Новогодняя сказка

Главы из повести "Максим" - о зарождающейся первой любви и о том, что желания, загаданные в Новогоднюю ночь, иногда сбываются...

Зимняя сказка

К большому сожалению, глава семейства Гореиных не имел привычки радовать своих чад приобретением новогодних елок. Поэтому, когда младшенькие подросли, они начали сами заботиться о появлении в доме лесных красавиц. Решение вопроса лежало на поверхности – прогуляться в близлежащий лесок и срубить приглянувшееся деревце. Предприятие было немного рискованным, но где наша не пропадала?!
Так случилось и в зимние праздники года, о котором идет речь, за несущественным, в принципе, исключением: на этот раз, когда Максу приспичило отправиться за елкой, никого из привычных партнеров под рукой не оказалось, и он подключил к делу Димона, который вследствие своего интеллигентного воспитания сначала, было, отказывался.
- Подумаешь, одной елкой в лесу станет меньше! – уговаривал его Максим. – Может, в другом месте из-за этого какую-нибудь елочку как раз и оставят… И никто нас не поймает, не бойся. А даже если и поймают? Не думаю, что нам сделают что-то серьезное, мы же несовершеннолетние. Вот я один раз нарвал в парке сирени, и меня засекла училка по природоведению. «Разобрали» меня на общешкольной линейке, и всего делов!… Заодно и себе елку возьмешь. Свеженькую, пушистую; осыпаться долго не будет. Сэкономишь семье кучу денег.
- У меня родители все равно не разрешат ее поставить. Скажут, чтобы я ее в лес отнес и обратно в землю закопал, - пожаловался Дима.
- Ничего страшного! Если предки будут сопротивляться, мы эту елку кому-нибудь спихнем. Думаешь, мало будет желающих купить ее по дешевке?!
Дима подозрительно посмотрел на Макса.
- Хорошо, давай попробуем, - после некоторых раздумий наконец-таки согласился он.
И они отправились.
Лес находился не так уж и близко – в получасе ходьбы от черты города, а по глубокому снегу, что насыпало той зимой, еще дольше. Пробираться непросто – ни тебе дорог, ни протоптанных тропинок, только белая гладь со скользящей по ней поземкой и сн;га выше колен. Идти было весело – сквозь сильный ветер, со снежной пылью в лицо, проваливаясь и падая в рыхлые сугробы. Проходит несколько минут, и следы заметает, остаются только небольшие углубления, в которых и следов-то не распознать. А добравшись до пункта назначения, становишься похожим больше на снеговика, чем на человека.
Сильно углубляться в чащу не стали – легко можно было заблудиться, тем более что уже начало потихоньку темнеть. Отыскав то, что им было нужно, Максим с Димой ножом срезали по небольшой пушистой елочке и направили свои стопы обратно по направлению к городу. К тому времени окончательно стемнело и, выйдя из леса на открытое пространство, они увидели перед собой только черное небо и три группы огоньков в разных частях горизонта. Полюбовавшись на огни в течение нескольких секунд, молодые люди с некоторым недоумением поняли, что они не имеют ни малейшего представления о том, какие именно из этих мерцающих точек принадлежат району их проживания.
Немного посовещавшись, Макс с Димой решили двигаться к той группе огоньков, что находилась посередине – если бы они ошиблись, то, по крайней мере, идти до соседней справа или слева было ближе, чем из крайней в крайнюю.
К счастью, их выбор оказался правильным, и уже меньше, чем через час, замученные дальним переходом с елками на плечах, но весьма довольные своим подвигом, они поднимались в лифте Диминого дома. Максим должен был выступить в качестве группы моральной поддержки своего друга, если родители будут против такого безнравственного поступка, как самовольная рубка деревьев в обход существующих правил.
После удачно пережитого приключения настроение было на высоте!
- Мне уже начало казаться, что я никогда больше не вернусь домой! – весело заметил Димон.
Его черные глаза сверкали. На длинных густых ресницах блестели капельки от растаявших снежинок. И сам он был весь мокрый от снега. Вода струилась с шапки на выбившиеся наружу слипшиеся от влаги пряди волос, стекала по покрытым ярким румянцем смуглым щекам, капала на смеющиеся губы. Димон был такой радостный, такой морозный, такой свежий, такой праздничный!
Максим не мог оторвать от него глаз.
Кажется, он перестал даже улыбаться.
С Диминого лица тоже постепенно сошла улыбка…

