сожрут твою душу. Иллюзорный мир заманчив. Он затягивает и не отпускает. Нужно иметь много смелости, чтобы открыть дверцу и выйти на свет. Я упустил свой шанс. Не повторяй моей ошибки, Виктор.
Вик с ужасом наблюдал за тем, как ясные голубые, сверкающие, юные глаза, вновь затягивает мутноватая пленка. Как дряхлеет, расслабляется старческое тело. Дед обессилено откинулся на спинку кресла и привычно скрипуче прошамкал:
- Ося, где мои осьминожки.