Мэттью Холдман
Привет
Аннотация
Андерсон и Клинт встречаются уже восемь месяцев и стали очень близки, между ними всё по-настоящему, но Андерсон ужасно боится, когда его друг начинает выражать свои чувства в присутствии посторонних. Взять за руку, обнять, поцеловать – это так естественно, когда любишь. Однако не все с этим согласны. Парни пытаются разобраться в своих чувствах и отношении друг к другу.
Андерсон и Клинт встречаются уже восемь месяцев и стали очень близки, между ними всё по-настоящему, но Андерсон ужасно боится, когда его друг начинает выражать свои чувства в присутствии посторонних. Взять за руку, обнять, поцеловать – это так естественно, когда любишь. Однако не все с этим согласны. Парни пытаются разобраться в своих чувствах и отношении друг к другу.
- Детка… у тебя… тут…
- Не лезь… - Андерсон треснул Клинта по руке, - … ко мне в рот!
- У тебя кукуруза в зубах застряла.
- Но нельзя же засовывать мне в рот пальцы, чтобы вытащить ее оттуда! - Андерсон отвернулся, пытаясь выскрести зернышко из зубов обкусанными ногтями.
- Почему? - резонно спросил Клинт, сдерживая смех. - Ты, значит, можешь засовывать член в мою задницу, а я не могу засунуть пальцы в твой рот? Да я засовываю свой язык...
- Я тебя понял, - оборвал его Андерсон. Он снова повернулся лицом к Клинту и еще раз провел языком по зубам – на всякий случай. - То что мы делаем во время секса… это секс, это совершенно другое.
- Я могу с тобой спать, но не могу позаботиться о тебе? - озадачено спросил Клинт. Каждый раз, когда Андерсон пытался отдалиться от него, как сейчас, ему казалось, что между ними вырастает стена. Он не понимал, почему. В чем проблема?
- Забота и вычищение зубов друг друга – разные вещи, - ответил Андерсон. - Боже, как меня бесит, что для тебя все - пустяк.
- Для меня все - пустяк? - пристально посмотрел на него Клинт.
- Ты ведешь себя так, словно все это – само собой разумеется!
- Все – это что? - изумился Клинт. - Кукуруза? Обед? Ресторан?
- Это! - воскликнул Андерсон. - Ты, я! Мы! Ты ведешь себя так, будто мы парочка влюбленных или что-то в этом роде.
- Мы и есть парочка влюбленных, - заметил Клинт. - Детка, что…
- Ты опять меня так назвал! - Видно, осознав, что повысил голос в переполненном ресторане, Андерсон закрыл рот и продолжил прожигать Клинта взглядом молча.
- Ты же обожаешь, когда я тебя так зову, - растерялся Клинт. - Когда я назвал тебя «деткой» в первый раз, ты засмеялся и заставил меня следующие три часа каждую фразу с нее начинать.
Покраснев, Андерсон уставился в тарелку, взял вилку и начал вымещать свое раздражение на ни в чем неповинном картофельном пюре.
Клинт ждал, что он ответит, но Андерсон молчал.
- Андерсон, - тихо сказал он, протягивая к нему через стол руку. - Что…
Андерсон убрал свободную руку под стол, положив ее на колени, и засунул в рот полную вилку картошки.
Клинт сжал зубы. Когда-нибудь картошка закончится, и Андерсену придется с ним поговорить.
- Если тебе не нравится, что для меня все пустяк, – могу раздуть проблему. Прямо здесь и прямо сейчас. Ты бесишься и портишь мне обед – прекрасный повод для скандала. - Клинт наклонился вперед, ожидая, когда Андерсон посмотрит ему в глаза. - Но я этого не хочу.
Андерсон моргнул и снова отвел свои притягательные светло-зеленые глаза в сторону.
- Я не хочу делать это на людях, - сказал он.
- Ты ничего не хочешь делать на людях, - ответил Клинт. - Кажется, в этом-то и проблема.
- А ты все хочешь делать на людях, - голос Андерсона был тих, но звенел от эмоций. - Ты ведешь себя так, словно прогулка по запруженной людьми улице и посиделки дома на диване – одно и то же!
- Ты мой любовник независимо от того, занимаемся мы с тобой сексом в данный момент или нет, - заметил Клинт. - Ничего не меняется просто потому, что мы вылезаем из постели. То, что я чувствую к тебе, я чувствую к тебе везде, и не имеет значения, где мы находимся – у тебя дома или у меня, в постели, в машине или на веранде дома твоей матери. - Он нахмурился, эта беседа не доставляла ему удовольствия. - Я думал, ты чувствуешь то же самое.