Мне трудно описывать то, что я почувствовал в тот момент. Но это стало таким важным для меня, что мне кажется кощунственным писать об этом от третьего лица. Да, это было со мной, еще раз со мной и только со мной! И, конечно, с ним…
Обычно про такие моменты говорят, что между двумя людьми пробежала искра. Не знаю, как это назвать – искрой или, наоборот, ледяным душем, окатившем меня с головы до ног – но что-то определенно возникло! Что-то, трудно поддающееся осознанию. Что-то, заставившее меня позабыть обо всем на свете. Что-то, потянувшее меня, как магнитом – к нему, к его лицу. К его губам…
Они были глянцево влажными, насыщенно розовыми, нежно гладкими. Я не видел ничего, кроме его рта, который медленно приближался. Все ближе и ближе… Где-то в глубине сознания промелькнула мысль, что я совершаю большую глупость.
Но его губы приоткрылись мне навстречу, подобно…
Стоп! Похоже, мне вспомнился некий литературный штамп о губах, раскрывшихся подобно лепесткам розы (или, там, просто подобно цветку). Но я подумал о том, что это сравнение не подходит. Вам когда-нибудь хотелось поцеловаться с розой или каким другим видом цветов, даже если они Вам так нравятся, что Вы не ленитесь выращивать их на своем дачном участке? Сильно в этом сомневаюсь! Так вот:
…его губы приоткрылись мне навстречу, подобно… приоткрывшимся навстречу поцелую губам… Этот процесс самодостаточен. Его незачем с чем-то сравнивать, чтобы передать все оттенки желания коснуться этих губ, вспыхнувшего с еще большей силой.
Они были прохладными, со вкусом талого снега, с запахом еловых иголок (или это просто маленький лифт был так наполнен терпким хвойным ароматом?). Они были мягкими и восхитительно податливыми. Язык был горячим и робким…
Это был один из самых волнующих моментов в моей жизни! Это был мой первый поцелуй, и у меня сохранились о нем самые нежные воспоминания. Чистые (если Вы, конечно, позволите мне назвать поцелуй двух мальчиков «чистым»; Вы ведь понимаете, что моя шкала «чистоты» может значительно отличаться от Вашей) – так вот: чистые воспоминания из разряда тех, что позволяют сохранить в себе что-то человеческое, каждодневно вытравливаемое капля за каплей под воздействием обстоятельств и грязи, в которую ты окунаешься. И даже если ты опустился почти на самое дно, откуда, казалось бы, нет выхода, именно чувства, вызванные в душе такими моментами, являются одной из тех сил, что позволяют вновь подняться на поверхность…

Кабину лифта тряхнуло, когда она остановилась на последнем этаже шестнадцатиэтажной высотки. Максим с Димой резко отпрянули друг от друга и одновременно повернули головы в сторону открывшейся перед ними лестничной площадки. На ней никого не было.
Они вышли, глядя себе под ноги. Дима позвонил в свою квартиру. Дверь открыла его мать:
- Ты где пропадаешь?! Сколько раз, по-твоему, я должна разогревать обед, дожидаясь пока ты явишься?
- Я, вот, елку принес…
- Какую еще елку? Ты где деньги взял? Иди быстро ешь, пока все опять не остыло, - и женщина удалилась вглубь помещения.
- Да я хотел Максу помочь его елку до дома донести. Я попозже приду.
- Никаких «попозже»! Ты и так целый день голодный. Ничего с твоим Максом не сделается, если он сам все донесет. Поможешь в другой раз, а сейчас марш за стол!
- Хорошо, мам…
Дима перешагнул порог дома и втащил за собой ель. Максим остался на лестнице…
Лифт уже кто-то вызвал, и парень побрел вниз по лестнице, волоча за собой прыгающую по ступеням елку. Он был так погружен в свои мысли, что не заметил, как кончились шестнадцать пролетов, и очнулся только на улице, когда в легкие ворвался искрящийся морозный воздух.
Максим остановился и посмотрел на синее звездное небо. Потом перевел взгляд на светящиеся окна последнего этажа.
- Мама дорогая, что я наделал? – прошептал он и додумал просебя. – Это ужасно и так… здорово!

Просто сказка какая-то!