- Мои чувства к тебе не меняются, но некоторые вещи не должны выноситься на публику, - сказал Андерсон. - Поцелуи, держание за руки, засовывание рук в мои карманы, ласковое «детка» - ты делаешь это все открыто на людях, прямо перед всеми.
- Это секс не должен выноситься на публику, - возразил Клинт. - Проявления любви – это естественно, это нормально. Не можешь же ты ожидать, что я проведу с тобой весь день, ни разу не коснувшись тебя? Прикосновения это... я просто хочу поделиться с тобой тем, что чувствую, привлечь твое внимание, ощутить близость с тобой…
- Ощущай ее, когда мы одни, дома, - оборвал его Андерсон. - На людях же такой близости между нами не нужно.
- А какой нужно? - спросил Клинт. - Как у друзей? Приятелей? Ровесников? Незнакомцев?
- Ты преувеличиваешь, - раздосадовано ответил Андерсон.
- Ты только что сказал, что для меня все это – само собой разумеется, - так же раздосадовано отреагировал Клинт. - Для меня все пустяк, я все преувеличиваю, я веду себя так, словно мы парочка влюбленных… детка, мы восемь месяцев уже вместе и не встречаемся ни с кем другим. Как, по-твоему, это называется?
- Я не буду обсуждать это здесь, - отрезал Андерсон, резким движением положив вилку на тарелку. - Или давай есть, или сменим тему, или пойдем говорить об этом в другое место.
- Я хочу, чтобы ты ответил на мой вопрос. - Было нелегко удержать на языке слово «детка».
Красиво очерченные губы Андерсона сжались в не очень красивую линию.
- Я сказал, что не хочу обсуждать это здесь.
Клинт готов был взорваться. Он глубоко вдохнул, чтобы успокоиться.
- Я не хочу ни продолжать обедать с тобой, ни разговаривать, если ты не можешь даже сказать мне, кто я для тебя. Если ты не считаешь меня своим любовником, значит, у нас такие отношения, что о них нечего и говорить.
Андерсон отодвинул стул, встал и ушел. Он сделал это настолько тихо, что никто в ресторане ничего не заметил.
Клинт хотел последовать за ним. Хотел побежать за ним, догнать и … но вышла бы сцена. А Андерсон, по всей видимости, не настолько дорожил им, чтобы это спокойно пережить.
Много чего, что делаешь наедине, неуместно делать на людях. Это просто неприлично. Но почему он должен отказывать себе в обычном человеческом проявлении нежности, естественном желании невинного физического контакта?
Клинт вырос в окружении людей, открыто и часто проявляющих свои чувства прикосновениями. В его семье обнимались при встрече и целовались на прощанье. Его родители были эмоциональны и порывисты. Родители Андерсона – совсем другие. Они были милыми людьми, но почти не прикасались друг к другу. Клинт перестал пытаться обнять их, потому что, обнимая, чувствовал их неловкость.
Поэтому Андерсону и не нравилось такое проявление чувств на людях, которое Клин считал совершенно нормальным. Но это не объясняло того, почему они вдруг не могут называть друг друга «парой влюбленных».
Положив деньги за обед под тарелку, Клинт покинул ресторан.
Поднявшись на четвертый этаж, Андерсон сел перед квартирой Клинта. Он думал о том, как глупо все испортил, грыз ногти и ждал.
Спустя десять минут он услышал знакомый ритм шагов Клинта, бегущего по ступенькам. Клинт никогда не шел по лестнице нормально – он всегда поднимался наверх бодрой трусцой, независимо от того, нужно ли было пересечь три ступеньки или семь пролетов. Энергия била из Клинта ключом… а еще у него были очень сильные ноги.
- Привет. - Клинт не удивился, увидев его.
- Привет. - Андерсон встал и отошел в сторону, чтобы Клинт смог открыть дверь.
- Ты не остался на десерт. - Коротко взглянув на него, Клинт распахнул дверь и вошел в квартиру. - Хочешь орехового пирога?
- С удовольствием бы съел.
Андерсон вошел, прикрыв за собой дверь. Клинт направился в кухню, и Андерсон последовал за ним. Клинт не поцеловал его, и теперь Андерсон остро нуждался в поцелуе. Даже когда они вваливались в квартиру Клинта, проведя вместе весь день, он всегда целовал Андерсона, словно говоря: «добро пожаловать в мой дом». Это было привычным ритуалом и органично вписывалось в общую последовательность – вошел, поцеловал, закрыл дверь. Андерсону мучительно хотелось получить свой поцелуй.
- Прости, что я оставил тебя расплачиваться за обед.
- Ничего, ты же платил в прошлый раз. - Клинт открыл посудомоечную машину и нашел там вилку. - Тебя пугают обязательства.
- Что? - Какое отношение обязательства имеют к тому, кто платит за обед?
- Это единственное объяснение, которое пришло мне в голову, - сказал Клинт, доставая из шкафчика стакан. - Только этим я могу объяснить нашу ссору. Я думал, что все дело в твоем страхе проявлять чувства на публике, и в какой-то мере это так и есть, но это не объясняет всего. Поэтому я решил, что ты боишься обязательств. - Налив в стакан молока, Клинт поставил его рядом с куском пирога на стол и опустился на стул. - Не понимаю просто, почему именно застрявшая в зубах кукуруза вывела тебя из себя.
- Дело не в кукурузе, - сам того не желая, раздраженно ответил Андерсон. Он тоже сел. Случившееся было лишь отголоском гораздо больших проблем. - Это как с твоим автоответчиком.
Клинт бросил взгляд через комнату с таким задумчивым и в то же время понимающим выражением лица, которое Андерсон так любил. Клинт пытался не делать никаких выводов, пока полностью не уверится, что все понял правильно.
- А что с ним?
- Ты слушаешь записи? Ты действительно слышишь, что на них?
- Я слушаю все сообщения. Даже те, что оставлены для тебя. В этом проблема? Тебе не нравится, что я их слушаю? Но я не могу иначе, они перемешаны с моими.
Клинт так усиленно пытался его понять, что это только приводило Андерсона в еще большее отчаяние. Как Клинт может не понимать очевидные вещи?
- Проблема не в том, что ты слушаешь мои сообщения, а в том, что они вообще есть на твоем автоответчике. А так же в сообщениях для тебя – моя мама просит прийти тебя и починить утилизатор отходов в мойке, сестра спрашивает, не можешь ли ты заехать за ее детьми. Почему моя семья тебе звонит?
- Моя семья тоже тебе звонит, - ответил Клинт так, словно это само собой разумелось. - Мой отец общается с тобой больше, чем со мной.
- Мы с тобой меньше года вместе, и посмотри, как наши жизни переплелись!
- Я заметил. И мне это нравится. Ешь пирог.
Засунув в рот кусок, Андерсон раздраженно зажевал. Пирог был, конечно же, вкусный. Мама принесла его в благодарность за то, что Клинт собрал ей книжные полки. Она всегда благодарила всех выпечкой. У Клинта дома не переводились шоколадные пироги или печенья, потому что почти каждую неделю он заезжал к родителям Андерсона что-нибудь починить, что-нибудь собрать или что-нибудь покрасить. Андерсон за всю жизнь ни разу ни одной плитки не положил, но подозревал, что первой игрушкой Клинта был шприц для заделки швов.
Получается, что Клинт вдруг стал, по мнению матери Андерсона, незаменимым членом семьи. Старшая сестра наконец-то нашла кого-то, кто может без применения насилия укрощать ужасных близняшек. Младшая сестра Андерсона наконец-то одобрила его выбор парня: у нее вошло в привычку показывать Клинта своим подругам, после чего они со смехом убегали, чтобы посплетничать о том, какой он красивый. Отца Андерсона радовало, сколько у Клинта денег, и он все спрашивал о его вложениях – до этого он о том же самом интересовался у мужа старшей сестры Андерсона перед их женитьбой.
Если честно, Андерсон подозревал, что если они с Клинтом расстанутся, то его семья оставит его ради Клинта.
Хотя, с другой стороны, у него отношения с семьей Клинта тоже были довольно неплохи. С отцом Клинта они за три секунды нашли общий язык на почве любви к баскетболу. Они уже на пять игр ходили вместе – на три без Клинта. Мама Клинта всегда звонила ему за технической поддержкой, и он несколько раз приходил к ним домой, чтобы установить новые программы. Сестра Клинта, называющая себя «ярым активистом», что означало, что она вступила в пятьдесят семь или сколько-то там различных организаций, каждый раз набивая конверты, развешивая флайеры и агитируя по квартирам, тащила его с собой, иногда и без Клинта. Брат Клинта Андерсона прямо обожал, что было лестно, но и вызывало небольшую неловкость – в семье Клинта все отличались любвеобильностью, но его брат обнимал Андерсона слишком часто и слишком долго.
Как так вышло, что за какие-то восемь месяцев, Андерсон оказался полностью вовлечен в жизнь этой семьи?
- Мы вместе всего восемь месяцев, - сказал он, доев пирог и выпив молока.
- И что не так? - спросил Клинт.
- Я что-то не помню, чтобы мы с тобой посидели и решили, что стали парой, - объяснил Андерсон. - Не помню, чтобы мы принимали такого решения. Это просто… случилось.
- Мы перестали встречаться с другими парнями, - заметил Клинт.
- Но мы не объявляли об этом официально. И почему мы перестали встречаться с другими парнями?
Клинт скрестил руки на столе и наклонился, глядя Андерсону в глаза.
- Потому что с тобой в моей жизни не остается место для кого-либо еще.
- Но получается… получается… Мы что, пара? - растерялся Андерсон. - Не помню, чтобы соглашался на это. Только не на это. Не на…повседневную рутину и привычки и… ты в доме моих родителей бываешь чаще меня. Моя мама покупает твою любимую содовую, всегда держит ее на случай, если ты вдруг зайдешь. По праздникам – неважно, большим или мелким – мы словно супружеская пара навещаем и твоих родных, и моих. Мы даже передаем туда-сюда кастрюли. И когда это мы решили, что будем обедать вместе каждую среду в «нашем» ресторане за «нашим» столом? Когда мы решили, что в каждое воскресенье после обеда я буду валяться на твоем диване в твоих штанах, читая твою газету?
- Люблю, когда ты так делаешь, - сказал Клинт с восхитительно теплой улыбкой.
Нет, Андерсон не даст себя отвлечь от темы разговора. Хотя искушение велико.
- Моя мама знает, что если ей понадобится поговорить с тобой в четверг вечером, то нужно звонить мне домой. Когда это вдруг превратилось в установленный порядок?
- По четвергам мы всегда у тебя, потому что у меня проводим весь уикенд, - ответил Клинт. - По понедельникам и четвергам мы у тебя, по пятницам, субботам и воскресеньям – у меня, по вторникам и средам – как придется.
- Почему?! - возмущенно воскликнул Андерсон. - Когда мы это решили? Не помню, чтобы мы постановили это раз и навсегда.
- Просто так вышло. Ты сказал, что тебе нравится проводить выходные вдали от дома, что тебе нравится сбегать и расслабляться. Но по четвергам тебе нужно быть у себя, чтобы потом ты мог провести уикенд у меня, а по понедельникам – чтобы сделать то, что не сделал за выходные. А так как я люблю быть рядом с тобой, то всегда увязываюсь следом.
Клинт логично все разложил. Разумно. Но у Андерсона было ощущение, будто семейная жизнь застигла его врасплох.
- Ты не чувствуешь себя так, будто загнан в… ну не знаю, будто заперт в…
- Ты стал частью «нас», которой еще не готов был стать, - понял Клинт.
- Да! - воскликнул Андерсон. - Разве ты не чувствуешь того же?
- Нет, - сказал Клинт, на мгновение опечалившись. - Я хотел быть частью «нас» с тобой. И с восторгом принимал каждый новый шаг, ведущий к этому. Ты знаешь, как я был счастлив, узнав, что ты ходишь с отцом на игры. Знаешь, как я был счастлив, когда твоя мама спросила меня, не могу ли я прийти и прочистить водосток в раковине. Или когда мы два уикенда подряд провели вместе. Когда мы ни о чем не договаривались, но настала среда, и я пришел в наш ресторан и увидел за нашим столиком тебя, я понял – между нами все по-настоящему. Понял, что у нас все серьезно, что это не просто роман. Когда обед подошел к концу, я позвонил Синди и сказал, что только что разделил порцию картофеля с мужчиной, на котором женюсь.
Андерсон чуть не упал со стула.
- Ты сказал сестре, что мы собираемся пожениться?
- Месяцы назад. Потому что я люблю тебя и знаю, что хочу прожить с тобой всю свою жизнь.
- Ты не любишь меня! - Андерсон вскочил, чувствуя необходимость отодвинуться, отгородиться от Клинта. - Мы чудесно проводим время, нам хорошо вдвоем, но мы… мы… мы не любим друг друга! Любовь это… это… я не знаю, что такое любовь, но это не она!
- Я тоже не знаю, какая она, - сказал Клинт, вставая из-за стола. - Не знаю, от любви ли мне становится так хорошо, когда проснувшись утром, я ощущаю тебя рядом. - Он с серьезным лицом сделал шаг к Андерсону. - Не знаю, от любви ли смеюсь, когда слышу твое пение в ванной. - Еще один шаг, и еще. Остановившись совсем близко, Клинт провел пальцами по его волосам. Андерсон не отрываясь, почти не дыша, смотрел в его волнующие, глубокие, темно-карие глаза. - Поднимая трубку и слыша твой голос, улыбаюсь, даже если у меня скверный день. - Пальцы Клинта нежно погладили его щеку, скользнули вниз по подбородку, по шее. Кожу покалывало – так хотелось коснуться его в ответ. - Не знаю, от любви ли все внутри переворачивается от волнения, если ты делаешь первый шаг. И грудь распирает, а сердце сжимается и заходится при мыслях о тебе. Не знаю, от любви ли я машинально покупаю твой любимый хлеб, сахарозаменитель и туалетную бумагу, понимая, что ты в моей квартире проведешь не меньше времени, чем я. Но я точно знаю, что я в тебя влюблен.
Андерсон сглотнул, глядя в его глаза. Рука сама собой поднялась, и дрожащие пальцы легли на грудь Клинта.
- Ты не поцеловал меня, когда я вошел.
Карие глаза закрылись. Андерсон тоже опустил веки и почувствовал легкое прикосновение губ Клинта к своим.
- Я люблю тебя, - прошептал Клинт и поцеловал его снова.
- Боже, - прошептал Андерсон между поцелуями, его собственное сердце сжималось и гулко билось в груди, пальцы вцепились в футболку Клинта. Ему хотелось сказать: боже, я тебя люблю. Боже, мне так страшно. Боже, я этого хочу. Пожалуйста, никогда меня не оставляй. Но он не мог выдавить ни слова.
Нежное прикосновение к щеке, и Клинт оторвался от его губ. Андерсон открыл глаза.
- Я могу постараться не называть тебя «деткой» на людях, - тихо проговорил Клинт. - Могу постараться держать свои руки при себе, если ты этого действительно хочешь. Я уважаю твои желания. Но мне это кажется неестественным.
- Мне все равно, - ответил Андерсон. Утонув в глазах Клинта, он думал о том, когда влюбился в него. В первый день? В первый месяц? Три недели назад? Он помнил ту среду, о которой говорил Клинт – тот первый раз в ресторане, когда они встретились, не договорившись о встрече заранее. Он боялся, что будет выглядеть глупо, если Клинт не придет, но потом решил, что если Клинт не появится, то и не узнает, что Андерсон там был, и смущаться будет нечему. Он боялся показаться жалким из-за того, что явился в ресторан в одной лишь надежде, что туда придет Клинт, но им было так здорово вместе, так невозможно хорошо, у них был такой фантастический секс, что он рискнул. А потом вошел Клинт – сногсшибательный, красивый, и счастливый оттого, что он увидел его, что Андерсону…
… захотелось удержать его в своей жизни навсегда. Потому что если он мог вызвать у кого-то такую улыбку просто сидя за столиком, и если кто-то мог вызвать в нем такие чувства, просто зайдя в ресторан, то это значило, что между ними происходило что-то необычайное и чудесное. Как он мог это упустить?
- Тебе все равно, что? - спросил Клинт.
- Зови меня как хочешь. - Андерсон все еще не мог отвести взгляда от его глаз. Ему хотелось сказать «Я тебя люблю», хотелось поцеловать Клинта, хотелось возвести вокруг своей жизни силовое поле, чтобы Клинт никогда не смог его покинуть. Его младшая сестренка впадала в экстаз каждый раз, как Клинт называл его «деткой», и его очень быстро это стало забавлять, а не смущать. - Клади руки куда хочешь. - Ему безумно нравилось открытое проявление чувств в семье Клинта, то, как оно сплачивало их, дарило им тепло. Теперь, когда его приучили к поцелую у дверей, к руке Клинта в его руке на прогулке, к теплым встречам и прощаниям, к демонстрации любви, проявлениям нежности и взаимным прикосновениям, показывающим всем, что они вместе и им уютно друг с другом – это стало частью их отношений. В этом не было «привет, можно я залезу к тебе в штаны?», в этом было «привет, как здорово тебя видеть», «привет, я соскучился по тебе», «привет, давай разделим это мгновение», «привет, ты мне нравишься».
Привет…
- Я тебя люблю, - сказал Андерсон и поцеловал Клинта.
Конец
Перевод Zhongler. Публикуется с разрешения авторов сайта Zhongler и CrazyJill http://reactiveturtle.narod2.ru/
1 комментарий